Текст книги "Операция «Театр» (сборник)"

Канарис прошел к радиоприемнику, нажал на одну кнопку, затем на вторую. Послышалась мелодия из раннего музыкального произведения Рихарда Вагнера, романтической оперы Die Feen.

Адмирал прошел к рабочему столу, развалился в кресле. События на Восточном фронте развивались не так уж плохо. Но полного удовлетворения от работы адмирал не испытывал. Ведь первоначальный «План Барбаросса» окончательно срывался. Канарис все ближе подходил к пониманию, насколько неправильным было представление немецкого руководства и его самого о силе и резервах Красной армии…

* * *

В помещении находятся четверо мужчин. Трое из них стоят: Апальков, Сергеев и Борода. Четвертый мужчина с окровавленным лицом и связанными руками сидел на стуле.

– Кто тебя направил – немцы? Японцы? – кричит майор.

Сидящий мужчина сжимается в комок, испуганно вертит головой, что-то нечленораздельно говорит.

– Ты тут дурака не валяй, этот номер не пройдет, – эмоционально давит майор. – Ну, тварь!? Ты сам сделал жидкостную зажигательную гранату?

Сидящий мужчина отрицательно кивает, моргает, что-то мямлит.

– Не ты. Тогда кто тебе дал жидкостную зажигательную гранату? – спрашивает майор.

– Чего? – заикаясь и косясь, спрашивает сидящий мужчина.

– Кто тебе передал «Коктейль Молотова»? Ну, бутылку с зажигательной смесью? – спросил более доходчиво Борода.

– А, это? Ну, друг Ваньша и передал.

– Он сказал, куда бросить бутылку? – спросил Сергеев.

– Ну.

– Как его фамилия?

– Так, это… Удачин он…

– Где он живет? – рявкнул майор.

Сидящий мужчина испуганно вертит головой.

– Он недавно из Китая приехал.

– Где он сейчас, тупица? – кричит майор.

– Снова в Китай уехал.

Стоящая вокруг троица хмуро переглянулась.

– Я эту тупую гниду забираю с собой, – обращаясь к Бороде, бросает Апальков.

Отводит в сторону Сергеева и тихо говорит:

– Сейчас на машине – живо на аэродром, и сразу вылетайте по своему маршруту. Про взрыв в театре держи язык за зубами, – протягивает для рукопожатия руку. – Иначе всем мало не покажется. Я потом сам доложу, когда во всем разберусь, – кивает головой на задержанного, – и с этим, и с дружками его тоже. Последствия пожара мы оперативно ликвидируем.

Ермолай кивает, жмет руку майора и поспешно направляется на выход…

Где-то через час задумчивый Сергеев поднялся на борт самолета. Мысли крутились вокруг взрыва в театре.

Из кабины летчиков вышел майор Теплов.

– Ну что, лейтенант, летим? – весело спросил командир самолета.

– Летим.

Майор прошел по салону к двери, закрыл ее, вернулся к кабине. На ходу бросил:

– Что-то хмурый ты, Сергеев. Случилось что?

«Рассказывать о диверсии в театре летчику не стоит», – решил Ермолай, выдавил:

– Просто устал немного.

– Да уж, достается нам. Ничего, сейчас выспишься, восстановишься, – изрек майор и прошел в свою кабину.

В пустом мрачноватом салоне Ермолай не спеша соорудил небольшую лежанку и завалился на нее. Перед глазами четко стояло полыхающее помещение театра…

«Если бы мы замешкались, – подумал. – Пожар мог быстро охватить другие помещения и даже все здание! Могли сгореть все и всё, что находилось в здании! Экспонаты музеев, картины… да само уникальное здание… Молодец майор Апальков …».

Тем временем, самолет уверенно набирал высоту…

Глава 6

Ермолай спал почти пять часов.

Встал в бодром настроении, организм вовсе не хандрил. События в театре как-то сами по себе отошли на второй план. Мысли снова вернулись к выполняемому заданию…

После хорошей физической разминки стало еще лучше, прорезался и зверский аппетит.

