Текст книги "13 сокровищ"

Юная девушка в зеленом платье, с длинными темными волосами, медленно шла к ним, время от времени наклоняясь, чтобы добавить цветок к букету, который держала в руках. На миг Тане показалось, что девушка еще не заметила, что рядом кто-то есть, но она посмотрела прямо на них и улыбнулась. Первая радость при виде другого человека быстро сменилась подозрением: в памяти всплыл отрывок о наваждениях из бабушкиной книги. Таня пристально взглянула на девушку: вдруг это какие-то хитрости фейри, но не заметила ничего необычного.

– Как ты думаешь, почему она здесь одна? – прошептала Таня, стараясь не шевелить губами, чтобы незнакомка не поняла, что говорят о ней.

Фабиан ответил не сразу.

– Не знаю. Похоже, она цыганка – может, родственница старухи, живущей в лесу.

– Безумной Мораг?

– Да. Которая дала тебе компас. Кстати, я нашел такой в старинной книге Уорика: он совершенно ничего не стоит.

Таня покосилась на девушку:

– Спросим, не видела ли она Оберона?

Фабиан кивнул:

– Даже если нет, может помочь нам найти дорогу. Кажется, она неплохо тут ориентируется.

Они направились к девушке.

Та снова улыбнулась им. На вид ей было не больше пятнадцати лет, кожа нежно-кремового оттенка, темные глаза с густыми ресницами.

– Вы заблудились? – тихо спросила она.

– Мы ищем нашего пса. – Голос Фабиана дрожал и звучал непривычно застенчиво. – Он убежал, и мы не можем его найти. И… да, мы заблудились…

– Я видела, как сюда шел пес. – Девушка кивнула. Говорила она негромко и не по возрасту степенно.

– Когда? – выпалила Таня.

– Недавно. Несколько минут назад.

– С ним все было в порядке? Он не ранен?

Девушка устремила темные глаза на Таню:

– Нет, он выглядел хорошо. Пойдемте со мной, я помогу вам отыскать его, а потом выведу из леса. Я знаю эти места.

Таня с облегчением взглянула на Фабиана, и они тронулись за девушкой, которая быстро шла вперед, лавируя между деревьями. Раз или два перед Таней мелькали лица в коре деревьев, тянулись ветки, похожие на руки, но она уже не понимала, действительно ли тут фейри или ей мерещится. Вокруг теперь царила тишина, деревья были будто больше и старше, цвета – насыщеннее, а лесные ароматы – сильнее. Вскоре они оказались у огромного дерева со сквозным дуплом, достаточно широким, чтобы через него мог пройти человек.

– Интересно, это то самое? – спросил Фабиан. – Вроде достаточно крепкое…

– Ты о чем?

– Ну, то самое дерево. – Он скорчил жуткую рожу. – На котором раньше вешали людей. Наверняка оно. Как, по-твоему, лес получил свое название? Давай-ка ты первая пройдешь.

– Я не хочу, – запротестовала Таня, но Фабиан подтолкнул ее вперед.

Внутри дерева было темно, пахло гнилью, сыростью и слышался шорох гнездившихся там существ. Стараясь побыстрее выбраться, она запнулась и просто-таки выпала на свет.

Грубая рука схватила ее за плечо.

Таня вскрикнула и изо всей мочи пнула ногой нападавшего. Тот издал глухой стон, хотя и не отпустил ее. Фабиан, вслепую кинувшись на выручку, споткнулся и встал как вкопанный.

– Уорик, – выдохнул он.

Уорик свободной рукой потирал голень. Позади него смирно сидел Оберон, вместо поводка к ошейнику была привязана тонкая веревка.

– Больно, – выдавил Уорик сквозь стиснутые зубы. – Больше так не делай. – Он повернулся к Фабиану, и его глаза сердито сверкнули. – А для тебя я папа.

Вырвавшись из его хватки, Таня кинулась к Оберону. Пес счастливо лизнул ее, не совсем понимая, к чему все это внимание, но однозначно наслаждаясь им. Фабиан с облегчением погладил его.

– Как вы его нашли? – спросила Таня.

– У вас обоих большие проблемы, – прорычал Уорик, игнорируя ее вопрос. Он прямо кипел от гнева.

Таня почувствовала внезапный приступ страха. Никогда еще она не видела его таким рассерженным.

