Текст книги "Гамбит"

Вежбовский, дезориентированный, крутил головой, всматриваясь в рюкзак Шкафа, что покачивался впереди. Если неподалеку и правда оказался какой-нибудь отряд янки – они могли бы пройти мимо них и даже этого не заметить.

25 мая ESD, 22:59

Зона патрулирования ничем не отличалась от остальных частей Болота. Поднятый, казалось, в сотый раз приемник СиДжея наконец зафиксировал одну из размещенных в болотных зарослях, полузатопленную в грязи жердь, на которой размещались базовые сенсоры – и прежде всего информация о точке их нахождения. К счастью, жердь была цела, что отнюдь не было правилом. Но солдат все равно потратил несколько минут, наполненных тихими проклятьями, чтобы считать точную информацию.

– Мы на месте, сержант, – обратился он наконец к Макнамаре. – Или это говнище слетело на хрен, или мы заблудились. – Он сдвинул очки визорной системы и мрачно глянул на терминал, всем собой демонстрируя недоверие к оборудованию.

– Понимаю. – Макнамара кивнул. – Соколиный Глаз?

– Мы в зоне, господин сержант, – раздался в наушниках голос капрала. – Это здесь.

СиДжей только развел руками, придерживая в руке терминал. Шкаф глянул на командира, а Торн пожал плечами и принялся поправлять ремни брони.

– Ладно. – Сержант потер руки. – Начинаем прочесывание. СиДжей, берись за глазки. Сто пятьдесят метров. Страховочное построение, Шкаф и Верба – левый фланг, Торн и СиДжей – правый, Киса – тыл, Соколиный Глаз – авангард. Докладывать, если что-то увидите.

Несколько усталых «так точно» слились с чавканьем военных ботинок в грязи, пока отделение вставало согласно приказу.

Соколиный Глаз двинулся первым, почти бесшумно ставя ноги в воду, доходящую до щиколоток. Казалось, нервничал не больше, чем обычно, – чем когда был внутри казарм. Но, с другой стороны, капрал почти всегда знал, когда им могло что-то угрожать. Естественно, никто не верил в магию, но когда Соколиный Глаз был спокоен – остальные тоже были спокойны. Вежбовский смотрел на его медленно исчезающий в тумане силуэт. И на следящие за ним взгляды остальных солдат отделения, пока что неподвижных. Удивительно, насколько легко поверить в миф. Даже принимая во внимание тот факт, что невысокий разведчик действительно редко ошибался. Впрочем, тут, на Болоте, где техника раз за разом их подводила, а взгляд не проникал дальше чем на десяток-другой шагов, у них было не очень много других возможностей.

Человек быстро опускается до уровня дикаря, боящегося темноты, – едва только дела начинают идти не так, как ожидалось.

Из задумчивости его вывело хлюпанье и лязг снаряжения – Шкаф вышел из ступора, поправил оружие и двинулся вперед. Вежбовский быстро зашагал за пулеметчиком.

* * *

Соколиный Глаз вынырнул из тумана, когда очередной упущенный СиДжеем «глазок» с тихим плеском упал в почти черную воду, начав свой семидесятидвухчасовой период жизни. Вежбовский вздохнул, когда сержант дал сигнал остановиться. На болотистой, неустойчивой равнине и в темноте ночи даже те три часа марша, которые они преодолели, слишком напоминали три года. Киса – самая маленькая фигурка позади строя – сразу присела и облила лицо водой из фляжки, а СиДжей предпринял бессмысленную попытку вылить воду из берца.

– Шли туда. – Капрал остановился подле Макнамары. – Давно.

– Следы? Хоть что-то? – Сержант вытер лоб верхом ладони. – Можешь по ним идти?

– Никак нет. Следы тут… – Мужчина указал в черноту грязи у себя под ногами, – …невозможно прочесть. Они могут оказаться где угодно.

Вежбовский и Шкаф переглянулись в темноте. Соколиный Глаз даже ни словечка не сказал насчет того, как он вообще установил присутствие врага. Но он никогда и не говорил о таких вещах – он просто знал. Все к такому привыкли, и через некоторое время Макнамара просто перестал об этом спрашивать.

