Текст книги "Кого за смертью посылать"

Глава 4

Таких ниндзей – за нунчаки да в музей!

Барон Хираока

Кто не мчался на волшебном коне по лесным дорогам с водяным за спиной да с Колобком в дорожной суме, тот, считай, и не жил на свете – так думалось богатырю. Даже самодвижущаяся телега, на которой он в свое время оставил далеко позади страшную Дикую Охоту, отстала бы от Налима. Быстрей его передвигался разве что Симеон Живая Нога – младший из семи братьев, известных своими причудливыми умениями, но ведь и тот из-за чрезмерной скорости постоянно опаздывал на год и более.

Лесное безлюдье кончилось, под копыта легла дорожная грязь, и полетела она из-под копыт во все стороны, что никак не могло понравиться людям из торговых обозов, тянувшихся на ярмарку. Но их проклятья и ругательства Жихарь мог слышать не целиком, а только обрывками.

– Ладно, – сказал он, придержав Налима. – Не стоит обижать народ, а то потом начнут к нам на ярмарке цепляться…

– Хлюздишь – так и скажи, – подковырнул Мутило, но потом смилостивился. – Так мы коня и вправду до кипения доведем – изойдет паром, потом жди, когда он росой выпадет и снова в коня соберется… Меня так даже припекать начало.

– Всякому чуду полагается свой предел, – подтвердил из сумы Колобок. – Чудеса тоже не без закона живут. Иначе что же получится?

– Молчи уж, – окоротил его богатырь.

– Не могу молчать! – воскликнул Колобок. – Намолчался за годы и века. Во мне за время странствий столько слов накопилось, что надо бы сбросить, да все некому было. Я и по-ученому могу разговаривать, и по-матушке, и по-бонжурски. Все языки понимаю. Умею посредничать на торгу, долю за то беру небольшую, по совести…

– Вот как? – склонился к нему Жихарь. – Так, может, ты коня и загонишь лукавому цыгану? Ведь он-то меня помнит…

– Торговцы из вас обоих, как из пыли веревка, – сказал Колобок. – Вам без меня никуда. Посудите сами: примчитесь туда – и сразу в конный ряд. Всякий догадается, что вам коня сбагрить невтерпеж, и никто настоящую цену не даст. А въезжать в рынок надо неторопливо, с достоинством, дабы избежать потерь и проторей. По вашим же мордам видно, что конь краденый.

– Выиграл я его на честном кону! – оскорбился Мутило.

– Это ты торговой страже рассказывать будешь, – посоветовал Колобок. – Они враз поверят…

– Что – князю не поверят?! – ахнул Жихарь.

– На торгу князей не бывает, – ответил Колобок. – Вам сперва надо там походить день-другой. Дорогие покупки делать, чтобы весь народ убедился – продают коня люди серьезные, надежные, не теребень кабацкая. От вас же винищем разит – даже я пропитался, словно бисквит какой. Коня же в нужный час следует выставить на аукцион…

– Это что за зверь? – спросили самозваные конеторговцы.

– Это вот что за зверь: ты выводишь коня и начинаешь рассказывать, что за порода такая, что за кровь, от каких родителей. Долго хвалишь, а потом кричишь, как в лесу: «Ау, кто за коня три тысячи даст? Начальная цена – три тысячи!» Найдется первый охотник, заорет: «Три тысячи и еще сотня!» Ты его примечаешь, говоришь: «Ау, три тысячи сто – раз, три тысячи сто – два…» Кто-нибудь непременно пожелает товар перенять и выкрикнет: «Три тысячи двести!» Пока не доаукаешься до настоящей цены. Поняли?

– Поняли, – кивнул Жихарь.

– Вот за три тысячи двести и продадим! – обрадовался Мутило. – Деньги хорошие, немалые… Только откуда нам знать, кто у Налима родители и что за кровь? Да и какая в нем кровь – одна вода…

– Вам не делами ворочать, – вздохнул Колобок, выпростал ручки, ухватился за края сумы и до половины вылез. – Вам еще без штанов полагается двести лет бегать и собак гонять. Странное дело – из теста вылеплен я, а мякинные головы как раз у вас. Цену-то можно поднимать до тех пор, пока у покупателей деньги не кончатся! Да и то они обязательно в займы, в долги полезут! Товар-то высшего разбору!

