Текст книги "Предания старины глубокой"

Ханша Баху-Бике Хунзахская

“Отец мой, Сулейман Аминбину из славного рода Кадиевых, был мюридом имама Шамиля, телохранителем наиба имама Бук-Магомеда, который доводился ему двоюродным братом. После разгрома отряда Бук-Магомеда в Хайдаке отец мой был взят в плен русскими и сослан в Сибирь. Тогда ему было 19 лет. Вернулся же отец мой из Сибири в возрасте сорока двух лет. История Баху-бике Хунзахской написана мной со слов отца моего, Сулеймана”.

Аслан-хан Казикумухский и Баху-бике Хунзахская были близкими родственниками. У них был общий дед по имени Нуцалхан. Так что и у Аслан-хана, и у Баху-бике сыновья носили это имя.

Сыновья Аслан-хана и Баху-бике были очень дружны, жили то в Кумухе, то в Хунзахе.

В то время кази-кумухские и хунзахские ханы были в подданстве русского царя, получали от него чины, звания и денежную помощь. Когда имам Гази-Магомед начал газават, кази-кумухские и хунзахские ханы не поддержали его. Когда Гази-Магомед шел на Хунзах, тут же на помощь Хунзаху приходили отряды кази-кумухцев, и Гази-Магомед всякий раз проигрывал сражения с хунзахцами.

Баху-бике была дочерью Умахана Аварского и женой Султан-Ахмеда из рода таркинских шамхалов. Когда умер ее отец Умахан, за неимением у него наследников мужского пола по просьбе Баху-бике ханом был назначен ее муж, Султан-Ахмед, но владельцем земель и многих прав осталась сама ханша. Она была женщиной красивой и величавой, магнетического обаяния и очень хлебосольная, за что ее почитали хунзахцы, и не только они одни.

Султан-Ахмед правил недолго, через шесть лет правления в 1823 году скончался. Правление взяла в свои руки ханша Баху-бике. Когда ее старший сын Нуцал стал совершеннолетним, он был объявлен ханом Аварии. У него было еще двое братьев, Умахан и малолетний Булач. Была еще дочь по имени Султанат, такая же обаятельная, как и ее мать. Ее любил сын Аслан-хана Магомед-Мирза, и между Аслан-ханом и Баху-бике был уговор поженить Магомед-Мирзу и Султанат.

Нуцал-хан женился на дочери Кара-Мехти, шамхала Таркинского. После этого сын Кара-Мехти, Абу-Муслим тоже влюбился в Султанат, и подумывал на ней жениться. Кара-Мехти стал просить ханшу отдать дочь за его сына.

Услышав об этом, Аслан-хан послал к Баху-бике сватов с дорогими подарками для невесты и велел назначить день свадьбы их детей. Баху-бике же встретила гостей не совсем дружелюбно, велела их угостить кукурузным хинкалом, что не в чести у ханов. Сваты ушли обратно, не получив от ханши определенного ответа. Аслан-хан серьезно обиделся, и брат его жены, ханши Умукусум-бике, отправился в Хунзах, чтобы потребовать от ханши объяснения. На что Баху-бике ответила, что Магомед-Мирза слаб здоровьем и потому она воздерживается от этого брака. Тогда Аслан-хан объявил, что он порывает с ней всякие отношения и она сделается костью для кровожадных псов. Баху-бике же надеялась, что Кара-Мехти защитит ее при необходимости, ведь его дочь была ее снохой, теперь и его сын станет ее зятем. К тому же она надеялась этим браком вернуть земли и села ее ханства, в свое время отторгнутые от нее русскими, и переданные на владение Кара-Мехти. Султанат выдали за сына кара-Мехти. Баху-бике, подозревая, что теперь Гази-Магомед, услышав о ее размолвке с Аслан-ханом, снова станет штурмовать Хунзах, послала Нуцал-хана в Тбилиси к наместнику Кавказа просить помощи. Наместник же оказал только денежную помощь.

