Текст книги "Операция «Театр» (сборник)"

– Для меня это счастливое число, – обозревая самолет, весело бросил Понаровский.

– Будем надеяться, – буркнул Максимов и стал давать указания водителям грузовиков.

Все, включая экипаж самолета из трех человек, стали дружно заниматься погрузкой музейного груза. Сергеев вместе с Понаровским и вторым летчиком размещали ящики в салоне самолета, фиксировали их веревками и тросами. К удивлению академика, удалось разместить все, что привезли на двух машинах.

– Как это мы удачно все разместили, – как ребенок радовался директор музея.

– Лейтенант Сергеев молодец, – весело вставил Максимов. – Все точно прикинул и рассчитал.

Ермолай скромно промолчал…

* * *

Ленинград, музей Эрмитаж,

отделение НКВД…

В кабинете начальника отделения милиции, охранявшего Государственный музей, находилось двое. За столом восседал капитан Ильиных, посреди помещения стояла худая женщина в пальто и с распущенными волосами. По ее скуластому лицу текли слезы.

На столе лежала художественная, написанная маслом картина без подрамника. На холсте красовался букет цветов в вазе. Рассматривая ее, капитан строго спросил:

– Что это за картина, Григорьева?

– Работа французского художника-импрессиониста Поля Сезанна «Букет цветов в голубой вазе», – быстро ответила женщина. – Написана она в 1875 году.

– Почему ты хотела ее вынести?

Женщина прослезилась.

– Виновата, ох, виновата. Черт попутал, хотела продать барыгам и купить продуктов. У меня дома муж-инвалид лёжкой лежит и мама старенькая и больная.

– Сейчас всем тяжело, – невозмутимо изрекает капитан. – Ты меня на слезы и жалость не бери, Григорьева. По законам военного времени тебе положен расстрел. Но если ты все честно расскажешь, то сохранишь себе жизнь.

Женщина давится слезами.

– Я все расскажу, товарищ капитан…

– Для тебя, Григорьева, я сейчас – гражданин капитан!

– Да-да, гражданин капитан, – мямлит женщин. – Меня сосед подговорил, барыга-спекулянт, липовый инвалид Шар.

– Какой Шар?

– Его так все у нас зовут. Вообще он Колька Шаров, сосед из 39 квартиры. Он и попросил. Деньги хорошие обещал…

– Он просил именно эту работу?

– Он просил что-нибудь из работ французских художников-импрессионистов. Я смогла взять этот холст.

Капитан задумался на некоторое время.

Вот он медленно поднимается из-за стола и спрашивает:

– Где можно найти этого Шарова?

– Ну, или дома сидит, – поспешно отвечает женщина, – или с такими же барыгами, как и сам, на Конюшенной площади ошивается. Что-то скупает, продает…

* * *

После завершения погрузки ценностей Максимов организовал охрану самолета и пригласил Понаровского и Сергеева на ужин к себе.

– По капле спиртика выпьем за исполненное важное дело? – весело изрек капитан. – У меня есть еще довоенная заначка, снимем усталость от погрузки и выгрузки.

Они прошли в небольшое деревянное аэровокзальное помещение, зашли в типично служебный кабинет. Максимов сначала позвонил в Москву дежурного по ГРУ и проинформировал о загрузке самолета. Затем Понаровский позвонил в приемную Жданова и также сообщил о ходе работ.

После этого изрядно уставшие мужчины приступили к ужину…

В 22 часа Сергеев поднялся в самолет. Командир корабля закрыл входную дверь грузового салона. Затем визуально осмотрел закрепленный груз. Весело бросил:

– Ну что, лейтенант, махнем вдоль по Питерской, да на троечке?

– Махнем, товарищ майор, – в тон ответил Ермолай.

Майор проследовал в кабину пилотов. Транспортный самолет с бортовым номером 13 после короткого разбега, натужно гудя, взлетел. Сделав круг буквально над самым городом, он на небольшой высоте лег курсом на юго-восток.

При погрузке Сергеев оставил себе сидячее местечко возле небольшого круглого иллюминатора. Всматриваясь через стекло в ночную темень, он пытался определить линию фронта. Но это оказалось невозможно, хотя отдельные вспышки внизу он наблюдал.

