Текст книги "Считается убийством"

Глава седьмая

Мистеру Делакорту нужна была помощь, я бросился к нему, но меня отпихнула Синтия, и я ухватился за каминную полку, чтобы не упасть. Я вспомнил, что Хелена Луиза говорила, что Синтия – медсестра. Мысль, что мистеру Делакорту будет оказана профессиональная помощь, меня успокоила.

Синтия достала из кармана пиджака мистера Делакорта пузырек, быстро открыла его и вытряхнула на ладонь маленькую таблетку. В следующую секунду она сунула таблетку ему под язык.

Еще секунду дыхание мистера Делакорта оставалось тяжелым, но постепенно он успокоился, лицо порозовело. Синтия взяла его под руку, подвела к дивану, где сидел Хьюберт, и усадила. Мистер Делакорт кивнул ей снизу вверх, и она отступила в сторону.

– Спасибо, Синтия, – слабым голосом произнес он.

Тут появился Трутдейл – может быть, его позвал кто-то из семьи? – и подал хозяину стакан воды. Мистер Делакорт улыбнулся и сделал глоток, Трутдейл смотрел на него, не скрывая тревоги. Синтия снова села рядом со Стюартом.

Все это время я чувствовал себя довольно неловко, а бедняга Дизель боялся высунуться из-за моих ног. Я заметил стул возле дивана, где сидела Дафна, и уселся на него, Дизель поставил передние лапы мне на колени, и я стал гладить его по голове и тихонько утешать.

Все молчали, и я переводил взгляд с одного члена этой странной семьи на другого, пока их внимание было приковано к мистеру Делакорту. Чувствовал ли кто-нибудь из них угрызения совести из-за того, что довел его до приступа? Потому что мне показалось, что именно их выходки и вызвали приступ.

Дизель сел рядом со мной, я продолжал его гладить.

Наконец, Дафна нарушила молчание:

– Джеймс, милый, как ты? – ее голос звучал неуверенно.

Мне бы не хотелось, чтобы на меня смотрели так, как Джеймс Делакорт на сестру. Она съежилась в углу дивана и отвела глаза, я тоже отвернулся на секунду, очень уж неприкрыто проявились их чувства друг к другу.

Мистер Делакорт снова заговорил, уже громче и не без яда в голосе:

– Дафна, как я могу себя чувствовать, когда вы позорите меня и друг друга перед гостем? Вы все должны извиниться перед мистером Гаррисом за свое отвратительное поведение.

Мне захотелось забиться под диван: Хьюберт смотрел так злобно, словно это я был во всем виноват, Стивен разглядывал то, что зажал в кулаке, Дафна ко мне даже не повернулась, а Элоиза пребывала где-то в собственном мире. Синтия смерила меня таким холодным взглядом, что я с трудом усидел на месте. Я терпеть не мог подобные выяснения отношений и всерьез задумался, хочу ли помогать мистеру Делакорту с инвентаризацией, потому что видеть это семейство каждый день – определенно выше моих сил.

Извиняться никто не стал, и я был этому даже рад: лучше уж сделать вид, что ничего не произошло.

– Принести вам еще что-нибудь, сэр? – Трутдейл все еще маячил за хозяйским плечом.

– Чаю, – ответил мистер Делакорт. – Мистер Гаррис, хотите чаю?

Я на секунду замешкался, потом взял себя в руки и сказал:

– Да, благодарю. Со сливками и двумя кусочками сахара.

Все в той же тишине Трутдейл сделал нам чай. Я негромко поблагодарил его, он едва заметно поклонился и вернулся к дивану, на котором сидел мистер Делакорт. Тот спокойно сделал глоток чая, помолчал, потом сказал:

– Я пригласил мистера Гарриса и Дизеля, чтобы вы познакомились с ними. Мистер Гаррис – специалист по редким книгам и каталогам, и я поручил ему работу с моей коллекцией. Слишком давно я не устраивал там инвентаризации, вот и решил привлечь профессионала.

