Текст книги "Зло той же меры"

Глава 3

Среда, 4 дня до…День

Чёрт возьми, я просто не верил своим глазам! Как и всем остальным органам чувств, да и своему сознанию вместе с ними. Этот идиот взял и выстрелил в парня с ножом-бабочкой из старого доброго тазера. В одном из самых неблагополучных кварталов города, прямо посреди улицы, которая битком была набита отморозками, слабо дружащими с головой. Хотя, судя по всему, доставшийся мне сегодня напарник не слишком сильно от них отличался… Что-то наподобие их брата по разуму, только по другую сторону баррикад… Грёбаный придурок, мать его! Спокойным уверенным шагом он направился к корчащемуся на земле арестованному, вместе с этим перезаряжая тазер. Весь его вид и уверенные движения буквально кричали о том, какой он сверхсильный супергерой, хотя в моих глазах он выглядел практически уже мертвецом, достойным как минимум номинации на премию Дарвина. И я уже практически мертвец – мне ведь крышка из-за этого дебила… Банки, огрызки, какие-то камешки и стёкла летели теперь в меня, отскакивая от композитного доспеха. Я чувствовал себя улиткой в домике, которую вот-вот из него постараются выковырнуть ради утоления своего «голода».

Я крепче сжал в руках пистолет, заряженный теперь боевыми патронами. Одному мне никак не охладить пыл толпы, которая смыкала вокруг нас плотное кольцо. Я видел, как у некоторых людей появлялись биты, ножи, кто-то разбивал бутылки о стены и бордюры, готовя из них «розочки».

– Оружие в боевую готовность, – сообщил я напарнику по рации, стараясь держать тон спокойным.

– Не дрейфь. Просто держи этот скот на мушке, – ответил он, надевая на руки арестованного пластиковые наручники, всегда напоминавшие мне обыкновенные хомуты-стяжки для кабелей.

Боже, как же мне хотелось бросить всё на хрен, врезать этому зарвавшемуся гению и пойти, а вернее побежать восвояси, оставив его на самосуд толпы.

– База, приём. Вызывает полицейский номер восемь-ноль-два-два-три-один. У нас арест. Ситуация критическая, требуется подмога.

– Вас понял, фиксирую ваше местоположение. Готово, высылаю сигнал SOS ближайшим патрулям, – отчеканил мне из наушников совершенно спокойный голос оператора. Ясен пень, он спокоен, сидит в тепле и уюте в пусть жёстком и даже, быть может, переломанном стуле, но зато в безопасности. Хотя что он ещё мог сделать, я, наоборот, должен был благодарить за то, что он отозвался практически мгновенно.

Охватившая меня паника отступила: просто-напросто стало не до неё. Встав в стойку для ведения огня, но всё ещё направляя пистолет в землю, я осмотрелся, стараясь подсчитать количество потенциальных противников. Признаюсь, что сбился на двадцати двух. Они напоминали мне стаю гиен, готовящуюся к нападению на ослабшую добычу, которая практически в их руках. Они двигались медленно, не торопясь, но целенаправленно. Прямиком по наши души.

– Готово, двигаем отсюда, – сказал мне напарник. А я подумал о том, не слепой ли он часом, если не видит происходящее вокруг нас.

– Не получится. Достань боевое оружие, – уже чуть более резким тоном процедил я в микрофон, пока очередная порция жестяных банок и каких-то остатков еды летела в меня со всех сторон. Я даже не пытался увернуться, концентрируясь лишь на сжимающихся в кольцо людях. Если у кого-то из них есть огнестрельное оружие, я должен буду выстрелить первым. Как же мне хотелось вернуться домой целым и невредимым…

– Граждане, не препятствуйте законному задержанию нарушителя общественного порядка. Отойдите в сторону…

Голос идиота-напарника утоп в гвалте, криках и свисте. Интересно, он правда верил, что обладает столь сильным даром убеждения и красноречием, что после его слов толпа разошлась бы, а быть может, даже выстлала бы для нас красную ковровую дорожку – прямо к опорной точке в трёх кварталах отсюда? А там уже и транспорт, и подмога. Как нам добраться дотуда?

Краем глаза я заметил, как справа один из самых близко стоящих ко мне людей занёс для удара биту. Резко повернул корпус в его сторону и наставил пистолет, целясь прямо ему в голову, после чего отчеканил стальным голосом, лишённым каких бы то ни было эмоций:

– Не стоит, дружище.

