Текст книги "Роза Бертен. Кутюрье Марии Антуанетты"

Глава II
Старомодная дофина

Императрица Мария Терезия решила выдать замуж свою младшую дочь Марию Антуанетту за наследника французского трона и наметила свадьбу на начало ноября 1768 года. Нужно было все подготовить, и она поручила своему послу графу Мерси д’Аржанто заняться предварительными переговорами о приданом дочери. При австрийском дворе, как и при других европейских дворах, стремились следовать французской моде и поэтому наняли французских швей, чтобы невеста была на высоте.

Мария Терезия даже вызывает из Парижа специалистов по созданию внешнего облика, среди которых парикмахер по имени Ларсонёр, в чьи обязанности входило не только одевание будущей дофины, но и длительные беседы с нею. Хотя Марию Антуанетту трудно было назвать красавицей, у нее имелись другие козыри.

Она была высокого роста для своего возраста, очень тонкая, но не истощенная, с ладной пропорциональной фигурой – просто находка для портных. У нее были светлые густые волосы приятного оттенка, гордая посадка головы, как будто созданной для роскошной прически – большое удовольствие для профессионалов. С легкой походкой – это за ней признавали всю ее жизнь, – она обладала прекрасной внешностью, чтобы олицетворять собой моду, что вскоре и принесет удачу мадемуазель Бертен.

Через восемнадцать месяцев подготовительной суеты, в четверг 19 апреля 1770 года, в церкви Августинок в Вене с большой пышностью состоялось бракосочетание по доверенности[12]12
  Жениха представлял эрцгерцог Фердинанд.


[Закрыть]: молодая эрцгерцогиня появилась облаченная в платье из серебряной ткани с длинным треном.

Фрагмент портрета дофины Марии Антуанетты. Худ. Ф.-Ю. Друэ, 1770. Музей Принцев Конде, Франция

В апреле же произошел отъезд Марии Антуанетты во Францию в сопровождении французской и австрийской свит. И в обеих были люди, в обязанности которых входило следить, чтобы туалет будущей дофины был безупречен: двое дамских портных с австрийской стороны; парикмахерша, прачка, девушка при гардеробе с французской стороны. Дофина въезжает в Страсбург, где должна состояться передача. На нейтральной территории, в предусмотренном на этот случай павильоне на острове посреди Рейна, она снимает одежды, сшитые в Вене, и надевает те, что были изготовлены в Версале и Париже. Это символическое действо предписывалось обычаем: меняя свои одежды, будущая королева Франции оставляет родину, чтобы служить лишь интересам принимающей ее страны. Двери распахиваются: появляется Мария Антуанетта, одетая как француженка, в великолепном наряде, присланном из Франции.

Это свидетельство мадам д’Оберкирш, которая отнюдь не беспристрастно продолжает: «…Она показалась в тысячу раз более красивой». С этого дня австрийская эрцгерцогиня Мария Антония становилась дофиной Франции Марией Антуанеттой. Королевская семья встретила Марию Антуанетту в Компьенском лесу. Из Компьена дофина отправилась в Париж «сквозь двойной ряд карет парижских дам с каждой стороны, что произвело замечательное впечатление, свидетельствуя о величии столицы», как описывает в своем дневнике герцог де Круай. Большинство туалетов этих дам вышли из «Галантной линии» и, следовательно, отчасти являлись произведением работницы Бертен.

Декорации расставлены. В Версале гардеробом Марии Антуанетты занимается персонал, который достался ей от королевы Марии Лещинской. После смерти супруги Людовик XV решил сохранить свиту королевы, и все, кто прежде состоял в ней, возобновили свои функции при Марии Антуанетте.

Именно так при дофине оказалась герцогиня Виллар, дама, ведающая ее одеванием. Она была назначена к Марии Лещинской в 1742 году, почти тридцать лет тому назад! Иными словами, вопреки ее желанию дофина оказалась вне моды.

Мадам де Виллар выбирала модисток для Марии Антуанетты среди тех, с кем она привыкла работать. В августе 1769 года она подписывает распоряжение о создании гардероба будущей дофины. Имя мадемуазель Бертен там не упоминается – она никогда не одевала дофину. Эта обязанность перешла к Элене Елизавете Филидор, одной из модисток королевы Марии Лещинской – возможно, главной. Она держала магазин в Париже вместе со своей сестрой Марией Маргаритой и принадлежала к известному семейству Даникен-Филидоров, французских музыкантов на службе короля. Самый старший, Мишель (1600–1659), музыкант из «Большой конюшни» Людовика XIII[13]13
  Имеется в виду оркестр духовых инструментов для кавалерии короля.