Все на меня уставились, и мне снова стало ужасно неловко. Я смотрел на каждого по очереди с мыслью, что вора, возможно, выдаст настороженная поза или выражение, но мне не повезло. Если расхититель коллекции и был среди них, он себя не выдал. Элоиза оставалась погруженной в свою реальность, а лица остальных были совершенно непроницаемыми.

Вдруг я понял, что молчание затянулось. Мистер Делакорт выжидательно смотрел на меня.

– Я буду рад поработать с коллекцией, – сказал я, пожалуй, слишком воодушевленно. – Не сомневаюсь, что она очень интересная, – я запнулся, не находя, что бы еще сказать. – Да, и я буду приводить с собой Дизеля. Ручаюсь, он никому не помешает. Он привык всюду ходить со мной, а я привык, что он рядом.

Тут я сурово велел себе заткнуться и прекратить болтать.

– Дизель у нас желанный гость, – сказал мистер Делакорт тоном, не допускающим возражений. – Мне очень не хватает кошки в доме.

– А на обед я, пожалуй, хочу салат с тунцом, – заявила Элоиза, вспорхнула с табурета и устремилась к дверям.

Хьюберт скривился, потом негромко обратился к дяде:

– Ее давно пора сдать в Уитфилд, дядя Джеймс. С каждым днем она ведет себя все более странно, неужели вы не замечаете?

От этих разговоров о семейных делах мне захотелось провалиться под землю. В Уитфилде, недалеко от Джексона, столицы штата, находилась государственная психиатрическая лечебница.

– Вздор, – отрезал мистер Делакорт. – Это всего лишь небольшие причуды. Здесь Элоиза чувствует себя прекрасно. И я больше не хочу это обсуждать, Хьюберт.

Хьюберт перевел взгляд на меня:

– А вы что скажете? Как по-вашему, это небольшие причуды, или она сумасшедшая?

Стюарт избавил меня от необходимости отвечать:

– Ну, конечно, сумасшедшая, Хьюберт. Разве женщина в здравом уме вышла бы за тебя замуж? – И он засмеялся.

– Стюарт, не надо так говорить, – Дафна тяжело вздохнула. – Ты же знаешь, как это меня огорчает.

– Прошу прощения, тетя Дафна, – с сарказмом ответил Стюарт. – Надеюсь, вы не собираетесь упасть в обморок? Принести вам нюхательные соли? Или сразу вылить ведро воды на голову?

– Прекратите немедленно! – лицо мистера Делакорта снова покраснело, он часто дышал.

Неужели они нарочно стараются довести его до приступа? Я боялся, что, если и дальше так пойдет, они своего добьются. Трутдейл героически не отходил от хозяина; я надеялся, что нитроглицерин больше не понадобится.

– Прошу прощения, – пробормотал Стюарт, но без особого раскаяния.

Хьюберт злобно смотрел на дядю. Дафна сидела на диване в полном изнеможении. Может быть, она и в самом деле на грани обморока? Никто, кроме меня, похоже, не обращал на нее внимания.

Дизель тронул меня лапой за ногу, я посмотрел на него и встретил внимательный взгляд. Он всегда чувствовал общее настроение, и здесь ему не нравилось. Эта внутрисемейная пикировка смутила нас обоих. Я опять его погладил, чтобы успокоить.

Я пытался придумать, как бы нам обоим выбраться из этого неприятного положения, но в голову приходил только один способ – встать и заявить, что мы уходим.

Как ни странно, обстановку разрядила Синтия Делакорт.

– У вас, наверное, очень интересная работа, мистер Гаррис. В колледже большое собрание редких книг?

Я с благодарностью улыбнулся ей.

– Да, у нас есть коллекция книг первых американских типографий, много первых изданий с автографами писателей южных штатов, особенно здешних, из Миссисипи. Еще в колледже хранятся архивы нескольких выдающихся выпускников. А еще небольшое собрание дневников времен до и после Гражданской войны.

