Текст книги "Дорогая Альма"

– Машина им не нужна, – прошептал Раух. – Куда они на ней поедут? Это не танк, не бронетранспортер, обычная легковушка. Бесполезная дамская вещица. В условиях войны. – Он усмехнулся. – Они используют ее как прикрытие. А поджидают нас. Чтобы добыть провиант и, самое главное, оружие. Им необходимо оружие, чтобы двигаться дальше.

– Но нас всего трое, – растерянно заметил Пирогов, – какой с нас прок.

– Они этого не знают, Иван, – возразила Маренн. – Хотя понятно, что в легковой машине взвод не приедет. От силы четыре человека.

– Значит, и три-четыре дополнительных ствола для них важны, – заключил Раух. – К тому же, им видимо, неизвестно, что в сторожке. Может быть, там находится взвод, как ты говоришь, а тут просто в гости приехали.

– Что ты предлагаешь? – Маренн внимательно посмотрела на Фрица. – Ждать нельзя. Мы не знаем, сколько их. Надо действовать. Чем быстрее, тем лучше.

– Не думаю, что их много, – ответил Раух. – Они не атакуют нас, они выжидают. Полагаю, их целью является сторожка, чтобы передохнуть там, найти провиант. Они нашли ее по карте и пришли сюда. Да, ты права, быстрота – это сейчас наш союзник. – Он мгновение помолчал, раздумывая. – Машина стоит носом сюда, к нам, значит, и водительское место с нашей стороны. Возьми ключи. – Он протянул Маренн. – Сейчас быстро с Иваном – в машину, ты садишься за руль и задом, не разворачиваясь, даешь газ. Вторую дверь рядом с собой держи открытой. Я попробую их отсечь огнем, а потом по ходу сяду. Иван, сразу ложитесь на заднем сиденье и не высовываться! – предупредил он Пирогова.

– Все понял, герр офицер, – быстро ответил тот и добавил. – Вовремя ушли Микола с Пелагеей и Варей. Неизвестно, кто это такие. Если энкавэдэшники, так они не лучше ваших из зондеркоманды. Быстро обвинят в пособничестве и трусости – и к стенке. Ничего им не докажешь. Ну, а если обычные солдатики-горемыки, то поедят у Миколы и дальше пойдут. Все равно лучше не встречаться.

– Иван, внимание. – Маренн остановила его рассуждения. – Сейчас по сигналу Фрица – бегом к машине. Держитесь за мной. А то с хромотой вашей отстанете. Я помогу, прикрою.

– Готовы? – Держа автомат наготове, Раух выдвинулся вперед и обернулся.

– Да, так точно, – ответила негромко Маренн.

– Вперед!

Фриц первым выбежал из укрытия и пригибаясь побежал к машине, выстреливая очередями в сторону зарослей можжевельника. В ответ послышались разрозненные винтовочные выстрелы, достаточно беспорядочные. Кто-то закричал по-русски. Схватив Пирогова за руку, Маренн ринулась к «мерседесу», стреляя из вальтера. Несколько пуль просвистело над головой, впившись в ствол дерева.

– Иван, не задело? – спросила она, распахнув дверцу машины. – В порядке? Садитесь быстро!

– Все хорошо, живой, – проговорил тот в ответ, задыхаясь.

Маренн быстро села на водительское место, вставила ключ. Наклонившись, распахнула пассажирскую дверцу. Пирогов сел на заднее сиденье и сразу лег, как ему велели. Едва заработал мотор, Маренн включила заднюю передачу и добавила газ – машина рванула назад, подпрыгнув на кочке. Несколько пуль чиркнуло по капоту. Маренн рулила, оглядываясь, чтобы не задеть ствол дерева. Луна светила тускло, но различить лесную дорогу между деревьями было возможно. Перестрелка усиливалась. Еще одна пуля врезалась в лобовое стекло и отскочила, разбив его. Впереди на поляне показались несколько фигур – красноармейцы бросились в погоню. Они бежали за машиной. Отстреливаясь, Раух впрыгнул в кабину и захлопнул дверцу.

– Жми на газ, – приказал он. – Я буду держать руль, не бойся. Мотор взревел, Фриц положил руку рядом с руками Маренн на руль, удерживая машину в правильном направлении. Машина достигла спуска. – Теперь притормози, – приказал Раух. – А то перевернемся. Сейчас они отстанут. Там, впереди, главная дорога, услышат перестрелку – могут обнаружить их. А они этого вовсе не хотят.