[Закрыть], был ее прадедом; Андре (1647–1730) – библиотекарь из музыкальной библиотеки Людовика XIV, был ее отцом; и самый знаменитый, Франсуа Андре (1726–1795), известный также как шахматист и композитор музыки барокко, был ее братом.

Как же относилась Мария Антуанетта к моде, когда еще была дофиной? Ведь став королевой, по словам графини де Буань, она прониклась «страстью к моде», для нее «быть красивой и самой модной женщиной казалось самым желанным титулом»; она не могла забыть увлекшую ее роль законодательницы моды.

У ее матери были свои информаторы, австрийцы – соотечественники, бывавшие во Франции проездом, от которых она узнавала новости, впрочем, далеко не всегда приятные.

Например, мать писала дочери, что знает от «Виндихгретц, которая мне призналась, что вы не следите за собой и даже плохо чистите зубы». Таким образом, Марии Антуанетте рекомендовалось пользоваться зубной пастой, которую производил и поставлял двору Дюлак, известный парфюмер с улицы Сент-Оноре.

Ее состав был рекомендован королевским дантистом Капроном, и ею обычно пользовалась семья Людовика XV. «Это самое главное, как и талия, объем которой увеличился.

Вы переживаете период формирования. Это самый критический момент. Еще она сказала, что вы плохо одеты, и она осмелилась заметить это вашим дамам».

Раздосадованная, мать упорно возвращается к этой теме в своих письмах осенью 1770 года: «Я очень много говорю ей о жестких корсетах (с китовым усом) и о талии, сообщая ей, что является совершенной правдой, что я видела чье-то письмо из Бельгии, кто нашел, что она плохо одета и талия не в порядке».

Мария Антуанетта, дофина Франции. Фрагмент.

Худ. Ж. Дюкре, 1769

Посол Мерси признавал, что дофина «немного поправилась», словно забыв, что она еще совсем молодая девушка и фигура ее только формируется. Он находит ее «выросшей и потолстевшей» и приписывает такое состояние – что нынче удивительно – «постоянным прогулкам, совершаемым ею пешком или верхом на осликах». Граф Мерси понял, что Мария Антуанетта огорчена тем, что ее фигура расстраивает мать, и позволил себе вмешаться в сугубо женскую проблему: «Я убедил дофину, что опасения относительно ее талии не были лишены основания и что поэтому использование корсета было неизбежно. Я коснулся также других предметов одежды, гигиены, всего, что может послужить очень важным способом понравиться королю и дофину». Так стало известно, что юная дофина пытается избежать пресвятого и мучительного корсета с китовым усом. Как это всем понятно! Но не императрице Австрии, ведь на кон поставлены важные вещи: «Успокойте же меня насчет того, что вы носите корсет, я опасаюсь, вы потолстели до такой степени, что у вас талия женщины, хотя вы ею в действительности еще не стали». Брак еще не совершился, и Мария Терезия знает, что худшим позором было бы подозрение, что Мария Антуанетта беременна, хотя она просто поправилась! Несмотря на заверения дочери, Мария Терезия сомневается, что та регулярно носит чрезвычайно стеснительные французские корсеты с китовым усом. Она предлагает ей заказать корсеты у австрийских портных: «Вы мне говорили, что иногда носите одежды из вашего приданого: какие из них все еще сохранились у вас? Я подумала, если бы вы захотели прислать мне ваши точные мерки, я бы заказала здесь корсеты и прислала вам с почтой. Говорят, парижские слишком строгие».

Корсет, 1780. Фонд Александра Васильева

Корсет. Франция, 1780. Музей костюма, Лос-Анджелес, США

Всегда очень властная в отношениях с дочерью – она ведь серьезно переживала за ее успех, – Мария Терезия твердо дает советы по поводу ее внешности: «Я вас прошу, не позволяйте себе распускаться; в вашем возрасте этого не следует делать, и еще меньше в вашем положении; это повлечет за собой нечистоплотность, небрежность и даже безразличие во всех остальных действиях, и это станет вашим несчастьем; именно по этой причине я вас мучаю, и мне было бы трудно предотвращать малейшие обстоятельства, которые могли бы вас вовлечь в пороки, в которых вся Французская семья погрязла уже давно. Они добры, доблестны для себя самих, но не созданы ни в коей мере, чтобы блистать, задавать тон… Я вас прошу как друг и как ваша нежная матушка, которая знает, о чем говорит, не давайте себе проявлять ни малейшей небрежности в отношении ни вашей фигуры, ни внешнего вида. Вы пожалеете, что пренебрегали моими советами, но будет поздно. Только в этом отношении не берите пример и не слушайте советов семьи. Тон в Версале должны задавать вы…»