Ермолай решил подремать. Перед вылетом он спросил у командира корабля, куда они летят.

– Не знаю, – ответил летчик с петлицами майора. – Пункт назначения нам сообщат в воздухе.

– Куда же мы полетим? – удивился Сергеев. – На юг или на север?

– Пока будем держать курс на Ярославль…

«Обстреляют, не обстреляют?..», – размышлял Ермолай.

Судя по всему, самолет набрал нужную высоту, линию фронта определенно миновали.

«Ярославль… А дальше?..» – в полудреме размышлял.

Все тело от нагрузки, да и ранений и травм, неприятно ныло…

* * *

Москва,

штаб-квартира ГРУ ГШ Красной армии…

Майор Истомин получил от дежурного по Управлению информацию о загрузке в Ленинграде самолета с бортовым номером 13 и успешном вылете.

Чтобы узнать, как преодолел борт занятую немцами территорию, майор позвонил в штаб Калининского фронта. Ему сообщили: борт 13 благополучно прошел зону ответственности фронта. Истомин взглянул на часы. Судя по времени в полете, борт находится где-то в районе Ярославля.

«Так. Начало операции «Театр» прошло удачно», – решил довольный майор.

В хорошем настроении направился на доклад к руководству…

* * *

А сон все не шел и не шел. В голове Ермолая бродили самые разные мысли, ведь он был в своем родном городе.

Промелькнуло детство и юность… папа, мама…

«Нужно будет как-то мамочке черкнуть письмо», – подумал.

Вспомнилась работа, Коваль… Вот в памяти возникла Иринка, Ципок, Мила…

* * *

Ленинград,

Комендантский аэродром…

Ночь. Где-то далеко периодически возникают сполохи, очевидно, бьет артиллерия. А у аэродромовской проходной тишина. В окошке деревянной проходной брезжит слабый свет, вероятно, коптит керосиновая лампа.

Вот к проходной подходит женщина в пальто и с сумкой в руке. Прислушивается, оглядывается по сторонам. Стучит в окно. Из проходной доносятся некие звуки. Открывается дверь и выглядывает полная женщина в телогрейке.

– Чего тебе, баба? – недовольно спрашивает. – Давай проваливай, не положено тут.

– Замерзла я совсем, пусти погреться, – жалостливо изрекает незнакомка. – У меня продукты есть, есть и выпивка. Пусти на пару часиков согреться, а потом я уйду.

Женщина в телогрейке две-три секунды думает.

– Пусти, женщина, – едва не плача, просит незнакомка, – ведь околею я тут на ветру.

– Ладно, проходи.

Пятнадцатью минутами позже…

За столом сидят две женщины, распивают спиртное и закусывают.

– …Неужели сейчас к вам прилетают самолеты? – спрашивает женщина в пальто.

– Летают, – отвечает собеседница в черной телогрейке.

– Так блокада! Откуда они летают? Да и зачем? И с чем?

– Вестимо откуда, летают с Большой земли. Вот сегодня днем загрузился коробками, ночью и улетел…

* * *

Ермолай проснулся и увидел в иллюминатор голубое-голубое небо. Вдали и внизу клином летела стая птиц.

«Интересно, – подумал Ермолай. – Похоже, журавли перебираются на зимние квартиры в южные края».

Взглянул на часы, они показывали семь часов утра.

«Ого! – воскликнул. – Хорошо я поспал!» – поднялся, потянулся, немного размял кости.

Вчерашнюю усталость как рукой сняло, настроение тоже было отменное.

Осматривая груз, Сергеев немного прошелся по салону. После этого постучал в дверь к летчикам.

Когда дверь отворилась, Ермолай изрек:

– Всех приветствую. Где мы летим?

– Мы приближаемся к Уральским горам, – ответил один из пилотов. – Где-то примерно через час приземлимся на дозаправку в Свердловске.

– А дальше?

– Конечный пункт у нас Новосибирск.

«Новосибирск!?» – удивился Ермолай, выдавил:

– Ясно. Кипяточку мне для чая не выделите?

