Текст книги "История Русской Церкви в период постепенного перехода ее к самостоятельности (1240-1589). Отдел второй: 1448-1589"

безденежно отбираемы на государя. 3) Вотчин, которые как прежде даны были, так и впредь будут даваемы монастырям на помин душ, никому у монастырей не выкупать, но если сами вкладчики в своей данной или духовной грамоте написали или напишут, кто из их родственников имеет право выкупить эти вотчины и за какую цену, в таком случае названные родственники могут воспользоваться своим правом, как было при великом князе Иване III и Василии Ивановиче (Стоглав. Гл. 101. С. 430–434).

Государь и на этом не остановился. Он ясно видел тот нравственный вред, какой причиняло монастырям обладание селами и разными угодьями и при случае высказывал свои мысли и архиереям и монашествующей братии. Об этом же нравственном вреде для иноков и о неприличии им владеть вотчинами говорили тогда и другие, как духовные лица, так и мирские. То же самое и еще с большею резкостию проповедовали тогда известный еретик Феодосий Косой и его последователи, ссылаясь на князя-старца Вассиана и на Максима Грека, так что монах Зиновий, опровергая лжеучение этого еретика, вынужден был защищать против него и вотчинные права наших монастырей и святителей. А между тем более и более чувствовалась потребность в свободных землях для наделения ими служилых людей и для других целей государственных. И вот в 1573 г. по приказу государеву митрополит, и весь освященный Собор, и все бояре приговорили: «В большие монастыри, где земель много, впредь вотчин не отказывать; если же кто завещает вотчину, то ее не записывать за монастырем в Поместной избе, а отдавать роду и племени – служилым людям, чтобы в службе убытка не было и земля из службы не выходила, но кто даст вотчину малым монастырям, у которых земель мало, те вотчины с доклада государю записывать, а без доклада и без боярского приговора не записывать (А. и. 1. С. 270). Наконец, в 1580 г. по воле государя состоялся Собор всех русских архиереев со множеством настоятелей монастырей и других старцев, который ввиду бедственных обстоятельств отечества, истощенного продолжительными войнами с соседями, и, сознавая, что у правительства оскудели средства для служилых людей воинского чина, между тем как у владык и монастырей много вотчин, даже излишних, и много богатства, нередко употребляемого на позорную жизнь, уложил вместе с царским синклитом следующее: 1) всякие земли и угодья, которые доселе принадлежали митрополиту, владыкам и монастырям, должны оставаться за ними неприкосновенно, и никто никаким судом и тяжбою не должен отнимать у них этих вотчин и выкупать, хотя бы какое место и не было утверждено за ними крепостями, и впредь с монастырями о вотчинах не тягаться. 2) Но те земли, которые ныне состоят в закладе за митрополитом, владыками и монастырями, отобрать на государя, а в деньгах ведает Бог да государь, как своих богомольцев пожалует. Также и в вотчинах княженецких, т. е. служилых князей, которые прежде сего пожертвованы были владыкам и монастырям, волен Бог да государь, как своих богомольцев пожалует, а которые вотчины княженецкие доселе купили себе владыки и монастыри, те отобрать на государя, в деньгах же волен Бог да государь, как своих богомольцев пожалует. 3) Впредь вотчинникам своих вотчин по душам в монастыри не отдавать, а давать за вотчины монастырям деньги, сколько какое село стоит; самые же села передавать наследникам, хотя бы и дальним. Равно впредь митрополиту, владыкам и монастырям земель себе не покупать и не принимать под залог, а если кто и после сего купит себе землю или начнет держать под залогом, те земли отбирать на государя безденежно. Вообще, впредь митрополиту, владыкам и монастырям не прибавлять себе земель никаким образом и жить только на тех землях, что ныне за ними. А если какой монастырь убог и у него земли мало или вовсе нет, пусть бьет челом государю, и государь, приговоря с митрополитом соборне и с боярами, устроит тот монастырь землею, чтобы ему можно было жить. Таким образом, если, с одной стороны, Собор утвердил за владыками и монастырями все прежние их владения и торжественно признал неотъемлемость и неотчуждаемость этих владений, то с другой – сам же исключил некоторые из них и передал на государя и на его волю, а главное – безусловно запретил владыкам и монастырям на будущее время увеличивать свои владения каким бы то ни было образом, кроме одного пожалования, обещанного, впрочем, лишь монастырям убогим. Это было последнее и самое важное решение вопроса о церковных имуществах в царствование Ивана IV, перешедшее и к его преемникам. Надобно, однако ж, сознаться, что как, по-видимому, ни старался царь Грозный ограничивать вотчинные права духовенства, какие ни утверждал против них узаконения, он сам же первый и нарушал эти узаконения. Несмотря, например, на приговор 1573 г., чтобы в большие монастыри, где земель много, впредь не давать вотчин, он дал в 1575 г. одному из богатейших монастырей – Кирилло-Белозерскому два села по боярине своем Иване Бельском, одно в Ростовском, другое в Московском уезде, со многими деревнями и пустошами. Несмотря на соборное постановление 1580 г., запрещавшее впредь всякое увеличение монастырских владений, пожаловал в 1583 г. тому же Кирилло-Белозерскому монастырю еще три села с деревнями и починками, одно в Бежецком верху да два в Костромском уезде.

