Текст книги "Черный Ангел, или В плену таланта"

***

Антон завертелся возле машины, занялся мелочами, типа, вытирал пыльное заднее стекло. Зашла в офис, повертелась перед зеркалом, звонко стучала каблучками. Знала, ее ждут в офисе, никого не будет кроме повара на кухне, так что хозяева на три этажа они с Петром Анатольевичем, громко закричала, привлекая внимания.

– Сивка-Бурка, вещая каурка явись передо мной, как свет перед зарёй, – позвала громко Маша.

– Иди сюда проказница, – Петр Анатольевич, кричит из правого крыла здания.

Расположение знала, пошла в сауну. Стол накрыт был ярко, что только ни стояло на столе. Это все уже было по России в маленьких киосках, и в больших супермаркетах. Изобилие деликатесов уже не удивляло, а учило быть разборчивым и капризным. Учило ценить хорошее спиртное и вкусную, свежую еду. Все упаковано в тетро упаковки, хранило вкус. Молодцы правители России дали все, а люди сможете, возьмите, пока вам за это ничего не будет до поры до времени.

Петр Анатольевич взял, взял, приватизировал завод, производство холодильных установок. Называл свое акционерное общество «Снегурочкой». Заключил договор с японцами. Заимел валютный счет за границей. Нелегально приторговывал ртутью, как сырьем для другого производства. А кто жил честно, по правилам в начале 90 – х годов? Кто-то и жил да значит, идиотом был, или духовно богатым и нищету считал дорогой в рай после смерти. Был в делах и криминал, как мог, так и прятал его от глаз правоохранительных органов. Репутацию имел, честного солидного бизнесмена в союз предпринимателей вступил, на филиалы размахнулся, расширяться стремился, на благотворительность не скупился. Одним словом, с головой дружил вот, и смело жил, до поры, до времени. За столом на уютном диване сидел. Подошла, присела возле диванчика, голову положила на колени, засыпала все кудрями.

– Я у ваших ног мой господин, – проговорила весело, бубнила в колени.

– Ну, хитрющая бестия, как я люблю тебя, рассказывай, как жила? Как долетела? – Накрутил локоны на палец, залюбовался кудрями. – Позвал по делу, потом сама понимаешь, год кончается отчеты впереди.

– В Стрежне гнездышко свила, отлично долетела, если бы дела не было, звал? – кокетничая, спросила Маша.

– Зову, ужу четыре года зову, а ты как вода сквозь пальцы постоянно утекаешь. – устало сказал с нотками грусти. – Пойдем париться, сначала банька, потом дела, отдохнёшь с дорожки.

Маша развеселилась, уважала дядьку, лишнего никогда себе не позволял, умел ценить тех, кто ему нравился и что-то делает для него, радовала безграничная щедрость. Правда, звал, со встречи в Бресте, после первой выполненной работы в Варшаве, звал к себе под крылышко. Предлагал все, что мог тогда и на много больше сейчас. Тогда принять предложение не захотела, а сейчас не могла, рассталась с жизнью в Казахстане, приехала в Стрежень, почувствовала свободу и поняла, все что делает и имеет – это её, никому ничем не обязана. Петру Анатольевичу позволила знать, что в Казахстане у нее сынишка, отец, брат и сестричка. Как живёт, показала, через что переступить не может, объяснила. Кровь родная узы родственные, душа живая, цель реальная. Медлила, чего-то боялась. Решение принять ни могла или не хотела. Обязывать себя не хотела, вольно жила, легко, а согласится на предложение, означало, позволить кому-то задавать ей вопросы, типа, где была? Когда будишь? Кто тот человек, что рядом с тобой был? И так далее…

Разделась, вещи аккуратно сложила в шкаф, на полочке выбрала резиновую шапочку нужного размера, натянула. Повертелась, возле зеркала изображая вальс, засмеялась. Впорхнула в сауну, запах кедра уловила сразу, полной грудью вдохнула горячий воздух, парится, любила. Петр Анатольевич сидел на верхней полке и помахивал еловым веничком.

– Двигайся, буду тебя солью с медом натирать, – проговорил по-отцовски, наготы друг друга не стеснялись. – Я веничек еловый за парил. Давай тебя медком натру, натуральный, липовый. Тёма припер, отличный парняга, что хочешь, достанет, хоть из-под земли.

