Текст книги "Благословляю сильный дождь под утро… Стихи"

Погасите свет в конце туннеля

 
Погасите свет в конце туннеля —
Призрачных надежд не нужен Бог.
Я пойду, в хорошее не веря,
Зная, что в дороге одинок.
 
 
На краю колодца или бездны
Мне никто на помощь не придет.
И рассчитывать на друга бесполезно:
Друг в туннель без света не пойдет.
 
 
В сумраке нескладно спотыкаясь,
Крест, залитый кровью, понесу.
Может, с ним я даже потеряюсь
И свою Голгофу не найду.
 
 
Пилигримов задевая боком,
Извиняясь вежливо в ответ,
Буду я казаться им пророком,
Ищущим высоких истин свет.
 
 
Ну, а если свой не видно палец,
Всё на слух, на ощупь в темноте,
Каждая из встреченных красавиц
Будет самою красивой на земле.
 
 
Тьма не разрешит быть суетливым,
Не заставит по счетам платить…
…Чтоб понять, легко ли быть счастливым,
Стоит свет в туннеле погасить.
 

У Христа за пазухой мне было хорошо

 
У Христа за пазухой мне было хорошо:
Место благодатное там себе нашел —
Фарисеи изгнаны манией руки,
Голосами славными поют ученики.
 
 
Все заботы брошены камнем в полынью,
С неба манна сыплется на голову мою.
Хлебом не обидели, балуют вином
И тепло за пазухой, как в дому родном.
 
 
Речи слышу умные – прорицает Бог.
Таинства учения я постичь не смог —
Не лежит к премудростям высшим естество,
Видно примитивное всё ж я существо!
 
 
…Дни в дорогах канули, растрясли меня,
Заскучал от отдыха, хочется огня.
А Учитель всуе снова хмурит бровь:
«Агнцы, верьте пастырю, главное – любовь!».
 
 
Про любовь запомнилась истина навек…
Но не благодарным создан человек —
У Христа за пазухой я в раздумьях весь:
«Как бы к Магдалене за пазуху залезть?!».
 

Любовь – не выпитая чаша

 
Любовь, не выпитая чаша,
Меня к себе влекла всегда —
Нет миража на свете краше,
Чем страсти белая волна.
Она шипит и вихрем вьется,
Колотит, щиплет и мычит,
Казалось, досыта напьется,
Но снова жаждою горит.
Облизан край. Смакуют губы,
Закат фанфарами звучит,
Последним отблеском на трубах
Побагровевший луч лежит…
 
 
И в тоже время, Вам признаюсь,
Манит, никчемного меня,
Из чаш не выпитых (я каюсь)
Бокал хорошего вина.
Вино колышется достойно
Стекло обходит вкруголя,
Оно по-взрослому пристойно
По-детски радует меня.
Облизан край. Смакуют губы,
Бутылка бульками звенит,
И с именем Святой Гертруды
В дорогу рифм поэт бежит.
 
 
Куда ж оглобли правим наши?
Чем сердце нежное залить:
Любовью из не спитой чаши
Или вином? И с ним забыть —
И торжество, и вдохновенье,
Идей порочных кутерьму,
Гостей непрошенных смятенье
И свод приличий на корню.
…С размахом русским мелочевку
Отставим. И по-царски льем:
На семь двенадцатых – любовью,
А остальное всё – вином!
 

Заколдованным зигзагом белый волос

Заколдованным зигзагом белый волос

С головы моей кудрявой соскользнул,

И проснувшийся внутри писклявый голос

Каждый пережитый год лизнул.

Он напомнил о несбывшихся надеждах,

О неровных и о правильных шагах

И о том, что на потрепанных одеждах

Бахромой свисает свежий липкий страх…

А бывало в светлом озаренье,

Шапки гор высоких были по плечу

И моря в своем неистовом волненье

Спешно кланялись двуострому мечу.

Я врагам кричал в запале: «Если только

С головы любимой волос упадет,

То не важно, как сильны вы и вас сколько, —

Всех на части моя ярость разорвет!».

И они, теней пугаясь, отступали.

Видя бегство их, я сердцем ликовал

И в гордыне, ничего не замечая,

Я не тех за недругов считал…

Со спины подкралось время незаметно,

Кистью белой покружило над главой,

Проредило гриву всласть рукою бледной

И рассыпалось морозной сединой.

С головы моей любимой уж не волос —

Много больше – убежали навсегда.