Как же владела и управляла Русская Церковь своими недвижимыми имуществами и каков был характер ее владения и управления? Так называемые церковные имения в России не были общим достоянием всей Церкви или всего духовенства и не находились под ведением и распоряжением высшей церковной власти, хотя последняя с половины XVI в. и делала не раз по воле государя некоторые общие постановления относительно этих имений. Нет, церковные имения у нас были лишь частною собственностию отдельных церковных учреждений и принадлежали то архиерейским домам, или кафедрам, то монастырям, то церквам. Каждый архиерей распоряжался имениями своей кафедры совершенно самостоятельно и независимо от митрополита и от Собора отечественных иерархов; каждый настоятель монастыря с своею братиею и каждый настоятель церкви с причтом точно так же совершенно самостоятельно распоряжались имениями своего монастыря или своей церкви и совершенно независимо от своего епархиального архиерея. Все эти духовные землевладельцы и вотчинники по одному собственному усмотрению и принимали в дар жертвуемые им земли и вотчины, и сами покупали себе села и разные угодья, и меняли их, и продавали, по крайней мере до издания известных соборных определений, и вообще пользовались всеми правами, какими пользовались тогда у нас и прочие частные землевладельцы и вотчинники. Но, с другой стороны, наши духовные вотчинники имели и важные преимущества пред прочими частными вотчинниками по отношению к населенным своим землям, – преимущества, состоявшие в таких льготах, какие предоставляемы были духовенству жалованными грамотами наших князей. Сначала льготы эти давались только на отдельные вотчины, и на некоторые в большем размере, на другие в меньшем, так что один и тот же духовный владелец в разных своих вотчинах пользовался неодинаковыми правами, но потом, с конца XV столетия, более и более обобщались и распространялись на все церковные владения, по мере того как великие князья выдавали архиереям, монастырям и церквам одни и те же свои жалованные грамоты разом на все их вотчины. По силе этих льгот управление наших духовных владельцев их недвижимыми населенными имениями отличалось особенным характером: оно походило не столько на управление частных собственников принадлежавшими им вотчинами, сколько на управление самого государя его дворцовыми вотчинами и областями всего государства.