К тому времени имам Гази-магомед был убит в одном из жестоких боев с русскими, а его военачальник Шамиль получил тяжелые ранения. Имамом был назначен Гамзат-бек, по происхождению чанка из Гоцатля, но весьма грамотный молодой человек. Баху-бике обрадовалась этому назначению, ибо Гамзат-бек доводился родственником ее сыновей и, будучи мальчиком, обучался в Хунзахе и жил у нее. Теперь ханша надеялась, что новый имам оставит их в покое. А Гамзат-бек же не замедлил послать к ханше мюридов с теми же требованиями. По совету кадия хунзахская ханша послала Гамзат-беку ответ, мол, мы согласны принять шариат, но отвернуться от русских не советуют аксакалы Хунзаха. Услышав ответ ханши, Гамзат-бек потребовал, чтобы ханша отдала ему в аманаты одного из своих сыновей. Баху-бике, уверенная, что после этого Гамзат-бек оставит их в покое и не навредит ее сыну, отправила к нему самого младшего восьмилетнего Булача вместе с кадием хунзахским.

Но через некотрое время Гамзат-бек разбил лагерь недалеко от Хунзаха, возле реки, и послал мюридов заявить ханше, что ему недостаточно то, что они примут шариат, необходимо, чтобы хунзахцы отвернулись от русских и вместе с ними начали газават против русских, чтобы очистить Аварию от неверных.

Теперь Баху-бике поняла, какая опасность угрожает ее малолетнему сыну Булачу, находящемуся в руках врагов. Ханша велела Нуцал-хану немедленно отправиться на выручку брата. Нуцал-хан же ответил, что нельзя идти к имаму без сильного отряда, надо собрать такой отряд. Присутствующий при этом шестнадцатилетний Умахан поспешно вышел и поскакал в сторону лагеря имама, уверенный в том, что он привезет брата обратно. Но мюриды имама взяли его в плен и обезоружили. Гамзат-бек обрадовался такому случаю и потребовал от ханши прислать к нему Нуцал-хана для переговоров. В это время Нуцал-хан собирал отряд для сражения с имамом. Мать стала требовать, чтобы он отправился к имаму на переговоры и освободил братьев.

– Ты еще не поняла коварство Гамзат-беха, он хочет заманить нас всех в ловушку. Нам нельзя с такими малыми силами идти к нему, дай мне время собрать силы, – настаивал Нуцал-хан.

– Ты трус и потому медлишь. Я видела плохой сон, они там убьют твоих братьев, пока ты будешь собирать войско. Если ты немедленно не отправишься выручать братьев, тебе не будет халал мое молоко, которым я вскормила тебя! – закричала ханша. Она металась в гневе и в слезах.

– Ну что же, будь по-твоему, но теперь ты можешь потерять всех сыновей! – сказал Нуцал-хан и велел нукерам спешно собрать отряд всадников. Несколько дней ожидавшему вестей из Хунзаха Гамзат-беку стража сообщила, что на дороге из Хунзаха появился небольшой отряд всадников и направляется к ним. Гамзат-бек отослал мюридов и стал советоваться с Шамилем. Затем вышел навстречу хунзахцам и с виду радушно принял Нуцал-хана. Булач и Умахан обрадовались появлению брата. Гамзат-бек пригласил Нуцал-хана и кадия хунзахского в шатер, где находился раненый Шамиль и начал переговоры.

– Мы отдаем тебе все свои силы и объявляем тебя имамом, – начал гамзат-бек, – а я же вместо тебя пойду в Хунзах.

– Я не хапиз, не так силен в Коране, какой же из меня имам? – возразил Нуцал-хан.

– Причина не в этом, а в том, что вы неверные капиры! – воскликнул Шамиль.

Тут Гамзат-бек вскочил:

– Пора обеденного намаза, пойдемте к реке!

Все пошли к реке. А там уже совершали омовение тысячи мюридов имама. Совершив там же намаз, все пошли обратно к шатрам. По дороге Гамзат-бек хунзахских ханов называл врагами шариата и ислама, обзывая и оскорбляя их. Тут Нуцал-хан не выдержал и вытащил саблю из ножен.