И талдычит беспрестанно тот же голос:

«Ярость, милый, не сожжет твои года!»

Пусть жизни белая река

 
Пусть жизни белая река,
Течет спокойно вдалеке.
Я душу черную врага
Сожму в ободранной руке.
 
 
Обсидианом нож сверкнул,
С утра сухим натертый перцем
И глаз испуганный моргнул
Увидев собственное сердце.
 
 
На камне крови бьёт ручей,
Ребра встопорщенная кость…
Ты был врагом земли ничьей,
Теперь – мой долгожданный гость.
 
 
Обескуражив ночи миг
Застыла в сферах тишина.
Мир окружающий затих
В преддверье сильного броска.
 
 
Впечатав сердце в серый диск,
Молитву возношу богам.
Луны задумчивый мениск
Кивает вслед моим словам.
 
 
Волшебный импульс получив,
Довольны Боги в вышине,
И могут, день еще прожив,
Купаться в проклятой  реке.
 

Стреляли в ангела

Стреляли в ангела… В упор и против солнца.

Не так, чтоб с умыслом, а чтобы не скучать!

Давно не мытые заросшие оконца

Не смели краем сколотым дрожать.

Летели перья. И простреленные крылья

Свистящим взмахом издавали грусть.

Упавши ниц, хватал с дороги пыль я,

Чтобы не вспомнить это всё, когда очнусь.

Чтоб быть униженным и слабым, но безвинным,

Чтоб в мыслях не было, над ангелом склонясь,

Щипать перо и им набить перину,

Ткнуть кубок в рану, чтобы жидкость набралась…

Росток засохший человеческого смысла

Не ищут в джунглях практики гнилой.

Благая весть свернулась змейкой и закисла,

Стекая с уст его белёсою слюной…

Ах, бедный ангел… Приходя с любовью,

Уйди, простив, не рассуждая впрок:

Ведь люди будут греться твоей кровью

И на ступеньках в винный погребок.

Господь над телом колдовал

 
Великим замыслом согретый,
Господь над телом колдовал:
Его лепил он, как котлеты,
И, как колбасы, начинял.
Искре божественной внимая,
Он ведал таинство души
И, важность формы признавая,
Не знал, как оную найти.
«Душа! Как много в этом смысла…
Какую б форму ей придать?
Орех? Бутылка? Коромысло?
Икона? Нить? Кудряшек прядь?»
Советчики всегда в достатке,
Когда творишь один за всех —
Сам дьявол, скалясь вверх украдкой,
Пришел взглянуть и молвил:
«Грех… Такому сказочному телу
Не дать божественной души,
Чтобы она в нём шелестела,
Как на запруде камыши.
Чтоб свежий ветер набирала
И запасалась небом впрок…
Я думаю, душа Адама
Должна быть формой… как мешок!»
Уставший за день, без обеда,
Господь не усмотрел подвох:
«Мешок?! Занятно! А для света,
Тепла и веры он неплох!».
Души мешок удался Богу,
Прозрачной тканью воссияв.
И, жизни обретя дорогу,
Адам его с собою взял.
Но, небу душу открывая,
Не видел первый человек,
Как скверну чёрт в мешок бросает
Его бытья весь краткий век.
Так повелось: рождаясь с чистой
И непорочной душой,
Её грязним согласно списка,
Придуманного сатаной:
Шипят в клубке измены близким,
Мешки по полной наложив,
Слова большие с малым смыслом,
Гордыни мелкие ежи.
И род людской не изменится —
Смердят пороки и гроши…
…И охнет Бог  и  удивится,
Узрев все таинства души.
 

Открываю окна в душу

 
Открываю окна в душу:
Там темно, ни огонька…
Заглянуть во тьму я трушу
И войти – дрожит нога!
 
 
Мне казалось, не бывает
Абсолютной темноты.
Свет души не угасает,
Только меркнет до зари.
 
 
Рамы скрип немым вопросом:
Что с душой и что со мной?
Окна с матовым откосом
Отливают чернотой.
 
 
Может, злобит новолунье?
Может, в разуме дыра?
Или старая колдунья
Сердце мраком оплела?
 
 
Я в сомненьях, не решаюсь
Лезть мне в душу или нет?
Хоть родная, но, признаюсь,
С ней не знался много лет.
 
 
Оглянулся – бродит ветер,
Рвет собака кость в пыли,
Силуэтами в карете
Важно шествуют грехи.
 