– Вроде литературного дневника Мэри Бойкин Честнат[13]13
  Мэри Бойкин Честнат (1823–1886) – американская писательница, автор знаменитого дневника периода Гражданской войны.


[Закрыть]? – оживился мистер Делакорт.

– Да, очень близкие по содержанию, но, разумеется, менее известные, – я улыбнулся. – Когда я был куратором этого собрания, несколько аспирантов с кафедры истории защитили по ним диссертации, но ни один из дневников не опубликован.

Я ответил мистеру Делакорту и Синтии еще на несколько вопросов о том, что есть в архивах. Ни Хьюберт, ни Дафна не проявили ни малейшего интереса к теме нашего разговора: Дафна то расправляла платье, то потирала виски, а Хьюберт угрюмо пил чай. Стюарт был, похоже, занят мобильным телефоном, но хотя бы не разговаривал по нему – соблюдал видимость приличий.

Я поглядывал на часы над каминной полкой. Минуты еле-еле ползли, и я размышлял, когда нам с котом можно будет ретироваться, чтобы это не показалось невежливым. С большей частью собравшихся я бы обошелся без церемоний, но мне не хотелось ответить грубостью на гостеприимство мистера Делакорта. Не зря у меня в роду несколько поколений южных дам; мои прабабки перевернулись бы в гробу, если бы я в гостях обидел хозяина, и неважно, что перед этим произошло.

Через полчаса я решил, что правила хорошего тона соблюдены, и поставил пустую чашку на поднос. Дождавшись паузы в разговоре, я повернулся к мистеру Делакорту и сказал:

– Спасибо, что пригласили меня, но, пожалуй, я уже злоупотребил вашей добротой, – я встал, Дизель потерся об мои ноги. – Мы с Дизелем будем рады вас видеть в понедельник.

Мистер Делакорт медленно встал. Выглядел он довольно усталым, но в голосе звучала сталь. Он протянул мне руку, и я ее пожал.

– Приходите в девять, Чарли.

– Хорошо, сэр. До встречи.

Я кивнул на прощание остальным, и Трутдейл бесшумно вышел, чтобы проводить меня. В гостиной было тихо, но как только мы вышли и Трутдейл закрыл за нами дверь, до меня донесся сердитый мужской голос. Наверно, мистер Делакорт объяснял родственникам, как следует вести себя при гостях.

Мы с Дизелем направились домой, и меня мучил вопрос – приходить в понедельник или все-таки держаться подальше от этого неприятного и в высшей степени странного семейства.

Глава восьмая

Оказавшись дома, в тишине кухни, я наконец расслабился. Даже Дизель, повеселев, потрусил в кладовку. Я сел за стол и попытался собраться с мыслями и решить, как быть с ужином.

Я с удивлением заметил, что настенные часы показывают только четверть шестого. Чаепитие у Делакортов, оказывается, продолжалось вовсе не сто лет.

Встав, чтобы заглянуть в холодильник, я увидел записку под магнитом. Послание от Шона было лаконичным: он все еще не отдохнул с дороги и ушел наверх, спать. О своем ужине он позаботится сам, когда проснется.

Я положил записку на стол и нахмурился. Путешествие, наверное, и правда утомило Шона, и я подозревал, что до отъезда из Хьюстона он много недель плохо и мало спал. Но, возможно, это был способ избежать расспросов о том, почему он бросил работу и приехал в Афины.

Если бы он только доверился мне! Меня тревожило, что он держится со мной так сухо и отстраненно. Когда-то мы были друг к другу ближе, но как вернуть те времена?

Эти мысли и занимали меня, пока я ужинал. Дизель составил мне компанию и не отходил, пока я ел – отчасти в надежде выпросить кусочек жареной курицы. Я, как всегда, был благодарен и рад его обществу. Людям, у которых нет домашних животных, не понять, как глубоко мы, хозяева, привязаны к питомцам, а они к нам.