– Ты посмел обнажить саблю на имама! – воскликнул телохранитель имама и выстрелом в упор свалил Умахана, идущего рядом с братом. Начался неравный бой. Нуцал-хан и его нукеры дрались отчаянно. Нуцал-хану снесли, ударом сабли левую щеку. Прикрыв истекающее кровью лицо одной рукой, Нуцал-хан продолжал сражаться. Силы были неравны, хан получил множество ранений, его нукеры были перебиты, и обескровленный и обессиленный он упал. Мюрид по имени Чупан отвез восьмилетнего Булач-хана в селение Гимры, а Гамзат-бек тут же отправился в Хунзах. В это время с крыши ханского дома ханша Баху-бике с домочадцами смотрела на дорогу, где должны были появиться ее сыновья. Когда на дороге появился Гамзат-бек с мюридами, ханша спустилась с крыши. Мюриды без всякого препятствия со стороны хунзахцев подошли к ханскому дому. Баху-бике в черной одежде, величавая и встревоженная, вышла навстречу Гамзат-беку.

– Поздравляю, сынок, тебя с высоким чином и титулом, – начала ханша, еле улыбаясь. – Ты ведь для меня, как сын…

Тут Гамзат-бек сделал знак мюриду, стоящему с правой стороны ханши, и тот одним взмахом сабли снес ей голову. Все еще улыбающаяся голова ханши покатилась к ногам Гамзат-бека.

– У нас не было уговора уничтожать хунзахских ханов, почему ты поспешил? – возмутился Шамиль.

– Иначе нельзя, – был ответ имама.

– Теперь у тебя много врагов в Хунзахе, они любили ханшу и ее сыновей, тебе нельзя оставаться здесь, езжай к себе в Гоцатль, а я здесь останусь, – предложил Шамиль.

– Кто должен владеть богатством хунзахских ханов, ты или я? – возмутился Гамзат-бек.

Решено было все богатство ханов перевезти в Гоцатль. Но ханская казна оказалась пустой, а все остальное перевезли в Гоцатль на арбах.

Через некоторое время Гамзат-бек снова появился в Хунзахе.

– Мне легче вести газават из Хунзаха, чем из Гоцатля, я хочу остаться в Хунзахе, – заявил он.

– Ты выжил из ума, если решил осесть в логове кровников своих, одумайся! – советовал ему Шамиль.

– Я их уже поставил на колени, они не посмеют поднять руку на меня! – не сдавался Гамзат-бек.

– Раз так, оставайся ты здесь, я же уйду, – сказал Шамиль и ушел со своим отрядом.

Однажды в Хунзахе один старик по имени Мусалав сидел возле окна и прикуривал трубку, а его взрослые внуки Осман и Хаджи-Мурад в глубине комнаты хвастали, что они самые ловкие и самые сильные, что никто не сможет победить их в состязаниях.

– Вы разве мужчины, что вы можете? – сказал им старик с издевкой. – Ведь сын Баху-бике, Умахан, приходится вам молочным братом, а вы работаете с убийцами своего брата. Я хоть и старик, покажу вам как следует поступать с кровниками!

– Успокойся, дед, пока мы живы тебе нет необходимости браться за оружие, – сказали внуки и в тот же вечер обошли все дома хунзахских мужчин. Решено было расправиться с имамом, когда тот придет в мечеть. Среди хунзахцев был родственник Гамзат-бека, который и предупредил имама о готовящемся заговоре. Гамзат-бек приказал мюридам не пропускать в мечеть никого с оружием. Мюриды были бдительны. В одну пятницу хунзахские мужчины заранее спрятали в мечети оружие, а на пятничную молитву явились в бурках. Когда появился во дворике мечети Гамзат-бек, Осман крикнул:

– Мусульмане, что же вы не встаете, когда появляется имам?!

Все вскочили. Выстрелом в упор Осман убил имама, но и его самого свалили мюриды. Началось сражение. Остатки мюридов укрепились в ханском доме. Хунэахцы обложили дом соломой и подожгли. Мюриды выскакивали из окон. Хунзах был очищен от мюридов. Желая отомстить за имама, мюриды поскакали в Гимры за малолетним Булач-ханом. Чупан не хотел отдавать мальчика, напоминал, что Коран запрещает поднимать руку на детей, но мюриды забрали мальчика. Повели его к реке. А там купались ребята. Мюриды велели им затащить Булача в воду, знали, что мальчик не умеет плавать. Ребята затащили Булача на середину бурной реки и бросили. Булача стали накрывать бешеные волны.

– Мама! Мама! – кричал, мальчик, когда его голова оказывалась поверх воды. Но никто не поспешил на его крики.

Так мюриды расправились с последним наследником хунзахских ханов.

