Текст книги "Сказки для себя"

Сказки для себя
Модест Владимирович Осипов

© Модест Владимирович Осипов, 2016

© wearegoat Ltd. London Студия, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Шёл и знал

Location: Москва

Date: 11.10.03

Mood: excited

Music: Настя Полева —

Тебе на счастье

Шёл и знал. Он шёл по вагону и знал, слышал все их мысли, чувствовал взгляды многих глаз, открытых и закрытых. Он шёл и незаметно улыбался, в переполненном вагоне без труда находил себе путь, никого не отталкивал, даже будто и не касался никого. Улыбался себе самому и одновременно всем. И каждый что-то слышал в этой улыбке.

«Валентина Григорьевна, Ваша нога проходит, Вы скоро сможете ходить без палки. И сын вам напишет, в субботу загляните в почтовый ящик».

«Стас, она вернётся. Только не бей её больше. Никогда. Запомни, никогда».

«Лена, мама купит тебе эти туфли. Получит зарплату и обязательно купит».

«Сергей Михалыч, да не уволят тебя с работы!»

Я узнал его по этой улыбке, по глубине глаз.

– Здравствуй, – подумал я.

– Здравствуй, Яшка, – улыбнулся он. – Хочешь попросить о чём-нибудь?

– Пускай троллейбус сразу подойдёт. И чтобы капитанское место в нём было свободно.

– Подойдёт, – улыбнулся он и пошёл дальше.

Мы вместе выходили из метро, я шёл чуть сзади и пытался приноровиться к его шагу. «Не надо», – молча попросил он.

Подошёл троллейбус. Я мельком взглянул в его сторону – «Спасибо!» – «Не за что». – Солнце сквозь дырку в облаках освещало его. Он быстро шёл, и яркий луч шёл за ним. А никто и не заметил…

Париж. Октябрь

Location: Москва

Date: 01.05.04

Mood: Monmartre

Music: Зимовье зверей —

Джин и тоник

Неделю мы здесь. Неделю назад мы забрели в этот сквер, ты обернулась случайно и… Я раньше не знал тебя такой – увлечённой, очарованной, мечтательной.

Днём – парки, музеи, магазины. Нотр-Дам. Тюильри. Версаль.

А потом приходит вечер, последний тёплый вечер этой осени, последний наш вечер в Париже, и солнце тонет в Булонском лесу, и мы листаем уютные улочки – каждый раз по-новому, и скамейка в сквере – наша скамейка – уже ждёт нас, и ты становишься сказочно-задумчивой, молчаливой и смотришь в бесконечность, на море огней под холмом, долго-долго смотришь не отрываясь и куришь «Уинстон» – сигарету за сигаретой, бросаешь и закуриваешь новую, и огни города отражаются в небе – звёздами…

– О чём думаешь? – спрашиваю.

– Да так, ни о чём, – ты не расскажешь, ты думаешь о своём.

Какая всё-таки красивая! В поздних сумерках, под волшебными этими фонарями оливковая кожа стала бронзовой, чуть волнистые волосы в беспорядке – ветер тоже любит тебя, глаза… А глаз твоих я не вижу – ты смотришь на город.

Вдруг, перебив тишину, ты просишь у меня монетку и неумело кидаешь её вдаль. Мы уходим, уходим, чтобы вернуться когда-нибудь. Звёздочка последней сигареты падает на мостовую…

Сказка для дочки

Location: Москва

Date: 20.05.04

Mood: morning

Music: Secret garden – Lullaby

– Машка, хочешь… Хочешь, я тебе сказку расскажу? – я не знал, что говорить, как говорить. Машка сидела за столом в маленькой, бывшей моей, комнате, рисовала что-то, зачёркивала, рисовала снова.

– Хочу, – ответила она. Тихонько так.

– В одном сказочном королевстве жила-была принцесса по имени Виктория…

– Вика? Как мама? – Машка улыбнулась, отложила карандаш.

– Да, – я тоже, наверное, улыбнулся. Хорошо, что дочка сейчас у бабушки.

– Да, как твоя мама. Она была очень хорошей принцессой, и в королевстве у неё всё ладилось, и все её любили…

– А принц у неё был?

