Текст книги "Футбольный театр"

Игра продолжается

1916 год. Идет война, суровая, изнуряющая. Но в Москве по-прежнему работают театры и кинематографы и делают сборы ничуть не меньше, чем прежде. Не иссякает приверженность москвичей к спорту. Что касается футбола, то засилье его еще не знало такого размаха. И это при всем том, что, как уже говорилось, иные команды вообще распались, другие недосчитались своих игроков, ушедших в солдаты…

Правительство, надо сказать, не только поощряет, но и в немалой мере организует этот футбольный бум. Из каких соображений, сказать трудно. Бескорыстная ли забота о здоровье того, что теперь называют человеческим фактором войны, или это попытка отвлечь народ от революционных идей? Возможно, от всего понемножку. Во всяком случае, еще за год до войны «высочайшим повелением от 7 июня 1913 года» некий генерал-майор Воейков В. Н. был назначен главнонаблюдающим за спортом и физическим развитием в России. При нем, понятно, организован чиновничий аппарат – что-то вроде штаба. Работа этого органа проходит весьма успешно, видимо, еще и потому, что деятельность его совпадала с естественной тягой молодежи к спорту.

В 1915–1916 годах Москва насчитывала не десятки команд, а десятки футбольных лиг. И в каждой из них…

Скажем, для участия в первенстве лиги средних учебных заведений записывалось в сезон до двадцати команд. Сюда входили некоторые гимназии, коммерческие и реальные училища и даже духовные семинарии – перед лицом грядущей революции церковь проявила гибкость и теперь Поощряла это светское занятие.

В лигу высших учебных заведений входило меньше клубов. Первенства ее не отличались особой популярностью. Футбольная жизнь здесь протекала вяло, сколько-нибудь интересных команд или игроков эта лига не показала. Виной тому, возможно, занятость студентов, большинство которых не только учились, но и зарабатывали себе на кусок хлеба. К тому же состязания проходили в будни, и собрать команду удавалось не всякий раз.

Редкую жизнеспособность, фантастическую плодовитость обнаружил кожаный мяч в условиях российской, в частности, московской среды. Заполнил огромный город клубами, кружками, подобно сказочному горшку, что варил и варил кашу – завалил ею всю округу, но продолжал варить… Создавались все новые и новые лиги, возникали первенства, плодились календари. Команды группировались не только по территориальному признаку, но и, как говорят теперь, производственному. Скажем, известный московский магазин «Мюр и Мерелиз» играет в футбол с какой-либо другой торговой компанией и выставляет при этом три команды! Разыгрывается первенство клубов Замоскворечья, куда входят: первая команда все того же «Мюр и Мерелиз», КЛИФ (Клуб любителей игры в футбол), ТФК (Товарищеский кружок футболистов), «Александрия». Третья команда ЗКС представляла одну из крупных спортивных организаций – Замоскворецкий клуб спорта. Зато команда «Дом-44» одним своим названием говорила, что она защищает честь географической единицы, площадь которой не смогла бы показать ни одна карта, разве что топографическая. Но именно эта команда супермалой земли неожиданно заявляет о себе во весь голос, будоражит футбольную Москву оглушительной сенсацией. Из десяти игр она одерживает восемь побед, делает одну ничью и допускает лишь один проигрыш. Вот вам и «Дом-44»!

Кстати, пути судьбы и впрямь неисповедимы… Если вам случится проходить мимо дома № 44 по Большой Серпуховской улице, обратите, пожалуйста, внимание на вывеску, которая объявляет, что здесь помещается отдел футбола и хоккея Всесоюзного совета профсоюзов. Работники отдела и не подозревали о футбольном прошлом дома 44, пока я не рассказал им. Чистая случайность, но весьма символичная.