Главная льгота, которою пользовались владельцы духовного звания, состояла в том, что их земли и вотчины, подобно вотчинам самого государя, были освобождены из-под зависимости от местных государственных властей или чиновников и в административном, и в судебном, и в финансовом отношениях, тогда как владения прочих частных вотчинников не были свободны от этой зависимости, по крайней мере, в двух последних отношениях. Другая льгота, восполнявшая первую, была та, что духовные владельцы сами ведали свои вотчины с полною самостоятельностию и имели в них, по примеру государя – в его вотчинах и во всем государстве, своих особых чиновников, свои собственные органы власти. Для управления государством государь поставлял над городами и уездами своих наместников, а над волостями и станами – волостелей с подведомыми им низшими чинами: тиунами, недельщиками, праведчиками, доводчиками, приставами, становщиками и другими. От этих-то властей, которым подчинены были в их округах по управлению, суду и отбыванию податей и повинностей все лица и земли, освобождены были церковные имения, как и дворцовые; этим-то чинам, состоявшим на государственной службе, строго было заповедано, чтобы они в церковных вотчинах, как и дворцовых, не вмешивались ни во что, не вступались ни в земли, ни в поселян, не судили их ни в чем, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным, и даже не въезжали к ним ни за чем и не брали с них ни кормов, ни подвод и ничего другого. Для управления своими дворцовыми вотчинами государь имел особых чиновников: во главе всех – дворецкого, который жил при дворце, заведовал всею хозяйственною в нем частию, всеми должностными лицами по этой части и домовою прислугою, всеми имениями великого князя и доходами с них и облечен был высшею судебною властию в пределах своего ведомства, а затем в дворцовых волостях – волостелей, в отдельных вотчинах – приказчиков, в селах – посольских, равно как и низших чиновников – тиунов, недельщиков, приставов и других, которые употреблялись по делам управления, суда и собирания доходов в дворцовых вотчинах. По примеру государя и наши архиереи имели каждый при своем архиерейском дворе дворецкого, сосредоточивавшего в себе главное заведование как имуществом и прислугою архиерейского дома, так и всеми архиерейскими вотчинами и служившими в них лицами; иногда наместников – в тех городах и уездах, где находились архиерейские имения, каков был, например, в городе Владимире наместник митрополита из светских людей, служивший именно по делам вотчинным, волостелей, приказчиков, посольских – в архиерейских волостях, отдельных вотчинах и селах, а равно и прочих служилых людей – тиунов, доводчиков, недельщиков, приставов и др. У монастырей если и не было дворецких для главного заведования вотчинами, потому что оно сосредоточивалось обыкновенно в лице самого настоятеля и монастырского Собора, не было также наместников и волостелей, то были свои приказчики, посольские, тиуны, недельщики, доводчики и другие. Даже церкви и церковные причты, владевшие обыкновенно немногими землями и вотчинами, хотя большею частию сами непосредственно заведовали ими, иногда имели для того и своих приказчиков. Из всех перечисленных чинов дворецкие, наместники, волостели, приказчики, иногда и посольские совмещали в себе, каждый в круге своего ведомства, троякую власть: по управлению, по суду и по собиранию доходов и оброков. Но одни из этих чинов (дворецкие) были не у всех духовных владельцев; другие (наместники, волостели, посельские) не у всех и не всегда, а самыми постоянными и у всех духовных владельцев управителями имений являются приказчики. Права и обязанности чиновных лиц, непосредственно заведовавших населенными вотчинами, определялись в особых наказах или уставных грамотах, какие выдавали им, равно как самим поселянам, духовные владельцы.

По управлению имениями, архиерейскими и монастырскими, главная обязанность приказчика или вообще управителя, как бы он ни назывался – приказчиком, волостелем или посольским, – состояла в том, чтобы всячески радеть об этих имениях и получаемых с них доходах. Он охранял архиерейские или монастырские земли от стороннего завладения; менял их, продавал, прикупал к ним новые, разумеется по воле владельцев; призывал на эти земли поселенцев, заключал с ними условия, наделял их участками, взыскивал с них оброки, принимал и хранил хозяйственные запасы, расходовал их и во всем отдавал отчет владельцам. Некоторые из этих действий, каковы: мена, продажа, покупка земель, приглашение новых поселенцев – в монастырях часто производились непосредственно настоятелями, а в архиерейских домах – дворецкими. Затем на приказчике или управителе лежала обязанность иметь попечение и о самих поселенцах. Без его ведома и разрешения крестьяне подведомой ему вотчины не могли ни менять, ни продавать свои недвижимые и некоторые даже движимые имущества; без его дозволения не могли вступать в брак ни между собою, ни с лицами сторонними; не могли принимать в свои домы людей прохожих. Приказчик следил, чтобы крестьяне не играли зернью, не держали в своем селе или деревне скоморохов, волхвов, баб-ворожей, татей, разбойников и других лихих людей. Вообще, крестьяне каждой вотчины подчинены были своему приказчику во всех отношениях и должны были слушаться его во всем, хотя, с другой стороны, в случае неудовольствий на него, имели право приносить жалобы самим владельцам. В помощь приказчику обыкновенно назначался владельцами доводчик, который был главным исполнителем его распоряжений, а самими крестьянами избирались из среды их старосты и целовальники, также десятские, пятидесятские, сотские, заказчики, служившие орудиями приказчика для ближайшего полицейского надзора за крестьянами и отвечавшие за сохранение порядка и благочиния между ними. Следует присовокупить, что, заботясь о житейском быте и поведении своих поселян, архиереи и монастыри не оставляли без попечения и их духовных нужд, строили и содержали в своих имениях церкви и помещения для духовенства, давали церковным причтам, хотя и небольшие, наделы из собственной земли: например, Кирилло-Белозерский монастырь к концу XVI в. имел в своих вотчинах (51 село и сельцо, 1 слободу и 3 волости) 80 церквей, в некоторых больших вотчинах по две, даже по три церкви, в том числе и теплые, а церковной пашни при всех этих церквах числилось 36 вытей, т. е. от 180 до 360 десятин в одном поле.

