Текст книги "Изгнанник"

Глава 2

– Почему ты ничего не рассказал мне? – спросил Фин-Кединн тем самым тоном, который заставлял бледнеть от испуга даже взрослых мужчин.

– Я хотел, – пробормотал Торак, – но мне…

– Но тебе – что?

Торак опустил голову, не в силах вымолвить ни слова.

На поляне теперь были только они одни. Аки и его отец ушли на стоянку племени Кабана. К остальным племенам, проживавшим по соседству, срочно отправили гонцов с ужасной новостью. Фин-Кединн перед тем, как на стоянку ворвался Аки, был занят выскабливанием оленьей шкуры и после сцены с признанием Торака демонстративно вернулся к прежнему занятию. Это означало, что и всем остальным также следует вернуться к своим делам и предоставить ему, вождю, решать, как дальше быть с Тораком. Кто-то отправился на охоту, кто-то пошел вверх по реке – бить острогой рыбу, идущую на нерест. Ренн же нигде не было видно.

На стоянке установилась какая-то неестественная тишина. На берегу лежала лодка из оленьих шкур, которую заботливо оттащили подальше от воды; на кусте можжевельника висела и сохла сеть, сплетенная из лыка. Березы вокруг были покрыты сверкающей на солнце молодой листвой, в траве сияли голубые глаза анемонов, желтые цветочки чистотела и серебристая рыбья чешуя. Ничто не напоминало о том, что совсем недавно здесь развернулись ужасающие события.

Торак смотрел, как Фин-Кединн, развесив шкуру на бревне, тщательно ее разглаживает и растягивает. На руках у вождя племени вздулись вены, а движения – обычно такие размеренные – казались какими-то резкими, даже нервными.

– Если бы ты все рассказал мне раньше, мы вместе постарались бы найти какой-то выход.

– Я думал, что сумею сам избавиться от этой проклятой метки, ничего никому не рассказывая… – Торак почувствовал, как глупо это прозвучало: словно одна ложь тянула за собой другую.

Фин-Кединн взял скребок из оленьего ребра и принялся тщательно соскабливать со шкуры подкожный жир, но не плавно, как обычно, а короткими, злобными рывками.

– Зачем ты принес в мое племя эту метку зла?

– Я не хотел! Поверь мне, Фин-Кединн! Ты должен мне поверить! Я пытался сопротивляться, но их было слишком много!

Вождь в гневе отшвырнул скребок:

– Но ведь ты же сам искал их! Сам полез в их логово! Сам подобрался к ним слишком близко!

– Я был вынужден! Они взяли в плен Волка!..

– Ну конечно, причина всегда найдется! – Фин-Кединн был настолько разгневан, что Торак даже немного отступил от него. – Ты такой же, как твой отец! Когда я предупреждал его, чтобы он держался от них подальше, он не пожелал меня слушать. Все твердил, что они хотят нам добра, все называл их Целителями – даже когда всем стало ясно, что они злодеи!.. – Он перевел дыхание, помолчал, потом договорил: – А в итоге и сам погиб, и мать твою погубил.

Торак вдруг заметил, какие глубокие морщины пролегли у Фин-Кединна по углам рта, какая боль светится в его пылающих яростью голубых глазах. И во всем этом виноват он, Торак! Он причинил эту нестерпимую боль замечательному человеку, которого уже успел так сильно полюбить.

А вождь племени Ворона вновь принялся за работу. Чувствуя противную вонь, исходившую от оленьей шкуры, Торак смотрел, как окрашенный кровью жир пузырится под острым костяным скребком, и представлял себе, как сам срезает слой собственной плоти, желая избавить свое тело от татуировки, нанесенной Пожирателями Душ.

– Я ее вырежу! – решительно заявил он. – Ренн говорила, что есть такой специальный обряд…

– Это можно совершить только в полнолуние. А сейчас как раз наступили дни черной луны. Ты опоздал, Торак.

Поднявшийся вдруг холодный ветер принес запах дождя, и Торак поежился.

– Фин-Кединн, ты же знаешь, я не Пожиратель Душ!

Скребок замер.