– Я, честно сказать, еще ни разу не торговал, – признался Жихарь. – Вот в долги залезал – это было. Правда, меня царь Соломон пытался учить…

– Нашел учителя, – скривился Колобок и плюнул. Колобочий плевок выглядел как мелкий сухарик. – Помнится, я твоему Соломону грошовое колечко за Перстень Мудрости выдал и продал. Снаружи нацарапал на колечке «Все проходит», а внутри – «И это тоже пройдет». И прошло ведь за милую душу!

– Врешь, – сказал богатырь. – Перстень был самый настоящий. Я его вот в этих самых руках держал.

– Конечно, – сказал Колобок. – После того случая, кошелек опроставши, и начал царь над жизнью задумываться, мозгами пошевеливать. Вот к нему и пришла мудрость. Так что все правильно.

– А зачем тебе деньги? – ехидно полюбопытствовал Мутило. – У тебя ведь ни потребностей нет, ни кошелька…

– Так ведь деньги-то тоже я придумал! – гордо сказал Колобок. – До той поры люди жили обменом, или, как тогда выражались, по бартеру. Ну, пришлось им помочь. Что же касается потребностей моих, то вам их понять не дано…

– Где же ты казну свою держишь? – проникновенно, чтобы не спугнуть, спросил водяник.

– В самых разных местах, – сказал Колобок. – В основном у цюрихских гномов. Они, конечно, жадные, но скрупулезные. И не спрашивают, откуда деньги взялись. Если приплатить, конечно. Никто, кроме меня, получить тех денег не может. Так что, дяденька мокрый, не мылься. Самые лютые злодеи пытались у меня вызнать заветные слова, а я что? Простой плесневелой буханкой прикинусь, и все.

– Вот что, – сказал богатырь. – Ты бы мне мешка четыре золота не занял под залог всего Многоборья? Я не успею – дети отдадут, внуки… Правнуки… Прапра…

– Я лучше сделаю, – сказал Колобок. – Есть такая поговорка, что голодному надо не рыбу дать, а рыболовную снасть. То есть ты под моим руководством сам всему научишься.

– Я князь, а не купец!

– Купец главнее, – сказал Колобок. – Только пока не все это поняли…

Под такой разговор конь Налим перешел на неспешный шаг – словно обычный конь на скачках. Стало видно, что приближается человеческое поселение. За годы Полелюева Ярмарка обросла народом, который с этой ярмарки жил и кормился. Продавцам и покупателям надо же где-то было ночевать, заключать сделки, пить магарыч. Да и за порядком нужно было кому-то следить. Многие князья предлагали в охрану своих дружинников, тайно мысля завладеть всем торжищем, но Полелюй такие предложения неизменно отвергал, потихоньку набирая наемных воинов, которым надоели кровопролитные битвы и неверная воинская удача. Набирал до тех пор, пока князья не убедились, что с ярмаркой лучше не связываться…

Перевалило крепко за полдень. Но, если следовать Колобковым наставлениям, сегодня с конскими барышниками затеваться не стоило. Завтра будет день…

Да ведь и сегодняшний день надо как-то прожить, а в кармане всего две полушки.

– Слезайте с коня, – скомандовал Колобок. – Ведите в поводу, хольте и лелейте напоказ…

Жихарь через плечо переглянулся с водяником. Тот вздохнул, признавая, что слаб против недавнего пленника в торговом деле.

– В самую грязь, – вздохнул богатырь и подчинился.

Спешился и Мутило – он грязи не боялся.

– Ну и сам выкатывайся, – сказал Жихарь Колобку.

– С какой стати? Я нынче содержимое переметной сумы… И запомните – нет теперь среди нас ни князей, ни водяных, а есть равноправные члены торгово-промышленного товарищества «Колобок и сыновья»…

– Какие мы тебе сыновья? – разом взревели от обиды человек и водяник.

– Ну, должны же мы как-то называться. Вот мы и будем товарищи, поскольку товар у нас общий… К тому же объявим, что мы – с ограниченной ответственностью, то есть вообще ни за что не отвечаем!

– Мой товар-то… – булькнул Мутило.