Суд над церковными крестьянами существовал троякого рода. В важнейших делах уголовных – душегубстве, разбое и татьбе с поличным они судились, как и все подданные государства, местными государственными чинами – наместниками, волостелями и другими по общим государственным законам. В прочих уголовных делах и в тяжбах между собою судились своими духовными владельцами. А в спорах и тяжбах с лицами посторонними подлежали так называвшемуся суду сместному. Только немногие духовные владельцы производили суд над своими крестьянами сами непосредственно: это преимущественно настоятели церквей и тех монастырей, у которых крестьян было немного. Все прочие обыкновенно предоставляли производство суда в своих вотчинах местным своим управителям, т. е. приказчикам, волостелям, посольским. Есть основание думать, что каждый из этих управителей не иначе мог судить подведомых ему крестьян как в присутствии трех, четырех или пяти и шести избранных из среды их «добрых» мужей, хотя, быть может, такое правило и не было общим во всех церковных имениях. Есть также основание думать, что, по крайней мере, в вотчинах некоторых монастырей, например Иосифо-Волоколамского, управитель окончательно решал на месте своею властию только менее важные судные дела, а по делам более важным приказывал крестьянам «ставиться» к определенному сроку в монастырь. Здесь на особом дворе вне монастыря их выслушивали назначенные для того старцы, которые дела «обычные» решали сами и тотчас же отпускали подсудимых, а о делах «необычных» докладывали игумену или келарю. Игумен обсуждал эти дела с келарем и с соборною братиею и чрез тех же старцев объявлял свои решения ждавшим на дворе крестьянам и отпускал их. В иных монастырях и на суде игумена с соборными старцами сидели при этом по два или по три «лучших» людей, избранных самими крестьянами из их среды. Равным образом и в имениях архиерейских были судные дела, которые архиереи решали не чрез своих волостелей, приказчиков, посельских, а сами непосредственно или чрез своих наместников и дворецких. На несправедливые решения своих местных судей – приказчиков, посельских и других, на их пристрастие, притеснения, поборы церковные крестьяне могли жаловаться самим своим владельцам, и судьи подлежали строгой ответственности. А в случаях недовольства церковных крестьян решениями своих владельцев, также в случаях исков, направленных этими крестьянами, равно как и всякими другими людьми, лично на управителей церковных имений и на самих владельцев – настоятелей монастырей и церквей и на архиереев, все такого рода иски поступали непосредственно к великому князю, который или решал их сам, или поручал решать своему боярину «введеному», а иногда дворецкому. В сместном суде над церковными крестьянами по спорам их с людьми сторонними участвовали вместе с княжескими или царскими чиновниками иногда сами настоятели монастырей, а от архиереев – их дворецкие и наместники, но гораздо чаще только низшие управители церковных имений – волостели, приказчики, посольские. Если судьи обеих тяжущихся сторон решали дело согласно, то решение это приводилось в исполнение судьями той стороны, ведомству которой подлежал подсудимый. Если же судьи вдавались в пререкания и не постановляли согласного решения, то обязаны были докладывать дело и ставить тяжущихся пред князя, который и решал дело окончательно. Были еще судебные дела особого рода, касавшиеся церковных вотчин, дела не по спорам и тяжбам крестьян церковных со сторонними людьми, а по спорам и тяжбам самих духовных владельцев между собою и с посторонними лицами о земельных участках и других недвижимых имуществах, которые владельцы эти считали своими, – такого рода дела разбирались и решались не сместным судом, а одними судьями гражданскими и в высшей инстанции самим государем с его боярам.