Вскоре наместник Кавказа в Тифлисе назначил молодого Хаджи-Мурада временным правителем Хунзаха, хоть он и был по происхождению простым узденем.

Супруга майора

Из истории лакского и аварского народов, из стихов Щазы курклинской дошло до нас имя Шагун – прекрасной женщины Кази-Кумухского округа второй половины XIX века.

Рассказывают, что в середине прошлого века в Кумухе жил известный и искусный ювелир – Абдулгафур из тухума Халиловых, начало которого идет от эмиссара Аль-Халила, прибывшего в эти края из Египта еще за несколько веков до этого. После смерти отца Абдулгафур содержал мать и двух молодых сестер, Муслимат и Мукминат, свою жену и пятерых детей. Он ездил по Кавказу и за границу продавать свои изделия и возвращался с новыми заказами.

После смерти Агалар-хана, Абдулгафур вернулся в Кумух. Сестру Муслимат нашел к тому времени овдовевшей с тремя детьми, в большой нужде. Абдулгафур забрал ее с детьми к себе. Так сыновья Муслимат Минкаил и Махдимагомед и ее дочь Шагун стали жить в семье дяди.

После окончания Кумухского медресе обоих племянников и своих сыновей Ибрагимхалила и Юсуфа Абдулгафур устроил в реальное училище в Темир-Хан – Шуре, записав их на фамилию Халиловых. Через два года повез туда же, в женскую гимназию и Шагун, а своих троих дочерей выдал замуж. После окончания реального училища Юсуф захотел стать ювелиром, а остальных ребят Абдулгафур повез в Париж на учебу. Минкаил и Махдимагомед стали учиться там в военной академии, а Ибрагимхалил – в инженерном институте. Кстати, с Минкаилом вместе учился и Ататюрк, сохранилась их совместная фотография.

Но нас больше интересует судьба Шагун. После окончания женской гимназии братья забрали Шагун в Париж в пансион благородных девиц. Окончив учебу в Париже, братья стали служить в русской армии, а сестру привезли в Кумух.

Вскоре Шагун стала в Кумухе любимицей всех девушек. Она обучала их грамоте, рукоделию, манерам хорошего тона. Тогда в Кумухе еще не знали, что такое театр, потому Шагун стала обучать девушек ставить маленькие сценки и показывать их кумухским женщинам, которые нередко собирались к ним на вечерние посиделки. Была Шагун и прекрасной хозяйкой, умела готовить, шить, принимать гостей.

В это время в Кумухе жил овдовевший сын шейха Джамалутдина – майор Абдурагим, бывший зять имама Шамиля. Работал он шариатским судьей округа. Весной, когда Абдулгафур вернулся из очередной своей поездки домой, по местному обычаю вместе с другими кумухскими мужчинами зашел к нему и Абдурагим. Увидев перед собой блюда, которые он видел в домах русских аристократов, а в Кумухе никогда их не готовили, майор спросил Абдулгафура, откуда он привез себе повара. Сидящие рядом мужчины рассказали ему, что эти блюда готовит его племянница Шагун, обучавшаяся в Париже. Вскоре он нашел возможность познакомиться с самой Шагун. Ее ум, начитанность и обходительность покорили его. Решив на ней жениться, послал он к ней свою родственницу, чтобы узнать ее мнение. Шагун ответила, что она поступит так, как ей скажет Абдулгафур и ее братья.

Абдулгафур и братья Шагун тоже дали согласие, и Сеид Абдурагим женился на ней. Но прежде чем привести молодую жену в свой дом, он привез в дом мебель и утварь, которыми пользовались русские аристократы. Племянница Шагун, Асват Халилова, которая сейчас живет в Махачкале, рассказывает, что все кумухцы ходили к Абдурагиму и Шагун полюбоваться новой обстановкой.

Абдурагим очень любил Шагун. Сохранилась их совместная фотография, на которой рукой Абдурагима написано: “Не чудо ли твоя высота и благородство, не волшебство ли моя любовь к тебе?!”

