Текст книги "Зло той же меры"

– Да что ж такое! – внезапно воскликнула Лиза, буквально выдернув меня из паутины мыслей, обращённых в прошлое.

– Что… что случилось, что такое?

– Керчев рассказывает, как на этой улице прямо сегодня было произведено нападение агрессивно настроенной толпы на двух полицейских… Опять же, обвиняет Иванова, что докатились до такого.

– На этой?.. Нет, это же Дальневосточная, а нападение было на Калининской… Другая же вообще часть города, – недоумевал я, не сообразив, что мои слова заставят Лизу волноваться.

– На тебя сегодня тоже напали? – встрепенулась Лиза.

– Да не то чтобы…

– Так, что произошло?! – вскочив, жена теперь сверлила меня наполненными волнением зелёными глазами. Веко слегка подрагивало, как и всегда, когда Лиза нервничала.

– Напарник идиот попался, решил арестовать какого-то парня с ножиком, которым тот никому не угрожал, просто крутил-вертел. Ну и там толпа сразу ощетинилась, заступиться за него хотела, отбить. Понятное дело, пришлось применять дубинки, электрошокеры, светошумовую гранату даже. Хорошо, что кавалерия вовремя подоспела. Один на меня бросился, его, в общем, тоже увезли. Они ещё странные ребята такие, наносят себе на лица татуировку хреновую такую… похожую на дракона лишь отчасти, – промямлил я. – В любом случае, беспокоиться нечего. Дважды в одно место для патрулирования не шлют, потому теперь настало время других испытывать на своей шкуре невезение.

Вообще я не должен был говорить Лизе ничего из произошедшего на работе. Да и в принципе она не должна была знать о том, что я – не простой госслужащий, а полицейский, ведь это строго секретная информация. По уставу я должен был бы пойти под суд с наказанием от штрафа в три заработные платы до отбывания двух лет в тюрьме. Но я не мог не доверять любимой, да и Лиза знала меня с детства, каким я был, знала, через что я прошёл и каким стал. Уверен, не скажи я, она и сама наверняка догадалась бы. Так я по крайней мере успокаивал себя.

– По всей видимости, сегодня прямо какой-то «взрыв», весна, что ли, так действует на людей. Что за один день сразу несколько таких вопиющих нападений на полицейских, – нахмурившись, сказала Лиза.

– Наверное…

Я уже согласился с мыслью жены, как вдруг картинка на экране сменилась, и теперь на меня смотрел белобрысый паренёк с округлым детским лицом, левая сторона которого была забита грёбаной татуировкой дракона. Я сразу же узнал его. В этот момент ведущая говорила о том, что задержанным оказался некий Павел Шесталёв, двадцатидвухлетний учащийся педагогического колледжа – филиала столичного института.

– Это… Чёрт возьми… – потеряв адекватный дар речи, тыча указательным пальцем в монитор телевизора, лепетал я.

– Что, что такое?

– Тот самый… которого я арестовал сегодня. Вернее, мой дебил-напарник. Это он, я уверен. На все сто процентов, клянусь!

– Ты уверен? Но ведь Керчев…

– Врёт Керчев. Врёт, сволочь!.. – я сорвался на крик.

Как же так? Он же всегда рубит правду, утверждает, что оперирует лишь проверенными и не раз подтверждёнными аргументами и фактами. Вот я дурак, попался в очередной раз. Столько раз обещал себе не верить ничему из того, что услышу или увижу в телевизоре… Но зачем им это? Зачем говорить, что задержание было на Дальневосточной улице вместо Калининской? Побоялись? Быть может, эта банда с татуировкой дракона во все лица на самом деле много более серьёзная, чем я предполагал. В любом случае, хорошо, что завтра меня там, как и лгуна Керчева, не будет. Какие всё же они все двуличные лицемерные мрази!

– Что случилось, папа? Мама?

На пороге нашей комнаты застенчиво стояла Наташа, широко распахнутыми глазами смотря то на меня, то на Лизу. По всей видимости, я побеспокоил её случайно вырвавшимся криком.

– Всё хорошо, не волнуйся, доченька, – Лиза вскочила на ноги и в следующее же мгновение обнимала Наташу, гладила её по голове так аккуратно и нежно-нежно.