Дождь начинал усиливаться, словно сама природа решила приступить заранее к оплакиванию наших тел, сознаний, планов на будущее и мечтаний. Левой рукой я потянулся к пульту управления костюмом, расположенному на груди. Хотелось сделать чуть холоднее, но увеличить силу работы вентиляторов не получалось. Забавно, что перед лицом смерти я не забывал о личном комфорте.

– Встал и пошёл с нами, – приказал арестованному долбаный сорвиголова и по совместительству, к сожалению, мой напарник.

Разумеется, тот не подчинился. Продолжая лежать на животе со стянутыми за спиной руками, он приподнял голову и, оглядев обступившую нас толпу, облизнул сухие губы и лишь мерзопакостно улыбнулся, переведя взгляд на нас. Интересно, сколько ему лет? На вид я бы не дал больше двадцати, быть может, даже несовершеннолетний – они сейчас растут и взрослеют внешне, словно на дрожжах. Иногда мне кажется, что я сам выгляжу моложе многих подростков, особенно отпустивших искажающую возраст бороду. К сожалению, скорее всего, парень потерян для общества в роли кого-то, способного принести людям пользу. Хотя у человека всегда есть шанс взяться за голову, для этого нужно лишь время. Правда – порванный правый рукав лонгслива задрался, открывая вереницу следов от уколов с расходящимися на бледной тонкой коже лиловыми синяками, – есть ли у паренька это самое время? А на довольно миловидном и совершенно безобидном лице, на левой его половине, была набита татуировка: то ли ящерицы или змеи, то ли зелёного дракона, разинувшего пасть с длинными и многочисленными зубами. У змей не так много зубов, но вот лап я не видел или же не успел как следует разглядеть. Вообще в принципе издалека всё это дело выглядело грозно, вблизи же – фигня фигнёй. Кривобокая и вся скошенная – прямо импрессионизм нового времени. Оглядев толпу, я отметил для себя нескольких молодых людей с точно такими же татуировками на лице. Похоже, это какой-то новый клан, по крайней мере я с такими тату раньше не сталкивался.

– Ребят, чё мы ссыкуем? Смерть мусорам! – внезапно раздался призыв из толпы, но никто сразу же вперёд не бросился. Круг и так уже сузился до предела, оставляя нам площадь в восемь-девять квадратных метров, потому никто не делал даже маленького шажочка – каждому своя шкура была дороже, хоть пламя в толпе и тлело. Нужна была лишь искра, чтобы всё взорвалось, но провокатор, разумеется, сам прятался где-то в задних рядах, не намереваясь рисковать, вырываясь вперёд всех. Понятное дело, что в случае драки нам с напарником настал бы конец, но и люди вокруг прекрасно понимали, что в заварушке пара-тройка человек схлопочет пулю, вполне возможно, несущую с собой не самый приятный подарочек в виде летального исхода. Я чувствовал, что кульминация близка, – либо мы сумеем выйти, либо потасовка всё же начнётся.

– Двигаем, – скомандовал я напарнику, решив воспользоваться замешательством толпы.

Вместе с этим резко поднял пистолет над головой левой рукой и сделал выстрел, правой же вынул телескопическую дубинку-электрошокер и ударил током одного из парней, ближайшего ко мне, который показался мне наиболее щуплым. Затем, отталкивая людей, которые были с обездвиженным мной в сцепке, я двинулся через образовавшийся «проход» и продолжал не давать людям залатать его, угрожая дубинкой и пистолетом, который держал наготове, – в случае чего я намеревался без лишних раздумий стрелять на поражение. Пока мой напарник возился, стараясь вывести в позе «ласточки» арестованного, толпа перегруппировывалась. Откуда-то сбоку что-то болезненно ударило меня по плечу. В ответ я резким выпадом ударил в ту сторону и мельком заметил, как продолжающая держать в руках биту девушка упала на асфальт и начала биться в конвульсиях. Что ж, пора. Отточенными движениями я выключил дубинку и засунул её обратно за пояс, после чего молниеносно выхватил гранату со слезоточивым газом.

– Газ! – подсказал в микрофон напарнику и, бросив гранату, кнопкой на панели активировал противогазовую систему, встроенную в шлем.