В девять часов вечера Шон так и не появился, и я отправился спать. Дизель, как ни странно, не разыскивал ни его, ни Данте. Вообще-то ему нравится общество, но в этот вечер он от меня не отходил. Он вытянулся на своей половине кровати и крепко спал.

Я погасил свет и попытался последовать его примеру, но сон не шел, я не мог унять сумятицу в мыслях. Полчаса с книжкой вернули мне спокойствие, и я задремал.

Проснувшись, я обнаружил, что Шон уже побывал на кухне. Кофейник был наполовину полон, на столе лежала воскресная газета. Его машина по-прежнему стояла перед домом, но его самого не было ни на первом этаже, ни на веранде.

Мы с Дизелем позавтракали вдвоем, я просмотрел газету. Поднимаясь наверх, чтобы переодеться перед тем, как пойду в церковь, я посмотрел на дверь в комнату Шона, надеясь, что мне удастся с ним поговорить. Но дверь была закрыта, и, если он снова заснул, я не хотел его будить. Может быть, застану его, когда вернусь.

Я оставил на холодильнике записку, где я и когда меня ждать обратно. В прихожей Дизель с надеждой смотрел, как я направляюсь к двери, но церковь была, пожалуй, единственным местом, куда я его не брал. Я его погладил и объяснил, что скоро вернусь, а он что-то проворковал ответ. Думаю, он прекрасно понимал, что его оставят дома, но не удержался, чтобы еще раз не проверить мою силу воли.

По случаю весенних каникул народа на межконфессиональной службе в церкви колледжа было немного. Главной темой проповеди священник выбрал терпение – именно то, о чем мне полезно было вспомнить, особенно в отношении Шона. Я внимательно слушал и к концу проповеди почувствовал себя готовым принять ситуацию с сыном.

Домой я шагал в умиротворенном и даже приподнятом настроении, тем более что день выдался чудесный. Закрывая за собой входную дверь, я услышал звуки из кухни.

Шон в поношенных спортивных трусах и дырявой фуфайке стоял у плиты спиной ко мне. Дизель и Данте сидели рядом на полу и с живейшим интересом наблюдали за ним.

– Привет, Шон, – сказал я. – Как самочувствие?

– Получше, – ответил он, не оборачиваясь. – Я решил заняться обедом, чтобы освободить тебя хоть раз от готовки. Ничего особенного, но я думаю, что тебе понравится.

Пахло очень соблазнительно. Я подошел к плите посмотреть, что он готовит. На большой сковороде тушились четыре обжаренные куриные грудки с нарезанными помидорами, луком и брокколи. Шон добавил щепотку соли и перца, хорошенько все перемешал и накрыл сковородку крышкой.

– Минут через двадцать будет готово, – сказал он и отошел от плиты. – В принципе, это и есть обед, но если хочешь чего-нибудь добавить, в холодильнике полно салата.

– Того, что ты приготовил, вполне хватит, – ответил я. – Пахнет изумительно. Я и не представлял, что ты такой кулинар, думал, ты обедаешь в ресторанах.

Шон поскреб щетину на подбородке.

– Да, но мне надоели рестораны. И денег жалко. Пришлось освоить несложные блюда, – он прошел мимо меня. – Пойду быстро приму душ и побреюсь, а ты помешай еще пару раз, окей? Я минут через двадцать спущусь.

Данте весело побежал за ним.

– Ладно, – я нахмурился, глядя вслед Шону, немного огорченный его холодностью.

Но я постарался не слишком поддаваться этому чувству. Снял пиджак, повесил на спинку стула, ослабил галстук и засучил рукава. Дизель поглядел на меня и ушел в кладовку. Когда Шон, как и обещал, вернулся через двадцать минут, я стоял у плиты, помешивая мясо на сковородке. Данте бежал рядом с хозяином и смотрел на него, задрав голову.