– Тогда сам и торгуй… Козленка за два гроша…

– Быстро ты нас обратал, горбушка катючая, – проворчал богатырь. – Гляди, люди-то добрые уже с ярмарки идут…

Действительно, впереди вдоль обочины, старательно обходя дорожную грязь, которая так и норовила распространиться пошире, двигались два рослых мужика, тащили на плече толстое короткое бревно. Бревно было какое-то странное и пестрое.

Вблизи бревно оказалось человеком, одетым в красный парчовый кафтан. Штаны у него были короткие, ножки пухлые, лицо бритое, а голова венчалась длинными кудрявыми волосами.

– Это что – невольника несут? – нахмурился Жихарь. В своем княжестве он никакой работорговли не допускал, хоть и терял на этом немало.

Но мужики нисколько не походили на заморских купцов, охочих до здешних добрых девиц и красных молодцев: обычные деревенские мужики, судя по платью, зажиточные и не привыкшие тратить деньги на что попало.

– Невольников не носят, – сказал Мутило. – Невольники сами носилки таскают…

– Здравствуйте, люди, – сказал Жихарь и поклонился не по-княжески. Кланяться по-княжески он так и не научился, сколько ни билась бедная Карина, – запутался во всяких четвертьпоклонах, поклонах вполоборота и так далее.

– Здорово, коли не шутишь, – хмуро сказал старший из встречников (отец и сын, догадался Жихарь). – Тоже грабить будете или по-хорошему разойдемся?

С этими словами он обернулся к младшему, они сняли ношу и поставили ее столбом. Несомый застыл в этом положении. Волосы рассыпались у него по плечам и оказались чуть не до пояса.

– А уже грабили? – обрадовался Жихарь случаю навести справедливость.

– Пробовали, – важно сказал старший, снял войлочную шапку и начал ею обмахиваться от жары. – Сам Кидала пробовал, только ничего у него не вышло.

– Покупка ему наша не по нраву пришлась, – добавил младший и покосился на отца: мол, по делу ли подал голос?

– Что за Кидала? – насупил брови богатырь.

– Скоро сам увидишь, – заверил старший. – Он там всегда стоит. Стража его иногда гоняет, да ведь круглые сутки за ним не уследишь. Вот он и поджидает пеший люд, да и конных не пропускает. Поэтому мимо него лучше ходить целым обозом. На обозы он посягать боится.

– Разбойник? – уточнил Мутило.

– Тела у него на трех разбойников достанет. Немал-человек. Отберет у прохожего казну или товар, а самого в колючие кусты как кинет! Пока из кустов выцарапаешься, Кидалы и след простыл.

– Нас не кинет, – заверил Жихарь. – А это, что ли, ваша покупка и есть? Кто таков? Кто велел людей продавать?

Мужик нахлобучил шапку на прежнее место.

– Лишних людей нам не надо: нас самих девать некуда. А мы, молодец, старинное пророчество исполняем.

– Какое такое пророчество? – вскинулся на всякий случай многоборский князь.

– А вот жил в додревние года один провидец и стихотворец, очень любил мужика, заботился о нем, князей же всячески срамил и порочил. И сложил заклятье такое: эх, эх, придет ли времечко? Приди, приди, желанное!

– И пришло времечко-то?

– Да покамест нет, – досадливо сказал мужик. – Времечко придет, желанное наше, когда мужик не Блюхера и не вот этого облома, а совсем других с базара понесет. Как их… Имена какие-то чудные… Одно на белку похоже, другое на утку… Но еще, видно, не пора… Блюхера мы уже носили с базара, он еще потом врагом народа оказался, а вот с этим покуда не разобрались…

Жихарь и Мутило внимательным образом оглядели мужицкое приобретение, и даже Колобок высунулся из сумы. Толстое лицо облома с пухлыми губами ничего особенного не выражало, глаза были пустые и бесцветные.

– Эт-то кто же такой? – снова спросил Жихарь.

– Да гляди лучше – это же Милорд! Неужто не узнаешь?

– Какой Милорд?

– Глупый, какие же еще Милорды бывают? Мы нарочно просили, чтобы поглупее выбрали…

– Выбрали что надо, – похвалил Мутило. – У иного пескаря морда умнее бывает…

– И какая от него польза? – не унимался Жихарь.

