Текст книги "Все о жизни"

Орел красив, все норовили его символом сделать и в качестве комплимента с ним сравнивать. А гриф нет – шея с головой у него голые, красные, пупырчатые, как общипанные. Падаль ест? медведь тоже мертвечиной не брезгует. Но он славный, умный и пушистый, а шея грифа красно-сизая мерзка должна быть на ощупь, и падаль, и пупырышки эти… фу. Перетягивают отрицательные ассоциации.

Медвежья шерсть, кстати, жесткая, как тонкая проволока или конский волос, реально на медвежьей шкуре не понежишься. Но пока не пощупал – кажется пушистой, и это приятно.

Красота как комплекс ассоциаций. Подклточка воображения к положительным ощущениям.

16. А теперь отвлечемся от зрительных образов красоты и обратимся к тому, что посложнее кажется.

Красивый ход. Красивый поступок. Красивый удар. Это что такое? Что здесь есть красота? И как она определяется? И что имеет общего с красотой предмета?

Красивый удар в футболе. Неординарный, точный. Проявление техники, силы, расчета. Трудный, редкоисполнимый, не каждому по плечу. Трудно берущийся. В данной ситуации – максимум того, чего можно ожидать от игрока, и более того – такого удара даже и не ждали, а игрок возвысился прямо до уровня искусства: и момент улучил, и траекторию мяча провесил, и промежуток меж защитников углядел, и ударил пушкой. Блеск! Демонстрация вершинных возможностей футбола как зрелища, атлетизма и игры. При этом, если удар именно «красив», траектория полета мяча должна быть достаточно далекой и желательно по пологой дуге, чтоб еще и линия полета была красива. Если в сутолоке у ворот сумел в единственный миг впихнуть мяч – удар красивым не назовут, если в упор прямой пушкой пробил вратаря – тоже красоты нет. Нафинтить, открыться, обмануть – и с дальней дистанции навесить под штангу над головами бесполезно прыгающих защитников. Тут тебе будет от стадиона рев и овация.

Что мы имеем? Максимальное действие мы имеем, вот что.

Красивый удар в боксе. Речь как правило о дальней, реже средней, дистанции. Хук, реже свинг. Не просто сильный, не просто точный – кстати, можно от него и уклониться, можно закрыться. Но выходишь на удар точно и неожиданно, соперника подлавливаешь открытым, главное же – движение перчатки сравнительно длинное и недерганное: ты показываешь умение, искусство, делаешь эффектное и трудное в исполнении.

Высшая целесообразность как стремление к выигрышу здесь вовсе не всегда. Можно играть и боксировать некрасиво, зато эффективно, и побеждать. Но в конкретном ударе ты являешь верх умения.

Эстетическая функция возникает (для знатоков) из того, что происходит прорыв сверх границы нормально возможного, необходимого и целесообразного. Отдельный акт соревновательной игры ставится как бы выше просто выигрыша – блеск реализованной возможности.

Большой теннис на уровне чемпионов мало красив – слишком резок и целесообразен. Спортивная гимнастика превратилась в головокружительную акробатику. Красота как линии тела в движении может уменьшаться с увеличением трудности задачи и повышением нагрузок. В чем дело? Почему красива легкость и грация, которых все меньше в большом спорте? Потому что нам нравится блеск и кажущееся всемогущество человеческого тела, которое черт знает что может, – и не нравится, когда человек хребет ломает и пердячим паром совершает что-то трудное.

Какова разница между спортивным фехтованием и киношным: одно эффективно и целесообразно, другое – зрелищно и красиво, движения легки, размашисты, нескованы, без страшного нервного напряга.

Красота – это когда сверх целесообразности есть «еще что-то», и это что-то (фактически – дополнительный и как бы необязательный выплеск энергии) свидетельствует о более высоком качестве и производит сильное приятное впечатление. Мало того, что могу это, так могу еще и вот так.