Вымытый и выбритый, в джинсах и белой рубашке Шон выглядел теперь намного лучше. Теперь я мог рассмотреть его, и мне показалось, что выглядит он отдохнувшим. На лице уже почти не оставалось следов усталости, которые были заметны накануне.

Он встал рядом и заглянул в сковородку.

– Ну, все. Надеюсь, ты готов приступать. Я точно не откажусь.

От него пахло чистотой и мылом, и только рубашка чуть заметно отдавала сигарой.

– У тебя одежда дымом пропахла, – сказал я на автомате.

Шон выпрямился и отступил в сторону.

– И что, ты собираешься меня каждый день за это пилить? Если хочешь, я буду выходить курить нагишом, тогда и одежда вонять не будет.

– Не кипятись, – сказал я. – Я не жаловался и не говорил, что ты воняешь.

Тут я понял, что на самом деле все-таки жаловался. Пока Шон так обидчив, нужно осторожнее подбирать слова.

– Да ну? – Шон поднял бровь. Я навидался этого выражения лица, еще когда у него был переходный возраст, и терпеть его не мог.

– Правда. Я просто обратил внимание. Вспомнил деда, папиного отца. Он умер, когда тебе было три, так что ты его, наверное, не помнишь. Он тоже курил сигары до самой смерти, а прожил восемьдесят четыре года.

– Ишь ты, – ухмыльнулся Шон. – Тогда, выходит, это семейное.

– Только проявляется не в каждом поколении, – ехидно уточнил я. – Ну что, доставай тарелки, или возьмем пиалы? Я разложу твою стряпню.

Я достал из ящика шкафа большую ложку.

– Данте, сидеть, – строго сказал Шон пуделю, который суетился у его ног. Он подошел к буфету и достал тарелки. – В духовке чесночный хлеб. Когда ты освободишь плиту, я его выну.

Данте сел, Дизель подошел, обнюхал его, и по-кошачьи царственно уселся рядом. Оба внимательно смотрели, как я выкладываю на тарелки курицу и овощи. Шон принес ножи, вилки и салфетки, потом достал из холодильника бутылку пива. Я налил себе чаю со льдом.

Еда получилась вкусная, и я от души похвалил Шона.

– Расскажи свой рецепт Азалии, она их собирает.

Бровь опять взлетела вверх:

– Ага, как же. Спит и видит, как поучиться у меня готовить.

Он подцепил вилкой кусок курицы и отправил в рот. Интересно, это жизнь под одной крышей со мной так на него действует, что он превратился в подростка? Мне не нравились его развязные манеры.

– Ну-ка, не начинай грубить, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало весело, а не строго, хотя, кажется, у меня не очень хорошо получилось.

– Да ладно тебе, пап. Я просто удивился. Азалия фантастически готовит, зачем ей такой простой рецепт? – Он указал пустой вилкой на тарелку.

Неужели мое предложение поделиться рецептом прозвучало слишком снисходительно? Тогда понятно, почему Шон ощетинился.

Я решил, что пора сменить тему.

– Вчера у Делакортов я замечательно попил чаю.

– И как они, совсем психи? – посмеиваясь, спросил Шон. – Твоя Хелена Луиза считает, что это очень странная семья.

– Хелена Луиза была права. Мистер Делакорт милейший, культурный человек. Но его родственники!.. – я вспомнил вчерашний день и покачал головой. – Вот, например, когда я входил в дом, по главной лестнице спускалась Элоиза Моррис, жена Хьюберта, племянника мистера Делакорта. И на ней было платье с кринолином прямо как в «Унесенных ветром», – я рассмеялся. – А когда она увидела нас с Дизелем, то заявила, что у них в доме нет крыс и мышей.

Шон расхохотался и на миг стал совсем мальчишкой.

– Да, это уже не странности, а полноценные заскоки! А остальные?

– В остальных хуже всего то, что они все время скандалят. Да еще при гостях. Очень неприятное впечатление, – я поморщился.

– Да уж, ты такого не любишь.

