Текст книги "Капкан на наследника"

– Не-а. Такая слава рождает особое уважение, особенно среди шпаны, а мне время от времени приходится пользоваться ее услугами.

– Стоит преступному синдикату хоть немного поумнеть, и тебе не сносить головы. Оторвут, как здрасте.

– Да они уже пытались. Однажды. Я и в их кругах заслужил отменную репутацию.

– И как, если не секрет?

– А легко, – хмыкнул он. – Воспользовался твоим именем.

– Неужто оно способно вызвать подобный фурор?

Ал задумчиво улыбнулся и начал копаться в прошлом.

– Ты сам удивишься, Дог. Они послали трех отъявленных головорезов, чтобы те порубили тебя на куски, и ни один не вернулся. Пропали, и все тут. Ни слуху, ни духу. Даже тел не нашли. Просто исчезли с лица земли, испарились, как будто и не было вовсе на свете таких людей. Но в течение трех дней с момента каждого исчезновения то чья-то вилла сгорит, то приключится несчастье с чьей-нибудь морской яхтой: возьми и утони ни с того ни с сего. Да, чуть не забыл того малого из Неаполя, которого накрыли парни из французского Сопротивления, яснее ясного доказавшие, что он воевал на стороне нацистов, и которого нашли повешенным на колокольне церкви, получившей от него немало денег.

– Что-то никак не пойму, о чем это ты, приятель, – округлил я глаза.

– Куда тебе! – В голосе Ала сквозил неприкрытый сарказм. – Скажем так, шарады – мой конек. Разве ты не пытаешься рискнуть и покинуть свое поле деятельности?

– Ал, у тебя воображение разыгралось.

Мой собеседник недвусмысленно кивнул, вперившись в меня своими буравчиками.

– Надеюсь, ты тоже им не обделен. Кто-то очень похожий на тебя неслабо наследил там. И здесь тоже. Ты – эхо, Дог, долгое и громкое. Почему не вернулся домой, как все остальные нормальные парни?

– Ненавижу, когда меня пинают, словно футбольный мячик, малыш.

– Да с твоими мозгами, старина, ты вполне способен подмять под себя всю эту шарашкину контору «Баррин индастриз».

– Все, чего я хочу, – это мои десять кусков, – сказал ему я.

Ал отрезал еще один кусок салями, очистил с него шкурку и вытащил из холодильника две холодные банки пива, открыл их и протянул мне одну.

– Уверен, что не хочешь генуэзской колбаски?

Я отрицательно покачал головой и принялся за пиво. Вкус был великолепный, прохладный напиток приятно покатился по горлу в желудок.

– Только отчет, старина, остальное оставь себе.

– Знаешь, в стародавние времена ты мне больше нравился. Теперь ты стал мерзким ублюдком, – сказал Ал.

Ему не было нужды вытаскивать бумаги и заглядывать в файлы. Все, что надо, хранилось в его главном компьютере – его собственной голове, все факты, события, все до мелочей. Дожевав салями, Ал на мгновение уставился в окно, а потом перевел свой взгляд на меня.

– Хочешь детального анализа?

– Нет, только твое мнение.

– Угу. Ладно. В общем, так, «Баррин индастриз» до сих пор не сдает своих позиций, хотя какой-то мерзавец из SEC успел запустить туда свои грязные лапки. Компания пользуется поддержкой правительства, имеет государственные контракты и помощь со стороны стародавних инвесторов, которые всегда считали твоего деда величайшим из всех живущих на земле коммерсантов. Но с другой стороны, фабрика стоит на краю пропасти. Оборудование давным-давно устарело и работает только потому, что в свое время твой старик настоял на том, чтобы закупить все самое лучшее. Был, правда, момент, когда «Баррин» могла взлететь на небывалую высоту. В то время как раз ввели контроль за загрязнением окружающей среды, и два весьма преуспевающих сотрудника разработали очень интересный побочный продукт производства, на поверку оказавшийся гораздо более ценным, чем основной. Но стоило этим двоим появиться на пороге с чем-то действительно потрясным, как твои милые родственники Альфред и Деннисон решили надуть изобретателей, присвоив себе их авторские права, и писали кипятком, когда те уволились, а через год умерли, унеся в могилу свой огромный секрет.

