Текст книги "История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел второй: 1448-1589"

Глава IV. Монастыри

В предшествовавший, так называемый монгольский, период нашей церковной жизни, продолжавшийся два с лишком столетия, у нас возникло более 180 монастырей. Но как из этих монастырей до тридцати находились в Юго-Западной России, то, значит, что собственно в тех епархиях, которые вошли теперь в состав Московской митрополии, появилось тогда всего около 150 обителей. В настоящий же период, обнимающий менее даже полутораста лет, вновь основано в этой последней митрополии, как увидим, около трехсот монастырей. Следовательно, умножение их в Северо-Восточной России совершалось теперь не только не в меньшей, но даже гораздо в большей пропорции, чем совершалось оно при монголах. А если при этом взять во внимание, что почти все монастыри монгольского периода продолжали существовать и в настоящий вместе с вновь возникшими, то окажется, что теперь общее число их было у нас выше четырехсот.

Справедливость, впрочем, требует заметить, что некоторые монастыри, неизвестно кем и когда основанные, делаются только известными в настоящий период, а могли существовать и прежде. Зато несомненно, что другие монастыри, например Соловецкий, Пафнутиев боровский, были едва основаны под конец прошлого периода, но получили даже первоначальное устройство уже в настоящий и что самые их основатели или устроители значительнейшею долею своей деятельности принадлежали настоящему периоду.

К сожалению, о большей части наших тогдашних монастырей как в Руси Восточной или, точнее, в средней полосе России, так и в Руси Северной сохранились крайне скудные сведения, так что нам приходится почти только их перечислить. Несравненно менее таких обителей, о которых мы имеем возможность сказать, кем и когда они основаны и каковы были их устройство и состояние.

I. Монастыри в средней полосе России

Москва, местопребывание Русского митрополита, считала уже в себе до 15 монастырей и между ними: Чудов, Андроников, Симонов, Алексеевский. Теперь делаются в Москве известными еще 16 монастырей.

Из числа их ко 2-й половине XV в. относятся: а) Богоявленский на Троицком подворье, это подворье находилось в Кремле близ великокняжеского дворца и подарено было еще Димитрием Иоанновичем Донским преподобному Сергию Радонежскому; в 1460 г. здесь сооружена каменная церковь Богоявления и около того же времени образовался монастырь под управлением игумена и в зависимости от Сергиевой лавры; б) Новоспасский– устроен в 1462 г. на возвышенном берегу Москвы-реки, в четырех верстах от Кремля по воле великого князя Иоанна Васильевича III взамен монастыря Спасского, который еще со времен Иоанна Даниловича Калиты помещался в Кремле на самом великокняжеском дворе, а теперь переведен со всем своим штатом в монастырь Новоспасский; в) Воскресенский на Высоком в Белом городе, упоминаемый в 1479 г., и г) Покровский в Садех, великокняжеский, в котором Иоанн Васильевич в том же году приказал построить новую деревянную церковь; д) Спасский в Чигасах за Яузою, здесь в 1483 г. игумен Чигас заложил каменную церковь; е) Николаевский на Угреши близ Москвы, упоминаемый с 1488 г., и ж) Козмодемьянский на Вражках за Яузою, упоминаемый в 1498 г.

В продолжение XVI столетия в первый раз упоминаются в Москве монастыри: а) Покровский Лыщиков на Лыщиковой горе, который великий князь Иоанн III завещал в 1504 г. как свой великокняжеский сыну своему Василию; б) Георгиевский девич в Белом городе, основанный в 1-й половине XVI в. дочерью именитого боярина и воеводы Юрия Захарьевича Романова Феодосиею, теткою добродетельной Анастасии, первой супруги Иоанна Грозного, в) Новодевичий на Девичьем поле, созданный великим князем Василием Иоанновичем в 1525 г. по обету, вследствие покорения Смоленска; г) Савин на том же Девичьем поле, существовавший уже при построении Новодевичьего монастыря и считавшийся в числе домовых монастырей митрополита; д) Введенский девич на Хлынове, в Белом городе, упоминаемый в 1536 г.; е) Крестовоздвиженский на Острове, в Белом городе; ж) Ильинский на Ильинском крестце в Китай-городе и з) Николаевский на Драчах в Земляном городе, подвергшийся пожару в 1547 г.; и) Иоанновский девич на Кулижках в Белом городе, основанный, по преданию, царем Иоанном Васильевичем IV.

