Текст книги "Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту"

Богатая и знаменитая

Ждала ли она, что Эдвард так откликнется на новость? Вряд ли. А он пришел в восторг, когда она, едва сойдя с поезда, нервно сообщила ему неожиданное известие. Она и вообразить не могла, как он будет растроган. Он обнял ее, прижал к себе, покрыл поцелуями с пылкостью, о которой она успела забыть. Похоже, что он в самом деле необыкновенно счастлив, словно в первый раз готовится быть отцом. Знает ли Елена, что у него уже есть двое детей в Америке? Солгал ли он ей, умолчав об этом, словно прошлого для него не существовало? Елена никогда не обмолвилась об этом. Эдвард тоже.

Первые месяцы были для Елены мукой. К тошноте прибавились утренние головокружения и чувство непривычной усталости, которое приковывало ее к креслу, хотя ей так хотелось работать и двигаться вперед. Она не могла понять, почему растущее в ней существо мешает ей быть самой собой. Но в своих слабостях она не признавалась. Сообщники Эдварда, ненавистные врачи, могли чего доброго уложить ее в постель. И Елена, сцепив зубы, заставляла себя подниматься и отправлялась на работу. Внутри у нее бушевала буря.

Она не хотела ребенка. Во всяком случае, в тот миг, когда узнала, что ждет его. Их семейная жизнь с Эдвардом далека от совершенства. Елена вынуждена признать, что ее характер и характер Эдварда несовместимы. Ссоры вспыхивают мгновенно, она и сама не понимает, с чего они начинаются. Оброненного слова, интонации, улыбки, обращенной к красивой женщине, достаточно, чтобы разразился скандал.

Прислуга в кухне привычно определяет баллы очередного урагана. Предложение разойтись, исходящее, безусловно, от Эдварда, мгновенно успокаивает Елену. Она не может себе представить, как будет жить без него, делает над собой усилие, мирится с ним на подушке, но назавтра ссоры разгораются с новой силой. Коллекция драгоценностей Елены от этого только выигрывает, но украшения не стирают памяти о бурных сценах.

Между тем, похоже, появление ребенка может многое изменить в их жизни. Эдвард стал необыкновенно внимателен и заботлив, и Елена, которой очень плохо, старается изображать счастье, которого вовсе не чувствует. Рождение ребенка мешает ее профессиональным планам. Во время своей поездки в Париж Елена познакомилась с мадам Шамбарон, русской, которая вышла замуж за француза. Свой косметический салон на улице Фобур-Сент-Оноре, 255, мадам Шамбарон продает.

Он невелик, но Елене понравился. Дело ведется добротно, счетные книги в порядке. Оформление салона так себе, но это дело поправимое, к тому же у салона есть будущее: он расположен в прекрасном месте. Фобур-Сент-Оноре – адрес не хуже Графтон-стрит.

И все же Елену кое-что смущает.

– С какой стати вы его продаете? – спрашивает она русскую, женщину средних лет с гладко зачесанными, собранными в узел волосами. – У вас сложилась клиентура, ваши кремы пользуются успехом…

– Муж не хочет, чтобы я работала, – отвечает мадам Шамбарон, почти так же звонко раскатывая “р”, как ее собеседница. – Он поставил меня перед выбором: или мой салон, или он…

Елена покачивает головой. Эдвард, по счастью, не ставил ее перед таким выбором. Женясь на ней, он обещал, что никогда не будет чинить препятствий ее замыслам, напротив, сделает все, чтобы помочь их осуществить. Она словно бы слышит его слова, произнесенные тем торжественным тоном, которым он начинает говорить, когда хочет быть особенно убедительным.

Да, Эдвард не всегда ее обманывает. Здесь он был честен и сказал правду. Много ли она встречала мужчин, готовых поддержать деловую активность жены, работать с ней вместе? Такие мужчины редкость. По крайней мере, в своем окружении она, кроме Эдварда, никого больше не знает. И с этой точки зрения она должна признать, что ей очень повезло.