– И что это было?

– Ты все равно не поверишь.

– Попытайся убедить меня, вдруг получится.

– Так и быть, скажу. Антигравитационное устройство.

– Да ладно тебе, Ал, таких вещей не существует.

– Я же предупреждал, – с улыбкой откинулся тот в кресле. – Дог, я видел его собственными глазами. Маленький шарик, похожий на металлический, который остается там, куда ты его положишь. Или повесишь. На полу, в трех метрах над землей... где хочешь. Кинь его, и он будет лететь вечно. Останови, и мячик замрет на месте.

– Что ты говоришь!

– Вот черт, да ты просто бесчувственный урод. Ты хоть представляешь, что это означает?!

– Ясное дело.

– Тогда скажи хоть что-нибудь!

– Я рад, что они унесли свой секрет в могилу.

– Это открытие стоило миллиарды и триллионы, Дог.

– Фигня-мигня на постном масле. Правительство обязательно конфисковало бы его. Или кто-нибудь силой выбил бы из этих несчастных их тайну. Слава богу, у них хватило ума поступить так, а не иначе.

– Ты ведь не поверил ни одному моему слову?

– С чего ты взял?

– Потому что это не произвело на тебя абсолютно никакого впечатления.

– Ал, у меня и без гравитации забот полон рот, не хватает еще антигравитации. – Мой рот расплылся в улыбке. – Хотя, идея действительно чертовски интересная. Берешь, к примеру, девицу, и...

– Опять ты за свое!

– А что? Не нравится? Тогда вернемся к «Баррин индастриз».

Ал взглянул на меня, неодобрительно покачал головой и криво усмехнулся:

– "Баррин" – банкрот. Все имущество, которое имело хоть какую-то ценность, давно заложено-перезаложено, и теперь закладывать больше нечего. Осталось только подбирать объедки с барского стола, потому что крупные контракты им больше не по карману. Более-менее приличные товары превратились в недостижимую мечту, да и те контракты, которые они сумели выбить, находятся под угрозой срыва. Фабрика не имеет ни малейшей возможности уложиться во временные рамки. Плюс ко всему твои братцы втянули «Баррин» в одну аферу, которая непременно добьет их, и тогда стервятники накинутся на компанию и разорвут ее в клочья. Как говорят, прожуют и выплюнут, и даже косточек не останется.

– Что за стервятники, Ал?

– Слыхал когда-нибудь о некоем Кроссе Макмиллане?

Я глухо рассмеялся, вытряхнул сигарету из открытой пачки, валявшейся на столе, и прикурил.

– Конечно. Его отец с моим дедом были заклятыми врагами. Кросс появился на свет, когда его папаше перевалило за шестьдесят, и прослыл самым отъявленным мерзавцем в округе. Однажды этот сукин сын избил меня только за то, что я помог одной куколке донести пакеты до машины. Он был лет на восемь старше меня и ухлестывал за ней, вот и не хотел, чтобы кто-то влез между ними. Считал себя крутым.

– И ты подложил ему в машину хлопушку?

– Не-а. Просто однажды пробил камнем его дурацкую башку и удрал, только пятки сверкали. Кросс так и не смог догнать меня.

– Ну, дружок, считай, вместо тебя он догнал твоих кузенов. Он и есть самый большой стервятник. Теперь у него столько деньжищ, что он не знает, куда их девать, миллионами разбрасывается. Спит и видит, как заполучить «Баррин индастриз».

– И черт с ним. Пусть подавится.

– Но тогда ему достанутся и твои десять кусков.

– Хрен ему!