– Понимаю. – Сержант задумчиво потер запястье. – Скорее всего, мы тут ничего не поделаем. Идем дальше намеченным маршрутом, «глазки» – как и раньше. Еще час – и возвращаемся домой. Верба, подмени Кису в тылу, СиДжей…

Грохот автоматной очереди бросил всех в партер за долю мгновения. Вода – или, скорее, та мерзость, что считалась тут водой, – влилась Марчину в нос и уши, когда он с плеском свалился в грязь, пытаясь сделаться невидимым. После первой очереди раздались следующие, сперва короткий лай автоматов, потом протяжный рев пушки Шкафа. Поляк не мог заметить цель, но пытался стрелять в направлении, обозначенном лежащим рядом пулеметчиком, посылая короткие очереди в сторону вероятной позиции врага.

Справа он, кажется, замечал Торна, укрывшегося за сброшенным со спины рюкзаком – отчего он сам так не сделал? – и осматривающегося вокруг. Ствол его оружия передвигался вправо-влево, но ни разу не выстрелил.

Другое дело остальные. На правом фланге Киса и СиДжей без остановки рубили туман, случайным образом переставляя рычажки огня.

Канонада вышла на славу. Марчин, несмотря на то что быстро прошел через все визорные режимы тактических очков, все еще не видел никакой цели, но стрельба убивала чувство беспомощности. Давала иллюзию чувства силы. Стаккато автоматного огня заглушало привычные звуки болота.

– …сука, что происходит, у кого есть контакт с врагом? Прекратить огонь! – Вопль сержанта в комлинке дошел до него словно сквозь тяжелую штору. – Прекратить огонь, сука, докладывать о целях!

Тарахтенье автоматов стихло.

– Контакт справа! – быстро доложила Киса. – Человек.

– Какой контакт, если никто не отвечает огнем? – раздался в наушниках голос Торна.

– Говорю же, я видела человека, он к нам крался. – Медик нервно оглянулась.

– Сорен прав, господин сержант. По нам никто не стрелял.

– Может, не стрелял, потому что мы его в пыль разнесли, прежде чем он успел хоть что-то сделать? – В темноте позицию СиДжея обозначала только быстро вертящаяся голова на худой шее.

– Или Щенку что-то привиделось. Соколиный Глаз, бери Торна и ступайте проверить, остальным ждать. Никто не стреляет без приказа.

Они ждали.

Когда пара разведчиков исчезла с глаз, только это им и осталось – ожидание доклада и вслушивание в очередные вздохи в микрофоне – знак того, что эти двое все еще живы. И, конечно, едва только смолк шум канонады, вернулись прочие звуки.

Кто-то пробежал за спиной?

А может, странный плеск воды – это чьи-то шаги?

Лежит ли еще там дальше Киса или от нее остался только рюкзак?

Это чей-то плач слышен на болоте?

Хихиканье?

Тихий разговор?

Щелканье вставляемого магазина?

Говорят, можно привыкнуть ко всему. Популярная среди солдат взвода Картрайт теория гласила, что граница могла выдержать лишь один патруль – и им всегда был следующий.

– Да я, сука, уверен, что там кто-то есть, – прошептал СиДжей в микрофон комлинка.

– Я ведь с самого начала так и говорила.

– Киса, как раз это ничего не значит. Ты бо́льшая паникерша, чем Джеки, – Шкаф удобно опер пулемет о рюкзак и присел на корточки – уже не лежал в грязи.

– Хватит болтать. Ждем.

– Так точно.

– Так точно.

Доклад пришел через несколько минут всматривания в темноту и попыток анализа появляющихся на усилителях картинок загадочных пятен, которые с первого дня их пребывания на Болоте стали головной болью техников.

– Господин сержант, там и правда ничего нет. Синтия, полагаю, ошиблась.

Макнамара встал и отряхнул штаны, хотя руки его были не в лучшем состоянии.

– Ладно. Встаем, собираемся. Призраков мы уже расстреляли.

– Но, сержант…

– Спокойно, СиДжей. Мы проверили. Там никого нет.