Затем в два шага подбежал к напарнику и помог ему вытащить задыхающегося газом арестованного. Пока остальные исходили кашлем и пытались протереть глаза, из которых градом лились слёзы, мы с напарником – я пропустил его с арестованным вперёд себя – уже переходили прямо через проезжую часть дороги, намереваясь тем самым оторваться от теперь уже точно жаждущей нашей крови толпы. По другую сторону улицы группки людей поглядывали на нас, потому нам надо было спешить, пока они не поняли, в чём дело, и не встали у нас на пути. Пока всё шло по инструкции и как минимум хорошо, чему я несказанно был удивлён. Машины, сигналя, проскакивали мимо нас. На всякий случай я уделял им максимальное внимание, так как мне не хотелось быть просто-напросто сбитым, когда мы почти выбрались из этой передряги.

Но то, что я прекратил слежение за, как мне казалось, остающейся на месте толпой отморозков, сыграло со мной злую шутку. Внезапно что-то, а вернее, кто-то обхватил меня со спины за горло и рывком повалил на землю. Упав, я, перекатившись вбок, попытался вскочить на ноги, но не сумел. Ещё и саднила в локте правая рука, которую я выставил, падая. Несколько ударов биты с гвоздями прошли мимо, один вскользь лизнул по наплечнику. Гвозди его не пробили, но боль в плече отдалась такая, что на мгновение я перестал чувствовать ту же несчастную правую руку. Хорошо хоть, что я не выронил пистолет, – только теперь я не мог прицелиться, чтобы пристрелить этого подонка. К чести напарника, он, заметив передрягу, в которую я угодил, ударил шокером-дубинкой арестованного, чтобы не помешал, и, выхватив пистолет, выстрелил в ногу напавшему на меня. Затем помог мне подняться. После чего тут же вновь напомнил мне, что он на самом деле просто-напросто идиот, – он вынул из внешнего кармана новый хомут и явно собирался арестовать ещё и паренька, корчащегося на земле, схватившись за простреленную ногу. Я с пронизывающим насквозь проклятым страхом заметил, что у отморозка нос и рот закрывает противогаз, из-под которого по левой стороне лица до виска идёт та же самая татуировка дракона.

– У них есть противогазы! Надо уходить. Срочно!

– Вижу я, – раздражённо бросил мне напарник.

Я хотел добавить, что из-за ещё одного ареста нам не хватит времени, но его у нас не было в принципе. Дорога была теперь полностью перекрыта, звуки десятков клаксонов били по ушам, а к нам приближалась толпа, каждый человек в которой держал в руках либо нож, либо дубинку, бейсбольную биту, либо же металлический стержень. «Допрыгались», – пронеслось у меня в голове. Теперь точно конец.

– Оружие на изготовку! – донёсся до меня будто издалека крик напарника, и, понимая, что ничего не остаётся, я взялся за пистолет обеими руками и направил на приближающуюся толпу.

Опасная внутренняя злость откуда-то из глубины преподнесла мне столь притягательную и одновременно отталкивающую мысль: стрелять в туловища… или в голову. Но я сумел взять себя в руки и целился по ногам. Раздался выстрел, затем ещё один. Они не остановили толпу. Почувствовавшие вкус крови и близость смерти, те, словно берсерки из древнескандинавской мифологии, не чувствовали больше страха. Их цель – убить нас, чего бы это ни стоило.

Внезапно, прорезая воздух, до моего уха донёсся вой сирен. Кавалерия прибыла… Дорога перекрыта в обоих направлениях, но парни в диспетчерской не идиоты – они провели водителей так, что три огромных бронеавтомобиля теперь летели к нам на помощь по встречке. Большая часть толпы, вмиг отрезвев и образумившись, бросилась врассыпную, точь-в-точь как тараканы, когда человек включает свет на кухне. Осталось с десяток совсем отмороженных ублюдков, которые то ли от крайней степени слабоумия, то ли от критического превышения адреналина в крови всё же пытались добраться до меня и напарника. Двоих мы сбили остатками патронов в магазинах, после чего напарник перезаряжался, а я, выхватив вновь телескопическую дубинку, готовился задержать их. Но это всё же лишнее. Крайнего, бегуна, располагавшегося ближе всего к приближавшимся бронеавтомобилям, сбила мощная струя водомёта, а из первой машины уже выбегали четверо, передёргивая затворы автоматов.