– Можешь не верить, если не хочешь. – Ал потянулся, отрезал себе еще один кусочек колбасы и с явным удовольствием откусил от него. – Поживем – увидим.

– Куда они делись, Ал?

– Деньги?

Я кивнул.

– Плохо ты знаешь своих братцев.

– Так расскажи мне. За этим я сюда и явился.

– Кто платит, тот и заказывает музыку. – Он проглотил очередной кусок, отрыгнул и запил все это дело пивом. – Но это, как ты выражаешься, все равно что вытаскивать скелеты из шкафов.

– Сам же сказал, что я плачу. Мне и музыку заказывать.

– Ладно, Дог, – сказал Ал. – Это твои похороны, тебе и решать.

– Цветов не надо, пожалуйста.

– Как скажешь. Значится так, если ты помнишь, все акции «Баррин» остались в семье... по крайней мере, это касается контрольного пакета.

– Пятьдесят семь процентов, – подсказал я ему.

– Точно. И согласно завещанию, ни твой драгоценнейший кузен Альфред, ни Деннисон не имеют права продать их.

– Верно.

– Каждому досталось по пятнадцать процентов, а остальное было поровну поделено между Ведой, Пэм и Люселлой. Старикан считал, что им надо иметь хоть что-то, чтобы они могли спокойно выбрать себе достойных мужей.

– Да уж, – состроил я кислую гримасу. – Знаю. Что ж, это им удалось. Всем, кроме Веды.

– Помнишь их?

– Даже слишком хорошо, дружище.

– Кто знает, мог и забыть. Они ведь намного старше тебя. Кстати, припоминаешь, каким пороком страдала Веда?

– Играла в кости?

– Что ты, Дог, с тех пор дамочка далеко ушла вперед. Сестрица Веда открыла для себя Лас-Вегас. Она связалась с какими-то молодцами из Нью-Йорка и несколькими умниками из Гаваны. Так и было, друг мой, и секс тут абсолютно ни при чем. Твоя чокнутая сестричка профукала все, что имела, и заложила все, что могла. Теперь проматывает проценты с той небольшой суммы, которую выиграла в самом начале, пока госпожа Удача еще улыбалась ей. Если бы не это, твоя двоюродная сестричка Веда давно бы ходила с протянутой рукой или раздвигала ноги за деньги.

– Глупая дамочка, – пробормотал я. – Да ее тело и гроша ломаного не стоит! Вряд ли нашлись бы охотники платить.

– Вот тут ты не прав. Ты слишком давно не видел ее, Дог. Я полагаю, что она смогла бы добиться определенного успеха на этом поприще. Морри Шапиро не раз оплачивал ее счета, да и Хамильтон тоже, тот, который связан с театрами. Эта дамочка знает, что делает. Настоящая проныра. И довольно хороша собой. Ума нет, но остальное все при ней. И я слышал, талантлива в этом деле как сам черт. Настоящая секс-машина... иметь ее – все равно что заполучить новенький антикварный автомобильчик. Стиль, прекрасное исполнение, цвет, только вот немного состарившаяся.

– Таким образом, остаются Пэм и Люселла.

– Об этих и говорить нечего. История стара как мир. Муж Пэм, Марвин Гейтс, дал втянуть себя в гигантскую аферу: пытался профинансировать одну весьма сомнительную операцию. Считай, по доброй воле засунул свою голову в петлю, а Пэм его вытащила. Заплатить за муженька или всю оставшуюся жизнь ездить к нему на свидания в тюрягу, другой альтернативы не было. Пэм выбрала первое, и взамен получила личного раба, который целует ее в задницу и предпочитает помалкивать, пока женушка не позволит ему высказать свое мнение. Она сама выбирает, где и когда муженек откроет свой ротик и что при этом произнесет. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Вспоминая сексуальные предпочтения Пэм, я просто уверен, что понимаю, – сказал я. – А как насчет Люселлы?

