Текст книги "Королева Алиенора, неверная жена"

Глава 9
Праздник Рождества в Бордо

Рождественский праздник в Бордо обещает быть хорошим. Однако мнения об Алиеноре и Генрихе разделились! Некоторые приветствуют прибытие пары доброжелательно, число прошений, подаваемых им, все растет. Генрих весьма ценит Аквитанию. Он женился на самой прекрасной женщине, главное, наследнице этих земель. Став королем Англии, он может повысить цену на это так называемое гасконское вино, которое будет экспортировать в Англию. Кораблей с большим водоизмещением становится все больше, как и барж, соединяющих Жиронду с пристанями[50]50
  Пристани еще строились.


[Закрыть] города.

Более пессимистически настроенные жители Бордо видят вещи в мрачном свете. Они знают Плантагенетов и их аппетиты, прекрасно понимая, что для того, чтобы новый герцог отдал предпочтение винам Гаскони, а не винам Пуату и Анжу, нужно сразу же раскошелиться. Горе Бордо, если Плантагенету не будет оказано гостеприимство, которого он требует. Тогда, как и в Лиможе, он снесет с лица земли фортификационные постройки города, потом вытащит из своего капюшона какого-нибудь анжуйца или англо-нормандца и поручит тому править от имени короля. Он установит свою дисциплину. Осторожно, бравые парни из Бордо, берегитесь нового короля Англии! Он выберет вина архиепископа Жоффруа, если захочет, однако уже поговаривают, что плевать хотел Плантагенет на город Бордо, что его взгляд упал на Онис – конечно же из-за соли, – и теперь он собирается крошечный порт Ла-Рошель превратить в порт по своим меркам. Вот о чем шепчутся приближенные короля. Генрих не любит Бордо, и ему не нравится, что его принимают во дворце Омбриер, где происходила первая свадьба Алиеноры с Людовиком Капетингом.

Стремление воспеть Алиенору подхватывают молодые, и старики чувствуют себя покинутыми молодежью Бордо. Она готовит город к празднованию Рождества. Дворец украшен яркими разноцветными флагами, на ветру хлопают орифламмы[51]51
  Орифламма (фр. oriflamme; лат. aurum, золото, + flamma, пламя) – 1) в средневековой Франции – штандарт, знамя короля; 2) большой флаг, подвешенный на веревке, протянутой поперек улицы между домами. – Прим. пер.


[Закрыть]. Горожан просят собрать мусор у своих домов, но не выбрасывать его в тоненький ручей, бегущий через город. А у выхода из рынка стада гусей и уток, сбежавшие из-под навеса, переваливаясь, бродят по улицам. В ночь под Рождество они получат благословение, как и другие птицы и животные. Перед церковью уже распространяется заманчивый запах разогретого меда, приводящий в восторг детишек, которые в день Епифании будут торговать яблоками в меду, сухофруктами и заработают множество мелких монет. Бордо представит прекрасные, самые свежие плоды своих садов и огородов – последние, которые успели вызреть до холодов: капусту, морковь и сушеные фрукты. Без сомнения, будут опорожнены огромные пеньковые мешки с орехами для приготовления новогодних пирогов. Ожидают детей Алиеноры, которые, безусловно, внесут свежую струю в жизнь города. Все желают заставить герцогиню забыть недавний траур, и женщины молятся за свою герцогиню и за себя.

Однако Алиенора и Генрих не спешат въехать в город. Они пока далеко от него. Как всегда, Генрих любознателен и расспрашивает о том, что характерно для местности, по которой они едут. Выехав из влажных лесов в окрестности Пуатье, к югу, королевская чета видит, как крестьяне строят свою деревню. Быки под ярмом тянут за собой плуги с мощным лемехом, а рядом крепкие приземистые мужчины ударами пик и ломов корчуют пни поваленных деревьев. Все торопятся поскорее закончить дела. С четырех сторон будущей деревни уже возведены круглые прочные хижины, и теперь их покрывали известью; веселые костры внутри домов согревали работников, которые не теряли времени зря: на треножниках варилась похлебка из свинины с овощами. Генрих справился о новых хартиях относительно жилища, согласно которым строились эти новые деревни. Его интересовало все, и Алиенора ценила это любопытство.

