Текст книги "Подвиг подплава Балтийского флота. Боевые действия в Финском заливе. 1943 г."

Отчасти это объяснялось массированными ударами, нанесенными немецкой авиацией по аэродромам о. Лавенсари и Борки в ночь на 26 мая. На протяжении двух часов 46 немецких бомбардировщиков сбросили на лавенсарский аэродром по 700 2-кг осколочных авиабомб каждый. Повреждения получили 8 самолетов (семь И-153 и один И-15бис), был убит 1, тяжело ранены 2 и легко 16 человек. С наступлением рассвета и до полудня аэродром Борки подвергся трем налетам истребителей-бомбардировщиков Fw.190. В течение дня они вывели из строя еще восемь Ил-2 и шесть истребителей[80]80
  ОЦВМА. Ф. 46. Д. 12337. Л. 321, 323.


[Закрыть]. Для единственного штурмового авиаполка это были весьма чувствительные потери.

В начале третьей декады мая ситуация в глазах штаба КБФ выглядела следующим образом: Щ-303, по-видимому, погибла, а Щ-408 продолжала прорыв через Финский залив. В Кронштадте в готовности к выходу находились Щ-406 и С-12. Еще 12 мая Военный совет КБФ распорядился о переводе туда до 18-го числа оставшихся лодок 1-го эшелона – С-9, К-52 и выделенной на замену С-4 субмарины Д-2. С-9 перешла в Кронштадт в ночь на 18 мая, но нуждалась в доковании для установки обрусовки и изоляции, так что не была готова до конца месяца, остальные так и остались в Ленинграде – Д-2 до 12 августа, К-52 до конца кампании из-за недостаточных глубин на обходных фарватерах между Ленинградом и Кронштадтом. Из состава следующей группы – Щ-307, Щ-318, Щ-407, которую Военный совет потребовал перевести в Кронштадт до 1 июня, – в ночь на 27 мая перешли Щ-318 и Щ-407, но их высылка в море с учетом срока окончательной готовности уже теряла всякий смысл. Таким образом, единственным реальным усилением 1-го эшелона могли стать Щ-406 и С-12, операция по проводке которых к Лавенсари началась вечером 23 мая.

Если политико-моральное состояние экипажей первой пары подлодок было вполне удовлетворительным, а на Щ-408, впервые выходившей в поход, даже высоким, то об экипажах второй пары этого сказать было нельзя. Тяжелые потери 3-го эшелона 1942 г., слухи о гибели Щ-303 и Щ-408, а также катастрофа Щ-323 породили у моряков настроения обреченности и подозрения в том, что командование проявляет полное безразличие к их судьбе.

«В день выхода ПЛ Щ-406 и С-12, – писалось в политдонесении (прил. 1.6), – среди личного состава этих подлодок имели место случаи грубых нарушений воинской дисциплины и нарушений организации службы…

Причины всех этих явлений:

1. Слабость работы командного состава и отсюда – крупные недостатки в организации…

2. Настроение обреченности, безнадежности. Эту обреченность вслух высказали 3–4 человека («нам все равно»), но факт пьянки в день отхода лодки (Щ-406. – Авт.) характерен в этом смысле. С другой стороны, люди старались обрести уверенность в победу с помощью диких вещей: на С-12 настроение личного состава было поднято обнаружением крысы на лодке. Считается почему-то, что, раз крысы не ушли с корабля, значит, он не погибнет.

3. Слабость политической работы. Я считаю ошибкой то обстоятельство, что командам лодок мы не разъяснили, в частности, обстановку на море. Мне кажется, что люди преувеличивают опасность»[81]81
  ЦВМА. Ф. 702. Оп. 33с. Д. 17. Л. 284–285.


[Закрыть].

В результате Щ-406 задержалась с выходом с Кронштадского рейда, и С-12 ушла с эскортом одна. «Щука» догнала отряд лишь спустя 15 минут после того, как он уже прибыл к месту дневной покладки субмарин на грунт у Шепелевского маяка. К счастью, это не привело ни к новым потерям, ни к утрате скрытности. Без происшествий прошел и переход к о. Лавенсари в ночь на 25 мая, хотя из-за плохой организации встречи со стороны ОВМБ подлодкам пришлось ложиться на грунт непосредственно в бухте Норре-Капельлахт с опозданием на 45 минут относительно графика. В связи с неясностью обстановки их выход в море был отложен на неопределенный срок.