– Сколько раз я тебе говорил, сын? Лес опасен!

– Это моя вина, – вступилась Таня, прежде чем Фабиан открыл рот. – Оберон убежал, и я запаниковала. Я… я попросила Фабиана пойти со мной.

Уорик холодно посмотрел на нее:

– Следовало дождаться меня. В лесу тебе не место, если не умеешь ориентироваться.

– Извините. – Таня покаянно опустила голову, чем, похоже, немного успокоила его.

– Повезло, что на тебе это. – Уорик кивнул в сторону ее красной футболки и бросил на Фабиана уничтожающий взгляд. – Оденься ты в зеленое, как этот дурень, я бы вас не высмотрел, хоть вы и шумели так, что мертвых можно поднять.

– О, – промямлила Таня. На мгновение ей показалось, что Уорик знает истинную причину, по которой она в красном. Впрочем, ей это все равно не очень помогло.

Фабиан смущенно косился на свою коричнево-зеленую одежду.

– Пора домой. – Тон Уорика стал чуть мягче. Он повернулся и решительно зашагал вперед.

Таня и мрачный Фабиан потащились следом. Таня жалела, что втянула его в неприятности, хотя и была рада, что он не бросил ее одну.

– Постойте минутку, – спохватился вдруг Фабиан и обернулся. – А куда делась девушка?

– Какая девушка? – Уорик остановился.

– Там была девушка, – сказала Таня. – Она видела Оберона и предложила помочь нам искать его.

– Она не могла его видеть, – отрезал Уорик. – Оберон был со мной почти час. – Где она?

– Не знаю, – ответила Таня. – Наверное, не заметила, что мы отстали, и пошла дальше.

– Как она выглядела?

– Симпатичная. – Глаза Фабиана затуманились. – Очень симпатичная.

Уорик не произнес ни слова. Снова повернулся и продолжил топать через лес. Таня и Фабиан молча плелись за ним. Таня наблюдала, как крошечный фейри, похожий на того, которого она похоронила, приземлился на спину Уорика, подобрал упавшее перышко из его волос, а затем улетел обратно на дерево, чтобы свить гнездо. Таня старалась держаться поближе к Уорику. Несмотря на неприязнь, рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.

Обратный путь в поместье Элвесден был долгим и утомительным, но, к счастью, фейри больше не беспокоили их. И во второй раз за последние дни Таня обрадовалась при виде дома бабушки.

7

Едва Уорик закрыл за ними садовую калитку, Таня отвязала веревку от ошейника Оберона, и они вчетвером двинулись сквозь заросли бурьяна к дому.

– Вы собираетесь рассказать все бабушке? – спросила Таня, пока они шли на кухню. Знакомый запах удивительно успокаивал.

Лицо Уорика было угрюмым.

– При обычных обстоятельствах рассказал бы. Однако ты пошла в лес не из-за каприза, а чтобы найти собаку, потому пусть эта история останется между нами.

Таня изумленно посмотрела на него. Фабиан казался не менее ошеломленным.

– Но у меня одно условие. – Уорик пристально глядел на них. – Обещайте мне оба, что ноги вашей не будет больше в лесу.

Они с готовностью пообещали. Ни малейшего желания повторять этот опыт у них не было.

Очевидно удовлетворенный, Уорик увеличил громкость маленького радиоприемника, стоявшего на подоконнике.

«Теперь к другим новостям. Поступают сообщения о предполагаемом похищении ребенка из родильного отделения больницы Эссекса. Проверки с камер видеонаблюдения оказались бесполезными, поскольку незадолго до происшествия их вывели из строя. Мальчику, о котором идет речь, как полагают, немногим больше недели; он был оставлен рядом с больницей вскоре после рождения и находился под присмотром персонала. Полиция призывает мать выйти на связь. Также распространен словесный портрет девочки-подростка, которая до инцидента была замечена в приемном покое и вела себя подозрительно. Сейчас ее разыскивают, чтобы допросить. Очевидец описал ее как…»

Уорик выключил радио и потер рукой щетинистый подбородок.

– Ненавижу новости, – тихо проговорил он и ушел из кухни, оставив Таню и Фабиана вдвоем.

– О нет! – с досадой воскликнул Фабиан, который, вывернув шею, рассматривал свой рукав. – Моя лучшая футболка порвана! – Он вздохнул и с надеждой взглянул на Таню. – Ты хорошо шьешь?