Вскоре Мария Антуанетта вместе с мадемуазель Бертен с лихвой воспримет этот урок, и у бедной императрицы появятся другие причины для смятения…

Глава III
Помешательство от «Кезако» и «Сентиментальных пуфов»

10 мая 1774 года, после смерти Людовика XV, Мария Антуанетта стала королевой. Ей было тогда девятнадцать лет, и в этом возрасте уже не слушаются матери. Тетушки ее мужа подхватили оспу у смертного одра короля. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы совсем молодой король в двадцать лет тоже заразился. Было решено его удалить, изолировать. В пятницу, 20 июня, королевская чета отправляется из Мюэтта в Марли.

Предполагалось, что трое внуков Людовика XV получат прививку против этой болезни и останутся там выздоравливать до первых чисел августа, когда состоится отъезд в Компьен.

В этот период некоторые из жен аристократов будут официально представлены новой королеве. Одна из этих встреч, самая определяющая для будущего государыни, прошла незаметно.

Это была встреча с Розой Бертен.

Со времени приезда в Париж Бертен сделала карьеру и создала свою собственную мастерскую и магазин под вывеской «Великий Могол». Резиденция герцогини Шартрской располагалась совсем неподалеку от магазина, напротив, в Пале-Рояль, и Роза Бертен обычно лично приносила ей ее туалеты. Однако известно, что герцогиня находила удовольствие в поощрении молодых талантов. Бьемся об заклад, что произошедшее с Розой в чем-то подобно продвижению мадам Виже-Лебрен[14]14
  Виже-Лебрен, Мари Элизабет Луиза (1755–1842) – французская художница-портретистка, популярная среди французской знати. Рисовала королеву Марию Антуанетту, которая очень высоко оценила портрет, а в 1783 году оказала, со своей стороны, определенное давление на французский художественный истеблишмент, с тем чтобы Виже-Лебрен была благополучно избрана в члены Королевской академии живописи и скульптуры.


[Закрыть].

В своих «Воспоминаниях» она рассказала следующее: «Герцогиня приказала пригласить меня к себе, чтобы я написала ее портрет у нее дома. Она поделилась со всеми, кто ее окружал, своим крайним расположением к моему молодому таланту. Поэтому я сразу же встретилась с великой и прекрасной графиней де Брионн и ее дочерью, принцессой Лотарингской, а потом и со всеми знатными дамами двора».

Возможно, нечто подобное происходило и с магазином Розы Бертен, о чем рассказывает в своих «Мемуарах» Казанова. Выйдя из Пале-Рояль, он увидел толпу народа перед бутиком с названием «Циветта» и спросил у сопровождавшего его приятеля:

Мария Антуанетта с розой. Фрагмент. Худ. Э. Виже-Лебрен, 1783

– Что здесь происходит?

– На этот раз вы посмеетесь! Все эти простаки ждут своей очереди, чтобы наполнить свои табакерки.

– А разве нет других торговцев табаком?

– Да его продают повсюду; но вот уже три недели как все желают табак исключительно из «Циветты».

– Он здесь лучше, чем в других местах?

– Может быть, он и хуже, но с тех пор, как герцогиня Шартрская ввела его в моду, никто не желает другого.

– Но как она это сделала?

– Остановила здесь свой экипаж два или три раза, чтобы наполнить табакерку, заявляя молодой продавщице, что их табак лучший в Париже. А зеваки, которые никогда не пропускают возможности собраться у дверцы кареты принца, даже если они его видели сто раз или даже если им было известно, что он страшен как обезьяна, повторяли повсюду слова герцогини. Этого было достаточно, чтобы распространить новость среди всех нюхальщиков табака столицы! Эта женщина разбогатеет, потому что она продает более чем на сто экю табака в день.

– Герцогиня, конечно, не подозревает, какое благо она ей сделала?

– Напротив, с ее стороны это военная хитрость. Герцогиня принимает участие в этой недавно вышедшей замуж женщине и желает ей добра на деликатный манер, и она придумала этот способ, который ей прекрасно удался[15]15
  См. Казанова Дж. Мемуары Жака Казановы де Сенгали. Париж: Полен, 1843, т. I, с. 549.