Судьба дарует «Дому-44» блестящую, молниеносную карьеру. И вскоре районное мелководье начинает тормозить это многотоннажное судно – ему необходимо большое плавание. Команда включается в состав Московской футбольной лиги и, опять-таки образно говоря, тут же привыкает к нижайшим поклонам соперников, принимая их за должное. В «Юрьев день» – так футболисты называли установленный лигой месячник перехода игроков из команды в команду (только в декабре такой переход считался законным) – коллектив не боялся потерять спортсменов, напротив: его обременяли заботы, как отобрать из многих желающих войти в этот состав лучших.

Возникает необходимость сменить несолидное дворовое имя. «Дому-44» по плечу статус клуба, но Замоскворецкий клуб спорта уже имеется – ЗКС. Команда называет себя спортивным кружком Замоскворечья – СКЗ.

Но как ни стремится команда «Дом-44» к солидно звучащему имени, с этим делом ей не везет. Лишь только провозгласила себя СКЗ, как вдруг кто-то берет и делает из СКЗ «Стрекозу». «Стрекоза» прихватилась намертво и оставалась за клубом долгие годы…

Не стану называть десятки других московских команд, входящих в лиги, и диких, пока еще не организованных, но с явной тенденцией к самоорганизации, не стану, чтобы не утомлять читателя и не превращать эти странички в нечто похожее на справочник. Тем более что нужно кое-что еще поведать о футбольной жизни Подмосковья.

Я мог бы сказать так: чтобы узнать число футбольных клубов на той или иной дороге, следовало сесть в поезд и считать версты – сколько верст, столько и команд. Преувеличение, но не такое уж сильное. Во всяком случае, на каждой дороге их столько, сколько остановок. Вы приходите на Казанский вокзал, садитесь в пригородный поезд и едете – Вешняки, Люберцы, Томилино, Малаховка, Раменское… Знайте: аборигены этих земель обязательно играют в футбол. Они спортсмены! И отнюдь не чувствуют себя провинциалами на футбольном поле.

К 1915 году практически все московские железные дороги имели свои лиги: Казанская, Александровская, Николаевская, Нижегородская, Ярославская и пр…Каждое из таких спортивных объединений имело свой устав, утвержденный высокой инстанцией, подписанный губернатором или уж, по меньшей мере, вице-губернатором – каким-нибудь «камергером высочайшего двора».

Сам устав включал в себя множество всяких пунктов по разным аспектам спортивной жизни, не обошел и нравственную ее сторону. Председатель лиги Казанской железной дороги Николай Александрович Гюбиев – один из руководителей (и, вероятно, совладельцев) того самого магазина «Мюр и Мерелиз» – будучи человеком строгих правил, настоял на включении в устав правила о запрете на продажу крепких напитков в буфетах, помещенных в раздевалках. Был в уставе этой лиги и другой пункт:

«Игры в карты и всякого рода азартные игры в помещениях лиги, безусловно, воспрещаются».

По спортивным отчетам печати можно неплохо изучить географию Подмосковья. На страницах газет и журналов то и дело мелькают: Останкино, Сходня, Владыкино, Ховрино, Петровско-Разумовское, Фили, Кунцево, Давыдково, Немчиновка, пост 2-й версты, 20-я верста, Салтыковка, Новогиреево, Зеленый хутор, Обираловка, Реутово, Мытищи, Тарасовка, Лосиноостровское и пр. и пр…

Удивительное время! Повторяю однажды сказанное. Если число футболистов и не превышает числа болельщиков, то по той лишь причине, что молодые люди, став игроками, по-прежнему оставались болельщиками. Игроки «диких» команд Москвы – а им несть числа, – стремятся к футбольной легализации. Это придает им престиж, гарантирует истинно спортивную жизнь. Образуется «Лига диких». В самом названии заключен парадокс, который взаимоуничтожает понятия – если лига, то уже не дикие!

Стремительное развитие московского футбола не способны остановить (разве что чуть сдерживать) и весьма чувствительные членские взносы. В каждом клубе свои тарифы. В Сокольническом клубе спорта (СК.С), скажем, вступительные – 10 рублей в год, членские – 20. В «Унионе» – 15 рублей членские и 5 рублей вступительные. Но дозволенный минимум – 10 рублей членских и 2 рубля вступительных.