– Просто ужасно.

– Оставлю ее здесь. Может быть, Флоренс починит.

– Спасибо, что пошел со мной, – сказала Таня, когда шаги Уорика затихли.

Фабиан пожал плечами:

– Ну, я же отчасти был виноват. Не вспугни я кролика, ничего бы и не случилось.

– Но ты все равно пошел. Хотя знал, что, если нас поймают, неприятности будут обеспечены.

Таня вздрогнула, вспомнив, как легко они заблудились и как зияли таинственные черные провалы в земле.

– Не мог же я позволить тебе бродить одной. – Взгляд Фабиана потемнел. – Там пропадают люди.

– Знаю. Я читала об одной пропавшей девушке. Какое-то необычное имя, а фамилия что-то вроде Блум.

– Морвенна.

– Да, точно, – подтвердила Таня. – Морвенна Блум. Я прочитала о ней в газетной вырезке, которая выпала из книги в библиотеке.

– О чем там говорилось? – внезапно заинтересовался Фабиан.

– Что она исчезла в лесу и люди думали, что она провалилась в катакомбы, – вспомнила Таня. – Но ты ведь наверняка слышал об этой истории, раз тебе знакомо ее имя?

– Просто хотел убедиться. Так много людей сгинуло, что трудно их запомнить.

Фабиан снял очки и протер их грязной рубашкой.

– Моложе ее никто в этих лесах не пропадал. Тогда и установили ограждения. – Помолчав, он снова надел очки. – Ты знаешь, что она была лучшей подругой Флоренс?

– Что? – воскликнула Таня, и в памяти всплыло странное выражение бабушкиного лица. – Я же показала ей вырезку, и она ничего не сказала! Только что раньше они общались, а потом разошлись. Ты уверен, что они дружили?

– Абсолютно. Я не раз слышал, как они говорили об этом с Уориком, но, стоило мне зайти, тут же замолкали. Наверное, эти воспоминания до сих пор причиняют ей боль.

Таня молчала, почувствовав свою вину. Наконец, не в силах сдержать нездоровое любопытство, спросила:

– А сколько всего людей исчезло в лесу?

– Много. Меньше – с тех пор, как там установили ограждения, но все равно пропадали. В основном браконьеры из Тики-Энда или случайные люди. Хотя наверняка немало других, о которых никто и не знал. Путешественники, цыгане… Собак и кошек не сосчитать. Эти ямы вообще-то не катакомбы. – Фабиан подошел к раковине, чтобы вымыть руки. – Катакомбы – древние погребальные камеры. А здешние – на самом деле провалы в меловые пещеры. Их много, особенно на юге Англии. Но со временем их стали называть катакомбами, потому что там погибло так много людей.

– Ужасно, – отозвалась Таня.

Она тоже встала у раковины и увидела себя в маленьком зеркале на подоконнике. Лицо заплаканное, грязное, волосы спутались.

– Послушай, – произнес Фабиан заговорщицким голосом. – Хочу тебе кое-что показать, но ты должна пообещать ничего не говорить ни Уорику, ни Флоренс.

– Не говорить о чем?

– Я нашел кое-что на третьем этаже. Но до сегодняшнего дня не был уверен, могу ли тебе доверять.

– Что нашел?

Фабиан покачал головой:

– Сначала обещай.

– Хорошо, обещаю, – сказала Таня слегка раздраженно. – Я и так с ними почти не разговариваю.

Фабиан оглядел коридор:

– Давай поднимемся сейчас – похоже, Уорик уже ушел.

– Фабиан, – начала Таня, – после того, что сегодня было, можешь ты объяснить, о чем речь, чтобы я решила, стоит ли это усилий? Я устала, сыта всем по горло и не собираюсь отправляться на поиски новых дурацких приключений, не приняв душ и не переодевшись.

В голубых глазах Фабиана заплясали лукавые искорки:

– Это стоит усилий, не сомневайся.

– Дай мне десять минут, – вздохнула она. – Встретимся наверху.

На третьем этаже пыли было еще больше, чем везде, – обычно туда поднимался только Уорик. На предпоследней лестничной площадке висела голова величественного оленя. Таня проходила мимо всего дважды, и оба раза, когда смотрела в печальные карие глаза, чувствовала подкатывающиеся слезы. А потому сейчас уставилась себе под ноги, на потертый ковер, и, не отрывая от него взгляд, так и поднималась дальше по лестнице. Фабиан ждал ее в маленькой темной нише, где перед выцветшим гобеленом стоял стул.