«Мерседес» медленно спускался задом. Выстрелы вскоре стихли, погоня прекратилась. Когда скатились с холма, Раух сказал:

– Ну все, оторвались. Выходи. Я развернусь, и поедем в госпиталь.

Маренн вышла из кабины. Вокруг было все спокойно. Ветер стих, тучи рассеялись. Где-то недалеко журчал ручей. Раух присел перед правым передним колесом, трогая его.

– Пробили? – догадалась Маренн.

– Да, спустило, – подтвердил он. – Сейчас поставлю запаску, и поедем. Иначе не дотянем.

Он подошел, чтобы снять запасное колесо, закрепленное у кабины водителя. Сдернул кожух.

– Я помогу, – вызвалась Маренн.

– Нет уж, ни в коем случае. – Фриц усмехнулся. – Я знаю, Отто рассказывал мне, что ты умеешь справиться с такой задачей. Но на этот раз позволь мне.

– Машина сломалась? – спросил тревожно Пирогов, приоткрыв дверь заднего сиденья.

– Ничего страшного, Иван, – ответила Маренн. – Пробили колесо. Но Фриц сейчас заменит.

– Боюсь, что Миколе с Пелагеей и в самом деле придется жить в землянке или остаться там, на болотном острове, в старом доме князя Сигизмунда, – вздохнул Пирогов, выходя из машины. – Если утром явятся СС и обнаружат в сторожке красноармейцев, дом сожгут. Я уж не говорю, что убьют всех, кто там окажется на тот момент.

– Не думаю, что большевики сами не понимают это. Уверена, им известно о карателях, ведь они как-то пытаются выяснить обстановку вокруг, вступают в контакты с местными жителями. Дай я подержу фонарь. – Она подошла к Рауху. – Нет, они уйдут до рассвета. Переждут ночь в доме лесника, а к утру их уже не будет. Они постараются уйти в глубину леса.

– Вступать в бой с зондеркомандой они не станут, – заметил Раух. – Их явно мало, они истощены. Их задача – выйти из окружения к своим. Но может быть, я и ошибаюсь. Если бы это была наша территория и на ней мирным жителям грозила расправа, может быть, лично я бы рассуждал иначе. Все, можно ехать. – Он распрямился, отряхнув руки. – Садитесь в машину.

– Да, нам надо торопиться, – согласилась Маренн. – Возможно, звонила Джил.

– А я очень беспокоюсь за Юру, – добавил Пирогов.

До госпиталя добрались без происшествий. Патрули не досматривали машину, увидев пропуск с подписью рейхсфюрера СС. Когда подъехали к бывшей усадьбе князей Свирских, было около четырех утра. Джил не звонила. Из Берлина вообще не звонил никто.

Отпустив Пирогова к его воспитаннику, Маренн и Раух поднялись в кабинет. Маренн попросила дежурную медсестру принести кофе и бутерброды. Сев напротив друг друга, оба некоторое время молчали. Положив фуражку на стол перед собой, Фриц сосредоточенно чистил вальтер. Оба понимали, что время катастрофически утекает, а ясности нет. В восемь утра Олендорф оцепит район и начнет операцию, а они даже не знают, удалось ли Джил навестить фрау Марту. Не исключено, что весь план сорвался.

– Похоже, мне ничего не остается, как собирать саквояж и отправляться утром к Олендорфу особо важным консультантом по психологии народов покоренных территорий, – мрачно пошутила Маренн, стряхнув пепел с сигареты в пепельницу.

– Нам ничего не остается, – поправил ее Раух. – Ты забыла, что я тоже участвую. С позволения штандартенфюрера, так сказать. – Он усмехнулся.

– Ах да. Вот только представить… – Маренн встала и прошлась по комнате в волнении. – Я фактически являюсь заместителем Гебхардта в управлении, ты – адъютант начальника Шестого управления СД, у нас множество связей. Но мы ничего не можем сделать с этим самонадеянным выскочкой Олендорфом.

Дверь открылась – она замолчала. Медсестра внесла поднос, на котором стоял кофейник с горячим кофе, две чашки. Рядом – тарелка с бутербродами с ветчиной.