Варан бросается на косулю не менее стремительно, чем леопард (на протяжении нескольких метров). Но – но – линии и движения леопарда ассоциируются со скоростью и ловкостью, и напряга в нем не видно. А внешне неуклюжий варан молниеносно и «враздрызг» дергается как ужаленный, и даже странно, что такое нескладное существо способно двигаться так быстро, и формам тело его это не соответствует, и выглядит так, словно он в сверхнапряжении превзошел собственные возможности, и это некрасиво, неприятно.

Черные бегуньи гораздо грациознее белых. Мало того, что они лучше сложены – у них лучше координация движений, и бег их выглядит менее напряженно, более легко и естественно: как бы им это не настолько уж трудно, как мучительно и мощно молотящим ногами по дорожке белым.

17. А красота хода в шахматах? Красота решения математической задачи?

Здесь, кстати, еще раз видно, что красота возникает только в контакте с нашим восприятием. Сначала надо было изобрести шахматы – а потом тот, кто понимает в них толк, способен оценить красоту комбинации. (Которая, опять же, не всегда ведет к конечной победе – непревзойденный комбинатор Таль проигрывал, бывало, куда менее эффектным шахматистам.)

Красивая означает здесь: неожиданная, нестандартная, в границах самой себя очень сильная и эффективная, это ж надо иметь черт знает какую голову, чтоб до этого додуматься. Отрадное ощущение возникает от сверх-возможностей ума.

Вариант избыточной энергетики в конкретном проявлении в деле.

18. Красивый, поступок. Явил благородство, великодушие, величие духа. Отдал то, что самому нужно, другому, и никому не сказал. Сделал больше нужного и ушел, не взяв себе, показав недостойным свою хорошесть и простив всех. И т. п.

У прочих нормальных людей возникает отрадное ощущение: вот что человек может, вот как человек бывает хорош… комплекс сложный: гордость своей причастностью к роду человеческому; облегчение, что не тебе эту жертву пришлось принести; осознание своей меньшей моральной полноценности, чем у него; сочувствие и моральная солидарность с ним; печаль, что жизнь вообще так устроена, что лучшие жертвуют своим ради худших; желание иметь такого человека своим другом; некоторое желание самому оказаться бы на его месте и ощутить тем самым свою моральную значительность. Много всего, и комбинации ощущений могут быть разными – комплексный результат один: вот такое сильное отрадное ощущение.

Мы можем называть причину-повод к этому ощущению красотой – ибо своей приятностью, силой, грустинкой, возбуждением чувств оно чем-то сродни ощущению от красивого заката или красивой женщины.

Ничего ведь общего. Кроме сходства ощущения. Повод – чужой поступок, женское лицо, шахматный ход или картина природы – носят для нас положительный оценочный характер, совершенно бескорыстно и вне целесообразности.

Это ощущение может приходить только через зрение.

Может – через подключение к зрению ассоциаций других чувств или ассоциаций мыслительных.

А может приходить к чувствам через разум, через закодированную информацию о разных отвлеченных вещах, которым мы способны придавать значение.

19. Красивые речи. Поступление информации через слова. За словами стоят образы и понятия.

Речь имеет форму и содержание. Форма: сами слова выражают красивые понятия – «милый», «благородный», «рыдание», «закат», «счастье», «серебряный». Предложения составлены гладко, интонация мелодична, созвучия не диссонансны. Содержание: говорение о красивых чувствах и поступках, красивых историях, красоте собственной или чьей-то личности.

Один пример – красота стихов. Другой – речь адвоката, вышибающего слезы из присяжных и зрителей. Неказенный некролог. Монолог обольстителя. Памяти жертв. Призыв вождя.

Воспринимаем через слух, раскодируем через разум, разложим на образы, понятия и суждения, спустим на чувства и подключим ассоциации. Ощущение красоты. Комплекс чувств, о которых мы уже здесь не раз говорили. Сильно, отрадно, сладко, с горчинкой, удовлетворяет, хочется.