– А такая, что все надо делать по порядку: сперва Блюхера с базара понести, потом Милорда Глупого, а уж после того придет желанное времечко, не раньше…

– И что будет?

– Вот привязался! – осерчал мужик. – Сказано тебе – пророчество исполняем! Отцы наши так делали, и деды, и пращуры… Каждый год как проклятые таскаем это добро с базара… Да что с вами разговаривать, все равно не поймете!

– Погоди! – Жихарь даже ухватил мужика за рукав. – А что он умеет?

– Все, что Глупому Милорду положено: ржаное вино пить, овсяную кашу лопать, в кости играть, спорить на денежный заклад, верхом кататься, девок портить, морями владычествовать, машину за машиной изобретать, чтоб работе помочь…

– Ну, таков-то я и сам Милорд, – сказал Жихарь. – А говорить-то он умеет?

Мужик почесал шею.

– Ну поговори, коли хочешь, денег не возьмем… Если речь его поймешь.

– Говори, говори, – зашептал Мутило, обрадовавшись дармовщине.

– Милорд, – сказал Жихарь. – Милорд… Кажется, знаю я, по-каковски с ним надо разговаривать… Не зря с Яр-Туром столько времени горе мыкали… Милорд, вонтаю ай ту ю один квесченз задать: ху ю ты такой есть итыз?

– Какие вы, люди, грубые, – посетовал Мутило. – Первый раз видишь Милорда и сразу такие гадостные словеса развел… Языки бы вам повырывать!

Известно – нечисть не терпит человеческих ругательств. Но Милорд был такой глупый, что ни капельки не обиделся, улыбнулся и открыл рот:

– У меня, джентльмены, всегда было доброе имя, и мне нож острый, когда теперь всякий раз, стоит мне перешагнуть порог дома, как то один, то другой настырный лихоимщик хватает меня за рукав: «Вы не забыли о моем счете, сэр? За вами должок – тысяча фунтов. Надеюсь, сэр, вы не заставите с ним долго ждать». А приятно мне, когда ростовщики обмениваются моими векселями в пивных и кофейнях?

Жихарь худо-бедно язык Милорда понимал, про Колобка и говорить нечего – одно слово: Гомункул! Мутило же и мужики недоуменно глядели друг на друга, как бы ища поддержки.

Разговор про долги да займы богатырю не понравился: сразу вспомнилось, как закладывал кабатчику Невзору свою славу. Поэтому он попробовал повернуть беседу в другую сторону:

– А нау ли ю кинга вашего, какой ту ми бразером приходится?

И получил достойный ответ:

– Людям, особенно сангвинического темперамента, свойственно предаваться надеждам, и среди различных перемен в ходе общественных событий надежды эти редко не имеют под собой почвы; даже в безысходных обстоятельствах, когда, казалось бы, нет никаких оснований на что-либо рассчитывать, они тем не менее склонны делать вид, будто не все еще потеряно, и стараются заставить противника думать, что располагают неведомыми ему ресурсами. Именно такую позицию заняли в последние месяцы те, кого, за неимением лучшего выражения, мне приходится называть членами поверженной партии. С момента ее падения помянутые джентльмены тешат себя надеждами, действительными и мнимыми. Когда убрали графа Сандерленда, они надеялись, что ее величество не пойдет на дальнейшие изменения в составе кабинета, и осмелились исказить ее слова, адресованные иноземным державам. Они надеялись, что не найдется человека, который осмелился бы предложить роспуск парламента. Когда же произошло и это, да к тому же еще некоторые перемещения при дворе, они попытались нанести удар по государственным кредитам…

– Хватит! Хватит! Стоп! – закричал Жихарь. – Ай ю про кинга аскаю! Как хи там ливствует, здоров ли?

Милорд недоуменно прокашлялся и сказал:

– Подданный далеко не всегда властен над поступками своих монархов и не всегда может спросить, каких людей те понимают, какие партии приближают к себе. Так пусть они не нарушают конституцию, пусть они правят по закону, чтобы тот, кто им служит, не был замешан ни в одном противозаконном действии и чтобы от него не требовали ничего не совместимого с правами и законами его страны…

– Вот говорил я побратиму: как станешь королем, так и начнешь не по правде жить, – вздохнул Жихарь. – Не такой уж этот Милорд глупый, как может показаться.