 
Прокричит петух вдогонку.
Лезу в ночь – скрипит окно…
Да, в моей душе потёмки,
Но в миру совсем темно!
 

Года идут, крошится камень

 
Года идут, крошится камень,
Ветшает мебель и ковры.
И гаснет негасимый пламень,
Лучами обогретый, тает
До дна слой вечной мерзлоты.
 
 
Всё выпьет время! Всё, до точки!
Песок пустынь, глаза озер,
Ущелья, моховые кочки,
Дожди, весной на ветках почки,
И то, что не охватит взор.
 
 
Задумавшись, сгрызет былое
И настоящее потом,
Плохое, скучное, пустое,
Завистливое и больное —
Всё то, что породилось злом.
 
 
Всё спишет время… Без разбора,
И тем подарит мне покой,
За исключением такого,
Что не достойно разговора —
Пятна на совести людской!
 

Если б меня дьявол посетил…

 
Если б меня дьявол посетил,
Я бы меньше думал и жалел.
Он бы договор мне предложил,
Я бы ему душу заложил,
А взамен имел, чего хотел!
 
 
Если б меня дьякон посетил
В пятницу страстную вечерком,
Я бы ему стопочку налил,
Он бы мне грехи все отпустил…
И безгрешный спел бы я псалом.
 
 
Если бы ко мне пришла весна
Ветром мокрым и цветущим миндалём,
Пил бы воздух я и закрывал глаза…
Мне бы чудились амуров голоса
И что я сижу с тобой вдвоём.
 
 
Если бы остался я во тьме,
Заблудился в осени моей,
Сердце стуком объяснило б мне,
Почему так холодно спине —
Потому, что нет дороги к ней…
 
 
А сегодня (объяснить я не могу!),
Все пугающе смешалось, как салат:
Скромный дьявол прислонился к косяку,
Дьякон что-то прошипел мне на бегу,
И заметил, что он кум мне, а не сват.
 
 
Ветер мокрый гниль болотную несет.
Хныкают амуры про туше.
Твой миндаль духами отдает,
Осень песню радости поет,
И растут иголки на душе.
 

Поелозила по холоду рука

 
Поелозила по холоду рука,
Эхом стук вонзился в глубину,
Говорят, любовь согреть должна,
Но любовь не греет пустоту.
 
 
Пристально смотрю в бокал с вином,
Пальцы обнимают пузырьки,
Говорят, вино дает тепло,
Но вино не любит пустоты.
 
 
 «Возлюбите ближнего», – вещал
Наш Господь, посватанный Кресту.
Но Господь в наивности не знал,
Что зовет любить нас пустоту.
 
 
За него наполню свой бокал,
Умереть без веры не хочу.
Правда, верить в пустоту не стал:
Ближнего я предпочел вину.
 
 
Зелено зеленое вино,
Пузырьки мерцают на стекле.
От вина рождается тепло,
А Любовь родится в пустоте.
 

Иконы пишутся без тени

 
Отрешенности вкусив по полной
И, как тряпку, выжав свою душу,
Я пишу твой образ на иконе,
И по доскам кисть с любовью кружит.
 
 
Проявились праведные лики:
В их кругу ты смотришься царицей.
С одобреньем солнечные блики
По поверхности порхают, словно птицы.
 
 
Золочу я нимбы и сандали,
Не жалею красок и тепла.
Чтобы про тебя не рассказали,
Ты Святою будешь для меня.
 
 
Лик закончен, в трепетном волненье,
Собираюсь тени наложить.
Но иконы пишутся без тени…
Как же мне теперь с тобою быть?
 
 
Перемазанные пальцы каменеют,
Вены темными буграми восстают…
На иконе будешь ты без тени —
Так каноны правило дают!
 
 
Только свет! От света ликам тесно.
Светом сам Рублев святых писал…
Но чтоб не было намеков неуместных,
Чашу с кровью я загрунтовал!
 

У меня не встреча с незнакомкой

 
У меня не встреча с незнакомкой
И не ожидание конца:
В полудреме над пустою стопкой
Жду себе тернового венца.
 
 
Не спешит он – заплутал в дороге
Или же ошибся головой:
Хоть он сделан под размер немногих,
Многие к нему идут толпой.
 
 
Кто до артефактов дюже падкий,
В храм войдет вечернею порой,
Снимет с головы венец украдкой
И укроет грязною полой.
 