Но не в Москве, столице Русского государства, явились тогда самые замечательные обители Руси Восточной, а в трех незначительных городах, находившихся в недальнем расстоянии от Москвы: Боровске, Волоколамске и Переяславле Залесском, из которых только второй несколько времени не находился в епархии митрополита. Основателем обители в Боровске был преподобный Пафнутий, в крещении Парфений.

Он родился к концу XIV в. в сельце Кудинове близ Боровска от благочестивых родителей и по отцу происходил из татар. Дед его был некогда баскаком в Боровске и во время случившегося восстания русских против татар принял крещение с именем Мартина, чтобы спасти свою жизнь. Двадцати лет Пафнутий вступил в боровский Покровский монастырь, называвшийся Высоким, и, к счастию, с самого начала отдан был под ближайшее руководство ученику преподобного Сергия Радонежского Никите, который после игуменства своего в серпуховской Зачатиевской обители проживал теперь здесь на покое. Проведши семь лет под руководством такого старца, пока он снова не отошел в прежнюю свою обитель, Пафнутий настолько утвердился в добром направлении, что уже сам продолжал более и более возвышаться в духовной жизни. С течением времени своими добродетелями он приобрел общее уважение и любовь между братиею, так что когда настоятельское место в обители сделалось праздным, то и иноки и сам боровский князь Семен Владимирович, считавший эту обитель своею, упросили его принять сан игумена. Посвященный митрополитом Фотием (следовательно, не позже 1431 г.), Пафнутий еще ревностнее предался иноческим подвигам, подавая пример своей духовной пастве, и дни проводил в монастырских службах и работах, а ночи в молитве. Но на тринадцатом году игуменства его посетила продолжительная болезнь – он принял схиму (и с того времени уже не священнодействовал до конца своей жизни, за исключением одного случая), отказался от начальствования над обителию и в двух верстах от нее избрал для себя уединенное место в лесу между двумя реками, где и поселился с одним из братий. Это было в 1444 г. Скоро начали стекаться к нему сюда иноки из разных монастырей и с его согласия строили себе кельи. Когда число собравшихся значительно возросло, он позволил им соорудить деревянную церковь, которая и освящена во имя Рождества Пресвятой Богородицы по благословению митрополита Ионы (следовательно, не прежде 1448 г.). С этого времени действительно образовался или устроился боровский Пафнутиев монастырь, который еще при жизни своего основателя сделался славным во всей земле Русской. Пафнутий управлял им около тридцати лет и светил для всех своими добродетелями. Он обыкновенно в понедельник и пятницу ничего не кушал, в среду ел только хлеб, в прочие дни трапезовал вместе с братиею. Всегда трудился в тяжелых работах: сек и носил дрова, копал землю для ограды, носил воду для поливки растений, и никто прежде него не приходил ни на работу, ни на соборное правило. В зимнее же время более предавался молитве и чтению и плел сети для ловли рыбы. Женщин не только не дозволял впускать в обитель, но не хотел видеть и издалека и запрещал даже говорить об них. Во всем любил скудость и нищету и о внешности своей вовсе не заботился. Сильных людей не боялся, бедных не презирал; гордым не очень был доступен, а к нищим всегда ласков и милостив. Однажды во время голода он пропитал всех окрестных жителей, которые собирались к нему ежедневно по тысяче человек и более, так что в обители из запасов ничего не осталось. Относительно догматов веры имел такую ревность, что если кто начинал говорить что-либо несогласное с Божественным Писанием, то не только не хотел слушать такого человека, но изгонял из обители. «Мы пожили с ним довольно лет, – говорит один из бывших учеников Пафнутия, – видели его труды и злострадания, подвиги и посты, худость одежды, твердую веру и любовь к Богу, несомненную надежду на Пречистую Богородицу. За то и сподобился он благодати Божией, так что презирал будущее, видел и объявлял сокровенные помыслы братии, исцелял болезни и получал все, чего ни просил у Господа Бога и Пречистой Богородицы. Был воистину далек от людей нынешнего века всеми своими обычаями». Сказания о высоких подвигах преподобного Пафнутия привлекали к нему многих со всех сторон, и обитель его расширялась более и более. Это расположило его воздвигнуть новый, более обширный и каменный храм, для которого он сам вместе с учениками носил камень, воду и другие материалы. А чтобы украсить храм, пригласил самых лучших иконописцев того времени – старца Митрофана и Дионисия. Вместе с церковию преподобный воздвиг в своей обители и все прочие необходимые строения. Уважение к нему простиралось до такой степени, что когда он под конец жизни сделался болен и стал изнемогать, то не только бояре, но и князья и княгини из всех уделов, даже сам великий князь и митрополит многократно присылали навещать его и просить его благословения и молитв. Святой старец скончался в 1477 г. восьмидесяти двух лет с половиною, оставив обитель свою вполне благоустроенною, в которой при смерти его находилось уже 95 иноков и из которой вышли достойные основатели и других обителей.