– Оставь его в покое, – посоветовал Колобок. – Речи его вполне разумны; жаль только, что он не всегда отвечает впопад. Так уж их в ихнем парламенте учат. По этому Милорду гадать хорошо, а разговаривать с ним толку нет.

– Кто это у вас в суме? – спросил младший.

– Вот такому же сопленосу любопытному башку отрезали, а она все не унимается, – сказал Мутило и подмигнул старшему. Старший кивком одобрил воспитательный ответ.

Поблагодарили мужиков за предупреждение, пожелали доброй дороги, помогли взгромоздить Милорда на плечи.

– Вы его мне берегите, кормите овсом и пудингом! – посоветовал напоследок Жихарь.

Впереди ждала встреча с грозным Кидалой. Поганить княжеский меч разбойничьей кровью Жихарь не хотел, но и с подбитыми глазами гулять по ярмарке не собирался. Мало ли какой ценой достанется победа?

– Хорошо бы подвернулся поблизости бочажок с вешней водой, – сказал Мутило, размышлявший примерно о том же. – Тогда бы я его в два счета утопил.

– Не годится, – ответил Жихарь. – Я ведь сам разбойничий выкормыш. Сирота я, небаюканный, нелюлюканный…

– А ты об этом почаще вслух говори, – сказал водяник. – Тогда будет у тебя такое родословие…

– Твоя правда, – согласился Жихарь. – Надо выломать дубину…

Но выламывать дубину недостало времени: из колючих кустов выполз предреченный Кидала и встал во весь немалый свой рост. Морда у него была щедро поцарапанная, одежда порванная: видно, не всегда получалось у него кидать прохожих людей в колючки, временами и самого туда кидали.

– Матки-матки, чей допрос: смерть или живот? – предложил разбойник свой немудрящий выбор.

– Живот! Живот! – закричал Мутило и наступил Жихарю на ногу, чтобы не вмешивался.

Богатырь покраснел от стыда, но спорить не стал.

– Вот коня бери! – предложил Мутило, ловко снимая с Налима уздечку. – Видишь, какой конь – хоть продать, хоть самому красоваться!

– А сума-то? – встревожился за третьего товарища Жихарь.

– Не пропадет твоя сума. Бери коня, не сомневайся, добрый человек, не прогадаешь! Только нас не трожь, оставь на икру!

Красавец Налим так понравился пешему Кидале, что злодей даже не стал тратить время на его хозяев: разбежался и прыгнул коню на спину. Налим попереступал копытами по грязи, потом рванул в сторону от дороги.

Разбойник от неожиданности завопил, но крик его перебило верещание увозимого Колобка, а потом все звуки заглушил треск лесного бурелома.

– У тебя по глоточку-то есть? – спросил Мутило. – Пока нашего кругляка нет, а то разворчится, что, мол, пьяный не торговец…

– Как не быть, – откликнулся Жихарь. – Я же не лиходей себе.

Скляница была невелика, зато содержимое забористо.

– Сам Беломор делал, – выдохнул богатырь после глотка.

Они еще посидели на травке, потолковали о том, сколько рыбы можно вылавливать в Гремучем Виру без ущерба для рыбьего поголовья, потом даже начали беспокоиться за Налима и Колобка, но беспокоились недолго: водяной конь выломился из леса на дорогу, весь в обрывках разбойничьего платья.

– Свиньи вы сивобрысые! – ругался из сумы Колобок. – Вы почему меня-то не вытащили? Я же говорил – все герои сволочи!

– Остынь, – сказал Жихарь. – Сам подумай: начал бы я тебя на белый свет тягать, а Кидала это увидел бы. Вдруг он умный и враз бы догадался, что ты дороже всякого коня?

Сума задергалась – Колобок кивнул.

– Точно, – сказал он. – Умный был – одних мозгов четыре лопаты… Зато вы-то каковы: злодея ухайдакали, а казну его не забрали! Иди теперь ищи ее в чащобе по монетке! Нас же на ярмарку без денег не пустят, не говоря уж про торги. Надо вам в товариществе пай уменьшить…

Жихарь и Мутило заслуженно пригорюнились.

– Колобочек, – ласково сказал водяной. – Не может того быть, чтобы ты без гроша путешествовал.