Впрочем, именно в этот момент в штаб БПЛ начали поступать данные, подтолкнувшие к принятию новых решений. В 01.05 25 мая комбригу Верховскому доложили текст радиограммы, только что принятой от Щ-303: «Возвращаюсь в базу. Задержите ПЛ ПЛ Мохни»[82]82
  Там же. Ф. 161. Оп. 43. Д. 139. Л. 339.


[Закрыть]. В таком виде радиосообщение вызвало у командования больше вопросов, чем понимания ситуации. Сразу же на «щуку» было направлен запрос о ее состоянии и причине задержки с выходом в открытое море. Следующей ночью, 26 мая командир Щ-303 капитан 3-го ранга И.В. Травкин попытался дать ответ, но сделал это в свойственной ему сверхлаконичной манере: «Ш=59.41,1 с. ш., Д=24.26,6 в. д. попал в сети. Повреждений не имею». В штабе бригады решили, что за сутки «щука» перешла из района о. Мохни к о. Найссаар, где и попала в противолодочную сеть. Фактически же встреча с «Вальроссом» состоялась еще во второй половине 19 мая, и теперь потерявший веру в успех Травкин двигался не на запад, а в противоположном направлении. От развертывания остальных лодок 1-го эшелона он считал необходимым отказаться.

Из имевшейся на тот момент у командования информации такой вывод не следовал. Наоборот, получалось, что обе первые «щуки» успешно форсировали Гогландский рубеж и теперь пытались выйти за пределы залива. Это стало основанием для возобновления подготовки к выходу С-12 и Щ-406. Последнюю планировали вывести в точку погружения уже в ночь на 28 мая, но из-за недостаточного заряда батареи срок перенесли на сутки. Для форсирования «Зееигеля» планировалось использовать маршрут, которым выходила Щ-408, а район постановки обнаруженной Щ-303 сети рекомендовалось обогнуть в 2,5 мили к югу. Также произошли изменения и в указаниях по связи. Щ-406 не должна была доносить о проходе отдельных рубежей в Финском заливе, а сообщить только о выходе в открытое море, после чего сделать подробное донесение шифром об обстановке на всем маршруте форсирования.

В ночи на 27 и 28 мая штаб БПЛ продолжал безуспешно запрашивать Щ-303 о месте ее нахождения и состоянии. Травкин считал, что сообщил уже достаточно, и сохранял скрытность. Если бы немцы и финны действительно обладали подразделениями радиоразведки, выходы в эфир могли дорого стоить командиру и экипажу «щуки», но таких подразделений у противника в кампанию 1943 г., к счастью, не имелось. Лишь в ранние часы 29 мая с Щ-303 была получена третья радиограмма: «Мое место Ш=59.58,5 с. ш. Д=25.16 в. д. Нарген сильная ПЛО. Старшина трюмных попал в плен. Кислорода два баллона. ПАМ не работает». С получением этого сообщения стало ясно, что положение, в котором оказалась «щука», гораздо сложнее, чем считалось ранее, и у командира действительно есть основания настаивать на возвращении в базу. Продолжительность темного времени сильно сократилась, запасы средств регенерации заканчивались, а вражеская противолодочная оборона, если и не преследовала непосредственно подлодку, не давала ей возможности пополнять запасы электроэнергии и воздуха. Фактически обстановка была еще хуже, но во всех деталях она стала известна, только когда Щ-303 вернулась в базу.

Вкратце со «щукой» за прошедшие дни произошло следующее: после окончания зарядки у Вайндло за 17 и 18 мая субмарина продвинулась на запад и утром 19-го приступила к форсированию Нарген-Порккалауддского рубежа. В 04.38 она коснулась минрепа[83]83
  Интересно отметить, что в документах вышестоящих инстанций эта запись из донесения командира ПЛ трансформировалась в «коснулась правым бортом какого-то металлического предмета». Формально Травкин не имел оснований считать каждый трос, которого коснулась подлодка, минрепом, но и командование, в свою очередь, не имело никаких оснований утверждать, что он им не являлся.