Таков был, прежде всех, преподобный Иосиф, основатель Волоколамского монастыря, названного его именем. Не станем повторять здесь биографии этого великого подвижника и ревнителя православия, изложенной нами в другом месте (т. 6. С. 106 и следующие), а припомним только, что он основал свою Волоколамскую обитель в 1479 г. и ввел в нее общежительный устав, когда число братий возросло в ней до ста, и скажем здесь как об этой обители, так и о самом Иосифе лишь то, чего там не сказали. По уставу Иосифова монастыря пища иноков была самая простая и умеренная, одежда грубая и худая, обувь из лык, несмотря на все средства монастыря. В кельях не держалось ничего, кроме икон, книг и бедных одежд, а потому не было и запоров. В монастырских работах должны были участвовать все братия одинаково, без всякого различия, был ли кто прежде нищим или богачом, рабом или вельможею. В церковь приходили все по первому звону и в ней стояли и молились благоговейно; после литургии шли в трапезу и, вкушая пищу, безмолвно внимали назидательному чтению. После повечерия каждый шел в свою келью и потом исповедовал отцу духовному свои грехи протекшего дня. Никто не мог выйти за ворота обители без благословения настоятеля. А женщинам и детям вовсе запрещен был вход в обитель. Были иноки, которые, не ограничиваясь точным исполнением общих монастырских правил, решались с благословения настоятеля на некоторые особенные подвиги: один носил на своем теле острую власяницу, другой – тяжелые вериги, третий клал ежедневно по тысяче, даже по две и по три тысячи поклонов; некоторые проводили почти всю ночь в молитве и предавались сну на самое короткое время, и то сидя или стоя. Старец Герасим Черный, постоянно отличавшийся строгим постничеством, жил, наконец, как отшельник вне обители. Другой старец – Кассиан, по прозванию Босой (потому что никогда не носил обуви, даже зимой), пользовался за свои высокие подвиги таким уважением, что сам великий князь Василий Иоаннович избрал его в восприемника своему сыну Иоанну. Впрочем, оба эти старца пришли с Иосифом еще из Пафнутиевой обители. Из постриженников самого Иосифа замечательны были: Иона Голова, бывший в мире воспитателем сыновей волоколамского князя Бориса, Дионисий – из рода князей звенигородских и Арсений Голенин – из рода князей ростовских. Первый непрестанно пребывал в трудах и молитве и служил образцом смирения и сокрушения о своих грехах. Второй, кроме того что исправлял послушание в пекарне за двоих, каждый день прочитывал по 77 псалмов и полагал по три тысячи поклонов. Он поразил всех самым поступлением в монашество. Однажды, будучи еще мирянином, он отправился со множеством своих слуг на охоту, но, проезжая мимо обители Иосифовой, зашел в церковь во время службы и, внезапно упав к стопам игумена, неотступно просил себе немедленного пострижения. И тут же удостоившись получить желаемое, отпустил своих слуг и отдал имение свое на монастырь. Потом с безусловным послушанием нес труды в поварне, хлебопекарне и уходе за больными, не отличаясь ничем от прочих братий ни в одежде, ни в пище.