– Сам же говорил – ни кошелей, ни карманов, – огрызнулся Колобок. – Ладно, выручу вас на этот раз, но из барыша вычту. Придется денежку со счета снимать…

С этими словами он у себя в суме заерзался и закряхтел, и кряхтел долго. Потом наконец высунул ручонку с пригоршней серебра.

– Ваше счастье, что я без туловища, вот и пользуетесь, – сказал он. – Но чтобы лапоточки мне нашли! Да смотрите у меня – до торгов ни капелюшечки!

– Само собой, – сказал Мутило, признавая его старшинство.

– Зелено вино ведь тоже на хлебе ставится, вот он и учуял, – объяснил Колобкову догадливость богатырь.

Глава 5

Ума не приложу, где это достать такую палестину денег.

Александр Герцен

Людей на дороге стало густо: иные шли навстречу, иные догоняли. Знакомых лиц пока, к счастью, не попадалось.

– Деньги ты при себе держи, – сказал Жихарь. – А то у меня, мнится, дыра в горсти – улетают денежки неведомо куда. Ведь я в Вавилоне взял добычу великую, еле допер! И где она теперь?

– Надо было смету составлять, – сказал Колобок. – На хозяйство, на дружину, на непредвиденные расходы…

– У меня все расходы получились непредвиденные, – вздохнул Жихарь. – Кабы предвидел, разве я так бы казной распорядился?

– Про твое княженье даже под водой наслышаны, – наябедничал Мутило Колобку. – Недоимки народу простил, от налогов на год избавил… Куда только жена смотрела?

– Всю душу вынула, – сказал Жихарь. – Говорит: вы, многоборцы, привыкли прохладно жить – вином полы моете, блинами избы конопатите, всякий прохожий бродяга за дорогого гостя. Да уж не как вы, кривляке отвечаю, у вас от скупости уже все зубы смерзлись, вы с камня лыко дерете, из блохи голенище кроите, из осьмины четвертину тянете, кашу едите – и то держите ложку над горсточкой… Как мне было не дать людям леготу после Жупелова княжения, Невзорова управления? В годину народных бедствий?

– Ты сам и есть главное народное бедствие, – объявил Колобок. – Кто помногу хорошего хочет, всегда навредит. Откуда тебе знать, как народ живет?

– А я придумал, как узнать, – сказал Жихарь. – Собрал как-то утром всех жителей, провел мечом по поляне черту и сказал: кто беден, становитесь по ту сторону черты, кто в достатке – оставайтесь на месте.

– И что? – злее яда спросил глумливый Гомункул.

– Всем скопом ломанулись за черту бедности, – вздохнул незадачливый князь. – Даже самые домовитые.

– Немудрено, что ты промотался на голую кость, – сказал Колобок. – Надо было сперва назначить мытарей, чтобы проведали, кто как живет, а уж потом решать, кому давать леготы, а кто и без них вытерпит.

Жихарь раскрыл суму, чтобы Колобок увидел написанное на богатырском лице крайнее недоумение.

– Какой же многоборец по своей воле в мытари пойдет? У нас народ гордый, обидчивый!

– А как при прежнем князе управлялись с налогами? – полюбопытствовал Колобок.

– Ну, у Жупела-то мытари как раз были, – ответил Жихарь. – Только в час народного гнева, когда я вернулся из первого похода, люди их всех порешили! Вывели окаянное семя!

– Было, было такое, – подтвердил Мутило. – Даже ко мне в озеро приносили топить, но я не позволил. У меня не помойная яма, а приличный водоем…

– Держава устраивается не так, но совсем по-другому, – начал было объяснять Колобок правильное устройство державы, но тут уже началась ярмарка.

Глазом ее было не охватить, и богатырь даже вскочил на коня, чтобы разглядеть получше.

Перед ним раскинулся целый город – расписной, невыносимо шумный, окруженный высоким частоколом и даже с каменными воротами. Над воротами висела вывеска: «Купить – не купить, а поторговаться можно!»

Жихарь присвистнул от удивления и продолжал свистеть довольно долго – покуда Мутило не одернул его, чтобы деньги не извелись от свиста.

Торговая стража вооружена была получше всякой княжеской дружины, сыто кормлена и неразговорчива. Пришлось заплатить за вход. При этом один из стражников хмуро осведомился о содержимом дорожной сумы.