– А как ты можешь доказать это? – Фин-Кединн посмотрел на Торака в упор. Его глаза были полны такой великой печали, что в ней, казалось, тонул даже его гнев. – Неужели ты не понимаешь, Торак: не так уж важно, что именно думаю я! Главное для тебя – это убедить всех остальных. И моей власти вождя тут недостаточно. Теперь перед всеми за тебя может поручиться только твое собственное племя.

Торак похолодел. По рождению он считался членом племени Волка, но отец всегда старался держать его подальше от соплеменников. Собственно, Торак никогда никого из них даже не видел. Впрочем, люди Волка были малообщительны – редко кому удавалось встретиться с ними. Особенно после того, как на племя обрушился великий позор, ибо их колдун – отец Торака – добровольно стал Пожирателем Душ. С тех пор племя таилось в чаще Леса, став таким же неуловимым, как его покровитель Волк.

Торак коснулся потрепанного клочка волчьей шерсти, пришитого к куртке. Этот символ племени был для него священным, ибо достался от отца. Но только это и связывало его с собственным племенем.

– Как же мне найти своих сородичей? – спросил он.

– А ты их и не найдешь, – откликнулся Фин-Кединн. – До тех пор, пока они сами этого не захотят.

– А если они так и не придут? Если не захотят за меня поручиться?

– Тогда у меня не будет выбора. Я буду вынужден подчиниться закону племен и изгнать тебя.

Ветер усилился, и березы замахали своими ветвями, будто прогоняя Торака, словно он уже стал изгнанником, словно они боялись даже прикоснуться к нему…

– Ты понимаешь, что это значит? – спросил Фин-Кединн. – ЧТО такое быть изгнанником?

Торак покачал головой.

– Это почти то же самое, что стать мертвым. Ты будешь изолирован ото всех. И все станут охотиться на тебя, как на дичь. И никто не сможет тебе помочь. Даже я. Даже Ренн. Это строго запрещено. Нам нельзя будет ни поговорить с тобой, ни дать тебе поесть. А если мы это сделаем, то и сами станем изгнанниками. И если кто-то – и мы в том числе – увидит тебя в Лесу, то должен будет тебя убить.

Торак вздрогнул:

– Но я же ничего не сделал!

– Таков закон, – сказал Фин-Кединн. – Много зим тому назад, после того, как великий пожар разбросал Пожирателей Душ по разным сторонам, старейшины племен приняли этот закон, дабы не позволить проклятым колдунам вернуться назад и остановить тех, кто пожелал бы к ним присоединиться.

Начали падать первые капли дождя, оставляя пятна на вывернутой оленьей шкуре, и Фин-Кединн подытожил, не глядя на Торака:

– Ступай в свое жилище.

– Но, Фин-Кединн…

– Ступай. Вскоре состоится общее собрание племен, и старейшины вынесут решение.

Торак мучительно сглотнул:

– А как же Тхулл и Люта? И Дари? Я ведь жил с ними вместе…

– Тхулл с Лютой построят себе другое жилище. А тебе с этого момента я запрещаю с кем бы то ни было разговаривать. Оставайся в своем жилище и жди решения племен.

– И долго мне придется ждать?

– Столько, сколько потребуется. И знаешь что, Торак… Не вздумай бежать. Этим ты сделаешь себе только хуже.

Торак уставился на вождя:

– Куда уж хуже…

– Хуже всегда сделать можно, – возразил Фин-Кединн.

* * *

Торак убедился в правоте его слов через два дня, когда Ренн все же пришла наконец навестить его.

До этой минуты он ни разу даже мельком не встречал ее. Вход в его жилище был с другой стороны центральной поляны, и он почти не видел того, что там происходит. Правда, порой он ухитрялся кое-что разглядеть в щели меж шкурами или когда выносил на помойку отбросы. Все остальное время он сидел, глядя на пламя своего маленького костерка у входа, и прислушивался к гомону собиравшихся на собрание представителей племен.

Но под конец второго дня Ренн все-таки удалось прокрасться к его жилищу. Она была очень бледна, так что сильно выделялись черно-синие полоски татуировки у нее на скулах, казавшиеся живыми.

– Надо было сразу все мне рассказать! – ледяным тоном заявила она.

– Я понимаю…

– Понимает он! Надо было рассказать! – И в гневе она с такой силой пнула ногой столб у входа, что все жилище содрогнулось.