– Выделим, лейтенант…

Узнав, что они будут находиться несколько часов в Свердловском аэропорту, Ермолай решил от дежурного по аэропорту позвонить в свое хранилище Молевой. Настроение поднялось, вспомнились стихи Есенина в музыкальном исполнении своего заместителя.

Весело пропел про себя:

 
Пряный вечер. Гаснут зори.
По траве ползет туман,
У плетня на косогоре
Забелел твой сарафан.
 
 
В чарах звездного напева
Обомлели тополя.
Знаю, ждешь ты, королева,
Молодого короля.
 

Но вскоре, подумав, что он участвует в секретной операции, и что Истомин этого наверняка не одобрит, а может даже и накажет, решил этого не делать.

Заправка топливом в аэропорту «Кольцово» продлилась два с половиной часа.

После этого их самолет натужно поднялся в небо и взял курс на столицу Сибири…

* * *

Пушкин, Ленинградская область…

«…принять исчерпывающие меры к нахождению, изъятию и доставке в хранилища министерства художественных ценностей и произведений искусства Ленинграда (Санкт-Петербурга) и его пригородов…».

Получив секретное указание из министерства иностранных дел, майор Свенберг основательно обследовал Екатерининский парк с Екатерининским дворцом и другими окружающими сооружениями, входящими в исторический ансамбль «Царское Село».

Перед майором предстала безрадостная, с точки зрения полученного задания, картинка. Большая часть художественных произведений (картин, скульптур, украшений) была вывезена русскими до прихода немецких войск. В ходе захвата города были уничтожены и повреждены многие сооружения ансамбля и, соответственно, остававшиеся художественные ценности. «Слегка» пограбили объекты ансамбля разведчики и передовые части армейского вермахта.

Майор еще больше загрустил, когда выяснил, что демонтажом невывезенной русскими Янтарной комнаты занимаются по приказу Гиммлера люди СС.

Докладывать в министерство по ансамблю «Царское Село» было нечего.

Отчаиваться Свенберг не стал, поскольку надеялся на другие пригороды северной русской столицы. И, конечно же, на саму столицу, падение которой казалось ему неизбежной в самое ближайшее время…

* * *

Полет до Новосибирска проскочил как-то незаметно. Ермолай немного пободрствовал, посматривая в иллюминатор, немного походил по салону и немного поспал. Успел и почитать стихи Есенина…

Глава 3

Ленинград…

На углу улицы Большая Конюшенная и Конюшенной площади остановился легковой джип ГАЗ с брезентовым верхом. Из машины вышел капитан милиции и сержант с автоматом ППШ на плече. Осмотревшись по сторонам, они направились в сторону сидевших на лавочке и активно разговаривающих троих мужчин.

Увидев милиционеров, троица замолчала и насторожилась. Один из них привстал и не спеша направился в сторону.

– А ну стоять! – раздался окрик капитана. – По законам военного времени буду стрелять! Вернись назад!

Уходящий мужчина остановился. Удивленно взглянул на военных и стал медленно передвигаться назад.

– Попрошу предъявить документы, – подходя к мужчинам, грозно изрек капитан.

Сержант в это время снял автомат с плеча и направил на троицу.

Капитан поочередно просмотрел документы. Затем строго взглянул на худого, пытавшегося уйти мужчину и вымолвил:

– Ты, Шаров Николай, поедешь с нами, – вернул остальным документы. – А вы, товарищи, свободны.

– За что? – нервно воскликнул Шаров.

Сержант ткнул ему автомат в бок и рявкнул:

– Вперед! Пошел!..

музей Эрмитаж,

отделение НКВД…

За столом восседал с грозным видом капитан Ильиных. Посреди помещения стоял со связанными руками худой мужчина с испуганным выражением лица.

– Зачем ты, Шар, просил соседку Григорьеву украсть и принести из Эрмитажа картину французского художника-импрессиониста? – строго спросил капитан.

– Не просил, не просил! – пылко изрек худой мужчина. – Век воли не видать…

– Привести Григорьеву? – резко оборвал капитан.