20. Красота существует в прямой форме, доступной непосредственному чувственному восприятию через зрение и (95 % – 4 %) слух.

А существует и в кодированной, и тогда пропускается к чувствам через разум, снимающий код через зрение (матформулы, шахматы, чтение с листа) или слух (слушание речей). Прежде, чем ее ощутить, надо что-то понять и оценить.

Красоту футбола надо видеть, но сначала в нем надо разбираться, понять разумом систему условностей.

А о красивом поступке могут тебе рассказать, причем речь может быть сбивчивой и по форме некрасивой: суть в ее содержании, она – передаточное звено для узнавания поступка.

21. Красота – форма или содержание? Тоже вопрос старый и даже банальный.

О красавице могут сказать: «Красота ее какая-то холодная, безжизненная… души не видно». О Мерлин Монро этого не скажут. Форма-то, мол, может быть совершенна – а вот чего-то не хватает; ощущений достаточных не возникает, ассоциации не те.

Речь может быть красивой, но пустой: «Друг Аркадий, не говори красиво». А может быть лаконичной, кратко и смачно передающей суть, – но красивой ее не назовешь. Ораторское искусство, если без пустоболтства, в том, чтобы весомое содержание подать в эффектной и эффективной форме – тогда красота речи не вызывает нареканий несоответствием формы содержанию.

Красота – соответствие формы содержанию? Глупость. Содержание осьминога и акулы в общем одно и то же: хавай кого можешь, а главное – форма осьминога, как любого живого существа, идеально соответствует его содержанию. Внешне уродина – прекрасной души человек и умница, а мужики западают на красивую дуру и сучку.

Форма, которую мы воспринимаем непосредственно, ассоциируется с содержанием, которого на самом деле мы еще не знаем. У красивого льва из пасти несет гнилым мясом – хищник, понимаешь, – но при виде его такой ассоциации не возникает, а при виде крокодила или гиены – что-то в таком духе ощущаем. Красавица ассоциируется с наслаждением и тем самым – со всем хорошим: доброта, ум, верность, достоинство и т. д. Пока она не показала – хоть жестом и словом отвлеченным – что она дура и сука, а стоит и молча смотрит, комплекс ощущений только благоприятный. А уродине надо постараться, чтоб показать свою человеческую хорошесть.

Потому столько значения и придается глазам – зеркалу души (тоже часто лживому зеркалу, но все же…), что с них можно многое считать о человеке, да?

Мы хотим, чтобы красивому содержанию соответствовала красивая форма. Поэтому Ромео и Джульетта должны быть прекрасны, как их любовь в поступках и речах. Но Квазимодо любит и страдает не меньше. Здесь сила воздействия – в контрасте тела и души, но – тц, не красавец.

Оружие – ассоциируется с быстротой, силой, опасностью, смертью. Хищный нож красив. А кастет или короткий карманный револьвер могут быть уродливы. Суть их формы полностью соответствует содержанию, целесообразна. Но видимость формы, т. е. собственно форма в ее линиях и пропорциях, некрасива – нет в ней полета, стремительности, храбрости, чисто зрительные ассоциации не те. О красоте как обязательном следствии совершенства оружия говорят только фанаты-любители и конструкторы, и не от ума большого говорят.

Морская якорная мина совершенна в своем роде не менее торпеды – но «рогатую смерть» красивой не называют, а «торпедообразная форма» проходит много где по ведомству красоты: стремительная, обтекаемая, грозная.

Форма может быть самодостаточной (красота музыки). А может быть проявлением, оформлением чего-то — мясо, кости и шерсть льва оформлены в его красивое тело, выражающее мощь и грозность. И вот росомаха рыси ничем не хуже, родственница, но рысь красива, а приплюснутая криволапая росомаха, храбрая, умная, сильная, которой волки дорогу уступают – нет, некрасива.