– Слишком много шика. Но однажды она проснулась и увидела, что весь ее шик превратился в пшик. Ривьера, Париж и Рим остались лишь в воспоминаниях. Тот малый, за которого она вышла... как его там?

– Саймон.

– Ну да, Саймон... так вот, она пустила с молотка его пони для игры в поло, вслед за лошадками отправились гоночные автомобили. Саймон свалил в Мехико, получил там развод и женился на какой-то престарелой дамочке, а Люселле не осталось ничего, как только без конца разглядывать фото Ривьеры, Парижа и Рима.

– Грустная история.

– Так и есть, – вздохнул Ал. – Но весьма типичная. Кто сказал, что от нищеты до нищеты – три поколения?

– Какая-то весьма умная задница, – глубокомысленно покачал я головой.

– В общем и целом дело обстоит именно так, – продолжил Ал. – Альфред и Деннисон не в курсе всех эти перипетий. Они ведут дела в полной уверенности, что акции милых сестриц все еще у них на руках, и зорко следят за ними, чтобы при случае попытаться подмять их под себя. И ни один из братьев даже не пытается перекупить их... не то чтобы они не хотели... просто не могут, вот и все. Продать-то больше нечего. Ал и Денни оказались владельцами тридцати процентов пустоты, да еще этот Кросс Макмиллан сидит у них на хвосте. У него и так уже куча акций, которые он прибрал к рукам после смерти первоначальных инвесторов, и если дело дойдет до настоящей драки, то и остальные козыри окажутся у него.

– Может, и нет.

– Да ладно тебе, Дог! Твои славные кузины спустили все до последней акции, и нет никакого сомнения в том, что они разлетелись по всему свету. Теперь эти листочки не значат ровным счетом ничего, просто мусор, кусочки резаной бумаги, какой дурак станет принимать их всерьез?

– О, как знать, старина, как знать. Нельзя быть настолько самоуверенным.

Ал долго сверлил меня взглядом, у него даже морщины на лбу появились от усердия, с которым он пытался проникнуть в мои мысли. Видно, это ему все же удалось, потому что он в конце концов припечатал:

– Они у тебя.

– Почему бы и нет? – пожал я плечами. – Как ты сам выразился, это был просто мусор.

Ал снова одарил меня своим пристальным взглядом:

– Макмиллан тебя убьет.

Я оскалился в улыбке.

– Он хочет все, и «Баррин индастриз», и Мондо-Бич... все... И могилу твоего деда в придачу.

– Да пошел он к черту, этот Макмиллан!

– От него так легко не отделаться, Дог. Говорю же тебе, это стервятник. У него и деньги, и власть. Для него «Баррин индастриз» – всего лишь еще одна игрушка, с которой можно вволю позабавиться. Этот парень давно уже вышел на международный уровень. Он в состоянии купить все, что пожелает.

Я поглубже затянулся, с удовольствием вдохнув ароматный дым, забычковал сигарету и отправил окурок в пустую банку из-под пива.

– Почти все, Ал. Или ты и об этом знаешь?

– Да стоит тебе даже искоса взглянуть на его жену, и ты труп, дружище. ТРУП!

– А я и не собирался. Просто хотел сказать, что есть вещи, которые не купить.

– Ты совсем свихнулся, Дог. Эти двое без ума друг от друга. С самого первого дня своего знакомства.

– Да знаю я.

– Конечно, разницу в возрасте никуда не денешь. Но не такая уж она и большая, и даже черти в аду в курсе, что они по уши влюблены.

– Я вообще не это имел в виду! – не выдержал я.

– Что тогда?

– Ладно, забудь, ничего такого, что имело бы слишком большое значение в свете текущих событий.

Некоторое время мы сидели и молча раскачивались в креслах-качалках, разглядывая Бродвей за окном. К северу от Тридцать четвертой улицы черное грозовое облако начало заволакивать Эмпайр-Стейт-Билдинг.