[Закрыть].

Точно так же заказы начали поступать и к Розе Бертен, чья торговля с каждой рекомендацией все более процветала.

В замкнутом кружке торговцев украшениями для знати, которые принимали новичков с неохотой, эта модистка сделала себе имя. Роза Бертен завоевала герцогиню. Чтобы стать первой, теперь ей надо было завоевать королеву.

Тем временем, вскоре после выхода «Севильского цирюльника», Бомарше переиздал свои «Мемуары», второе издание которых разошлось с такой же быстротой, как и первое.

В них содержалась сатира на некоего господина Мартена посредством выражения «Ques-a-co?»[16]16
  Произносится как «кезако».


[Закрыть], что означает «Что это такое?». Это напевно звучащее прованское выражение, присказка, так сильно понравилось юной смешливой австриячке, что она его переняла, часто повторяла, и оно стало прибауткой при дворе, замечает 26 марта 1774 года историк Башомон[17]17
  Башомон, Луи Пти де (1690–1771) – французский писатель, принадлежал к компании светских людей и литераторов, собиравшихся в салоне мадам Дюбле.


[Закрыть]. Затем он добавляет, что модистка придумала воспользоваться случаем, «изобрела прическу и назвала ее “Кезако”. Это был султан из перьев, который молодые женщины носили в затылочной части головы». Этой модисткой была Роза Бертен.

Мода времен Марии Антуанетты.

Прическа а-ля «Кезако», 1770-е годы

Придуманная ею игривая прическа, так же как и источник ее вдохновения, создавала шум волчка и завоевала «особое покровительство» со стороны графини Дюбарри. Не прошло и месяца, как Роза Бертен повторила свой успех, создав новое произведение, и тот же Башомон замечает 26 апреля 1774 года, что на смену «Кезако» приходит другая прическа, названная «Сентиментальный пуф». Пуф – потому что в прическу можно засунуть разнообразные предметы; сентиментальный – потому что эти предметы должны напоминать то, что вам больше всего нравится»; он подчеркивал, что «все женщины без ума от этой смешной прически».

Карикатура. Парикмахер, делающий новую прическу молодой женщине перед надеванием головного убора, изготовленного модисткой

Прическа и головной убор, 1775

В частности, для герцогини Шартрской Роза Бертен сделала пуф, в который поместила изображения ее попугая, любимого негритенка и ее сына Луи Филиппа, грудного младенца (будущего короля Луи Филиппа).

И над всем этим царили пряди волос ее мужа герцога Шартрского, ее отца герцога Пентьевра и герцога Орлеанского, ее свекра. Вероятно, в тот день, когда герцогиня явилась в Версаль со своей «биографией» на голове, Мария Антуанетта пожалела, что не может, будучи дофиной, ничего решать в своей жизни, даже не может выбрать разбирающуюся в моде портниху, и безнадежно обречена носить вышедшие из моды и навязанные ей туалеты.

Карикатура на модную прическу «Туалетный столик», 1780-е годы

Мария Антуанетта. Фрагмент.

Худ. Э. Виже-Лебрен, 1772

Но вот она стала королевой! Момент подходящий: Марли позволил расслабиться, и новоиспеченная королева ввела некоторые изменения во внутренний распорядок своих апартаментов. Именно тогда герцогиня Шартрская наносит ей неформальный визит, свободный от дворового этикета.

Она появляется вместе с Розой Бертен в составе своей свиты, и та сознает, что на кон поставлено ее будущее. Эта сцена, точную дату которой нам установить не удалось, могла происходить между 20 июня и 30 июля, судя по переписке Марии Антуанетты. Она подтверждается мемуарами мадам Кампен, главной горничной королевы, которая припомнила, что это случилось «при первом путешествии из Марли, когда герцогиня Шартрская, с тех пор герцогиня Орлеанская, представила в покоях королевы мадемуазель Бертен, модистку, как раз в то время ставшую знаменитой благодаря полной перемене, произведенной ею в украшении французских дам».

С этого дня Роза Бертен становится штатной поставщицей королевы, а в городе к ней стали обращаться исключительно уважительно – «мадемуазель Бертен».

Глава IV
«Именем королевы»

Наконец Мария Антуанетта могла действовать! Людовик XVI поручил ей организацию развлечений при дворе.