Подставляла под его ладошку части тела, натирал их по-хозяйски как заправский лекарь, не реагируя на женские прелести. Маша любила с ним париться в сауне, он парился и все, оба испытывали блаженство от ритуала. Парились часа три с перерывами на бассейн, наслаждались водой, жаром сауны, умением жить в роскоши, говорили обо всем. Душой тянулись друг к другу, радовались жизни, отдыхали, расслаблялись. Наверное, главное, чтобы рядом с нами были те люди, которых мы любим.

Перебрались в комнату отдыха, за стол расселись напротив друг друга. Петр Анатольевич подпоясался простынею, а Маша в чем мать родила, расстелив простынь на своем кресле, разместилась в позе «Лотос». Между ними было откровение, они знали много тайн друг друга. Кушали с аппетитом, предлагая лучшие кусочки, друг другу, пили не много только для аппетита. Маша встала, покачивая бедрами, обошла стол, вместе с ногами забралась на диванчик. Петру Анатольевичу на плечо положила свою кудрявую головушку.

– Волосы длинные, ума палата, ручки золотые, – проговорил, он подхватил Машину руку, стал целовать пальчики.

– А поговорка, на самом деле звучит по-другому, – засмеялась.

– Тебе это не грозит, ты злато-ручка, златоглавая, злато… – махнул рукой. – Маша ну, почему ты не хочешь переехать ко мне, не хочешь жить в Канске? Давай в Красноярске куплю тебе четырех, нет лучше пяти комнатную квартиру в центре.

– Петро, мы же с тобой обсудили эту тему, полгода назад, пусть пока будет, так как есть, я не хочу ни чего менять.

– Ну ладно, не кипятись, я ведь все понял дело во мне… – замолчал, погрустнел.

– Петя ну, что, в самом деле, как мальчишка себя ведешь. Импотенция сейчас лечиться. Поедим на следующий год в Германию, поставим протез. Найдем тебе интересную даму, лишь бы по душе была. Такую оргию закатим, что земля будет стонать. Я ведь тебя понимаю, а ещё, я тебя люблю. По первому зову к тебе лечу, любая полетит, ты только позови, – стала целовать его в глаза, щеки, в губы долго целовала нежно. Настроение вернулось, хмурость прошла.

– Ох, Машенька одну тебя боготворю. Пойду в сад, мои пташки меня заждались. Все дела завтра получишь, смотри у меня, будь умненькой, – погрозил пальцем и вышел.

Так было давно, он на своей импотенции делал акцент, хороший мужик да на сорок третьем году как-то склеился. То ли от ума, то ли от тягот работы, впрочем, причина не важна, человек был хороший, а он действительно хороший человек. Антону поручил интим с Машей, уловил их волнение, когда они впервые встретились. Понял молодость свое возьмет, чем тайно будет таскаться, пусть лучше на глазах устроятся. Посадил их перед собой на стулья, сел сам напротив, строгим голосом по-отцовски сказал.

– Дети мою тайну вы знаете оба, пусть она дальше будет тайной, вас я благословляю. «Возле меня всегда можете быть вместе», – сказал, глядя Антону в глаза.

Маша в восторге завизжала, бросилась к Петру Анатольевичу, забралась на колени, стала целовать, куда попало.

– Спасибо батя! – сдерживая ликования, сказал Антон, покраснел.

С того благословения так и повелось сначала батя парит в сауне, потом Антоша, потом если Маша соизволит, то подарит Петру миг наслаждения. Антон долго себя ждать не заставил, ему нравилась девушка. Он с первых дней знакомства её боготворил, такое умение преподнести себя в женщине можно было встретить редко. И потом, он должен ей угодить, ведь она может пожаловаться на него, получит взбучку. Эти рассуждения были глупыми, но пока человек сомневается, он живет. Антон зашел подвязанный одной простынею в гостиную комнату. Маша стояла на коленках, на диванчике, оперлась локтями на свободный край стола, пыталась дотянуться до бутылки. Антону другого приглашения не нужно было, он подошел вплотную, чуть-чуть отодвинул стол от диванчика вместе с Машей. Повернул ее попку к себе, откинул простынь в сторону. Взял двумя руками за плечи. Направил свою головку в бутон розы, медленно двинулся вперед, проговорил по слогам.

– Я те – бя лю – б – лю, не – по – в – то – ри – ма – я.

