Текст книги "Роза на кресте"

Учайкин Михаил
Роза на кресте

Пролог

Молодой человек, скорее мальчишка, чем мужчина, остановил Адриана на улице и сделал, как показалось ему, довольно странное предложение.

– Почему вы решили взять интервью для своего журнала именно у меня? – удивленно спросил он.

– Вы мне показались типичным представителем своего пола. Не отказывайтесь, пожалуйста, – попросил жалобно мальчишка. – Я прошу вас ответить всего на несколько коротеньких вопросов. Это мое первое журналистское расследование. И мне хотелось бы выполнить его с блеском.

Адриан довольно редко ходил вот так по улицам, обычно ездил на машине. А тут ему пришла блажь в голову прогуляться до ближайшего кафе, в свой обеденный перерыв выпить стакан сока, сидя под зонтиком и вдыхая ароматы лета. Сегодня выдался первый жаркий денек после затяжной дождливой весны. И вот, на тебе, интервьюер возник на его пути, как чертик из табакерки, причем совершенно некстати – он и так уже часть перерыва потратил на никчемную беседу с коллегой.

– И на какую тему вы планируете писать свою статью? – Адриан вопросительно приподнял бровь. Грубить не хотелось, но и тратить оставшееся от обеденного перерыва драгоценное время, отвечая на глупые вопросы мальчишки, тоже совершенно не было желания.

– Я работаю в глянцевом журнале, точнее прохожу там стажировку, – тот кивнул на бейджик, висевший на шнурке на шее. – Мне дано задание – написать статью о том, как мужчины относятся к женской дружбе.

Адриан чуть не рассмеялся. Его приняли не за того – и теперь хотят знать мнение не того, так сказать со стороны, на взаимоотношения тех, кем он был когда-то.

А впрочем, в этом что-то было. Судьба послала ему этого мальчишку.

Он, хмыкнув, окинул взглядом журналиста и поинтересовался:

– И вы думаете, это может быть напечатано?

– Все зависит от того, насколько интересно вы сможете мне рассказать на интересующую меня тему.

– А сам-то ты дальше сможешь интересно расписать? – Адриан неожиданно перешел в разговоре на «ты», уж слишком молод был его собеседник.

Мальчишка потупился и недовольно произнес: – Я еще не знаю. Вроде, говорят, я нормально пишу.

– Ну раз нормально, – Адриан снова вернул разговор в деловое вежливое русло. – Почему бы вам самому не написать ваш взгляд на взаимоотношения девушек?

– Не положено.

Адриан хмыкнул. Значит, не положено. Он задумался: отказать мальчишке было самое простое, что приходило в голову, просто по той причине, что он в данный момент был мужчиной, не женщиной. Но он всегда и любил и ненавидел эту сущность. И сколько ему придется пробыть еще мужчиной, трудно сказать. Молодец, ничего не скажешь, тщательно скрывался, но все чего он добился – это интервью молодого стажера, когда его приняли не за того.

– Если вы хотите услышать мое мнение, именно мое мнение, взгляд так сказать со стороны на женскую дружбу, – Адриан сделал ударение на слове «мое». – То того времени, что в данный момент я располагаю, боюсь не хватит. Просто его слишком мало. И если вы хотите узнать это мое мнение, то я буду вас ждать в кафе «Изабелла» после шести вечера. Точнее я не буду вас там ждать, вы меня сможете там найти по четвергам после шести. Я захожу туда выпить бокал хорошего «Семильона» и пообщаться с друзьями. А уж потом, если меня заинтересуют ваши вопросы, я смог бы на них ответить. А сейчас извините, я не располагаю временем для бесед.

И Адриан, поклонившись, зашагал прочь от мальчишки, оставив того посреди улицы размышлять над тем, чего он хочет больше – получить на свои вопросы мгновенные ответы или поговорить с этим мужчиной. А там, вдруг у него получится статья.

От автора

Я понимаю, что надо было сначала написать слова от автора, а потом начинать повествование, но что сделано, то сделано. Менять я ничего не собираюсь по нескольким причинам, и одна из которых элементарная лень. Но не судите меня за нее строго, все же лень – двигатель прогресса. И поверьте, это так, когда нам лень заниматься какой-то рутинной работой, мы придумываем, кто бы за нас ее смог сделать, например, механизмы и роботов. Только вот писательский труд по-прежнему не автоматизирован, и приходится, дабы удовлетворить взыскательных читателей, стучать с утра и позднего вечера по клавиатуре. Простите за лирическое отступление, когда еще придется вот так поговорить с читателями.