– Вот.

Таня обвела взором старый грязный гобелен, закрывавший стену от пола до потолка. Кроме размеров, в нем не было ничего примечательного. Поблекший и пыльный – даже не разобрать, что изображено.

– Потрясающе, – сказала она саркастически.

Фабиан поджал губы:

– Не гобелен, балда. А то, что за ним.

Таня выразительно посмотрела на него, отдернула гобелен и увидела дубовую дверь.

– Когда ты нашел ее?

– Вчера. Просто не верю, что раньше не знал о ней.

– Ну, сюда никто не поднимается, – заметила Таня. – Даже когда мы по всему дому искали тайные ходы, третий этаж не проверяли – боялись соваться. Так куда эта дверь ведет?

– Сейчас и узнаем.

– О, все понятно. Ты слишком боялся, чтобы самому выяснить.

– Вовсе нет, – холодно ответил Фабиан. – Дверь заперта.

– И как ты предполагаешь войти?

– С помощью этого. – Фабиан достал из кармана старинный на вид ключ. – Универсальный, можно сказать, общий. Открывает все двери в доме.

– Откуда он у тебя?

– Позаимствовал у Уорика.

– То есть украл. Он бы никогда не позволил тебе взять этот ключ.

– Неважно. Давай лучше попользуемся, пока Уорик не заметил пропажу.

Фабиан вставил ключ в замок и повернул. Раздался мягкий щелчок.

– Видишь? Как новенький работает! – торжествующе прошептал он и толкнул дверь. Оттуда хлынула волна застоялого сырого воздуха.

Шагнув в темный проем, Фабиан поманил Таню за собой.

– Что там? – спросила она. – Комната?

Фабиан приложил палец к губам. Переступив порог, Таня остановилась в полной темноте, неловко ожидая, пока он аккуратно вернет гобелен на место и тихо закроет за ними дверь.

– Вообще ничего не видно! – прошипела она.

– Подожди.

Было слышно, как Фабиан роется в карманах. Что-то щелкнуло, и появился свет. В руке ухмыляющегося Фабиана горел маленький, но явно мощный фонарик.

– Я знал, что однажды он пригодится!

Когда глаза привыкли, стало понятно, что это не комната, а узкий проход, расходящийся в две стороны. Справа лестница вела наверх.

Фабиан посветил на стены:

– Cыро.

– И воздух дрянной. – Таня сморщила нос. – Интересно, для чего использовали этот коридор… Может, это один из секретных туннелей?

– Будь он секретным, закрыли бы понадежнее, – со смешком заметил Фабиан. – Наверное, это старая лестница для слуг.

– Ее же перекрыли, – удивилась Таня.

– Так и есть. По крайней мере, на кухне перегородили много лет назад. Флоренс сказала, чтобы тепло зимой не уходило.

– А я думала, что закрыта вся лестница, целиком.

– Я тоже так думал.

– И куда сейчас идти?

Фабиан направил фонарик на лестницу.

– Мы на верхнем этаже, так что эти ступеньки должны вести на чердак. Наверное, нам надо сюда. – Он посветил фонариком в коридор, который шел налево. На стенах из-за постоянной влажности образовались огромные пятна плесени. Внезапный отблеск ослепил Таню.

– Что это?

– Свет фонарика отразился от окна, – сказал Фабиан.

– От окна?

– Вон, присмотрись: оно заросло плющом, поэтому такая темень.

Он был прав. Теперь Таня увидела окно и сквозь грязное стекло разглядела спутанные листья, дико разросшиеся снаружи и почти полностью скрывающие дневной свет.

– Осторожней. Эта часть дома очень старая. Здесь может быть небезопасно, – предупредил Фабиан.

Они начали пробираться в темноту, и деревянный пол заскрипел под их шагами. Отовсюду слышалась возня – Таня задалась вопросом, кто тут, мыши или фейри, и что из этого хуже.

Чуть пройдя вперед, Фабиан остановился.

– Слева от меня дверь. – Он подергал ее. – Заперта.

– Попробуй универсальным, – предложила Таня.