– Нет, – говорю. – Вот принца-то у неё и не было. Подумала она, подумала, да и оставила мудрого старого Советника управлять сказочным королевством, а сама отправилась в дальние края счастье искать. Долго она путешествовала, много повидала, многих повстречала, со многими познакомилась. А потом встретила меня, и мы сразу подружились. А через два года родилась у нас Машка.

Я поцеловал дочку в нос.

– Папа, а ты разве принц? – спросила она.

– Нет, наверное. Но нашей принцессе Вике я почему-то понравился. И дочка у нас такая вот замечательная, совсем как маленькая принцесса.

Машка смущённо посмотрела на меня. Господи, как же они похожи!

– Семь лет мы с Викой были вместе, но недавно в её королевство пришла большая беда.

Я вынул из кармана маленький серебряный колокольчик – Викин талисман. Мы привезли его когда-то из Италии, из первой нашей поездки.

– Старый Советник дал твоей маме этот колокольчик и сказал: «Если нам будет очень трудно, колокольчик зазвенит, позовёт тебя». И мама обещала вернуться в королевство по зову колокольчика. Вчера вечером он зазвенел, и мама сказала, что ей пора уходить…

– А как же мы? – Машка смотрела на меня очень серьёзно, слезинка блеснула на щеке.

– Мама нас очень любит, но ей… Ей нужно спасти своё сказочное королевство. Иначе не будет больше сказок. Ни у тебя, ни у других детей на всей Земле.

– А мама вернётся?

Ну что ей сказать?

– Знаешь… Ты возьми этот колокольчик, он ведь волшебный. И если захочешь что-то сказать маме… Она очень занята сейчас… Но ты скажи! И позвони в колокольчик, и мама обязательно услышит тебя.

* * *

Вику похоронили на Новокунцевском, рядом с родителями. Машка осталась у моей мамы. Пришли только Викин брат, Серёжа, и трое наших друзей. Было очень холодно, падал первый снег.

Небо

Location: Портленд, Орегон, США.

Date: 24.09—08.10.05

Mood: chasing the autumn

Music: Vangelis – El Greco

Твои руки, губы, твоё тепло, взгляд, короткое прощание, самолёт, небо…

– Меня зовут Миша.

– А я – Лёлька, – ответила она. Ей двадцать два года. Или двадцать пять. Она летит в Бостон. Или в Чикаго. Она живёт в Новгороде, за рекой, в немецком двухэтажном домике. Разведена. Или просто разошлась недавно с кем-то.

Рисует. Я заснул в самолёте, она нарисовала меня – синей ручкой, в несколько штрихов, в моём блокноте. Клетчатый листик висит теперь над моей кроватью, настоящий, живой. Может, она и правда где-то далеко, за океаном, и вернётся. Девочка, без которой… Но так ведь не бывает, не может быть просто. Я придумал её или видел во сне, где-то высоко над Гренландией.

– Миша, а Вы были когда-нибудь в Новгороде? – это мы с ней ещё на Вы.

– Да, прошлым летом. И до этого как-то раз, давно. Я очень люблю этот город, Лёля. Он уютный такой. И древний, будто из сказки.

– Приезжайте как-нибудь, а? Вот вернусь… – задумалась. – Я вернусь месяца через два, уже снег ляжет. Погуляем, на лыжах пойдём кататься, у меня лыжи запасные есть. Приедете?

Глаза карие. Нет, ореховые, светлые. Губы чуть детские, всегда улыбаются. Без следа помады. Серёжки серебряные – лилии, fleurs-de-lys, кулончик к ним на тонкой цепочке. А лица не помню.

– Ты поспи, Лёля. Далеко ещё до Нью-Йорка.

– Да не спится что-то, не люблю в самолёте спать. А ты что не спишь? Вон уставший какой!

– Нет, Лёлька, я бодр и весел как никогда!

– Да я уж вижу, как глазами хлопаешь. Работал вчера допоздна?