Если бы лев еще пах французскими духами и всегда любил людей – он был бы просто совершенством. Мы хотим, чтобы красивая форма соответствовала красивому содержанию. Чтоб все герои и влюбленные были красивы, и т. д. Увы, не пройдет.

Есть красота формы, есть красота содержания, они могут совпадать (любящая Джульетта) и не совпадать (любящий Квазимодо). Различая красоту тела и красоту поступка, мы говорим о двух разных вещах. Не надо пытаться их объединять.

Но мы обычно норовим вывести равнодействующую, типа: урод, но благородный? – красивый! «Не сосуд, а огонь, мерцающий в сосуде». Э. Огонь огнем, сосуд сосудом. Бокал красивый, вино дрянное, а бывает наоборот.

22. Тут вмешивается искусство и пытается путать нам карты.

Целью искусства чаще и дольше всего провозглашалась красота. И чтобы через красоту формы выражалась красота содержания. Это людям нравится и их облагораживает.

В живописи форма и есть содержание. Нет ничего, кроме того, что ты видишь на холсте. Если на портрете любящая и добрая красавица – она такая и есть, яд не подсыплет и рога не наставит. Галереи красавиц и героев.

Хоп! – Возрождение стало рисовать добрых и умных уродов (в числе прочих). Гениальные были художники. Но имеем-то мы только краски на холсте, и проявляется все только через прямое визуальное восприятие. Владение формой.

Прискорбен вечный стон бездарных писателей: «Не важно как сказать – важно что». Если ты вовсе не умеешь писать – то даже самый прекрасный и трагичный сюжет вызовет глумливый хохот. Можно прекрасно писать о всякой ерунде – фраза хороша, что явно для понимающих. Можно коряво, но если о подлинных и великих событиях – действует сильно. Идеалом остаются Гомер и Шекспир – тут тебе и форма, тут тебе и содержание.

Реализм и Кафку мы сейчас оставим в стороне заодно с Брейгелем и Пикассо. Ограничимся красотой.

Чтоб в искусстве возникло для воспринимающего красивое содержание – ему надо найти адекватную форму. Уже она может раскодироваться, включать ассоциации и задействывать ощущения.

Гибель города при землетрясении и извержении вулкана можно изобразить на холсте разными способами. Но вот «Последний день Помпеи» – картина красивая. Трупы, разрушение – чего красивого? А – цвета, позы, линии, пропорции: изящно все, возвышенно и благородно. Неоклассицизм. Кишки по камням не размазаны. А экспрессионист уже в XX веке это так бы изобразил, что страх и тошнота были б главными ощущениями зрителя. Формы разные – а содержание одно. Яркий случай примата формы над содержанием.

Натуралист так опишет гибель Трои, что дух парной крови и смрад горящего человечьего мяса во сне преследовать будет. Вот вам и «Илиада».

Генри Миллер и Эдмон Ростан писали об одних и тех вещах – но один смотрит на несвежие трусы, а другой в сияющие глаза. А текст составлен из одних и тех же букв.

Создатель танцует от содержания и воплощает его в форму. Восприниматель танцует от формы и раскрывает в ней содержание. Форма есть вместилище содержания. И воспринимаем мы сначала и прежде всего ее.

Умелый портной любую женщину оденет красиво. Не умеющий шить может исказить и подать невразумительно самую лучшую фигуру. Но вообще очень хорошую фигуру и средненький портняжка оденет так, что красота ее будет явна. Последний вариант и есть мечта средненьких писателей.

В искусстве мы приветствуем красивое платье, но предпочтем и рубище, если оно надето на явно красивую женщину. Скроить такое рубище, чтоб оно облекало явно красивое тело – тоже задача создания формы.

Плохое тело – подкладывай, утягивай, ставь кружева. Отличное тело – задача сильно упрощена, почти все сойдет. Искусство хорошего портного – чтоб платье не замечалось, а тело играло: это гораздо сложнее, чем кажется дилетантам, и формальные излишества здесь только вредят.