Фабиан наклонился и посветил фонариком в скважину.

– Кажется, с другой стороны уже есть ключ в замке.

– Тогда пошли дальше, – сказала Таня, – посмотрим, есть ли еще двери.

– Подожди. – Фабиан протянул ей фонарик.

– Что ты делаешь? – спросила Таня, когда он, покопавшись в карманах, достал свернутый лист бумаги и маленький моток проволоки.

– Старый известный трюк, – пробормотал Фабиан, разворачивая бумажный лист.

Лист был затерт по линиям сгибов – очевидно, его много раз складывали и разворачивали.

– Для чего это? – спросила она снова, но Фабиан, не отвечая, размотал проволоку и скрутил в тонкий плотный стержень длиной около четырех дюймов[3]3
  Дюйм – 2,54 см.


[Закрыть].

– Должно хватить.

Он просунул бумагу под дверь, оставив со своей стороны примерно дюйм, взял проволочный стержень и аккуратно вставил в замочную скважину. Несколько секунд повращал его, пока не раздался тихий стук. Затем вытянул лист обратно – ключ лежал ровно посередине.

– Потрясающе! – восхитилась Таня.

– Да ладно, – Фабиан скромно ухмыльнулся, – я вычитал это в старом детективном романе. Простая логика.

Таня посмотрела на потертый лист:

– Наверняка ты уже такое проделывал.

Фабиан сложил бумагу и проволоку и убрал назад в карман:

– Раз или два. Хотя если ключ упадет неправильно, то может отскочить в сторону. Нам повезло.

Он вставил ключ в замок и повернул. Дверь открылась, и они вошли в небольшую темную комнатку.

Как и на лестнице, свет сюда не проникал: окно с наружной стороны тоже было полностью увито плющом. У окна приткнулся украшенный резьбой деревянный сундук под серым покрывалом из пыли. Угол занимал огромный гардероб с приоткрытой дверцей, будто кто-то впопыхах вышел из комнаты, да так и не вернулся. Посередине стояла красивая кроватка с вышитым комплектом постельного белья, развернутым словно в спешке. В кроватке лежал маленький потрепанный медвежонок. Таня осторожно взяла его в руки и обнаружила неровную прореху, из которой торчал комок грязной набивки.

– Здесь была детская, – сказала она.

Внутри плюшевого мишки что-то зашевелилось. Удивленно вскрикнув, Таня отбросила его назад в кроватку.

– Что такое? – спросил Фабиан.

– Кажется, в нем мыши.

– Жутковатая комната, как по мне. – Фабиан поднял крышку сундука. В воздух взметнулось облако пыли, заставившее его чихнуть три раза подряд.

В сундуке лежал еще один мишка, несколько кукол и старая юла. Чертик из табакерки валялся сломанный, с торчащей ржавой пружиной.

– Ты прав. – Таню пробрала внезапная дрожь. – Жутко тут.

– И знать не знал про эту комнату, – сказал Фабиан.

Он осторожно приоткрыл вторую дверь и воскликнул:

– Взгляни-ка!

Таня подошла ближе и посмотрела, куда он направил фонарик.

Дверной проем загораживало что-то массивное и деревянное.

– Задняя стенка шкафа. Кто-то основательно потрудился, чтобы этот вход в комнату не нашли.

– Из-за плохого дела, – произнес вдруг глухой, хрипловатый голос.

Таня застыла на месте, а Фабиан никак не отреагировал, будто ничего не слышал. Медленно она вернулась к кроватке. Плюшевый медвежонок пошевелился, и из прорехи показалось маленькое сморщенное лицо. Какого пола было существо – непонятно. Кожа пыльная и серая, выступающие передние зубы походили на зубы грызуна.

– Плохое дело, – проскрипело оно, укоризненно уставившись. – Плохое дело здесь случилось.

Не сводя с Тани подозрительного взгляда, существо порылось в своем гнезде и что-то вытащило.

– Давным-давно… Давно, очень давно.

Тошнота подкатила у Тани к горлу, когда она поняла, что существо достало наполовину съеденную мышь.

– Какое плохое дело? – прошептала она, чтобы Фабиан не услышал.

– Не скажу, – злобно пробормотало существо.

До Тани донесся хруст костей, и она отступила от кроватки. Но резкий металлический запах крови чувствовался и здесь.