Она спит, прижавшись к моему плечу, тихая, нежная. Лёлька… Жил без тебя как-то – вчера, позавчера, всю жизнь. Даже сегодня утром ничего не знал о тебе. Если бы поймал другое такси и поехал другой дорогой, если бы не попал в пробку, если бы летел через Атланту, не через Нью-Йорк, если бы не предложил помочь тебе – подержать непослушный чемодан, хромой на правое колесо. Если бы…

Телефон… Забыл спросить её телефон… Не забыть, когда проснётся…

– Мишка, ты приедешь в Новгород? Обещаешь? Приезжай, пожалуйста, я ждать буду! Приедешь?

Твои руки, губы, твоё тепло, взгляд, короткое прощание, самолёт, небо…

Ночь теней

Location: Москва

Date: 04.08.06

Mood: midnight

Music: Sting – Fragile

Что-то лёгкое, невесомое, будто шёлк, скользнуло по лицу – я проснулся, сел на кровати.

Похолодало. Сильный ветер гонит тучи, полная луна то прячется, то снова смотрит в моё окно. Три часа, начало четвёртого. Где-то плачет ребёнок. Или женщина. Шум, голоса, шаги в соседних квартирах. Одно за другим то зажигаются, то гаснут окна в доме напротив. Видно, не одному мне не спится в эту ночь.

Я смотрю перед собой – в пустоту, в никуда. Странные тени бродят по комнате, странные тени в неверном лунном свете. Они – не на полу, не на стене, тени медленно идущих людей. И я начинаю различать их лица, слышать голоса.

Вдруг… Ты?! – Я. – Но как? Почему? – Сегодня ночь теней, Яшка. Ты не знал? Сегодня каждый кого-то встретит. – Нет, не знал. Но ты ведь… Тебя же нет больше, Настя? – Ты один? – Сегодня да. – Ты помнишь меня, Яшка? Я… Нет, прости меня, я не помню… Имя, твои руки, твой запах, твой голос. Но лицо… Разве ты была такая? – Яшенька, милый, это всё после опознания, да? – Да, Настя, я помню тебя только такой, как там, в больнице. Но я рад, что ты пришла. – Ненадолго совсем. Видишь, Луна уходит, скоро меня позовут.

Тихие тени всё шли и шли через комнату, не замечая нас. Я целовал её, чувствовал живое тепло, горьковато-солёный вкус её губ, слезинку на левой щеке, дыхание – одно на двоих…

– Настя! Настя…

Я сижу на кровати. Светает. Небо заволокло тучами. Становится тихо, даже ребёнок перестал плакать. Гаснут окна в соседнем доме. Начинается новый день.

Дядя Ося

Location: Смоленск – Москва

Date: 19.11.06

Mood: thinking

Music: Nautilus Pompilius – Крылья

– Дядя Ося!

– Что, сынок?

– А кто был мой папа?

– Не знаю, сынок. Ты ведь уже столько раз спрашивал… Я и не видел его никогда. Мы с мамой твоей поженились, так ты уже был у неё в животике. А потом родился, маленький такой, смешной…

– Я у мамы тоже спрашивал – не говорит, улыбается только. Ванька соседский сказал как-то, что ангел меня на крыльях принёс.

– Да не думай об этом, малыш. Я вот сначала тоже всё думал. Думал, да и привык. Мы твоя семья. Мама, Яшка с Иваном, да и я-старик. А где батька твой, только Б-г один и знает…

– Дядя Ося, а ты научишь меня стол делать? Я ведь большой уже.

– Научу. Завтра будем учиться. Спи, Йэшуа, спи…

Командировка

Location: Смоленск – Москва

Date: 19.12.06

Mood: snow

Music: Эдуард Артемьев —

Слушая Баха (Земля)

– Ну… За знакомство!

– Да я… Это… Не пью. Командировка, понимаешь…

– Брось! Смотри, вискарёк какой, – я повертел перед его носом бутылку десятилетнего «Талискера». – Дьюти фри. Нью Йорк. Джей-Эф-Кей.

– Ну, не знаю… Ладно… Я Лев.

– Михаил. Давай, за царя зверей!

– Да ладно, какой там царь. Будем!

* * *

Люблю поезда, люблю этот железнодорожный век. Работа неспокойная, разъезды всё, задания – одно другого мудрёнее. Предпочитаю СВ. Придёшь, сядешь, достанешь из чемоданчика, поговоришь с интеллигентным человеком. А не задастся беседа… Нет, давно уже такого не было. И друг мой и товарищ, односолодовый, с дымком, с острова Скай, ни разу не подводил.