Однажды Абдурагим и Шагун услышали о талантливой девушке – певице Щазе, которую братья выгнали из родного аула Куркли и которая теперь жила у знакомых в соседнем селе. Супруги решили взять эту девушку к себе. Щаза была очень талантлива, сама сочиняла слова на свои песни и бесподобно их исполняла. В доме майора собирались люди слушать песни Щазы. Однажды супруги получили письмо из Парижа от Даллаевых, которые имели там свой посудный магазин. Они просили Абдурагима и Шагун приехать к ним в гости и непременно привезти с собой Щазу. Вскоре в Париже все лакцы и дагестанцы собирались слушать песни Щазы, дарили ей много подарков.

Лет пятнадцать прожили Шагун и Абдурагим в любви и согласии, пока майор внезапно не скончался. Через год Шагун по просьбе братьев и их семей переехала жить в Темир-Хан-Шуру. Ее брат Минкаил Халилов был тогда уже в чине генерала и пользовался большой популярностью в Дагестане и в России, женат он был на дочери чеченского правителя генерала Алиева Хабире, которая тоже получила европейское образование. Шагун жила в Темир-Хан-Шуре в особняке. Ее часто навещали братья с семьями. К ней ходили за помощью – написать письмо, прочитать и составить заявлении или документ и просто за советом. По соседству был дом начальника почтовой связи Дагестана Ризвана Мавраева. Он жил там одни с прислугой, а жена Хадижат с детьми жила в Чохе. Как раз в то время он занимался делами своего племянника Магомед-Мирзы, который решил открыть типографию в Темир-Хан-Шуре, и Минкаил Халилов помогал ему с переговорами с русским правительством. Бывая с Минкаилом в доме Шагун, Ризван влюбился в нее. Дочь Ризвана Тавус – ей уже более 90 лет, которая сейчас живет в Махачкале со своей дочерью по имени Шагун, вспоминает, что ее родителей, Ризвана и Хадижат, поженили без их согласия и любви. Мать так и не переехала к мужу в город, и у них были весьма холодные отношения, что и послужило поводом к тому, что ее отец так серьезно влюбился в Шагун. Но Шагун после смерти мужа не думала о замужестве и несколько лет возвращала всех сватов, которых посылал Ризван. Лишь после многих уговоров уважаемых ею людей она наконец дала согласие.

Дети Ризвана очень любили мачеху. Она была добра и великодушна, умна, обучала всех их грамоте, они учились в реальном училище и жили с отцом в Темир – Хан – Шуре, как рассказывает Тавус, и из-за большой любви к ней она дала уже своей дочери имя Шагун.

В годы революции братьев Шагун преследовали. Минкаил уехал за границу, его пригласил к себе Ататюрк. Семью с детьми он не смог забрать к себе, ее сослали. Других братьев арестовали, и они пропали без вести. Такие удары судьбы не выдержало сердце Шагун, и она умерла. Ризван похоронил ее в Темир-Хан-Шуре.

Бегство из Тегерана

В начале прошлого столетия много дагестанских мастеров работало в Средней Азии. Известный тогда ювелир Абдулмеджид Мамедов из селения Дучи Кази-Кумухского округа работал в Ашхабаде, имел там свой особняк с большим садом, бассейном и зоопарком.

Рядом с домом располагались ювелирные мастерские и магазины. Владея несколькими языками: русским, персидским, турецким, арабским, Абдулмеджид свободно общался с людьми разных национальностей, имел много друзей, в том числе и из высокопоставленных чиновников. Все его друзья и знакомые приводили своих детей полюбоваться диковинными птицами и зверями его домашнего зоопарка.

А своих детей у Абдулмеджида было семеро: четверо дочерей – Абидат, Басират, Фируза, Айшат, и трое сыновей – Шевкет, Хаджимурад и Чингиз, старшие из которых обучались в светской и мусульманской школах. В начале века произошла революция в России, затем и в Средней Азии, новые власти конфисковывали все ювелирные магазины, мастерские, всех имущих раскулачивали, ссылали. Благодаря влиятельным друзьям Абдулмеджид с семьей остался на свободе, хотя лишился магазина и мастерских. Частенько к ним являлась милиция, требуя золота и денег, делала обыски и, когда ничего не находила, отбирала то, над чем в тот момент Абдулмеджид работал. Жена Абдулмеджида, Гулизар была искусной швеей, сама обшивала всю семью и в одежду детей зашивала драгоценности. Пуговицы же на платьях дочерей и на своих платьях она делала из драгоценных камней, сверху обшитых материей. Когда же милиция являлась с обыском, она быстро одевала детей и со словами: “Идите, погуляйте и не мешайте гостям!” – отправляла их на улицу.