Как бы там ни было, но салон на улице Фобур-Сент-Оноре, 255, кажется Елене большой удачей, и она не желает ее упускать. Она пишет в Казмеж и просит свою сестру Полину – у них всего год разницы, и она самая кокетливая из восьми сестер Рубинштейн – приехать к ней в Париж. С Манкой, “прирожденным менеджером и вдохновенным демонстратором”, которая занимается салоном в Лондоне, и Ческой, ведущей дела Елены Рубинштейн в Австралии, она может быть спокойна и все внимание переключить на рождение ребенка. А потом как можно скорее вернуться к работе. Эдвард смотрит на это иначе, он хочет, чтобы жена не работала по крайней мере первые несколько месяцев. Но что Елене до его мнения!

За несколько недель до родов, с огромным животом, она приезжает в Париж и подписывает купчую с русской косметичкой. В стоимость входят и все ее рецепты. Мадам Шамбарон сама составляет свои кремы и мази на основе растений. Часть из них она пастеризует как для лучшей сохранности, так и в целях гигиены. Елена ничего не знает о пастеризации, но, узнав, в самом скором времени будет применять ее.

У приехавшей в Париж Полины едва хватает времени на то, чтобы распаковать чемодан. Сестра вводит ее в курс дела и через несколько дней поручает управлять салоном, горячо сожалея, что не может сама открыть его, как собиралась. Перед тем как вернуться в Лондон, Елена заказывает себе несколько платьев-туник у своего друга Поля Пуаре. Фасон как нельзя лучше соответствует ее теперешней фигуре.

На Роухемптон-лейн неподалеку от Путни-Хит, богатом предместье Лондона, высится большой викторианский особняк в двадцать комнат, окруженный просторным английским парком с оранжереями, цветочными клумбами, большой лужайкой и раскидистыми деревьями, в тени которых так хорошо дышится. Дом когда-то принадлежал банкиру Джону Пирпонту Моргану, он окрестил его “Solna”.

Чета Титусов влюбилась в особняк с первого взгляда. И решила в нем обосноваться. Елена обустраивает библиотеку, бильярдную и кабинет для Эдварда, где он сможет спокойно работать, устанавливает телефон: Патни, 2285. В доме два приемных зала, две огромные гардеробные: одна принадлежит хозяйке, другая хозяину – гардероб мужа Елены не менее разнообразен, чем ее собственный. И еще множество других комнат.

Наконец-то Елена может без помех насладиться своей страстью к декораторству. Дом захвачен вихрем разностилья. Людовик XII соседствует с китайскими безделушками, чиппендейл с ампиром. Оранжереи преобразованы в гостиные, одна из них под названием “Покой Шахерезады” – дань восточной моде, охватившей оба берега Английского канала, в центре ее – небольшой фонтан с капающей с хрустальным звуком водой, вдоль стен мягкие диваны, на полу подушки, как в особняке Поля Пуаре. Детская оформлена в виде каюты корабля и обита белым с синим. Елена уверена, что ждет мальчика.

Рой Валентин Титус появился на свет 12 декабря 1909 года. Его мать работала как каторжная вплоть до самых родов и вынуждена была остановиться только тогда, когда врачи заперли ее в спальне. На протяжении девяти месяцев, для Елены целого века, она злилась, чертыхалась, вздыхала, считала дни. Но, как все женщины на земле, была вынуждена подчиниться закону природы.

Эдвард был счастлив. Сын – его копия, не уставал он повторять, склоняясь над колыбелькой. Елене младенец казался уродливым, красным и морщинистым, ее острый эстетический вкус взял верх над материнским инстинктом. Но счастье мужа оказалось заразительным. Помимо ее воли крошечный человечек, наполнивший дом плачем и гулением, в конце концов ее немного смягчил. Эдвард постарался закрепить достигнутое: жене лучше всего заняться Роем, по крайней мере первые несколько месяцев. В минуту слабости Елена согласилась. С тех пор как в их жизни появился ребенок, муж снова стал нежным и влюбленным, и ей не захотелось его огорчать.

Но она не смогла сдержать обещания, вернулась в салон на Графтон-стрит почти тотчас же. Поднаторев в искусстве двойных стандартов, Елена видит себя полноценной современной женщиной, способной справляться одновременно с работой, семьей и ребенком. Во всяком случае, так она сообщает журналистам и так не один раз напишет в автобиографии. На самом деле это не так. Жажда преуспеть превалирует у Елены надо всем, и ее работа, а точнее, честолюбие, для нее на первом месте.