– Каравай это, – ответил Жихарь.

Стражник постучал по Колобку костяшкой пальца:

– Ты, парень, видно, в дороге года три провел…

Колобок возмущенно фыркнул, и стражник поспешно выдернул руку из сумы.

Мутило тем временем приглядел канавку, присел в нее и ручейком просочился мимо стражников, поскольку водяников не велено пускать на ярмарки. Видимо, как раз поэтому водяники туда так и стремятся.

Шляться с оружием на ярмарке не полагалось. Богатырь был вынужден отдать меч на хранение – опять же не задаром. В обмен ему дали красную бирку.

Мутило, знавший здешние порядки, отвел коня Налима в конюшню, где тоже получил бирку, но черную.

– Не испортили бы коня перед торгами, – нахмурился Жихарь.

– Тут строго, – сказал Мутило. – Тут с баловниками не нянькаются, для них особый овраг имеется…

– А может, суму тоже оставим в конюшне? Круглый приглядит…

– Я пригляжу сейчас кому-то! – рявкнул Колобок. – Я так пригляжу! Вы же без меня тут мигом голомызые останетесь: либо щами подавитесь, либо лапшой захлебнетесь! Денежки – за щеку, так надежнее!

– А как торговаться? – удивился богатырь.

– Торговаться буду я! А вы сегодня просто походите, поглядите…

Весенняя ярмарка обычно не чета осенней, но поглядеть было на что. Товары большей частью водились иноземные, незнакомые.

– Покупай духи из Бонжурии, да гляди, чтоб не обжулили! От этой от шанели все бабы ошалели, а мужики нахлестались – все тверезы остались!

– Кому сапсабая? Кому сапсабая? Рожа рябая, пятки прямые, живот наоборот! Мышей не ловит, зато не прекословит!

– А вот неспанский бальзам, хвалит себя сам на языке, понятном всяким волосам!

– Кому черного «мерседеса» из Брынского леса? В обращенье несложен, к тому же растаможен!

– Продаю мыльный порошок, стирает хорошо: сама тетя Ася еле убереглася!

– Продается пихало дубовое, совсем новое, к труду и обороне готовое! Пихал бы сам, да уступаю вам!

– Зубы береги, пройти мимо не моги! Есть «Орбит» без сахара – сама жевала да ахала!

– Твой «Орбит» все зубы сгорбит! Жуйте «Джуси Фрут» – от него мухи мрут, а сам кариес на елку залез!

– Панасоник жареный! Визжал-визжал, а от жаровни не убежал!

– Зюзюка, зюзюка с крылышками!

Жихарь вертел в руках непонятные красивые сверточки да коробочки и ворчал:

– На ярмарки уже затем ходить надобно, чтобы понять – как много на свете вещей, без которых человек вполне может обойтись! Мудрено выбрать из них самую бесполезную…

– Кто тут собрался покупать бесполезные вещи? – насторожился Колобок.

– Да так, обещал я одному сердитому дяденьке гостинец… – Подробности Жихарь излагать не счел нужным.

Мутило же на торжище чувствовал себя не хуже, чем в родимой воде. Он хватал всякий товар руками, пробовал на зуб, на язык, на сжатие и на разрыв, на линючесть, на горючесть, на всхожесть, на свежесть, на вшивость, на яйца глист, на просвет, на всякий случай, на здоровье, на добрую память. На всякое слово продавца он отвечал десятью, торговался до пены из ушей, цену сбивал до полной ничтожности, а потом вдруг отказывался от покупки.

Именно поэтому водяников и не велено пускать на ярмарки.

– Живет в сырости, а жизнь лучше иных людей понимает! – одобрил Мутилины дела Колобок.

Жихарь задержался у прилавка, на котором красовались многочисленные новенькие лубки, посвященные какому-то неведомому герою по прозвищу Сопливый: «Заговор Сопливого», «Выговор Сопливого», «Договор Сопливого», «Наговор Сопливого», «Приговор Сопливого» и, наконец, «Платок для Сопливого». Их и разглядывать-то не хотелось, но народ брал охотно.