* * *

– Ну что, ещё по одной? – мой попутчик заговорщицки подмигнул.

– Это можно, – отвечаю. И ведь знал же, знал, что припасена у меня на такой случай ещё одна. Щёлкнул замок, и вот уже горлышко с не открученной пока пробкой приветливо выглянуло из кейса.

– В Белоруссию едешь?

– Да нет, в Смоленск. В три часа ночи мне выходить. Даже спать ложиться не буду.

– Ну и зачем же ты билет на такой поезд взял? Ночью поддатым по городу шарахаться…

– Работа у меня такая. Ночная. По особым поручениям.

– По особым, значит? Может, тебе и пить больше нельзя?

– Да что тебе, жалко что-ли? Видишь ведь, трезвый я. Меня этот твой виски… Ну, давай!

– За особые поручения!

* * *

Пьянею я медленно. Можно даже сказать, не пьянею вовсе. Чуть краснеет нос, розовеют щёки, говорю, наверное, громче. Но так, чтобы в стельку, в доску, в грязь, до помрачения ума – не случалось такого ни разу. Да и не нужно это, не та задача.

А визави мне крепкий попался, держится. Вязьма скоро, я начинаю нервничать.

* * *

– В-вязьма?

– Да.

– Надо п-пива купить. У тебя ведь нет боль-ше? Я пойду…

– Лучше давай я в ресторан схожу, куплю. Видишь, отправляемся уже.

– А-а я…

– Ну куда тебе! Ты же заснешь в тамбуре. Стоя.

– Н-нет. Я… я спать не буду, мне ж выходить.

– Ишь, развоевался. Настоящий Лев! Ложись, проводник разбудит. Вот, на моё место ложись, я уже постелил.

– Да ты чё… Д-да ты з-знаешь, кто я?

Секунда… Нет, доля секунды, мгновение. Рыхловатый, невысокий собутыльник мой как-то померк, потускнел, растаял, и появилось на его месте существо – не мужчина, не женщина, не птица – в плаще цвета красного вина, с бронзовой кожей и тёмным взглядом, с сильными руками и парой огромных, того же бордового с чёрным переливом цвета, крыльев за спиной.

Но существу как бы не хватило сил – оно появилось и тут же исчезло, а мой невысокий, склонный к полноте товарищ вернулся уже из сумеречной дали, судя по алкогольному запаху, вполне земной и настоящий, и полез нетрезвой рукой зачем-то в бумажник.

– Ты… п-пойми, брат. Там… женщина в городе, – он достал записку. – Рожает она, эт-той ночью. Маль-чика. Он н-не должен родиться, ме-ш-шает он нам. Но я пр-роснусь. Я доеду… Я не допущу…

Назвавшийся Львом спал на моей полке, зажав в руке бумажку с фамилией и адресом. Я взял два мятных леденца, чтобы перебить запах виски, вернее, превратить его в запах виски и мятных леденцов, и пошёл к проводнику.

* * *

– У меня к Вам просьба. Мне, видите ли, выходить в Смоленске в три часа ночи. А мы тут с соседом… Ну… Понимаете…

– Да Вы не волнуйтесь, молодой человек, я Вас разбужу.

– Да, если не сложно. Только не перепутайте. Мой сосед… Он до Полоцка едет, командировочный. Он… В общем, спит он уже. Не забудьте, шестое место.

– Спите, молодой человек, спите, разбужу обязательно. У меня ж отмечено всё на билете, кто где выходит. Вот Ваш билет, шестое место, до Смоленска. А пятое, у соседа Вашего, до конца.

* * *

Я аккуратно расстелил постель на свободной полке – снял покрывало, взбил подушку, прилёг не раздеваясь поверх одеяла и задремал. Прошла, кажется, секунда, и вот проводник уже стучит тихонько ключом в дверь. И, не дождавшись ответа, заглядывает в купе.

– Просыпайтесь, молодой человек. Смоленск, подъезжаем уже.

