Текст книги "Если судьба выбирает нас…"

10

Н-да… Колючка в четыре кола глубиной, а за ней линии окопов, доты.

Немцы тут обустроились весьма и весьма капитально. К тому же и сам город должен быть неплохо укреплен.

Мы расположились на вершине одного из мелких холмов менее чем в километре от Штрасбурга, бывшего когда-то замком Тевтонского ордена. От самого замка осталась только высоченная восьмиугольная главная башня, торчащая как перст среди невысоких городских кварталов. Другие ориентиры – это кирха и белый шпиль ратуши. Все это – на дальнем берегу речки Дрвецы.

В принципе в этом районе вся оборона построена по ее северному берегу, однако часть города находится на южном берегу. Река изгибается подковой на север, а внутри ее изгиба и располагаются городские предместья, а главное – два моста на тот берег. Линия обороны как раз соединяет основания подковы, образуя предмостные укрепления.

Передо мной только голое поле, раскинувшееся вплоть до вражеских окопов, ухоженное и обработанное даже в военное время.

Я с грустью разглядывал в бинокль германские позиции.

Конечно, здесь оборона не столь насыщенна, как та, которую мы уже прорвали, но теперь-то нас ждут, и такого козыря, как эффект внезапности, мы лишены. К тому же именно за этой линией находятся последние немецкие резервы и их тяжелая артиллерия.

Интересно – что же дальше? Как наши многомудрые генералы решили для себя эту задачку?

Я убрал бинокль, махнул рукой гренадерам 11-й роты, сидевшим в линии боевого охранения, и, отползши назад, стал спускаться с холма, у подножия которого с ружьем в обнимку сидел Савка.

– Пойдем, Савка, в роту. Узнаем новости, а заодно и поедим!

– Давно пора, вашбродь! Живот уж сводит! Цельный день не жрамши, – откликнулся мой бравый ординарец, поднимаясь с травы.

– Да уж… Денек был веселый. Но завтра, боюсь, будет еще веселее!

Обосновавшись на захваченных вчера позициях у высоты два-девять-ноль, мы отбили еще две германские атаки, почти полностью уничтожив батальон 3-й резервной дивизии.

А ближе к вечеру, пережив короткий, но интенсивный артналет и продвинувшись еще на три километра, наш батальон вышел к холмам у Штрасбурга.

Теперь нам предстояло прорвать последнее препятствие на пути к Балтике.

Как это будет происходить, я представлял довольно смутно, но, вымотавшись за день, не имел никакого желания размышлять о стратегии и тактике. Хотя невеселые мысли о днях грядущих постоянно крутились в голове…

Теперь батальон спешно окапывался, готовясь к возможному немецкому контрнаступлению. Пока личный состав рыл окопы, подошедший взвод саперов обустраивал блиндажи. Вся эта полевая фортификация производилась в невидимой для немцев зоне за холмами и по сути серьезного препятствия для противника не представляла. Настоящие позиции будут возводить ночью по вершинам холмов, а в этих можно будет переждать артобстрел.

Кстати, немцы почему-то не стреляли. Я абсолютно не сомневался в том, что они знают о нашем присутствии, но, следуя какой-то своей логике, противник не вел даже беспокоящего огня.

Перекусив сухпаем, я вместе с Лиходеевым осмотрел, как идут работы. Гренадеры нашей и девятой роты возводили полевые укрытия во втором эшелоне, двенадцатая рота рыла окопы, а одиннадцатая сидела в боевом охранении.

Убедившись, что тут все в порядке, отправился на поиски своего исключительного и замечательного ротного командира.

Поручик обнаружился у обустроенного каптером временного склада боеприпасов. Сидя на патронном ящике, он собственноручно чистил свой револьвер. Надо сказать, что Казимирский не доверял автоматическим пистолетам и принципиально носил наган. Правда, оружие у него было в специальном исполнении – с шестидюймовым стволом, с серебряной насечкой и рукоятью из резного моржового клыка. Оставалось неизвестным, как же он пережил оснащение своей персоны таким сложным и капризным оружием, как автомат. Он ни словом, ни жестом не выразил своего неудовольствия, но я подозреваю, что за два дня так ни разу и не вынимал его из чехла. Меня же пистолет-карабин системы Фролова, уже прозванный солдатами «фролом», или «фролычем», вполне устраивал.