– Дождь будет, – произнес я.

Впервые в жизни я наблюдал Ала Де Веччио в подобном состоянии. Он просто оцепенел от страха, а на лице читался неприкрытый ужас. Как будто он попал ногой в лисью нору, а та оказалась полной дерьма.

– Не стоило мне отвечать на твое письмо, – сказал он.

РАЗМЫШЛЕНИЯ. АЛ ДЕ ВЕЧЧИО

Кем же он стал? Тебе кажется, что за долгих четыре года войны ты узнал человека вдоль и поперек, а он появляется и перечеркивает все твои представления. И того парня, с которым ты лез под пули, больше не существует.

– Скажи, друг, ты ведь хотел полетать на «спите», разве не так?

– Прямо сейчас?

– В самом деле, майор, если бы не эта девочка... дочурка одного из ваших сенаторов... как раз такая, какую я всегда хотел, прямо из-за океана, ну и все такое... понимаешь? Так вот, это новенький «Марк-13», и на нем ни одной царапины.

– Вооружен?

– До зубов, майор.

– А что, если я наложу в штаны...

– Да пошел ты, майор, я получаю их в полной боевой готовности. Выбора все равно нет. «Бинзи», «джерри» и «таг» заняты. Они тоже неплохи. На их счету не меньше двенадцати бомбардировщиков, можно сказать, почти новенькие, но не забывай, дорогой мой мальчик, ты же хотел погонять на «спите»... так что не крути носом.

– И мое время нигде не регистрируется?

– Зуб даю, майор. Мне и самому не хотелось бы лезть на рожон. Представь себе, что вы с летным хирургом просто отправляетесь в командировку за пределы части. Что скажешь, а?

– Неплохо!

– Плохо только, что вы, ребята, так часто сменяете друг друга. Эта война потрясает воображение, – сказал он. – Признайся, майор, почему тебе не хочется возвращаться домой?

– Это длинная история, друг мой. И как ты сам только что выразился, война потрясает воображение. Но я и в самом деле всегда хотел полетать на «Спите». Как эта колымага в действии?

– Сам знаешь, майор. Только не забудь найти мне пустой «мустанг» для следующего налета на Нюрнберг. Есть там один фермерский домик, в котором живет пренеприятнейший сукин сын, воткнувший мне вилы в задницу, когда я спланировал с парашютом на его разлюбезную собственность. Еле ноги унес. Если бы не та красотка из-за реки, та самая, которая всегда была неравнодушна к сынам Джона Булля[3]3
  Джон Булль – прозвище англичан.


[Закрыть], не сносить бы мне головы. Неплохая тогда вышла остановочка.

– Вы, англичане, просто психи, – сказал Дог.

– Но ты должен признать, что очень решительные при этом.

– Несомненно, особенно если надо завалить дочь американского сенатора.

– О, просто пытаемся наладить отношения со своей бывшей колонией, майор. Наслаждайся «Спитом», старина. Мой ординарец все подготовил. Буду премного благодарен, если доставишь его назад более-менее невредимым. У старого Снарли глаз наметан на такие детали, как дырки от пуль, и он знает, что моя новый вертолет еще не объезжен, ясно?

– Ясно.

– Ну, тогда адью.

* * *

– Дог, – спросил я его, – зачем ты продлил свой срок? Тебе же давным-давно пора было сваливать. Неужели тебе и в самом деле по вкусу эта безумная драка?

– Здесь есть чему поучиться, – сказал он мне. – Или ты, или тебя. Если сейчас получить все сполна и если удастся выжить, то все остальные трудности жизни покажутся детской игрой.

