Текст книги "Кого за смертью посылать"

Глава 2

Чуть не в каждой галерее

Есть картина, где герой,

Порываясь в бой скорее,

Поднял меч над головой.

Генрих Гейне

Кони любят, когда человек их купает, зато плавать не ахти горазды. Конечно, при нужде конная дружина реку пересечет – особенно если известны броды. А вот когда река очень широкая или если это не река даже, а море, тут и самый дорогой и выносливый жеребец не сгодится. Попадет ему вода в уши – и все, дальше пешком иди, коли сам, конечно, выплывешь.

Но в воде, кроме рыб, раков и водяников с русалками, водятся и свои водяные кони. Есть они и в реках, и в морях, и земным лошадям с ними не равняться ни в красоте, ни в резвости, ни в своенравии. Принц Яр-Тур в свое время немало порассказал Жихарю про чудеса своей страны на Туманном Острове. Там идет путник мимо реки и видит, что пасется на берегу конь королевских статей. Если путник молод и смел, он, конечно, попытается на это чудо вскочить, обратать и дальше двигаться верхом. Вскочить на себя водяной конь позволит, зато уж потом! Будет носить бедолагу долго-долго по лесным дебрям, покуда всего не растреплет о ветки да сучья, а коли не растреплет, то бросится вместе с всадником в ту же реку. Только и видали всадника! Водяной же конь будет ржать от злого веселья.

Зовут этих злодеев в той стране по-разному – келпи, ракушники, аванки, брэгги, кабилл-ушти и даже эх-ушки. А в Многоборье их совсем никак не зовут – не водятся они ни в реках, ни в озерах, без них жителей хватает. И несчастий тоже.

…Жихарь даже дыхание где-то потерял, глядя на чудо, вышедшее из озера. Хорошо еще, что не было с ним в товарищах Сочиняй-хана! Степняки любят лошадей до беспамятства, и певец непременно окочурился бы от восхищения. Все табуны свои отдал бы Сочиняй-хан за этого жеребца и все равно остался бы ханом…

Масти конь был вороной, но сзелена, и временами солнце сверкало на его боках ярко, как на глади полуденного озера. Только по этой примете можно отличить водяного коня от обычного. Ну и по стати, ясное дело.

– Ты его… это… где? – еле собрал слова Жихарь.

– В кости выиграл, – потупился Мутило. – После твоих рук кости совсем стали счастливые. Что ж ты думал, мы дурней вас живем? У нас тоже свои ярмарки есть и прочее…

– Он меня к себе и не подпустит, – усомнился богатырь.

– На, – водяник сунул ему в руку мокрые ветхие ремни. – Наденешь – твой навеки.

Жихарь, не веря нежданной удаче, подошел к водяному коню (тот лишь повел зеленым глазом) и осторожно, бережно взнуздал.

– Признал, – хмыкнул Мутило. – Вот на нем и поедем. Ты впереди, а я за тебя уцеплюсь.

Жихарь крепко держал уздечку, ожидая, что чудо-жеребец в любой миг может кинуться назад в озеро.

– Неловко в княжьем-то плаще, – сказал он наконец. – Да и тебе, брат, знаешь… Зелененькому-то…

– Сам ты зелененький, – обиделся Мутило, трижды обернулся на беспятой лапе и перекинулся в невысокого старичка в долгополом кафтане болотного цвета. Запахнут кафтан был на бабью сторону, а с левой полы на траву помаленьку капало.

Водяные действительно любят побродить по торговым рядам в базарный день, а уж на ярмарках бывают непременно – на любой хоть одного, да отыщешь по сырому следу. Иначе откуда бы они так хорошо знали людскую жизнь?

– Добро, – сказал Жихарь. – Только как же мы туда без денег-то явимся? У меня с собой казны – две полушки…

– Коня продадим и с деньгами будем, – зевнул Мутило.

– То есть как продадим? – закричал Жихарь. – Этакую красоту продадим? У тебя, видать, все мозги водой разбавило!