К счастью своему и удовольствию, богатырь высмотрел в сопливой орде пестренький лубок «Похождение Жихарево о змие» и, не обращая внимания на громкие протесты, доносившиеся из сумы, заплатил за него целую монетку. Тут удовольствие кончилось.

Лубок изображал какого-то гнусного заморыша с вострым носом, обряженного в кургузый кафтанчик и сапожки с коротенькими голенищами. Заморыш обеими лапками держал небольшую гадючку. Рядом с заморышем стоял хорошо вооруженный самовар с усами и бородой – видимо, как раз так создатели лубка мыслили себе Яр-Тура в латах. Посредством знаков, исходящих изо рта, заморыш почему-то жаловался: «На что я, молодец, на свет родился, что по чужим странам волочился?», а самоварный Яр-Тур выражал свое восхищение жизнью, восклицая по-иноземному: «Wow!» Гадючка, олицетворявшая, как видно, Мирового Змея, тоже не молчала: «Был я Змей Ермундганд, а ныне простой ползучий гад».

В общем, оскорбительный был лубок, и Жихарь даже хотел жестоко наказать безвинного торговца-перекупщика, но для этого ведь требовалось прилюдно открыть свое громкое имя, что никак не входило в тайные коварные планы торгового товарищества «Колобок и сыновья».

Даже разодрать позорное изображение прижимистый Колобок не дал – утащил к себе в суму и прибавил:

– Это хорошо, что не похож! Зато тебя тут никто не признает!

Бродить среди торговых рядов вприглядку богатырь был готов хоть дотемна, но у водяника, негожего к длительному сухопутному хождению, устали ножки. Да и на ночлег нужно было куда-то устраиваться.

– Могли бы и под забором переночевать! – вздыхал Колобок. – Но нельзя: мы же зажиточные конеторговцы…

– Ищи лучший постоялый двор, – сказал Жихарь. – Мы с Мутилою все же владыки.

Понятно, что Колобок нашел заведение не первого разбора, но товарищам было уже все равно.

Зашли под навес, где стояли длинные столы и лавки. Там уже сидели десятка два людей, хлебали что-то из больших глиняных мисок, швыряли под стол кости.

Жихарь потребовал у хозяина щей с убоиной, бараний бок с гречневой кашей и пирогов, Мутиле мясного не полагалось, он решил удовольствоваться вешними мочеными грибами. Потом оба, не сговариваясь, звучно щелкнули пальцами по кадыкам.

Сума, висевшая у Жихаря на боку, задергалась: то Колобок начал трястись над каждой денежкой.

– Вас тут опоят, разденут и на дорогу выкинут, – предрекал он.

– Э, что там у тебя в суме? – спросил торговый человек в пестром халате и подался на дальний конец лавки.

– Там у меня здравый смысл живет, – не растерялся Жихарь. – Он мне и подсказывает, чего нельзя, а что можно.

– А зачем он хранится отдельно? – не отставал человек.

– Больно велик – в черепушку не лезет, – объяснил богатырь. – Зато в нужный час его всегда можно убрать в уголок. Иногда и рассудку полезно помолчать!

– А-а, – позавидовал спросивший, но на прежнее место не пододвинулся.

Остальные вечерявшие тоже глядели на Жихаря с Мутилой опасливо: первый походил на разбойника, второй – на мошенника.

– Косятся на нас, – тихонько прогудел богатырь в суму. – Надо слегка угостить людей, а то как бы не вышло шуму…

– Разорители! Погубители! – завопил, забывшись, Колобок. – Сперва за чарочку, а потом ковшом!

Все поглядели на товарищей с некоторым даже ужасом, но просвещенный Жихарем торговец в пестром халате объяснил им насчет здравого смысла, отселенного в суму.

– Ой, бедняга! – запричитали самые сердобольные. – Это же все равно что жену с собой таскать!

– Так всю жизнь и мучаюсь, – признался богатырь. – Но я его сейчас под лавку уберу – пусть там разоряется. Вот когда прикажу: «Сума, дай ума!», тогда и вещай!

Гомункул осознал свое бессилие и затих, потому что у него даже зубов для досадного скрипа не было.

Угостившийся народ перестал видеть в богатыре и водянике лиходеев, провозглашал здравицы в их честь, хвалил за щедрость. Словом, началось вполне веселое застолье, когда люди от каждого ковша только трезвее становятся.