– Не люблю, – согласился я. – Хотя бы потому, что так себя вести неприлично. Теперь я даже не знаю, идти к ним завтра или нет.

– А почему бы и не сходить? – Шон казался недовольным, и я не мог понять, почему. – Какая разница, ты-то будешь работать в библиотеке? Если не останешься на обед, ты их, наверное, вообще не увидишь. А от чая в следующий раз можно и отказаться.

– Это верно, – видно было, что я не дождусь от сына сочувствия.

Но я понимал, что сочувствие мне ни к чему, и ощущал себя довольно глупо. Встреча с Делакортами все-таки выбила меня из колеи. Я собирался сказать об этом Шону, как вдруг заорала музыка. Воздух сотрясла песня группы «Queen» «Еще один повержен в прах».

– Извини, – буркнул Шон и вытащил из кармана джинсов мобильный телефон, посмотрел на экран и сквозь зубы добавил слово, которого я предпочел не расслышать. – Я сейчас.

Он вышел в холл, Данте выбежал за ним. Бедный пудель не мог прожить без Шона ни минуты.

Я встал, чтобы налить себе еще чая, и услышал, как Шон говорит по телефону; он недалеко отошел от двери, и я невольно услышал часть разговора:

– Прекрати мне звонить! Ничего я тебе не должен, и мне плевать, что ты думаешь.

Глава девятая

Налив себе чаю, я вернулся к столу. Здесь Шона не было слышно. У сына личный разговор, и мне никто не давал права подслушивать. Тут Шон вернулся, и было заметно, что он злится.

– Ты расстроен? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Звонят всякие придурки со старой работы, – он сел. – Данте, а ты что скачешь? Сидеть!

Пес сел, услышав суровый тон хозяина. Рядом со мной мяукнул Дизель, и я почесал его за ухом. Мне казалось, что расспросам про бывших коллег Шон не обрадуется, и я решил не напрашиваться на грубый ответ.

Шон посмотрел на еду почти с отвращением, будто разом потерял аппетит. Он встал, выкинул еду в мусорное ведро под раковиной, а тарелку поставил в мойку.

– Потом вымою, – сказал он, обошел стол и щелкнул пальцами: – Ну что, Данте, пойдем погуляем?

Пудель встал и завилял хвостом. Дизель навострил уши, он тоже знал слово «гулять».

– Если ты не против, Дизель хочет с вами, – сказал я.

– Отлично. Я посижу на веранде за домом, выкурю сигару, а ребята пусть погоняют во дворе.

– Хорошо, – я проводил взглядом его и «ребят», которые не отставали ни на шаг.

В остальном день выдался тихий. Я ответил на электронные письма, дочитал книгу. Через пару часов ко мне в комнату пришел Дизель, запрыгнул на кровать и сладко там проспал до ужина. На некоторое время и я составил ему компанию.

Вечером, спустившись на кухню, я обнаружил на холодильнике еще одну записку. Шон куда-то ушел, забрал Данте и велел не беспокоиться о его ужине. Я огорчился, но ничего не поделаешь: нужно дать Шону время самостоятельно разобраться в своих чувствах и справиться с проблемами. Нельзя забывать, что восстанавливать силы он пришел ко мне. Когда-нибудь – я надеялся, что этот момент настанет в ближайшее время, – он сам будет готов мне все рассказать.

Мы с Дизелем провели вечер в тишине, в моей комнате. Дизель еще поспал, а я почитал. Около восьми я услышал, как вернулся Шон. Моя дверь была открыта, но я зря надеялся: ко мне он не заглянул.

На следующее утро, часов в семь, когда мы с Дизелем спустились на кухню, там уже хлопотала у плиты моя домоправительница Азалия Берри. Ей было под шестьдесят, и двадцать из них она проработала у моей тети. В некотором смысле тетя Дотти оставила мне Азалию в наследство – вместе с домом. Когда я сюда переехал, Азалия встретила меня и объявила, что тетя Дотти поручила ей вести у меня хозяйство. На этом вопрос, с ее точки зрения, был решен. Моего мнения не спрашивали, но, признаться, я даже не ожидал, что присутствие домоправительницы настолько облегчает жизнь.