Мужчина со связанными руками сразу сник, опустил глаза вниз. Медленно выдавил:

– Ну, просил.

Капитан положил на стол пистолет и громко изрек:

– Если ты, сучье вымя Шар, мне в течение минуты не скажешь, зачем тебе картина французского художника-импрессиониста, я тебя просто расстреляю как расхитителя народного достояния, – навел пистолет на Шарова.

– Не надо, гражданин начальник, все расскажу. Все-все, – взмолился Шаров.

– Ну!

– Так-так, сейчас, начальник. Как-то подошел ко мне на площади мужик и попросил «наладить» ему картину французского художника-импрессиониста. Пообещал хорошие деньги. Ну, худо сейчас с день…

– Не верю, чтобы ты его не знал! – рявкнул капитан, вертя в руке пистолет.

– Ну, точно-точно, не знаю, ей-богу, – жалостливо выдавил мужчина и опустился на колени. – Мы должны с ним встретиться через два дня на том же месте.

Рассматривая беднягу, какое-то время капитан раздумывал.

Не спеша убрал пистолет в кобуру и крикнул:

– Часовой!

Дверь распахнулась и показался сержант с автоматом на плече.

– Отведи задержанного в камеру, – выдавил капитан, – пусть хорошо подумает.

– Есть.

Оставшись один, капитан глубоко задумался. Он, разумеется, знал, что военная контрразведка проводит операцию по вывозу экспонатов Эрмитажа на Большую землю. И в соответствии с полученным циркуляром обо всех происшествиях был обязан доложить, естественно, начальству по инстанции и в армейское ГРУ. Но сегодняшний доклад по поимке воровки с картиной мог выйти для него боком. Начальство точно могло наложить на него меры воздействия за плохую организацию охраны и даже отправить на фронт. Вот если бы он поймал все банду! Включая организатора и заказчика! Банде можно было бы присовокупить и недавнее нераскрытое хищение. Вот тогда капитан мог рассчитывать на награду…

* * *

Приземлялись в Новосибирском аэропорту «Толмачево» долго и нервно. Виной тому был сильный ветер.

Когда самолет замер на земле, к нему подкатили два крытых грузовых «газона». Из кабины одного вышел низкорослый майор, а с кузова спрыгнули несколько бойцов.

Ермолай спустился на землю, немного потянулся.

– Лейтенант Сергеев? – раздался зычный мужской голос.

Ермолай повернулся лицом к майору и изрек:

– Так точно.

– Предъявите документы и доложите по форме.

– Слушаюсь.

Просмотр документов, доклад и знакомство с серьезным майором ГРУ Апальковым заняло минут семь. После этого приступили к выгрузке груза из самолета и погрузке на машины…

Закончив погрузку на машины, майор подозвал к себе Сергеева и командира самолета майора Теплова.

Обращаясь к летчику, Апальков сказал:

– Сейчас мы с лейтенантом отправимся на машинах к месту хранения груза. На дорогу и выгрузку, я думаю, уйдет часов примерно шесть. Экипаж самолета в это время отдыхает. Как только Сергеев вернется, вы сразу берете курс на Свердловск и далее в Ленинград.

– Ясно, – бросил летчик и направился к самолету.

Майор сел в кабину одного грузовика, Сергеев – другого. Машины медленно тронулись в путь…

Сергеев никогда не был в Сибири. Поэтому всю дорогу от аэропорта до города, да и в самом городе, с интересом смотрел в окно. Сначала на могучий, в основном хвойный лес, тянувшийся вдоль дороги, потом на большой город, промелькнувший небольшой деревянный православный храм. Вот показался, вероятно, католический храм со стилизованными формами готического стиля, крыша которого состояла из трёх двускатных остроконечных частей. Широченной показалась Ермолаю река Обь…

Машины затормозили у большого серого здания с огромным куполом вверху. Майор Апальков вышел из машины, вышел и Сергеев.

– Это наш театр оперы и балета, совсем недавно построенный, – улыбаясь, вымолвил майор. – Сложный и уникальный архитектурный комплекс, крупнейшее в стране театральное здание. За большие размеры его также называют «Сибирский Колизей».