Маша застонала, ей нравилось находиться в руках Антона. Забывались все дела, ей просто хотелось заниматься с ним «спортом». Так было раньше, но сегодня, она, почему-то вспомнила «Салюта». Сравнила мысленно их размеры, но кто из них лучше, владел техникой интима, определить не смогла. Антон набирал скорость, больше не было возможности раздумывать. Восторг наслаждения подчеркнул обоюдное стремление получить удовольствие от «спорта». Взлетели на пик наслаждения. Антон не угомонённый, подхватил ее на руки, понес к бассейну.

– Ныряем?

– Давай! – с азартом малого ребенка, закричала Маша.

Он держал её на руках, прыгнул в бассейн. Из-под воды вынырнули одновременно, рассмеялись. Стали брызгаться водой и играть в догонялки, пытались топить друг друга. Антон поддавался, осознавая значительную разницу в росте и весовую категорию, крутил Машу на руках. Резвилась в них молодость, веселила беззаботность и легкое отношение к жизни. Играли шумно, игра стала медленно переходить в прелюдию. Движение стали медленнее, взгляды дольше задерживались на интимных частях тела, прикосновения становились нежными. Поцеловались, поцелуй затянулся. Антон наклонился к ушку.

– Ты моя русалочка, водяная нимфа моя, – шептал страстным шёпотом, объятия окрепли.

Ответом был жаркий поцелуй. Собрал в охапку мокрые кудри, открывая изгиб шеи и аккуратные плечики.

– Ты хрустальная кукла, твое тело плод наслаждения.

Подхватил на руки, подставил ладошки под попку. Ногами обхватила его торс, быстро скользнула на копьё готовое к бою. Плотно прижал к стене. Застонала, немного назад откинула голову, закрыла глаза, прислушалась к себе, внутреннее «я» ликовало. На одной руке оставил сидеть, второй рукой стал играть с соском, прижался горячими губами к уху, шептать не перестал. Теплая вода окутала два тела.

– Ты «Ангел небесный», ты страсти источник, ты плотоядный цветок, ты водица живая, ты тайна Вселенной, секрет Создателем созданный.

Была счастлива, Антон мог говорить такие слова, которые другим, и в голову не пришли. Эти слова делали «спорт» с ним богатым душевного тепла.

– Во воистину женщина любит ушами, – отозвалась Маша, шёпотом.

Больше сдерживаться не мог, сильные толчки, сильные руки, пылкие, нежные слова, сделали свое дело. Машин крик подхватило эхо бассейна и выдохом страсти рассыпало в воздухе.

– Я люблю тебя! – сказал нежно, медленно восстанавливая свое дыхание.

– Thanks: my boy.

– Ох, Машка, как ловко ты умеешь все испортить, я уже был готов предложить тебе руку и сердце, просить тебя стать моей женой, родить мне наследника, а ты своим «спасибо» обломала весь настрой. И взлететь на небо в один день, оставив след на земле, посаженное дерево, построенный дом и внуков…

– Спасибо! Единственный, – кокетничала Маша. – Я, еще не готова ответить тебе «ДА».

Загреб в охапку расцеловал в губы. Выбрались из бассейна, пошли к столу сели кушать. Дела их не связывали, они были любовниками. Кушали с аппетитом, беседовали о звездах, даже то, что кушала второй раз, не могло наполнить чувством переедания.

– Антон пошли в душ, закругляемся, – Маша могла, так бесцеремонно закончить все «это» – право ей дал Петр Анатольевич. Зашла в душевую кабинку помылась. – Какое душистое мыло, – проговорила громко, слушая эхо.

– Нравится запах, это акация, – подошел Антон, отобрал у нее кусочек мыла, стал сам намыливать плечи, спину, груди. Вложил ей в руку кусочек мыла. – Теперь ты мыль.

Не заставила себя уговаривать стала водить кусочком мыла по широкой груди, покрытой обильной растительностью.

– Антош темпераментный ты.

– Ага, нравится? Темперамент для тебя, хочешь звёзды с неба, для тебя достану?