– Я думал, что сумею тайком избавиться от этой метки.

Присев на корточки у костерка, Ренн помолчала, сердито глядя на угли.

– Ты целых два месяца врал мне! – снова заговорила она. – Только не говори, что промолчать не значит соврать. Потому что это одно и то же!

– Я знаю. Прости меня.

Она не ответила.

За зиму у нее в уголке рта появилось крошечное родимое пятнышко, и Торак все поддразнивал ее, спрашивая, не прилипло ли ей к губам семечко березы и почему она не смахнет его. Сейчас он и подумать не мог о таких подтруниваниях. Никогда еще у него не было так скверно на душе.

– Ренн, – сказал он, – ты должна мне поверить. Я не Пожиратель Душ, клянусь!

– Ну естественно! Никакой ты не Пожиратель!

Торак судорожно вздохнул, но все же осмелился спросить:

– Значит… ты могла бы меня простить?

Некоторое время Ренн сосредоточенно ковыряла старую болячку на локте, затем коротко кивнула.

Тораку сразу стало значительно легче.

– Честно говоря, я уж и не надеялся.

Она, продолжая ковырять болячку, сказала каким-то странным тоном:

– У каждого из нас есть какая-нибудь тайна, Торак…

– Но не такая, как у меня.

– Да, – подтвердила она все тем же необычным тоном, – не такая.

И очень удивила Торака, спросив, кто именно из Пожирателей Душ сделал ему эту татуировку.

– Сешру… А что?

Она сковырнула болячку, но продолжала упорно скрести ногтями свежую розовую кожу, только что образовавшуюся под корочкой болячки.

– А где в это время были остальные?

Торак сглотнул мешавший дышать комок. Потом ответил:

– Тиацци держал меня. Повелительница Летучих Мышей просто смотрела. А Эостра… – Он вздрогнул, вспомнив ужасную маску Повелительницы Филинов. – Эостры я вообще не видел. Но филин там точно был – сидел на вершине ледяной горы и следил за нами…

Ему вдруг показалось, что он снова вернулся в насквозь промерзшую тьму Дальнего Севера. Вновь ощутил мощную хватку Повелителя Дубов. Вновь увидел громоздкий сгорбленный силуэт Повелительницы Летучих Мышей, стоявшей на страже. Вновь поодаль яростно сверкнули оранжевые глазищи самого крупного в мире филина. И снова звездное небо над ним заслонило лицо Сешру, Повелительницы Змей, и глаза ее были темно-синими, как полуночное небо, а ее черные, красивого изгиба губы шевелились, произнося ему приговор. Сешру ловко и быстро, укол за уколом, наносила костяной иглой ему на грудь символ трезубца, загрязняя его плоть, кровь и душу кровью убитых Охотников. «Эта метка будет вечно терзать тебя, точно острие гарпуна, застрявшее у тюленя под шкурой… Одно движение – и мы направим тебя туда, куда нужно нам…»

– Торак! – окликнула его Ренн.

Он встрепенулся, отогнал страшные воспоминания и вновь вернулся к реальной действительности.

– Что ты теперь собираешься делать? – спросила Ренн.

– То, что следовало бы сделать с самого начала, – вырезать эту проклятую метку! Расскажи, как нужно совершить этот обряд, и я…

– Нет! – тут же, не колеблясь, заявила она.

– Ренн, тебе придется рассказать мне.

– Нет! Ты все равно не сможешь сам это сделать. Ты не владеешь магией.

– И все-таки я попробую.

– Хорошо. Тогда я тебе помогу.

– Нет. Тебе нельзя. Если ты станешь мне помогать, тебя тоже будут считать изгнанником.

– Мне все равно.

– А мне не все равно!

Ренн поджала губы. Она всегда отличалась редкостным упрямством.

Как, впрочем, и он сам.

– Ренн, послушай меня. Ты же знаешь, что не так давно Пожиратели Душ уже один раз взяли в плен моего Волка. Из-за меня. А потом чуть не убили его – тоже из-за меня. Я поэтому и не стал тогда звать его на помощь, иначе он, конечно же, сразу же бросился бы меня защищать и пострадал бы. Из-за меня. А если из-за меня пострадаешь ты… – Он не договорил. – Нет, ты должна поклясться, поклясться своим луком и всеми своими тремя душами, что, если меня изгонят из племени, ты не станешь даже пытаться помочь мне!