Ермолай достал свои продовольственные запасы и хорошо так перекусил. Затем еще подремал…

* * *

Ленинград, музей Эрмитаж,

кабинет директора…

В помещении находились академик Понаровский и начальник отделения милиции, капитан Ильиных. Расположившись за овальным столом заседаний, они ждали важного гостя.

Вот в дверь постучали. Вошел высокий пожилой мужчина в пальто, в очках и с небольшой бородкой. В руке он держал фанерный плоский чемодан-портфель серого цвета. И держал его определенно с большими физическими усилиями.

– Здравствуйте, товарищи, – вымолвил мужчина простуженным голосом. – Я профессор Диких, ректор горного института, – поставил на пол чемодан и тяжело выдохнул.

Понаровский и Ильиных поднялись, прошли к гостю, представились и пожали руку профессору.

– Пожалуйста, проходите, – предложил хозяин кабинета.

– Спасибо, – ответил профессор, взял чемодан и прошел к столу.

– Как поживает ваш легендарный институт? – спросил академик.

– Неважно. За последнюю неделю нас дважды бомбили, – ответил гость и с усилием положил чемодан на стол.

Выдохнул и вымолвил:

– Представляю вам, товарищи, гордость института, да и гордость всей страны – коллекцию золотых и платиновых самородков России. Со времен Петра Великого собирали, ни в одной стране мира такой нет. Десять самых уникальных самородков весом в 20 килограммов чистого природного золота и платины. Самый крупный самородок почти 4 килограмма, самый мелкий – весом в 790 граммов. Разную мелочевку мы оставили у себя, а вот большие самородки, природные уникумы, мы полагаем, надо вывезти из города. У нас в институте уже была попытка их украсть, опять же – фашистские бомбежки.

– Передать нам самородки – это правильное решение, – вымолвил академик.

– Кто в курсе, что вы лучшие самородки доставили в Эрмитаж? – строго спросил капитан.

– Только я и мой заместитель Екатериничев, – ответил профессор. – Он сам и чемодан для транспортировки мастерил. Вы не смотрите, что он из фанеры, он очень прочный…

* * *

На дозаправку топливом в Свердловском аэропорту самолет приземлился утром.

Сергеев спустился на землю и… увидел серьезного майора Истомина.

Ермолай обрадовался, широко улыбнулся. Сразу шагнул навстречу и весело изрек:

– Здравствуйте, Николай Максимович. Какая неожиданная и приятная встреча!

Майор вяло улыбнулся, бросил:

– Здравствуй, Ермолай, – протянул для рукопожатия руку.

Всматриваясь в уставшее и похудевшее лицо майора, Ермолай спросил:

– Что-то случилось? Вы плохо выглядите.

Истомин хотел сказать что-то резкое. Но… очевидно, взяв себя в руки, спокойно вымолвил:

– Нет, ничего такого особенного не случилось, просто идет смертельная война. Пойдем, друг ты мой, в здание вокзала, перекусим в кафе, поговорим, обсудим…

* * *

Новосибирск,

военная комендатура…

В помещении находились двое мужчин: майор в военной форме и мужчина с окровавленным лицом и в окровавленной и порванной одежде. Это сердитый, если не сказать взбешенный, майор Апальков допрашивает диверсанта, бросившего «Коктейль Молотова» в здание театра.

– …говори, гнида, кто тебя направил взрывать театр? – кричит майор и без замаха бьет в живот стоящего у стены мужчину.

Бедняга сгибается, тяжело дышит и выдавливает:

– Я сказал, что это Ваньша…

– Ведь забью до смерти, если не скажешь правду! – кричит майор. – Говори, сволочь! Страна воюет, а ты!?. – грязно ругается.

На лице допрашиваемого – слезы и сопли.

– Я правду говорю…

Полчаса спустя…

Майор Апальков докладывает по телефону в Москву.