Как положено в лучших домах, Мадам оставляет Роя на попечение нянек, не забывает целовать его по утрам и удостоивает рассеянным взглядом вечером, когда он спит. К большому огорчению Эдварда, Елена возобновляет свои частые поездки в Париж. Но можно ли удержать комету?

Елена в неистовстве оттого, что не сама открыла салон на улице Фобур-Сент-Оноре. Посещающие его клиентки вовсе не те, на которых она рассчитывала, они не слишком богаты и совсем не знатны. Без сомнения, помешало наводнение, случившееся в январе 1909 года, оно не спадало три месяца. В Париже все перемещались на лодках вдоль берегов Сены. Вполне возможно, время было не самое подходящее для забот о лице и коже.

Но наводнение – не единственная причина. Салон слишком маленький, оформление оставляет желать лучшего, его открывали второпях, не обеспечив рекламой. Теперь она воодушевлена новыми планами будущих битв. В Сен-Клу, пригороде Парижа, Елена начинает строительство небольшой фабрики по производству косметической продукции. В 1911 году фабрика начинает работать. Она ничем не походит на крупное индустриальное предприятие, но это первый шаг к переходу от ручного, ремесленного, производства к массовому, промышленному.

В том же году Елена вновь отправляется в Австралию. Эдвард возражает против этого путешествия, оно слишком продолжительное, а малыш слишком маленький, чтобы так долго оставаться без матери. Но Елена упирается, настаивает и добивается своего. Несколько недель она сможет жить так, как считает нужным, забыв о материнских обязанностях.

Австралийская пресса, как всегда, славит свою героиню. “Великая Елена Рубинштейн вернулась” – такими заголовками пестрят газеты. Осмотр салонов в Мельбурне, Сиднее, Веллингтоне ее вполне удовлетворяет. Видно даже издалека, что содержатся они отлично. Этому можно только порадоваться, и в Европу Елена возвращается с легким сердцем, думая только о своей новой цели – завоевании Франции.

Париж взбудоражен “Русскими сезонами”, как, впрочем, Монте-Карло и Брюссель. Созданная в 1907 году Сергеем Дягилевым балетная труппа очень скоро потеряла всякую связь с императорским балетом, частью которого была поначалу. Спустя два года после возникновения труппы Дягилев, воодушевленный успехом в России, задумал международное турне. Дягилев, хороший импресарио, прекрасно знал, что своевременность информации – залог победы в бою. Объявленная с большой шумихой премьера “Половецкие пляски” состоялась в Шатле в мае 1909 года. Публика неистово аплодировала, ошеломленная буйством красок на скучноватой парижской сцене, давно забывшей о балете.

Среди интеллигенции и аристократии появились “фанаты” “Русских сезонов” – не менее яростные, чем фанаты рок-звезд 60-х годов.

В 1911 году труппа Дягилева приехала в Лондон по приглашению маркизы Рипон, чтобы принять участие в празднествах по случаю коронации Георга V. Точно так же, как в других странах Европы, английская публика получает прямо в лицо разряд в сто тысяч вольт. Эдвард хочет быть среди первых, кто будет аплодировать танцорам, и покупает два билета на “Петрушку”. Изумительные прыжки Нижинского потрясают Елену не меньше музыки Стравинского. Она покорена костюмами и декорациями Льва Бакста и Александра Бенуа.

Сочетание багрянца с маджентой, оранжевого с желтым, черного с золотом завораживали зрителей. Одни зрители стояли и хлопали, снова и снова вызывая артистов на бис, другие, шокированные свободой полуобнаженных тел, издавали возмущенные вопли.

Никто не остался равнодушным перед невиданной экзотикой, перед оргией красок, которые больше всего впечатлили Елену. Поль Пуаре вдохновлялся ими, создавая свои платья, Катрин д’Эрланже – украшая свой дом. Почему бы и Елене не пойти по их стопам?

Выйдя из театра, Елена приказывает везти ее в салон на Графтон-стрит. Едва войдя в него, она бросается к окну и срывает штору из белой парчи, Эдвард, смеясь, срывает другую. Именно в эти минуты безумия он обожает свою непредсказуемую жену. На следующий день Елена велит заменить вялую бесцветность живыми красками, сродни “Русским сезонам”. Пламенеющие краски станут отныне ее автографом. По всему миру все ее салоны красоты, особняки и апартаменты будут сиять красками, которые сталкиваются и ослепляют.