На поляне послышался шум, и Торак увидел сгорбленную фигуру колдуньи Саеунн, которая, прихрамывая и подпрыгивая, направлялась прямо к его жилищу.

– Ренн! – яростно прошипел Торак. – Поклянись! Поклянись ради меня!

Ренн гордо вскинула голову, и в ее темных глазах мигнули два крошечных язычка пламени.

– Нет, – только и сказала она в ответ.

* * *

– Племена в сборе, – прокаркала Саеунн. – Старейшины приняли решение. Ренн, немедленно уходи отсюда. – (Ренн, не отвечая и не опуская головы, молча смотрела на нее.) – Уходи немедленно!

Ренн с тем же вызывающим видом повернулась к Тораку.

– Как я сказала, так и сделаю! – заявила она и ушла.

А Саеунн велела Тораку собирать свои пожитки. Сама она осталась ждать у входа в жилище, с силой опираясь о посох скрюченной рукой, более всего похожей на лапу хищной птицы. Ее глубоко запавшие глаза без малейшего сочувствия следили за мальчиком. За свою долгую жизнь она столько раз заглядывала в мир мертвых и духов, что отвыкла от простых чувств, свойственных живым людям.

– Спальный мешок оставь, – проскрипела она.

– Но почему? – удивился Торак.

– Изгнанник – это все равно что мертвый.

У Торака даже под ложечкой засосало. Все-таки он до последнего момента цеплялся за слабую надежду, что Фин-Кединн сумеет его спасти…

Пошел дождь, крупные капли застучали по кровле из оленьих шкур, заставили дымиться костер. Торак поднял с пола мешок с пожитками и огляделся. Как часто это жилище казалось ему ненавистным! Сначала он никак не мог привыкнуть к тому, что люди Ворона с удовольствием живут на одном месте по три-четыре месяца подряд, а не меняют стоянку каждые несколько дней, как это делали они с отцом. А теперь ему трудно было даже представить, что сейчас он уйдет отсюда и назад уже никогда не вернется.

– Пора, – сказала Саеунн.

И он последовал за ней на поляну.

Представители племен собрались у огромного костра, – собственно, источником пламени был целый ствол дерева, так называемый долгий костер. До вечера было еще далеко, однако из-за сгустившихся туч казалось, что уже наступили сумерки. Торак был даже рад дождю. Пусть люди думают, что он дрожит от холода, а не от страха.

Толпа расступилась, давая им пройти. Торак словно в тумане видел лица стоявших вокруг людей, освещенные пламенем костра. Здесь собрались представители племен Ворона, Ивы, Гадюки, Кабана, но не было никого из горных, северных или морских племен, никого из племен Сердца Леса. Это дело касалось только племен, обитающих в Открытом Лесу. Интересно, подумал Торак, когда до сородичей его матери из племени Тюленя дойдет весть о том, что с ним произошло, как поведет себя Бейл?

Аки устроился в самом переднем ряду. Ему удалось как-то отчиститься от сосновой смолы, но кожа теперь у него была красная и даже какая-то пятнистая, а волосы пришлось срезать совсем коротко – они теперь здорово походили на кабанью щетину. На поясе у Аки висели два метательных топора, а на бедре – рог из бересты. Физиономию украшала победоносная ухмылка. Уж он-то точно зря времени терять не станет, когда будет охотиться на изгнанника!

Дождь шипел, попадая в костер; капли стекали с бесстрастно наблюдавших за всем деревьев. И по щекам Ренн тоже ручейками стекала дождевая вода, словно слезы, только это никак не могли быть слезы: ведь Ренн никогда не плачет!

Фин-Кединн ждал у огня вместе с остальными старейшинами племен. Лицо его казалось совершенно бесстрастным. На Торака он не смотрел.

Саеунн подскочила к Фин-Кединну и тут же повернулась к собравшимся.

– Я самая старшая в Открытом Лесу, – начала она, – и буду говорить от имени всех племен. – Она помолчала немного. – У этого мальчика на груди метка Пожирателей Душ. Закон в данном случае говорит одно: он должен стать изгнанником.