Заметив меня, Казимирский оторвался от своего занятия и, устало оглядев меня с ног до головы, поинтересовался:

– Чего нового, барон?

– Ничего, господин поручик! Личный состав и саперы возводят полевые укрытия. В строю – сто семьдесят восемь человек, из них семеро легкораненых.

– Неплохо…

– Опасаюсь только, что это ненадолго… – Не знаю уж, почему я это сказал. Наверное, Казимирскому этого бы говорить не следовало, но, мучимый нехорошими предчувствиями, я не смог сдержаться.

– Увы, барон, мы на войне, – спокойно ответил ротный, возвращаясь к чистке оружия. – Потери неизбежны!

– Я понимаю, но с этим трудно смириться…

– С этим не нужно мириться, к этому нужно просто привыкнуть, барон.

– А что известно о планах командования? – тактично сменил я тему разговора.

– Подождите до темноты. Был вестовой от командира батальона. Капитан Берг обещал прибыть лично. Вот тогда все и узнаем – и планы, и последние новости, приятные и неприятные.

11

– Господа офицеры… – Капитан Берг стоял во главе стола в свежевырытом и укрепленном блиндаже – штабе батальона. – Нам предстоит окопаться и ждать подхода частей Сороковой дивизии или иных изменений обстановки. Наступать через открытое поле на хорошо укрепленную линию обороны в лоб – это самоубийство. Тем более что, по данным разведки, в старом замке расположился артиллерийский парк противника. На нашем участке нет путей сообщения, кроме узкоколейки, чем затруднено снабжение, пополнение и поддержка сил второго эшелона. Поэтому, рассмотрев диспозицию, в штабе корпуса изменили план наступления, и теперь нашей дивизии предписано занять оборону. Батальон располагается штатно – фронтом по двести пятьдесят саженей на роту. В первой линии – одиннадцатая и двенадцатая роты, девятая и десятая – в резерве. Вопросы?

– Ну то, что нас в атаку не погонят, это новость хорошая, – задумчиво произнес штабс-капитан Ильин. – И что же теперь? Конец наступлению?

– Отнюдь! По последним данным, части Первого Ударного корпуса и части Двадцать третьего и Двадцать пятого армейских корпусов прорвали участок германского фронта шириной около тридцати километров и вышли на оперативный простор. В прорыв по тылам противника брошены три кавалерийских и одна казачья дивизия. Части Первой Ударной дивизии ворвались в Торн. В свою очередь, части Второго армейского корпуса прорвали оборону противника восточнее нашего участка и продвигаются вдоль железной дороги на Дойче-Эйлау.

Мы лишь потрясенно молчали.

– Ура, господа! – наконец подал голос очнувшийся от ступора Казимирский.

– Ура!

– Ура-а-а-а-а!!!

– Сумасшедший успех! Невероятно! – Ильин приложил ладонь ко лбу. – Но, черт возьми! Как? Как, Иван Карлович?

– Концентрация наших войск оказалась для противника полнейшей неожиданностью. Немцы перебросили все резервы во Францию. Там под Аррасом и Камбре сейчас жуткая мясорубка. А наша Девятая армия нанесла отвлекающий удар в направлении Бреслау. Так что тевтонам пока не до нас.

– И все же…

– Кроме того, по слухам, было применено новейшее оружие – «бронеходы». Это самоходная бронированная крепость на гусеничном ходу, – продолжил Берг. – Нечто подобное применили англичане на Сомме в шестнадцатом году. В журнале «Нива» об этом писали.

– А! Припоминаю! Так называемая «лохань»[53]53
  В статье, опубликованной в журнале «Нива», действительно использовали буквальный перевод слова «tank».