Сергеев вертел головой и удивлялся масштабам здания.

– С началом войны, – продолжал майор, – в здание на хранение стали завозить экспонаты многих эвакуированных из европейской части СССР музеев, в том числе музеев Ленинграда, Москвы, а также музеев Новгорода, Севастополя, Твери. Вот теперь и мировые шедевры Эрмитажа будут здесь храниться.

«Вот почему операция по переброске ценностей Эрмитажа называется «Театр» – подумал Ермолай.

Они вошли в здание, прошли в кабинет директора театра. Им оказалась маленькая худенькая женщина в очках, по фамилии Лектор. Она всплеснула руками и весело изрекла:

– Ждем-ждем вас, дорогие наши! Рассказывайте!

– Товарищ директор, у нас мало времени, – строго вымолвил майор. – Покажите нам место, где будут храниться доставленные художественные шедевры-картины из Эрмитажа.

– Понимаю, следуйте за мной.

Вскоре они вошли в большое светлое помещение.

– Ящики поместим здесь, – показывая рукой, вымолвила директор. – Потом мы их разберем, картины разложим, создадим необходимые температурные параметры, влажность и так далее, – улыбнулась. – Можете быть спокойны, все сохраним в целостности.

– Это очень хорошо, – также улыбнувшись, бросил Сергеев. – Я это сообщу директору Эрмитажа, товарищу Понаровскому.

– Передавайте привет Эльдару Исаевичу от меня, – изрекла женщина. – Я с ним знакома. Мы все мысленно с ленинградцами, они мужественные люди, настоящие герои.

– Обязательно передам, – пообещал Ермолай.

– А сейчас за работу, товарищи, – вставил майор. – По-ударному поработаем…

После окончания выгрузки Сергеев передал директору опись привезенных ценностей, накладную.

– Какие шедевры! – просматривая список полотен, – изрекла женщина. – Вы, мальчики, молодцы! Ведь полотна могли погибнуть от плохого хранения или сгореть в огне после бомбардировок.

Директор прослезилась и по очереди обняла офицеров. Ермолаю, с одной стороны, было как-то неловко, ведь он исполнял свой служебный долг. Хотя и чувство удовлетворения от сделанной большой и важной работы он, несомненно, испытывал.

Лектор предложила поужинать.

– Спасибо, но у нас нет времени, – решительно отказался майор. – Сергееву надо срочно вылетать, служба не ждет.

– Я ему в дорогу сумочку с продуктами соберу, – не унималась женщина.

– Только быстро, – бросил строгий майор…

* * *

Ленинград,

Кирпичный переулок, д. 4, кв. 44…

Калиновский (Негоциант) взвинченным пришел домой. Только что от одного знакомого городского спекулянта ценностями он узнал о задержании милицией на Конюшенной площади Шара.

«Может, это связано с тем, что я ему заказал картину французского художника-импрессиониста XIX века!?» – нервно воскликнул, проходя в гостиную.

Залпом выпил рюмку водки. Слегка успокоился и в раздумье зашагал по комнате.

«Шар обо мне многое знает… Знает о хобби, о моей домашней коллекции произведений искусств… О некоторых операциях по купле – продаже картин… Наконец, знает мой адрес!..».

Схватился руками за голову.

«Что же делать?.. Бросить все и бежать?.. Всю жизнь собирал, собирал и вот… приплыл… Попросить защиты у Герцога? Но за это он меня просто оберет…».

Негоциант упал на диван и забился в истерике…

Через 10 минут, изрядно обессиленный, он поднялся. Медленно выпил рюмку водки и решил во всем спокойно разобраться.

Словно что-то вспомнив, воскликнул:

– Может, его задержали по другим, его личным барыжным делам? – задумался. – Да если даже и по моим, и он заложит меня… я все буду отрицать! Скажу, что это оговор! Мое слово против слова Шара! Да, точно! Слово уважаемого эксперта против слова барыги! И что они мне сделают? Ха! На мою коллекцию у меня есть документы… Если потребуется, подниму свои связи…

* * *

Сергеев с трудом поднялся в самолет. У него все, с головы до ног, болело и ныло.