И она вложила в это все свои силы: каждую неделю давались два бала, из них один – костюмированный – в понедельник, и два театральных представления.

Развлечения следовали одно за другим без передышки, а за ними – ночные бодрствования, необходимые для подготовки туалетов. Дела мадемуазель Бертен пошли в гору. Мария Антуанетта увеличивает количество сеансов примерок с молодой модисткой.

Людовик XVI. Фрагмент. Худ. Ж. Дюплесси, 1775

Вначале это были обычные визиты: два дня в неделю, в назначенное время. К ним прибавились чрезвычайные встречи, в связи с необыкновенной частотой праздников. Плюс все те случаи, когда королева призывала мадемуазель Бертен для переделок в последнюю минуту. Туалет уже надет, и вдруг нужно было что-либо поправить, ведь нет предела совершенству!

По свидетельству современника, это происходило, так же как во времена тех «пасхальных воскресений, между пятью часами пополудни и семью часами вечера, когда мадемуазель Бертен посреди вороха лент и органди[18]18
  Органди – очень тонкая жесткая прозрачная ткань, выработанная мелкоузорчатым переплетением. Из органди шили жабо и другие отделки.


[Закрыть] находилась в ожидании в покоях королевы». Модистка приходила на каждое заметное событие в жизни двора, чтобы представить свою работу и получить заказы Марии Антуанетты. Графиня д’Адемар в своих воспоминаниях уточняет, что такой порядок твердо установился, за исключением нескольких первых месяцев после 6 октября[19]19
  Имеется в виду 6 октября 1789 года, когда при нападении черни на Версаль жизни Марии Антуанетты угрожала серьезная опасность.


[Закрыть]. Это означает пятнадцать лет (!) практически ежедневных встреч в почти интимной обстановке. Конечно, при этом с неизбежностью возникают связывающие людей узы – даже между королевой и модисткой. Государыня требовательна и всегда желает, чтобы ее обслужили незамедлительно, поэтому Роза Бертен была вынуждена переехать в Версаль. Где происходили эти встречи? Поразительно, но во внутренних покоях королевы, вопреки строгим дворцовым правилам, это запрещавшим. Никому не дозволялось вторгаться в интимную жизнь королей. Однако Мерси имел основания писать, что мадемуазель Бертен вхожа в королевский дворец и там ее приветливо встречают. Модистка проходит через охрану в покои, в которых пока еще не появилась высокопоставленная знать.

Фрагмент портрета Марии Антуанетты худ. Э. Виже-Лебрен, 1770-е годы

Там обсуждаются платья, покрои и фасоны, делаются замечания насчет прически. «Ее Величество украшало особое изящество в придачу к тому, чем одарила ее природа». Мария Антуанетта изменяет внутреннее устройство своих покоев, приказав отделить личный кабинет от всех остальных помещений. Как сообщает нам в своих мемуарах Катерина Брольо Солари, дама-компаньонка принцессы де Ламбаль[20]20
  Мария-Тереза-Луиза Савойская, принцесса де Ламбаль (1749–1792) – французская аристократка, подруга королевы Марии Антуанетты.


[Закрыть], делает она это для того, самой, чтобы «можно было одеваться как ей угодно, вдали от всех назойливых свидетелей. Из этого отдельного кабинета, который себе устроила Мария Антуанетта и где она принимала свою модистку, она переходила, когда туалет был почти закончен, в покои, предназначенные для ее официального туалета. Все, кто хотел подать прошение, приходили туда».

Мода времен Марии Антуанетты, 1770-е годы

Чтобы оценить пределы этой неожиданной близости между Марией Антуанеттой и мадемуазель Бертен, надо учитывать, что одевание королевы всегда происходило согласно законам этикета. Лишь дежурные придворные дамы, находящиеся под присягой и одетые в торжественные придворные туалеты, могли оставаться в комнате и служить совместно с фрейлиной и камер-фрау. Мадам Кампен свидетельствует: «Королева уничтожила весь этот церемониал. Когда она была причесана, она приветствовала дам, присутствующих в комнате, и в сопровождении только этих дам возвращалась в кабинет, где находилась мадемуазель Бертен, которая не была допущена в ее комнату. Именно в этом внутреннем кабинете она показывала свои новые и многочисленные украшения».