Он еще сильнее вцепился в уздечку. В кои-то веки попался подлинно богатырский конь – и сразу с ним расстаться!

– Мы ж его без уздечки продадим, – спокойно сказал Мутило. – Потому что без уздечки не считается…

– Значит, он, Мара, уже в Окаянии не царствует? – ахнул Жихарь.

– Цыгана и на престоле не удержишь, – гордо ответил Мутило, словно и сам принадлежал к бродячему племени. И человек, и водяник прикованы бывают к месту жительства, поэтому они равно завидуют цыганской свободе: живет же хоть кто-то на свете по вольной волюшке! – Цепи он потихоньку перегрыз и снова теперь по лошадиной части подвизается…

– Ну, Стрибог ему в помощь, – великодушно разрешил князь. – Только как же мы его обманем, когда он сам всех обманывает?

– Ты, главное, уздечку снять не забудь…

Жихарь вспомнил, как коварный цыган увел у них с Яр-Туром коней на полном скаку, и ожесточился. Так ему, Маре, и надо будет!

– Все равно же только к вечеру поспеем… – сказал он.

– Да маленько пораньше, – ответил Мутило. – Без седла удержишься?

Богатырь побагровел и не стал отвечать на дурацкий вопрос.

Хоть Мутило и перекинулся человеком, нос его все-таки напоминал щучье рыло. Этим рылом он повел по воздуху.

– Непогода идет, – вдруг сказал он, хотя солнце палило вовсю. – И не просто непогода, а что-то похуже…

– Может, обгоним грозу, потягаемся с Перуновыми конями? – предложил богатырь.

– Да какая гроза, – с неожиданной тоской сказал Мутило. – Человек его побери, все-таки он своего добивается… Эх, ладно, уводи, князь, коня, кличь его Налимом, а я тут попробую отбиться…

– От кого?

– Уезжай, говорю, тут не про людей спор… Вот и съездил на ярмарку…

– Да в чем дело-то?

Вместо ответа водяник как-то жалко хлюпнул.

– Тебе бы озеро проиграл – не жалко, – сказал он. – А ему – так даром отдай! Он же тут все до песка высосет, а потом всю мою живность где-нибудь над горами рассыплет, где и рыбы живой не видели…

– Кто – он? – не унимался Жихарь.

– Ты еще здесь? Скачи, хоть коня спасешь…

– Ну уж нет, – сказал богатырь. – Тут моя земля, и я на ней всякого обязан защитить – человек ли, нет ли…

– И далось вам всем мое озеро, – заныл Мутило. – Мало ли на свете иных озер… У рыб самый икромет…

Стало трудно дышать даже князю, а водяник вовсе хватал воздух человеческим ртом. Зашумели вековые сосны. Послышался гул и треск.

Богатырь вскинул голову. Выше деревьев, выворачивая их с корнями и разбрасывая по сторонам, шел мутный кривой столб с воронковидным навершием, словно огромная скособоченная бледная поганка решила прогуляться, творя свою поганкину волю. От столба даже издали несло жаром.

– Видишь, в какой он нынче силе? – просипел водяник. – Засуха будет, он уже с неба всю воду выпил, теперь земной добирает… Уводи коня, коня сбереги хоть у себя на дворе, в колодце… Конь ему на четверть глоточка…

Вот уже хлопнулась в озеро, размахивая широкими корнями, первая сосна. Столб пошел вдоль берега, примеряясь, как ловчей зайти на середину Гремучего Вира.

Убежать очень хотелось, причем как можно дальше. Жихарь закрыл глаза и стал мысленно считать пальцы на руках и ногах у себя и у других, воображаемых людей. Считал, покуда не вспомнил, что это за беда идет и как с ней предписано бороться в ученых книгах. По книгам-то выходило довольно просто, а по жизни…

Меч здесь не годился.