23. Поскольку «красиво» различается от «обычно, нормально» и противопоставляется «некрасиво» – понятно, что красотой обладает меньшая часть от всех объектов и явлений.

Есть относительный, сравнительный аспект красоты – сравнительно с не-красотой. Если бы все было красиво и ничего не было некрасиво – как узнать, что всеобщая норма и есть красота?.. Приобретая всеобщность, понятие теряет свой смысл.

В каждом классе и каждой деревне есть своя первая красавица – часто перестающая быть красавицей в большом городе, а особенно – при поступлении в театральный институт.

Это – с точки зрения внешней, объективной.

24. А с точки зрения внутренней, субъективной, красота – это то, что возбуждает некоторые чувства сверх обычной средней меры. Если они будут постоянно возбуждены на уровне «красиво» – этот постоянный уровень и станет нормой. А норма не фиксируется, никак не отмечается.

Ощущение «красиво» не может быть постоянным и «прицепляться» ко всему подряд.

25. Относительность красоты.

Избранность красоты как меньшего среди большего.

26. А вот и обратный взгляд на предмет: хотел бы я найти такую природу, которую нельзя было бы счесть красивой. Пальмы под океанским ветром, снежные отроги гор в лучах восхода, заснеженный лес – это конечно, это особенно. Но раскаленный свет пустыни, бескрайность скупой тундры, кусты над тихой речушкой – да эта красота есть во всем.

Как же так? А на нее обращаешь внимание не все время. Иногда. В определенном состоянии души. Или вспомнил о ней, или задумался о чем, или вдруг неизвестно с чего. Но постоянно ее не ощущаешь, на другое отвлечен, другим занят.

Первое. Мы имеем дело с определенным комплексом ощущений, который внешне можем прицепить едва ли ни к чему угодно. Была бы потребность, а она регулярно бывает.

Второе. Ощущение от красоты природы можно назвать отрадностью бытия. Как хорош мир, жить хорошо!.. Инстинкт жизни дает выброс сверх-ощущений. Пра-эстетика. Привет от волка, воющего на луну – вы его еще не забыли?

Красота природы означает: я люблю жить, я хочу жить, мне хорошо жить в этом мире, несмотря ни на что.

И не нужно никакого ума и эстетического образования, чтобы хоть иногда ощущать красоту природы – даже не формулируя это в понятие «красота». Да любому человеку бывает просто хорошо иногда на природе, ниотчего, просто так. И эскимосу на льдине, и негру под пальмой, и бедуину в песках. Величественно, задумчиво, печально и сладко.

27. Почему печально? Потому что если вы пробовали дыню чуть с солью, то без соли будет уже не то: соль подчеркивает, оттеняет, усиливает сладость и аромат. Сладость печали здесь в том, что она – избыток радости, ее оттеняет и усиливает: ощущения сильнее и богаче.

Именно потому – печаль красоты. Бренность бытия, невозможность обладания, желание и невозможность слиться с нею еще полней – это же потом идут попытки сформулировать ассоциации.

Истинно сильное чувство переползает краешком в свою противоположность.

28. Что означает известная и идиотская фраза «Красота спасет мир»? Что ощущение красоты – как бы возвышенно, благородно, высокодуховно, ассоциируется со всем хорошим, и человек в таком состоянии на гадости не способен, он сейчас великодушен, добр и справедлив. Дай ему как можно больше красоты – и он будет таким подольше, все время, и все будут братья, и все будет хорошо.

С разгону. См. п. п. 23–25. Человек живет не для того, чтобы наслаждаться красотой. У него еще масса ощущений, мыслей и дел. А красота – только один из моментов. Человека можно эстетически развить, он сможет видеть красоту в чем угодно – но это всегда будет своего рода протуберанец, выброс, струйка вбок из трубы.