В темноте поднимающиеся из воды солдаты казались вылепленными из грязи. Вежбовский пытался вытереть ладони, мрачно глядя на мокрый мундир. Еще три часа… Патруль обещал быть долгим.

* * *

Команда к возвращению пришла почти сразу после стрельбы. Не обычное: «сократить трассу патруля», но заставляющее обеспокоиться «немедленно направиться к точке координат и ждать транспортер». Самого уже «немедленно» было достаточно для беспокойства, а ожидающий транспортер был почти как восклицательный знак. Никогда, если солдаты чувствовали себя хорошо, если у них были здоровые ноги, транспортер не ждал их, предпочитая не рисковать «бог-весть-как-редко» привозимыми запчастями. Со времени завершения кампании на Болоте все шло в довольно спокойном темпе. Транспортер за возвращающимся патрулем означал либо особую заботу командира об их удобстве, во что никто, кто знал лейтенанта Картрайт, никогда бы не поверил, – либо по-настоящему серьезную потребность собрать весь взвод на Двенадцатке.

Они шли быстрее. Макнамара отдал приказ держать темп патрулирования, пока они не покинут сектор, но в движениях солдат чувствовалась поспешность. Они быстрее шагали, меньше заботились о том, чтобы сохранять тишину, переглядывались вместо того, чтобы сосредоточиться на своих зонах наблюдения… Отделение Вежбовского скорее шло форсированным маршем, чем патрулировало.

Туман приспосабливался быстро.

Отраженный плеск потревоженной воды повторялся громче, а то, что недавно еще оставалось шепотами и хихиканьем на границе слышимости, теперь сделалось далеким завыванием неощутимого ветра; а в какой-то момент Марчин был почти уверен, что услышал короткий, оборвавшийся вопль – словно бы животный.

Идущий рядом СиДжей вздрогнул и быстро осмотрелся, но никто другой не обратил на звук внимания.

На короткий миг казалось, что позади Кисы по воде передвигается небольшая волна. Перед глазами воображения солдата возникла зубастая пасть, распахивающаяся под водой рядом с военным ботинком старшей рядовой.

Хотя это, конечно же, была ерунда, как подсказывал ему рассудок. Ничего сложнее водорослей на Болоте не жило.

Вежбовский тряхнул головой.

Увы, вне базы логике обычно приходилось изрядно потрудиться, чтобы войти в базовый пакет сознания солдата.

26 мая 2211 ESD, 01:32

Дорога была довольно условной и наверняка ни в одной из развитых колоний не заслужила бы такого названия. Просто положенные рядком плиты из вторсырья, через какое-то расстояние обозначенные проблесковыми вешками. Но обычно ее встречали с облегчением. Дорога означала территорию, вырванную у планеты, кусок чисто человеческого пространства. Хотя туман вставал над ней точно так же, как и везде в других местах, солдаты лучше чувствовали себя, двигаясь по чему-то, что было выстроено, что имело начало, конец и цель. На чем было непросто потеряться. Что приводило к тому, что здесь легче было помнить: они покорили эти пространства, здесь нет причин для беспокойства.

Кроме того, между едва заметными прутьями вешек можно было наконец-то твердо встать на ноги, а подсознание на миг переставало кричать, что они вот-вот начнут тонуть.

Связь с транспортером они установили уже минут двадцать как, а теперь глыба машины вместе с фигурой стоящего на охране Ковбоя вынырнула из серого марева – Пончик пофиксил их локализаторы и воткнулся в комлинковый канал связи. Говорил слишком быстро и нервно, даже для себя, но вел их безошибочно. По крайней мере, они дошли, не пришлось бродить вдоль дороги.

Машина шла с погашенными огнями, а из-за серо-зеленых пятен CSS и грязи казалось, что транспортер бросили годы назад. Ковбой опирался спиной о мощное колесо. Обычно бесшабашно опущенное оружие на этот раз он держал в готовности, хотя опасность явно не была настолько большой, чтобы он занял предписанное уставом место в двадцати метрах от транспорта. На посту он не мог курить, но из-под опущенного маскировочного платка торчал кончик незажженной сигареты. Увидев приближающихся солдат, он сделал два быстрых шага и отодвинул десантную дверь, открывая наполненный синеватым светом пассажирский отсек.