Графиня д’Адемар подтверждает: «Но поскольку мода наиболее серьезно занимала молодую королеву и высота причесок вынуждала надевать рубашку через ноги, она наконец захотела, чтобы при ее одевании присутствовала модистка мадемуазель Бертен, которую придворные дамы отказались допускать, дабы она делила с ними честь служить королеве. Туалет более не происходил в комнате королевы, и королева, приветствуя собравшихся, удалялась в свои покои, чтобы одеться».

В маленькой комнатке Версальского дворца, называемой «полуденной», во время реставрации были найдены застрявшие в полу булавки с позолоченными головками. Это послужило причиной поспешного заключения, что встречи королевы с модисткой происходили исключительно там.

Но эта комната была узкой, и неизбежно возникает вопрос: как судить о парадном платье и высокой прическе, если некуда отступить, чтобы увидеть себя в полный рост в зеркале? Возникает предположение, что через некоторое время мадемуазель Бертен для примерки переходила в комнату – достаточно было закрыть в ней двери. Об этом упоминает дама-компаньонка принцессы де Ламбаль: «Впервые кто-либо удостоился чести попасть в королевские покои, и много месяцев прошло, прежде чем Мария Антуанетта осмелилась принять свою модистку в своем отдельном кабинете».

Придворное платье, 1778

Для длительного отбора одежды в компании мадемуазель Бертен Мария Антуанетта упразднила древний этикет, который превращал утренний подъем королевы в ритуал для привилегированных. Дамы самого высокого ранга заходили друг за другом, приветствуя королеву и получая в ответ снисходительный кивок, и отходили в сторону, ожидая чести приблизиться к королеве, чтобы пролить тонкую струйку воды на руки своей государыни.

Именно от этого исключительного права никто не хотел отказаться. «Можно сказать, – утверждает мадам Кампен, – что допуск модистки к королеве вызвал бы неприятные последствия для Ее Величества. Искусство модистки, принимаемой во внутренних покоях, несмотря на обычай, который удалял оттуда всех без исключения представителей ее класса, упрощало для королевы возможность каждый день демонстрировать в своем туалете что-то новомодное. Если до этого момента королева проявляла лишь самый простой вкус в своем туалете, то теперь она начинала превращать моду в свое основное занятие». Мария Антуанетта спешно покидала самых знатных придворных дам, собравшихся в ее покоях для утреннего приветствия, чтобы поскорее рассмотреть образцы тканей, которые мадемуазель Бертен всегда приносила в красной папке. Она почти не уделяла внимания придворным дамам, чинно державшимся кружком и разодетым с раннего утра в роскошные придворные туалеты согласно дворцовому этикету, а убегала вместе со своей модисткой-простолюдинкой. Как станет понятно в дальнейшем, они подготавливали уничтожение этих самых сложнейших придворных туалетов, подобных гражданским доспехам.

Безусловно, им потребуются время и размышления, чтобы произвести переворот в моде. Подумаешь – что за важность этот старомодный, но покровительственный этикет? После разговоров о красоте Мария Антуанетта полна грез.

Стремление королевы сократить церемонию пробуждения на публике, чтобы ускорить утреннюю встречу со своей модисткой, по-видимому гораздо более важную в ее глазах, отражало ее волю к решительным изменениям удушающего этикета. Приглашая мадемуазель Бертен и закрываясь с ней для примерки туалетов, Мария Антуанетта демонстрировала неподчинение правилам, провоцировала нападки, ранее немыслимые в адрес королевы. Она устраняла сословные барьеры в обществе лишь для того, чтобы искать вместе с модисткой-простолюдинкой экстравагантные способы нравиться.

Мода времен Марии Антуанетты, 1770-е годы

Такая честь, по замечанию графини д’Адемар, немного вскружила голову мадемуазель Бертен, которая взяла привычку сообщать всем, что она «держит совет» с Ее Величеством.

Министры говорят: «Я работал с королем», она же всем сообщала: «Я работала с королевой». Это было действительно так: владелица модного магазина руководила внешним видом королевы, в ее руках находились ключи к привлекательности – инструменту власти, традиционно принадлежащему женщинам.

Такая функция позволила Розе Бертен обрести свое место в коридорах власти. Во «Всеобщем альманахе торговцев, купцов и коммерсантов Франции и Европы» за 1773 год термин «мода» определяется как «название, применяемое к некоторым товарам, чьи формы и назначение в основном подчиняются высшим велениям, но изменяются в зависимости от капризов или вкусов. Это наименование применимо в основном к изделиям, предназначенным для украшения и придания приличествующего случаю вида женщинам и даже мужчинам для определенных целей». Если будет преувеличением сказать, что эти парижские изделия служили первыми законодателями моды, то их можно, по крайней мере, рассматривать как самые надежные и быстрые средства исполнения Закона Сегодняшнего Дня.