Однажды, поздным вечером к Абдулмеджиду пришел его друг начальник НКВД. Самовар на столе все еще кипел, Гулизар стала накрывать на стол. Когда Абдулмеджид жестом пригласил гостя к столу, тот тихо сказал:

– У меня нет времени. Абдулмеджид, я получил приказ о твоем аресте. Теперь я ничем помочь не смогу, разве только тебе с семьей исчезнуть. В эту же ночь вам нужно уйти из города, лучше всего перебраться в Иран, а провожатых я к тебе пришлю через час.

Гость тут же ушел. Абдулмеджид был готов на все ради спасения семьи, и потому велел всем быстро собраться в дорогу. Вскоре пришли четверо провожатых, которые в один миг сняли ковры со стен, закатали в них младших детей и каждый понес по ковру с ребенком, а остальные взяли в руки то, что сумели нести, и вышли, оставив горящие лампы, накрытый стол и питомцев зоопарка.

Ночь была темная, все шли быстро и молча. Через некоторое время ребята заметили, что за ними бежит их любимая собака. Один из провожатых вынул нож и со словами: “Она нас выдаст!” – пошел к ней. Но ребята обняли пса и Абдулмеджид велел попутчику спрятать нож. Так собака молча следовала за ними, как будто понимала смысл происходящего.

Через несколько дней они дошли до границы Ирана. Поднявшись на гору, провожатые сказали, что дальше простирается иранская земля, а они должны вернуться назад. Абдулмеджид расплатился с ними, а потом спустились с горы, внизу расстелили ковры, сели отдохнуть до утра.

Шел 1930-й год. Много народу из Средней Азии таким способом переходило границу. Добравшись до ближайших деревень, Абдулмеджид без труда нашел таких же беженцев, как и они сами, которые тепло их приняли, даже уговаривали обосноваться возле них. Абдулмеджид же непременно хотел добраться до Тегерана, ибо знал, что его друг, известный ювелир Сиражутдин Гаджиев в то время работал при дворе иранского шаха Реза Пехлеви. Тогда на Востоке шла молва о шахской короне изумительной красоты, изготовленной Сиражутдином. Эта корона и в наши дни находится в экспозиции музея в Тегеране и значится как работа мастера Сиражутдина Гаджи-заде.

Абдулмеджид нанял два фаэтона и отправился в Тегеран. Там тоже без труда нашел знакомых, у которых остановился временно, а следующим утром отправился во дворец Реза Пехлеви в поисках друга. Сиражутдин встретил его радушно, пригласил с семьей к себе в дом, расположенный в десяти минутах ходьбы от шахского дворца. Через некоторое время Абдулмеджиду удалось купить дом в том же районе, где можно было разместить и мастерскую, и магазин.

Гулизар настояла на том, чтобы непременно был организован для нее швейный цех. Приобрели швейные машины пригласили опытных мастериц, стали на заказ обшивать иранских аристократок. Швейный цех стал приносить доход. Абдулмеджид же открыл ювелирный цех, где работали наемные мастера и его сыновья. Он намеревался отдать детей учиться, но необходимо было в совершенстве владеть персидским языком, и потому наняли репетиторов для обучения детей языку. Через год старшие дочери Абидат и Басират пошли учиться в медицинский колледж, сыновья стали учиться в светской школе, младших девочек отдали в мусульманскую школу.

Через несколько лет жизнь семьи Абдулмеджида наладилась, у них появилось много друзей и знакомых, но Гулизар не переставала напоминать мужу, что им необходимо вернуться на родину к своим родным, и дочерей выдать замуж за своих, и сыновей женить на своих. Они надеялись, что в России жизнь наладится, и все станет на свои места, но вести, которые доходили до них из России, были неутешительные.

Когда их старшую дочь Абидат стал сватать иранец, Гулизар наотрез отказала и сказала всем дочерям, что они должны создать семьи только на родине. Через несколько месяцев иранец похитил Абидат, и родителям в чужой стране ничего не оставалось, кроме как согласиться на их брак. Замужество дочери сильно расстроило родителей, и Абдулмеджид стал искать возможности возвращения на родину.