Мир и так прекрасен! А тогда в нем и менять нечего, и с чего это вдруг его как-то не так, как раньше, начнет спасать то, что раньше не спасало?!

Еще не прекрасен? Усовершенствуем, переделаем? Так этим мы всю дорогу и занимаемся! Думаем – для счастья, а на деле – для обновления Вселенной.

Смешно превращать метафору в сентенцию и пытаться искать в ней глубокий смысл.

29. «Добро горит, как серебро, – а зло блестит, как золото», – написал много лет назад дивные строки старенький ленинградский переводчик и поэт Андрей Петров (не путать с композитором).

Как насчет красоты зла? Только не надо про Дьявола и религию, это не ко мне, это в церковь, пожалуйста. А – красавцем ведь всегда рисовался Сатана в человеческих обличиях, прекрасным же изобразили себе Люцифера. «Дьявольская красота!» – вопили инквизиторы, отправляя красавиц в ведьмовских балахонах на костер. Нет, насчет греховного соблазнения телесным мы понимаем, насчет обольщения красотой ради склонения ко злу – мы понимаем: это действительно сейчас не имеет отношения к теме.

Но почему один из типов театра и кино – злодей-красавец? Ах, чтоб удобней было творить зло. А, еще чтоб контрастировать своей внешностью и злодейством. Контраст усиливает ощущения.

Зло бывает привлекательно именно тем, что дает сильные и острые ощущения. «Ах, если б это было еще и греховно!», – как вздыхала одна юная итальянская графиня, наслаждаясь в зной мороженым.

Соль для дыни. Печаль от красоты заката. Сознание зла дополняет «противовесом» ощущение силы и значительности от творимого. Не только сильный и храбрый – но еще и попирающий добро и мораль. Злодея боятся – а он плюет на мир и его законы, вот как он крут и крупен. Но при этом, конечно, привлекательный злодей не должен быть труслив, глуп, внешне отталкивающ и не может творить зло украдкой, исподтишка – его цинизм должен быть нагл и явен.

В единоборстве равно сильных героя и злодея – справедливость и симпатии на стороне героя, но режиссеры и актеры отлично знают, что роль злодея выигрышнее – богаче, многограннее, объемнее: и диапазон его поступков шире, и сфера чувств полнее – ему ведомы понятия и чувства добра, и оно не подкрепляет его дух, наоборот – у него есть избыток духа, чтоб бороться за неправое дело. А это впечатляет. Особенно женщин, кстати, сходящих с ума по привлекательным злодеям более, чем по героям.

При прочих равных с героем, злодей – это герой, обогащенный злом, анти-герой в позитивном мире, где в общем герой – хозяин и плоть от плоти этого мира. (Имеем в виду сейчас не торжество дьявола на земле, не греховность плоти, – а решительное господство добра в сфере оценочных моральных категорий.) Слабость злодея – в моральной ущербности, сила – в возможности действовать даже вопреки морали.

Этот анти-герой заведомо обречен на моральное поражение, он побежден изначально, он ненавидим – и все-таки он дерется и действует!

Но если чуть вдуматься, красота зла – это натяжка. Само по себе содержание зла – жестокость, коварство, – привлекают мало. Привлекательной бывает форма: обмундирование, вооружение, выучка, храбрость, сила, хладнокровие. Хорошая форма, красивая. Грязный тупой убийца никому не симпатичен. А вот когда к красивой форме прибавляется жестокость и коварство – они идут как атрибут силы физической и моральной. Страх и бессилие перед злом – гм, греховно, но сладко, чтоб это испытывали перед тобой: трепещите, всех скручу в бараний рог!

Привлекательность зла – сила, власть, значительность, сильные острые («с перцем») ощущения. «Над самим добром надругаюсь!..»

Прибегая к метафоре, зло – это прекрасный цветок, выросший из зерна садизма на почве искушения. Плод поганый и отравленный, но цветет иногда красиво и эффектно.