Заботясь об устроении своей обители и о снабжении ее всеми необходимыми средствами, преподобный Иосиф никогда не отказывал в помощи и обращавшимся к нему бедным поселянам: иным отпускал семена для посева, другим давал деньги для покупки земледельческих орудий и домашнего скота. Однажды во время страшного голода, когда многие в отчаянии посносили детей своих к обители и побросали, преподобный поспешил построить для них дом при входе в обитель и принял всех (более 50) на ее призрение Бога ради. Дом этот с устроенною в нем церковию Введения во храм Пресвятой Богородицы обратился в постоянную странноприимницу под названием Богарадного монастыря, где находили себе пристанище и готовую пищу бедные и странники, болящие и страждущие, так что обитель ежедневно кормила по шестисот и семисот человек и издерживала как на свои нужды, так и на бедных ежегодно по три тысячи четвертей хлеба и все, что приобретала. А для прокормления вообще голодавших, которые тогда, во время голода, приходили к обители, Иосиф отворил все монастырские житницы и когда свои запасы истощились, то, несмотря на ропот братии, делал еще займы. Великий князь Василий Иоаннович при личном посещении монастыря, заметив его оскудение, приказал отпустить ему из собственных сел столько разного хлеба, сколько было нужно, а затем прислали в обитель свои пожертвования и братья великого князя и многие другие лица. Кроме Богарадного, или Богадельного, монастыря, назначенного для призрения бедных, Иосиф устроил еще небольшой монастырь, также Введенский, в своем родовом имении Спиридонове, в трех верстах от своей главной обители, получавший от нее все содержание. В этом монастыре, в котором число братий простиралось до двенадцати, устроен был при главной церкви особый молитвенный дом с глубоко ископанною могилою, называвшийся божедомьем (т. е. Божиим домом), где погребали всех странных, безвестною и нужною смертию скончавшихся православных христиан и Бога ради в известные дни года поминали их и служили по них обедни и панихиды.

Волоколамский монастырь, основанный преподобным Иосифом, процветал и после его смерти (9 сентября 1515 г.) и по своему значению для Церкви долгое время занимал одно из первых мест в числе монастырей русских. Отсюда вышли только в продолжение каких-нибудь пятидесяти лет настоящего периода иерархи: Даниил, митрополит Московский, архиепископы: Ростовский Вассиан II, брат преподобного Иосифа, Новгородский Феодосий II, Казанские: Гурий, Герман, Лаврентий, Тихон и Иеремия, епископы: Смоленский Савва Слепушкин, Полоцкий Трифон, Коломенский Вассиан Топорков, Тверской Акакий, Крутицкие: Савва Черный, Нифонт, Галактион и Симеон, Рязанский Леонид и другие.

Другой постриженник Пафнутиева монастыря, основавший свой собственный монастырь, был преподобный Даниил Переяславский, в мире Димитрий. Родившись (1453) в Переяславле Залесском, куда родители его незадолго пред тем переселились из Мценска, он с самых ранних лет почувствовал в себе влечение к иночеству и, прожив несколько времени в переяславском Никитском монастыре у родственника своего, игумена Ионы, тайно ушел в Пафнутиев монастырь. Здесь хотя не застал уже в живых самого Пафнутия, но принял пострижение и подвизался десять лет под руководством благочестивого старца Левкия, с которым прожил потом еще два года в основанной им пустыне. По возвращении в свой родной город Даниил поселился было в Никитском монастыре, но вскоре перешел в Богородичный Горицкий. Удостоившись получить сан священства, ежедневно совершал Божественную службу и с любовию принимал всех, иноков и мирян, приходивших к нему для духовного назидания; особенно же заботился о упокоении странников и о тех несчастных, которые умирали какою-либо безвестною или нужною смертию: таких он отыскивал, своими руками относил в общую могилу, или усыпальницу, существовавшую в городе, и отпевал по-христиански. Не довольствуясь этим, он пожелал еще построить над общею усыпальницею храм Божий и, получив благословение от митрополита Симона, при соучастии некоторых добрых людей действительно построил во имя всех святых. А как нашлись и такие, которые возревновали построить себе тут же, вокруг храма, кельи и постричься в иноки, то преподобный согласился на это и основал (в 1508 г.) монастырь, который по имени его назван впоследствии Даниловым. Оставаясь сам в Горицкой обители, он ежедневно посещал свой «божедомский» монастырь, отправлял здесь церковную службу, наставлял иноков в подвижничестве и утешал, подкреплял их среди нужд, какие они на первых порах терпели. Братия Горицкого монастыря упросили преподобного быть их настоятелем и архимандритом, но он через девять месяцев оставил настоятельство и продолжал по-прежнему трудиться для своей новой обители. Великий князь Василий Иоаннович, посетив ее, нашел в ней скромную простоту во всем, порядок и благочиние, а в иноках благоговейность и умиление; был очень доволен и определил для нее ежегодное вспоможение. А при втором посещении повелел самому преподобному переселиться в эту обитель и ввести в ней общежитие, обещавшись оказывать ему всякое пособие. Старец исполнил волю государя, переселился (1511) в свой любимый монастырь и управлял им еще около тридцати лет. Скоро обитель Даниила начала процветать: ее средства увеличивались от разных пожертвований; он построил в ней каменный храм во имя Пресвятой Троицы, каменную трапезу и многие другие палаты; число братства в обители, возрастая постепенно, простиралось выше семидесяти; устав общежительный соблюдаем был в ней со всею строгостию. Средства обители преподобный употреблял и на пособия мирянам, и однажды во время голода он пропитал всех приходивших к обители в продолжение восьми месяцев, пока не настала новая жатва. Чтя особенно Даниила, великий князь Василий Иоаннович приглашал его в восприемника обоих своих детей – Иоанна и Юрия. Но, несмотря на такую честь, старец не переставал пребывать в глубоком смирении и наравне со всеми иноками разделял самые простые и черные работы в обители. Достигнув глубокой старости, он почувствовал изнеможение, оставил настоятельство, принял схиму и 7 апреля 1540 г. скончался на 87-м году своей жизни. Обитель Даниилова, подобно Пафнутиевой, как увидим, послужила рассадником и для некоторых других обителей.