 
Я, перипетий таких не зная,
Буду продолжать упорно ждать
И, венец терновый ожидая,
Как Христос, за истину страдать.
 
 
С чем сравнить щемящую истому,
Как унять непрошенную боль?
Боль разбавлю горечью я новой
И промолвлю: «Бог и есть Любовь».
 
 
Вот ответ! Я отодвинул стопку.
Ждать не буду колкого венца —
Совмещу я встречу с незнакомкой
С вечным ожиданием конца.
 

Слава Богу, все мы смертны

 
По законам мирозданья
Растворяется добро,
В наших душах в наказанье
Концентрируется зло.
Долгожители – злодеи
Груз неправедный несут,
Семена неправды сеют,
Злобу в долг другим дают.
Если б все мы были вечны,
Был бы страшен этот мир:
Дьявол властвовал беспечно,
Приглашая нас на пир.
Над народом вор глумится,
Всё беднее нищета,
Всё безжалостней убийцы
И хитрее шулера.
 
 
Слава Богу, все мы смертны,
И наградою за жизнь
Гроб сосновый другом верным
Будет долго нам служить.
По себе грустить не надо,
Плох ты был или хорош,
В двери Рая или Ада
Без заминки попадешь.
Может, ты искал забвенья
Иль спасения во лжи,
Смерть войдет без позволенья
Спросит: «Тапки одолжить?»
Был ты ангелом иль гадом?
Отравителем? Бомжом?
Смертный час наступит даром,
Список раньше утвержден.
 
 
Вот и кончились интриги,
Вековой вражды букет,
Черной зависти вериги
И вендетты злой ответ.
Рвутся цепи отношений.
Желчь не ускоряет кровь.
И не жаждет подношений
Извращенная любовь.
Сколько ненависти бурной —
Тихой сапой – на тот свет…
Станет чище мир подлунный,
Дольше будет жить поэт…
Люди, знайте: вы не вечны,
В том не надо мне пенять.
Верю я в добро, конечно,
А смерть… прошу подстраховать!
 

В руках любимого и камень кажется яблоком

В руках любимого и камень кажется яблоком.

(Восточная мудрость)

 
Отец учил, собрав народ,
Пусть первым бросит камень тот,
Кто среди нас и без греха…
Кто без греха? Так это я!
 
 
Теперь пытаюсь осознать,
Готов ли этот камень взять?
Не дрогнет ли моя рука
И бросит, не боясь греха?
 
 
Любовь воистину легка,
Когда она, как облака,
Плывет, гонимая весной,
Не торопясь, сама собой.
 
 
Моя любовь – сто тысяч мук,
Со вздохом каждый сердца стук
Растянут в вечности. И я —
Пятно на лике бытия.
 
 
Сомнений тучи. Не понять,
Что может женщина желать.
Но если я не муж её,
То брошу камень я в неё!
 
 
Дозрел. Сам камень я беру,
Его засуну под полу,
Иду решать вопрос один:
Так я любим иль не любим?
 
 
Пришел и камень достаю,
И очень грозно говорю…
Она в ответ: «Адам подрос,
Адам мне яблоко принес!».
 
 
И смотрит прямо мне в глаза,
А на щеке блестит слеза.
Рука разжалась. Я смущен…
А змей здесь вовсе не при чем!
 

О, Боже! Дай мне время на молитву

О, Боже! Дай мне время на молитву!

Я не имею ни секунды для неё.

Крутясь как белка, думаю про битвы,

А сердце разрывается моё.

Оно желает в тихом упоенье

Шептать слова, направленные ввысь,

И видеть возвращение прозренья

И то, как мысли нимбами зажглись.

Немного золота за век Христа намыто.

Среди трудов, начатых впопыхах

Лишь пара дней мной правильно прожита,

А остальные – суета и прах.

И знаю, что закончить нужно много

И время на роман ещё найти.

Всё время разбегаются дороги,

И как узнать, куда верней идти?

О, Боже! Не молю о благодати.

Не надо милостей – я скромно обойдусь.

Готов носить поношенное платье

И верно славить брошенную Русь.

Довольно головы, стеной пробитой,

Лишь одного прошу, пускаясь в путь:

О, Боже! Дай мне время на молитву…

А на роман, найду уж как-нибудь!

Вот снова чистый лист слетает в забытьи

Вот снова чистый лист слетает в забытьи.

И я, как будто чист, в непрошеной любви.