[Закрыть]. Часом позже акустик начал докладывать о странном звоне, а затем – об ударах волн о неизвестный подводный предмет. К 06.55 предмет был идентифицирован как находящаяся прямо по курсу противолодочная сеть. Пеленгование издаваемых сетью шумов на большом расстоянии косвенно указывало на ее размеры, толщину и материал изготовления тросов. Помимо звона прослушивались шумы винтов многочисленных сторожевых кораблей и катеров. Опасаясь шумопеленгования проходившими в непосредственной близости кораблями, Травкин стал чередовать движение на запад с покладками на грунт. В 11.36 командир всплыл под перископ и обнаружил в 5–6 милях впереди по курсу пять сторожевых корабля и четыре катера, а в одной миле – ряд небольших буев. Плотность электролита к тому времени сократилась до 15 градусов Боме. Наконец, в 18.15 субмарина уперлась в сеть. Силой противодействия ее развернуло на 50 градусов на левый борт, и возник 11-градусный дифферент на нос. Электромоторы были немедленно остановлены, а затем ими дали задний ход. При этом невооруженным ухом прослушивался скрежет сетей по носовой оконечности и антенным стойкам. В этой ситуации командиру ничего не оставалось, как отойти на восток и попытаться найти место для незапланированной зарядки. Им стал район в 7,5 мили северо-западнее маяка Кери, где в ночь на 20-е «щука» заряжалась на протяжении 78 минут. На следующую ночь не удалось и этого – вблизи были обнаружены «сторожевые катера» (фактически пара БДБ), и Травкин счел за благо положить подлодку на грунт. Хотя командир не обращался к экипажу, всем было ясно, что лодка находится в положении близком к критическому – запасы электроэнергии и ВВД сократились до минимума, стремительно убывали средства регенерации. В этой обстановке произошел случай, не имевший аналогов в подводных силах других государств во Второй мировой войне, – переход на сторону врага члена экипажа подводной лодки.

Днем 21 мая, оставшись в одиночестве в центральном посту, старшина трюмных Б.А. Галкин задраил переборочные двери и подал в цистерны воздух высокого давления (прил. 1.8). После того как субмарина всплыла, старшина увидел находившиеся неподалеку немецкие баржи и начал махать им бушлатом и наволочкой. К счастью, спавшие в радиорубке центрального поста радисты проснулись, отдраили двери и пропустили в центральный пост командира, который до этого отдыхал в 5-м отсеке. Выскочивший на мостик Травкин спросил старшину: «Галкин, в чем дело?» – на что получил ответ: «А ну вас на … (выругался)! Надоело мне с вами плавать!»[84]84
  ОЦВМА. Ф. 18. Д. 23988. Л. 88.


[Закрыть] Не имея возможности застрелить предателя[85]85
  Немецкие материалы свидетельствуют, что мотивами перехода Галкина на сторону противника являлась не ненависть к советской власти и желание ей навредить, а страх за свою собственную жизнь. В отчете командующего тральными соединениями «Восток» за вторую половину мая 1943 г. имеются, в частности, такие строки: «Особенно ценно, что 21 мая старшину трюмных с ПЛ 303 удалось взять в плен. Его нервы были так расшатаны длительным переходом под водой между сторожевиками, что при всплытии лодки он выпрыгнул за борт» (NARA. T-1022, roll 4311, PG 39564. Kriegstagebuch des F.d.M.-Ost 16.5.1943– 31.12.1943. S. 382).


[Закрыть] (пистолет остался в каюте), Травкин приказал срочно погружаться, тем более что корабли противника после минутного замешательства открыли по субмарине пушечно-пулеметный огонь. По счастливой случайности субмарина всплыла между двумя группами барж, за кормой у обеих групп так, что они не имели возможности использовать стрелявшие вперед по курсу 75-мм орудия. И даже после поворота баржи не смогли незамедлительно привести в действие орудия, не подвергая риску обстрела свои же корабли. На флагманской барже II дозорной группы «F 203», находившейся ближе всех к всплывшей подлодке, произошло замешательство, из-за чего огонь из 75-мм пушки был начат со значительным запозданием, что позволило «щуке» избежать повреждений. Другая группа барж находилась дальше от места событий и огня вообще не успела открыть (прил. 2.11).