Были и еще монастыри в Боровске, Волоколамске и Переяславле Залесском кроме тех трех, о которых мы сказали. В Боровске – Рождество-Богородицкий, женский, который в 1452 г. супруга знаменитого князя Владимира Андреевича Храброго завещала внуку своему, князю боровскому Василию Ярославичу, и наделила разными угодиями. В Волоколамске – Крестовоздвиженский, в котором преподобный Иосиф Волоколамский учился грамоте и письму; Возмицкий, где приготовлялся он в качестве послушника к пострижению в монашество; Власиевский, где постриглась его мать, и Левкшв, или Левкиева Успенская пустынь, основанная в Волоколамском уезде на реке Рузе преподобным Левкием, постриженником Пафнутиева боровского монастыря и бывшим наставником преподобного Даниила Переяславского. В Переяславле Залесском – Христо-Рождественский, где в 1540 г. числилось братии только шесть человек, и Феодоровский, в трех верстах от города, основанный царем Иоанном IV по случаю рождения сына его Феодора в 1557 г., в монастыре этом с самого начала не только церковь во имя Феодора Стратилата, но и все прочие здания воздвигнуты были каменные.

Обращаясь к другим городам, находившимся в недалеком расстоянии от Москвы, из которых одни относились к Московской, а другие к Коломенской епархии, встречаем в них и их уездах довольно ограниченное число новых монастырей. Таковы были: а) близ Сергиевской лавры – Введенский, называвшийся по своему положению на Подоле Подольным и состоявший в зависимости от лавры (упоминается в 1547 г.); б) в Дмитрове и его уезде: Ильинский на Воре, принадлежавший непосредственно митрополиту (упоминается в 1465 г.), и Троицкий на Березниках, который дмитровский князь Юрий Васильевич передал в 1471 г. как свой в заведование Сергиевой лавры; в) в Клинском уезде: Зосимин, или Зосимина пустынь, на реке Малой Сестре (упоминается в 1525–1540 гг.); г) в Звенигородском уезде: Онуфриева пустынь (упоминается в 1504 г.) и монастырь Медведев на Тростне (упоминается около 1575 г.); д) в Коломне: Брусенский Успенский девич, основанный в 1552 г.; е) в Серпуховском уезде: Давидова Вознесенская пустынь, основанная постриженником Пафнутиева Боровского монастыря старцем Давидом в 1515 г.; ж) близ Коширы: Троицкий Песоцкий, или на Песках, которому покровительствовали один за другим три казанских царя: Магмед-Амиль, Абдыл-Летиф и Шиг-Алей, владевшие по свержении своем с престола Коширою на правах удельных (упоминается в 1498–1532 гг.); з) близ Калуги: Христорождественский, или Лаврентиевский (упоминается в 1565 г.), где почивают под спудом мощи святого Лаврентия, Христа ради юродивого (1515).

Немного также известно новых обителей во Владимирском, Нижегородском и Костромском краях, которые все принадлежали преимущественно к Московской, или митрополичей, епархии, а частию к Суздальской.

В первом мы можем указать только на три митрополичих извечных монастыря в самом Владимирском уезде: Сновицкий, Николаевский Волосов и Преображенский на Святом озере (упоминается в 1504 г.) – да еще на два монастыря: Архангельский, построенный в 1560 г. иждивением князя Михаила Ивановича Кубенского в Юрьеве Польском, и Козмин в уезде этого города на реке Яхроме, основанный к концу XV в. преподобным Косьмою Яхромским, постриженником Киево-Печерской лавры.