Суммы по тем временам достаточно ощутимые для кармана простого человека. Хотя, понятно, впечатление они производили не на всех. Скажем, членов команды с многозначительным названием «Купцы» вряд Ли беспокоил этот вопрос. Был, кстати, момент, когда команда эта начала приобретать некоторую – правда, сомнительную – популярность. Ей порою уделяла внимание пресса – купцы оставались купцами и на футбольном поле. Журнал «Русский спорт» по этому поводу писал: «Обратить внимание, чтобы менее работать руками, осторожнее путать ноги противника, обгоняя его, и особенно на то, как можно отталкивать игрока».

Конечно, не тот был кожаный мяч. Никто тогда и представить себе не мог нынешнего блеска, виртуозности, мастерства… Однако была в том футболе некая первородная чистота, цельность, непорочность. Служители его не искали в нем утилитарной выгоды. Вовсе не от бескорыстия – не было ее там, этой выгоды. Были одни убытки в виде всяких вступительных, членских взносов да штрафов…

Футбол в ту пору подносил болельщикам сюрпризов неизмеримо больше, чем сейчас. Сплошь и рядом бывало: сильная, популярная команда встречается со слабой и… проигрывает. Да еще с каким позорным счетом! В чем дело?

Все очень просто. Футбольные календари столь насыщенны, что игры приходилось проводить не только в выходные дни, но и в будни. А в будни спортсмены работают, потому как они прежде всего трудящиеся, а потом уже спортсмены. И будь они хоть семи футбольных пядей во лбу, свое трудовое время должны отслужить – с работы их никто не отпустит. Вот и получается, что на поле выходит команда, в которой не хватает трех-четырех игроков. Отказаться от встречи нельзя – за это большой штраф. (За нарушение календаря – неявку на состязание – МФЛ штрафовала так: I команду класса «А» – на 300 рублей, II – на 200; III – на 100. Класс «Б» I – на 200; II – на 100. Деньги шли в пользу потерпевшего клуба.) Другой случай. На соревнованиях обнаружен подставной игрок – чужой или вообще бесправный (не состоящий в лиге). Штраф 80 рублей!

Два игрока злоупотребили своими сезонными билетами на право посещения матчей – передавали знакомым, проводили на стадион бесплатно. Московская футбольная лига дисквалифицировала их навсегда.

Жесткие, даже жестокие, бескомпромиссные меры! Однако практика показала, что они-то как раз обеспечивали настоящую дисциплину, создавали порядок и условия спортивному росту, развитию футбола. При этом замечу, что в океане бесправия, порожденного в России самодержавием, футбол был одним из тех немногих демократических островков, где вопросы решались коллегиально. Устав лиги обсуждался, отрабатывался и принимался, что называется, всем миром. Он отражал волю большинства членов лиги. Стало быть, именно большинство стремилось к такому режиму. А исполнительная власть строго придерживалась буквы, не позволяя никаких отступлений.

И другому следует, удивиться: насколько хорошо уже в то время, на заре расцвета атлетики, сумели рассмотреть некоторые негативные склонности спорта. Штраф за подставного игрока был, по сути дела, той мерой, которая противодействовала выхолащиванию из спорта истинной спортивности. Мерой контроля и сдерживания оголтелого, подчас малоуправляемого желания во что бы то ни стало добиться победы. Любой ценой и ЛЮБЫМИ СПОСОБАМИ! Пожалуй, слово «добиться» здесь не только неточно, но и попросту неверно. ВЗЯТЬ победу! Да и «победа» – слово неподходящее. Поскольку речь идет о категории игроков, которая всегда была, есть и боюсь, что будет, и которой интересно не столько биться и добиться победы, сколько получить признание. Признание! Пусть безосновательное, незаслуженное. Дело в том, что в цепи психологических компонентов, которые обусловливают, стимулируют спортивную борьбу подобных игроков, не хватает одного звена – потребности к самоуважению. А это, между прочим, главное, что движет подлинным спортсменом.