«Как мне плохо!?» – восклицал.

В пустом мрачном салоне он через силу соорудил небольшую лежанку и завалился на нее. И буквально сразу отрубился…

* * *

Ленинград,

служебный офис ГРУ ГШ Красной армии…

Капитан Максимов, в рамках операции «Театр», являлся ответственным офицером ГРУ за вывоз экспонатов Эрмитажа из Ленинграда. С середины сентября, началом полной блокады, в городе сложилась сложная, если не сказать, нервозная ситуация. Партийно-хозяйственные органы города пытались сохранить нормальный ритм жизни, работу общественного транспорта и снабжение всем необходимым. Конечно же, в первую очередь, продуктами питания. Этому мешали паникеры и доморощенные преступники всех мастей. А также шпионы и диверсанты, немецко-фашистские и финские…

Музей Эрмитаж,

кабинет директора…

Капитан Максимов получил оперативную информацию, что в музее не все в порядке. Поэтому он прибыл к директору и попросил пригласить на совещание начальника отделения НКВД, охранявшего музей.

Первым взял слово Максимов и напомнил о важности проводимой операции по вывозу экспонатов музея на Большую землю. Затем сообщил о сложной криминогенной обстановке в городе, действиях вражеских агентов, диверсантов и паникерах. Далее академик Понаровский эмоционально проинформировал о подготовке остававшихся в музее экспонатов к вывозу. Капитан Ильиных скупо доложил о проводимых мерах по сохранности экспонатов и здания.

– Последнее время вас ничего не настораживает? – спросил Максимов. – Нет случаев хищений или их попыток?

Ильиных отрицательно покачал головой.

– Был незначительный случай, – вымолвил Понаровский, – совсем мелкий…

С чувством неудовлетворенности и некой тревоги покинул музей капитан Максимов. Милицейский капитан определенно что-то недоговаривал, а возможно и скрывал… Почему?.. Элементарно боялся за свое место?.. Или здесь что-то другое…

* * *

Ермолай спал, как убитый, пять часов. Поднявшись со своей импровизированной кровати, понял, что у него все болит: руки, ноги, спина, шея. Была полная апатия.

«Расслабляться и раскисать мне нельзя, – подумал. – Болеть тоже. Поэтому надо сделать хорошую разминку», – и решительно приступил к физическим упражнениям.

После хорошей разминки стало как-то легче, прорезался аппетит. Ермолай решил перекусить. Раскрыл сумку, которую вручила директор Новосибирского театра. В ней оказалось: сало, вареная картошка, баночка с грибами, капуста, хлеб и бутылка самогонки.

– Ого! – воскликнул Ермолай. – Молодчина директор! Можно устроить целый пир! – и решительно приступил к трапезе…

* * *

Ленинград, Литейный проспект,

нелегальная квартира резидента Абвера…

Являющийся техническим служащим Эрмитажа, источник одного агента сообщил, что начался вывоз оставшихся особо ценных экспонатов музея на Большую землю.

«Значит, русские наладили канал переправки? – воскликнул Пэн. – Судя по всему – задумался, вспомнил и полученную информацию от одного агента, работающего под позывным Алекто. – Воздушный? Через Комендантский аэродром?.. Или еще какой-то вариант придумали эти непредсказуемые русские?.. Канарис молчит по маршрутам переправы!.. Как можно эффективно работать в таких условиях?» – возмущался.

Этот же источник сообщил, что видел лейтенанта Сергеева при погрузке ящиков с экспонатами на грузовик перед отправкой.

«Банковский хранитель Сергеев в Ленинграде? В форме офицера Красной армии?.. – задумался резидент. – Он наверняка участвует в транспортировке грузов с ценностями Эрмитажа?.. Организовать бы масштабную диверсионную операцию… Но… мало у нас людей… Хорошо, что адмирал подбросил партию фальшивых русских рублей… Возможно, за деньги удастся что-то узнать… а может, и предпринять…».

* * *

Дозаправка топливом в Свердловском аэропорту прошла по обычной схеме.