Поезд постоял минут сорок и ушёл на запад, а я побрёл не спеша по пешеходному мостику над путями и дальше, мимо древней церкви, мимо трамвайного круга, к мосту через Днепр. Пока он без денег, без документов (я на всякий случай похлопал себя по карману – всё на месте) будет выбираться из Белоруссии, мальчик уже родится. Родится он сегодня, в 5:37 – успею дойти. В маленьком роддоме на улице Кирова. И назовут его Мишкой, может быть, в мою честь, и всё у него получится…

* * *

Начало пятого. Падает с предутреннего неба мокрый снег. Я иду по мосту через реку, в свете фонарей белые мои крылья стали золотыми. Но увидеть их некому.

Credo

Location: Москва

Date: 06.05.07

Mood: night

Music: Astor Piazzolla —

Milonga Del Angel

В «Арагви», в большом зале, за третьим от входа столом сидят человек и ангел. Допита водка, съедено сациви, вечер. Ангел спросил человека:

– Ты веришь в Бога?

– Да, – сказал человек.

Помолчали.

– И я верю, – сказал вдруг ангел.

Прадед

Location: Москва

Date: 09.05.07

Mood: V-day

Music: Разные люди – Поход

Было лето. Валя в Москве проездом, всего на пару дней, в первый раз после войны. Идёт по Пушкинской улице, широкой и светлой, поминутно сверяясь с запиской – не забыть адрес, не пропустить дом. Как и все медсёстры, она была в него чуть-чуть влюблена, в главного врача их госпиталя, взрослого, почти пожилого, доброго, весёлого.

– Здравствуйте! Ревекка… Абрамовна?

– Да. Добрый день.

– А Модест Самойлович… Он дома?

– Он не вернулся. Вы что, не знали?

– Ой… Простите… Но как? Когда? Простите меня…

– Мы не знаем. Было письмо от него, откуда-то из-под Великих Лук. И всё. А Вы кто? Вы что-то знаете?

– Мы попали в окружение. Был самолёт, все улетали оттуда. И ещё должны были послать – один, два, три, за ранеными. Мы звали его, а он остался. Там, с ними. Сказал, что раненых не бросит. Он… Я думала… Как же так? Они ведь обещали второй самолёт…

– Он не вернулся, – сказала Ревекка Абрамовна. – Уходите. Всего Вам доброго.

Валя шла по Пушкинской улице, широкой и светлой, и плакала.

Аризона

Location: Москва

Date: 19.09.07

Mood: smooth jazz

Music: Secret garden – Nocturne

Представь… В аризонской скалистой пустыне поздняя весна. Нет ещё того страшного зноя, нет горячих ветров, а вечера уже тёплые – земля прогрелась.

Солнце заходит. Весь мир нарисован четырьмя красками – умброй, лазурью, белилами, охрой. Красные старые скалы, золотое солнце. И небо. Смотри – огромное небо, в городах не бывает такого. И бело-золотистые, с голубыми контрастными тенями кучевые облака ползут не спеша за горизонт.

Дорога, прямая и точная, как полёт арбалетной стрелы, прочерчена с запада на восток. А ты едешь со скоростью сто сорок миль в час, едешь сто сорок там, где разрешено семьдесят, летишь на запад, вслед заходящему солнцу и уходящему дню, навстречу призрачным городским огням. Вечером ты будешь пить кофе в «Ля Крепери», в маленькой французской кофейне на первом этаже «Парижа», спрячешься в уют, в тишину от шумного, беспокойного, бессонного Стрипа.

А сейчас ты летишь и будто не движешься никуда – неподвижны горы, не догнать закат, только мелькают изредка по сторонам дороги кусты отцветшего сейджа – пустынной полыни, да счётчик на спидометре отсчитывает милю за милей.

Ты съезжаешь на обочину, останавливаешь машину, идёшь вдоль дороги. К полынному запаху пустыни примешивается призрачный аромат южных цветов. И весь мир, всё небо, вся умбра, лазурь и охра, все они – для тебя одной!

Ты была там? Ты видела позднюю весну в пустыне? Нет? Значит, уходить ещё рано, значит, тебе есть ещё чем заняться на Земле.