– Думаете, вы победили? – сорвав с себя противогаз, прокричал мне один из этого чёртового клана с татуировкой на лице. – Хрен там. Клянусь, что завтра мы соберём всех своих братков. Здесь, на нашей улице. Нашей улице! Мы отомстим за Тёмного и Сиплого, которых вы повязали. И за Эдика… Запомни эти имена, сволочь! Завтрашнему патрулю здесь хана. Понял, а?! Я клянусь, мать твою!

Даже с расстояния десяти-двенадцати метров я отчётливо видел, как брызгала с каждым словом его слюна, а щёки тряслись. Казалось, что его всего трясло вместе с ними от бессильной ярости. Мне стало смешно. Смешно от того, каким уверенным тоном кричал этот тип, напоминавший тонкую палку, чьи ручки, кажется, вот-вот надломятся под очередным порывом ветра. А также потому, что, слава богу, я буду со стопроцентной вероятностью направлен для несения службы в любое другое место, но не в этот треклятый квартал. Дважды подряд в одно место не посылают. Хорошо, что он не видел моей улыбки под затемнённым забралом шлема, иначе наверняка бы бросился на меня, завершив тем самым своё жалкое существование у меня на руках. Ещё бы и пришлось пытаться его откачивать, чёрт бы его побрал… И лишь в глубине души мне было немного жаль тех, кому завтра не повезёт – чуяло моё сердце, что эти отморозки обещание своё сдержат. Или как минимум попытаются.

Арестованный напарником за ношение ножа-бабочки, а также добавившийся к нему напавший на меня с битой, теперь мучавшийся с простреленной ногой чуть повыше колена, были рассажены по двум разным бронеавтомобилям. С них не сводили глаз четыре конвоира в полной амуниции и даже лучшей, чем мы с напарником, боеготовности. Мы же разместились в третьей машине. В кузове места было немного, особенно с учётом нашей довольно объёмной защитной амуниции – мы называли её между собой «скафандрами». По бокам были прикреплены два длинных сиденья, больше похожих на лавочки. Железные, обитые поистрепавшимся материалом, сильно напоминавшим искусственную кожу, они были помимо того что короткие, ещё и довольно узкие. И всё же, как говорит народная мудрость, «в тесноте, да не в обиде». Я бы вполне согласился поехать даже на крыше, если бы единственной альтернативой было и дальше сбегать от толпы отморозков на своих корявых двоих.

Мой напарник сидел прямо напротив меня. Я осознавал, что этот анонимный идиот раздражает меня одним только фактом своего дурацкого существования.

Вместе с нами в машине ехал командир этой спасательной для нас колонны. Стоит отметить, что особым радушием он не отличался, да и нами был явно недоволен очень и очень сильно. Я прекрасно понимал его, да и был благодарен за спасение единственной и драгоценной моей жопы, а потому первые минут пять послушно, словно нашкодивший ученик перед учителем, выслушивал его не прекращавшийся ни на секунду крик, направленный в наш адрес. После же начал подзакипать – тяжело получать несправедливые обвинения и сомнения в своих умственных способностях с учётом того, что твоей вины нет никакой. Особенно сложно терпеть после того психологического накала – проще говоря, ада, – который мы только-только пережили:

– Вы чё, мать вашу! Бессмертные, что ли, нах? А? Вчера забирали отсюда парней, дня два назад, с неделю… По три-четыре происшествия в неделю, и это минимум, нах! У вас что, в этот грёбаный квартал специальный отбор проходит, а?! Самых тупых, храбрых и отбитых? Вот на хрен вы лезете в конфликт?! Ты мне можешь сказать, чувырла, а?

– Во-первых, не «ты», а «вы». Так в уставе написано, – не выдержал всё же я. – Во-вторых, с хрена ли ты меня спрашиваешь, если вон – сидит герой сегодняшнего дня? Вот дружище, объясни мне, чем тебе этот с бабочкой так помешал?

– Человек был в неадеквате и нарушал закон. Мы как полицейские должны были остановить его, чтобы оградить общество от сумасшедшего… – отчеканил мой напарник, не запнувшись ни на мгновение, словно репетировал этот текст не один раз.

Интересно, он прокручивал его у себя в голове с самого ареста? И для чего? В попытке оправдаться перед собой же или позже, передо мной и начальством, представляющим из себя голос из динамиков? Я чувствовал, как весь закипаю где-то глубоко внутри.