Счастлива ли Елена? Если вообще понятие “счастье” можно как-то соотнести с этой женщиной, то в этот короткий период времени – безусловно. Они больше не ссорятся с Эвардом, похоже, появление Роя наконец-то спаяло их в семейную пару. Эдвард буквально боготворит сына, и Елена, приспосабливаясь к мужу, тоже начинает привязываться к малышу. Несмотря на ее постоянные поездки, в доме спокойно, и Елена опять ждет ребенка.

Хорес Густав Титус родился 3 мая 1912 года в Лондоне. Хорес – английский вариант имени Герцель. Елена узнает новости об отце окольным путем, из писем матери и сестер, но хочет почтить его, назвав его именем внука.

В отличие от брата Хорес – обожаемое дитя. Елена с первого взгляда привязывается к нему всем сердцем. Он навсегда останется ее любимчиком, ненаглядным сыночком, которому все будет сходить с рук. Впрочем, это и в самом деле чудесный малыш, веселый и послушный, с которым сразу же хочется повозиться. С ним Елена открыла для себя радости материнства и никогда больше от них не откажется.

Подрастая, Хорес становился все более ярким и обаятельным, а Рой, старший, – более застенчивым и замкнутым. Мать никогда не упустит случая сравнить их друг с другом: плохой сын и хороший, умница и трудяга. На людях она не раз ставила бедного Роя в тупик, спрашивая, почему он не такой сообразительный, как младший, пугая этим вопросом обоих. “Разделяй и властвуй” – завещанная Макиавелли тактика всегда приносила результат. В делах Мадам всегда с успехом пользовалась ею, восстанавливая одних служащих против других. Но никто не предостерег ее, что в области воспитания эта тактика может принести побочные эффекты. Впрочем, трудно предположить, что она кого-нибудь бы послушалась.

Словом, вся ее нежность принадлежит Хоресу. Елена особенно привязана к младшему, потому, что в полгода няня уронила его и он сильно стукнулся головкой. Никаких физических повреждений от несчастного случая замечено не было, но Елена объясняла все выходки сына даже во взрослом возрасте и его своенравный характер этим случаем.

– Что поделаешь, – говорила она со вздохом, – если Хорес у нас “чокнутый”.

Мать баловала мальчиков и почти не уделяла им внимания. Эдвард делал все, что мог, стараясь, чтобы дети ощущали ее присутствие, но его усилий оказалось явно недостаточно. Всю свою жизнь мальчики будут искать тепла, внимания, любви, которыми обделила их Елена. У нее не было ни малейшего представления о детской психологии, и она таскала их за собой, сама беспрестанно переезжая: Лондон, Париж, Нью-Йорк. Дети были окружены штатом нянек и воспитателей, мать звала их, когда хотела побыть с ними, и отсылала обратно играть, как только они ей надоедали. Со временем дети приспособились к матушке-сквозняку, как приспосабливаются ко всему на свете.

Эдвард по-прежнему пытался умерить сумасшедший рабочий ритм Елены и просил ее после рождения Хореса хоть немного отдохнуть. На несколько недель Елена отвлеклась от работы, но тем деятельнее занялась переустройством и украшением загородного дома “Solna”. Не так давно она увлеклась творчеством Эли Надельмана, многообещающего скульптора-поляка, с которым случайно познакомилась на выставке его произведений в одной из галерей на Бонд-стрит. Уроженец Варшавы, Надельман после недолгого пребывания в Мюнхене поселился в Париже. У него приятные манеры, он очень талантлив, но Лондону не пришлись по вкусу его работы. Выставка терпит фиаско. И тут Елена покупает все его скульптуры, совершив сделку анонимно. Кто был его покупателем, скульптор узнает только много лет спустя.

Покупать сразу много, чуть ли не “оптом”, станет у Елены привычкой, порой в ущерб качеству товара. “Я привыкла покупать помногу”, – часто повторяет она. Но насчет талантливого скульптора она не ошиблась. Его влияние на современное искусство окажется очень значительным, хотя признан он будет только после своей смерти в 1946 году.