Чтобы не закоченеть от холода, они разогрелись у мощных костров угольщиков и снова пустились в путь, положившись на выносливость своих лошадей и предоставив свите следовать за ними, и оказались на широких просторах степей, раскинувшихся на подступах к Гаронне. Однако постепенно прерия уступила место виноградникам – плодам трудов монахов и послушников, расчистивших площади и в течение веков дренировавших песчаную почву с помощью искусной системы ирригации, построенной сначала для выращивания фруктов, а потом винограда.

– Здесь от самого бедного и убого до самого могущественного, – говорила Алиенора своему супругу, – все выращивают виноград. Говорят, что первые черенки были завезены сюда греками. А римлянам лучше всего удавалось размножение черенками дикой лозы[52]52
  Vitis vinifera или praevinifera.


[Закрыть].

В морозном декабрьском воздухе смех и разговор Генриха и Алиеноры создавали вокруг них облачка пара, но они молоды и крепки, и холод не вызывает у них недовольства.

– У нас, – продолжает Алиенора, – еще празднуют Дионисии во время сбора урожая винограда. Красивые молодые девушки носят венки, сплетенные из плюща. Когда виноград убран и уложен на повозки сборщиками урожая, красивый юноша, переодетый в молодого сатира, гоняется за этими вакханками по винограднику, выбирая избранницу своего сердца.

– Вы меня пригласите на сбор урожая, моя дорогая? Вы же переодевались в нимфу в годы безумной молодости? И будучи молодой, уже были замужем за мрачным французским двором!

– Я никогда не переодевалась в вакханку, мой дорогой Генрих. Но я дегустировала критское вино при дворе императора Мануила Комнина в Константинополе. Он нас сильно напоил, и я увидела там, среди звезд, созвездие Диониса.

– У нас в Анжу, – продолжает Генрих, – тоже устраивают охоту за девушками. Хотя вместо Диониса выступает добрый святой Винсент. Вдоль рядов винограда сажают розовые кусты, которые благоухают в мае. К вашим услугам, моя дорогая.

Белая кобыла Алиеноры трется о гнедого красавца-жеребца. Генрих с любовью обнимает супругу. Они едут бок о бок, медленно проезжают виноградники, совершая смотр, словно это передовой отряд перед битвой.

– Вы видите, Генрих, у бордосцев нет ни роз на шапках, ни ветки ракитника (она гладит рыжую гриву своего супруга нежным и красноречивым жестом), но у них есть ивовые побеги, гибкие, с такими мягкими ветками, что их используют как опоры для усиков лозы.

– Наши две страны созданы, чтобы понимать друг друга. Я буду их главой. Но, скажите, много ли денег приносят эти виноградники вашим архиепископам?

– Они получают и более весомые деньги, чем деньги Пуату, например беарнские морланы, а также деньги из Бордо, бордосские дукаты.

– Мы тоже будем чеканить собственную монету, и у нас будут собственные виноградники, Алиенора. Я вспомнил Теотолона[53]53
  Турский епископ с 932 по 945 г.


[Закрыть], который объявил, что сам посадил виноградники, отданные аббатству Сен-Жюльен.

На горизонте показались окрестности Бордо. Королевская чета приближается к городу, чьи укрепления, облепленные деревянными постройками и садами, расположенными террасами, уже обрисовываются на окрестных склонах.

Указывая на пустоши перед ними, Алиенора говорит:

– «Падуены» – участки земли, встречающиеся здесь повсюду, были присвоены жителями, которые пользовались ими, чтобы хоть как-то выжить. Как за пределами, так и внутри Бордо[54]54
  Jean-Marc Soyez. Quand les Anglais vendangeaient l’Aquitaine: d’Alienor a Jeanne d’Arc. Paris, Fayard, 1978. P. 90–92.


[Закрыть], они сжирают жизненное пространство и мешают развитию города, но в то же время необходимы простым людям: те сажают на них капусту.