Тихонько расправляю уставшее плечо.

Смотрю печально в небо…, а небу всё равно!

Себя не называя… Да как ни назови —

Израненное сердце трепещется в груди.

На подвиг и на подлость толкает нас оно.

У неба нет эмоций… И небу хорошо!

А хочется, чтоб были, чтоб рано поутру

На чистую молитву откликнулось: «Ау!»

И тихим завыванием ответило на крик,

Но небо не ответит…, и я к тому привык!

Резьбой ложатся строчки на матовый экран.

Что было в мыслях грустных листу я передам.

Бумага всё прощает, а может, не простит:

Лист тоже ведь без сердца… Но он хоть не молчит!

Меня не нужно губкою тереть

Меня не нужно губкою тереть

И в средстве чистящем замачивать на день.

У антикваров цену та имеет медь,

Которая не только поседеть

От мудрости, но и позеленеть

Успела…

Меня не следует подолгу обжигать

Блестящим Солнцем бестолковых фраз.

Меня с собой возьмите только раз

К восходу в гости, чтобы поиграть

Рожденьем утра. С ним чтоб помолчать

Несмело…

Меня не надо на моих ловить

Ошибках многочисленных и явных.

Мне Боги даровали много, но средь главных

Был дар ошибку совершить.

И в исправленье находить

Забвенье…

 
А если с исправленьем не спешу
И в заблужденьи тверже чем гранит,
Мой добрый антиквар меня простит.
Ведь я об этом просто напишу:
Пока не исправляюсь – я живу
В стремленье…
 

Забытая любовь, что может быть скучнее

Забытая любовь… Что может быть скучнее!

Зеленоватый мох на трещинах коры

У головного мозга. Заботы поважнее

Закрасили по новой всю прелесть той поры.

Ещё в неровных вздохах последние страницы

Коротеньких историй из книги моих снов,

Но всё трудней цепляться за звуки и за лица…

И за угол уходит забытая любовь.

Рукой прикрою сердце – оно еще бунтует!

Оно стучать готово всем фактам вопреки.

Мне стало чуть теплее, как после поцелуя —

Быть может, я не умер для той своей любви?

Нет!

Гаснут отголоски взволнованных свиданий,

Подаренные вещи не хочется носить.

Забытая любовь… Что может быть желанней?

Когда есть время вспомнить,

А может быть, забыть…

ЦИКЛ «СКАЛЬП СЕЗОНА»

СКАЛЬП СЕЗОНА…

Три демона

 
Три демона из прошлой жизни
Пришли сводить со мной счета.
Мне бы сказать, как раньше: «Брысь!» им,
Да не сверсталась голова.
Один ревел, взъерошив холку,
Что посрамил гордыню я,
Сложил достоинство на полку.
В друзьях не ангел, а свинья!
Второй за клёкотом противным
Меня корил за мирный лад:
Мол, позабыл былые битвы
И дома отсидеться рад.
А третий серой чешуёй
Вил кольца и в глаза шипел,
Что был Иудой я с тобой
И о любви нечестно пел.
Вздохнул я, плечи подрасправив,
Ответил первому:
– Мардук,
Меня судить отныне вправе
На небе Бог, под небом – друг.
И если мне свинья лопочет,
Что благородней нет меня,
Во мне достоинство клокочет
И честь нетронута моя!
Второму я под клюв подсунул
Свои запястья и сказал:
– Твой богатырь, коль век не спутал,
Давно своё отвоевал.
Смотри, как, немощь призывая,
Считает пульс остатки дней,
И на запястьях расцветает
Синюшних вен пучок корней.
А третьему подзадержался
Я дать ответ и промолчал:
В эфире хлипком рисовался
В ночи заброшенный причал,
Две тени, нежных волн шипенье,
Мерцанье звезд, твоя рука,
В полунамёке откровенье
О том, что песня есть одна:
Там слов немного про фиалки,
Про блеск любимых серых глаз,
Про то, что сто миров не жалко
Отдать за миг, смутивший нас…
 
 
Я повернулся к полке пыльной,
Ловя далёких дней каприз,
Ударил третьего несильно
И произнес незлобно: «Брысь!»
 

Дочкины откровения

 
Собирайтесь ветры злые
С самой дальней стороны,
Чтоб от холода застыли
И овраги, и кусты.
 
 
Тучи черные сгоняйте
Над моею головой,
Почернее выбирайте,
Чтобы град несли с собой.
 