Елена и Надельман подружились. Для “Solna” она заказала ему мраморные барельефы, которые он высечет на стенах залов для приемов. Их сотрудничество продлится долго, их имена станут неразделимы, его скульптуры будут украшать салоны Рубинштейн в Париже и в Нью-Йорке.

Пристрастие к искусству, которое еще не вошло в моду, – после войны это пристрастие проявит себя еще ярче, – свидетельствовало о присущей Елене тяге к красоте. “Окружавшие меня произведения искусства противостояли моим заботам, и поэтому я стремилась все украсить вокруг себя. Я заботилась о своем душевном здоровье”, – писала она. Деньги позволяли ей удовлетворять свою страсть. Пристрастия Елены, сформированные по большей части мудрыми советами Эдварда, который знал все обо всем, сконцентрировались в основном на авангарде.

Однако Елена так же, как ее друг и наставник Поль Пуаре, любила учиться сама. Она ходила на выставки, посещала мастерские художников, слушала разговоры, читала журналы, зорким взглядом изучала каждый дом, куда бывала приглашена. Часто она увлекалась новым талантом, превращая его в гида, который открывал ей то, чего она еще не знала.

Всякий раз приезжая в Париж, Елена обязательно обходила мастерские знаменитых художников, не пропускала она и осенние Салоны, где выставлялись таланты, которые она начала ценить, – Матисс, Дерен, Пикабиа, Модильяни. В 1908 году Елена заказывает свой портрет Полю Эллё, портретисту, изображавшему дам высшего света. Выбор говорит о желании слыть своей в той среде, где Мадам всеми силами хочет закрепиться. И еще о желании сообщить о своей принадлежности к высшим сферам клиенткам, которые посещают ее салон, где она всегда будет развешивать самые лучшие свои картины. Этот портрет – свидетельство ее принадлежности к высшему свету. Он положит начало ее обширной коллекции портретов, потому что писать ее будут Сальвадор Дали, Мари Лорансен, Рауль Дюфи, Кристиан Берар и другие не менее замечательные художники.

В своих художественных предпочтениях Елена не фанатична и не стремится к исключительности. Она не отворачивается и от “дурного вкуса”, если находит в нем “чутье и подлинность”. Зачастую она выбирает вещи необычные, причудливые, даже уродливые с точки зрения общепринятых критериев, по-прежнему значимых для большинства публики. Ту же широту взглядов она пропагандирует и в области женской красоты, повторяя, что любое лицо красиво, если только в нем есть характер. Больше всего она ненавидит слащавость, банальность и эпигонство.

Среди наставников Елены – художник и скульптор Джейкоб Эпстайн, близкий друг Эдварда. Он знакомит ее с новыми тенденциями в художественном творчестве, открывает искусство первобытных народов. Этим искусством в то время интересуются немногие, и среди них Матисс, Дерен, Вламинк. Елена и тут оказывается среди первых, красота для нее вовсе не из области дежавю. Она умеет и в “неискусном” искусстве разглядеть сокровище. Вполне возможно, долгая жизнь в Австралии, где ей часто приходилось видеть изделия аборигенов, которые тогда никак не могли ей прийтись по вкусу из-за своего крайнего авангардизма, все же приучила ее глаз к подобным творениям.

Аукционы, на которых продаются примитивы, устраиваются чаще всего в Париже. Эпстайн ездит туда реже Елены и обычно просит ее туда зайти вместо него. Он приезжает в “Solna”, привозит с собой каталоги Дрюо с рекламой аукционов, показывает маску Бауле, статуэтку Бамбара. Елена учится очень быстро. Проходит немного времени, и скульптурная пластика разных этносов – из Мали, Конго, Сенегала – уже не составляет для нее тайны. Когда цена за фигурку переваливает за предел, назначенный Эпстайном, Елена покупает ее для себя.

Так вещь за вещью она начинает собирать свою весьма примечательную коллекцию, которая с годами будет все расти и расти. Друзья вокруг удивляются. Как может женщина, посвятившая свою жизнь красоте, окружать себя такими уродцами? Но Елена упорствует в своем пристрастии. И не ошибается. Очень скоро примитивное искусство входит в моду, и, быть может, даже слишком широко. Грис, Модильяни, Пикассо и другие будут находить в нем источник вдохновения.