Я выключил телевизор, чтобы не закипать ещё больше от вида Керчева, от одного имени которого меня теперь буквально тошнило – у нас нельзя верить никому. Хотя какая разница, веришь ты им или нет… Власть имущие найдут способ обмануть тебя, втоптать в грязь. Ещё и заставят думать, что ты сам же во всех своих бедах и виноват. Подонки!.. И ведь, что самое обидное, это было испокон веков, каждый раз при смене власти или даже минимальной оттепели высокопоставленные люди обещали и клялись, что больше никогда не допустят лжи и обмана. Тем самым уже обманывая, ведь ещё не было ни одного политика, который бы не лгал…

– Так, а уже, между прочим, почти девять часов, – отгоняя терзавшие меня мысли, как можно более радостным голосом заметил я. – Если кто-то хочет узнать, что же было после того, как ещё никому не известный мальчик вынул из камня меч, то этому кому-то надо прямо сейчас бежать чистить зубки и запрыгивать под одеялко.

– Я быстро, прямо пара минут! – на лице Наташи вновь заиграла радостная улыбка, она стремглав бросилась по узкому коридору в ванную.

– Зубки надо чистить тщательно! – крикнула ей вдогонку Лиза, затем обратилась ко мне шёпотом: – Вам выдали экзоскелеты?

– Пока что всё ещё нет, – ответил я и, догадываясь, почему она меня спрашивает, принялся её успокаивать: – Но и фиг с ними. Идти тяжеловато, но зато мы как консервные банки, защищены на все сто сорок шесть процентов.

– Но ведь уже сколько обещают? Года два, разве нет?

– Где-то так. Лиза, в любом случае, даже не волнуйся. В тот же сектор меня патрулировать завтра не отправят, зуб даю. Скорее всего, даже в более спокойное место после сегодняшней заварушки направят. Может быть, даже следить за порядком на улице Карла Маркса, где вся наша знать почивает.

В ответ Лиза лишь крепко обняла меня и уткнулась лицом в мою грудь. Поцеловав её в макушку, теперь я любовался своей любимой. Она была чуть ниже меня ростом, всегда такая стройная и миниатюрная, что в моих объятиях казалась мне иногда столь хрупкой. Шли месяцы, годы, а я всё так же горячо и страстно любил её всем сердцем. По сути, они с дочерью были тем единственным, что я на самом деле ценил в жизни, ради чего надрывался на этой треклятой должности полицейского, которую ненавидел и которую не выбирал. А уволился бы – ни на одну официальную работу меня бы не взяли… Спасибо реформе нашего государства. Вот и тянул эту лямку лишь ради того, чтобы помогать своей семье.

В ванной выключилась вода, и я уже готов был идти в детскую, выпутываясь из объятий Лизы, как вдруг почувствовал на шее лёгкий поцелуй, затем ещё один, теперь уже полный страсти, ощущаемый через кожу в самом сердце. Во мне тут же вспыхнула искра, я едва удержался от того, чтобы не поднять на руки красавицу-жену и не понести её на кровать, где в безудержном порыве сорвал бы с неё это платьице, впился губами в её такие нежные и сладкие губы, раздвинул её стройные тонкие ножки… Она явно прочитала мои мысли или, быть может, по моему тяжёлому участившемуся дыханию поняла, что поцелуи возымели успех, и теперь хищно улыбалась, вглядываясь в моё лицо. А в этот момент её рука скользнула ниже и сжалась в моём паху – отчего я резко выдохнул… хотел резко наклониться вперёд, чтобы всё же слиться с ней в страстном поцелуе, а руки инстинктивно дёрнулись вниз, сжимая её аппетитные формы сзади, как голос дочери вмиг отрезвил меня:

– Я готова, пойдём, папа!

– Я иду… да, иду, – тут же убрав руки и развернувшись на сто восемьдесят градусов, откликнулся я.

– Иди скорее, читай про своего короля Артура, – сказала жена, а затем тише добавила: – А затем приходи ко мне, я буду ждать тебя под одеялом… без всего лишнего.