* * *

И он выжил. Хотел бы я найти подтверждение тем слухам, которые просачивались из Европы последние двадцать лет. Но с другой стороны, это совершенно не важно, потому что вся эта чепуха не имеет никакого отношения к тому Догерону Келли, которого я когда-то знал. Хорошие парни не меняются. Да и слухи-то гроша ломаного не стоят. Кто-то рассказывал о неизвестном, ужасно опасном человеке, который сумел одним движением руки послать к черту весь послевоенный теневой бизнес и слинял, сняв сливки с отпетых жуликов. Воспользовался штатовскими деньгами, предназначавшимися для зачисток, для того, чтобы подорвать экономику. Никто не желал говорить о том, что произошло после этого. Потом был еще один, «El Lobo»... Волк... который втерся в доверие к международному финансовому жулью и обошелся с ними так, как они того заслуживали. Дог и Волк. Очень похоже. Разница только в том, что Дог не силен в математике, плюса от минуса не отличал. Не мог решить ни одну навигационную задачу, когда надо было воспользоваться бортовым компьютером или вычислить курс. Если бы у него не было врожденной, прямо-таки голубиной, способности определять время, расстояние и направление, он даже шляпой в пол не смог бы попасть, не то что долететь до места. Но чутья у него не отнять, и этот малый всегда попадал куда надо и возвращался обратно, иногда вел за собой пару-другую самолетов, а однажды – даже целую эскадрилью наложивших в штаны сосунков, но подсчитать, сколько их было, не смог. Смех, да и только! Да о чем это я, когда он в английских фунтах не смог разобраться, не говоря уж о франках. Вся валюта, кроме американских долларов, представлялась ему детской забавой, а чужие деньги – фантиками от конфет. В Европе он признавал только натуральный обмен и превыше всего ценил сигареты и шоколадные батончики.

Но как бы то ни было, Дог сильно изменился. Этот его чертов взгляд. Все видит, все замечает. И двигается как-то странно, всегда знает, кто у него сзади, кто сбоку, странным образом чувствует, кто где находится, и стоит кому-то двинуться с места, он уже в курсе и готов к атаке.

Два Дога? Три? И такое возможно. Он приходил сюда, и снова придет. Я всегда любил покопаться в темных углах и теперь обязательно докопаюсь до истины. Просто должен. Мне любопытно. И надеюсь, что мне понравится то, что я вытащу на свет.

Но боюсь, что все получится наоборот.

Глава 5

Я никогда не мог понять, почему людям так не нравится дождь. Если день хмурый, немного сырой, то все тут же начинают ворчать. Женщины закрываются в четырех стенах и принимаются терзать телефоны; их мужья словно приклеиваются к стойкам бара и зависают в пивных с обеда и до позднего вечера; те немногие, кто отважится выйти на улицу, готовы перегрызть друг другу горло из-за такси, а водители последних находят какое-то садистское удовольствие, наблюдая за этой грызней. Но черт подери, дождь – это здорово! Он очищает. Хороший ливень для Нью-Йорка – единственная возможность прополоскать рот, и наш город хохочет от счастья и бормочет от удовольствия, когда весь мусор смывает в канализацию.

На Парк-авеню я повернул к северу и прошел дюжину кварталов до старого Тритчетт-Билдинг, узнал у вахтера номер офиса Чета Линдена и поднялся на лифте на шестой этаж. Завидев посетителя, он обнажил в улыбке свои белые зубы, указал на кресло, закончил телефонный разговор и развернулся ко мне.

– Утрясаешь проблемы, Дог?

– Одни исчезают, другие появляются. Город и в самом деле сильно изменился.

– Не в лучшую сторону.

– Это точно, – согласился я с ним. – Когда приехал?

– Сегодня как раз неделя. Но уже до чертиков соскучился по Лондону. Ну как, получил свои десять кусков?

Я выудил из пачки последнюю сигарету и прикурил.

– К ним прилагаются кое-какие условия. И они касаются моего морального облика.

– И что, не удастся пройти тест? – Довольная улыбка озарила лицо моего собеседника.

– Вряд ли.

– Что за разговор для такого скорого на руку человека, как ты, – ухмыльнулся он. – Кроме того, я вообще не понимаю, на кой хрен они тебе сдались?