Придворный наряд времен Марии Антуанетты, 1774–1776

В Малом Трианоне[21]21
  Малый Трианон – небольшой дворец, расположенный на землях Версальского дворца во Франции. Спроектирован Анж-Жаком Габриэлем по приказу Людовика XV для его фаворитки маркизы де Помпадур и построенв 1762–1768 годах.


[Закрыть] Мария Антуанетта обнародовала правила, удивительно озаглавленные для страны с салическим законом[22]22
  Здесь – запрет женщинам наследовать престол или передавать его потомкам.


[Закрыть] – «Именем королевы». Тем самым она демонстрировала свою верховную власть в этом ограниченном пространстве. Мода тоже была «Именем королевы». «Декрет», «закон», «постановление» – вся лексика, которую использовали королева и ее модистка, чтобы говорить об искусстве одеваться, принадлежит коридорам власти.

Однако со стороны королевы – да, власти, но и мадемуазель Бертен ею обладала. Конечно, власть эта была ограниченной, но вполне реальной. Вместе с Розой Мария Антуанетта правила модой, но не Францией. Она не интересовалась политикой.

Вот почему аббат Мабли[23]23
  Mабли, Габриель-Бонно де (1709–1785) – аббат, французский просветитель и социальный философ, один из наиболее популярных и влиятельных французских писателей XVIII века.


[Закрыть] благословлял мадемуазель Бертен, которая отвлекала королеву от государственных иностранных дел: «Нашим министрам следовало бы вместо разглагольствований о политике с иностранными державами вступать в переговоры с музыкантами, поэтами и мадемуазель Бертен. Они бы предлагали им придумывать каждый день новые праздники и новые моды, чтобы отвлекать внимание от интереса, который королева имеет к делам своего дома. Тем самым они могли бы прийти на помощь королю, которому трудно сопротивляться мольбам дорогой ему принцессы»[24]24
  Полное собрание трудов аббата де Мабли. Париж, 1785, т. 13, с. 370.


[Закрыть].

Мода времен Марии Антуанетты, 1770-е годы

В 1778 году двор посвятил мадемуазель Бертен в чин министра моды. Это происходило, по свидетельству Жозефа де Местра[25]25
  Местр, Жозеф-Мари де, граф (1753–1821) – французский (сардинский) католический философ, литератор, политик и дипломат, основоположник политического консерватизма.


[Закрыть], так: «11 апреля. Высокопоставленная дама пришла заказать мадемуазель Бертен несколько чепчиков, чтобы отправить их в провинцию. Модистка, в элегантной кофте, полулежа в шезлонге, слега кивает этой достойной даме вместо почтительного приветствия. Она звонит, появляется молодая красивая нимфа по имени мадемуазель Аделаида. “Дайте мадам, – говорит мадемуазель Бертен, – чепчиков месячной давности”. (В те времена модели менялись чуть ли не каждый день, чепчики месячной давности считались уже залежалым товаром. – Прим. авт.) Дама замечает, что хотела бы более современные. “Это невозможно, мадам, – отвечает модистка. – Во время моего последнего совещания с королевой мы решили, что новые модели чепчиков появятся лишь через неделю”.

И с этого времени мадемуазель Бертен стали называть не иначе как министром моды». Над создательницей моды подсмеивались, когда она высказывала непреложные истины о вкусе, но прислушивались более внимательно, чем к некоторым советам короля. «Мы получили, – возмущался Тевено де Моранд[26]26
  Тевено де Моранд, Шарль (1748–1803) – памфлетист, проживавший долгое время в Англии, автор памфлета против фаворитки Людовика XV Дюбарри.


[Закрыть], – еще одного министра, который ни в чем не уступал ни Калонну, ни барону де Бретейю[27]27
  Калонн, Шарль Александр де (1734–1802) – генеральный контролер финансов в 1783–1787 годах, циничный казнокрад и придворный угодник; Бретей Луи Огюст Ле Тоннелье, барон де (1730–1807), французский дипломат и министр приЛюдовике XVI.