– …товарищ комиссар, мы примем все меры, чтобы найти этого Ивана Удачина. По нашей картотеке он не проходит, у нас нет на него никаких данных. Я сделаю срочные запросы…

Майор с серьезным выражением лица внимательно слушает абонента. Отвечает:

– Есть.

Снова слушает.

Затем бодро отвечает:

– Есть принять меры к усилению охраны театра…

* * *

– Какое положение на фронтах? – спросил Ермолай. – А то я мотаюсь на самолете туда-сюда, толком ничего не знаю.

Они с майором Истоминым располагались за столом у окна в кафе и ели макароны с рыбой.

– Положение плохое для нас. Фашисты давят по всем фронтам, Красная армия несет большие потери в живой силе и технике. В тылу действуют диверсанты и всякие подрывные элементы. Наша оборонная промышленность полностью еще не перестроилась на военный лад и не может в полной мере обеспечить потребности армии. Несмотря на это, мы верим в победу и должны сделать для этого все, что в наших силах.

Ермолай согласно кивнул.

– Я в курсе всего, что произошло с тобой во время проводимой операции в Ленинграде и Новосибирске, – продолжал майор. – Из Свердловска мы полетим вместе.

Сергеев делает удивленное выражение лица.

– В Ленинград, вместе?

– Да, брат. Так что успеем наговориться. А сейчас давай, Ермолай, кушай, кушай, дорогой. Силы нам еще как пригодятся…

* * *

В это время находящийся за угловым столом мужчина в черной форме железнодорожника внимательно всматривался в парочку военных, сидящих за столиком у окна. Военные, судя по петлицам, – майор и лейтенант, ели и разговаривали. Железнодорожник особенно внимательно рассматривал молодого лейтенанта. Этот молодой человек явно кого-то ему напоминал.

Железнодорожник определенно не хотел, чтобы его заметили эти двое военных. Он периодически закрывался газетой, делая вид, что читает. Пил компот, отворачивался в сторону…

Вот военные, закончив трапезу, поднялись из-за стола и покинули помещение. Через две-три секунды следом на некотором расстоянии от них направился и сосредоточенный железнодорожник…

* * *

После завтрака Истомин и Сергеев прошли к военному коменданту.

С разрешения майора, Ермолай позвонил в свое хранилище на Урал и кратко пообщался с заместителем Молевой. Затем написал совсем коротенькое письмо маме…

Ермолай взглянул на часы. Обычно в это время самолет уже вылетал из Свердловска, дабы в разгар ночи преодолеть прифронтовую полосу перед посадкой в Ленинграде. Но Истомин определенно никуда не спешил.

– Николай Максимович, нам уже пора вылетать, – посматривая на свои часы, изрек Сергеев.

– Успеем, друг.

– Но…

– Мы решили поменять время прилета в Ленинград. Мы прилетаем в город в дневное время.

Ермолай неопределенно пожал плечами.

– Делается это, дабы слегка запутать фашистов, – улыбнувшись, добавил майор.

«Запутать», – задумчиво повторил Ермолай…

В салоне самолета Сергеев сделал два импровизированных сидяче-лежачих места для себя и майора. Самолет легко взмыл в небо и быстро набрал высоту.

Ермолай давно хотел задать один вопрос майору, но все не решался.

– Знаю, хочешь спросить меня о своей подруге, Миле Малининой, – всматриваясь в лицо Сергеева, улыбнувшись, вымолвил Истомин.

– Да, спасибо, – смущаясь, выдавил Ермолай. – Подруга она мне или не подруга – я точно не знаю. Честно говоря, что-то мне в ней нравится, что-то нет. Тем не менее, было бы интересно узнать, как там она поживает?

– Специально для тебя, друг, навел справки. Так вот, слушай. Она работает медсестрой во втором эвакогоспитале, дислоцированном в данный момент в Ярославле. По слухам есть у нее поклонник, капитан-медик, хирург из госпиталя.

– Спасибо.