– Ах! – выдохнула толпа.

У Торака подкосились ноги.

– Погодите! – раздался мужской голос откуда-то с края поляны.

Все головы дружно повернулись в ту сторону.

И Торак увидел, как в круг света, отбрасываемого костром, заступил высокий человек. Длинные черные волосы, мокрые от дождя, плотно облепили его голову, и только от висков к макушке тянулись две светлые выбритые полоски. Глаза незнакомца как-то странно отсвечивали желтым, однако его скуластое лицо показалось Тораку знакомым.

Затем он разглядел его племенную татуировку, и по спине у него поползли мурашки. Две пунктирные линии на скулах – в точности как и у него самого! И на левой стороне его парки виднелся клочок мокрой серой волчьей шерсти!

Аки тоже все это заметил и поспешно выкрикнул:

– Нет! Теперь уже ничего изменить нельзя! Старейшины сказали свое слово!

Высокий мужчина только мельком взглянул на него – и Аки тут же растерянно умолк и быстро попятился, скрываясь среди толпы.

– Кто ты? – спросил Торак.

Незнакомец повернулся и посмотрел на него в упор:

– Я Махиган. Вождь племени Волка.

Глава 3

Они вынырнули из чащи беззвучно, как стая волков. Их было довольно много: женщины, мужчины, дети, и все в неприметной одежде из шкур северного оленя, помогавшей им как бы растворяться в лесной чаще. На шее у каждого поблескивал амулет из необработанного янтаря; у всех, как и у вождя Махигана, виски были выбриты и кожа на них подкрашена «кровью земли» – охрой. В отблесках костра было заметно, что белки глаз у них желтоватые, как у волков.

Вождь Махиган, похоже, был знаком с Фин-Кединном; он издали кивнул ему в знак приветствия, но не улыбнулся и не прижал кулаки к груди в знак дружеского расположения, как это делается обычно. Тораку этот человек вообще казался удивительно похожим на вожака волчьей стаи, когда тот неторопливо, с достоинством оценивает чужака.

Соплеменники Махигана здоровались точно так же – легким поклоном издали; лишь одна женщина приветливо и радостно улыбнулась Фин-Кединну и от этой улыбки сразу будто помолодела. Вождь племени Ворона ответил ей такой же радостной улыбкой и даже прижал к сердцу руки и низко поклонился ей. Торак вспомнил, что когда-то давно Фин-Кединна отдавали на воспитание в племя Волка.

– Мы нашли твой камень-послание, – сказал Махиган, обращаясь к Фин-Кединну. – Зачем ты звал нас? Да еще на столь многолюдное собрание?

– Мне было очень нужно, чтобы вы пришли, – спокойно ответил Фин-Кединн.

Махиган выпрямился в полный рост и внимательно посмотрел на него. Но Фин-Кединн глаз не отвел. Первым сдался вождь племени Волка; его желтоватые глаза скользнули по клочку волчьей шерсти на куртке Торака, затем снова остановились на Фин-Кединне.

– Кто это?

– Сын вашего колдуна. Того, что называл себя когда-то Повелителем Волков.

Люди из племени Волка дружно охнули. Кое-кто поспешно схватился за свой амулет, а некоторые замахали на Торака руками, сложив пальцы уже известным ему образом, отгоняя этим жестом зло.

– Тот, о ком ты говоришь, – сказал Махиган, – был величайшим из колдунов племени Волка. Только он умел – хотя и всего на несколько мгновений – превращаться в волка. Но он оказался Пожирателем Душ, и это из-за него, – вождь коснулся своего выбритого виска, – мы носим этот знак вечного позора.

Этого Торак вынести уже не смог.

– Какого еще позора?! – выкрикнул он. – Мой отец расколол огненный опал! Он сломил мощь Пожирателей Душ! Неужели вам этого мало? Неужели даже этим он не искупил свои грехи перед вами?

Но Махиган, словно не слыша его, снова обратился к Фин-Кединну:

– Так все-таки зачем ты призвал нас, вождь племени Ворона?

И Фин-Кединн вкратце рассказал ему, как Торак был принят в его племя и почему теперь необходимо, чтобы за него поручилось именно племя Волка. В качестве доказательства того, что Торак именно тот, за кого себя выдает, он предъявил Махигану рожок с целебными снадобьями, доставшийся Тораку от матери, и нож из голубого сланца, который подарил ему отец.