– Спасибо, фрейлейн, – кивнул Раух, принимая поднос. – Идите.

Медсестра вышла, дверь закрылась.

– Это потому, что наши связи – ничто по сравнению с миссией, которую он выполняет, – произнес Фриц, разливая кофе в чашки. – Доказать расовое превосходство немцев над всеми остальными – это главная идея, которая вдохновляет фюрера. И Гейдрих с подручными умело играет на этой его слабости. Он уже напрямую обращается к фюреру по этому вопросу, минуя Гиммлера. И Гиммлеру приходится терпеть. Он же не может сказать, что это неважно, есть более насущные вопросы. А что говорить об армейских? Им скоро прямо укажут, что едва ли не каждый маневр надо согласовывать с СД. Куда наступать, как наступать – это не штаб ОКВ будет решать, а обергруппенфюрер СС Гейдрих. Как он считает нужным. Поразительное возвышение. Но очень поспешное. Я не удивлюсь, если в самое ближайшее время с обергруппенфюрером случится неприятность…

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Маренн, отпив кофе из чашки.

– Ничего конкретного. – Раух пожал плечами. – Лично мне ничего не известно. Но атмосфера явно накаляется. Много недовольных таким размахом некоторых лиц. Мало ли что… Политика, бывает, резко меняется по независящим от конкретного человека обстоятельствам. Может быть, тебе позвонить Фелькерзаму? – предложил Фриц. – Узнать, где Джил.

– Он все равно толком мне ничего не скажет. – Маренн снова села за стол. – Вряд ли Джил рассказала ему о моей просьбе. Она понимает, что такие вещи надо делать тайно. Я могу все испортить. Он начнет искать ее и только собьет. Если бы у нее было решение, она бы дала о себе знать, я уверена. У нее нет решения – и поэтому она молчит. Вот в чем загвоздка. Нет резолюции рейхсфюрера. Ни письменной, ни даже устного распоряжения, которое его адъютант мог бы подтвердить Гейдриху. А это главное, что нам нужно, – хотя бы устное распоряжение рейхсфюрера приостановить операцию. Думаю, он в резиденции фюрера. Ночное совещание.

– Может быть, попросить того же Фелькерзама выяснить?

– Нет-нет. – Маренн отрицательно покачала головой. – Не надо его отвлекать. Если это было нужно, я уверена, Джил у него уже все спросила. Она же тоже ищет выходы. И мы отсюда, из-под этой украинской Умани, ничего не сделаем лучше, чем она на месте в Берлине. Только вызовем ненужную суматоху. Ей известны все ходы, которые известны мне, и к ней отнесутся так же, как отнеслись бы ко мне. Я не сомневаюсь ни минуты. Но рейхсфюрер – вне доступности. И с этим в равной степени ничего не можем сделать ни я, ни Джил. Как отозвать Гиммлера с совещания у фюрера? Фрау Марте это не под силу. И фрейлейн Еве Браун тоже.

– Но это под силу, например, командиру «Лейбштандарта» Зеппу Дитриху, – осторожно заметил Раух. – Если он позвонит в ставку, адъютанты Менгесгаузен или Гюнше доложат фюреру, что это срочно, и тот позволит рейхсфюреру отлучиться на время. «Лейбштандарт», как сказал Олендорф, еще до восьми утра находится в деревне. Можно успеть.

– Что мы скажем Дитриху? – Маренн пожала плечами. – Что моей дочери Джил надо срочно увидеться с рейхсфюрером, а он на совещании у фюрера, вызовите его оттуда? Это бред.

– Мы скажем ему все как есть. – Раух понизил голос. – Что как только его танкисты покинут деревню, дан приказ сжечь все дома и уничтожить всех жителей. Что исполнение поручено Олендорфу, протеже Гейдриха. Нет, я нисколько не надеюсь на сентиментальность Дитриха. И на то, что ему жалко каких-то там украинцев. Нисколько. Но он старый партиец и вояка. Он с фюрером с первых шагов, можно сказать. А тут появляются всякие выскочки вроде Гейдриха и таких вот Олендорфов и начинают грести под себя. Возвышаются, получают почет, звания. А сами пороха не нюхали, под обстрелом в штаны наложат. Однозначно у Дитриха все это вызывает презрение и раздражение. Он в партии недовольных, в партии Гиммлера, они давние соратники, можно не сомневаться. Не исключаю, что Дитрих воспользуется возможностью щелкнуть Гейдриха по носу, если ему ее предоставить. А что Дитриху-то? Он на Восточном фронте оказаться не боится, он и так здесь. Под пули лезть ему не привыкать, а вот пусть Олендорф попробует. Будем говорить прямо. Надеюсь, Зепп нас поймет правильно. Ему эти украинцы в тылу не мешают. Да он и задерживаться здесь не собирается. А вот сделать сильный ход против Гейдриха, а заодно и благородным себя показать – может согласиться. Решайся, Мари, время тает. – Раух показал на часы. – Пять часов. Шестой.