Доходы и вообще выгоды, какие получали наши духовные владельцы с своих недвижимых имуществ, были различны, судя по тому, как пользовались владельцы этими имуществами.

Некоторые из имуществ они оставляли в своем непосредственном владении и пользовании. У архиереев бывала обыкновенно своя так называвшаяся домовая архиерейская пашня, у монастырей – монастырская пашня, которые засевались разными семенами и обрабатывались для самих владельцев; бывали также свои определенные участки луговой земли, с которых собиралось для них сено; свои огороды, с которых собирались разные овощи. Все это шло на содержание как самих архиереев или монастырской братии, так и их слуг и домашнего скота. Для домовой архиерейской и монастырской пашни обыкновенно уделялась владельцами лишь незначительная часть их земельных владений. Некоторые монастыри и архиерейские дома сами пользовались своими реками, озерами, имели своих «ловцов», которые ловили рыбу в большом количестве; рыбу эту солили и сушили – для чего назначались «сушильные старцы» – и в таком виде иногда продавали. Еще некоторые монастыри, особенно Соловецкий, Кирилло-Белозерский, Троицко-Сергиев, сами пользовались своими соляными варницами, держали своих «соловаров», имели в разных городах амбары для складов соли и производили ею иногда весьма обширную и выгодную торговлю.

Другие свои имения: земли, воды, дворы, огороды, соляные варницы и пр. – владельцы духовного звания отдавали во временное пользование сторонним лицам. Большею частию эти земли и угодья отдавались внаем или в оброчное содержание на год, на два или на несколько лет. Оброчники, в числе которых бывали и поселяне, и князья, и сельские общины, и монастыри, обязывались платить владельцам по договору определенный ежегодный оброк и платили то деньгами, то натуральными продуктами, смотря по роду оброчной статьи: хлебом, солью, рыбою и подобным. Иногда же наши архиереи и монастыри отдавали свои земли (обыкновенно ненаселенные или пустоши) и угодья не на несколько лишь лет частным лицам, а в пожизненное или даже в потомственное родовое их владение и пользование. Лица эти обязывались не продавать полученных земель и угодий, не дарить кому-либо, не променивать, не отдавать в залог и подобное, но сами имели право пользоваться ими как своею собственностию: обрабатывать земли как хотели, строить на них разные хозяйственные заведения, приглашать на земли населенцев, образовать из населенцев крестьянские общины, села, деревни и управлять ими точно так же, как управляли бы сами духовные владельцы. За такое пользование архиерейскими или монастырскими землями и угодьями пользовавшиеся ежегодно платили условленный оброк деньгами и естественными произведениями. А когда лица эти умирали или когда род их «изводился» (прекращался), тогда земли и угодья, находившиеся в их пожизненном или родовом владении, возвращались духовным владельцам, но уже со всем тем, что на землях было «промышлено серебра, и хлеба, и животины», со всеми хозяйственными постройками и со всеми населенцами. К числу имений церковных, раздававшихся духовенством во временное владение другим лицам, следует отнести и те, которые наши архиереи и монастыри по примеру князей иногда жаловали в поместья своим служилым людям. Земли эти, иногда и населенные, давались в поместье тому или другому служилому человеку, разумеется, только на то время, доколе он находился на службе и в своей должности; следовательно, иногда и в пожизненное владение, если он оставался на службе до конца своей жизни, а иногда и в потомственное родовое владение, если по смерти этого лица служебная должность его переходила, как нередко случалось, преемственно к его детям и их детям. Своими поместьями служилые люди архиереев и монастырей имели право пользоваться точно так же и на тех самых условиях, как пользовались церковными землями и все вообще лица, получавшие их в пожизненное или родовое владение, но только за свое пользование поместьями служилые люди не платили духовным владельцам никаких оброков, потому что платили самою своею службою. Поместья раздавались им, по тогдашнему выражению, «в кормление» за службу, а архиереям и монастырям приносили ту выгоду, что заменяли собою денежное жалованье или вознаграждение с их стороны служившим при них людям.