За окном бушевал ливень, монотонно барабаня каплями по окну. Детская комната была, как и кухня, небольшого размера, но в неё вполне поместилась двухэтажная кровать, подготовленный к началу учёбы стол, громоздкий шкаф, оставшийся от предыдущих жильцов. А также хватило места даже выделить уголок под кукольный домик, наполненный различными игрушками от мала до велика: плюшевыми медведями и кроликами, сшитыми Лизой куклами в импровизированных платьях, с большими пуговицами вместо глаз, куклами, сделанными под знаменитых, но, к сожалению, уже как лет двадцать недоступных в нашей стране Барби и Кена. Усевшись на краешек кровати, я едва различал текст – который зачитывал вслух, выжимая из себя ничтожные капли артистизма, – в свете единственной тёплой, но тусклой лампочки ночника в виде зайчика с большими чёрными глазами.

Спустя примерно страниц двадцать истории Наташа тихонько засопела, уронив голову на подушку. Я поцеловал дочь в лоб, шёпотом пожелал самых сладких снов и, погасив ночник, вышел из детской, плотно прикрыв за собой дверь. После чего, передвигаясь на носочках и ориентируясь в полутьме, словно мотылёк на свет, исходящий из нашей с Лизой комнаты, направился к жене, надеясь всей душой, что она не успела уснуть.

Зайдя в комнату, я обнаружил Лизу, лежащей на нашем диван-кровати под одеялом и читающей книгу Ремарка «Жизнь взаймы», которую буквально вчера закончил читать я сам.

– Не спишь? – спросил я, стараясь удерживать тон как можно более спокойным.

– Ты не опоздал.

Лиза отложила книгу и уже потянулась за очками с тонкой чёрной оправой, чтобы снять их, но я остановил её:

– Оставь их, пожалуйста. Ты же знаешь, как они меня заводят.

Прикрыв дверь, я сбросил с себя футболку и прыгнул на кровать, целуя жену попеременно в губы, шею, щёки, лоб, нос. Я не мог остановиться, сжимая её крепко-крепко под собой.

– Чего это ты так завёлся? – уворачиваясь от очередной порции поцелуев, спросила она. – Ведь я всё ещё лежу под одеялом, где мне, быть может, так холодно… и одиноко.

– А это мы сейчас исправим, – улыбаясь, ответил я и занырнул к ней, чувствуя теперь кожей её нежное и столь манящее тело. Не в силах сдерживаться более, я спустился ниже, теперь сжимая ладонями и целуя её красивую грудь, лаская бёдра.

– Я хочу, чтобы ты взял меня, – прошептала она и легонько укусила краешек моего уха. – Я очень и очень соскучилась.

Я вскочил с дивана и бросился к шкафу, где были спрятаны презервативы, на ходу избавляясь от лишней одежды. Возбуждение достигло теперь той точки, когда руки практически не слушались меня, а в голове с шумом пульсировала кровь, из-за чего я едва мог соображать.

– Давай без них, – вдруг произнесла Лиза.

Я недоумённо обернулся, не понимая.

– Если ты, конечно, не против, если что-то пойдёт не так или, наоборот, так… и у нас будет ещё один ребёнок… – Лиза покрылась краской и впервые за вечер отвела в сторону глаза.

Ещё до зачатия Наташи, да и множество раз после, мы обсуждали, что лучше всего когда-то в будущем завести двух детей. Ведь тогда у них всегда будет кто-то близкий по возрасту, кто всегда поможет, поддержит в тяжёлую минуту. Так вышло, что и я, и Лиза были единственными детьми в семье, быть может, сами ощущая потребность в родном брате или сестре, мы потому и задумывались именно о двух детях. Почти две недели назад у нас с Лизой произошёл «инцидент», порвался презерватив, видимо, оказавшись подделкой под нашу любимую марку. По всей видимости, после него Лиза и задумалась о втором ребёнке. Да и я, надо сказать, частенько начал думать об этом, когда напавшая в тот момент первой паника, уже непонятно с чего взявшаяся, покинула мои мозги. И всё же я оцепенел от столь неожиданного предложения – мне всю жизнь было сложно принимать серьёзные и важные решения мгновенно. Всегда всё обдумывал, взвешивал все «за» и «против».