– Хорошо, что вы добрались, – обратился он к приближающемуся Макнамаре. – Лейтенант очень хотела побыстрее получить вас домой.

Двигатель транспортера проснулся с тихим рыком еще до того, как СиДжей, первый в строю, поставил ногу внутрь отсека.

И только тогда из тумана показалась фигура Вундерваффе Вайсса, прикрывавшего машину – и наверняка и коллегу тоже. Немец не сказал ни слова, только кивнул в ответ на такой же жест Шкафа. Эти двое всегда умели договориться.

– Что случилось, Ковбой? – Вежбовский, который должен был зайти следующим, машинально притормозил, услышав вопрос командира.

– Мерзкое дело, сержант. – Солдат почесал шею. – Кто-то пришил Джеки. Лейтенант Картрайт уверена, что это местные.

* * *

Рядового Рида нашел Малой. Они подозревали, что парень выбрался из казарм вскоре после того, как большая часть взвода покинула Двенадцатку. Никто из оставшихся в казармах людей его не заметил – народу и так было по минимуму, а потому следить за пребывающим в отупении парнем, сидящим на амбулаторной кровати, было просто некому. Каррера дал ему успокоительное и пошел на наблюдательный пункт, полагая, что Джеки просто отдохнет. Потому что – а что бы еще тому делать? Он был слишком заторможен, чтобы куда-то идти.

Вероятно, он пришел в себя, когда за ним никто не присматривал.

Он даже не надел берцы: просто вышел из помещения, а потом и из казарм. Его не заметила ни следящая за данными сенсоров Исакссон, ни кто-то из постовых, наблюдающих ночью за периметром.

Он не мог бы идти быстро, как стало понятно после того, как проследили его путь. Отпечатки босых ног на грязной поверхности располагались слишком близко друг от друга для бега или даже для быстрой ходьбы.

Он прошел так добрых двести метров, пока снова не добрался до парка машин, к узким тропкам между мощными промышленными грузовиками и вездеходами.

* * *

Малой пошел туда вскоре после Рида, ища какие-то запчасти для воскрешения «Суслика». Джеки он нашел в том самом месте, где погиб гражданский.

Джеки не защищался – или же был пойман врасплох. Дело закончилось одним, максимум двумя ударами металлическим прутом, больше бы он не пережил. Кто бы ни нанес эти удары, не перестал бить после смерти рядового. Не остановился и после следующих двух ударов. И после следующих.

Каррера едва не сблевал во время медицинского освидетельствования. По крайней мере, так утверждал Ковбой в транспортере.

Двенадцатка приветствовала их включенными прожекторами и часовыми из отделения Санчеса около ворот и подле казарм. Обычно опущенные автоматы теперь двигались от тени к тени, а расслабленные разговоры сменились напряженным молчанием.

Впервые с очень давнего времени Марчин Вежбовский не чувствовал облегчения, видя это место.

* * *

Макнамара исчез в пункте связи, даже не заглянув в расположение. Его люди выдержали в молчании только до того момента, как за ним затворилась дверь. Секундой позже коридор наполнился голосами.

– Ни хрена себе проблемы. – Вежбовский отер лоб предплечьем и взглянул на Соколиного Глаза. – Что теперь?

– Джеки пострелял – они ударили. Теперь наша очередь, – мрачно буркнула в ответ Бьюллер. Темнокожая женщина была в ярости – это ее отделение находилось на территории Двенадцатки, когда погиб коллега. – А значит, пора сообщать наверх о ситуации. Или самим жестко заняться ею.

– И что там, сука, произошло? – СиДжей с недоверием покачал головой. – Джеки был сопляк, но чтобы вот так дать себя порешить? Чтобы ему черепушку расхреначили? Он что, дал им подойти? Сука, что за дебил…

– СиДжей, да ты на всю голову больной. – Высокий голос Кисы мигом успокоил солдат и удержал от тирады как раз набравшей воздуха в грудь Бьюллер. Взгляд, каким девушка окинула связиста, был квинтэссенцией презрения. – Так, ладно. Я в госпиталь. Держитесь тут.