Наибольшую часть своих земель вотчинники духовного звания отдавали не во временное только, а в постоянное и бессрочное владение и пользование тем людям, которые жили на этих землях или вновь селились на них по приглашениям, составляли села, деревни, слободы, починки и назывались крестьянами того или другого архиерея, монастыря, церкви. Все эти крестьяне за то, что пользовались землею духовных владельцев и вместе подлежали их управлению и суду, отбывали в пользу владельцев личные повинности, вносили ежегодные оброки и по временам платили разные пошлины, которые определялись то обычаями, то договорами, словесными или письменными, и иногда выражались в уставных грамотах.

Личные повинности крестьяне отбывали своими трудами. Мы уже упоминали, что наши архиереи имели свои домовые пашни, а монастыри – монастырские пашни, эти пашни обрабатывались крестьянами, которые удобряли их, пахали, засеивали семенами, а потом собирали поспевший хлеб, свозили, молотили. Крестьяне также косили архиерейские и монастырские луга и собирали сено для своих владельцев, рубили и возили для них лес, огораживали их дворы, сады, огороды, ставили или чинили им хоромы, чистили пруды, ловили рыбу и пр. Мера участия каждого крестьянина в отбывании означенных работ соразмерялась с количеством земли, которою он пользовался и точно обозначалась в уставных грамотах. Работы производились под наблюдением архиерейских или монастырских приказчиков при содействии им старост, целовальников и десятских со стороны самих крестьян. Впрочем, не все крестьяне несли личные повинности по отношению к своим духовным владельцам, а только те, которые жили вблизи архиерейских домов и монастырей или вблизи архиерейских домовых и монастырских пашен и потому удобно могли работать на архиерейские дома и монастыри. Из числа этих последних крестьян некоторые, равно как и все так называвшиеся архиерейские и монастырские слуги, только личными повинностями и работами и отбывали весь свой долг духовным землевладельцам и никакого оброка им не платили; другие же, менее участвовавшие в личных повинностях и работах, платили и оброки, хотя не в большом размере. А те крестьяне, которые по своему местожительству не участвовали и не могли участвовать в отбывании личных повинностей, платили только оброки.

Оброки за свои земли и пашни, которыми пользовались, многие крестьяне вносили только естественными произведениями, какие получали с своих пашен, т. е. рожью, пшеницею, овсом, ячменем и прочими семенами – оброк хлебный. Другие же вносили частию естественными произведениями с своих пашен, частию деньгами – оброк денежный. А кроме того, крестьяне платили оброк яйцами, маслом, сыром, овчинами, льном, холстом и вообще домашними запасами, который, впрочем, могли заменять и деньгами. Для точного распределения оброка между крестьянами вся пропорция земли, им предоставленной, разбивалась на выти, и с каждой выти назначалось известное количество оброка во всех его видах, так что кто владел вытью, или двумя, или тремя и более, или полвытью и менее соответственно тому и вносил оброк. Количество оброка с вытей в разных архиерейских и монастырских вотчинах было различно и обуславливалось существовавшими обычаями или договорами. В некоторых местах крестьяне отдавали владельцам целую половину всякого хлеба, какой собирали с своих пашен; в других только третью, четвертую или даже пятую и шестую часть. Столько же неравномерны были и денежные и прочие оброки. Крестьяне-бобыли, занимавшие в селах и деревнях только дворовые места, но не имевшие пашни, вносили лишь денежный оброк с двора; крестьяне-ремесленники, промышленники и другие, жившие в посадах и слободах на церковной земле и не занимавшиеся земледелием, также платили только денежные оброки с дворов, а иногда отбывали и личные повинности. Собиранием оброков заведовали приказчики при участии сельских старост и целовальников, и для этого назначался иногда один срок в году, иногда