– Мне остается только завоевать все, что ваши предки упустили, – шутит Генрих[55]55
  Дед Алиеноры, Гильем (Гийом) IX, по прозвищу Трубадур, завоевал свою известность тем, что в два приема потерял графства Лимож, Арманьяк и Фрезенсак, а главное, город Тулузу, которыми он владел.


[Закрыть].– Но займемся теперь самыми богатыми землями, пережившими катастрофу. Может быть, даже в долине Дордони, а также Гаронны. Действительно, нужно ли дарить все эти виноградники вашему архиепископу в Бордо?

– Видите ли, Генрих, они принадлежат ему. Но Тулуза, город моей бабушки Филиппы, была ни за что ни про что конфискована у меня графами Тулузскими.

– Мы вернем Тулузу, Алиенора.

– Вы найдете хороших союзников, чтобы вернуть Тулузу. И прежде всего, это виконтесса Эрменгарда Нарбоннская, моя дальняя кузина, очень дорогая моему сердцу. У нее есть все выходы на море и почти полная монополия на торговлю с Генуей. У виконтессы сложилась репутация отважной женщины, когда она – юная сирота и после смерти брата в 1134 году единственная наследница винконтства, – вступив в союз с королем Арагона, вместе с ним прогнала мавров со своих земель. Эрменгарда окружена двором трубадуров, которые защищают ее крепость, и воинственными и независимыми женщинами, готовыми по первому зову надеть на себя кольчугу, чтобы завоевать победу виконтству Нарбонны и прогнать мавров.

– Теперь я понимаю, откуда в провансальском языке столько гордости, – сказал Генрих.

Глава 10
Приезд Эрменгарды из Нарбонны

Генрих ловко разыгрывает роль нежного супруга и готов пойти на уступки, чтобы получить то, что желает. Но это еще больше выдает его стремление к победам. Он не бежит от конфликтов. Сознательно вызывая некоторые из них, Плантагенет не избегает и остальных, но всегда использует сложившиеся обстоятельства в свою пользу. Настоящее воплощение леопарда с фамильного герба. Но что его страшит, так это измена. «Она может стать фатальной для любого полководца, – не устает он повторять, – если исходит от близкого человека, союзника, который дал присягу в верности».

Недоверие по отношению к окружению не проходит. Несмотря ни на что, он доверяет Алиеноре, она ему необходима. Она принесла ему значительное число владений. Подарила двух прекрасных детей, и она его любит. Он был бы безумцем, не ответив на эту любовь. Генрих еще совсем молодой и не утерял ни капли пылкости, но чувство ответственности возмужавшего с годами человека от этого не стало меньше. Вместе с Томасом Беккетом и друзьями по оружию он чувствует себя во время первых кампаний столь же блестящим, как Александр Македонский. Находясь в семье, чувствует себя постаревшим на десять лет.

Что ему нравится в Алиеноре, так это ее готовность и способность быстро все понимать. В самом начале супружеской жизни он увидел в ее глазах отражение собственного представления о себе как о герое, способном завоевать мир, и это восхитило его. Плантагенет всегда мнил себя героем, и это утешало его и в те времена, когда юному Генриху все приходилось доказывать и когда он видел, что корона Англии едва держалась на головах отца и матери под натиском армии Стефана. Союз Генриха и Алиеноры – это победоносный союз металла и нежности. Когда отношения этой пары находятся в гармонии, оба чувствуют, как их сила удваивается, и они кажутся непобедимыми. Но вмешательство третьего рискует ее уничтожить. Разлука им не мешает, при каждой новой встрече связь между ними становится все прочнее.

В это новогоднее время Генрих чувствует себя бесспорным хозяином своих континентальных государств и государств Алиеноры. Она его упрекнула в том, что он принес вассальную присягу Людовику VII за Аквитанию, Нормандию и Анжу. И не одна она: Робер де Ториньи – старый учитель Генриха – тоже не одобрил это.

– Ну хорошо, моя дорогая, – сказал Генрих, – вы прекрасно знаете, что без этой присяги жители Аквитании никогда не признали бы меня своим герцогом. К тому же во время нашей свадьбы вы сами видели, каково их настроение. Вассальный закон нам дорого обходится, но он может нас защитить.