Рассмеялась, опустила руку, вниз намылила низ живота и бедра. Помедлила, размышляя будить ли зверя? Разбудила, уверенными движениями, стала кусочком мыла водить по наследству. Наследство долго себя уговаривать не стало, подняло головку. Антон вытащил из руки кусочек мыла, повернул Машу спиной к себе, она слегка, наклонилась вперед, намылил ей попку. Нежно двинулся вперед, увлекаясь анальным сексом. Анальный спорт яркий, обостряет чувства, оголяет нервы, если партнёры чувствуют друг друга. Хочешь экстрима люби сзади. Любил сильными толчками, азартно, двумя руками держа за бёдра. Волна наслаждения Машины руки уперла в стену, вместе с ней стонала вся округа. Закончили шумно, опустился на пол, сел вытянул ноги, оставляя наследство в зоне боя, Машу увлек за собой. Расслабились, перевели дыхание. Включил воду, которая сверху полилась, струями теплого дождя. Все остальное сделали без слов, они знали, не расстаются.

***

Поднялась на третий этаж, Маша знала, где Петр Анатольевич ее ждет. В зимнем саду стоит шикарный диван, устелен новым постельным бельем. Нагая ходила по всему зданию, зачем одеваться, прошла к креслу, в котором сидел хозяин, заглянул через плечо, он отодвинул бумаги на край стола. Втиснулась между столом и креслом, и Петр Анатольевич уперся в ее пупок. Вдохнул аромат тела.

– Вам подали запретный плод, – проговорила Маша.

Уселась на край стола, закинула ноги ему на плечи. Страстно вздохнула. «Спортом» заниматься не тяготилась. Чем больше тренировок, тем квалифицированнее становится тело.

– Я рабыня страсти развернула перед вами цветущий рай, – раздвинула ноги шире и улыбалась.

– М…М…М… – послужило ответом

Прильнул губами к лону, целовал напрягшийся бутончик клитора, нежно покусывая. Задрожала всем телом, соски напрягались, накрыла своими руками груди. Стала сама нежно гладить. Не выпуская бутончик изо рта, наблюдал за движением ее руки. Одну руку положил на животик, вторую руку сложил пальцы винчестером указательный и безымянный вместе, мизинец и обручальный согнул, а большим пальцем прижал бутончик, поднял голову, задержал руку в таком положении, проговорил:

– У мужчины рабочими должны быть руки, – тихо сказал Петр.

– И язык, – проговорила шёпотом, облизала губы и застонала.

Поймала волну наслаждения, он задвигал рукой и имитировал движения соития. Сам получил удовольствие. Перебрались на диван, улеглись. Маша забралась на его плечо, ногу закинула сверху. Он прижал ее тесно, как родную.

– Маш, завтра в городскую квартиру поедем с утра, ладно? – просил, не приказывал, ее мог только просить, остальным приказывал. В ответ промычала, уснули.

***

Проснулась от нежных прикосновений. Глаза открыла легко, по ночам спала сладко, видела цветные сны. Всегда была, за любой кипишь, пусть даже голодовка. Антон сидел на краю дивана.

– Машуля, кофе в постель? «Maxwell House».

– Макса в постель, а кофе «well House» после того, – рассмеялись.

– Я хотел тебя разбудить, дружок мой готов, но батя, кулаком пригрозил, ну очень хочется интима, – выпрашивал Артем.

– Тятькиного кулака не боишься? Давай сюда свой «well House», с твоё хочется отложим на потом.

Он протянул ей чашечку кофе, и бросил на постель красное яблоко. Улыбнулась благодарно.

– Ты помнишь такие мелочи? Как сильно я люблю яблоки, – понюхала яблоко, полной грудью вдохнула аромат.

– Твоя любовь к яблокам не мелочь, а вот не любовь ко мне грусть. Ты мой Ангел, мой кумир. Я ищу такую, как ты, а они все какие-то серые, беззвучные и безвкусные. Я их уже вагон и маленькую телегу перепробовал и все не то, – проговорил серьезно.

– Ладно, философ, пошли! – потрепала его по коротко остриженным волосам. Вещи были внизу, собираться на выезд прошла в сауну. В раздевалку заглянул Петр Анатольевич. Застегивала юбку, заметил, что трусиков на ней нет.

– Маша, а ты что с голой попой? – Петр удивленно посмотрел на Машу

– Да Анатольевич, докатилась до ручки, трусики стали трофеем.

– В магазин заедем, идем завтракать.