Стучите. Ветер открывает дверь

Location: Смоленск – Москва

Date: 25.02.02, 22.10—23.12.07

Mood: silence

Music: ДДТ – Белая птица

Я постучал. Тихие шаги, щелчок щеколды, и мне открыла опрятная старушка в цветастой косынке.

– Какое интересное у вас объявление на двери, говорю. – «Стучите. Ветер открывает дверь».

– Да что уж тут интересного? Такие сквозняки! Приходится вот запирать… Заходите, молодой человек.

Я, не крестясь, вошёл.

– Вот свечи есть разные. Или на помин души, если надо.

– Будьте добры вот такую свечку.

– Эта дорогая, двадцать пять рублей стоит.

– Давайте, – я протянул купюру, взял свечу, положил сдачу в тарелку «На восстановление храма». Старушка с недоверием посмотрела на меня. Должно быть, подумала, что я бандит и замаливаю какие-то очередные свои грехи. Больше в церкви никого не было.

Я зажёг свою свечку от другой, поставил перед какой-то иконой. Свеча почти сразу погасла, и я зажёг её снова. Я стоял и смотрел на белёные своды храма, будто в серое ноябрьское небо. Так тихо… Так тихо, что я слышу, как по-разному горят свечи – две маленькие, их голоса послабее, и одна большая – моя. Я пришёл сюда ради этой всезнающей, древней, как река и холмы, тишины. Скажи, почему так вышло, родная моя? Почему мы с тобой оказались такими глупыми и жестокими? Или это я глупый и жестокий, а ты просто ничего не поняла? Или это я ничего не понял?

– А Вы помолитесь, – вдруг сказала старушка, отвлекшись от книги. – Помолитесь, молодой человек, Вам полегче станет.

– Спасибо, – ответил я.

– «Отче наш…» знаете?

– Знаю, – я улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.

– А что, роспись совсем не сохранилась? – спросил я.

– Почти что нет. Только там, в окне, на втором ярусе, – она подошла к окну. – Вот, смотрите.

И правда, совсем чуть-чуть, несколько пятнышек цвета жжёной охры, наверное, плащ какого-нибудь святого, и клочок голубого фона.

– Наш храм… он ведь очень древний, знаете? Ему больше восьмисот лет.

– Древний и очень красивый, самый красивый в городе, – ответил я.

– А Вы про хор знаете?

– Про хор?

– Встаньте сюда, молодой человек, вот-вот, между колоннами. Иногда здесь слышат невидимый хор. Вы постойте, послушайте, а я отойду.

Я стоял довольно долго, надеялся услышать что-нибудь в тишине. Но… Только шелест двух маленьких свечей – моя опять погасла – и ровный шум далёкого шоссе.

– Ну как, услышали? – спросила старушка какое-то время спустя.

– Нет. К сожалению, нет.

– Но вы не расстраивайтесь, молодой человек, ещё приходите. Даст Бог, и услышите.

С неба медленно падали маленькие холодные снежинки. Я сорвал с рябины несколько ягод. Они были сладко-горькими. Я не торопясь пошёл обратно в город.

Записка

Location: Портленд – Москва

Date: июнь 2006 – январь 2008 года

Mood: longing

Music: Ракетобиль – Время дождей

Бабушке не спалось. Зимний дождь барабанил по крыше. В гостевой комнате снова пусто. Бабушка поправила скомканное одеяло, застелила кровать. Самолёт улетел в шесть, внук, наверное, проспал и торопился.

Тапочки – в пакет и в чулан, трико и футболку – на вешалку в шкаф. Бабушка аккуратно смотала провод телефонной подзарядки и спрятала в ящик стола – до следующего января, до следующей зимы. Он обещал прилететь, он прилетит. Если дадут отпуск, если дадут визу… Две фотографии – внука и дочки – стоят в шкафу под стеклом. Дочка, наверное, прилетит в августе.

Чуть не забыла – надо убрать щётку и пасту. Внук вернётся и найдёт их в шкафчике в гостевой ванной, на привычном месте, в верхнем ящике. Бабушка выдвинула ящик, на дне лежала записка.

«Я тебя люблю, бабушка. Очень люблю! М.»

Бабушка присела на край кровати и заплакала. За окном лил бесконечный зимний дождь.