Она развернулась на пятке и почти промаршировала по коридору.

– Да пошла ты, блонди. – Португалец пожал плечами, но отвернулся.

– Отвянь от нее, – буркнул Вежбовский.

– А то, сука, что? – СиДжей повысил голос. – Нашел себе резервную сестричку?

– Хва… – Марчин сделал быстрый шаг к связисту.

– Знаешь, старик, ей в трупе копаться, – поспешно произнес Щенок успокаивающим тоном, молниеносно шагнув между двумя мужчинами. – Ты бы ослабонил маленько…

– Да к чертям! Я за ним все равно, сука, не заплачу. И так, сука, было ясно, что он доиграется. А теперь еще и эта дурацкая…

– Успокойся. – Рука Шкафа тяжело опустилась на плечо солдата. К удивлению всех, СиДжей замолчал на полуслове и спрятал лицо в ладонях. – Джеки просто не повезло. Ты тогда сморозил ерунду, но со всеми случается.

Связист несколько раз вздохнул, словно собираясь начать фразу, но потом только пожал плечами.

– Мы сейчас никакие после патруля. – Пулеметчик похлопал коллегу по плечу. – Нормально, ты на нервах и злой. Давай, переодень свое шмотье, обсохни маленько, успокойся, да?

– Ага… – СиДжей высматривал что-то на полу. – Наверняка.

– И о чем это они? – Вежбовский склонился к Щенку.

– СиДжей было брякнул Джеки, что не намерен к нему привыкать, потому что тот наверняка отбросит копыта, – ответил шепотом Ван Ройтерс, глядя, как сгорбившийся португалец уходит в сторону казарм.

– Да, слишком в тему случилось.

– Бывает… – Солдат спустил ремень автомата. – А есть у нас какой-то охренительный план на ближайшее время? Может, побольше любви к местным – и поглядим, кто сдохнет следующим…

– Нам и так придется ждать, пока старшие что-то решат. – Торн пожал плечами.

– То есть пока Картрайт что-то придумает, делая вид, что слушает сержантов? Говорю вам, местных стоит поблагодарить со всем энтузиазмом, какого хватит у огнеметов. – Щенок фыркнул, но сразу же затих под неподвижным взглядом Соколиного Глаза.

Капрал открыл дверь в казарму.

– Умойтесь и смените мундиры на сухие. Ночь еще не закончилась.

– Как думаете, лейтенант вызовет жандармерию? Ведь тут нет настоящей полиции пока что. – Вежбовский неуверенно пожал плечами.

– Скорее она захочет все решить тем, что есть, – то есть нами. Знаешь, такое всегда лучше выглядит в рапорте. – Щенок забрал полотенце с нар и двинулся в сторону душевой, старательно избегая взгляда Соколиного Глаза. – Я первый в душ.

– Гонишь. Картрайт не станет играть жестко, а для следствия мы не подходим. Она сообщит наверх и вызовет сюда настоящих следователей. Сами мы ничего не сделаем. Ты сечешь в следственных действиях? – Бьюллер сложилась в сложной гимнастической фигуре, пытаясь одновременно снять берцы, вынуть датапад из рюкзака и обернуться лицом к исчезающему в душевой рядовому.

– Я – нет. Но она – амбициозная баба. – Голос Щенка был негромким из-за закрытых дверей.

Торн тяжело уселся на нары и почесал потные и куда более длинные, чем позволял устав, волосы с выражением на лице «мне проблемы не нужны».

– Как думаете, Щенок прав? – Он прошелся взглядом по остальным. Сорен Торн, хотя и считался хорошим солдатом, пытался, если мог, избегать нестандартных ситуаций. Не то чтобы он не умел с ними справляться – дураком не был, что, к его неудовольствию, заметили и Макнамара, и Соколиный Глаз. Скорее делал он это по причине выгод, проистекающих из возможностей держаться проторенных тропок и не нарушать безопасные процедуры. Он делал все, чтобы избежать обстоятельств, которые дают возможность отличиться, несмотря на то что по крайней мере несколько человек видели в ленивом штурмовике материал для сержантского состава; несколько раз он даже ловко торпедировал попытки повысить его в звании.