Озерное зеркало затянуло рябью, раздался отвратительный звук всасываемой влаги…

Жихарь выхватил засапожный нож – старый, надежный, заговоренный – и с полного размаха метнул его в середину столба.

Раздался постыдный визг, и столб сгинул, рухнув в озеро потоками украденной было воды, а вместе с водой в озеро пал некий человек и начал быстро-быстро загребать одной рукой к берегу.

Сразу же, словно ниоткуда, налетели облака и пошел дождь.

– Ну, теперь-то уж нам точно конец, – пообещал Мутило. – Это же Зубатый Опивец, из главных планетников…

Планетники, несмотря на громкое имя, никакого отношения к занебесным делам не имеют. Они обретаются в тучах и устраивают на земле погоду. Или непогоду – смотря по настроению. Ссориться с ними ни один человек в здравом уме не будет, а будет выпрашивать солнышка либо дождя. Просить, конечно, принято богов – того же Перуна, Ярилу или ветреного Стрибога. Но всякий жалобщик и ходатай знает, что не главные начальники вершат дела, а их приказчики да управители. То же самое и с погодой…

Выходят планетники из заложных мертвецов, которые еще при жизни решили доспеть себе такую беспокойную участь и договорились на этот счет в Нави, принеся кровавую жертву…

Зубатый Опивец выбрался на берег, даже не взглянув на протянутую Жихарем руку. Рожа у него была желтая, редкобородая, глаза как два рыбьих пузыря, а по числу зубов в широкой пасти он явно стремился догнать самого Мироеда. В левом плече планетника была рана – из прорехи в длинной рубахе сочилась какая-то малоприятная жидкость, заменяющая умрунам кровь.

– Ага, – прошептал Жихарь. – Я давно заметил, что самые страшные чудовища – это которые с человеческим лицом…

Опивец пустил из пасти долгую водяную струю.

– Земной порядок, значит, нарушаем, – сказал он. – Срываем горы и создаем моря… Понятно…

– Ну ты, – сказал Мутило. – Не вяжись к человеку. Это я за свое озеро вступился…

– Нет, – сказал богатырь. – Я на этой земле князь. За все с меня ответ.

– Кня-язь, – насмешливо протянул планетник. – От меня императоры плачут и дочерьми откупаются, а тут кня-язь…

– Давай перевяжу, – предложил Жихарь. – Сам посуди, как тебя было не остановить – высосал бы озеро… Высушил ручьи…

– Кто бы говорил! – возмутился планетник. – Для меня вода – что для тебя зелено вино: сосу и тем пьян бываю. А не приходило тебе в дурную твою голову, что в вине тоже малые человечки алкалоиды живут и в утробу к тебе лезут без всякой радости? А? Вот так же и вы для меня. Буду жаловаться Перуну, он тебя ужо громом-то шарахнет…

– Ну, Перун-то, положим, тебе на засуху полномочий не давал, – заметил Мутило.

– А ты почем знаешь? – взвился планетник Опивец. – Мне, может, кто поглавней Перуна… – и, как бы спохватившись, захлопнул с лязгом зубастую пасть.

– Ась? – снова приложил лапу к ушной дырке Мутило. – Поглавней Перуна? Кто же он такой будет?

– Это я так… к слову. Какую бы мне с человечка виру взять за урон здоровью?

– Меч возьми, – хмуро сказал Жихарь. Он-то ожидал честного боя, а тут всякие разговоры да жалобы… Но рассеки он планетника мечом – все его собратья оскорбятся и выморят Многоборье жарой либо водой… – Или меня головой возьми, – тряхнул он кудрями.

– Водяного коня прими, – предложил Мутило. – Давай людей сюда не впутывать. Все равно я его на ярмарку вел продавать…

– Больно нужен мне твой конь, – проворчал Опивец. – Больно нужен мне твой князь… У него и дочки еще малолетние… На ярмарку собрались, говорите?

– На ярмарку, – хором ответили князь и водяник, подобно провинившимся мальчишкам.