[Закрыть], или, если по-английски, «танк»?

– Именно так!

– Для меня эффект от данной новинки сомнителен, но раз вы говорите… – Ильин покачал головой.

– Надеюсь, теперь всем понятна необычная филантропия нашего командования?

– В свете вышеизложенного? Да! Несомненно!

– Прекрасно! Исполняйте!

– Один вопрос, господин капитан! – вмешался молчаливый и рассудительный поручик Щеголев. – А что же наши соседи?

– Остановлено наступление дивизии! Так что потрудитесь состыковать правый фланг с Сибирским гренадерским.

– Слушаюсь!

– Все свободны. Жду вас к ужину!

Круто, однако, наши с немцами обошлись. Теперь если они не отведут свои войска от Штрасбурга, то окажутся в окружении.

Действительно, успех просто сумасшедший.

Надо же – с ходу взяли Торн. А Торн – между прочим, это крепость на Висле. И то, что наши войска ее вот так вот неожиданно захватили, – признак растерянности германского командования.

Такого мощного удара с применением новейшего оружия, авиации и специально сформированных ударных частей противник не предвидел, а его разведка банально прощелкала.

Интересно, что они теперь будут делать?

Быстро перебросить достаточное количество войск с запада – не получится. Прорываться на восток силами двух армий – не имеет смысла. Значит, будут обороняться и контратаковать, ожидая подкреплений.

Размышляя о стратегии, я чисто механически хлебал густую селянку с картошкой и копченостями, поданную на ужин.

Заметив мою отстраненность, Генрих Литус поинтересовался:

– О чем мечтаешь, Саша?

– О победе над Германией и о том, чтобы поспать, – честно ответил я.

– Именно в таком порядке?

– Нет, что ты! В первую очередь – о «поспать», а после того, как высплюсь, можно и Германией заняться…

12

Ранним утром меня разбудила канонада, доносившаяся с немецкой стороны.

Спал я в блиндаже-новоделе, разделенном на две половины – для меня и ротного.

– Ну что там за шум? – послышался из-за перегородки голос Казимирского. – Епифан! Епифа-а-ан! – окликнул он своего денщика. – Где тебя черти носят?

Я откинул шинель, сел на своей походной кровати и стал приводить одежду в порядок. Застегнул рубаху, натянул бриджи и стал наматывать портянки, а там и до сапог дело дошло. Накинув китель, я вышел из блиндажа в ход сообщения. И сразу же налетел на несущегося мне навстречу Савку с ведром в руках.

– Тише ты, оглашенный!

– Прощения просим, вашбродь! – просипел запыхавшийся ординарец.

– Что там такое?

– У немаков пальба началась под утро. Сначала из ружей врассыпную, потом пулеметы принялись, а теперь – эвона, уже из пушек палят.

– Понятно… А сам-то ты где был, рядовой Мышкин?

– К каптеру бегал, вашбродь! Насчет воды сговорился!

– Ну раз сговорился, давай, польешь мне…

Умывшись, я ради приличия подождал явления Казимирского народу. Однако, убедившись, что народу придется подождать еще не меньше часа, отправился на поиски Лиходеева.

Кузьма Акимыч обнаружился в хозяйстве Копейкина, где разбирался с трофейным оружием.

– Утро доброе!

Фельдфебель вскочил, вытянулся и, козырнув, затараторил:

– Здравия желаю, вашбродь! Рота расквартирована в резерве, происшествий нет!

– Вольно! Чем ты тут занимаешься?

– Учитываю трофейное имущество!

– И это правильно! – Неожиданно меня осенило: – Скажи-ка, сколько мы у немцев пулеметов взяли?

– Пять, вашбродь!

– Так вот, три сдашь по команде оружейникам, два оставишь, чтобы были! Мы их в ротную книгу писать не будем. (Имеется в виду ротный гроссбух, в который шел весь приход-расход подразделения по всем статьям – от личного состава и вооружения до запасов еды и прочего.)