Король приближается к супруге с видом леопарда, готового выпустить свои когти. И поскольку та принимает позу львицы, он встрепывает гриву рыжих волос и одним движением «лапы» посылает ее на ложе. Действие происходит в комнате в замке Омбриер, где они поселились, несмотря на тени прошлого. Генрих делает вид, что начисто забыл о первом браке Алиеноры, поскольку орифламмами с гербами короля Англии завешены все стены замка.

Молодые жители Бордо желают, чтобы остались позади несчастные годы бывшей королевы Франции, которую они так любят. Генрих, победитель, рассчитывает насладиться своей победой. Его супруга – лакомая и изысканная добыча. Он намерен насладиться по-своему и, занимаясь с ней любовью, ласками доводит Алиенору до полного изнеможения. Затем поднимается с ложа и с безразличием победителя выходит из комнаты. Старику Сальдебрёю[56]56
  Генрих II Плантагенет намеревался оставить Сальдебрёя коннетаблем Алиеноры, но не Аквитании, как раньше, то есть оставить без права принимать решения.


[Закрыть], безусловно завидующему Плантагенету, оставалось только смириться перед авторитетом герцога Аквитании, короля Англии, обожаемого супруга Алиеноры. Никто не мог сопротивляться ему. Старый галльский континент сдался. Однако Генрих остается прежде всего анжуйцем. В данный момент юг его мало интересует. Он снова обращает свой взгляд на Англию, Уэльс и непокорную Бретань.

Перед ним настойчиво маячат образы короля Артура с его гигантским мечом Эскалибур, напоминающим меч Роланда, который сверкает по вечерам, освещаемый тысячами свечей, по дороге на Сантьяго-да-Компостелла и высоту Рокомадура[57]57
  Места паломничества на могилу святого Иакова и к статуе Святой Девы соответственно. – Прим. пер.


[Закрыть]. Ну да! Конечно же Эскалибур! Как еще Генрих мог получить послание Артура, до сих пор живого в умах британцев? Речь идет о том, чтобы принять новые вызовы на битвы и стать новым непобедимым полководцем! Он хочет войти в историю. Супруга уже помогла ему, так как знает летописцев, которые прославят подвиги Плантагенета. Ну да, Алиенора думает, что нашла человека с нужным положением в лице Васа[58]58
  Вас (Роберт де Уэйс или Роберт де Гейс), родился на острове Джерси около 1110 г. После обучения в Париже стал секретарем-чтецом при дворе Генриха II и в стихах описывал жизнь святых. Основные его сочинения, довольно оригинальные благодаря детальному описанию персонажей, – «Роман о Бруте», эпическая поэма о Британии, написанная в 1155 г. и посвященная Алиеноре, и «Роман о Рыжем» – эпопея о герцогах Нормандских. Он был каноником в Байё и умер в Англии в 1174 г.


[Закрыть], который только что закончил свою «Британскую поэму».

– Все Алиенора, Алиенора… – забывшись, Генрих заговорил вслух и в коридоре наткнулся на хрупкую женщину, миниатюрную, с кошачьими повадками. Это была Эрменгарда Нарбоннская.

– Я только что от Алиеноры, – сказал он, – она отдыхает и будет рада вас видеть.

Затем он продолжил свой путь, сообщив слугам и своей свите:

– Седлайте моего коня, мне не терпится поближе познакомиться с этой страной и ее добрым вином.

Эрменгарда Нарбоннская внимательно разглядывает этого человека, который произвел на нее впечатление. Будучи натурой искренней и прямолинейной, она догадывается, что Генрих не раскрывается до конца и под маской ироничного краснобая не чувствует себя уверенным. Интуиция, которая редко ее обманывала, подсказывает, что это незаурядный человек, но коварный и опасный, полная противоположность Людовику, которого Эрменгарда очень ценила. Плантагенет, очевидно, проглотил бы ее одним махом, и виконтесса беспокоилась за свою кузину.