– Вот закончим операцию, ты получишь отпуск и, разумеется, можешь навестить ее. Попытаться…

– Спасибо, – решительно, снова автоматически вымолвил Ермолай.

– Что ты все спасибо, да спасибо?

– А что? У нее своя жизнь, у меня своя.

Истомин потрепал волосы Ермолая.

– Смотри сам, друг, давай лучше подремлем.

Спрашивать о бывшей подруге Ирине, в настоящее время жене Истомина, Сергеев не решился…

* * *

Маньчжоу-го, город Синьцзин,

штаб Квантунской армии…

В своем кабинете генерал Янагиту, начальник Информационно – разведывательного управления (ИРУ) Квантунской армии работал со служебными документами. Он рассматривал поступившие в ИРУ донесения о разведывательно-подрывной деятельности против России на Дальнем Востоке и в Сибири.

Начальник Диверсионно-разведывательного управления (ДРУ) Квантунской армии прислал обширное сообщение-разглагольствование с минимальным количеством реальных фактов. Зато Дальневосточный союз казаков атамана Семенова прислал послание с двумя десятками диверсионных актов. Генерал не доверял такого рода хвалебным докладам. Он достал данные своих агентов и стал их сравнивать с данными атамана.

В итоге, как он и предполагал, большая часть терактов подчиненных Семенова оказались чистой «липой». Янагиту обратил внимание на теракт в Новосибирском театре оперы и балета. Генерал читал в одной газете, что русские построили огромный уникальный театр. И вот боевики атамана, судя по донесению, уничтожили несколько помещений в театре с некими ценностями. Информацию о диверсии и взрыве в театре также подтвердил и его агент.

– Зачем уничтожать такое здание!? – воскликнул генерал. – После завоевания Сибири (в чем он абсолютно не сомневался) оно послужит империи Великой Японии! Какие там могли находиться ценности?

Он вызвал адъютанта и приказал направить депешу, чтобы атаман прокомментировал мотивы нападения на театр. Одновременно генерал поставил задачу своему агенту навести подробные справки о Новосибирском театре…

* * *

За Ярославлем к их самолету присоединились два наших шустрых ястребка «Як-9».

– Не удивляйся, друг, – видя, как прилип к иллюминатору Сергеев, вымолвил Истомин. – Теперь самолет с грузом будут сопровождать наши истребители. Так будет надежнее.

– Будем летать в дневное время и при сопровождении? – изрек Ермолай. – Но так мы будем привлекать внимание фашистов.

– Сделаем несколько рейсов, пока немцы не разберутся, потом что-нибудь придумаем другое.

«Фашисты знают о нашей операции?» – невесело воскликнул Ермолай и спросил:

– А они точно знают, что мы перевозим культурные ценности?

– Знают, брат.

– Но как, Николай Максимович? Ведь об операции знает узкий круг людей!?

Истомин тяжело вздохнул.

– У Абвера сильная агентурная сеть, в том числе и в блокадном Ленинграде. Не исключаю, что непосредственно и в Эрмитаже. Я, друг Ермолай, для нейтрализации фашистской сети и лечу с тобой.

– Получается и в Новосибирске не случайно некий тип бросил «Коктейль Молотова» в здание театра!? – бросил Ермолай.

– Уверен, не случайно.

Сергеев тяжело задумался…

В окно иллюминатора Ермолай пытался увидеть линию фронта, но облачность не позволила ему это сделать.

Самолет приземлился на знакомый Сергееву Комендантский аэродром. Он и Истомин спустились на землю. Их встретил худой высоченный молодой парень в шинели, пилотке и с винтовкой на плече.

– Здравия желаю, товарищи офицеры, – строго вымолвил боец. – Пожалуйста, предъявите свои документы.

– Ты что, воин, белены объелся? – недовольно бросил Истомин. – Не видишь, что мы – офицеры, прилетели с Большой земли.

– Капитан Максимов приказал у всех прибывающих на аэродром проверять документы.