– Давай уйдем, – позвала она Фабиана, наблюдая, как существо жует и обсасывает косточки. – Просто отвратительное место.

Прежде чем выйти из комнаты, Фабиан приостановился и последний раз посветил фонариком.

– А тут что?

– Фабиан! Пошли! – прошипела Таня.

Но он обогнул кроватку, не отрывая взгляда от чего-то на стене, и заключил:

– Просто старая вышивка с надписью. Плохо вижу при таком освещении. – Фабиан снял очки и стал протирать.

Таня подошла и, не обращая внимания на бормотание из кроватки, рассматривала вышитую крестиком картинку в рамке. Белая – или, по крайней мере, когда-то была белой, – с бледно-розовыми розами и словами: «Поздравляем с рождением дочери». Под ними – дата.

– А ведь редкость. – Фабиан уже надел очки. – Двадцать девятое февраля. Значит, ребенок родился в дополнительный день високосного года.

Таня нахмурилась:

– Двадцать девятое февраля – день рождения моей матери.

– Ага. Тогда это, вероятно, детская твоей матери. – И Фабиан неожиданно хихикнул: – Так что получается – ты покупаешь ей поздравительную открытку раз в четыре года?

– Нет, – покачала головой Таня. – Мы каждый год празднуем ее день рождения первого марта, хотя ей не надоедает шутить, что мне больше лет исполнилось.

Молча они вышли из комнаты. В следующей двери замок был, вероятно, поновее – ни общий ключ, ни прием Фабиана не помогли. Несколько других дверей удалось открыть, но ничего интересного там не обнаружилось.

В комнате Амоса работал телевизор. Они прокрались по служебному коридору, стараясь не обращать внимания на разглагольствования и бормотание старика.

На втором этаже, где находились спальни всех остальных, неисследованных комнат было меньше. Последняя дверь перед лестницей оказалась незапертой. Льющийся через окна свет на мгновение ослепил их. Плющ снаружи был подстрижен, комната – ухожена, на всем чехлы от пыли. Посередине – огромная кровать с балдахином, в окружении красивой резной мебели. Перед камином лежал роскошный ковер, а над каминной полкой висел двойной портрет – сурового мужчины и молодой женщины.

Таня широко распахнула глаза:

– Чья это комната?

– Должно быть, спальня лорда и леди Элвесден, – сказал Фабиан. – Вот их портрет.

Таня внимательно изучала картину, всматриваясь в лица своих предков. Она видела их впервые.

«Эдвард и Элизабет Элвесден» – гласила медная табличка на раме. Угрюмый взгляд мужчины, казалось, буравил Таню, а женщине словно было не по себе в присутствии мужа. Внезапно Таня заметила на запястье леди серебряный браслет с подвесками, похоже, тот же, что был на ней самой сейчас, два века спустя. Отполированный до блеска, теперь он сверкал на солнце и выглядел очень красиво, но возникло неизъяснимое чувство от того, что она носит украшение своей давно умершей пра-пра…

– Почему комнату сохраняют в таком виде? – спросила Таня. – Со всей старой мебелью и остальным?

– Не знаю… Может, потому что они первые владельцы поместья. Элвесден был одним из самых богатых людей в графстве, и дом, кстати, построили по его проекту. Несколько лет назад Флоренс даже получала какие-то деньги, показывая людям поместье, – ведь оно внесено в список памятников архитектуры. Наверное, эта комната считалась одной из самых важных.

Таня не отводила глаз от портрета.

– Странная пара.

– Похоже на то, – согласился Фабиан.

– Интересно, какими они были. И были ли они счастливы?

– Сомневаюсь.

Таня с любопытством обернулась:

– Почему?

– Ты, наверное, слышала. Они недолго были женаты, когда все случилось.

– Когда что случилось?

– Я думал, ты знаешь, – удивился Фабиан. – Про леди Элвесден.

– Знаю только, что она жила здесь и что у них с мужем был сын, – сказала Таня. – А что произошло?

– Она умерла в лондонской лечебнице для душевнобольных. Всего в двадцать три года.

– Что… что свело ее с ума? – спросила Таня, не в силах оторвать взгляд от печальной молодой женщины на портрете.