– Хорошо, едем. – Маренн встала. – Сколько займет дорога?

– Минут за сорок доберемся. – Раух надел фуражку и вложил вальтер в кобуру.

– Я смогу позвонить от него Джил? – заволновалась Марен. – Чтобы все согласовать.

– Конечно. Уж если он сможет связаться со ставкой фюрера, то с Шестым управлением – тем более, – успокоил ее Раух.

– Будем надеяться, – кивнула Маренн. – Во всяком случае, медицинский саквояж я возьму с собой, – решила она. – А вдруг из нашей затеи ничего не выйдет и нам придется прямо от Дитриха отправляться к Олендорфу.

Они спустились вниз. Когда садились в машину, подошел унтершарфюрер охраны.

– В лесах вокруг неспокойно, фрау Сэтерлэнд, – предупредил он. – Разрозненные группы большевиков пытаются прорваться к своим. То и дело вспыхивают перестрелки. В темноте ехать опасно.

– Мы направляемся в расположение бригады «Лейбштандарт», к группенфюреру СС Дитриху, – сообщила ему Маренн. – Надеюсь, он сможет нас защитить в случае необходимости. Если мне будут звонить из Берлина, прошу переадресовывать туда. И сообщите господину Пирогову, когда он появится, что я уехала и прошу его и его воспитанника не покидать территорию госпиталя в ближайшие сутки. Прошу вас лично проследить за этим, унтершарфюрер.

– Яволь, – вытянулся эсэсовец.

– И на всякий случай принесите нам еще один автомат и полный боекомплект, – распорядился Раух. – Опасностью нельзя пренебрегать, вы совершенно правы. – Он выразительно взглянул на Маренн. Она слегка кивнула, соглашаясь.

Вопреки предположениям до Зеппа Дитриха добрались только спустя полтора часа. На полпути их остановил дорожный патруль.

– Проезд перекрыт, большевики взорвали самодельную бомбу, – сообщил патрульный. – Пострадал бронетранспортер. Сейчас саперы обследуют дорогу, не оставили ли еще подарочков. – Он усмехнулся.

– Есть ли дорога в объезд? – спросил Раух, разворачивая карту. – В машине личный представитель рейхсфюрера. – Он указал на Маренн. – Мы не можем долго ждать. У нас особое поручение. – Он показал патрульному документ с подписью Гиммлера. – Нам надо добраться до Легедзино.

– Дорога есть, господин гауптштурмфюрер, – ответил патрульный. – Но это лесная, грунтовая дорога. И она изрядно повреждена после недавних боев, вся в ямах.

– Покажите, – попросил Раух.

Патрульный наклонился и, светя фонариком, провел черту по карте.

– Вот здесь. Но в лесу опасно. Видите, что делается. – Он показал на дымящуюся в кювете бронемашину. – Я дам вам в сопровождение мотоциклиста. На всякий случай, – предложил он. – Он проводит, чтобы не заблудились.

– Хорошо, – согласился Раух. – Спасибо.

Они съехали с забитой машинами трассы и по обочине добрались до поворота на проселочную дорогу. Уже начало светать. Ехали медленно. Машину то и дело подбрасывало на колдобинах. Часто попадались большие воронки, и приходилось выходить, чтобы посмотреть, как их объехать. И Маренн, и Фриц молчали. Только одна мысль тревожила обоих: доедем или придется бросать машину и идти пешком? А это время, время… Которого в обрез. Только когда лес поредел и впереди замаячил выезд на большую поляну, Маренн спросила Рауха:

– Как ты думаешь, бронемашину подорвали большевики, с которыми мы столкнулись у сторожки?