– Велено мне… Тьфу ты, – поправился планетник, – решил я так: пожертвуешь мне от чистого сердца самую бесполезную покупку, тогда тебя и прощу… Может быть… Не будешь другой раз в пьяном виде за нож хвататься! Кто на руку резок, тот вдовец будет…

Несмотря на недавний раздор с женой, оставаться вдовцом молодому князю никак не хотелось.

– Да я… – сказал Жихарь. – Да я тебе – хоть что! Пряников там, платков пестрых… Княжье слово даю!

– Невелика цена княжьему слову, сам знаешь, князья первые вероломцы, – ухмыльнулся Опивец. – Ты мне лучше богатырское слово дай – так надежнее!

– Даю и богатырское! – махнул рукой Жихарь. – Самая бесполезная покупка – твоя! Куда ее тебе представить?

– А хоть сюда же, – сказал планетник. – Я сам за ней приду в свое время.

Он шлепнул по Жихаревой ладони горячей рукой, отряхнулся, как собака, и зашагал прямо в лес, не разбирая дороги.

– Эй, ты куда? – окликнул Опивца водяник. Все-таки они были родня, как ни крути.

– С Боровым есть разговор! – крикнул планетник, не оборачиваясь. – Он, сказывают, про меня обидную песню сложил…

– За меня еще добавь! – крикнул вслед Мутило. – А то завел обычай – оскорбительные песни слагать, – пояснил он Жихарю. – Даже про Морского царя! Да и своего собственного Лешего ни во что не ставит этот Боровой! Один он хороший!

Богатырь стоял в оцепенении.

– Дешево я отделался… – сказал он наконец.

– Как-то даже слишком дешево, – задумался Мутило. – Тут какой-то подвох… Надо же – самую бесполезную покупку! С каких щей он так нынче раздобрился, человек его задери?

– Знаешь что? – сказал хитрый Жихарь. – Как приедем на Полелюеву Ярмарку, ты мне напомни, чтобы я первым делом самый черствый печатный пряник купил. Пущай подавится на здоровье!

А потом снова взглянул на коня Налима – и позабыл про все на свете.

Глава 3

Хлеб – всему голова.

Пословица

Сопровождавшие Жихаря дружинники, числом трое, без всякого удовольствия услышали, что князь в них более на сегодня не нуждается, поскольку собрался по важному и секретному державному делу на ярмарку. Им предстояло нынче объясняться с княгинею, а от нее, как от всякой женщины в тягости, можно было ожидать чего угодно. Смертью, конечно, не казнит, но зато такого наслушаешься – и обыденных слов, и тех, что она в своих книжках вычитала…

Дружинники поворчали, приняли алый плащ и позолоченный шлем и неспешно потопали по лесной тропе, ведущей на дорогу.

Ехать на водяном коне, если он покорился седоку, не в пример приятней, чем на обычном, даже и без седла. Ведь у водяного коня нет никакой хребтины, спина мягкая, сулящая седалищу всадника большое облегчение. Словно бы несет тебя речная стремнина…

– Так мы и вправду до вечера не доберемся, – рассердился Мутило, пристроившийся за княжеской спиной и вцепившийся лапами в широкий кожаный пояс Жихаря. – Тоже мне богатырь! Трюх-трюх, трюх-трюх… Не на водовозной кляче едешь! Смелее надо! Отчего шпоры-то не надел? Тогда каблуками его изо всей силы! Не бойся, не поранишь!

– Не начал бы конь ликовать, – сказал Жихарь. – Дело незнакомое… Да и лес тут густой, влепит он нас в дерево за милую душу… Тебе-то что – ты только рожу об мою кольчугу поцарапаешь, а мне каково придется?

– Как мы о своем княжьем здоровьице-то печемся! – сказал Мутило и пребольно, даже сквозь кольчугу, ущипнул богатыря. – Давай тогда я сяду вперед, а ты, главное, кафтан мне не порви – новый покупать будешь!