Алиенора вышла из своей комнаты, желая что-то сказать Генриху; ее распущенные волосы струились по спине и груди, тело было еще влажно от удовольствия. Однако Генрих уже не слышал жены. Королеву внезапно окружает целый рой молодых смеющихся девушек, и она не успевает ускользнуть. Это молодые аристократки ее двора. Они замечают, что Алиенора непричесана и волосы не спрятаны под сеткой, как ранним утром. Девушки делают реверанс, готовые отступить, как вдруг перед дверью появляется гибкая фигура элегантного молодого человека. Бернарт де Вентадорн склоняется в глубоком поклоне перед своей королевой.

– Донна, – говорит он, – мы все скромные пастухи, ответившие на призыв Христа, готовы петь об этом божественном рождении и отпраздновать этот дар жизни. Пусть будет благословен день, который обещал мне, что я увижу вас!

В своем волнении он не смог сдержаться, чтобы не попытаться вымолить одобрение королевы, забыв, что подобная попытка уже не раз оборачивалась унижением. Верно, что в игре куртуазной любви, в которую ей нравилось вступать, разница положений не принимается во внимание, воздыхателя судят по его достоинствам, смелости и верности своей даме. Но когда свечи гаснут и каждый занимает свое место, мечты о свободе, как и грезы любви, смутно предчувствуемые, много раз обещанные, исчезают.

Напрасно Бернарт говорил себе, что женщины из высшего света отыгрываются на мужчинах более скромного происхождения, словно мстят за оскорбления и грубость, которые испытывают от своих благородных супругов; он был полон горечи и упреков по их адресу. Бернарт окутывает Алиенору взглядом, полным нежности. Он догадывается, что королева только что была в объятиях своего супруга, но она не стала менее желанной. Юношу охватывает такая сильная ревность, что он готов проклинать своего короля. Алиенора, узнав Эрменгарду, пользуется этим, чтобы покинуть Бернарта и ускользнуть к себе.

– Дорогой юный и талантливый Бернарт, – говорит Эрменгарда, – надеюсь, что вскоре вы появитесь при моем дворе в Нарбонне… если это позволит королева. У меня находится молодой талант по имени Пейре Божье, который желает следовать вашему примеру. Мне и моему труба-дуру вы доставите большое удовольствие, если поучите его.

Вежливо, но решительно отталкивая юных фрейлин, Эрменгарда закрывает за собой дверь.

Бернарт понимает, что его деликатно выпроводили. Как только Алиенора оказалась в своей комнате, молодые женщины расхохотались.

Генрих отправился в город. Он спешит принять до праздника Рождества баронов, преимущественно гасконских, которые выбрали Плантагенета герцогом без ходатайства в его пользу, в то время как другие ожидали его вассальной присяги Людовику, чтобы в свою очередь выразить свою лояльность. Он не собирается устраивать совет в отсутствие Алиеноры, в противоположность тому, как он поступал в Англии. Не следует вызывать возмущение этих воинственных сеньоров, оскорбляя их герцогиню. Они вместе будут творить суд после Рождества. Генрих намеревается сократить свое пребывание здесь, проехав через Лимож, чтобы приказать восстановить разрушенные им стены, а затем отправиться обратно в Англию. Он возвращается в замок, неслышными шагами поднимается в покои, которые делит с Алиенорой, убежденный, что супруги там нет. На пороге он слышит голоса и останавливается, узнав Эрменгарду, которая разговаривает с Алиенорой. Разговор женщин не может оставить короля равнодушным.

– Если ты видела Генриха, то должна была бы понять, почему я избрала именно его, – сказала Алиенора.

– Да, он произвел на меня большое впечатление. Я думаю, ты избрала Плантагенета за его могущество.

– Ты права, он очаровал меня своей серьезностью, отвагой, искренним желанием совершить подвиг, построить империю. Подобные амбиции нечасто встречаются в девятнадцать лет.

– Построить на деньги наших подданных? Это великолепно, но иногда я говорю себе, что мои простые поселяне и небогатые кюре предпочли бы иметь на столе достаточно хлеба, в чугунке немного больше мозговых костей, не таких продуваемых хижин из ивовых прутьев и не таких больших налогов. Я знаю, что твоего Генриха некоторые называют Rex pacificator[59]59
  Король-миротворец (лат.). – Прим. пер.