– Удумали чего, вашбродь? – прищурился Лиходеев.

– Не без того… Я как рассуждаю? На войне-то лишних пулеметов не бывает, правильно? Да и запас карман не тянет.

– Так-то оно так… – нерешительно промолвил Кузьма Акимыч. – Токмо чего мы с ними делать будем?

– Как чего? Два себе оставим – один про запас, а другой сейчас поставим вот сюда и будем изучать устройство! По уму – это тот же самый «максим». Разберемся как-нибудь. А если поломаем чего – не беда! На разборку пойдет, чтоб запас для наших пулеметов был. Понятно?

– Понятно! Отчего ж не понять-то?

– Сейчас прямо и займемся! Савка, ну-ка зови сюда наших пулеметчиков. Если кого из пулеметной роты встретишь, тоже сюда тащи – вместе покумекаем. Быстро! Одна нога здесь, другая там!

– Слушаюсь, вашбродь! – Мой ординарец сорвался с места и рысью умчался по ходам сообщения.

Я присел на патронный ящик и прислушался – звуки боя со стороны Штрасбурга усиливались. Интересно – что же там происходит? Теоретически это может быть одна из ушедших в прорыв наших частей, которая обошла городишко с севера.

Если так, то грядут перемены…

Как я и предполагал, принципиально пулемет МГ-08 от нашего «максима» образца 1910 года отличался несильно. Та же конструкция Хайрема Максима в немецком исполнении, с незначительными вариациями.

Все это мы узнали во время лекции, проведенной командиром 1-го пулеметного взвода подпоручиком Спириным.

Худой, низкорослый, совершенно не гренадерских статей, Спирин оказался прекрасным преподавателем. Помахивая пальцем перед своим длинным носом, он очень просто и творчески объяснил устройство пулемета и предложил задавать вопросы, на которые отвечал внятно и полно.

Успех лекции был несомненным.

Надо сказать, что процесс квалифицированного обучения организовался совершенно случайно. Быстроногий Савка, отыскав всех наших пулеметчиков, шастал по окопам в поисках кого-нибудь из унтеров пулеметной роты, а нарвался на командира этой самой роты – штабс-капитана Затравина.

Лично мне до этого момента не пришлось напрямую общаться с нашим пулеметным воеводой, но по отзывам мужик он был отличный, хоть и шибко хитрый. Помимо полагавшихся нам по штату двух дюжин «максимов» у него обретались несколько неучтенных МГ-08 и «льюисов».

Явившись лично для разъяснения возникшей ситуации, Затравин внимательно меня выслушал и, хитро прищурившись, поинтересовался:

– А для чего вам, господин прапорщик, лишние пулеметы, если пулеметчиков к ним нет?

– Пулеметчика, господин штабс-капитан, воспитаем в своем подразделении. А не воспитаем – так родим!

– А не надорветесь – рожать?

– Прикажут – мы и ежика против шерсти родим! А тут, для собственной пользы, – сам бог велел!

Затравин смеялся так, что аж слезы выступили.

А отсмеявшись, принялся торговаться.

Сговорились на том, что нам и одного сверхштатного пулемета хватит. Другой неучтенный ствол мы пожертвуем славной пулеметной роте в обмен на добротное и анонимное обучение.

Приятно иметь дело с понимающими людьми.

13

Проследив, чтобы качественное огневое усиление нашей роты было тщательно запрятано в одной из ротных повозок вместе с двумя ящиками «тяжелых»[54]54
  В германской армии для пулеметов использовались патроны с тяжелой остроконечной пулей «s.S» (schweres Spitzgeschoss) массой 12,8 г.


[Закрыть] пулеметных патронов германского образца, я направился к своему блиндажу в сопровождении Лиходеева.

– Интересно, нас сегодня обедом будут кормить или как? Атаки вроде не предвидится, значит, по идее и обед будет.

– Приказа не было, – на ходу пожал плечами фельдфебель. – Но ежели воевать сегодня не будем, то куда ж без обеда-то?