Этого Жихарь никак уж не мог стерпеть. Он свистнул отчаянным степным посвистом, развел сколько мог ноги и изо всех сил ударил коня Налима по бокам.

Налим заржал – хотя ржание было не конское, а скорее человеческое – и пошел борзо, как и полагается водяному коню. При этом он ухитрялся миновать все сосновые стволы, изгибался совершенно немыслимым образом, и богатырь почувствовал себя как в какой-то многоколенной трубе, подхваченный бурным потоком. Временами конь резко склонялся вбок, отчего седоки едва не бороздили локтями землю. Жихарь намотал уздечку на правую руку, впился пальцами левой во влажную гриву и мечтал только о том, чтобы не упасть. Тошнота подступала к горлу, тяжелый майский жук, не успевший свернуть с воздушной дороги, пребольно ударил богатыря в лоб.

– Хреновые из вас, людей, конники, – усугублял его страдания Мутило. – Русалка моя и то крепче держится, хотя у нее, между прочим, хвост не раздвоенный… Видишь, самую чащобу уже проскочили, теперь он веселей пойдет, на полную ногу…

Куда ж еще веселей, испугался Жихарь. Впереди и вправду посветлело, Налим прибавил ходу, и богатырь совсем перестал различать отдельные деревья – они слились в сплошную золотисто-зеленую стену.

Всякую скорость привелось Жихарю испытать в жизни, но на этот раз и он растерялся. Провалилась бы и Полелюева Ярмарка, и вся эта хмельная затея… А тут даже хмель в его рыжей голове не вытерпел и улетучился от греха подальше: мол, я не я и лошадь не моя…

– Терпи! – подбадривал Мутило. – Уже мало осталось!

Терпел Жихарь, терпел, да и притерпелся в конце концов: оставил в покое конскую гриву и попробовал принять гордую княжескую посадку. Встречный воздух ударил богатыря в грудь и забил дыхание, не дав возможности сказать водянику все, что накипело во время скачки. Или хотя бы заорать песню для храбрости. А водяник, надежно укрытый богатырской спиной, вредным голосом порочил человеческий род за неуклюжесть и вообще неприспособленность к жизни на белом свете.

– Это хорошо, – приговаривал Мутило. – Ты цыгану Маре так прямо и скажи: не по мне этот конь, больно резвый, только тебе, мол, им и владеть… Не устоит старый конокрад, поверит, увидев твое испуганное рыло, тряхнет мошной…

Жихарь взял себя в руки, усмирил страх и начал припоминать, как они с Яр-Туром устроили конское ристалище – тоже ведь не худо скакали, только закончилось все весьма пе…

Так закончилось и на этот раз – богатырь полетел шибче коня вперед, разглядел несущийся прямо в лицо березовый пень и успел выкинуть руки. Удар едва не сломал ему кисти, а сзади в спину добавил еще вострой головой Мутило.

…К разумной жизни вернул обоих все тот же конь Налим, обдав собственной струей – к счастью, это была простая холодная вода.

Первым делом Жихарь изо всех сил тряхнул руками, вправляя кисти на место, – и даже не почувствовал там боли, поскольку болело везде.

– Блин поминальный, – жалобно сказал он. – Скотина ты речная, безрогая… Ты князя везешь или ты дрова везешь? Сам-то, главное дело, целехонький… Без костей…

– Нынче у нас князьев как дров, – огрызнулся вместо водяного коня водяной черт. – Не мог Налим споткнуться ни с того ни с сего. Тут либо чары наложены, либо ему кто-то прыткий в ноги кинулся…

От соприкосновения с кольчугой Мутилина рожа снова стала вся как бы в чешуе.

Лес тут был уже совсем редкий, трава еще не успела подняться в полный рост, и падшие всадники начали глазами искать того прыткого, что кинулся в ноги несравненному коню.