Лет двадцать спустя, когда Джейкоб Эпстайн увидит прекрасно составленную, полноценную коллекцию своей ученицы, он с гордостью воскликнет:

– Не забывайте, что вы приобрели ее благодаря мне!

В мае 1910 года умер английский король Эдуард VII, и до восшествия на трон Георга V Париж занимает место Лондона, становясь центром увеселений и празднеств. Намереваясь завоевать Францию, Елена вынашивает грандиозные планы битвы. Эдвард легко дает себя уговорить: он мечтает открыть в Париже издательство. Как в области искусства, так и в области литературы главное происходит в Париже – между Монмартром и Монпарнасом, улицей Деламбр и Бато-Лавуар, между “Клозери” и “Ша-Нуар”. Поможет ли Елена осуществить мечту мужа? Она готова это сделать, как он готов следовать за ней.

Вот и еще одно качество, которое она ценит в Эдварде. Эдвард такой же кочевник, как она, гражданин мира, привыкший перемещаться и жить там, куда влекут его обстоятельства. Для него тоже не существует препятствий. С детьми, няньками, книгами, произведениями искусства они – чем не караван? – решительно пересекают Ла-Манш.

В 1912 году Елене Рубинштейн сорок лет, выглядит она на тридцать пять, а сама утверждает, будто ей тридцать. Чуть меньше чем за десять лет она стала богатой и знаменитой. Ее путь уникален: и в Мельбурне, и в Лондоне она только благодаря своему уму и воле проникает в закрытые круги, к которым люди принадлежат только по рождению или благодаря богатству.

Она незаурядная женщина и стоит того, чтобы, приостановившись, рассмотреть ее попристальнее. Хорошенькая в молодости, Мадам стала красавицей, хотя внешность ее не из тех, что в моде. При взгляде на нее подумаешь: это испанка, левантинка, а может итальянка, – словом, одна из тех экзотических красавиц, которые под томной внешностью таят железный характер. Нерон, Наполеон… История свидетельствует, что деспоты невелики ростом. Елена не исключение. С высоты своих метра сорока семи сантиметров она правит жестко и непреклонно, она невероятно требовательна и к себе, и к другим. Она никогда не оборачивается назад. Воспоминания кажутся ей пустой тратой времени. Настоящее тоже мало ее интересует. Она вся устремлена в будущее.

Находясь в обществе, она очень мало говорит, следуя совету матери, полученному когда-то в Казимеже, она слушает. Надо сказать, что она так и осталась застенчивой. Но, когда говорит, ее низкий голос звучит почти на басовых нотах. Сильный польский акцент, смесь языков, которыми она пользуется одновременно, так и не выучив как следует ни одного, прибавляют ей шарма. Прическа у нее всегда одна – узел темных волос, в которых никогда не мелькнет ни единого седого волоска, открытый высокий лоб. Даже когда будет принято подкрашиваться, она будет пренебрегать макияжем, пользуясь лишь яркой помадой и подчеркивая тем самым белизну своей кожи. Ее отношение к моде исчерпывается тремя простыми словами: “Only the best” – только лучшее.

Нет сомнений, прическа и аксессуары стали ее визитной карточкой. И прежде всего драгоценности, крупные сияющие камни, всегда украшающие женщину, которая их носит. “Оттого что я маленькая, мне кажется, что украшения, которые я ношу, придают мне весомости. А это важно для женщины, которая, как я, тяжело работает в мире, где правят мужчины. Драгоценности – лучшие друзья женщин”, – заключает она.

Елена никогда не выйдет без фирменной сумочки в тон к туфлям, она носит шелковые чулки, у нее безукоризненный маникюр. Не терпит она небрежности и у других. Может сделать выговор любой самой знатной клиентке, если заметит расхлябанность.

По-прежнему опережая время, Елена поняла: если хочешь быть идолом, создай образ и тиражируй его до бесконечности. Она постоянно фотографируется – всюду, где бывает, в каждом своем платье. Еще! Еще! Что-нибудь да останется.

Эдвард Титус помог ей нащупать очертания, но образ создала она сама. В 1912 году, родив двоих детей, Мадам наконец родила и саму себя.