– Ничего, забудь. Они на второй полке, за полотенцами…

– Нет. Нет-нет, без них. Но у меня одно условие, – решился я.

– Какое?

– Чур мальчик.

– Ну это не ко мне вопрос, мистер обладатель Y-хромосомы. И погаси свет. Можешь оставить настольную лампу.

– Ничего не знаю, я всё сказал, – отмахнулся я, медленно приближаясь к дивану.

Затем забрался сверху, прильнул к шее Лизы, вместе с этим раздвигая её послушные ноги. И, сжав руку на тонкой шее, медленно вошёл в неё, наслаждаясь тихим стоном, сорвавшимся с губ моей любимой.

Глава 6

Четверг, 3 дня до…Утро

Утром мы завтракали все вместе. Яичницу с колбасой и кофе приготовили Лиза с Наташей, которая пыталась во всём быть наравне со взрослыми и потому всегда радовалась, когда мы принимали её помощь, будь то готовка, стирка или уборка по дому. Я же в этот момент лихорадочно бегал по квартире, собираясь на работу, так не смог заставить себя подняться по будильнику, проспав лишние полчаса. Хорошо ещё, что в это время как раз поднималась Лиза – она и разбудила меня. Адвокатская контора, в которой она работала на полставки первые полгода, располагалась в десяти, максимум пятнадцати минутах от дома. Это позволяло Лизе приглядывать за Наташей в обеденный перерыв, а также возвращаться домой пораньше. В остальное же время дочери приходилось оставаться дома одной: няню мы позволить себе не могли. Зато Наташа росла самостоятельной и, быть может, когда-нибудь сумела бы помочь нам в воспитании братика или сестрички… От мысли о том, что, вполне вероятно, скоро в нашей семье будет пополнение, на моём лице впервые за утро проявилась улыбка.

– О чём задумался? – спросила Лиза, отпивая из своей любимой белой с изображением единорога кружки пусть и не самый дорогой и обыкновенный растворимый, но очень ароматный кофе. Она была слегка бледновата и медленно потирала пальцами левой руки висок.

– Да так… начинается мигрень, да? – эта треклятая болезнь мучила Лизу с подросткового возраста, то преследуя чуть ли не каждый день, то не давая о себе знать с месяц. За окном шла середина двадцать первого века, но эту болезнь человечество так и не научилось лечить, лишь только ослаблять её симптомы и проявления.

– Думаю, пройдёт совсем скоро, не усилится… Я приняла таблетку, не волнуйся… Наташ, ты бы хотела маленького братика или сестричку?

– Блатика?.. Ой, братика? – она смешно нахмурила бровки, задумавшись, прямо копия Лизы. – Не знаю, наверное.

– Ну ты бы была готова помогать нам нянчить его, учить? – продолжила Лиза.

– Дайте подумать… а собаку вы нам заведёте?

– Вот хитрюга! – воскликнул я и, бросив взгляд на жену, добавил: – Кого-то мне напоминает, вот только не могу понять, кого же.

– Да ну тебя. Быть может, когда гипотетический братик или сестрёнка подрастёт…

– А что значит гипо… гиполечиский? – заинтересовалась Наташа.

– Ги-по-те-чи… ой. Ги-по-те-ти-че-ский, – поправил её я. – В том плане, что мы же не можем быть уверены, что он или она будет. Нам ещё нужно и твоё одобрение.

– Мой одобрение? – Кажется, я попал в яблочко. Выпрямившись, с важным видом Наташа добавила: – Так и быть, я готова дать вам это своё «одобрение».

– Какая серьёзная мадама, – усмехнулась Лиза. – Хорошо, мы с твоим папой подумаем, раз ты одобряешь.

– Да, очень и очень крепко подумаем. Так, а пока что мне пора бежать. Люблю вас.

И, поцеловав поочерёдно своих девочек, я мигом вскочил из-за стола, натянул в коридоре лакированные туфли, накинул на служебную форму лёгкую ветровку и, обнявшись с женой – Лиза, выйдя проводить меня в коридор, смотрела странным взглядом, в котором читалось какое-то волнение, переживание, потому, прощаясь до вечера, я добавил, что «обязательно всё у нас будет замечательно» и что «я очень рад», – вышел из уютной квартиры в мрачный и ободранный подъезд. От одного вида которого моё настроение упало бы, если бы не чувство счастья, что иногда прямо буквально распирало изнутри, а в остальное время так мягко и приятно согревало.