– Хорошо, если конь волчару зашиб, – возмечтал Жихарь. – Или хоть лисичку на воротник…

Мутило хотел было поведать, что он лично посоветовал бы Жихарю на воротник вместо лисички, но сказал совсем другое:

– Вот он, гаденыш! Вот из-за кого мы чуть головы не потеряли!

Богатырь на коленях приблизился к месту, на которое указывал водяной.

В траве, примяв семейку ландышей, покоился грязно-серый шар величиной с человеческую голову. Да он и походил на человеческую голову с маленькими закрытыми глазками, с носиком не более прыща, со скорбно искривившимся ротиком… Правда, у головы не бывает коротеньких ручек и ножек, а у этого шарика они были…

– Та-ак, – зловеще сказал Жихарь. – Вот видишь, Мутило, мы еще не доехали до ярмарки, а уж прославились! От дедушки с бабушкой он ушел, от лесных зверей ушел, а к нам попался. За такое диво нам заморские купцы немало отвалят!

Мутило без всякой радости поглядел на добычу.

– А то они хлеба, вывалянного в пыли, не видели, – презрительно сказал он.

– Какого хлеба? – возмутился Жихарь. – Это же Колобок, тот самый!

И тут же рассказал пораженному водянику повесть о многотрудной судьбе Колобка, что известна любому человеческому детенышу и вовсе неведома подводным жителям.

– Так что не только лисе – никому его поймать и съесть не довелось! – закончил богатырь свой рассказ. – А нам он, можно сказать, сам под ноги прикатился… Надо бы помочь ему очнуться да заодно и умыть… Он, поди, с тех пор и не умывался…

Конь Налим охотно оросил Колобка, а богатырь, достав из дорожной сумы тряпицу, начал приводить пленника в товарный вид.

Сделавшись чистым, румяным и вполне пригожим, Колобок приоткрыл один глаз, более похожий на черную изюмину.

– Не ешьте меня, – с ходу, не поздоровавшись даже, предложил Колобок. – Я вам песенку спою…

– Ну уж нет, – сказал богатырь и наложил на лысину хитреца свою тяжелую руку. – Песни твои мы знаем: заворожишь нас, а сам укатишься.

– Меня теперь даже есть нельзя, – вздохнул Колобок. – Я черствый. Совсем очерствел от бродячей жизни. Об меня даже сам Мироед чуть зубы не обломал…

– Ну! Так ты и Мироеда знаешь? – не поверил Жихарь.

– Кого я только не знаю… За мои-то годы… – сказал Колобок и махнул маленькой ручкой. – Дернуло же меня через эту прогалину катиться… Думал, успею, да у вас такой скакун…

– Других не держим, – похвастался Мутило. – Жихарь, давай я его к себе в озеро заберу? Он там отойдет, размякнет…

– Не размякну! – вскричал Колобок. – Не дождетесь! Я моря переплывал, во чреве китовом пребывал – ничего мне не поделалось. Я от дедушки ушел, да вы это и сами знаете, и от лисицы ушел, и от тигра ушел, и от слона, и от енотовидной собаки, и от восьмирукого осьминога, и от Гидры Лернейской, и от змея Апопа, и от Бегемота с Левиафаном! Мне бы еще лапоточки новые кто сплел – так я бы до самого светопреставления землю топтал! Не вам меня пленять! Я побродяга всемирный, бесстрашный! У-у!

И выпучил для острастки свои изюминки, что твои сливы. А потом как-то вывернулся и даже попробовал укусить богатыря.

– Хвастать мы и сами горазды, – сказал Жихарь. – И не кусайся – все равно зубов нету. Ты, гляжу, и вправду старенький…

– Постарше прочих! – гордо сказал Колобок. – А зубы мне ни к чему, я в пропитании не нуждаюсь. Я сам вроде того что пища бывшая…

– Ну, бывшую пищу не Колобком кличут, а совсем по-другому, – заметил Жихарь. – Сколько же тебе лет?

– А сколько их было на свете – все мои! Ты, поди, и не знаешь, как звали деда с бабкой, что меня испекли?