Ничто так не мешает спорту, ничто так не омрачает его перспективы, как это вредоносное явление. Понятно: в чрезмерном азарте голос благородства приглушается, появляется склонность к шулерству. Не хватает своих сил, найму чужие – был бы выигрыш.

Нужно признать, что этот путь наименьшего сопротивления – соблазн отнюдь не только для малодушных.

Сей «Мефистофель» искушает многих спортсменов – людей, увлеченных честной борьбой, но ставших на путь, где победа и признание слишком заманчивы, ибо обозначены четко, конкретно.

Победа и признание – сочные плоды, которые не только не утоляют жажду, но, напротив, распаляют ее. Поэтому спорт должен быть организован так, чтобы в нем не оставалось ни малейшего места для всякого рода подтасовок и спекуляций, ни малейшей щелочки для утечки спортивности. Это понимали в ту, раннюю эпоху футбола и не просто создавали жесткие положения, но, что самое главное, неукоснительно, до самого ожесточенного бюрократизма соблюдали их.

В 1913 году финал первенства России состоялся в Одессе. Хозяева выиграли у столичной команды и претендовали на чемпионское звание. Одесса ликовала, но… преждевременно. Судейская коллегия выяснила, что в сборной этого города играло слишком много иностранцев. А надо сказать, что правила лимитировали тогда число иностранцев в командах. Одесситы прекрасно знали об этом, но уж слишком велико было желание победить… Им засчитали проигрыш.

Одно это положение в уставе говорит о том, насколько заботился Всероссийский футбольный союз именно о национальном футболе.

«Стрекоза»

Как ни удивительно, но «Мамонтовка», несмотря на золотую руку покровителя, не имела своей базы.

Большинство других коллективов если и не сами строили свои спортивные площадки от первого до последнего камня, то уж, по крайней мере, принимали личное участие в строительстве. В такое жилище атлета куда как тянет, оно становится особенно родным.

«Мамонтовка» – команда дачного происхождения. В некий сезон – а именно в 1907 году – собрались дачники поиграть в футбол. И вдруг выяснилось, что большинство из них сильные спортсмены. Сыграли с другими командами – последовала серия убедительных и довольно легких побед. Этот въезд на белом коне привел к единственному и приятному решению: состав необходимо сохранить, Команду зарегистрировали. Беда лишь в том, что «прописана» команда на станции Мамонтовка, в 30 километрах от Москвы, а игроки ее большую часть времени проживают в Москве. Вот и получается: создавать базу в Мамонтовке – слишком далеко ездить, построить же ее в Москве… Спортивная база станции Мамонтовка – в Москве! С какой бы стати?!

Словом, нет у «Мамонтовки» собственного дома. А нет дома, то, по сути, нет и настоящего коллектива.

Нет семьи! Да к тому же народ здесь разновозрастный – у иных на голове уже весьма заметное «декольте», а у таких, как я, усы едва пробились. Знаменитые братья Мухины, Розановы – корифеи московского футбола – еще играют, но чувствуется, что спортивный их век уже на исходе. Впрочем, из Мухиных я застал только одного – Сергея.

Получилось так: именно мамонтовцам представилась возможность увидеть, что такое настоящая спортивная семья. Была некая наглядность… Дело в том, что у нас возникло довольно тесное общение с ребятами из СКЗ – «Стрекозы». Эта команда сдавала нам в аренду свое поле. Оно находилось у Крымского моста – напротив того места, где нынче раскинулся Центральный парк культуры и отдыха имени Горького (не так давно на месте этого поля построили новое здание Третьяковской галереи).

Не то что в летний сезон – и зимою, когда делать на стадионе вроде бы нечего, члены этого клуба (СКЗ), несправедливо именуемого кружком, коротали здесь свободное время. Ребята приходили, попивали чаек, балагурили, пели песни. И не просто пели, а составили хор, репетировали, разучивали хоровую музыку.