– Может, они, а может быть, и нет. – Фриц пожал плечами, на лбу под козырьком фуражки поблескивали капельки пота. – Окружили довольно крупную группировку, так что в тылах осталось много небольших отрядов.

– Герр гауптштурмфюрер, – мотоциклист остановился и подбежал к машине, – теперь – прямо по полю. Вон, видите, танки и орудия на тягачах зачехленные, там расположение «Лейбштандарта». Они прикроют, если что. А мне надо возвращаться: там, на шоссе, работы много.

– Да, благодарю вас, шарфюрер. – Маренн наклонилась вперед. – Возвращайтесь.

– Хайль Гитлер!

Отсалютовав, мотоциклист вскочил на блестящий одноцилиндровый арди и, развернувшись, умчался. Раух включил мотор. «Мерседес» двинулся по широкому пшеничному полю, на котором повсюду были видны следы недавнего сражения.

– Это здесь Штефан нашел Альму, – проговорила Маренн негромко. – Здесь погибли товарищи той девушки, которую прячут лесник и его жена. Трупы убрали, но не все. Даже наши еще лежат. Видимо, похоронная команда не справляется в сроки. Посмотри, какое месиво. И люди, и собаки, все вместе.

– А большевики, я вижу, с охотничьими ножами и штыками. Шли в штыковую?

– Как сказала та девушка, Варя, у них закончились патроны. Вообще. Просто голыми руками приказали оборонять штаб. Потому и пустили собак. Это пограничники, с ними были патрульные собаки. Много.

– Я вижу.

Оба замолчали. Машина подъехала к постам «Лейбштандарта», выставленным на окраине Легедзино. К Зеппу Дитриху провели беспрепятственно. Но идти пришлось пешком, оставив машину на въезде. Все улицы были забиты бронетехникой.

Штаб Дитриха занимал бывшее здание поселкового совета в центре деревни. Деревня походила на взбудораженный улей. Улицы перегорожены бронетранспортерами и танками, повсюду снуют солдаты и офицеры, слышатся команды. От работы нескольких десятков моторов одновременно закладывало уши. В воздухе стоял терпкий запах горючего. Все говорило о том, что «Лейбштандарт» готовился покинуть деревню.

Дитрих встретил их приветливо, пообещав выполнить любую просьбу.

– Вы, фрау Сэтерлэнд, вернули к жизни столько моих солдат, что я ваш вечный должник, – начал он довольно весело. Однако, услышав, в чем состоит просьба, нахмурился.

– Позвонить в рейхсканцелярию и вызвать Гиммлера с совещания? – Он опустил голову, постукивая пальцами по столу. – А что я ему скажу?

– Что-нибудь хорошее, Зепп, – проговорила Маренн ровным голосом, хотя в глубине души уже зародилось сомнение, что все получится, как они с Фрицем предполагали. – Например, о героизме «Лейбштандарта», о награждениях отличившихся, о досрочных присвоениях звания. О том, что рейхсфюреру будет приятно услышать и что он с удовольствием передаст фюреру, когда вернется на совещание. Все знают, что фюрер особо следит за успехами своей личной гвардии на полях сражений. Неужели в последних боях никто не отличился, некого поощрить? Я не верю.

– Если честно, тут была полная задница, уж простите, фрау Сэтерлэнд. – Дитрих поморщился. – Еле заползли в эту деревушку. Какие уж тут награждения. Скажите спасибо, что не погнали нас грязным веником. А то бы сейчас докладывали рейхсфюреру, что мы чуть не назад до границы драпанули. Большевики тут дрались как львы, это без преувеличения. Даже собак на нас бросили. У меня покусанных больше, чем раненых. Пришлось подмогу вызывать. Ребята из «Мертвой головы» подсобили. Я даже приказал разрешить местным всех погибших большевиков собрать и похоронить. Герои. Ничего не скажешь. А моим – позор. Расслабились. Кстати, фрау Сэтерлэнд, – вдруг вспомнил он. – Оберштурмфюрер Штефан Колер – ваш сынок?

– Да, мой. – Маренн приподняла брови удивленно, – А что? Он должен был отбыть в расположение своей дивизии.