После дождя, шедшего весь вечер и, судя по всему, ночь, на улице был самый настоящий потоп. С расстоянием максимум пару метров между друг другом асфальт с его многочисленными ямками и трещинами покрывали лужи, меж которыми перетекали ручейки, неся с собой грязь, песок и мусор: фантики, бутылки, какие-то пакеты, обрывки и огрызки. Но зато небо расчищалось – вчера оно было затянутое тучами, словно серым покрывалом. Теперь оно было скорее похоже на порванные лоскуты, а в его разрывах проглядывалась синева и лучи восходящего солнца. Воздух был, на удивление, наполнен какой-то свежестью и тем самым запахом после дождя, как когда-то давным-давно в детстве в деревне у бабушки, куда меня изредка высылали из шумной Москвы подышать воздухом и «напастись здоровьем», как говорила мама.

Жмурясь и морщась от резко ударившего по глазами света, я перепрыгивал через лужи и обходил очаги грязи, песка и земли, вымытых потоками из газонов и клумб. Мне приходилось спешить, так как по расписанию нужный автобус должен был прибыть на остановку уже через две минуты – поэтому туфли мои, с таким трудом начищенные до блеска чёрных носков, сменили расцветку на пыльно-чёрную с крапинками коричневого и серого. Разумеется, я успел, так как автобус приехал лишь спустя три минуты и сорок две секунды позднее времени, обозначенного на табло. Кстати сказать, чуда не случилось – и сегодня за мной приехал не более или менее хорошо сохранившийся электробус, а самая настоящая развалюха, выпускающая из трубы клубы чёрного дыма и трясущаяся даже перед светофором. Хотя и чудом было то, что от тряски не отваливались какие-либо части этого повидавшего виды старичка. И теперь мне предстояло порядка получаса стоять в набитом битком салоне автобуса, прижавшись к поручню или, вернее, практически будучи вдавленным в него.

Несмотря на исправляющуюся погоду за окном, по которой хотя бы можно было уже почувствовать приближение тёплых деньков настоящего лета, люди вокруг выглядели пасмурно, понуро и словно были скованы какими-то тяжёлыми думами. Но это и не удивительно. Что мне всегда было интересно, так это куда каждый день педантично направляются бабушки пенсионного возраста? Люди моего возраста, скорее всего, спешат на работу. Молодёжь – кто на учёбу, кто на смену. Но бабушки? Затаскивая в автобус свои обширные баулы, они обыкновенно бурчат, расталкивают всех и вся, с завидной быстротой и ловкостью устремляясь к свободным сиденьям. Как-то раз я подслушал разговор двух особенно ярких представительниц, которые, казалось, собрали в себе все отличительные черты этой касты: броская одежда, недовольные лица с парочкой излишних слоёв косметики, буквально выплёскивающаяся на окружающих грубость, которую вполне можно спутать с самым настоящим ядом. Одна из них рассказывала то ли подруге, то ли просто знакомой о том, что слышала, будто на другом конце Новоградска есть рынок, на котором в какой-то из палаток картошка стоит на рубль дешевле, потому вот и собралась с утра пораньше за покупками… Я всё прекрасно понимаю, в стране бесконечный кризис, растут инфляция и цены – и всё это при пенсиях, не слишком угоняющихся за этими изменениями. Но неужели нельзя было поехать на тот чудесный мифический рынок не в час пик, когда автобусы и без того сверху донизу набиты вынужденными спешить на работу или учёбу людьми? Притом собеседница ей ответила, что сама едет просто потому, что, цитата: «ей нравится кататься». Да и откуда столько сил и энергии на такие «развлечения», когда поездку назад та же женщина роптала на бедного паренька, прогоняя его, ведь он посмел занять сидячее место… К слову, такая ситуация возникала не раз, зачастую с людьми, явно уставшими после тяжёлого рабочего дня. Я понимаю, возраст, но всё же для кого-то эта поездка может быть развлечением, попыткой занять кучу освободившегося времени, а для кого-то – необходимостью, чтобы прокормить семью. Кто больше достоин занять столь ценное сидячее место: тот, кто весь день простоял на ногах за станком или таскал грузы, бегал от столика к столику, чтобы заработать хоть что-то, или же тот, кому просто нечем заняться?