– Неизвестно, была ли она вообще сумасшедшей. Она вела дневник – разделяла его на части и прятала по всему дому. И делала это довольно умно. Какую-то часть нашли зашитой в ее платье. Еще одну – спрятанной за высоким плинтусом. А остальные так и не отыскались. Считается, что их обнаружил и уничтожил ее муж.

– Почему уничтожил? – спросила Таня. – О чем она писала?

Фабиан пожал плечами:

– Флоренс никому не рассказывала, что именно, но кое-какая информация просочилась. На самом деле дневники – чуть ли не главная причина, по которой она перестала допускать публику в дом. Помнишь, несколько лет назад сносили старые конюшни во дворе? Так вот, тогда один из рабочих наткнулся на фрагмент дневника, спрятанный в щели старой каменной кладки. Его тут же выпроводили, строго велев не разглашать прочитанное. Думаю, Флоренс заплатила ему, чтобы держал язык за зубами. Но, конечно, в итоге все выплыло наружу.

– И что там было написано?

– Скажем так, ничего хорошего. Элизабет посещала местную знахарку, мудрую женщину, как их тогда называли, училась у нее разбираться в травах, врачевании и тому подобном. Очевидно, она обладала даром к целительству и хотела развить его – а это отнюдь не одобрялось некоторыми горожанами. Знахарей всегда связывали с колдовством. Суеверия были широко распространены. Не перевелись еще охотники на ведьм, и преследования случались, хотя страшные времена охоты на ведьм уже остались в прошлом. Лорд Элвесден чувствовал, что рано или поздно беда грянет, и не ошибался. Он запретил Элизабет иметь какие-либо дела со знахаркой, опасаясь, что жена и сама попадет под подозрение и будет повешена как ведьма. Но Элизабет продолжала поступать как хотела. Не обращала внимания на всякие правила и, казалось, совершенно не заботилась о том, что думают другие. Ее всегда считали эксцентричной, что тоже усугубляло ситуацию. В конце концов, как и предвидел Элвесден, произошло нечто, и обе женщины попали под подозрение. Знахарка была еще и повитухой. И как-то ребенок, которого она приняла, умер вскоре после рождения. Хватило, чтобы пошли толки. Заговорили о колдовстве. Знахарку прогнали из города, и она поселилась в лесу, предоставленная самой себе. Разве что несколько горожан сочувствовали ей и, когда могли, приносили еду. Без их помощи она, скорее всего, уехала бы отсюда. Говорят, Безумная Мораг – из ее потомков.

– А что случилось с Элизабет?

– Ей повезло меньше, – ответил Фабиан. – Дети обзывали ее на улице. Люди крестились, когда она проходила мимо. А то и плевали. Однако, несмотря ни на что, она оставалась невозмутимой и даже продолжала самостоятельно изучать целительство. Лорд не был дураком и понимал, что произойдет, если жена не изменится, но Элизабет стояла на своем. Его запреты только усиливали ее решимость. И в конечном счете Элвесден поддался давлению своих советчиков.

Таня была потрясена:

– Он поместил ее в лечебницу за то, что она изучала целебные травы?

– А тогда для этого не требовалось ничего особенного, – сказал Фабиан. – У женщин не было никаких прав. Всем распоряжались их отцы или мужья. Женщину могли счесть сумасшедшей, даже если у нее рождался внебрачный ребенок. Нередко невинных, совершенно нормальных женщин запирали по воле мужа и оставляли гнить в заведении для душевнобольных… и если они не были сумасшедшими, когда попадали туда, то там обычно сходили с ума.

– Так… с ней и произошло? – спросила Таня. – Она сошла с ума и умерла там?

Фабиан смотрел почти виновато:

– Не могу поверить – неужели Флоренс ничего тебе не рассказала?

Таня почувствовала, как надвигается что-то совсем дурное.

– Не рассказала о чем?

– Таня, Элизабет Элвесден не просто умерла в психушке. Она покончила с собой. Повесилась.

8

Судьба Элизабет Элвесден не шла у Тани из головы весь оставшийся день. Когда они вернулись из своей вылазки, она сказала Фабиану, что неважно себя чувствует, и спустилась вниз, собираясь прогуляться у ручья и проветрить голову. Ее терзало жгучее любопытство. Больше всего на свете хотелось увидеть дневники Элизабет и узнать, что же бабушка так старалась сохранить в тайне. Не связано ли это с «плохим делом», о котором говорил фейри в детской?