Казимирского на месте не оказалось. Сидевшие у нашего блиндажа вестовые сообщили, что ротный ушел в штаб полка, и когда будет – неизвестно.

М-да… «Mon cher chef»[55]55
  Мой дорогой шеф (фр.).


[Закрыть] в своем репертуаре…

Прямо-таки Неуловимый Джо польского происхождения…

– О! Гляди-ка!!! – Вестовые повскакали с земли, тыкая пальцами куда-то мне за спину. – Чаго творится-то!

Обернувшись, я увидел резко идущий со снижением биплан. Он летел с немецкой стороны с креном на левый борт, как-то странно покачиваясь на курсе. Двухместная машина с «радужными» кругами русских ВВС на крыльях явно была повреждена.

Пройдя над нашими головами, этажерка снизилась еще больше и пошла на посадку на оставленное под паром поле в полуверсте от нас.

Резко потеряв высоту, аэроплан (ну не могу я, даже про себя, назвать «это» – самолетом) неловко плюхнулся в траву и, пробежав несколько десятков метров, завалился на крыло и уткнулся носом в землю.

Отлетался сокол ясный…

К месту вынужденной посадки со всех сторон бежали наши солдаты.

Я схватил бинокль, дабы разглядеть все последствия летного происшествия: откуда-то из-под крыла выбрался летчик в кожаном костюме и стал помогать другому покорителю неба выбраться из передней кабины.

Судя по всему, пострадали они несильно.

Ого! Извлеченный из останков этажерки напарник пилота оказался в лохматой казачьей папахе.

Очень интересно! Что бы это значило?

Разъяснения я получил спустя час в штабе батальона.

– Части нашей Пятнадцатой кавалерийской дивизии обошли Штрасбург с севера, перерезав железную дорогу на Грауденц. Сам Штрасбург частично захвачен. Казаки Второго Уральского полка ведут бои на улицах. Германский гарнизон местами рассеян, местами упорно обороняется. Захвачены артиллерийские парки в орденском замке и штаб Шестой бригады ландвера, – бегло зачитывал нам оперативную обстановку капитан Берг. – Наша задача: под прикрытием дымовой завесы приблизиться к предмостным позициям противника на южном берегу Дрвецы и атаковать их силами второго и третьего батальонов.

– Веселый разговор! – хмыкнул штабс-капитан Ильин. – Средь бела дня?

– Штаб дивизии, учитывая обстановку, не ожидает значительного противодействия со стороны немцев. Они лишились почти всей своей артиллерии. На этом берегу осталась только полевая семидесятисемимиллиметровая батарея. Но ее орудия отвлечены боем в городе – противник упорно обороняется в районе ратуши.

– Ну конечно! Из штаба-то дивизии видно гораздо лучше, – буркнул из-за спины Ильина Казимирский.

– Поручик, извольте держать свое мнение при себе! – одернул моего ротного Берг.

– Слушаюсь, господин капитан!

– Итак! Батальону поставлена задача атаковать правый фланг предмостных укреплений. Артподготовка силами нашей полковой артиллерии начнется через два часа. Последние три залпа будут дымовыми. Атакуем следующим порядком: в авангарде двенадцатая рота строем ударных групп, за ними – одиннадцатая рота, цепью. Десятая и девятая роты в арьергарде поддерживают атаку. Вопросы?

– Нет вопросов! – Видя, что комбат не в духе, никто не решился продолжать прения.

– Отлично! Господа офицеры, у вас полчаса на рекогносцировку и час на подготовку к атаке. Не смею вас более задерживать!

Мы гурьбой повалили из блиндажа штаба батальона.

– Закурим, господа? – предложил Ильин, оказавшись на свежем воздухе.

– Вы курите, а я в роту, – отмахнулся поручик Павлов. – Мне сегодня открывать бал! – И командир двенадцатой роты в сопровождении вестовых исчез в ходе сообщения.

– Да уж, чую, попляшем мы сегодня! – ухмыльнулся Казимирский, закуривая сам и давая прикурить Ильину.