После погружения опытный командир отвел подлодку на несколько сотен метров в сторону и лишь после этого приказал ложиться на грунт. Уклоняться от атаки на ходу подлодка попросту не могла – плотность электролита составляла всего 13 градусов Боме. В этом месте подлодка пролежала сутки, выдержав серьезную бомбардировку. По оценке Травкина, на «щуку» было сброшено до 200 глубинных бомб, хотя из немецких документов следует, что непосредственно после погружения на нее было сброшено всего восемь. Еще 21 бомба была сброшена баржами III дозорной группы около полудня 22 мая, по ложной цели примерно в 14 милях восточнее места покладки субмарины, после чего посчитали ее окончательно уничтоженной. Тем не менее ситуация, в которой оказалась Щ-303, была явно намного хуже той, в которой приняла свой последний бой Щ-408, но верный расчет и выдержка опытного командира помогли избежать трагедии. Что же касается Галкина, то он был подобран немецкими баржами и доставлен в Таллин, где уже спустя три дня дал первые показания отделению местного абвера. Он рассказал все, что знал о своей военной и довоенной службе на подлодках КБФ (прил. 2.13), что, впрочем, не дало немцам никакой полезной с точки зрения совершенствования ПЛО информации, но успокоило в отношении применяемых их противником приемов и технических устройств – ничего нового среди них не было.

В 16.05 22 мая Щ-303 оторвалась от грунта и к началу новых суток на остатках заряда (плотность понизилась до 10–11 градуса Боме) перешла в район в 9 милях северо-восточнее о. Кери. Попытка зарядиться в ночь на 23-е не удалась – подлодку вспугнули дежурившие поблизости от места ее «потопления» баржи и атаковавший их бомбардировщик Ил-4. С момента кратковременного всплытия, произведенного Галкиным, субмарина провела под водой непрерывно 70 часов 45 минут. К этому времени моряки израсходовали 6 из 8 остававшихся баллонов кислорода и 500 из 800 патронов регенерации[86]86
  ОЦВМА. Ф. 18. Д. 11228. Л. 75.


[Закрыть]. Зарядка возобновилась в ночь на 24 мая и продолжалась до 1 июня (девять ночей), когда плотность электролита удалось довести до 26,5 градуса Боме. Необходимо отметить, что 26, 28, 30 мая патрулировавшие в центральной части залива немецкие БДБ и самолеты несколько раз обнаруживали масляные пятна, которые принимались за движущиеся на глубине подлодки и подвергались усиленным бомбардировкам. Взрывы бомб хорошо прослушивались акустиком Щ-303, что усиливало ощущение непрекращающейся охоты на «щуку». В этих обстоятельствах Травкин и принял решение о возвращении, рекомендовав командованию задержать выход остальных подлодок.

Из-за невразумительно составленных на борту Щ-303 радиограмм уяснение обстановки командованием сильно затянулось, и Щ-406 в ночь на 29-е ушла в боевой поход. В час ночи «щука» была оставлена сторожевыми катерами в точке погружения. По воспоминаниям очевидцев, командир подлодки Герой Советского Союза Е.Я. Осипов был мрачен, а незадолго до погружения крикнул в сторону шедшего рядом катера: «Передай батьке – был у него сын Женька!»[87]87
  Азарова. В. Помни всегда!//Торпеды в цель! Сборник воспоминаний подводников-балтийцев и художественно-документальных произведений писателей – членов Оперативной группы писателей при Политуправлении Краснознаменного Балтийского флота. Л., 1989. С. 317.


[Закрыть] Предчувствие, к сожалению, не обмануло подводника – еще до полудня «щука» погибла на мине заграждения «Зееигель» в паре миль севернее о. Большой Тютерс. В 2017 г. остов субмарины был найден и обследован участниками международной подводно-поисковой экспедиции «Поклон кораблям Великой Победы»:

«Лодка лежит курсом 290, с легким креном на правый борт и дифферентом на нос, утонув в грунте по ватерлинию. Таким образом, осмотру доступна только рубка и верхняя часть корпуса, за исключением кормовой оконечности, которая видна целиком.

Корпус лодки полностью цел, за исключением места взрыва мины на правом борту лодки у носового горизонтального руля: место взрыва более 1 м в диаметре, прочный корпус имеет пробоину более полуметра в диаметре. Осмотру доступна верхняя часть места взрыва, нижняя часть погружена в ил.

Защитные щитки ниш кормовых торпедных аппаратов отсутствуют. Ниши носовых торпедных аппаратов осмотру недоступны. Все доступные осмотру торпедные аппараты закрыты. Якорь находится на левом борту и убран в клюз. Оба орудия 21-К лодки находятся в походном положении, стволы заткнуты дульными пробками, прицелы сняты.

Рубка лодки сохранилась почти полностью и подверглась лишь незначительным разрушениям от коррозии и, возможно, от бомбардировки остова лодки глубинными бомбами.