Итак, я уже свел двух главный героев. Сколько их будет всего, даже я не могу сказать достоверно, знаю только одно, они будут.

Я уже начал писать вступление и даже вымучил страницу текста, но при попытке дописать эту страницу до логического завершения и представить ее в достойном виде взору читателей, компьютер моргнул и погас. А после того, как я смог запустить его снова, то неприятно был удивлен, что написанная мной страничка не хочет открываться. Обидно. И писать авторское вступление во второй раз почему-то расхотелось.

Но посидев немного перед пустым листом, я все же решился рассказать о будущем произведении. Ну, самую малость. Все же негоже оставлять читателя в неведении. Нехорошо как-то.

Толстую тетрадь в коленкоровом переплете, первые записи в которой датированы 17… годом, в редакцию глянцевого журнала принесла молодая девушка.

– Вот, – шмыгнув носом и промокнув носовым платком глаза, сказала она и выложила тетрадь на стол перед главным редактором, – это все что у меня осталось от брата – его история любви и ненависти.

– И что это? – без особого любопытства поинтересовался редактор. К нему ежедневно и просачивались бочком, и врывались, как ураган, а то и просто заходили вот такие молоденькие девушки, которые написали любовный роман, бестселлер, и жаждали прославиться, опубликовать его как приложение к журналу.

– Что вы хотите? – снова спросил редактор, нисколько не изменив тона, даже не добавив в голосе любопытства.

– Ничего, – пожала плечами девушка. – Если вы в этих записях ничего не найдете интересного для себя, то просто вышлите мне этот дневник по адресу.

Она сверху на тетрадь положила уже подготовленный пластиковый почтовый конверт с заполненным адресом.

Негромко всхлипнула, развернулась и ушла.

– Посмотри эти писульки, – почему-то попросил меня редактор, ставшего случайным свидетелем этой сцены. – Не будет ничего интересного для нас, упакуй и отправь. Пусть девушка попытает счастья в другом издательстве.

Дневник велся, судя по всему, молодым мужчиной от первого лица, я же позволил себе совсем немного переделать записи, добавил свои мысли, уж больно меня захватила написанная история, и предложил редактору выделить в журнале несколько страниц под роман, как я его тогда обозвал.

Тот согласился, так как одна статья не поступила в редакцию вовремя, а выхода журнала ждала огромная армия его поклонниц.

В то время ни я, ни главный редактор совершенно не ожидали, что редакцию завалят письмами, а телефон буквально раскалится добела – читательницы требовали роман, продолжения которого почему-то не оказалось в следующем номере журнала. В срочном порядке пришлось приносить извинения и печатать дополнительный тираж…

Вот такая история произошла с тетрадью в коленкоровой обложке.

Со временем записи из тетради и разрозненные главы, опубликованные на страницах глянцевого журнала, я свел вместе, пропустив через свое личное восприятие, и теперь пытаюсь представить на суд читателей.

Продолжение пролога

Кафе «Изабелла» – мужской клуб по интересам с женским именем, собиравший в своих стенах и под своей крышей только представителей сильного пола. И не надейтесь, вам не предложат здесь пива, только изысканные вина. Стоимость одного бокала хорошего «Семильона» доходила до ползарплаты рабочего на швейной фабрике, а бокал «Сотерна» с кусочком «Рокфора» мог стоить и все две.

Адриану иногда казалось, что хозяин сам ходил пешком в провинцию Бордо, чтобы принести на своих плечах те вина и сыры, что он предлагал своим посетителям. И не смотря на это, он ни за что не променял бы этот клуб на сотню других. Ему все нравилось – и лиловые тяжелые портьеры на окнах, и мерное жужжание кондиционеров, и тихие разговоры с друзьями, и последние сплетни. Да-да. Думаете, мужчины не сплетничают? Заблуждаетесь, только мужчинам сплетни и подвластны, только сплетни позволяют им становиться великими политиками. Это женщины косточки соседке перемоют и на этом успокоятся. А мужчины, нет, они не просто перемоют, проанализируют, почему это им захотелось соседке косточки перемыть, сделают из этого выводы и начнут войну, если их выводы не совпадут с выводами тех, с кем они косточки перемывали, проиграют, посплетничают, развяжут новую войну.