– Как бы не так, – усмехнулся Дитрих. – До сих пор сидит в нашей ремонтке. Мы уже выступаем через полтора часа. – Он взглянул на часы. – Выдвинется с нами, а там – к своим. Мне уж его командир Кеплер телефон оборвал: «А где там Колер с экипажем? Все никак не починится?» Сейчас пошлю за ним. – Дитрих снял трубку и приказал адъютанту: – Оберштурмфюрера СС Колера – ко мне. Да, да. Из «Мертвой головы» который. Как – где искать? В ремонтке, конечно. – Он положил трубку. – Сейчас придет. Знаю, что вам не терпится с ним увидеться.

– Спасибо, Зепп. – Маренн не на шутку разволновалась, но постаралась скрыть чувства. Штефана она никак не ожидала здесь застать. «И ведь ничего не сообщил и больше не объявлялся».

– Что же касается Олендорфа, – Дитрих встал и подошел к окну, заложив руки за спину. – Этот малый мне уже тоже успел досадить, – признался он. – Звонил тут час назад. Спрашивал, когда выступаете, зудит у него. Я ему сказал: выступаем согласно приказу, нечего подгонять. Сами знаем, что делать. Так он мне, – Дитрих повернулся, – имейте, мол, в виду, я сейчас отдам приказ отравить все колодцы. Так что предупреждаю. Но я врезал ему хорошенько. Отравить колодцы… У меня здесь целая бригада, сотни человек, разве всех предупредишь? А он мне: нам надо устроить, чтобы местные жители подумали, что это большевики сами отравили колодцы при отступлении, и начали бы друг с другом ссориться, тогда они легче выдадут своих вожаков. Это ему Гейдрих такую инструкцию написал. Я ему сказал: ты что, спятил, друг? Я здесь уже три дня стою, ем и пью, все местные жители это видят. А ты – большевики отравили. Он же как козел, прошу прощения, – у меня инструкция. Я ему прямо сказал: мне плевать на твои инструкции, пока я здесь – чтоб ни шагу в мое расположение. Если хоть кто-то у меня схватит отраву, хоть последний поваренок, шкуру спущу сам, собственными руками, и рейхсфюреру все доложу.

– Так, может, и не ждать, пока Олендорф инструкцию выполнит, – подхватила Маренн. – Как раз заранее рейхсфюрера проинформировать? Вот и повод серьезный будет.

– Возможно, вы и правы, фрау Сэтерлэнд. – Дитрих вздохнул. – Хотя не люблю я лезть в эти игры подковерные. Мне на фронте легче. Тут все ясно: где свои, где чужие. Но Олендорф ведь не отвяжется. Он к нашей армии приставлен. Он и дальше за нами последует. И все это будет повторяться не один раз. Надо сразу точки над «и» расставить. Верно, – согласился он. – Вообще не понимаю, зачем отравлять колодцы? – Зепп пожал плечами. – Если эта земля захвачена моими солдатами, это земля рейха, сюда приедут переселенцы, фюрер будет раздавать земли на Востоке, как он обещал. Кто потом все это будет очищать? Бред какой-то. – Он помолчал мгновение, глядя на карту на столе, потом спросил: – А вы-то что, собственно, хотите от рейхсфюрера? Может быть, не просто вызвать его с совещания? Может, чем-то еще могу помочь? Посущественней.

– Полагаю, да. – Маренн бросила быстрый взгляд на Фрица, тот кивнул. – Отравлять колодцы – это недопустимо. Через колодцы яд может попасть в другие водоемы. Мне стало известно от смотрителя одной из брошенных усадеб здесь, на Умани, что в этих местах находится целебный источник – вода, богатая серебром. Пока что мы не провели исследования, но, по рассказам местных, вода существенно ускоряет процесс выздоровления после тяжелых травм и ранений. Я доложила доктору Гебхардту. – Тут Маренн не покривила душой: «Можно считать, что я уже доложила», – подумала она. – И мы решили взять воду на анализ, чтобы в дальнейшем устроить в этих местах санаторий для служащих войск СС. Однако появился Олендорф. Еще даже не зная о том, что он собирается отравлять колодцы, я предположила, что он своими методами просто приведет в негодность всю окружающую территорию и о санатории можно будет забыть. Я попросила Джил, мою дочь, написать рапорт рейхсфюреру с просьбой приостановить операцию Олендорфа до проведения исследований. Но время уходит, – Маренн посмотрела на часы, – а она никак не может доставить бумагу Гиммлеру, чтобы получить его резолюцию. Он находится на совещании у фюрера, и сколько это продлится, как всегда, никто не знает. В конце концов, и без санатория. – Маренн наклонилась к Дитриху. – Ты же солдат, Зепп, ты же участвовал в Первой мировой, как и я. Расстреливать в затылок стариков, детей, женщин, отбирая у них поблекшие серебряные колечки и выдирая потускневшие железные зубы якобы на пользу рейха – это нынче достойное занятие для воина СС? Далеко ли уйдут твои танки, Зепп, сделанные из таких зубов? Кто теперь олицетворяет славу немецкого оружия – предводители «панцервагенов» с Железными крестами за доблесть или вот такие Олендорфы с циркулями и тоже Железными крестами, за измерение черепов? Боюсь, что очень скоро второе станет куда почетнее, чем первое, – заключила она. Дитрих слушал ее молча, глядя в стол. Но скулы на загорелом лице двигались от напряжения.