30. Все это многословие может оказаться полезным для того лишь, чтобы произнести основы не как «говорящий скворец», к каковым относится подавляющее большинство граждан («мало кто способен понимать, но все хотят иметь мнения»), но понимать, что к чему.

Красота – это форма.

Форма может быть простой (однозначной, однопорядковой). Красота цвета, линии, объема, звука. Воспринимается и вызывает ощущения непосредственно и прямо через чувства.

Форма может быть сложной.

Двухслойная, двухпорядковая. Лев, орел, нож. Второй ряд здесь составляет содержание – мощь, плавность, грация и т. п. Содержание следует из формы ассоциативно, знание может соответствовать ассоциации, а может и противоречить ей, – ассоциация как соответствие содержания форме преобладает, господствует в ощущениях.

Форма господствует над содержанием. Содержание подкрепляет форму.

Трехслойная, трехпорядковая форма. Рассказ о красивом поступке, «Ромео и Джульетта». Первый уровень – форма передачи, стиль рассказа. Второй – уровень поступков. Третий – уровень чувств и переживаний героев.

Любой поступок также имеет форму – совокупность последовательных действий во времени и пространстве. Содержанием поступка мы называем отношение действий к цели и результату (могут не совпадать, результат может быть нулевым или отрицательным). Пример: сделал добро, дал кому-то денег, но некрасиво – неловко, бестактно; поступок некрасив, хотя содержание хорошее. Содержанием также мы называем побудительные мотивы и ощущения поступающего – хотел как лучше, чувство в основе красивое – но поступок обрел некрасивую форму.

Красив может быть и рассказ о поступке, и сам поступок, и чувство, лежащее в его основе. Тогда мы говорим о красоте. Но поскольку речь прежде всего о поступке, его форма играет главную роль.

Абстрактная форма.

Красивое чувство. «Напрямую» невыразимо и неоформляемо – комбинация возбуждений клеток центральной нервной системы. Выражается через действия – начиная с мимики и речи. Определяется через понятия: «благородство», «благодарность», «любовь». Понятия эти ассоциативны и рациональны: за ними стоит куст ощущений и возможных побудительных мотивов и действий, понятных каждому в связи с этим понятием.

Математическая формула. Красота условных рациональных построений. Воспринимается только через разум. Возбуждение от мысленной комбинации условных величин способно перейти на область «эстетических» ощущений. Форма имеет вид значков на плоскости, которые бессмысленны сами по себе. Красота как предельно абстрактная игра ума.

Сложные формы красоты воспринимаются при большем или меньшем участии разума. Минимально – разум подключает дополнительные ассоциации (лев величествен, торпеда стремительна). Максимально – разум постигает сложность формы (поступок) и даже вообще само ее наличие (матформула) и возбуждает «от себя» ощущение красоты этой постигнутой формы.

Форма имеет диапазон условности от абсолютно условной (матформула) до абсолютно безусловной (красота природы).

Субъективно в основе красоты лежит возможность и потребность центральной нервной системы в избыточных положительных ощущениях. Можно сказать, что красота – это своего рода безвредный природный наркотик.

Общее во всех формах красоты то, что органы чувств и разум в разных пропорциях и комбинациях, при разной степени «обработки» материала, – «кладут луч» на одну и ту же область ощущений в центральной нервной системе. Общность по результату.

Механизм восприятия красоты ассоциативен. Любому значимому элементу любой формы соответствует, пусть в самой слабой степени, ощущение «приятно – неприятно», «нравится – не нравится», «хочу – не хочу». В основе лежит взаимодействие с окружающим миром и неравнодушное, неравновесное к нему отношение.

Объективно же во всех формах красоты содержится все та же самая повышенная энергетика, антиэнтропийностъ, высокая степень организации формы в противовес хаосу. Солнце и мрак – олицетворение красоты и некрасоты. Красивое лицо, красивый предмет – энергетичны уже тем, что их меньшинство, природа затратила больше труда на их организацию, чем обычно. В разных культурах каноны красоты изрядно отличаются в рамках физической нормы.