Вождь племени Волка слушал молча, но, когда Фин-Кединн протянул ему нож и рожок, отшатнулся с криком:

– Убери! Эти вещи нечистые!

– Неправда! – возмутился Торак. – Отец отдал их мне, когда умирал!

– Торак, довольно, – предупредил его Фин-Кединн. – Помолчи.

И тут вперед вышла та немолодая женщина, что так радостно улыбнулась Фин-Кединну.

– Махиган, – заговорила она, – не требуется никаких доказательств. Достаточно лишь взглянуть в лицо этому мальчику. Клянусь, это его сын. Того колдуна.

Люди Волка затрепетали. И Торак краешком глаза заметил, как Ренн с победоносным видом подняла руку, сжатую в кулак.

– Да, – промолвил Махиган, – это так. И все же… я не могу за него поручиться.

Торак ошарашенно посмотрел на него.

Даже Фин-Кединн, похоже, был потрясен этим ответом.

– Но ты должен! – воскликнул он. – Ведь Торак – твой сородич! – Поскольку вождь племени Волка никак ему не ответил, Фин-Кединн прибавил: – Махиган, я хорошо знаю этого мальчика. Ему поставили метку против его воли. Никакой он не Пожиратель Душ!

Махиган нахмурился:

– Ты неправильно меня понял. Это не мой выбор. Разве я сказал, что не стану за него ручаться? Нет. Я сказал, что не могу. Этот мальчик – сын колдуна племени Волка, это так. Но он не из нашего племени!

Все так и замерли. На мгновение воцарилась полная тишина.

– Да нет, конечно же, я из племени Волка! – выкрикнул Торак. – Моя мать назвала мое племя, когда я родился, как это у всех бывает. А когда мне исполнилось семь, отец сделал мне племенную татуировку!

– Нет, – бесстрастно отмел все его доводы Махиган и, приблизившись к Тораку, указательным пальцем коснулся его щеки.

Торак вздрогнул, почуяв кисловатый запах мокрой оленьей шкуры, исходивший от вождя племени. Мозолистый палец Махигана скользнул по старому шраму, что пересекал племенную татуировку на левой щеке Торака, и мальчик услышал, как вождь племени Волка тихо, почти шепотом, промолвил:

– Он не из племени Волка. – Желтые глаза Махигана, казалось, насквозь пронзали Торака. – Он вообще не имеет племени…

* * *

Некоторое время царила мертвая тишина. Потом все заговорили в один голос.

– Что ты такое говоришь? – вскричал Торак. – Я из племени Волка! Я всегда принадлежал к этому племени – с той ночи, когда появился на свет!

– Это же просто шрам, – попытался возразить Фин-Кединн, – он ничего не значит.

– Да и как он может не принадлежать ни к какому племени? – воскликнула Ренн. – Человек, не имеющий своего племени? Так не бывает!

– Махиган прав, – проскрипела Саеунн.

Все головы разом повернулись к ней.

– Этот шрам отнюдь не случайность, – заявила она. – Отец мальчика сознательно нанес его, чтобы показать всем, что мальчик не принадлежит к племени Волка.

– Неправда! – взорвался Торак. – И потом, ты-то откуда знаешь?

– От твоего отца, – ответила колдунья. – Однажды во время собрания племен на берегу Моря он нашел меня и отозвал в сторону. – Саеунн не сводила с Торака своего сурового взгляда. – Да ты и сам знаешь, что так оно и есть. Ты ведь был там.

– Неправда… – прошептал Торак. И в то же мгновение понял, что на самое деле Саеунн говорит правду.

Ему было семь лет. Отец оставил его играть с другими детьми, а сам пошел куда-то, сказав, что ему нужно кое с кем встретиться и поговорить, но не захотел сказать с кем. Торак никогда не видел так много людей сразу в одном месте. Он был немного испуган и очень возбужден. Мальчик страшно гордился своей свежей племенной татуировкой, хоть ему и было обидно, что отец замазал татуировку соком морошки, сказав, что пока ее нужно скрыть. В общем, превратил все в игру…

Дождь прекратился, с деревьев печально капала вода. «Не имеет племени», – шептали деревья.