– Господин группенфюрер, – она услышала за спиной голос Штефана, – оберштурмфюрер Колер по вашему приказанию… Мама? – спросил он изумленно, увидев Маренн.

– Подожди там. – Дитрих показал рукой на соседнюю комнату, где находились адъютанты. – Минуту.

– Яволь.

Штефан вышел, дверь закрылась.

– Вот что, – пристукнув ладонью по столу, Дитрих встал и снова подошел к окну. – Не мне обсуждать решения фюрера, но все это пахнет дерьмом, я согласен. Ты можешь сейчас связаться с Джил? – Он повернулся и внимательно посмотрел на Маренн.

– Думаю, что могу, – ответила Маренн уверенно.

– Тогда скажи ей, чтобы она ехала на Вильгельмштрассе в рейхсканцелярию. Я позвоню Гюнше, адъютанту фюрера. Он аккуратный и исполнительный офицер. Он возьмет у Джил бумагу, а я переговорю с рейхсфюрером. Потом Гюнше сам доведет до Олендорфа его решение. Так будет весомее.

– Спасибо, Зепп. Но времени у нас практически нет, – сказала Маренн с отчаянием. – До выступления «Лейбштандарта», а значит, до начала операции Олендорфа осталось час и двадцать минут.

– Но час-то и двадцать минут есть. – Дитрих усмехнулся. – Ты же сама сказала, мы – солдаты, у нас свой счет, для нас час и двадцать минут – это очень много времени. Можно успеть взять штурмом целый город, а можно потерять. – Он придвинул ей телефон с орлом на циферблате. – Это прямая связь с Берлином. Звони.

– Куда? – Маренн повернулась к Рауху.

– Я думаю, начать надо с Фелькерзама, адъютанта Шелленберга, – предложил он. – Он ее найдет.

Спустя всего лишь семь минут голос Джил зазвенел в трубке. Связь была настолько чистой, что Маренн слышала дочь, как будто она находилась рядом с ней.

– Мама, как ты меня нашла? Ты знаешь, я ничего не могу сделать. – В словах Джил промелькнули нотки отчаяния. – Я очень стараюсь, но ничего пока не получается. Я сейчас у фрау Марты, – сообщила она. – У Нанетты высокая температура, но фрау Марта все равно приняла меня, она понимает, как важна твоя просьба, только… – Джил запнулась, не зная, как назвать по связи рейхсфюрера. – Одним словом, его нет и связаться с ним фрау Марта никак не может. Нет в кабинете, нет нигде, где можно было бы переговорить. – Джил старалась говорить аккуратно. – А Нанетте очень плохо, вот фрау Марта хочет переговорить с тобой. Она в отчаянии, да и я тоже. Мы уже дали все лекарства, которые ты прописывала, но ничего не помогает.

– Джил, дорогая, сейчас я поговорю с фрау Мартой, мы обязательно справимся, – произнесла Маренн, стараясь оставаться невозмутимой. – А ты сейчас возьми бумагу, которую ты составила, и поезжай на Вильгельмштрассе 77.

– В канцелярию? – изумилась Джил. – Меня не пустят. У меня нет пропуска.

– Тебе не надо заходить внутрь. С охраны вызовешь гауптштурмфюрера Гюнше, он будет информирован, и отдашь ему бумагу, а затем будешь ждать в машине, когда он вынесет тебе решение. Сколько тебе понадобится времени?

– На машине – полчаса, мама.

– Выезжай немедленно, – распорядилась Маренн. – А теперь дай трубку фрау Марте.