Разбиты все стекла в окнах рубки. Отвалился и лежит на палубе радиопеленгатор, выломавший часть передней стенки ограждения мостика. С левого борта загнуто леерное ограждение носового орудия. Местами на рубке от коррозии отвалились противоминные поручни.

Верхний рубочный люк открыт, нижний рубочный люк недоступен для осмотра из-за заиленности. Зенитный и командирский перископы опущены и повернуты на нос… Носовой аварийный люк закрыт, кормовой приоткрыт на несколько сантиметров…

Исходя из осмотра остова подводной лодки Щ-406, можно сделать следующие выводы:

Форсируя минное поле «Зееигель», Щ-406 зацепила правым носовым горизонтальным рулем минреп немецкой противолодочной мины UMA[88]88
  Щ-406 погибла на минном заграждении «Зееигель-13», выставленном отрядом немецких БДБ в ночь на 3.07.1942.


[Закрыть]. Мина, подтянутая движением лодки, коснулась борта и взорвалась. После подрыва на мине часть экипажа осталась жива в центральном и кормовых отсеках и, вероятно, кто-то из выживших смог провести эвакуацию через рубочный люк. Об этом свидетельствует открытый верхний рубочный люк и данные из финского архива о том, что 6 июня 1943 г. на острове Ристисаари, рядом с Коткой, было обнаружено тело советского подводника в спасательном снаряжении»[89]89
  Подводная лодка Щ-320 и Щ-406. Поисковый отчет. СПб., 2017. С. 19–26.


[Закрыть].

С кораблем погибли 40 подводников.

В штабе КБФ и не предполагали, что Гогландский рубеж, успешно форсированный двумя первыми субмаринами, вдруг станет непреодолимым препятствием для третьей. Когда срок автономности подлодки истек, там решили, что корабль погиб в центральной части залива, а скорее всего, в районе злополучной сети (прил. 1.17).

Могла ли третья радиограмма Щ-303, будь она отправлена раньше, предотвратить отправку в боевой поход Щ-406? С нашей точки зрения – маловероятно. Командование бригады и флота с традиционным недоверием относилось к подобным докладам командиров кораблей, считая, что они переоценивают опасность. Им требовалось время для того, чтобы «созреть» и принять тот неприятный факт, что другого выхода нет. В конечном итоге лишь вечером 31 мая были приняты два важнейших решения, фактически означавшие прекращение развертывания 1-го эшелона: на Щ-303 была отправлена радиограмма, разрешающая возвращение в базу, а на С-12 об отмене подготовки к походу. В последнем случае учитывалось то обстоятельство, что подлодка обладала старой аккумуляторной батареей, которую было невозможно зарядить для длительного подводного перехода.

Хотя командование КБФ ежедневно представляло в ГМШ свои оперативные сводки, 2 июня Военный совет флота отправил адмиралу Н.Г. Кузнецову пространный доклад о ходе развертывания 1-го эшелона. Перечислив все известные на тот момент факты, Трибуц в выводной части информировал наркома о принятых им решениях:

«1. Вывод очередных подлодок в море временно прекратить до июля месяца.

2. В течение июня месяца подготовить максимум ПЛ ПЛ для боевых действий и с наступлением темных ночей (позволяющих производить зарядку батарей), нанести противнику массированный удар.

3. Вести систематическую разведку авиацией ПЛ ПЛ, с целью определения дислокации сил и средств противника в базах, системы ДОЗК и поведения кораблей ПЛО противника.

4. Продолжать активную борьбу с кораблями ПЛО и ДОЗК противника на море и в базах всеми силами КБФ.

Развертывание ПЛ начать 15–25.07»[90]90
  ЦВМА. Ф. 161. Оп. 43. Д. 139. Л. 341–342.


[Закрыть].

Никакой мгновенной реакции на доклад со стороны Москвы не последовало. Возможно, предпринимаемые меры казались очевидными, возможно, там ждали материалов похода Щ-303. 1 июня она перешла от о. Кери к о. Родшер. Сделано это было весьма своевременно, поскольку утром того же дня старое масляное пятно в месте ее предыдущего 9-дневного нахождения было замечено самолетом и атаковано группой барж. У Родшера «щука» провела три ночи, после чего была окончательно готова к длительному переходу в точку рандеву с эскортом на восточном Гогландском плесе. Увы, из-за плохой работы гирокомпаса ее возвращение растянулось на четверо суток. Днем 5 июня она в подводном положении села на мель в районе банки Намси и разрядила батарею до 11 градусов Боме.