В магазин заехали, они полны товара, чего там только нет. На любой вкус желание, на любые деньги. Полно всякого зарубежного, не надо иметь много денег в любом случае оденешься прилично в одном месте. Зашли в отдел женского белья. Петр Анатольевич не испытывал комплекса указывал на упаковки с разноцветными кружевами, цена не волновала. Любил тыкать в то, что радует глаз, а радовался он тонкой кружевной работе, имея замечательный вкус. Продавщицы не удивлялись, давно приняли мерку: «Покупатель должен уйти с желанием снова вернуться». Щебетали, предлагали лучшее. Маша воспринимала все спокойно, называла размер и нужный цвет, сложила рядом с собой в стопочку, насобирала пакетов десять, зашумела.

– Петр Анатольевич хватит, хватит, мне добро в сумке вести, а там место не резиновое, пойдём. Ну, дай тебе добро и тогда вагоном от тебя подарки можно увозить, – улыбалась, щедрость Петра границ не имела.

– Пошли, зима на улице скоро шубу оденем, пошли, пошли, хочу подарок сделать.

– Петр Анатольевич, решил сделать дорогой подарок, тогда я хочу плащ кожаный. Пошли за плащом.

Выбрала себе кожаный плащ, бежевого цвета, капюшон с опушкой из натурального меха, длинный. Выбрала не по цене, а по вкусу и размеру. Оделась, повертелась перед зеркалом.

– Петр Анатольевич, мой выбор пал на этот. Давай ещё немного укомплектуемся?

Взяла штанишки, жилетку из плотной ткани ярко – желтого цвета, блестящий свитер. Вытащила из пакета нижнее бельё темно-синего цвета. Зашла в примерочную кабинку все это одеяние надела на себя и вышла, запихивая свои вещи в пакет. Рассчитывался по обрезанным ценникам, которые услужливая продавщица сложила в стопочку. В машине Петр Анатольевич протянул ей коробочку, открыла. На бархатной подстилке лежали часики, прочитала фирму «Омах». Посмотрела на Петра Анатольевича.

– Знаю твою любовь к часикам, на память. Смотри, – ткнул пальцем в гравировочку на обратной стороне. – «Моему Ангелу, Храни и Верь» П.А. – сам прочитал. – Сделал, пока ты одевалась, – заявил гордо.

– Спасибо, благодетель. Поцеловала его в наморщенный лоб, – ее часто называли Ангелом, она не удивлялась.

Подумала, ну, зачем он такой щедрый, как-то грустно стало, наверное, предчувствие, того, что встреча последняя, сглотнула ком застрявший в горле. Свои негативные мысли и эмоции утаила, никогда их окружающим не демонстрировала, жила сама волной позитива и другим желала. Верила, что в жизни одинаково исполняется и хорошее, и плохое, если сделано или сказано на взрыве эмоций. Может быть, именно так и выглядят Ангелы, а может быть, она являлась олицетворением чего-то неземного. Размышление прервал крутой поворот, в который ловко вписался Антон.

– Темка. Прекрати лихачить, – весело сказал Петр Анатольевич.

– Слушаюсь и повинуюсь, батя – отозвался парень, останавливаясь на стоянке автомобилей во дворе девятиэтажки.

Городская квартира на восьмом этаже, была большая. Три года назад Петр Анатольевич жил в трех комнатной квартире. Потом купил двух комнатную квартиру, соединил две квартиры вместе. Умелый проект сделал уютной эту городскую конуру. Так и назвал ее «городской», была и фазенда, и терем, и жена в нем с наследником, куда ей ломится от богатства. Машу та жизнь не беспокоила, знакома была с матерью Петра Анатольевича премилой старушкой, которая жила на фазенде километров пятьдесят от Канска. Мать его знала и любила Машу за покладистый нрав. Ждали, пока спустится лифт.

– Петро, давай махнем к бабушке? – предложила Маша.

– Давай дела сделаем и махнем, обязательно. Ладно?

– Подержи, – сунул в руки Маши дипломат, сам открыл железную дверь.

Антон с ними не пошёл в квартиру, жизнь за железными дверями его не касалась. Петр Анатольевич приказал ему.

– Позвонишь в шесть вечера, – махнул рукой Антону отпуская, он круто развернулся и пошёл в низ. – Машуля, сразу за работу или кофейку? – спросил у неё пропуская в квартиру.