Вежбовский ухмыльнулся. Хотя вопрос, заданный коллегой, казался простым продолжением разговора, но на самом деле он был тестом – приманкой для тех, кто мог решиться на самостоятельные поступки. Кто стремился сделаться следователем. За кого, в случае чего, можно будет спрятаться.

Но на этот раз попытка была тщетной.

– Не думаю, чтобы мы для такого подходили, разве что сержанты, – лишь буркнул занятый стягиванием амуниции Шкаф.

– Знаете, если бы это сняло нас с патрулирования, то, может, и стоило бы научиться, – ухмыльнулась Бьюллер.

– Как будто именно у вас есть причины на это жаловаться. Как-то так случается, что Второе постоянно получает наряд на караул, – фыркнул Шкаф.

– Мы просто красивей. – Рядовая скривилась в злобной ухмылочке. – Кроме того, на этот раз именно мы и вляпались. Проблемы – как с куста. Разве нет, а, Соколиный Глаз?

Адресат даже не повернулся, продолжая молча складывать вещи на нарах. Три движения на футболку, четыре – на чистый мундир. Заученный жест превратил скрученный дождевик в уставной сверток, который солдат сразу же отложил к уже сложенным на одеяле.

Вещи Джеки.

На самом деле только теперь до всех дошло, что парень мертв.

26 мая 2211 ESD, 04:38

То, что старший сержант Колин Макнамара был подавлен, было заметно с первого взгляда. Обычно сержант действовал в двух режимах. Как веселый парняга, всегда с анекдотом наперевес, когда ситуация спокойна, – и как сосредоточенный и холодный профессионал. Увы, одаренный природой открытостью и добродушием, он редко когда умел отыгрывать эту вторую роль убедительно. Хотя он дослужился до своего звания честно и никто не ставил под сомнение его компетенцию, взвод время от времени подшучивал над макнамаровой версией непроницаемого лица – сержанта тогда читать было легче, чем вербовочный плакат.

На этот раз он шел так, словно бы нес на плечах амуницию всего отделения, а забота чуть ли не каплями проступала на его лице. Начал говорить только через несколько секунд после того, когда его люди успели замереть в ожидании. Казалось, он борется с каждым словом.

– Соколиный Глаз, Верба и Шкаф. Собирайтесь, идем в гражданский сектор. Полицейская работа. – Он то и дело сжимал и разжимал огромные кулаки.

– Ищем свидетелей? – Соколиный Глаз уже надевал броню.

– Нет.

Слова командира остановили идущего за курткой Вежбовского на полушаге.

– Тогда зачем?..

– Угадай, солнышко. – Проходящая мимо Бьюллер похлопала его по плечу. – Но сделай это по дороге. Удачи.

– Задержание? – Капрал вопросительно приподнял бровь, поглядывая на командира. Тот лишь кивнул.

– Развлекайтесь, – проворчал Торн, полулежа на своих нарах. – Только приготовьтесь к тому, что в вас станут кидать камни. Может, стоило бы взять кого из девочек? Не то чтобы я хотел вме…

– Киса идет с нами, Торн. И не иронизируй, а то и ты пойдешь. – Макнамара не был в настроении для словесных дуэлей с вечным рядовым. Мгновение тишины спокойным, почти беспечным голосом прервал Соколиный Глаз.

– Не переживай, Сорен. – Испанец плавным движением забрал пулемет Шкафа из-под руки рослого солдата, подсовывая ему автомат Ковбоя. – Мы справимся.

Шкаф критично осмотрел более легкое оружие и не сказал ни слова протеста, забросив его себе на плечо.

– Мы едем или идем, сержант? – Вежбовский с чрезмерным вниманием застегивал пряжки брони, стараясь говорить равнодушно. Увы, руки не хотели успокаиваться. В прошлый раз был несчастный случай. Сейчас они идут вооруженными в гражданский квартал с целью задержать подозреваемых. Вернее, арестовывать людей, которых лейтенант Картрайт подозреваемыми посчитает. Небось, гадая по кофейной гуще над списком колонистов, поскольку – а как иначе? Он не слышал о расследовании, а в гарнизоне сплетни расходились молниеносно. Если бы кто-то из солдат имел что-то общее с ведением следствия, новость о таком – купно с тремя взаимопротиворечащими интерпретациями – уже была бы у всех на устах. А поскольку такие новости до них не доходили, значит, они действуют вслепую. Это не могло закончиться добром.