Противник не знал о возвращении «щуки», но его активные действия создавали все новые угрозы на маршрутах развертывания подлодок. Памятуя о том, что в мае из-за столкновения катеров-заградителей план минной постановки «Цандер» на рейде Лавенсари был выполнен только наполовину, контр-адмирал Бемер приказал выставить недостающие мины, даже несмотря на наступление белых ночей. Постановка была выполнена в ночь на 6 июня. Несмотря на присутствие нашего дозора, катера прорвались на рейд и не только выставили восемь донных мин ТМВ (четыре с «синими» замыкателями, две с «красными» и две с «зелеными»), но и огнем крупнокалиберных пулеметов в течение 20-минутного боя повредили дозорный бронекатер № 212. Дистанция боя временами сокращалась настолько, что в ход шли пистолеты-пулеметы и ручные гранаты. Шесть наших моряков, включая командира катера, получили ранения в самом начале боя, и только бронирование помешало противнику его потопить (немцы считали, что в цель попало около 500 из 850 выпущенных 15-мм патронов). Ответный огонь успеха не имел, но все же заставил немцев выставить мины севернее намеченного места. На отходе вражеский отряд был атакован парой поднятых по тревоге И-15бис, но после нескольких заходов на штурмовку из-за низкой облачности истребителям пришлось прекратить преследование. Вечером семь сторожевых катеров МО пробомбили район минной постановки и смогли вызвать взрыв двух мин.

Но вернемся к злоключениям Щ-303. Ей требовалась новая зарядка, на что ушло бы еще несколько ночей, или вынос точки встречи дальше на юго-запад. Травкин просил командование принять последнее решение, поскольку средства регенерации воздуха на субмарине подходили к концу. Просьбу удовлетворили, но встреча в ночь на 7 июня все равно не состоялась. Вышедшие встречать катера попали на немецкое минное заграждение, два из них подорвались на минах, причем МО № 102 затонул. На Щ-303 катера приняли за вражеские, а взрывы мин – за бомбежку глубинными бомбами. Лишь на следующую ночь встреча наконец состоялась и «щука» была приведена в бухту о. Лавенсари. В ночи на 10 и 11 июня она вместе с С-12 в два приема с покладкой на грунт в бухте Батарейной была переведена от Лавенсари в Кронштадт. При этом в ранние часы 10 июня эскорт попал под удар немецких пикирующих бомбардировщиков Ju.87, повредивших два тральщика.

Сразу после прибытия «щуки» в Кронштадт началось изучение материалов ее похода. Условия, в которых находилась в течение похода Щ-303, прекрасно иллюстрировались цифрами. За 30 суток с момента выхода из Кронштадта она прошла 261,7 мили в надводном и 255,1 мили в подводном положении. Нахождение на грунте в общей сложности заняло 538 часов (22,5 дня), максимальное пребывание без всплытия – 76 часов 11 минут[91]91
  ОЦВМА. Ф. 18. Д. 34749. Л. 267.


[Закрыть]. За время похода было произведено 16 зарядок батареи, при этом их средняя продолжительность составила всего 1,6 часа[92]92
  Там же. Д. 11228. Л. 76.


[Закрыть]. Общий расход средств регенерации воздуха составил 13 баллонов кислорода и 1250 патронов к регенерационным машинкам. Из-за длительного нахождения на грунте на глубинах 70–80 метров прорезалась и повыдавливалась резина комингсов входных люков. Все это дает прекрасное представление о том, в каких условиях в течение месяца находились подводники. Хотя в походе Щ-303 не потопила ни одного корабля противника, его без всякого преувеличения можно считать одной из наиболее героических страниц советского подплава за все время войны, а экипаж «щуки» поставить в один ряд с героями последних дней обороны Брестской крепости.

Несмотря на это, по-видимому, вследствие отсутствия боевых успехов и предательства Галкина экипаж не был представлен к правительственным наградам. Исключение сделали лишь для командира подлодки, признав, что только его мужество, решительность и самообладание обеспечили кораблю возвращение в базу. Хотя представление было подготовлено еще в июне, оно не было завизировано членами Военного совета КБФ, но 5 сентября, когда страсти улеглись и поход Щ-303 затмили последующие события, внезапно отдельным приказом командующего КБФ командир «щуки» был награжден орденом Красного Знамени.