– Как же это возможно? – растерянно спросил Фин-Кединн.

– Только его мать знала ответ на этот вопрос, – ответила Саеунн. – Она успела объявить его не имеющим племени, прежде чем умерла. – Колдунья вдруг с силой ударила о землю посохом. – Впрочем, это не наше дело! Это ничего не меняет! У этого мальчишки нет племени, которое могло бы за него поручиться. И в соответствии с законом он должен быть изгнан.

– Нет! – воскликнула Ренн. – Мне все равно, даже если у него и нет племени! Это несправедливо!

Она выбежала на середину поляны. Пряди ее мокрых волос, прилипшие к шее, были похожи на маленьких красных змеек; лицо пылало от ярости. И Торак вдруг подумал, что сейчас она выглядит, пожалуй, старше своих тринадцати лет, и еще – что она очень красивая.

Саеунн уже открыла рот, чтобы заставить Ренн замолчать, но Фин-Кединн поднял ладонь, позволяя девочке высказаться.

– Вы все знаете Торака. – Ренн изо всех сил старалась заставить всех смотреть прямо на нее. – Ты ведь отлично его знаешь, Тхулл. И ты, Люта, и ты, Сиалот, и Пои, и Этан… – Она по очереди называла имена всех людей Ворона. Затем принялась перечислять тех представителей других племен, которые познакомились с Тораком за последние два года. – Вы все знаете, ЧТО для нас сделал Торак. Он уничтожил того жуткого медведя. Он избавил Лес от страшной болезни. А этой зимой нас могли одолеть злые духи, если бы не он…

Она помолчала, давая людям возможность обдумать ее слова.

– Да, я согласна: он поступил неправильно. Торак скрыл эту татуировку, хоть ему и нанесли ее силой. Ему, конечно же, следовало все нам рассказать. Но участи изгнанника он не заслуживает! Как можете вы, люди Ворона, стоять здесь и потворствовать творящейся несправедливости!

Фин-Кединн провел рукой по своей темно-рыжей бороде, как делал всегда в минуты сильного душевного волнения. Сомнения стали появляться и на лицах кое-кого из присутствующих. Но поколебать Саеунн оказалось невозможно. Она снова ударила о землю своим посохом и воскликнула:

– Закон должно соблюдать! Нарушившего закон необходимо изгнать из племени! – Она резко повернулась к Ренн. – И пусть каждый твердо запомнит: всякий, кто осмелится помочь изгнаннику, тоже станет изгнанником!

Ренн гневно глянула на Саеунн, безмолвно восставая против подобного приговора, но Торак успел перехватить ее взгляд и покачал головой, как бы говоря: «Не надо, ты сделаешь только хуже».

Впоследствии он так и не мог достаточно полно воссоздать картину его дальнейшего изгнания из племени – помнил он лишь отдельные эпизоды, похожие на вспышки молнии во время грозы.

Помнил Ренн со сжатыми кулаками и беспомощно, чуть ли не до ушей поднятыми плечами.

Аки, любовно поглаживающего рукоять топора.

Люту, которая, глотая слезы, всем подносила корзину с речной глиной, предлагая нанести на его щеки Метки Смерти.

– Изгнанник – это все равно что мертвый, – монотонно бубнила Саеунн.

Один за другим члены племени Ворона подходили к Тораку, и каждый брал какую-то часть его имущества и уничтожал ее, а потом обмахивал свои «нечистые» руки еловой веткой, которую тут же бросал в костер, в точности как это происходило бы, если б Торак и впрямь умер.

Тхулл взял рыболовную снасть Торака и закопал ее под деревом.

Люта бросила в костер его кожаный котелок для приготовления пищи.

Дари сделал то же самое с его ложкой, вырезанной из рога зубра.

Этан раздавил ногой его чашку из бересты.

Сиалот и Пои взяли его стрелы и каждую переломили пополам.

Остальные забрали у него бурдюк для воды и зимнюю одежду из шкуры тюленя – из нее он вырос, но хранил как теплую подстилку, когда приходилось спать на земле, – и все эти вещи попросту сожгли.