Ермолай в это время сходил в военную комендатуру аэровокзала и по закрытой линии пообщался с майором Истоминым. Невеселый и даже какой-то раздраженный майор призвал Сергеева к бдительности и еще раз к бдительности.

– …Положение на всех фронтах, к сожалению, усугубляется, Красная армия несет большие потери. Враг продвигается вперед, – отчеканил майор. – В наш тыл служба Канариса пачками забрасывает диверсантов. В блокадном Ленинграде орудуют мародеры и банды, сеют смуту паникеры, обворовывают граждан перекупщики и скупщики, проворачивают преступления фашистские агенты и прихвостни. Есть информация, что из музеев города исчезают ценные экспонаты…

После заправки и загрузки салона продовольственными товарами самолет взял курс на блокадный Ленинград…

Раздумывая над словами Истомина, Сергеев немного пободрствовал, посматривая в иллюминатор, немного походил по салону. Затем немного поспал.

Проснувшись, перекусил и снова стал дремать…

Скрипнула дверь кабины летчиков и широко распахнулась. Ермолай проснулся и едва различил в темноте быстро выходящего из двери Теплова, командира экипажа. В руках он держал ручной пулемет, кажется, пулемет Дегтярева.

– Фашистские самолеты на подходе, – бросил на ходу майор. – Может, разойдемся, а может, и в бой вступим.

Прислушавшись, Ермолай услышал слабый неприятный гул.

Майор прошел к двери, поставил пулемет. Затем открыл входную дверь. В салон из непроглядной темноты сразу ворвался вихрь воздуха, самолет слегка задрожал. Снаружи послышался явственный неприятный самолетный гул. Летчик лег на пол лицом к открытой двери.

– Что мне делать? – крикнул Ермолай.

– Ложись сзади меня и держи за правую ногу, чтобы я не вылетел из салона, – крикнул Теплов. – И сам крепко держись.

Он в это время устанавливал выдвижной металлический приклад. Майор быстро проверил магазин пулемета и прицел. После этого изготовился для стрельбы и стал прицеливаться в темноту. Ермолай крепко вцепился за его ногу.

– Ничего не видно, – крикнул он. – Куда ты, майор, будешь стрелять?

– Вон над нами, смотри, появились огоньки. Это бомбардировщики пошли бомбить Северную железную дорогу. Хотят фашистские гады отрезать Мурманск и Архангельск от Москвы. Кажется, они летят без прикрытия, без истребителей, и это спасение для нас.

Озираясь, Ермолай действительно увидел сверху несколько слабых огоньков.

– Они высоко летят, ты их не достанешь, – предположил Ермолай.

– Прицельная дальность у пулемета – один километр, – ответил летчик. – Убойная сила – полтора километра. Можно попробовать.

– Может, не стоит привлекать к себе внимание? – вымолвил Ермолай.

– Не привлекать? Ха! Сто пудов, летчики бомбардировщиков по шумам двигателей нас вычислили и сообщили на свою базу. Через полчаса здесь появятся фашистские ястребки для нашей ликвидации. Но я думаю, мы к этому времени уже приземлимся в Ленинграде.

– Тогда надо попр…

Слова Сергеева заглушил пулемет. Майор выпустил несколько очередей в сторону едва видимых, исчезающих огней.

После этого Теплов и следом Ермолай поднялись на ноги и вместе с трудом закрыли дверь салона.

– Завтра капитан Максимов по своим каналам узнает, попали мы или нет, – вымолвил майор и направился в свою кабину…

Вскоре они приземлились на уже знакомом Комендантском аэродроме. Часы показывали два часа ночи.

Самолет встречал капитан Максимов.

– Как долетели? – пожимая руку Сергееву и майору Теплову, спросил капитан.

– Уже практически на подлете разминулись с группой фашистских бомбардировщиков, следующих на восток, – ответил майор. – Фашисты обнаглели, летели без прикрытия, без истребителей. Ну, мы и дали по ним несколько пулеметных очередей. Узнай, капитан, – широко улыбнулся, – может, сбили мы самолет, другой.

– Узнаю, майор, – пообещал Максимов. – Сейчас кушайте, отдыхайте. Мы с Сергеевым тоже пойдем отдыхать до утра…