Особенно по утрам в понедельник, когда на столе меня ждала горка оладьев, нарезанная ветчина и чашка горячего кофе, а возле тарелки лежала газета.

– С добрым утром, Азалия, как поживаешь? – Я сел завтракать, а Дизель прошмыгнул в кладовку.

Азалия откликнулась, не отрываясь от плиты:

– Помаленьку, мистер Чарли, помаленьку. А вы как?

– У меня все отлично, – сказал я. – После такого завтрака весь день будет прекрасным.

– Мужчина должен утром как следует позавтракать.

Азалия положила оладьи на тарелку, добавила ветчины и поставила ее передо мной. – А если ваш сын будет и дальше разлеживаться, завтрак ему достанется холодный.

– Откуда ты знаешь, что… – начал я и сам сообразил. – Ну, разумеется – машина.

Азалия даже не стала отвечать, а повернулась обратно к плите.

– Я не знаю, спустится ли он к завтраку, – сказал я. – Он спит допоздна. Мне кажется, он переутомился на работе, и приехал отдохнуть. Кстати, он привез собаку, маленького пуделя. Его зовут Данте, – как обычно в разговорах с Азалией, меня несло от одной темы к другой.

– Все равно он должен обедать вовремя, – сказала та. – А собака пусть только попробует испачкать чистые полы, сразу отправится во двор.

Я украдкой улыбнулся, хотя Азалия все еще стояла ко мне спиной. У нее определенно были глаза на затылке и этим она напоминала мне мисс Тенни, мою учительницу в начальной школе, та тоже не пропускала ни одного движения в классе.

– Данте, кажется, умеет себя вести, и Шон исправно выпускает его во двор.

Дизель вернулся под стол и лег у моих ног. От Азалии он держался на расстоянии, а еще надеялся получить у меня кусочек оладьи или ветчины, но, если бы я решил поделиться своим завтраком с котом, Азалию бы это не обрадовало.

– Всем привет! Я понял, что вы здесь, мисс Азалия, потому что учуял что-то потрясающе аппетитное. Умираю с голоду, – Шон вошел на кухню. Данте побегал вокруг, увидел под столом Дизеля, радостно тявкнул и кинулся здороваться с приятелем. Дизель посмотрел на него и положил ему лапу на голову. Пудель улегся, и Дизель стал вылизывать ему ухо.

Шон выдвинул стул и сел. Он не побрился, но выглядел вполне прилично в джинсах и вчерашней рубашке с засученными на три четверти рукавами.

Азалия посмотрела на наших питомцев и покачала головой:

– Тоже мне, собака называется.

Шон засмеялся:

– Он очень славный. И обещаю, что от него не будет грязи.

– Смотрите мне, – предупредила Азалия. – Ешьте, завтрак стынет, – она пристально посмотрела на него. – Вам надо как следует есть, вон как щеки ввалились. Ну да я это исправлю.

– Вас понял, – Шон улыбнулся Азалии, и я увидел, как она перестала хмуриться. – Обожаю оладьи на завтрак. Но четвертый не нужен.

Он принялся за еду. Азалия с минуту смотрела, как он режет оладьи и густо поливает их сиропом, и довольная удалилась в комнату для стирки.

– Вкуснее оладьев в жизни не ел. Ну, не в жизни, но с Рождества точно, – Шон положил себе еще.

Теперь придется быть начеку: как бы не набрать лишнего веса, если Азалия возьмется откармливать Шона. Я и так сражался с растущим брюшком, потому что калорий она не считала – не могу сказать, что я был в претензии, но зарядку теперь делал чаще, чем до переезда в Афины.

Шон посмотрел вниз:

– Нет, Данте, я тебе ничего не дам. А то Азалия нам обоим голову открутит.