[Закрыть]. Моли Бога, чтобы это было всегда так. Люди, стоящие у власти, меня пугают, поскольку насмотрелась на них со слишком близкого расстояния.

Видишь ли, я испытывала слабость к Людовику, потому что он заботился о благосостоянии своих подданных. Да, он не умел выигрывать сражения, но доверял людям и смог установить мир. Он был человечным.

– Ну, это его единственное достоинство, – колко возразила Алиенора. – Я никогда не видела, чтобы он что-нибудь делал для королевства, только молился. Его ум был парализован верой.

– Во всяком случае, Людовик признавал в женщинах здравый ум, право на собственное мышление, участие в делах и принятие решений. Он обещал мне подтвердить это право. Признаюсь тебе, что по дороге из Сантьяго-да-Компостелла его хорошо принимали в Монпелье, а также в Тулузе и Нарбонне, потому что целым рядом привилегий он признал власть епископов и мою. Согласись, что бывший супруг легко вернул тебе приданое, хотя это недешево обошлось Французскому королевству. Никогда этого не забывай. Если бы Бернар Клервоский не умер к тому времени, вряд ли ты выпуталась бы почти без потерь.

В этот момент – после короткого и отрывистого стука в дверь – появляется Генрих, у которого пропала охота осторожничать со своей супругой и Эрменгардой.

– Я думал, что вы уже готовы к приему наших баронов из Гаскони, Пуату и Лимузена. Дорогая кузина поговорит со мной о своем виконтстве, пока вы будете собираться.

Неприятно пораженная тоном Плантагенета, Эрменгарда не могла вымолвить ни слова.

– Я слышал, виконтесса, что вам принадлежат самые прекрасные укрепленные церкви на нашем континенте, – небрежно бросил он.

– При нашем плоском побережье, чего бы мы стоили без укрепленных церквей? – ответила Эрменгарда. – Они возвышаются посреди болот подобно бастионам. Иногда их принимают за мечети. Из соображений экономии они были построены и для военного, и для религиозного использования. Епископ Агда также получил разрешение укрепить свой собор. Наши епископы хорошо защищали свое виконтство[60]60
  Около 80 г., действительно, архиепископ Нарбонны Теодард продал имущество своего епископства, чтобы выкупить пленников, захваченных сарацинами, велел накормить голодных и приказал восстановить разрушенные постройки. В 975 г. епископ Лодевский, святой Фулкранд, тоже кормил голодных во время голода, который угрожал его приходу. См.: Histoire generale de Langedoc, составленную монахами домом Клодом де Виком и домом Жозефом Весеттом, Toulouse, Privat. Ill, 1872. Р. 51–52, 173–174.


[Закрыть]. Спасибо небесам, в данный момент оно процветает, – гордо произнесла она.

Эрменгарда разгадала ненасытный волчий аппетит английского короля. Она спешит удалиться, чтобы готовиться к рождественскому празднику. Из своих внутренних покоев, где ей расчесывают волосы, в разговор вмешивается Алиенора:

– Эрменгарда не говорит вам, Генрих, что Нарбонна со времен римлян поставляет самые прекрасные ткани экарлат. Надо сказать, что у Эрменгарды растут хермесовые дубы. Червецы, которые водятся на них, дают знаменитые крупинки нарбоннского экарлата. У нас в Пуату другие богатства: пастель, вино, фрукты и овощи. Имеются также уникальные древние алтари, унаследованные от саркофагов нашей Аквитании и с IX века предназначенные для принятия причастия верующими. Наши эмали добиваются известности и соперничают с кельнскими. Мы с Эрменгардой всегда дружили и никогда не думали о соперничестве между собой.

Выходя из покоев, виконтесса почувствовала, что ее трясет. Проходя мимо святого Христофора, стоящего в нише, она перекрестилась, слегка согнула колени и пробормотала на провансальском языке:

– Святой Кристу. Защитите вашу верную дочь и ее виконтство от всех наводнений Гро, летней лихорадки, от нашествий. Но особенно храните вашу скромную рабу от неподходящих мужей.