Тем не менее ни все эти лица, ни тусклость и грязь улиц Новоградска, пролетавших за окном автобуса, не смогли подбить моё настроение, парящее высоко-высоко с раннего утра. Выйдя из автобуса на остановке «Площадь им. Ленина», я слился с толпой одетых точь-в-точь как я остальных госслужащих. И вот теперь этой серой массой мы буквально втекали в здание «Офиса», просачиваясь сквозь ряд турникетов после прикладывания к считывателю карточки-удостоверения. Выборочно – в среднем через двух человек – охрана проводила обыск на запрещённые предметы: начиная от оружия и заканчивая ноутбуками и флешками. Интересно то, что по крайней мере на моём уровне допуска смартфоны запрещены не были. Так какая разница между смартфоном и планшетом? А смартфоном с кабелем зарядки и флешкой? Все эти правила безопасности едва ли можно воспринимать всерьёз. Тем не менее они же отменили мне отпуск за границей, о чём я, чёрт возьми, забыл рассказать Лизе… Придётся отложить эту малорадостную весть до вечера. На всякий случай, пока я ждал своей очереди к турникету, добавил в календарь напоминалку на восемь часов с уведомлением. Мне очень не хотелось её расстраивать, но разве я мог что-то сделать? А держать в неведении или тем более обманывать было бы совсем нехорошо.

Когда подошла моя очередь прикладывать к считывателю пропуск, мне повезло – охранник лишь скользнул по мне пустым, ничего не выражавшим и не скрывавшим за собой – в том числе признаков интеллекта – взглядом и ринулся обыскивать следующую за мной женщину. Конечно, мне не о чем было волноваться и нечего бояться, но уж очень не хотелось судорожно выворачивать карманы, выставляя их содержимое на всеобщее обозрение. После недолгой поездки на лифте, в котором я чувствовал себя ещё более зажатым, чем в переполненном утреннем автобусе, теперь по, казалось, бесконечно тянущемуся коридору я следовал до своего кабинета. Из многочисленных дверей и ответвлений выходили и входили, следовали рядом со мной и шли навстречу те же серые безрадостные лица, что и ехали в автобусе, тянулись по улицам Новоградска на работу ранним будним утром. «Счастье – это когда с радостью утром идёшь на работу, а вечером с радостью возвращаешься домой». Если следовать этой цитате, то сегодня я не повстречал ни единого счастливого человека. Жизнь от зарплаты до зарплаты, если не вообще в долгах, страх перед завтрашним днём, угасание надежды на то, что в обозримом будущем что-либо изменится в лучшую сторону… Всё это десятилетиями вводится в вены, проникает в наше сознание с воздухом, впитывается через кожу и проникает даже в самые кости. «Ничего, затянем пояса потуже». С таким лозунгом в принципе невозможно чувствовать себя счастливым, а он стал уже почти официальным государственным.

Когда я взялся за ручку двери, на табличке которой был написан номер «0398», то, взглянув на часы, обнаружил, что успел приложить пропуск ровно за минуту до начала рабочего дня. Ещё немного, и мог получить выговор. Или даже штраф, ведь в прошлую пятницу я уже опоздал на тридцать секунд. Идиотской, конечно, я обладал чертой характера – с самого детства не мог заставить себя выйти из дома хотя бы немного заранее, чтобы наверняка не опоздать. И, на удивление, практически всегда приходил либо вовремя, либо всего лишь с отклонением в плюс-минус пару минут. Как будто внутри меня был зашит какой-то магический секундомер или таймер, который сам подбирал мне время выхода, подстраиваясь под ситуацию с лифтами, пробками, состоянием погоды. Стоит отметить, что мелкие опоздания всегда аукались мне проблемами – что в школе, что в детском доме. Пробраться незамеченным в класс или казарму, словно разведчик, у меня никогда не выходило, а вот попасться в такие моменты на глаза даже самому рассеянному преподавателю – это пожалуйста, это каждый раз.