Но больше всего в этом клубе Андриану нравились вина. Красные, белые. Он не пил крепких напитков, пил только вина с их изысканными букетами, заедая кусочками сыров. И сыры. Страсть к сырам у него появилась давно, пожалуй, с тех самых пор, когда он жил в Провансе.

Адриан задумался. Бордо, Прованс – как давно это было?

Именно сегодня он решил отказаться от обычного «Бордо» или «Семильона» и побаловать себя «Сотерном».

– Ты в лотерею выиграл, не иначе, – поинтересовался Витал, его неизменный партнер по пятничному преферансу. Вот уже как десять лет они исключительно по пятницам собирались у Адриана дома, в его холостяцкой квартире, чтобы расписать «пулю» – он, Адриан, Витал, Грей и Алекс.

Это были его друзья. Друзья, пока он жил здесь, в этом городе. Еще пара-тройка лет и он их покинет, слишком будет заметно, что они за это время изменились, постарели, а он как был молодым тридцатилетним мужчиной, так и остался. Ненавидел он то время, когда надо было все бросать и переезжать в другое место, при этом желательно было менять страну, а не только город. Снова налаживать быт, привыкать к новому имени, устраиваться на работу. Впрочем, он мог и не работать – денег у него и без этого хватало, не один счет был открыт по миру в разных банках. Только скучно было одному, тоскливо. Вот и старался он обзавестись друзьями, пусть даже на короткий срок.

Молодого журналиста Адриан заметил сразу, как только тот вошел в зал и остановился на пороге, озираясь по сторонам. Он улыбнулся, по всему было видно, что собираясь с ним на свидание, молодой человек надел самый лучший свой костюм, который в этом заведении смотрелся просто нелепо, в силу того, что остальные посетители одеты были в клубные лиловые цвета. Так повелось давно, сюда приходили, а не заходили случайно, наверное, с тех самых пор, как Адриан впервые переступил порог этого заведения, в лиловом костюме, по оттенку совпавшем с обивкой мягких диванов в зале. Тех диванов давно уж нет, их заменили на ультрамодные, но только посетители по-прежнему приходили в лиловом.

Адриан продолжал рассматривать журналиста, подходить не спешил, тот тоже к нему не торопился, потому что не мог рассмотреть в неярко освещенном зале. Лучше бы молодой человек пришел в джинсах и футболке. Это было бы тоже нелепо, но, по крайней мере, объяснимо, шел мимо, зашел. Надо выручать парня, а то так и будет стоять и озираться по сторонам. Адриан поднялся со своего места и с ленивой грацией хищника двинулся по проходу к журналисту. Теперь и парень его заметил, улыбнулся и, одернув костюм, сделал шаг навстречу.

– Хотите выпить? – поинтересовался Адриан у интервьюера, когда представил его своим друзьям. Тот неуверенно пожал плечами, а потом кивнул. Понимая, что у стажера денег нет, чтобы заплатить за вино, Адриан заказал ему бокал «Сотерна» и сыр «Рокфор» за свой счет.

Нельзя «Сотерн» пить без «Рокфора». Нельзя. Они нашли друг друга – два противоречивых вкуса, крепость и сладость. Дополняют ли они друг друга, являются ли могучими силами, которые не хотят уступить друг другу – это традиционный предмет для споров. Как бы там ни было, попробовать их вместе – стоящее дело.

– Кладешь на язык кусочек «Рокфора», – наставлял парня Адриан. – Почувствуй его вкус, букет, остроту. Когда начнет пощипывать язык, сделай глоток вина, но только не глотай его сразу, а позволь ему сразиться с сыром, покатай на языке, ощути теперь его букет. Прикрой глаза и представь виноградники, от края и до края. Солнце!

– Да ты поэт, – рассмеялся Грей. – Никогда такого за тобой не замечал. Или это юное создание тебя подвигло на это?

– Нет, совсем не оно, – улыбнулся ему в ответ Адриан. – А бокал хорошего вина, с ним я сразу становлюсь поэтом, хоть и не пишу стихов. Это не ординарное вино, которое выдерживали меньше года. У этого есть тело.

– Какая пошлая ваша наука – виноделие, – фыркнул Алекс.