Павильон, где встречались кружковцы, состоял из двух небольших раздевалок, с двух сторон примыкавших к помещению буфета, который и был центральным салоном. В буфете стояла пара столов двухметровой длины, врытых в землю, деревянные лавки, печка, жарко натопленная по зиме, буфетная стойка с самоваром. Ведал всем этим сторож дядя Саша – он же буфетчик, он же заведующий кладовой, он же рабочий стадиона.

Я частенько посещал этот стадион даже зимой: здесь царила особая атмосфера спортивного товарищества. Однако говорить о «Стрекозе» просто как о клубе спортсменов было бы слишком малым – это был клуб близких по духу людей: веселых, остроумных, хорошо знавших Друг друга, почти все знавших друг о друге, с полуслова понимавших друг друга. Это был клуб друзей, которым вместе интересно и радостно.

Довольно быстро я стал здесь своим человеком. Ко мне относились с симпатией, несмотря на мою, так сказать, формальную чужеродность, при всем том, что видели во мне потенциального соперника. Мы находились по разные стороны барьера спортивной борьбы. Повторяю: он, конечно же, ничуть не мешал моим личным отношениям со стрекозинцами и… все-таки оставался барьером. Но пришло время, когда новые друзья мои решили устранить и его…

В конце сезона в таблице первенства сложилась довольно стандартная картина: две команды – СКЗ и «Спарта» из Мытищ – претендовали на чемпионский титул. «Стрекоза», правда, имела на очко больше, но у «Спарты» в резерве была еще одна игра. И встретиться ей предстояло как раз с нами, с «Мамонтовкой». Если мытищинский клуб проиграет, чемпионом становится «Стрекоза».

Перед самой игрой ко мне подошел заместитель председателя СКЗ Иван Иванович Прудниченков и чуть ли не со слезой в голосе стал уговаривать:

– Миша, родной, ну что тебе стоит, забей пару мячей «Спарте». Ты ведь всегда забиваешь, больше всех забиваешь… А я тебе за каждый гол по два пирожных подарю… Хочу тебе, кстати, заметить, что вообще собираюсь поговорить с тобой кое о чем серьезном.

Мне бы пошутить в ответ, уж так и быть, мол, из уважения к вам да за такую цену вгоню парочку… Но на большее, дескать, не рассчитывайте – хватит с вас и этого. Словом, следовало посмеяться, тем более что и выглядел сейчас Прудниченков до смешного непривычно – куда-то исчезли так подходившие к его полицейской должности (он служил околоточным надзирателем) величавость, важность, строгость, даже некоторая сердитость. Но чувство юмора меня покинуло – уж больно польстила мне его просьба.

Позднее, став тренером, я вспомнил этот случай и понял, что тонкий, хитрый, опытный Иван Иванович великолепно знал психологию людей и отлично умел играть на ней. Он намеренно прикинулся этаким наивным простачком, убежденным, что все зависит от моего желания, – захочу, мол, забью голы, а не захочу, так и не забью. К тому же он прекрасно знал, как воспринимается его общественное положение – и спортивное и профессиональное – нами, мальчишками. Слово «полицейский» в те времена звучало весьма грозно. И не просто полицейский, а околоточный! Это в его обязанность входило присматривать за молодежью, отвлекать ее от каких-либо «темных» дел. Считалось, что спортом можно лечить от всякого рода нелояльных настроений. И наш околоточный пользовался, вероятно, этим лекарством. Разумеется, он был и болельщиком, ибо всякий, кто прикоснулся к футболу, остаться к нему равнодушным не сможет.

В матче со «Спартой» я из кожи вон лез, чтобы оправдать эту высокую веру в меня и забил-таки два гола. Мы выиграли со счетом 3:2.

Вернувшись в раздевалку, обнаружил корзинку, перевязанную голубой лентой и заполненную полутора десятками пирожных.

Помню, подошел к Прудниченкову и сказал:

– Иван Иванович, я ведь не за пирожные…

– Я понимаю, Миша. Конечно. Ты из уважения к моей просьбе.