– Я сразу за работу, ты принесешь кофейку, весь набор и оставишь меня одну, – уточнила Маша, на всякий случай.

– «Госпожа, твое желание для меня закон», – продекламировал, поклонился в пол шутя.

Маша знала, куда идти, пошла в дальнюю комнату. Зашуршала ширма, отъехала в сторону, показалась дверь, вставил ключ в замочную скважину, замок щелкнул, дверь распахнул. Дверь в эту комнату была завуалирована, когда там что-то делалось, а еще комната имела хорошую звукоизоляцию. Пропустил вперед, Маша шагнула через порог, прошла в глубь. Возле окна стоял большой стол на нем коробка. Просторный шкаф, тумбочка у противоположенной стены от окна и рядом с ней кресло, стул стоял возле шкафа. Другой мебели в комнате не было. Над столом висел кондиционер. Включила кондиционер в розетку, нажала на кнопку, тихо заурчал, работает, пощелкала, включая и выключая, убедилась, работает. Толкнув ногой двери, зашел Петр Анатольевич и поставил на стол коробку небольшого размера, вытащил из кармана смятую бумажку.

– Темка все купил, по твоему списку сам проверил, – Петр бумажку кинул на стол.

Переложила ее в пепельницу достала из кармана плаща зажигалку и сигареты, еще в машине их предусмотрительно переложила из сумочки в карман. Улыбнулась, закурила, подожгла бумажку в пепельнице. Петр Анатольевич одобрительно погладил ее по спине. Дипломат, который ей дал на входе в «городскую», стоял на столе.

– Работаешь по старой схеме, на белом листке нужное, карандашом зачеркнуто не нужное. Условный знак, на всякий случай помнишь? – склонив голову на бок, спросил Петр.

– Помню, а… – Маша пожала плечами.

– А, кофе и все такое в тумбочке, чайник там же, прервал не церемонясь.

– Работаем, работаем, любовная любовь – а – а – а? – пропела Маша уходящему Петру Анатольевичу.

Маша осталась одна, наедине со своим талантом или умением. Поставила чайник, воткнула в розетку, закипел быстро. В чашечку насыпала две полных ложечки растворимого кофе без горки, капнула в чашечку коньяка пару глотков, определила на глаз, что доза коньяка, такая как хочется, залила кипятком. Проговорила:

– Творю колдовское снадобье, колдовской отвар, залог успеха, – улыбнулась.

Села на стул, передвинула его к столу. Осторожно, пыталась не расплескать содержимое чашечки. Пила мелкими глотками, сидя на стуле. Глядела в окно через мелкие жалюзи, кондиционер работал.

Перед началом работы всегда так поступала. То, что она делала, называла «ритуалом спокойствия». Вытащила из дипломата увесистую кипу бумаг, пролистала: бухгалтерские сметы, товаротранспортные накладные, кассовые чеки, трудовые договора.

– Начнем с бухгалтерских смет, – скомандовала себе, оставила их на столе, остальное аккуратно сложила в дипломат.

Любила она аккуратность, подтянула к себе коробку. Внимательно разглядывала надпись и содержимое на свет, выставила перед собой бутылочки, пять штук по счету. Изображая жест мага проговорила.

– Волшебная жидкость явись, моим целям подчинись, в чистый лист обернись, – улыбнулась, развлекалась, типа заклинание прочитала.

Взяла первый лист бухгалтерской сметы, внимательно посмотрела то, что вычеркнуто карандашом, надо смыть, и вписать новые цифры с белого листа. Открутила все пять флаконов, по комнате покатился запах бензина и уксуса одновременно.

– «Криминалом запахло», – проговорила и поморщила носик.

Принялась за работу, на спице был намотан маленький тампончик из ваты, им макала в один из флаконов, проводила по тексту первый раз, потом, опускала спицу в другой флакон, снова проводила по тому же месту, в третий флакон и снова проводила. В четвертом флаконе кристаллики марганца, бросила в чайную ложку, залила из пятого и снова провела по тексту. Написанный текст исчез, лист сметы остался чистым, банковские и налоговые пометки не тронуты. Взяла обыкновенную ручку в стакане их стаяло штук пятьдесят, подобрала нужный цвет чернил и заполнила образовавшие пробелы, нужными цифрами внимательно переписывая их с белого листа, подделывая тот почерк, которым изначально писалось. Взглянула на часики на один лист ушло восемь минут. Посчитала листы в уме, умножила, проговорила.