Но парень аккуратно выполнял все, что ему советовал Адриан. Тот ему понравился еще там, на бульваре, он единственный, кто не отмахнулся от него, а согласился дать интервью. Только что-то пока интервью не получается. И он пьяненько улыбнулся мужчине.

«О, дорогой, да тебя от бокала хорошего вина развезло, как от пары пинт пива», – усмехнулся Адриан, понимая, что журналиста надо уводить отсюда, пока он еще в состоянии стоять на ногах.

– Извините, друзья, но мы вынуждены вас покинуть с молодым человеком, – он поднялся, помог встать парню и повел его на выход. По дороге, проходя мимо барной стойки, рассчитался с хозяином. А тот, вежливо поклонившись, тут же вызвал такси, которые дежурили возле заведения, на случай если понадобиться доставить гостя домой.

– Что-то интервью не получается, – прошептал журналист, закрывая глаза и склоняя голову на плечо Адриана.

– Куда едем? – поинтересовался водитель, когда его пассажиры расположились на заднем сиденье автомобиля. Адриана он знал, часто его отвозил домой по четвергам, а вот его спутника видел впервые.

– Домой, – вздохнул мужчина, понимая, что от задремавшего парня он вряд ли добьется, куда того везти.

Водитель такси помог Адриану высадить из машины его спутника, который даже не проснулся от всех этих манипуляций и на ноги вставать не собирался.

– Вам помочь? – поинтересовался он на всякий случай – клиент щедрый, можно и оказать ему услугу.

– Нет, спасибо. Я в состоянии и сам донести до своей квартиры это эфемерное создание, – ответил тот, подхватывая на руки парня, казавшегося невесомым.

– Да, уж, – согласился водитель, он и сам удивился, ведь парень больше напоминал молоденькую девушку, но на его журналистском бейджике была фотография и под ней значилось «Исидор Кален, журнал “Прелеста”». Он знал этот журнал не понаслышке, его жена являлась его постоянным читателем, причем предпочитала только глянцевый бумажный вариант, заставляя своего супруга разыскивать по киоскам свежий номер. А в журнале корреспондентами могли работать только мужчины. Женщинам и девушкам путь в журналисты был заказан. Для них правительством был строго определен список доступных специальностей и времени работы, чтобы их профессиональная деятельность никоим образом не мешала воспроизводству населения.

– Но я не откажусь от вашей помощи, если вы мне поможете открыть входную дверь, – попросил Адриан, передавая водителю магнитный ключ от подъезда…

«Ну, и куда его положить? Кровать же у меня одна, а диванчик слишком короток, чтобы укладывать парня на него», – Адриан огляделся по сторонам, пытаясь куда-нибудь пристроить спящего журналиста в своей квартире. Приняв решение, что кровать все же его, он опустил того на кожаный диванчик, и отправился за постельным бельем для него. Наскоро раскинув простыню и подсунув под его голову подушку, он принялся парня раздевать – жаль будет, если его костюм изомнется…

Он лежал на своей кровати без сна, пялился в темноте в потолок, пытаясь рассмотреть там нечто занимательное.

«Ну, и что? Интервью не получилось, – хмыкнул Адриан. – Хотел рассказать, хотел поделиться с журналистом, душу перед ним обнажить, так сказать. Душу, которой нет, вот уже почти триста лет».

Триста лет он слонялся по земле, взирая, как менялся этот мир. Только он не менялся. Нет. Вот тут Адриан лгал себе. Он менялся не внешне, нет, менялась его сущность…

Ее, Адриану Кермит, дочь третьего графа Суррея, предательски убили кинжалом в спину. Но прежде чем испустить дух, прежде чем последний вздох сорвался с ее губ, к ней явился человек в черном и спросил, хочет ли она отомстить. Адриана только прикрыла глаза в знак согласия, как просил человек, может, она и не соглашалась, а глаза прикрыла только потому, что обессилила в попытке удержать жизнь в своем теле. Но как бы то ни было, она стала тем, кем стала – бездушным Адрианом Кермитом, меняющим свое имя раз в десять-двенадцать лет.

Он даже не знал, как это происходило, но однажды рядом с кроватью в его спальне оказывались новые документы и инструкции, что он должен сделать, прежде чем исчезнуть и возродиться заново, как птица Феникс. А потом приходить к таким же, как он, насильственно лишенным жизни, помогая им исполнить свое предназначение на Земле и удалиться в мир иной.