Домой я приехал втройне счастливый. И оттого, что выиграли матч, и оттого, что 70 процентов этой победы обеспечил я, и еще потому, что в голове моей не переставая звучали слова Прудниченкова: «Миша, ну что тебе стоит?…» Какова популярность?! Ну и ну! Дальше последовал стратегический вывод: мои футбольные дела идут круто в гору! И, уже лежа в постели, засыпая, неожиданно вспомнил: о чем это «кое о чем» он собирался со мной поговорить?

Вечером другого дня на квартире меня посетил околоточный. И по делам отнюдь не криминальным. Он долго расхваливал коллектив СКЗ, рассказывал, как ребята сами строили стадион – ставили забор, вскапывали и ровняли футбольное поле, помогали строить павильон… Потом заговорил о «Мамонтовке», но не хулил ее, а упирал на то, что, по его мнению, я не вписываюсь в этот коллектив и никогда не впишусь, поскольку там играют спортсмены хоть и сильные, но великовозрастные и потому с ничтожной спортивной перспективой… Я стал догадываться, куда клонит мой гость. В заключение он сказал:

– Наши ребята тебя очень уважают. Даже любят, считают, что ты не только хороший игрок, но и парень хороший. У нас ведь как: подбирают, чтобы не только спортсмен сильный был, но и человек чтоб приличный. Мы плохого не возьмем, пусть он хоть чемпион-расчемпион… Ребята наши говорили, что хотели б видеть в команде такого парня, как ты…

Он приходил еще не однажды. Посещения его стали почти регулярными – раз в две недели, а то и каждую. И наступление вел широким фронтом, забирая меня в кольцо. Попутно он соблазнял моих братьев Сергея и Николая записаться в СКЗ – предложил им на выбор: теннис, крокет, легкую атлетику. Это ему удалось довольно быстро. Братья предпочли теннис и посещали клуб с радостью, приходили домой веселые, счастливые. Вот тогда и пошел задуманный Прудниченковым двусторонний нажим. Иван Иванович рассчитывал точно…

Я долго держал оборону. И прежде всего оказывал сопротивление самому себе. Ведь и сам не без глаз – еще до кампании Прудниченкова видел все, о чем он мне говорил. СКЗ действительно прекрасный клуб. Образ жизни, который ведут его члены, мне и в самом деле по душе. Меня тянуло к ним. Но осознать эту тягу не только не хотел, но и просто боялся. На страже верности клубу стояла моя благодарность – в «Мамонтовке» я сделал первые шаги в большой (по тем временам) спорт, она дала мне путевку в футбольную жизнь.

Однажды, переживая муки колебаний, я обратился к своим товарищам по команде. Пришел и честно, ничего не утаивая, в том числе и свое отношение к сложившейся ситуации, рассказал мамонтовцам. Представьте, меня поняли…

Мамонтовцы решили вопрос по-человечески, без своекорыстия. Кто-то из них сказал:

– Раз человек хочет уйти, значит, ему так лучше. Зачем доказывать, что здесь ему хорошо, а там будет плохо? Кто может взять на себя такую ответственность – убеждать человека в том, чего сами не знаем? А уж чего и знаем в душе, так боюсь, что… не в нашу пользу… Да и вообще – зачем насильно держать человека, злоупотреблять его совестью? Мы не должны так поступать. Хочет уйти? Пусть уходит. Возражать не имеем права.

Словом, вопрос был решен, и 31 декабря, в конец «Юрьева дня» и в канун Нового года, я подписал свою карточку. Это произошло вечером, и Прудниченков потратил оставшиеся до Нового года часы, чтобы засвидетельствовать этот факт в Московской футбольной лиге. К двенадцати часам ночи я уже входил в 1-ю команду СКЗ, где мне заготовили место левого среднего нападающего.

Вместе со мной сюда перешел и брат Александр, которого определили во вторую команду. Теперь все братья Сушковы стали членами СКЗ – напоминаю: Сергей и Николай играли здесь в теннис.