Макнамара должен был это знать. Потому-то – понял вдруг Марчин – он и выбрал именно этот состав команды. Соколиный Глаз мог разрешить почти любую сложную ситуацию, прежде чем та достигла бы взрывоопасного уровня. Шкаф, покидая казарму, становился предельно сосредоточенным и ответственным. Он наверняка не утратит хладнокровия и не станет ни по кому стрелять без веской на то причины, а отсутствие самоконтроля – последнее, что им надо. Киса была медиком, к тому же медиком, которого ассоциировали с предоставленной после первых дней вторжения помощью гражданским. И можно было бы смело сказать, что она находилась на вершине местного списка популярности.

И наконец – он сам: один из самых младших во взводе, выглядящий (рядом с коллегами) словно студент, а не как солдат.

В этом случае такое означало: неопасный, а значит – хороший.

Естественно, риски можно было лишь минимизировать. Мундиры, нашивки с флагом Союзного Колониального Крыла и волчья голова Сорокового полка Колониальной пехоты, броня, шлемы и – прежде всего – оружие сами по себе выстраивали мощную стену на пути к любым миролюбивым дискуссиям.

Особенно если учитывать, что колонисты видели в солдатах убийц.

Особенно если учитывать, что солдаты знали, что среди колонистов есть как минимум один убийца.

* * *

Транспортер, ведомый рукой Шкафа, остановился перед жилой секцией Двенадцатки. Со времени вторжения популяция колонии заметно уменьшилась, потому гражданские использовали только два из трех таких объектов – четырехэтажные длинные бункероподобные строения, созданные по одному образцу, вне зависимости от того, стоять им в пустыне или на полюсе. Третий жилой объект был полностью отдан под гарнизон солдат Картрайт. Это привело к тому, что военная часть колонии опустела – исчез единственный видеокинотеатр, а паб и виртуальный салон перенесли в свободные помещения подальше от превращенных в гарнизон домов. То же самое случилось с большинством прочих помещений, из-за чего «европейскую» сферу Двенадцатки теперь использовали только солдаты, американская же обычно пульсировала жизнью.

Обычно.

Сейчас же транспортер был единственным движущимся объектом на улице. В нормальных обстоятельствах открытый почти с самого утра паб был наглухо заперт, из виртуала тоже не доносилось ни единого звука, а голографическая реклама дискотеки была выключена – кажется, впервые на памяти Вежбовского.

Тихое гудение освещения комплекса совершенно заглушалось однообразным шумом мощного оборудования шахты, которая располагалась в четверти километра от них.

– Никаких резких движений, оружие на плече, шлемы пристегнуть к поясу. – Макнамара оглянулся на идущих следом людей. – Шкаф, следи и будь готов, в случае чего – сирена и стробоскопы, при проблемах – дым; никакой стрельбы без приказа, – проговорил он в комлинк. Пока они ехали, Макнамара не сказал ни слова, то и дело вытягивая и пряча распечатку приказа. А они не спрашивали.

– Принял, жду, – услышали они в наушниках голос пулеметчика. – Пока тихо.

Киса проехалась рукой по светлым волосам и поправила висящий на плече автомат. Вежбовский почти чувствовал ее обеспокоенность.

– Куда теперь, сержант? Что мы им скажем?

– У застреленного Шона О’Рейли был старший брат, Вильям. – Командир не пойми в который раз вынул из кармана форменной куртки мятую распечатку и пробежался по ней взглядом. – Он – наш подозреваемый.

– Забираем его среди ночи, потому что он – родственник ребенка? – Вежбовский скривился, качая головой. – Это немного… – он не сразу смог подобрать нужное слово, – …странно.

Макнамара посмотрел на вход. Рядовой оглянулся в поисках поддержки. Взгляд его встретился со взглядом Кисы, но в ее глазах он нашел только отражение собственной неуверенности.