– Скажем так, это дело принципа.

– Ясно. Пускаешь псу под хвост наиважнейшую операцию в Европе, чтобы в игрушки поиграть. Не то чтобы мы были неблагодарными свиньями, дружище. Ты сослужил нам немалую службу, но я до сих пор не уверен, что нам понравится твое решение выйти из игры. Ты – железный кулак в нежной бархатной перчатке, способный контролировать всех и вся. И пока еще мы не нашли тебе достойную замену, хоть кого-то мало-мальски приближающегося к этому идеалу.

– А как же Пурселл?

– Слишком грубый, не умеет обходить углы. Может, через год и дозреет.

– Монтгомери?

– Рассчитываем на него. Если справится с новым заданием, то вполне может сгодиться. Кстати, мы нашли еще немного акций «Баррин индастриз» у малыша Вудринга, и он с радостью продал их нам по сходной цене. Это наш тебе подарок, и, насколько мне известно, они последние. Больше нигде ничего не всплывет. Знаешь некоего Кросса Макмиллана?

– Угу.

– Он тоже охотился за ними, но наша цена оказалась выше, и малыш сплавил бумаги нам прежде, чем Макмиллан успел понять, в чем дело. – Чет помолчал немного, а потом хмуро поглядел на меня. – За чем ты охотишься, Дог?

– Всего лишь за моими десятью кусками.

– Отчего-то у меня складывается такое впечатление, что тут пахнет большим весельем.

– Тогда не мешай мне веселиться, Чет.

– Ладно, хрен с тобой. Только не слишком шуми. Жалобы нам абсолютно ни к чему. На континенте все тихо-мирно, Джон Булль вернулся в большую политику, а ты теперь – просто легенда. Мафия провела в своих рядах чистку, несколько массовых захоронений – и теперь даже Интерпол от души наслаждается этим зрелищем, и им совершенно безразлично, как такое вообще могло произойти. Если бы они только знали!

– Но мы ведь не скажем, правда? – подмигнул ему я.

– Ясное дело, нет, мой чокнутый друг. Другая сторона слишком хорошо вооружена. – Чет наклонился вперед и навалился на стол. – Как ты думаешь, тебе потребуются прежние связи?

– Вряд ли, но на всякий случай не обрубай концы.

– Боюсь, веселье затянется.

– Не дрейфь, старина, просто я привык к ним и мне так легче. Кроме того, никогда не знаешь, что случится завтра.

– Да уж, – саркастически протянул он. – Так что же у нас там по плану?

Я бросил взгляд на часы и лениво развалился в кресле.

– Сегодня небольшой сабантуйчик. Видать, будет весело.

– Твой приятель Шей показывает тебе город?

– Ли считает, что мне следует влиться в струю.

– А тебе следует?

– Это тебе не старушка Европа, Чет. У них тут все задом наперед. А девки...

– Все девки одинаковы, Дог.

– Те, которых ты находишь, – да.

– Меня называют Счастливчик Линден. От моих малышек абсолютно никаких проблем. Все чистенькие, очень тихие и очень расчетливые. У тебя же всегда все кувырком. Никак не могу взять в толк, что эти шикарные телки в тебе находят? По-моему, они должны бежать без оглядки, как только завидят твою рожу.

– У меня есть класс.

– У тебя много чего есть, но, видно, это только дамочки способны унюхать.

Я осклабился и затушил окурок.

– Где бумага, которую надо было подписать?

Чет выдвинул ящик стола, вытащил оттуда три листочка с печатным текстом и толкнул их в мою сторону.

– Пустые линии, Дог. Три автографа – и ты свободен, словно птица в полете. Если и в самом деле решишь воспользоваться прежними связями, то делай это только в самом крайнем случае. С этого самого момента ты вне игры. Окончательно и бесповоротно. Мой офис закрывается сегодня, остальные уже сменили место дислокации. Все старые номера и явки аннулированы, и наши люди поставлены в известность, так что теперь ты не больше чем простой прохожий.