Красивый ход, удар, мысль, нож, зверь – высокоэнергетичное оформление материала. Определяется это непосредственно-ассоциативно.

Куст ассоциаций при восприятии, где красота выступает «равнодействующей», можно определить в каждом конкретном случае. Т. е. хорошее забивает плохое, и плохое «исчезает».

31. «Если вас ударят в глаз, вы сначала вскрикнете». Ощущение боли частично «сбрасывается» в звук, вроде как излишек давления частично сбрасывается через клапан. Очаг ощущения боли в центральной нервной системе силен и распространяется на соседние области, и мозг дает команды: адреналин выбросить на случай кровопотери, чтоб быстрей кровь свертывалась; мышцы им подпитать, чтоб бежать либо драться; возбуждение требует: делай все, что можешь – а если не знаешь, что надо, делай хоть что-то, беда! И человек дергается и вопит – и ему полегче, терпеть боль без движения и звука еще труднее, еще мучительнее. И мы имеем частичную передачу боли через звук – и, понятно, самую что ни на есть прямую, чувственную ассоциацию боли со звуком. И если слышим в темноте вопль боли, то сразу понимаем – режут кого-то! больно ему.

Соответствие звукового ряда с ощущениями прямое и непосредственное. Музыка, более всего – сложная, симфоническая музыка, – это предельное изощрение и усложнение звукового ряда, и на ощущения звук ложится без объяснений, рационального анализа и стоящего за ним содержания. Звук ассоциируется с ощущением напрямую. А уже музыкальное образование развивает в рамках культурной традиции эту ассоциативную способность. Но самые простенькие ритмичные мелодии воспринимаются каждым.

Анализ нотной записи может объяснить: вот такая комбинация красива, а такая – нет, и здесь можно построить математические закономерности.

Но в чем, наконец, заключается красота???!!! Ни в чем не заключается. Объективно – нет ее. Красота в том, что такая-то комбинация воспринимается таким-то именно образом. База ее – на уровне ощущений от акустики, задействующих соседние участки, ведающие уже не восприятием звука, а удовольствиями.

Фактическая информация может являться эмоциональной информацией. Улавливая законы фактической информации (музыкальная гармония), мы можем осознанно и целенаправленно воздействовать на эмоциональную.

Музыку и мозг можно уподобить игре на рояле, где звуки – это удары по соответствующим клавишам, а ощущения – эффект, возникающий от ударов молоточков по соответствующим струнам.

Основа красоты физиологична.

32. Но почему одна мелодия красива, а другая, сходная формально (та же сумма нот) – некрасива?

А нипочему. А потому, что молоточки нот не попадают тогда по струнам красоты – положительных ощущений. А вот мозг так устроен.

33. Если сделать огромную карту мозга, чтоб на ней была каждая нервная клетка крупно обозначена. Если обвести рамочкой все клетки, возбуждение которых дает ощущение красоты. Если обвести цветными границами все сочетания клеток, возбуждения которых в сумме достаточно для ощущения красоты. Мы получим карту сотни (предположим) «государств красоты» – они взаимонакладываются, но не полностью совпадают.

А рядом с ними обведем «государства кордона» – группы клеток, где происходит возбуждение зрительное, слуховое, а также рациональные мыслительные процессы. «Государства кордона» соединены с «государствами красоты» перешейками, или имеют с ними общие границы, или даже частично занимают одни и те же клетки с «государствами красоты» – мозг-то не безграничен, место экономить надо, так что у некоторых клеток есть «смежная профессия».

Теперь на каждой клетке «кордонных государств» поставим прожектор. Снабдим его моторчиком, обеспечивающим движение луча в пространстве – как бы он постоянно шарит по небу.