Сиражутдин частенько заходил к ним, и при его появлении Абдулмеджид выходил ему навстречу со словами:

– Вот и появился наш друг, как солнце в пасмурный день, теперь и у нас станет тепло! – И тут же ребята ставили самовар, девочки накрывали на стол, во всем доме звучала лакская речь и лакская музыка. Абдулмеджид и Сиражутдин хорошо играли на струнных инструментах. Сиражутдину в то время было за сорок, и он не был женат. Ему нравилась вторая дочь Абдулмеджида Басират, которой тогда исполнилось только шестнадцать лет. Но гулизар напоминала мужу, что она не собирается оставлять в Иране ни кого из детей, даже замужнюю Абидат. Мать смущала и большая разница в возрасте ее дочери и Сиражутдина. Впоследствии вышедшая замуж за парня из Кумуха Басират, говорят вспоминала, как на одном из торжественных вечеров в Иране, где присутствовала и их семья, Сиражутдин пригласил ее танцевать. Тут же строгий взгляд матери вынудил ее отказать Сиражутдину, и она обеими руками вцепилась в стул, на котором сидела. А Сиражутдин поднял ее вместе со стулом и понес в танце по всему залу.

Сиражутдин тоже стал искать пути для возвращения на родину, но ему сообщили влиятельные друзья, что он числится в списках КГБ как белогвардеец и изменник родины. По возвращении на родину его могли расстрелять.

В Советской России началась Великая Отечественная война. Иранское правительство назначило Сиражутдина своим послом в Индию. После окончания войны в России при сыне шаха Реза Пехлеви, Мухаммеда Реза Пехлеви, Сиражутдина отозвали из Индии, и шах его назначил своим первым визирем и советником. Не прошло и полгода, как в его машину бросили бомбу, в результате чего погиб шофер, а сам он с тяжелыми ранениями попал в госпиталь.

Абдулмеджид был сильно встревожен случившимся, стал подумывать о возвращении на родину. Сиражутдин поправился, стал заниматься своими делами, но его теперь не покидала мысль, что покушение на него могут повторить, и потому составил завещание, в котором половину своего состояния завещал своим братьям и сестрам, проживающим в Дагестане. Гулизар отправила старшего сына Шевкета и дочь Фирузу с двумя таджиками, направляющимися нелегально в Среднюю Азию, и велела им сообщить ей любым способом о своей судьбе. Через два месяца Гулизар получила весть от детей. Те давали понять, что там холод и голод, нелегальных эмигрантов сажают, и им приходится выдавать себя за дагестанцев, прибывших на заработки.

Однажды ночью Абдулмеджида разбудили соседи и сообщили страшную весть. Его друга Сиражутдина зарезали бандиты. Это зверское убийство всколыхнуло весь город. Шах объявил траур и организовал пышные похороны. Это случилось в мае 1947 года. В эти же дни Гулизар стала собирать всю семью в дорогу. Сколько ни уговаривал ее Абдулмеджид подождать хоть несколько месяцев, пока он добьется разрешения на легальное пересечение границы, Гулизар не прислушалась. Она была убеждена, что ее взрослые сыновья Чингиз и Хаджимурад сумеют их защитить. Абдулмеджиду пришлось срочно искать провожатых до границы. К нему прислали двух иранцев, знающих дорогу. Он оплатил им часть положенной платы, остальные обещал отдать, когда он получит знак о пересечении границы его семьей. Абдулмеджид дал сыновьям карманные часы с крышкой с тем, чтобы они отправили их обратно к нему в знак благополучного перехода границы. Если же провожатые станут их беспокоить, то нужно было загнуть одну стрелку часов, и он поймет все. Самому Абдулмеджиду необходимо было остаться, чтобы продать дом, магазин и мастерские. Он просил жену оставить с ним хотя бы одну из дочерей. Но Гулизар не согласилась, она забрала даже замужнюю дочь Абидат с двумя маленькими дочерьми. До пограничных гор Абдулмеджид нанял им фаэтоны, а по горам их должны были провести провожатые.