Жихарь впал в недоумение. И вправду никто никогда не задумывался насчет имен обездоленных старичка со старушкой.

– Как же, по-твоему, их звали? – наконец сказал он.

– А в каждом народе по-своему! – ответил Колобок. – Потому что это были самые первые люди на свете.

– Врет, – уверенно молвил Мутило. – Столько даже Колобки не живут.

– А вот живут! А вот живут!

И, утверждая свою жизненную силу, Колобок таки вырвался из-под богатырской руки, но не укатился прочь, а запрыгал, да так высоко – с Мутилу, а Жихарю до груди.

– Это я по-вашему, по-невежественному – Колобок, а вообще-то я самый первый Гомункул!

– Тихо ты! – цыкнул Жихарь. – За такое слово в базарный день и прибить могут, а мы как раз на ярмарку держим путь. Помалкивай уж, коли Гомункул, нечего этим хвастать. Раз ты такой у нас вековечный, так и веди себя степенно, бороду седую отрасти… Усы вислые…

– Минутное дело!

С этими словами Колобок оставил резвость, опустился на траву, провел ручками под ротиком и носиком – и полезли на белый свет в указанных местах сивые волосы.

– Теперь лучше? – живо спросил он.

– Прямо неклюд Беломор, – похвалил Жихарь. – С такой бородой и козла, бывает, за мудреца держат…

И бросился на беглеца. Колобок попробовал было откатиться, но сухая прошлогодняя трава запуталась в новенькой бороде и помешала…

– Полезай, чудило круглое, в суму, – сказал богатырь. – Вот и будет княгине бесплатный гостинец…

– Какой гостинец? Какой гостинец?! – завизжал Колобок уже из сумы. – Я же сказал, что нельзя меня есть!

– А никто тебя есть и не станет, – ласково сказал Жихарь. – Жена у меня ученая, многознатица. Будете с ней толковать о превыспреннем, а надоест – с дочками играй во дворе, да не попадись мальчишкам, пинать еще придумают… Там тебе будет хорошее житье, станешь всем любезен. Да я даже кузнецу Окулу прикажу тебе железные зубы вставить от старой бороны – от собак, скажем, отбиваться…

– Зубы… – Колобок задумался и перестал возиться в суме. – Зубы – это дело. Как же я сам до такого не додумался? Казалось бы, все на свете знаю… Так ты, выходит, тот самый Жихарь, который…

– Тот самый, – сказал богатырь.

– Который, – подтвердил водяник. – Которее не бывает.

– Ну-ну, – сказал Колобок, высунувшись наружу. – Случалось мне с различными героями подвизаться. Все они, в общем-то, на одну мерку скроены: твари неблагодарные. Шагу без меня ступить не могли, поминутно советовались. Царевну там добыть, меч ли кладенец, золотое ли руно… А как дело сделано – катись на все четыре стороны! Ни слова доброго, ни воздаяния…

– Какого ж тебе воздаяния желательно? – удивился Жихарь.

– Ну… – задумался Колобок. – Любопытно бы мне в людском обличье пожить какое-то время.

– Сделаем, – пообещал Жихарь. – Вот пойдут на нас войной, скажем, те же заугольники. Они давно грозятся, да духу не хватает. Станем решать битву поединком между князьями. Выедет мне навстречу могучий вождь по имени Тувалет Хрустальный. Снесу я ему буйную голову мечом, а на ее место тебя и присобачим. И станешь ты у нас не перекати-поле, а светлый князь… э-э… Колополк – видишь, я уже и прозвание заготовил!

– Не торопись, – испугался грядущих перемен Колобок. – Я еще не решил, какого полу мне желательно стать…

– Да я и не тороплюсь, – сказал Жихарь. – Поживи, подумай, чья доля на свете слаще.

– Мы на ярмарку едем или нет?! – вскричал Мутило.

– За новыми лапоточками! – поддержал его голосок из сумы.