Вздохнув, я сел за стол и нажал на кнопку включения рабочего компьютера. Сладко потянулся, вытянув руки над головой, затем щёлкнул кнопкой электрического чайника, который сразу же успокаивающе зашумел, кипятя воду. Завтра меня ждал «спортивный день» – культуру почитания спорта никто не отменял, с чем, в принципе (опять же, если без лишнего фанатизма), я даже был согласен. Когда-то давно наша страна занимала первые места по очень многим видам спорта. Помню, как в детстве мы с родителями, бывало, прилипали к экрану телевизора, когда проводилась очередная Олимпиада или чемпионат по футболу, хоть именно по нему успехов сборной было крайне мало… Теперь же Россия исключена из всех видов спорта. Каждый год наши политики обещают добиться возвращения страны в мировой спорт, но всё заканчивается как раз таки на этих лишь обещаниях. А внутренние соревнования, пришедшие на смену тем, если честно сказать, мне совершенно неинтересны. Одни и те же спортсмены, когда-то добившиеся вершин и которым теперь словно нечего доказывать и некуда больше стремиться. Не цепляет. И всё же спорт у нас считается штукой важной и нужной. Потому весь «Офис» со своей оравой госслужащих делился на группы, у каждой раз в неделю вместо рабочих обязанностей главной задачей было утром провести зарядку, затем общее обучение самообороне, работу в зале на тренажёрах и с использованием железа. После каждый был волен выбрать развлечение на своё усмотрение: теннис, футбол, волейбол, баскетбол. Всё, что только душа пожелает, хоть опять вернуться обратно в зал и поработать над мышцами. И я был готов выложиться по полной – ведь впереди маячила суббота, мой любимый день недели и по совместительству единственный выходной. Лиза договорилась с начальством, чтобы тоже по субботам проводить время дома, потому это была прекрасная для нас возможность провести целый день вместе. Я подумал о том, что надо будет как-нибудь обязательно выбраться на природу или же поехать на автобусе в какой-нибудь соседний город. Быть может, даже в Москву, в которой мы с Лизой росли и учились.

От мыслей о семье и наших планах на выходной день моё сознание тут же переключилось на воспоминания о проведённой с Лизой ночи. О нашем плане на второго ребёнка – как я, если честно, в глубине души надеялся, что это будет сын! Самый настоящий мальчик, с которым, я уверен, у нас наладится самое настоящее взаимопонимание. А оно просто обязано быть между родителем-отцом и его сыном. Я невольно улыбнулся.

Как вдруг мне в глаза бросилось на экране компьютера мерцающее уведомление с пометкой «Задача на сегодня, 20.04.2045 года». Не чувствуя никакого волнения или внутренних эмоциональных колебаний, я подтвердил получение электронного письма – чтобы это действие отобразилось у кого-то неизвестного там, являющегося нынче моим начальником, – и приступил к ознакомлению со своей суточной задачей. Но уже с первых строчек я осознал, что зря столь легкомысленно отнёсся к данному письму. К десяти часам утра я должен был явиться в комнату под номером «0175» и получить спецодежду для проведения патрулирования улиц Калининская, Вышекаменская и Пионерская.

Я недоумевал, как же так?.. Тот же набор улиц, что и вчера. Тот же треклятый сектор… Во главе с этой самой неспокойной в городе Калининской клоакой. Это штрафная санкция за что-то сделанное неверно при задержании или в принципе за создание опасной ситуации? Но тогда почему не поступало никакого выговора? Да и при первом же рассмотрении, в случае чего, все копья должны были полететь в сторону моего шизанутого сорвиголову-напарника. Я лишь действовал по создаваемым им обстоятельствам… Или же, скорее всего, всё дело было в моей чёртовой «везучести». Кто-то, кто должен был нести сегодня службу на Калининской, по какой-то причине не смог – так кто же будет вместо него? Разумеется, я. Перед моими глазами появился образ того психа, который клялся мне и божился, что клан этих татуированных лиц сделает всё, чтобы отыграться на сегодняшнем патруле. Такой тонкий и высокий, с обвисшими трясущимися щеками – теперь он не был мне смешон. Волнение, сжавшее моё сердце в первое же мгновение прочтения письма-задачи, охватило теперь и всего меня целиком. Тело пробила дрожь, дыхание сбилось, а руки стали словно не мои: такие тяжёлые, неказистые и непривычные. Казалось, что свело даже зубы и язык. Всё потому, что мне в этот момент было по-настоящему страшно.