два, три, даже четыре, обыкновенно пред большими праздниками. Не должно преувеличивать значения оброков, собиравшихся нашими духовными землевладельцами. Для примера, мы имеем возможность обозначить в полном размере тот оброк, какой получал со всех своих имений один из богатейших наших монастырей – Кирилло-Белозерский. Во 2-й половине XVI в. он имел в своем владении 15 сел больших и 8 меньших, 3 приселка и 892 деревни, тяглых к тем селам. Из этого числа шесть сел больших, четыре меньших, два приселка и 640 деревень платили только оброк хлебный, прочие – хлебный и денежный. В пользование крестьянам всех этих сел, приселков и деревень монастырь отдавал собственной земли 1460 вытей, приблизительно от 21900 до 43800 десятин в трех полях. Сколько же получал ежегодного оброка? Ржи – 3725 четвертей с пол-осминою и третником, пшеницы – 300 четвертей с пол-осминою, ячменя – 539 четвертей с двумя с половиною осминами и третником, овса – 5884 четверти с пол-осминою; всего же хлебного оброка – 10449 четвертей с пол-осминою и двумя третниками. А денежного? Только – 157 рублей 25 алтын и 3 деньги. К концу XVI в. во владении того же монастыря числилось 51 село и сельцо, да слободки, да 3 волости, да тяглых к ним 880 деревень; а в пользование крестьянам монастырь отдавал земли 1096 вытей без четверти (от 16440 до 32880 десятин в трех полях), три мельницы и несколько пустошей для собирания сена. И за все это крестьяне ежегодно платили в монастырь: а) деньгами – за пашенные земли 299 рублей 11 алтын с полденьгою; за мельницы – 68 рублей; оброку с слободки, находившейся в Вологде на посаде, – 1 рубль 13 алтын и 2 деньги; за пустоши сенокосные – 17 рублей и 23 алтына с деньгою; всего же – 386 рублей, 14 алтын и 6 с половиною денег; б) хлебом: ржи – 2154 четверти с пол-осминою, овса – 3076 четвертей, пшеницы – 271 четверть, ячменя – 525 четвертей, овсяного ядра – 208 четвертей, всего – 6234 четверти; в) разными другими произведениями: 894 овчины, 865 поярков, 584 сыра и 18449 яиц. А как бедны и даже ничтожны были доходы наших небольших монастырей и церквей с их оброчных земель, ясно показывают окладные и писцовые книги.

Вместе с отбыванием повинностей и оброков в пользу духовных владельцев крестьяне несли еще некоторую долю таких же повинностей и оброков в пользу лиц, которым поручалось дело непосредственного управления и суда над ними, т. е. в пользу приказчиков или, как в иных местах, наместников, посольских, ключников, доводчиков и тиунов. Крестьяне обрабатывали их пашню, молотили их хлеб, не везде, впрочем; доставляли им ежегодно от волости или села известное количество разных хлебных запасов и платили им деньгами – однажды в год – выезжее и три-четыре раза в год, обыкновенно на большие праздники, – поминки и праздничные кормы. Но кроме этого, собственно по управлению и суду крестьяне платили разные пошлины, иные в пользу самих владельцев, другие в пользу приказчиков и доводчиков. Таковые были: а) повоженные алтыны, платившиеся крестьянами при вступлении их в брак между собою, и выводная куница, платившаяся при вступлении их в брак с посторонними лицами; б) пошлины, под разными названиями, с продажи движимых и недвижимых имуществ – сена, ржи, домашнего скота, дворовых мест и пр., в) явочные пошлины брались с крестьян, нанимавших себе работников в своей же волости и принимавших к себе прохожих людей из других волостей; г) штрафы и пени — за неисправное отбывание личных повинностей и работы на монастырь или архиерейский дом, за игру в зернь, за покупку и продажу вина, за порубку леса и вообще за нарушение полицейских постановлений; д) хоженое и ставленое – за призыв и поставку к суду как ответчика, так и свидетелей; е) судебные пошлины, бравшиеся с виновного за производство суда соразмерно цене иска; ж) полевые пошлины – с крестьян, прибегавших для решения тяжбы к судебному поединку; з) мировые пошлины – с тех, которые оканчивали спор и тяжбу мировою сделкою, и пр.