Пудель сидел, полный надежды, а Шон продолжил завтракать. Я посмотрел, что делает Дизель; он все так же лежал у моих ног. Главное, чтобы они не попадались на глаза Азалии, и все будет хорошо.

– Спросишь насчет Делакортов? – поинтересовался Шон. – Твоя приятельница говорила, что Азалия у них работала. Может, она расскажет, сколько у них на самом деле в мозгах винтиков не хватает.

– У кого винтиков не хватает? – Азалия вернулась на кухню и услышала конец фразы.

– У Делакортов, – сказал Шон, прежде чем я успел ответить. – Нам сказали, что вы у них работали.

Азалия кивнула.

– Лет двадцать пять назад. Но недолго. Старая миссис Делакорт, мать мистера Джеймса и мисс Дафны, была сущим наказанием. Вечно ей все не нравилось. Как разойдется, так и кричит на всех с утра до вечера.

– Тогда понятно, что вы там не задержались, – сказал Шон.

– А с чего это вы вдруг спрашиваете про Делакортов?

– Джеймс Делакорт попросил меня провести инвентаризацию его собрания книг. Вчера я был приглашен к нему на чай и познакомился с его родственниками. – Я помолчал, подбирая выражение помягче. – Они вели себя довольно странно.

Азалия покачала головой:

– Вы бы поосторожнее, как к ним пойдете, мистер Чарли. Бывают же такие люди. Все до единого – оторви да брось… Один только был ничего: мистера Делакорта дворецкий. Вот он работящий. Если вам что понадобится, сразу к нему идите.

– Я вчера его видел, – сказал я. – Мне показалось, что он прекрасно исполняет свои обязанности. Но он, конечно, не из наших мест.

– Англичанин, кажется. Мистер Делакорт его давным-давно привез, когда бросил колесить по заграницам и вернулся домой в Афины. Говорят, он у себя в Англии в театре играл. Вот уж точно настоящий артист, может на себя такого виду напустить! – Азалия взяла кофейник и подошла к столу, чтобы снова наполнить наши чашки.

– Я буду работать с мистером Делакортом в библиотеке, и надеюсь, что с остальными буду встречаться нечасто.

– Вот и правильно, – сказала Азалия, ставя кофейник на место. – Только сдается мне, что они вас в покое не оставят. Зуб даю, начнут выспрашивать, чем это вы заняты. Чуть речь о деньгах, так у них ушки на макушке, а я слышала, что книги мистера Делакорта стоят очень много.

– Так и есть, – сказал я, помедлил, но все-таки поддался любопытству и спросил: – А что, Элоиза Моррис правда не в своем уме, или притворяется?

Азалия сложила руки на груди и некоторое время глядела на меня.

– Я ее помню совсем худенькой, того и гляди ветром сдует. В семнадцать лет она вышла за эту бестолочь, мистера Хьюберта – года за два до того, как я нанялась к старой миссис Делакорт. – Лицо Азалии смягчилось. – Всегда так вежливо со мной разговаривала. Вот уж не знаю, зачем она породнилась с этой семьей.

– А странности у нее уже тогда были?

Азалия имела привычку иногда забывать, о чем идет разговор, и я решил, что наводящий вопрос не помешает.

Она поморщилась.

– Говорят, ее мать много лет держали взаперти. Бывает, как скинет все с себя и разгуливает по плантации в чем мать родила. Мисс Элоиза, бедняжка, должно быть, в нее пошла.

– Тогда все понятно.

Мне стало жаль Элоизу Моррис.

– Сейчас у них в кухарках моя подружка Лорена, – сказала Азалия, – иногда рассказывает всякое. Если бы мистер Делакорт не платил ей по-царски, она давно бы оттуда ушла.

– По-моему, мистер Делакорт хороший человек, – заметил я. – Жаль, что у него такие странные родственники.

– Это яблочко тоже недалеко от яблони укатилось, мистер Чарли, – загадочно сказала Азалия. – Не слишком-то ему доверяйте.