[Закрыть] и который не терпел никаких возражений – это была важная персона в юбке!» Не считаясь с теми, кто клеветал на нее, мадемуазель Бертен была всегда права, она проявляла упорство; ее тщеславие высмеивали, но восхищались ее искусством. Графиня д’Адемар приходит к заключению: «Эта исключительная женщина питала к королеве признательность, близкую к фанатизму. Верно, что Ее Величество осыпала ее милостями, потому что Роза организовала подготовку воцарения Марии Антуанетты, именно ей было поручено создать атмосферу постоянного восхищения при каждом появлении королевы».

Мода времен Марии Антуанетты, 1770-е годы

Став «божественной Бертен», модистка получила такие милости, которые не соответствовали ее положению. У Башомона читаем: «31 мая 1779 года. Королева продолжает с особой изысканностью оказывать честь мадемуазель Бертен.

Она приказала маршалу герцогу Дюра найти ей место на спектакле, и вельможа согласился с этим поручением с изысканностью, способной вызвать зависть других женщин». Роза Бертен также вызывает злобу у аристократок, ущемленных тем, что их не пригласили, тогда как человеческая натура прощает лишь праздники, которыми она насладилась: «Появление этой женщины во дворце было событием.

Лучшее место на спектакле было предназначено этой гризетке, которую герцог Дюра провел под руку как рыцарь»[28]28
  Виконтесса де Пайсак Фар-Фоссландри. Мемуары мадам виконтессы де Пайсак Фар-Фоссландри, или Воспоминания восьмидесятилетней женщины. Париж: Ледуаэн, 1830, с. 62.


[Закрыть].

Мадемуазель Бертен была при дворе своего рода «серым кардиналом», ее устраивала репутация значительной персоны, с которой считаются и на которую рассчитывают! Двор стремился заручиться ее благосклонностью, ибо ее хорошие отношения с королевой были всем известны. Все знали, каким доверием у Ее Величества она пользуется, и зачастую просили передать прошение.

Придворный наряд эпохи Марии Антуанетты, 1770-е годы

Шевалье де Вилье в своем «Историческом эссе о моде» рассказывает: «Дружеская близость с королевой была сильной стороной мадемуазель Бертен. Однажды кто-то попросил ее передать прошение Марии Антуанетте, в котором он взывал к ней о протекции. “Оставьте его мне, – сказала ему модистка, – я передам Ее Величеству в Версале, когда поеду работать с ней».

Пикардийцы не забыли, как добивались ее протекции, как бы трудно им ни было в это поверить. Жан Шарль Николя Дюмон писал в 1784 году своему сыну, который в то время заканчивал учебу в Париже и искал поддержку, чтобы получить место: “Мне не кажется, что мадемуазель Бертен в состоянии расширять число своих протеже. Поэтому я полагаю, что надо забыть об этой важной покровительнице»[29]29
  См. отрывок, опубликованный Людовиком Дамасом Фруассаром в: Андре Мари Констан Дюмериль, врач и натуралист. 1774–1860. Париж: Albin Michel, 1984, с. 10.


[Закрыть]. Этим молодым человеком был не Андре Дюмон, самый известный член Конвента в 1794 году, а его младший брат Шарль, именуемый Дюмоном де Ceн-Круа, будущий знаменитый зоолог.

Существует доказательство содружества мадемуазель Бертен и королевы, которое пережило свое время. Речь идет о двух уборах: один для Святой Девы, а другой для Младенца Иисуса.

Они сохранились до сих пор и находятся там, куда королева и ее модистка пожелали их поместить, – в часовне Нотр-Дам де Монфлиер, расположенной неподалеку от Абвиля в Пикардии.

В 1778 году Мария Антуанетта ждала своего первенца. В период семилетнего вынужденного целомудрия и ожидания того, когда она станет женой своего мужа, ей пришлось вынести много насмешек со стороны двора[30]30
  Фактически после их бракосочетания в 1770 году брак не был осуществлен – дофин страдал от фимоза, и ему требовалась хирургическая операция обрезания, на которую Людовик долго не мог решиться. Лишь через семь лет, после того, как брат Марии Антуанетты император Иосиф специально приедетв Париж, чтобы склонить зятя к операции, Людовик даст на нее согласие.


[Закрыть]. Она тем более страдала, понимая, что первая обязанность королевы Франции – это обеспечить наследника престола. Поэтому рождение ребенка было для нее чрезвычайно важным событием. Однажды во время примерки мадемуазель Бертен, почувствовав ее беспокойство, заговорила с ней о Святой Деве в часовне. С 1599 года статуя Мадонны привлекала к себе окрестных жителей, которые приписывали ей чудодейственные свойства.