Этот эпизод побуждает меня к разговору о некой этической проблеме, актуальной и сегодня: насколько нравствен вообще переход из команды в команду?

Стоит спортсмену (особенно от большого спорта) перейти в какое-то добровольное общество из другого, не менее ДОБРОВОЛЬНОГО, как его тут же клеймят бранным словом «перебежчик», обвиняют чуть ли не в продажности и аморальности, а в газете по этому случаю появляется проблемная статья о нравственности атлета, спортивной этике и воспитании клубного патриотизма.

Удивительно, но именно в добровольном спорте возник некий неписаный закон, который накрепко привязывает игрока к команде, часто удерживает в ней вопреки его воле.

Начинаются разговоры: ты, дескать, предатель, бросил родной коллектив и товарищей только потому, что у тебя появились большие виды на квартиру, и пр. и пр. Я, однако, хорошо знаю спортсменов и твердо могу сказать: не в том суть. Хотя быт для человека, как известно, дело не последнее, подавляющее число переходов объясняется вовсе не материальными соблазнами.

Спортсмен – человек творчества. И творчество – самый главный стимул, что побуждает его работать в поте лица. В коллективных видах спорта, таких, как, скажем, футбол, хоккей, атлет творчески накрепко связан с командой. Его личный успех полностью зависит от успеха общего. Поэтому, уходя из клуба, он прежде всего нанесет ущерб своим собственным творческим интересам. А это жертва, на которую он может пойти только в самом крайнем случае. Если у него по этой вот спортивно-творческой линии все в порядке – его признают, уважают, он чувствует себя на месте, то вряд ли покинет свой коллектив, как и чем бы его ни соблазняли. Исключения из этого правила, возможно, не так уж редки, но они все-таки исключения, и я не стану заострять на них внимания. Скажу только: «ландскнехты» от спорта – люди неразборчивые, способные пойти куда угодно и на что угодно, лишь бы побольше заплатили – явление позорное. И вдвойне позорное, поскольку нынче у нас восьмидесятые годы, а не десятые, – новое время, новая этика, новый человек, и на этом фоне подобная продажность особенно нетерпима.

Однако бывают переходы, которые, на мой взгляд, никак не порочат честного имени игрока. Они могут быть вызваны неудовлетворенностью своим положением в команде, неким штампом посредственности, который футболист, как ни старается, не может с себя снять. Более того, он и сам начинает верить в свою бесталанность, а потому играет все хуже и хуже. Он чувствует, что с переходом в другую команду все может измениться, что там ему, как говорят, отрастят крылья. Он хочет уйти, а его держат.

Бывает наоборот: сильный игрок уходит из плохой команды, чувствуя, что прозябает здесь, что никогда не выбьется в большие спортсмены, не завоюет престижа, которого заслуживает. А он этого очень хочет. Да, он стремится к славе, понимает, что у него есть шансы, – словом, хочет взять свое. И его стремление понятно, правомерно, неосуждаемо – естественное для человека желание самоутвердиться. Или ему так и зачахнуть в плохой команде? Из солидарности? Или ради того, чтобы, как говорят в сфере производства, подтянуть отстающую бригаду? Но он до сих пор как раз и пытался это сделать и пришел к выводам: во-первых, нет пророка в своем отечестве, во-вторых, чтобы эту плохую команду превратить в хорошую, нужно сделать две вещи: пригласить другого тренера и сменить игроков. Короче, увидев бесплодность своих попыток, он уходит в другой клуб. И это тот случай, когда возникают самые большие скандалы.

Есть и другие мотивы, вполне пристойные, которые полностью оправдывают игрока в его желании перейти в другой коллектив.

Думаю, что следует относиться с большим пониманием к личности в спорте и уважать стремление атлета к спортивному росту.

Тем не менее ничто не может оправдать спортсмена, если он покидает свою команду в разгар сезона, зная при этом, что ставит ее в трудное положение. Время переходов, мне кажется, должно быть непременно регламентировано. Месяц ли, два ли, больше или меньше, но время такое необходимо.