Соколиный Глаз смотрел вверх, одновременно пристегивая шлем к разгрузке.

– Почти никто не спит. Они следят за нами. – Его взгляд прошелся по непрозрачным снаружи окнам.

Колонисты всегда держались вместе – обычно в отдаленных и враждебных местах по-другому и не бывает. Чувство общности в таких условиях возникает автоматически. Не важно, какие трения существуют между людьми – в решающие моменты они всегда вместе против всего мира.

Особенно если этот мир представлен вооруженными враждебными солдатами.

– Мы ничего другого и не ожидали. – Мощный сержант тихо вздохнул. – Пойдемте, побыстрее это закончим.

Коридоры жилого здания являли собой результат многолетних попыток выстроить подобие настоящего дома. На стене – магнитная доска с десятком снимков, графиком дежурств по уборке, сделанным ровным почерком, и несколькими детскими рисунками. В местах, где ранее было ныне демонтированное оборудование терраморфинга, стояли пластиковые вазоны с убогими, хотя и со следами тщательного ухода, фиолетовыми цветочками. Рядом – ярко-синяя лейка и несколько бутылок, наполненных темной жидкостью.

На металлическом полу лежал темно-зеленый палас, а рядом с входом – потрепанная тряпка с узором из трилистников.

Вежбовский мысленно ухмыльнулся, глядя, как Макнамара, Соколиный Глаз и Киса по очереди вытирают ноги. Сам он было уверенно переступил через нее. Черный след подошвы появился на паласе. Но едва рядовой уверился, что никто на него не смотрит – быстро вытер подошвы об истрепанную материю.

Дверь комнаты 17А отличалась только старой, сделанной под дерево табличкой, где было написано, что тут живут А. и М. О’Рейли.

– Ведем себя спокойно, но решительно. Никто не тянется за оружием без явного приказа. Мужик может оказаться нервным, он недавно получил известие о смерти сына. Так что – без резких движений. Если местные начнут валандаться по коридору, мы вежливо просим их вернуться в помещения. И внимательней, где-то здесь может оказаться человек, который пристукнул Джеки.

– Так точно. Синтия, останься с сержантом. Марчин – займись той стороной. – Капрал легонько хлопнул Вежбовского по плечу. – Просто помни, что они нас боятся. И от страха могут сделать довольно глупые вещи. Не перепутай их с явной угрозой.

– Ясно. – Марчин быстро кивнул.

– И успокойся. Это не арест, только привод на допрос, рутина. Было убийство, мы проверяем возможные связи. Ничего не случится.

– Ясно. – Вежбовский скривился в чем-то, что с натяжкой могло сойти за уверенную улыбку. И что может случиться? – убеждал он сам себя. Будут мешать? Может, Щенок и был прав, может, нужно перестать цацкаться, пригрозить – и наступит мир? В конце концов, у них же оружие. И это у них убили человека, в то время как смерть ребенка – просто несчастный случай.

Так почему же сержант так трясется?

Им пришлось позвонить трижды, прежде чем дверь открылась. В проеме встал мужчина лет пятидесяти в свободной рубахе с давно уже выцветшими узорами и в рабочих штанах. На левом предплечье его был повязан черный платок. Седеющие рыжие волосы зачесаны набок, а в уголках бледно-зеленых глаз возраст вырезал характерные «куриные лапки». Наверное, он был веселым человеком. Но сейчас он не улыбался.

– Чего нужно?

– Добрый вечер, меня зовут сержант Макнамара, мы пришли по делу вашего сына.

– Того, которого вы убили, или того, которого убить собираетесь? – Мужчина смотрел на вторгшихся враждебно, почти с вызовом.

– Вильяма О’Рейли. – Сержант не дал себя спровоцировать и сохранил вежливый тон. Двумя пальцами залез в карман и вынул листок с приказом. – Я должен допросить его в качестве свидетеля. В гарнизоне. Мне очень жаль.

Мартин О’Рейли короткий миг играл желваками, и Вежбовский думал, что он бросится на Макнамару. Стой спокойно, сказал ему неподвижный взгляд Соколиного Глаза через разделяющие их три метра.