– Хорошо, мама.

– Не волнуйтесь, дорогая. – Маренн сразу же постаралась успокоить супругу рейхсфюрера, как только услышала ее голос в трубке. – Расскажите мне подробно обо всех симптомах.

– Если нас сейчас прослушивают большевики, то понос у младшей дочки рейхсфюрера – это самая необходимая для них информация перед выступлением «Лейбштандарта», – пошутил Дитрих, подмигнув Рауху. – Сразу ясно, что мы никуда не собираемся. Все заняты тем, как подтереть попку Нанетте.

– Джил будет на Вильгельмштрассе через полчаса, – сообщила Маренн, повесив трубку.

– Ну, теперь мой черед поговорить с Гюнше, – кивнул Дитрих. – Чтобы он взял у нее бумагу и минут через сорок соединил меня с рейхсфюрером. А ты пока поговори с сыночком. – Он кивнул на дверь. – Может быть, он тебе скажет, когда, в конце концов, у него машина заработает. У нас в «Лейбштандарте» это пока никому не удалось выяснить. Просто заколдованный какой-то мотор.

– Хорошо.

Маренн вышла в соседнюю комнату. Штефан сидел на лавке перед столом, за которым расположились адъютант и связисты Дитриха. Увидев мать, встал.

– А ты почему все еще не у себя в дивизии? – спросила она строго. – Ты же мне обещал.

– Но нас так и не починили, мама, – ответил он. – Нужна деталь. Без нее нам ходу километров десять – пятнадцать, не больше. Встанем где-нибудь в поле. Вот ждем, обещали доставить.

– «Лейбштандарт» выступает через полтора часа, ты знаешь? – Она присела на скамью рядом с ним. – Как же так?

– Я знаю, – кивнул Штефан. – А мне долго ждать не нужно. Мне их механик обещал снять с разбитой машины. Там дела – на полчаса. Но долго выясняли, почему не работает. В чем причина. Пришлось мотор разбирать. Только тогда все и выяснилось. Их главный транспортник мне сказал, что я могу выступить с ними, а там перекочую к своим. Мы же параллельно идем. Вот только надо добро Дитриха.

– Все в порядке, Маррен. – Раух вышел из кабинета Дитриха. – Здравствуй, Штефан. – Он пожал Колеру руку.

– А ты-то как тут? Не в Берлине. – Штефан удивился.

– Меня Отто прислал. Маме на поддержку, так сказать, – уклончиво ответил Раух.

– На поддержку? – Штефан вскинул брови. – А в чем дело?

– Иди, тебя Дитрих ждет. – Раух слегка подтолкнул его в плечо. – Хочет узнать, как же у тебя дела с мотором. Долго ли ты будешь болтаться на его шее.

– Готов слезть. – Штефан рассмеялся. – Через полчасика. А как там Альма, мама? – спросил он, вспомнив о спасенной собаке.

– Она поправляется, – успокоила его Маренн. – Хорошо кушает и даже пытается ходить. Ну что? – Едва Штефан исчез в кабинете Дитриха, она вопросительно взглянула на Рауха. – Он дозвонился до Гюнше?

– Да. Он будет ждать звонка от Джил и все сделает, как Зепп попросил его, – сообщил тот вполголоса. – Рейхсфюрер действительно всю ночь провел на совещании у фюрера, и оно, скорее всего, продлится после завтрака. Гюнше обещал Зеппу, как только он получит бумагу от Джил, устроить ему разговор с рейхсфюрером. Хотя бы минуты на три.

– Этого будет достаточно. – Маренн вздохнула с облегчением. – Будем надеяться, Джил ничто не задержит.

Внезапно где-то вдалеке прогремело несколько взрывов – окна в избе задрожали. Потянуло дымом и гарью. Вслед за взрывами разразилась отчаянная перестрелка.

– Это что еще такое? – Дитрих поспешно вышел из кабинета. – Где? – спросил он адъютанта.

– Ориентировочно вот здесь, герр группенфюрер, – тот показал на карте. – В Зеленой Браме. У сторожки лесника, как здесь обозначено.

– У сторожки лесника? – Маренн и Фриц переглянулись.

– Герр группенфюрер, на проводе штандартенфюрер СС Олендорф, срочно. – Связист протянул Дитриху телефонную трубку.