 
Пусть насыпят града гору
И завалят весь мой дом,
Град подтает, но немного,
И замерзнет в лед потом.
 
 
Станет дом как в саркофаге,
Лишь труба вверху торчит.
От людей, шумов и влаги
Лёд надежно защитит.
 
 
Тучи черные закроют
Свет луны и дальних звезд,
Волки дикие завоют,
Чтоб гостей чёрт не принес.
 
 
Окна все заставлю сеткой,
Все замки в дверях запру,
Подопру дверь табуреткой,
Щели тряпками заткну.
 
 
Вот и время улыбнуться:
Я укрылась от людей,
Малыши не подберутся
Близко к комнате моей.
 
 
Мне никто не помешает.
И в создавшейся тиши —
Я спокойно поиграю
В куклы милые мои.
 

За ветками монисто заблестит

За ветками монисто заблестит,

В ночной тиши негромкий шорох юбок.

Она ко мне, конечно, прибежит

На лавочку с рисунком из зарубок.

На невысоком берегу реки

Слова откроют в душу загородку,

Отыщутся на сердце родники

С нектаром крепче самой сильной водки.

И потекут под сладостный напев

Растянутые мысли об извечном —

Клянясь в любви, мы губим юных дев

Надеждою, опасной и беспечной.

Пока она, в волнении дрожа,

Считает плюсы будущего плена,

Пути молочного небесная межа

Укажет мне дорогу в Ойкумену.

…Я замечтался, а монисто не блестит,

Луна грустит в предутреннем тумане.

И по траве, к утру намокшей, не шуршит

Хранительница верного обмана.

Не прибежала… На колени встав,

Достал кинжал с нашлёпкой из голубок

И… в ярости полоску искромсал

На лавочке с рисунком из зарубок.

Моё Эго в обиде свернулось клубком

Моё Эго в обиде свернулось клубком.

Черной пуговкой носик укрылся хвостом,

И затихло, чтоб резче почувствовал я,

Как его затравила бездушность твоя.

Но почувствовать боль мне года не дают,

И подносят бальзам и на рану кладут,

Был бы молод, наверно, рубил бы с плеча,

А сейчас только сжал рукоятку меча.

Это сложно, считая кого-то своим,

Резать то, что единым назвал Элоим.

Я ни Бога, ни души не мыслил делить —

Лишь мечтательно ждал и просил не юлить.

Третий глаз мне шептал: «Ведь она же слепа!

Быть рабой? Может быть, но нужна не раба».

Не сложился мозаики сколотый край,

И в петроглифе стертом затихла печаль.

Буду Эго баюкать и за ушком чесать,

Будем вместе учиться людей различать.

Меч на сече напьется, глаз во снах отдохнет,

И прощенье само незаметно придет.

Буду скромен и нежен, и прост между тем,

Только душу не буду делить я ни с кем:

Её гонит в полон, обзывая прыщом,

Мое Эго больное, а кто же ещё?

Целовал не ту

 
Чтобы ветром обвевало
И прохладу нагоняло,
Запаситесь опахалом
В жаркий день.
Чтобы паром обдавало,
Лей на каменку немало
И настоя, и отвара,
Выкинь лень.
 
 
Если к ночи страшно стало,
Смотришь грустно и устало,
Лезь скорей под одеяло
В темноту.
Если долго целовала,
А потом не прибежала,
Значит в тени пьедестала
Целовал не ту.
 

Рву цепи, потому что тесно в них

 
Рву цепи, потому что тесно в них,
Душа не терпит поводка на шее,
И, улучив неповторимый миг,
В рывке последнем от свободы млею.
Задумал оттолкнуться и взлететь,
Пространство покорить и парадоксы,
И в клекоте над облаками петь,
А не скулить в повадке, данной мопсу.
 
 
Но не вознесся. Вопреки мечтам
Скольжу ко дну с негаданным прозреньем:
Ведь раньше я, благодаря цепям,
Не падал вниз к опасным заблужденьям.
Стальные звенья берегли бока
И ограждали от беды, ржавея.
…И голову не потерял, пока
Был поводок с ошейником на шее…
 

Из Омара Хайяма

 
Всего, что нагрузил в дорогу,
Моя не вынесла душа.
Делю ответственность я с Богом
Стаканом крепкого вина.
Теперь не я, а он в ответе
За половину моих дел.
Он виноват – он сам, заметьте,
Со мною выпить захотел.