А Ренн взяла мешочек с целебными травами и аккуратно положила его на угли костра. Она была единственной, кто посмотрел Тораку прямо в глаза, и он знал, что она непременно попросила бы у него прощения, если б могла.

Когда воздух на поляне заполнился вонью горящих шкур, Саеунн велела Тораку лечь на спину и нанесла ему на лоб новую татуировку: знак изгнанника – маленькое черное кольцо, похожее на Метку Смерти.

Потом ему велели встать, он повиновался и стоял в полном одиночестве, лишенный всего своего имущества; ему оставили только лук, три стрелы, отцовский нож, материн рожок с охрой и трутницу. Все эти вещи были обмазаны «кровью земли», словно он действительно умер.

До этого момента Фин-Кединн в обряде участия не принимал, но теперь подошел к Тораку. Рука его немного дрожала, когда он вынимал из ножен свой нож.

И Торак, сдерживая душевный трепет, обхватил себя руками.

Но это оказалось больнее, чем он мог себе представить. Не говоря ни слова, вождь племени Ворона срезал с куртки Торака клочок истрепанной волчьей шкуры и кинул его в огонь.

Торак, закусив нижнюю губу, наблюдал, как шкурка почернела и задымилась.

– У изгнанника есть время до рассвета, чтобы уйти отсюда. – Голос Фин-Кединна звучал ровно, однако лихорадочный блеск глаз выдавал то, чего ему стоит это внешнее спокойствие. – До рассвета он имеет право беспрепятственно идти по Лесу, куда ему будет угодно. Но после этого каждый, кто увидит изгнанника или встретит случайно, должен будет убить его. – Вождь помолчал. Потом резко рубанул ладонью воздух, словно что-то отторгая от себя, – это означало изгнание. Приговор вынесен.

Торак неотрывно смотрел на костер, где исчезало последнее свидетельство того, кем он был прежде – Тораком из племени Волка; клочок волчьей шкуры вспыхнул, скорчился и превратился в кучку светящегося пепла, а потом порыв налетевшего ветра развеял его, превратив в ничто.

И вдруг Торак услышал, как в толпе у него за спиной пробежал встревоженный шепот. Он обернулся и с изумлением увидел, что собравшиеся расступались, пропуская кого-то, а Махиган прикладывал руку к груди и низко кланялся. Все остальные люди из его племени также кланялись и прикладывали руки к груди.

Торак не сразу понял, что с ними случилось.

Крупный серый волк, бесшумно ступая, выбежал на поляну. Капли дождя алмазами блестели на его серебристой шерсти, а глаза его были словно янтарь, словно солнечный свет на поверхности чистого ручья.

Собаки мгновенно куда-то удрали. Люди шарахнулись в разные стороны. Все, кроме Ренн, которая утвердительно кивнула Тораку.

Торак упал на колени, и Волк подбежал к нему.

Бывали времена, когда Волк прыгал на Торака и бурно его приветствовал, впадая в подобие экстаза. Он обнимал его лапами, рычал, повизгивал и старался лизнуть в нос, покрывая все лицо влажными волчьими поцелуями. Но сейчас был совсем иной момент. Сегодня вечером Волк снова стал для Торака Провожатым, Наставником, и глаза его светились той таинственной уверенностью, которая порой просыпалась в его звериной душе.

Они потерлись носами, и Торак, быстро заглянув Волку в глаза, сказал ему по-волчьи в знак приветствия: «Брат мой».

Он видел, как застыл Махиган. «Да, – мысленно сказал он вождю племени Волка, – я, может, и не из племени Волка, но я могу то, чего не можете даже вы. Я могу разговаривать с волками».

Он поднялся и вместе с Волком пошел сквозь молчаливую толпу к Лесу. На краю поляны он обернулся и в последний раз посмотрел на тех людей, что изгнали его из своего племени.

– Я, может, и изгнанник, – сказал он им, – у меня, может, и нет племени, но я никакой не Пожиратель Душ. И я найду способ доказать вам это!

* * *

Ночь была сырая, холодная. Торак бежал сквозь лесную чащу, и рядом с ним неутомимо бежал Волк. Они не останавливались, чтобы передохнуть: без спального мешка Торак попросту замерз бы. Лучше было продолжать путь. И потом, бег отвлекал от тяжелых мыслей.