– Вздор, Казимир Казимирович! – Ильин назидательно поднял палец. – Это пусть немцы пляшут, а мы им подыграем! – Обернувшись на нас с Литусом, стоявших в ожидании дальнейших приказаний, он с важным видом изрек: – Запомните, господа будущие генералы, простую истину! В танце главное – понимать, кто ведет, а кто – следует!

– Мы постараемся! – обнадежил я штабс-капитана.

– Молодцы! Ну все, как там говорят у флотских? По местам стоять?! С якоря сниматься?!

– Так точно! – подтвердил Генрих.

– Тогда – полный вперед!!!

Глава четвертая

1

Штрасбург – маленький, тихий, патриархальный восточнопрусский городишко с узкими и чистенькими улочками, застроенными аккуратно оштукатуренными, крытыми черепицей домами.

Был…

До того как тут не погуляли казаки…

В целом гуляние можно было бы разбить на четыре стадии – две боевых и две небоевых. Первый акт «марлезонского балета»: «Руби их в песи! Круши в хузары!» – начался прошлой ночью, когда 2-й Уральский казачий полк с ходу ворвался в город. Второй акт: «Гром победы, раздавайся!» – стал логическим завершением первого, после того как в дело вмешались славные московские гренадеры. Третий акт: «Горе побежденным!» – начался через некоторое время после капитуляции гарнизона Штрасбурга. Четвертый и, надеюсь, заключительный акт: «Йо-хо-хо! И бутылка рому!» – продолжался всю ночь и тихо окончился к утру в связи с отходом ко сну большинства действующих лиц.

Местное население предусмотрительно покинуло город пару дней назад, как только мы прорвали первую линию немецкой обороны. Несколько десятков человек позже обнаружились в кирхе, где они прятались во время боя и последовавшего погрома.

Найти для постоя более или менее подходящее жилище оказалось делом непростым. Большинство домов было либо уже занято, либо приведено в неприличное состояние. Приглянувшийся нам с Казимирским ухоженный дом с лепными колоннами у входа для постоя уже явно не годился.

В красивых комнатах с высокими потолками следы совершенно бесцельного разгрома. На полу, у вдребезги разбитого рояля, обломки фарфоровой посуды, изорванные ноты и книги, опрокинутые вазоны, столы и шкафы. Из комнаты в комнату одна и та же картина: настежь раскрытые буфеты и опустошенные ящики комодов. Нет ни белья, ни одежды. Уцелели только постельные матрацы, одиночные зеркала и большие вазы с фарфоровыми крышками. В углах комнат кое-где скверно пахнущие… Э-э-э… Следы азиатского цинизма.

Осмотрев еще несколько домов примерно в таком же состоянии, мы приняли решение разместиться в просторном здании торговой компании у старых городских ворот. Строение имело П-образную форму с удобным внутренним двором. Первый этаж, сложенный из серого необработанного камня, служивший складом, был пуст, а на втором этаже были конторы и небольшая гостиница. При известном старании тут можно было разместить всю роту в ее теперешнем составе – сто сорок человек.

Так и поступили.

Мы с Казимирским заняли квартиры в гостинице, а гренадеры разместились на первом этаже и в конторах.

Девятая рота заняла ряды малого рынка, двенадцатая и одиннадцатая роты оккупировали соседние улицы – Хеллерштрассе и Святого Якоба. Штаб батальона тоже нашел себе надежное местечко – банк.

Замок был полностью занят первым батальоном, второй батальон, понесший при атаке предмостных укреплений большие потери (так уж получилось, что на немецкие позиции они полезли раньше нас, за что и пострадали), остался в предместьях на южном берегу реки, вместе с артиллерией и полковыми обозами. Штаб полка занял гостиницу у Старой башни, охранявшей когда-то каменный мост через Дрвецу.

Опередившие нас казаки бессистемно расселились по городу, отпустив стреноженных лошадей пастись в садах и на клумбах, а их штаб расположился на центральной Ратушной площади, по соседству с нашим.