В Нижегородском крае около половины XVI столетия упоминаются монастыри: в Балахне – Покровский, основанный иеромонахом Пафнутием, и Христорождественский женский и в Арзамасе – Спасский.

В костромских пределах явились монастыри: Преображенский в городе Кинешме (упоминается около 1452 г.); Благовещенский с Уноража в Костромском уезде (упоминается около 1500 г.); Николаевский, иначе Тихонова пустынь, близ города Лухова, устроившийся (1503) вскоре по смерти преподобного Тихона Лухомского на месте его пустынных подвигов; Преображенский на Сурском озере, получивший начало (около 1530 г.) от преподобного Корнилия Комельского, а потом устроенный учеником его – преподобным Геннадием Костромским и Любимским, который в 1549 г. удостоился быть восприемником первой дочери царя Иоанна Васильевича IV; Воздвиженский в Костроме, где принял пострижение, и Благовещенский на реке Монзе, где скончался в 1591 г. преподобный Ферапонт Монзенский.

Большая часть монастырей Рязанской епархии сосредоточивались в самой Рязани, ее окрестностях и уезде. В самой Рязани находились: Духов, которому последняя рязанская княгиня Агриппина подарила в 1506 г. одно село с разными угодиями, и Спасопреображенский, получивший такой же подарок от рязанского князя Феодора Васильевича (1503). В окрестностях Рязани: Троицкий и Богоявленский, восходящие еще к XV в. В уезде Рязанском: Зачатиевский, существовавший не только во 2-й, но, вероятно, даже в 1-й половине XV в.; Аграфенинский Покровский девич, устроенный рязанскою княгинею Агриппиною в 1507 г. и называющийся пустынью; Богословский, основанный прежде 1533 г., и Воскресенский Терехов, получивший еще в 1520 г. жалованную грамоту от великого князя Василия Иоанновича.

Из монастырей Рязанской епархии, более отдаленных от Рязани, известны: Николаевский Радовицкий, построенный при озере Радовицком в 65 верстах от Рязани при царе Иоанне IV; два монастыря муромских: Благовещенский, основанный в 1563 г. по взятии Казани царем Иоанном Васильевичем вследствие обета над могилою муромских князей Константина и его чад, и Николаевский Бутылицкий, упоминаемый в 1574 г.; наконец, Чернеев Николаевский на реке Цне, в 20 верстах от Шатска, построенный в 1584 г. по благословению Рязанского епископа Леонида иеромонахом Матфеем.

Смоленская епархия была небогата новыми обителями. В самом Смоленске и близ него с начала XVI столетия упоминаются три монастыря: Спасский, Троицкий (1506) и Святодуховский, которого игумен Афанасий присутствовал на Виленском Соборе 1509 г. Еще четыре монастыря в 1-й половине того же века основаны были в разных местах епархии преподобным Герасимом Болдинским. Этот Герасим, в мире Григорий, родился в Переяславле Залесском и с раннего возраста принял пострижение в обители преподобного Даниила Переяславского, под руководством которого и провел более двадцати лет. Утвердившись в духовной жизни, он отправился искать себе уединения и сначала поселился в Дорогобужском уезде, в самой глухой и лесистой пустыне, где скрывались по временам разбойники, от которых много терпел и которых напрасно старался вразумить. Здесь на берегу реки Болдины в 15 верстах от Дорогобужа старец поставил 25 марта 1528 г. церковь Пресвятой Троицы с несколькими кельями и потом мало-помалу устроил свою первую Свято-Троицкую Болдину обитель, в которой под конец его жизни считалось до 140 братий. Чрез несколько времени он пошел искать себе нового уединения и поселился близ Вязьмы в глухом лесу, где также было приволье ворам и разбойникам. Чтобы и здесь рассеять недобрых людей и освятить место, преподобный построил в 1535 г. церковь во имя святого Предтечи и затем Предтечев монастырь, в который собралось братии до 40 человек. Поставив над ними игуменом ученика своего Симеона, Герасим удалился за триста верст от своего Болдина монастыря, в Брянский уезд и здесь на берегу реки Жиздры, в Брынском лесу, расчистив место, основал третий свой монастырь – Введенский и собрал также до 40 человек братии. Поручив управление этою обителию ученику своему Петру Коростелеву, преподобный возвратился в Болдин монастырь и неподалеку от него и от Дорогобужа, при местечке Свирковых Луках основал около 1545 г. четвертый монастырь – Рождество-Богородицкий Свирколуцкий. Во все эти четыре монастыря Герасим ввел один и тот же общежительный устав. Почувствовав приближение смерти, старец созвал к себе из всех своих монастырей до 127 иноков, преподал всем наставления и скончался 1 мая 1554 г. на 65-м году своей жизни.