– Ты что, не узнаешь меня, боец? – воскликнул Сергеев. – Веди лучше нас, боец, к капитану Максимову, – и направился к небольшому аэродромному деревянному помещению.

За ним последовал Истомин и боец…

* * *

Ленинград, 15-я линия

Васильевского острова…

Калиновский (Негоциант) аккуратно упаковывал картины, вернее, заворачивал их в принесенные с собой простыни. Уже упакованные картины уносил в машину водитель Герцога.

Невдалеке за столом сидел старик, хозяин квартиры и картин, правда, уже бывших своих картин. Он уже наверное в третий раз, подслеповато щурясь и бубня себе под нос, пересчитывал полученные от Калиновского деньги за картины.

Калиновский был не совсем доволен сделкой, упрямый старикашка согласился продать только половину картин из списка Герцога. Правда, за 3 часа переговоров Калиновскому, наводя страхи на старика, удалось хорошо сбить цену картин, картин действительно ценных. Наводка у Герцога была очень даже правильная. Радовало то, что, сбив цену, Калиновский часть денег Герцога, предназначенных на картины, оставит себе.

«Хитер все же Герцог, – невесело раздумывал Калиновский. – Все блин… просчитал. И меня самого, и беднягу-старикашку с картинами, и военное время…».

* * *

Сергеев и Истомин вошли в кабинет и увидели ходящего по помещению взъерошенного капитана Максимова. Невдалеке – сидящую на стуле растрепанную, плачущую женщину.

Максимов строго взглянул на вошедших офицеров, бросил:

– Здравствуйте, товарищи Сергеев и Истомин. С прибытием, – и махнул рукой стоящему в дверях высоченному худому бойцу.

Сергеев и Истомин поздоровались, боец удалился и закрыл дверь. Внезапно женщина жалобно запела:

 
Серая косынка,
Телогрейка черная,
Кирзовые сапоги,
Матушка моя Русь…
 

– А ну прекрати давить на психику! – прикрикнул на нее капитан.

Женщина прекратила пение.

– Представляете, – решительно продолжил капитан, – оказывается, в день, когда Сергеев первый раз вылетел с грузом на Большую землю, на КПП аэродрома приходила незнакомая женщина. И этот боец Мордвинова, – кивнул на плачущую женщину, – пила с ней и закусывала на дармовщинку. А также вела разговоры об аэродроме и полетах с него. Каково? – тихо что-то прошептал. – Что с ней будем делать, товарищ майор?

– Она это сама вам сообщила, о незнакомой женщине? – спросил Истомин.

– Нет. Это выяснилось, когда я стал проводить оперативные действия по предупреждению утечки служебной информации. То есть, проводить опрос боевого охранения.

– Боец Мордвинова хоть раскаивается в содеянном? – снова спросил Истомин.

– Раскаивается, – ответил капитан. – И обещает более так не поступать.

– Так не поступать!? – воскликнул Истомин. – Этого мало, дорогой боец Мордвинова. Нужно будет попытаться приходившую незнакомую женщину задержать…

– Я готова сделать все для этого, – вставая, выкрикнула женщина. – Если она появится…

– Хорошо, – перебивая, строго вымолвил Истомин. – Мы вам поверим. Пока идите и несите службу.

Женщина быстро покинула помещение…

* * *

Берлин, штаб-квартира Абвера,

кабинет начальника

Адъютант Канариса, обер-лейтенант Рар, доставил шифровку из России. Адмирал внимательно прочитал и вымолвил:

– Нашелся русский Хранитель, Сергеев, и нашелся на Урале, – усмехнулся. – Что же, все правильно, именно там Сталин прячет свои золотые запасы. Которые, кстати, Хранитель и вывозил. Правда, по сообщению агента Яннис, русский куда-то улетел на самолете.

На какое-то время хозяин кабинета задумался.

Вскоре тихо для себя вымолвил:

– Хранитель вернется, обязательно вернется на Урал.