– Бухгалтерские сметы буду мыть два часа.

Работала аккуратно без лишней суеты, умела она работать. Еще час потратила на товаротранспортные накладные, проделывая с ними тоже самое. Мыла и вписывала, устала, потянулась, остались кассовые чеки. Встала передохнуть, походила по комнате. Приготовила жидкость, выполнила «ритуал спокойствия». Начала последний этап работы. Достала типографскую упаковку бумаги «тип 73» кассовая лента. Подтянула к себе коробку, которая стояла на столе, открыла, вытащила кассовый аппарат. Вставила ленту, щелкнула крышкой, первая часть работы закипела, быстро отщелкивала на клавишах нужный текст, сверяя с оригиналом. Выпрямилась, за сорок минут пробила сорок три чека.

– Великолепно, приз в студию, – сама себе проговорила.

Закурила, еще чашечку кофе с коньяком выпила. Перешла к заключительной части работы. Надо на каждом чеке поставить печать фирмы, отпустившей товар. Только суммы на чеках стали гораздо меньше, и государство обсчитает, его Петра Анатольевича, на ничтожные копейки, которые пойдут на уплату налогов. Разложила перед собой первый чек на ленте, вытащила из коробочки фотобумагу. Проверила качество именно то, что она указала в списке. Макнула спицей в один их флаконов, нанесла жидкость на фотобумагу. Фотобумага не сразу ее впитала, помахала, немного просушивая. Приложила к печати, которую ей надо было перенести с одного листа на другие восемь чеков. Перевернула на обратную сторону чека, который прилип к фотобумаге, промочила другой жидкостью. Аккуратно отделила чек от фотобумаги, на которой осталось четкое изображение печати. Стала ловко прикладывать к нужным чекам, оставляя на каждом оттиск, первые три по ярче, остальные бледнее. Позже тоже самое, проделала с остальными чеками. Хорошо, что поставщиками были всего пять фирм. Все проверила, сорок три чека. Стала аккуратно складывать в дипломат, работу, которую выполнила и детально перепроверила. Поставила под кондиционер, оставила дипломат открытый, пусть выветривается запах ингредиентов. То, что осталось, от работы, сожгла в пепельнице. Кондиционер хорошо работал, дым по комнате не витал. Встала, устала, выпрямилась.

– Кончились мои дамские силы, – часики показывали восемь часов вечера.

Условным стуком постучала в кружочек на дверях, закрашенный темной краской. Зашуршала за дверями ширма, от дверей отъезжала. Двери распахнулись, Перт Анатольевич, вошел уверенной походкой, все, что стояло на столе, по бросал в одну коробку с кассовым аппаратом. Дипломат защелкнул, набрав код на замочках, отставил в сторону. Взял в руки коробку, подошел к тумбочке пустую банку кофе и опустошенную бутылку коньяка до половины, бросил в коробку.

– Машенька, Ангел мой, сейчас сбегаю до мусоропровода, и я твой навек.

Маша вышла из комнаты, встала посреди зала, потянулась вверх, стремясь дотянуться до солнышка. Работа сделана за семь часов кропотливой возни и сосредоточенности на каждом действии. Выполнение задания требовало усидчивости, железных нервов и тонкого чутья. Редко у людей встречается такая сила в характере, и «чистоделов» единицы, где-то работают по миру, развлекаясь своим криминальным талантом. «Чистоделами» – называли в криминальном мире тех, кто умел перевести печать с одного листа на другой, смыть какую ни будь надпись, которую написали чернилами или шариковой ручкой. Маша знала больше, у неё бала тайна «волшебной жидкости», что позволяло манипулировать людьми, если она хотела получить денег за свой талант, их пускала в свою жизнь, Петра Анатольевича она пустила. В Польше поставила ему и себе печати, продлила визы, так из трехдневных гостей, они превратились в трех месячных жителей. Гуляли в Польше и не боялись депортации, вернулись из Польши, поклялись в вечной дружбе. А как не дружить с ней, деньги государству платить не хочется, его обложения налогами считает несправедливым, точнее деньги распределяет государство не справедливо. Машиными ручками загребает жар, гордится, что в толпе не просмотрел талантливую девочку, знает, каждый делает то, что он делает лучше всего.