Должно, однако ж, сказать, что один из монастырей, основанных преподобным Герасимом, именно Предтечев вяземский, принадлежал тогда не к Смоленской епархии, а к Крутицкой, иначе Сарской и Подонской, так как Вязьма, будучи присоединена к Русскому государству от Польши гораздо прежде Смоленска, еще в 1494 г., с того времени поступила со всем своим округом в ведение Крутицкого епископа. В Крутицкой же епархии состоял и монастырь Спасо-Преображенский, построенный в городе Белеве при белевских князьях Солнцовых-Засекиных, еще до времен царя Иоанна Васильевича Грозного.

В Тверском крае первое место между новыми монастырями по справедливости принадлежит монастырю Троицкому Колязинскому, основанному неподалеку от города Кашина. В Кашине существовали уже обители Сретенская женская и Николаевская Клобукова. В этой-то последней и принял пострижение сын славного боярина Василия Кожи, родоначальника дворян Кожиных, жившего в восьми верстах от Кашина, по имени Матвей. С ранних лет он чувствовал в себе влечение к иноческой жизни, но по воле родителей должен был вступить в брак. Через год после того родители Матвея скончались, а через три скончалась и его жена. Тогда, не стесняемый ничем, он раздал имение нищим, а сам поступил в помянутый монастырь, где при пострижении и назван Макарием. Чрез несколько времени он вместе с семью другими иноками удалился из монастыря в пустыню и избрал для себя уединенное место в 18 верстах от Кашина, между двумя озерами вблизи Волги. Тут на первых порах старцу угрожала большая опасность. Владелец соседней земли боярин Иван Коляга, опасаясь, чтобы у него не отняли этой земли и не отдали новой обители, если она оснуется, возненавидел Макария и решился его умертвить. Но, внезапно подвергшись тяжкой болезни, со слезами исповедал свой грех пред старцем, испросил у него прощения, подарил ему свою землю для обители и даже сам по его убеждениям принял от него монашеский образ. По имени этого-то Коляги основанная здесь преподобным Макарием обитель с церковию во имя Святой Троицы и названа Колязинскою. Когда число иночествующих в ней умножилось, они упросили Макария быть их начальником, и Тверской епископ Моисей (1453–1460) посвятил его во иеромонаха и игумена. В новом сане преподобный нимало не изменился: по-прежнему он принимал участие во всех монастырских трудах наравне с другими иноками, носил самую грубую и худую одежду, нередко с заплатами, а своим смирением, подвигами поста, самоумерщвления, молитвы превосходил всех братий. Не только простые люди, но и вельможи стремились к нему в обитель, чтобы видеть его и послушать его наставлений. Достойные были у него и помощники в деле нравственного устроения обители. «Когда я пришел на это место, – говорил он сам преподобному Иосифу Волоколамскому при свидании с ним, – со мной пришли семь старцев из Клобукова монастыря. Они так были совершенны в добродетелях, в постническом и иноческом житии, что все прочие братия приходили к ним принимать наставления и назидание. И они всех просвещали и поучали полезному: живущих в добродетелях утверждали, а уклонявшимся в бесчиние запрещали, возбраняли и не дозволяли ходить по своим волям». Преподобный Иосиф посетил эту обитель около 1478 г., следовательно лет за пять до кончины преподобного Макария, и вот что передает нам: «Тогда в ней были благоговение и благочиние и все совершалось по отеческим и общежительным преданиям, так что даже великий старец Митрофан Бывальцев тому дивился. Он возвратился тогда со святой горы Афонской, прожив на ней девять лет, и говорил братии: „Я напрасно трудился и совершал такой дальний путь в Святую гору мимо Колязинского монастыря, можно и в нем спастись, потому что здесь творится все подобно киновиям, находящимся на Святой горе“. Преподобный Макарий Колязинский скончался на 83-м году своей жизни, 17 марта 1483 г.