Гулизар велела детям разговаривать между собой только на лакском языке и стараться не дать понять провожатым, что они владеют персидским. Когда слезли с фаэтонов, каждый понес поклажу, стали подниматься по горным тропам. Гулизар услышала, как провожатые разговаривали между собой на персидском языке о том, что надо бы их всех переутомить, чтобы они заснули крепким сном. Она поняла, что их хотят зарезать. Предупредила сыновей, чтобы они были начеку и спали по очереди. Когда они заметили, что провожатые их ведут вокруг одной и той же горы в третий раз, Гулизар отдала им золото, чтобы они не мучили их. Так они добрались до пограничной горы, провожатые показали вдалеке – советский погранпост. Чингиз загнул обе стрелки отцовских часов и отдал провожатым, чтобы те передали отцу, чтобы тот расплатился с ними. Когда провожатые ушли, мать посоветовала всем отдохнуть, дождаться ночи. Но мучимые жаждой дети увидели внизу, в ущелье, длинные желоба с водой и помчались напиться. Не успели все спуститься к воде, как услышали где-то сбоку громкий окрик:

– Стойте, стрелять буду!

Это оказались советские пограничники, которые шли напоить своих лошадей. Чингиз и Хаджимурад объяснили им на русском языке, что они бывшие жители Ашхабада и направляются туда, ибо там их дом.

– Ашхабада нет, разве вы об этом не знаете? – сказали пограничники и повели их на заставу. Мать успокоила детей, сказала, что русские их не убьют, если бы они попали на заставу персов, то их бы наверняка уничтожили и ограбили. На заставе их покормили, выделили комнату для ночлега. Они были удивлены, что пограничники их даже не обыскали, только отняли кинжалы у ребят.

На следующий день их отправили в город, где должен был состояться суд. И на суде они рассказали о том, что они бывшие жители города Ашхабада, уезжали в Иран на заработки и теперь возвращаются обратно. На суде им объяснили, чтобы проверить правдивость их показаний, нужно время, и потому они должны пока сидеть в тюрьме. Прошло две недели, и их снова повели на суд, где им вынесли приговор: два года тюремного заключения всей семьей. Гулизар, наслышанная о тюремных беззакониях, стала плакать и просить, чтобы для всей семьи выделили одну камеру. Но тюремное начальство стало распределять их в разные камеры. Гулизар сняла с себя и дочерей драгоценности и положила на стол начальника тюрьмы. Это возымело действие: для женской половины семьи выделили одну камеру, а парней посадили в другую.

В женской половине тюрьмы работали женщины, очень грубые, в кирзовых сапогах и в мужских фуфайках. Они с удивлением рассматривали шелковые чулки и изысканную одежду новых арестанток. Чтобы их задобрить, Гулизар отдала им кое-что из своей одежды, даже удалось договориться с одной из них отправить о них весточку в Иран к Абдулмеджиду, обещав за это услугу золотую монету.

Абдулмеджид к тому времени продал всю свою недвижимость и хлопотал о выдаче ему разрешения для поиска семьи. Он услышал, что в горах на границе зарезали какую-то семью, но когда получил известие, что его семья арестована, даже обрадовался этому. В конце концов Абдулмеджид всеми правдами и неправдами добился разрешения на легальное пересечение границы.

Впоследствии их дочери вспоминали, как мать, которая в своей жизни не проронила слезинки и держала бразды правления семьи в своих руках, при появлении возле тюремной камеры мужа бросилась к нему и навзрыд заплакала:

– Абдулмеджид, ради Аллаха, спаси нас! – повторяла она.

– Ты бежала сюда, чтобы бросить моих детей в тюрьму!? – отчитывал ее Абдулмеджид.

Абдулмеджид добился, чтобы всю семью перевели на вольное поселение, на сельскохозяйственные работы. Затем разыскал Шевкета и Фирузу и поехал с ними в Ашхабад, там, в своем доме, перед бегством в Иран он зарыл часть золота и надеялся теперь найти его. Хотя и слышал он о землетрясении, в Ашхабаде, но не думал, что там все стерто с лица земли. То, что он увидел на месте когда-то красивейшего города, его потрясло. Не было ни домов, ни улиц, все в развалинах и ямах. Он не смог даже приблизительно найти ту улицу, где был его дом. А город собирались восстанавливать, Абдулмеджид тоже решил вновь обосноваться в нем. За несколько лет ему удалось построить дом и собрать всю семью. Поскольку здесь иранские дипломы не признавались, пришлось детям заново учиться и получать советские дипломы. Басират и Айшат выдали замуж за родственников в Кумух, остальные дети обустроились там же.