Проходя мимо библиотеки, Таня была настолько поглощена своими мыслями, что почти не обратила внимания на тихие голоса, доносившиеся из-за двери, – но вдруг услышала свое имя.

– …Я не хочу, чтобы она была здесь, ты же знаешь… эти проблемы… – сказала бабушка.

– Чем скорее уедет, тем лучше, – откликнулся Уорик. – Мы не можем оставить ее здесь, это не вариант.

Что-то заскрипело – возможно, стул, – заглушив следующие несколько слов.

– …Сегодня в лесу, – прошептала Флоренс.

– Повезло, что я нашел их вовремя, – проговорил Уорик.

Таня неподвижно стояла за дверью, слушая низкий голос бабушки:

– Мне следовало послушать тебя раньше.

– О чем вы? – хрипло спросил Уорик.

– О переезде. Теперь так и поступлю, когда отправим ее домой. Все зашло слишком далеко, это мучает меня. Я была глупа, что отказывалась.

– Вы действительно уедете? Бросите все?

– Думаю, придется. – В голосе Флоренс слышался намек на слезы. – Я не хочу, но не вижу другого выхода.

– Но вы любите этот дом. Я думал, вы никогда не расстанетесь с ним.

– Я люблю его и всегда буду любить. Когда она родилась, я мечтала… что все здесь однажды станет ее. Но теперь… это невозможно. Как я могу оставить Тане такое наследство?

– Вы когда-нибудь думали рассказать ей правду? – спросил Уорик.

– Как? – Флоренс нервничала. – Я труслива и знаю это. Я боялась тогда, боюсь и сейчас.

К двери приблизились шаги. Таня тихо отступила к лестнице.

«Подслушивая, редко услышишь о себе хорошее» – давняя поговорка оказалась правдой. Таня всем сердцем желала бы не знать сказанного, но понимала, что уже никогда этого не забудет.

Ей не рады. Но одно дело догадываться, а другое – услышать напрямую. Сказанного и услышанного не вернешь. Она нежеланная гостья. Она – помеха. Неудобство. Бабушка ненавидит ее. Ненавидит настолько, что готова лишиться дома, который любит, лишь бы его не унаследовала единственная внучка.

Когда Таня поднималась наверх, на лестничной площадке царила тишина. Даже жильцы в дедушкиных часах не выкрикивали колкости, как обычно. Только Амос расхаживал у себя на третьем этаже – привычно для этого времени дня. Она закрылась у себя и легла на кровать. В голове снова и снова звучали бабушкины слова. Таня прижала колени к груди, пытаясь заглушить это гадкое чувство, но оно не ушло, как и неприятное призрачное ощущение от двух комнат, которые они с Фабианом успели исследовать.

Подняв запястье, Таня изучала браслет, недоумевая, зачем бабушка отдала его, если так к ней относится. В памяти всплыли ее слова о талисманах для защиты. Она перебирала подвески одну за другой. Представлялось, что каждая хранит память о своей первой хозяйке, что с их помощью можно заглянуть в прошлое. Некоторые вызывали простые ассоциации: сердечко – любовь, кольцо – брак. Ключ – дом или безопасность. Маска… любовь к театру? Еще были странные и тревожащие: например, меч и кинжал. А вот от следующей мысли у Тани перехватило горло. Крошечный котелок мог быть связан только с колдовством.

Какие бы тайны ни скрывал браслет, Таня уже знала: он не принес Элизабет Элвесден ни защиты, ни удачи.

Ужинала Таня с аппетитом, что было неожиданно, учитывая сегодняшние события. После еды бабушка убрала тарелки в раковину, а вместо них водрузила на стол огромную миску свежей клубники и кувшин густых сливок.

Уорик застонал, поглаживая живот и одновременно с тоской глядя на клубнику:

– В меня больше ничего не влезет.

– Ерунда, – отмахнулась Флоренс. Поставила перед ним плошку с клубникой и полила ее сливками.

Уголком глаза Таня заметила, как приподнялась крышка чайной коробки и оттуда выглянул живший там маленький брауни. Сморщенное лицо, похожее на грецкий орех, наполовину скрывала копна лохматых, спутанных волос. Его разбудил звон посуды. Брауни бросил на Таню недовольный взгляд, наклонился и помешал содержимое сахарницы какой-то тросточкой, после чего вновь нырнул в коробку для чая.