– Картина ясна, Чет. Я знаю правила.

– Может, ты все же упустил кое-что из виду, Дог?

– Что именно?

– Тебя хотели прихлопнуть. При голосовании перевесил всего один голос, и вот тебе просто дают пинка под зад.

– Твой голос, Чет?

– Мой, Дог.

– Почему? Не знал, что ты такой сентиментальный.

– Вовсе нет. Просто не хотелось видеть, как один за одним полягут наши лучшие кадры, прежде чем им удастся расправиться с тобой. Из двух зол выбирают меньшее.

Я нахлобучил шляпу, улыбнулся ему и направился к выходу.

– Дог, – позвал он.

– Что?

– Я много думал об этом еще задолго до этого голосования, – сказал он мне напоследок.

В конце концов я добрался до квартиры Ли. В ожидании моего возвращения он разогревал в духовке замороженный ужин. Пара коктейлей явно сгладила все углы, и Ли приветствовал меня идиотской улыбкой, которую я слишком хорошо помнил. Он критически осмотрел меня и покачал головой:

– В этом городе есть метро и такси, старина. Или ты забыл, как ими пользоваться?

– Я гулял.

– Не смеши меня. Гулял в новом костюме?! Надеюсь, хоть плащ помог.

– Отличная вещь. Брюки высушу и поглажу потом.

– Где ты был?

– Улаживал кое-какие дела.

Улыбка сошла с его лица, и мой друг замахал руками:

– Ничего не рассказывай мне о них, Дог. Даже слышать о них не желаю, что бы там ни было.

– Черт, да ты все равно не поверишь.

– Как пить дать, – схватил он меня за руку и потащил к бару, смешал коктейль и протянул его мне со словами: – Послушай, Дог, насчет сегодняшнего вечера...

– Расслабься, я не собираюсь ставить тебя в неловкое положение. Кроме того, я же говорил тебе, что уже встречался с Уолтом Джентри.

– Да я не о себе переживаю. Это разношерстная компания, Дог. Что касается меня, то я их всех хорошо знаю. Мы говорим на одном языке. Но стоит появиться кому-то, кого они никак не могут вычислить, они сразу показывают клыки. Эти людишки везде пытаются сунуть свой любопытный нос и знают, как раскопать кое-что интересное. Боюсь, что они примутся за тебя, дружище.

– А что раскапывать-то? – Я попробовал коктейль, одобрительно кивнул и отправил в желудок полстакана.

– Ну, например, насчет тех денег.

– Пусть позвонят в банк, и дело с концом.

– Дог, я не шучу. Там будет эта малышка Мерриман, которая ведет в газете колонку светских сплетен, и Дик Лаген, этот все время крутится в Вашингтоне...

– Ради бога, Ли, не такая уж я и сенсация. Не гожусь для программы новостей.

– Не новости, Дог... просто что-то новое. Да еще этот твой вид.

– Какой вид?

– Да такой, как будто ты и впрямь можешь оказаться сенсацией. Слушай, знаю я их...

– Рад за тебя. Как обстоит дело с дамочками?

– Ты можешь думать о чем-нибудь, кроме баб? Раньше у тебя на уме были только полеты... а теперь совершенно неожиданно ты превратился в дамского угодника.

Я прикончил коктейль и удовлетворенно крякнул:

– С ними приятно проводить время.

– Извини за повторение, но ты просто чокнутый. Окончательно и бесповоротно!

– Это не ответ на вопрос.

Ли беспомощно пожал плечами и присосался к бутылке шотландского виски.

– Каждая нью-йоркская светская львица прискачет сюда. Только не надо говорить мне этого.

– Чего этого?

– Что это хорошая компания для такого старого дога, как ты.

Я от души расхохотался и позволил Ли налить мне добавки.