Таким-то образом, благодаря жалованным грамотам князей, наши архиереи, монастыри и церкви пользовались самостоятельностию и независимостию от гражданских властей в отношении к своим недвижимым имуществам и крестьянам. Но надобно заметить, что некоторым монастырям, хотя и немногим, самостоятельность эта принадлежала не в полной мере. Разумеем, во-первых, домовые архиерейские монастыри, которые назывались так потому, что существовали на землях того или другого архиерейского дома, и, во-вторых, монастыри, приписные к большим монастырям, например Свято-Троицкому Сергиеву, Кирилло-Белозерскому, Пафнутиево-Боровскому, Иосифо-Волоколамскому, Ферапонтову. Те и другие имели иногда и свои земли и угодья, своих крестьян, но как во всем, так и в распоряжениях своих по имуществам, зависели от своих главных начальников: домовые монастыри – от своих архиереев, а приписные – от настоятелей и прочих властей больших монастырей, которым были подчинены. Не иначе как только с ведома, согласия и разрешения этих начальников могли они приобретать, продавать, менять, даже отдавать в аренду свои земли и угодья; не иначе как по грамотам и инструкциям, данным этими начальниками, должны были действовать в управлении своими крестьянами, в суде над ними, в собирании с них оброков и пошлин, в самом употреблении собранных оброков; им же, своим начальникам, должны были, наконец, отдавать и отчет по имениям, а иногда доставлять и известную долю доходов. Равным образом и независимость от гражданских властей, какая дарована была всем вообще духовным землевладельцам и вотчинникам, не была полная, как отчасти мы уже видели: над имуществами монастырей контроль предоставлен был служилым людям великого князя, которые и передавали по описям эти имущества новым настоятелям и требовали от них отчета. Самые главные чиновники архиерейские по управлению вотчинами – дворецкие не иначе могли быть увольняемы и вновь назначаемы, по крайней мере со времен Стоглавого Собора, как с ведома и соизволения или даже по указанию великого князя; по трем важнейшим уголовным преступлениям все церковные крестьяне, как и само духовенство, подлежали судам светским; тяжебные дела духовных вотчинников со сторонними лицами о земельных имуществах разбирались гражданскими чинами и иногда восходили на решение самого государя; к нему же непосредственно восходили и все иски, направленные лично на духовных владельцев и их приказчиков. Теперь прибавим, что земли духовных владельцев, наравне с землями всех вообще русских подданных, положены были по царевым писцовым книгам в сохи и частнее – в выти или обжи и что потому церковные крестьяне, кроме оброков и повинностей своим владельцам, должны были отбывать и государственные повинности. Исключение составляли, кажется, только те земли, которые духовные владельцы обрабатывали на самих себя, по крайней мере, о пашнях приходских церквей обыкновенно, а иногда и о пашнях монастырских говорится в писцовых книгах: «В обжы (или сохи) не положены». Правда, нередко и некоторые земли крестьян духовных владельцев освобождались княжескими грамотами от даней и пошлин князьям; но освобождались только на срок, а не навсегда – обыкновенно на два, на три года или на десять, даже на пятнадцать лет; всего чаще льгота эта давалась для привлечения новых поселенцев на церковные земли. Да и на урочные годы церковные крестьяне освобождались редко от всех податей и повинностей, а большею частию только от некоторых, и преимущественно от тех, которые должны были бы нести в пользу местных княжеских чинов, так как крестьяне церковные отбывали этого рода повинности таким же чинам, только поставленным над ними духовными землевладельцами. Главная льгота в отбывании государственных податей и повинностей для церковных крестьян состояла в том, что они были освобождены от многочисленных гражданских сборщиков, от их наездов, поборов и притеснений, лежавших всею тяжестию на прочих земледельцах, и что эти подати с церковных крестьян были собираемы самими их духовными владельцами чрез приказчиков и доставляемы в казну государеву. Таким образом, хотя жалованными грамотами князей земли и вотчины нашего духовенства были поставлены в независимость от местных государственных властей и в административном, и в судебном, и в финансовом отношениях и находились только в зависимости от своих духовных владельцев и поставляемых ими управителей, тем не менее земли эти и вотчины не были вовсе выделены из общего строя государства, не составляли как бы государства в государстве, а подлежали наравне со всеми другими землями и вотчинами и некоторым общим государственным законам.