Затем решительно отдал приказание адъютанту:

– Генрих, подготовьте и отправьте шифровку для агента Яннис. Выследить и уничтожить Хранителя-Сергеева.

– Есть.

Рар щелкнул каблуками. Лихо развернулся и, чеканя шаг, направился к выходу…

* * *

– Я получил шифровку о вашем прилете, – сказал капитан Максимов. – Чем будем заниматься сейчас?

– Для начала давайте перекусим, – улыбнувшись, предложил Истомин.

– Дельное предложение. Мне нужно пять минут на подготовку стола, – изрек капитан.

– За едой вы, капитан, – уже строго продолжал майор, – введете меня в курс ленинградской части операции «Театр».

– А Сергеев имеет полный допуск к операции?

– Он имеет полный допуск…

На обед и общение по служебным делам ушло часа полтора.

– Когда по новому графику мы должны быть с транспортом в Эрмитаже? – выходя из-за стола, спросил Истомин.

– В 23 часа, – поднимаясь, ответил Максимов.

– Сейчас 16 часов, – взглянув на часы, вымолвил Истомин. – Машина у вас свободная есть, капитан?

– Легковой «газон» с водителем стоит у КПП, – ответил Максимов.

– Отлично. Я сейчас по своим городским делам. Не хочешь со мной, Сергеев?

«Торчать на аэродроме? – подумал Ермолай. – Уж лучше покататься по городу» – и ответил:

– Я с вами, товарищ майор.

– Тогда на выход, лейтенант…

* * *

Новосибирск,

театр оперы и балета

У центрального входа в здание стоят две женщины в военной форме и с винтовками на плече. Входящие и выходящие люди предъявляют охранницам картонный пропуск. Служивые внимательно рассматривают предоставляемые документы.

Невдалеке от входа стоит одноногий мужчина с костылём. Из-под глубоко нахлобученной шапки он смотрит на театр.

Вот из здания театра выходит полный и важный мужчина в тулупе и медвежьей шапке. Тяжело дыша, на ходу закуривает и следует дальше.

– Дружище! – обращается к нему одноногий мужчина с костылём. – Не будет у тебя закурить для бывшего фронтовика, раненного в 1939 году при Халхин-Голе пулей японского милитариста?

Полный мужчина осматривается по сторонам. Быстро подходит к одноногому, сует папиросину.

– А что так строго стало в театре? – беря папиросу, спрашивает одноногий мужчина. – Раньше я туда свободно заходил погреться, в туалет. А сейчас не пускают, вооруженная охрана.

– Не знаю точно, – изрекает полный мужчина, нервно озирается по сторонам и говорит тише. – Болтают, что для Сталина запасную ставку делают. Вот.

– Да ну!? – восклицает одноногий. – Неужели наши отступать за Урал будут!? Не верю!? Не верю…

– Я тоже не верю, но болтают всякое. Извини, я спешу.

– Понимаю, дружище…

* * *

С заднего сидения легкового «газона» Сергеев смотрел на любимый город и не узнавал его.

– Как сильно изменился город, – изрек сидящий рядом с водителем Истомин.

– Да, просто не узнать, – хмуро подтвердил Ермолай.

– Я выйду на улице Гороховой и пройду к своим коллегам, – вымолвил майор. – А ты куда отчалишь?

«Может, мне тоже к своим коллегам рвануть?» – подумал Ермолай и ответил:

– Я могу проехать на Фонтанку к своим банковским коллегам. А вы меня на обратной дороге заберете.

– Хорошо, – сказал майор и что-то поискал под сидением машины.

Затем повернулся к Сергееву и передал небольшой пакет.

– Что это? – спросил Ермолай.

– В городе проблемы с продуктами. В пакет я положил кое-что из продуктов и четвертинку водки. Ведь ты как-никак с Большой земли, должен держать форс. С коллегами выпьете за встречу, закусите. Передай от меня привет Ковалю.

«Какой он башковитый», – подумал Ермолай, бросил:

– Спасибо, Николай Максимович…