– Да заткнись ты со свой мантрой на хрен, – сказал ему я, чуть наклонившись вперёд, сидя теперь на самом краешке «лавочки» и сверля из-за забрала взглядом эту однообразную, точь-в-точь как остальные полицейские в машине, чёрную фигуру с шлемом на голове. – Ты полез и меня за собой потянул в такую жопу только потому, что мозги у тебя к чёрту набекрень. Не знаю, ты там что-то хочешь доказать себе или просто-напросто отбитый, скажу одно – иди ты на хрен. Спасибо за внимание.

– То, что ты не хочешь делать свою работу – твоя проблема, а не моя.

– Не хочу делать работу?! – всё тлеющее и искрящееся в моём сознании и душе вмиг взорвалось, вырываясь наружу с такой мощной силой, словно извергался вновь сам Везувий. – Гнида, мать твою! Из-за него чуть как крысы не подохли, а он ещё свой рот открывает, тварь…

Крича во всё горло, я вскочил со своего места и хотел броситься на напарника. Внутри меня всё клокотало, а в голове пульсировала лишь одна мысль и желание – сделать из него чёртову отбивную. А если подохнет, то вообще замечательно… Меня удерживали сидевшие рядом с нами полицейские, вдвоём буквально пригвоздив обратно к сиденью. Я продолжал брыкаться и орать, пока силы, держащиеся на остатках бьющего в кровь адреналина, не иссякли совсем. Тогда наконец я откинулся на спинку, со стуком ударившись шлемом об металлический борт автомобиля, и обмяк. Но высказывать напарнику всё то, что о нём думаю, уже раз десятый не переставал, потому сидящий рядом полицейский продолжал на всякий случай придерживать меня тяжёлой рукой, выставив её наподобие шлагбаума.

Тем временем бронеавтомобиль нёсся по дорогам города напрямую к нашему общему для госслужащих «муравейнику», который было принято называть слегка менее обидно – «Офисом»; в любом случае, и тот, и другой варианты звучат лучше, чем «Центральное министерство управления и контроля внутренних дел Новоградска». ЦМУиКВДН. Язык даже на аббревиатуре сломаешь, а ведь всё начиналось с просто «Центрального министерства Новоградска». Моя филейная часть уже представляла из себя хорошую отбивную благодаря нескончаемым выщербинам и ямкам асфальта – который, между прочим, в прошлом году отмечал юбилей вместе с городом аж в пятнадцать лет. Конечно, его ремонтировали каждый год, особенно в те дни, когда лил особенно сильный ливень или же землю застилал толстый слой снега. Притом ремонтировали участками, заливая ямки квадратиками – которые, по всей видимости, стаивали весной вместе с тем же снегом. Но не это волновало меня в тот момент. Понемногу переставая бурлить и желать порвать напарника на куски, мой мозг принялся анализировать моё же поведение во время бегства от толпы: что я и как делал, где допустил ошибку, что мог сделать иначе. И тогда меня охватила мысль, от которой не так-то просто было избавиться: чёрт возьми, я был готов убить. Даже не просто готов – хотел этого. Минимум дважды жажда самой настоящей крови охватывала меня… Сначала эта проклятая мысль начать стрелять в голову нападающим, теперь желание забить до смерти напарника… Боже, что со мной? Ведь всю жизнь я хотел не калечить, не издеваться и тем более не убивать кого-либо, а, наоборот, защищать. Конечно, благодаря прекрасным идеям и реформам нашего государства у меня не было выбора, становиться полицейским или нет, но я был по-настоящему полон желания стать «хорошим копом». И ведь старался… Как не потерять себя, как сохранить свою психику и мораль, когда изо дня в день ты видишь лишь грязь, насилие и страдания людей? По всей видимости, я не справился…

– Эй, чего завис, космонавт? Приехали, – вырвал меня из паутины мыслей, слегка толкнув в плечо, командир группы.

Ничего не ответив ему, я, как на многочисленных учениях, вмиг вскочил на ноги и направился на выход. Теперь мне предстояло в одиночестве переодеться в небольшой комнатке-гардеробной, после чего проникнуть через одну из сотен дверей в «Офис», где, притворяясь самым обыкновенным госслужащим, отыскать свой кабинет, убрать все вещи в личный шкаф и до самого вечера заполнять треклятые отчёты о сегодняшнем полном событий патрулировании.