Она отомстила за свое убийство. Но удовлетворения от этого не испытала. Все было банально просто – ее кузен нанял убийц, чтобы те освободили ему дорогу к титулу. Но кузен не знал, что у отца Адрианы был еще и сын, мальчик, рожденный в законном браке и являющийся прямым наследником, а не она, Адриана, которая категорически отказалась стать супругой своего кузена. Мать мальчика была служанкой в их доме, ею и оставалась, хотя брак с отцом Адрианы был оформлен по всем правилам. Мальчик был воспитан, как и положено сыну третьего графа Суррея. Ему просто никогда не сообщали, что его няня – это его мама, и женщина молчала – таковы были условия ее нахождения рядом с сыном. После смерти своего отца, он стал четвертым графом, его опекуном – Адриана, но об этом кузен не знал, а уже после «смерти» – мать юного четвертого графа смогла раскрыть свою тайну. А Адриана, став ангелом-хранителем своего брата, следила, чтобы с ним ничего не случилось. Она обожала жизнерадостного мальчишку всем сердцем, поэтому окружила его преданными слугами, которых подобрала сама, и которые готовы были отдать за него жизнь.

А потом пятым графом Сурреем стал его первенец. А потом… Словом, жизнь продолжалась, а для Адрианы она остановилась, замерев на отметке тридцать.

Оглядываясь в прошлое, она не чувствовала себя несчастной, но и счастливой себя не ощущала: одна, всегда одна.

Уже гораздо позже Адриана научилась заводить друзей, но вынуждена была с ними расставаться. Влюблялась в женщин, когда была мужчиной, но и с ними была вынуждена расставаться, чтобы исполнять последние желания тех, кому, как и ей не дали исполнить свое предназначение. Адриана постепенно становилась машиной для исполнения приговоров. Редко, когда кто-то из убиенных не просил наказать своего убийцу.

Первые двадцать лет после «смерти» он продолжал оставаться женщиной, это, пожалуй, был самый тяжелый период ее жизни. Его лишили сердца, но не чувств, она продолжала по-прежнему влюбляться и страдать. Внутри что-то сжималось и болело, только непонятно что. Поначалу она даже жалость испытывал к своим жертвам. Женщин убивали не менее редко, чем мужчин, и они обычно просили жестоко наказать своих убийц. А потом она перестала жалеть тех, кого, теперь ей, приходилось убивать, ожесточилась. Ведь ее жертвы сами лишили невинного человека жизни, за что она их и карала.

В основном, конечно, она продолжала оставаться женщиной. Ее редко запихивали в мужское тело. Но когда это происходило ей начинали нравиться женщины. Он, красавец-мужчина, богач, «рылся в них, как в сору», меняя одну на другую сразу, только после одной ночи, второй раз лечь с одной и той же женщиной в постель у него не возникало желания. О нем ходили всякие и всяческие слухи среди них, но и все равно те летели к нему, словно пчелы на нектар.

А затем судьба, вдоволь поиздевавшись над ней, снова сделала женщиной – она должен был исполнить последнее желание зверски убитой молоденькой девушки. Та была настолько чиста и совершенно невинна, что попросила что-то совсем смешное, ей даже на ум не пришло бы наказать своего убийцу. Адриана сама пришла к нему, и когда расправлялась с ним, тот никак не мог поверить, что это именно та девушка, с которой он так жестоко совсем недавно обошелся. Ведь убийца не знал, что за невинной внешностью скрывался жестокий и хладнокровный палач. Нет, Адриан не убил его исподтишка, она вызвал его на дуэль, переодевшись мужчиной. Они сражались на шпагах – сильный самоуверенный убийца и Адриана, которая была лучшим в своем деле, лучшим палачом. Ей конечно было больно, когда противник пронзал ее шпагой, она позволяла ему позабавиться, потому что и сама в этот же самый момент, наносила точно такой же удар, заставляя мужчину корчиться от боли. Только вот удар в сердце он Адриане не смог бы нанести, сколько не старался, потому что получил бы ответный удар, а Адриана хотела, чтобы тот помучился не менее сильно, чем та девушка, когда умирала от потери крови.

И все равно женская сущность ей нравилась больше, чем мужская.