Итак, началась моя спортивная жизнь в новом клубе. Психологическая акклиматизация в коллективе прошла очень быстро. Буквально неделю спустя я уже был своим человеком в команде и чувствовал себя так, словно всю жизнь здесь провел. Впрочем, удивляться не приходится: ребята хорошо меня знали.

Не успел я прийти, как тут же втянулся в кампанию по вербовке еще одного игрока…

Как-то в павильон дяди Саши пришел вратарь команды Николай Соколов и мощным голосом, перекрывая шум, сказал:

– Так вот, братцы, я нынче понял, чего нам не хватает для полного успеха… – Желая заинтриговать ребят, он сделал паузу. И впрямь все разинули рты, поскольку знали: Соколов слов на ветер не бросает – его уважали как человека и боготворили как вратаря. Голкипер он отменный – не брал лишь те мячи, которые вообще невозможно взять, и не случайно стал первым стражем ворот сборной СССР. – Не хватает нам, – продолжал он, – рыжего игрока!

– Этого нам только и не хватает! – с иронией подхватил полузащитник Сева Кузнецов.

– Представь, этого… Видел сегодня… не то что рыжего – огненного футболиста. Скажу вам: божьей милостью футболист! Нам бы такого заиметь, и тогда никакие питерцы не страшны. Играет в СКЛ. И они его, братцы, в третьей команде держат! Будто в первой у них сплошь олимпийские чемпионы… И парень, видно, хороший. Честно играет – выкладывается весь, до ногтей. Футболку – хоть выжимай…

Не исключено, что знаменитый Федор Селин так никогда и не узнал, что история его перехода в 1-ю команду СКЗ началась именно с этого разговора.

Мы ходили на матчи первенства лиги средних учебных заведений, приглядывались к командам, игрокам– искали футбольные таланты. И находили.

Игроки шли к нам с большой охотой, хотя никаких материальных соблазнов не было. Но в спорте все соревновательно, в том числе и моральный микроклимат, сложившийся в командах. В «Стрекозе» ребята собственноручно его сделали таким, что он притягивал к себе атлетов из других клубов.

Пожалуй, ни одну команду не охватывало так увлечение вспомогательными видами спорта, как «Стрекозу», которая запасалась силой, ловкостью и летом и зимой. Мы увлекались теннисом, легкой атлетикой, зимой ходили на лыжах, посещали городские катки… По молодости, однако, не всегда умели правильно распределить свои силы. Может, этим как раз следует объяснить некоторую неровность наших выступлений в первенствах?

В тот год (1916) «Стрекоза» играла очень неровно. Болельщики иной раз ошалело вглядывались в таблицу и никак не могли понять: что же это за команда, «Стрекоза»? Очень она слабая или очень сильная?

Команда выступала по самому высокому классу МФЛ, обозначенному литером «А». В класс «А» входили восемь команд, и среди них знаменитая, непобедимая «Новогиреево» – состав которой шел почти без поражений не только во встречах с москвичами, но и с петроградцами. Мастерство этой команды явно обогнало свое время и, думается, соответствовало примерно уровню тридцатых годов. По классу «А» играли и другие очень сильные команды – КСО (морозовцы), ОЛЛС (Общество любителей лыжного спорта), ЗКС (Замоскворецкий клуб спорта)…

И вот начинается сезон, идет первый круг. «Стрекоза» встречается с ОФВ (Общество физического воспитания): у игроков первой – авторитет талантливой, многообещающей молодежи. От нее ждут сюрпризов самого позитивного толка, ибо знают: она уже потрясла болельщиков сенсацией, обыграв «Новогиреево». И верно – она подтверждает свое реноме. Матч «Стрекоза» – ОФВ заканчивается счетом 6:0. «Браво!» – кричат болельщики. «Браво!» – восклицает пресса. И – те и другие ломают головы насчет прогноза: кого нынче ожидает чемпионство – «Новогиреево» или «Стрекозу»?