Но приказ есть приказ.

* * *

Казалось, что с начала пятого урока прошла целая вечность. Бросив взгляд на часы, с грустью отметил, что их стрелки едва двигались. Я едва сдерживался от того, чтобы не облокотиться головой о руку – столь сильно меня убаюкивала непрекращающаяся болтовня нашей учительницы по истории. А ведь даже ещё год назад она вела предмет на самом деле бойко и захватывающе. Благодаря ней я заинтересовался историей Древней Греции, Рима, затем происходившими в Средневековье в Европе событиями. Даже откопал лежавшие у нас дома ещё из бабушкиной библиотеки советские издания художественно-исторической серии «Проклятые короли», написанные французским писателем Морисом Дрюоном. Разумеется, даты исторических событий в памяти подстирались, но вот их последовательность, причины и итоги – наиболее важные аспекты, которые просто-напросто необходимо черпать из истории, – кажется, осели в голове навсегда.

Историю России же слушать на её уроках было практически невозможно. Древней Руси ещё быть может, хотя и в этом времени она умудрялась выделять определённые события и сводить их к мыслям о том, что ещё вот тогда западный мир все силы бросал на то, чтобы задушить нас. А уж рассказывая о времени правления династии Романовых от Петра I до Николая II, совсем не экономила яда и не гнушалась оскорблять англичан, немцев, французов и, разумеется, американцев, которые, на её взгляд, вообще не имели права на существование и по сей день оставались не чем иным, как лишь придатком Англии. И самым её любимым всегда было проводить параллели с днём сегодняшним, что сейчас, дескать, они продолжают своё подлое дело. Непременно делая вывод о том, что мы выстоим и обязательно всем ещё покажем, ведь у нас свой, особенный путь, с которого нас не столкнуть. Сейчас же она с восторгом и безмерным почитанием рассказывала о приходе к власти Сталина в уже образованном СССР, в прошлом носившего прозвище Коба и фамилию Джугашвили.

От обожавшего читать книги по истории отца я многое знал о молодых годах Сталина и его революционной деятельности: беспощадный, беспринципный и всеми силами служивший своему «хозяину» Ленину. А также и о лишь на время затихавших репрессиях, пугающем до сих пор ГУЛАГе и всесильном НКВД с одинаково заканчивавшими жизнь его наркомами Ягодой, Ежовым и Берией. Все они подписывали смертный приговор за смертным приговором и, судя по всему, искренне верили, что сами неприкасаемые и бессмертные. Интересно, как каждый следующий не понимал, что его ждёт, зная то, что его предшественник, несмотря на идентичные заслуги, был объявлен предателем народа и расстрелян, как и его жертвы? Да и не просто зная, лично ведя дело того самого предшественника и подписывая приказ о его уничтожении. Никто ничему и никогда, к сожалению, не учится… Учительница истории с такой искренностью превозносила личность Сталина до уровня некоего Бога, что становилось страшно – ведь она должна была знать и многие неприятные и ужасающие факты его биографии. Стоили ли его великие исторические достижения тех тысяч, миллионов «маленьких счастий», которые были растоптаны и уничтожены вместе с неугодными людьми, целыми семьями… Так почему же она занимала такую позицию и пыталась вбить её в голову нам? Воистину, человеческая душа – потёмки. Ведь сегодня развивается тренд особой любви к СССР, и в том числе к Сталину, среди молодых людей. Можно понять ещё старшее поколение, чьё детство или лучшие годы жизни прошли в советские годы – когда здоровы и живы родители, да и ты сам полон сил. Но те, кто не жил, не видел… Почему нет стремления в светлое будущее? Вместо него, наоборот, лишь желание поглубже забиться в тёмную дыру прошлого, отвергая и понося что-то незнакомое, новое, даже если оно улучшает и облегчает жизнь. А зачастую и спасает, как те же лекарства и в принципе развитие медицины, но ведь существует целая каста тех же «антипрививочников».