Текст книги "Дневник Гуантанамо"

– Целиком закрой свое лицо этим тюрбаном, – сказал инспектор. Типичный мавританец. Дух бедуина все еще доминирует в нем. Инспектор должен был предвидеть, что ему понадобится тюрбан, чтобы скрыть мое лицо, но в Мавритании нет практически никакой организации, все оставляют на волю случая.

Было трудно, но я не забыл, как намотать тюрбан на голову. Подобные вещи люди из пустыни должны уметь делать. Тюрбан вонял накопившимся потом, закрывал мне и рот, и нос, это было отвратительно. Но я послушно выполнял все приказы и сдерживал дыхание.

– Не смотри по сторонам, – сказал инспектор, когда мы втроем вышли из комнаты и направились в сторону припаркованной патрульной полицейской машины «рено-12».

Я сел на пассажирское сиденье, инспектор сел за руль, а черный парень занял заднее сиденье, не сказав ни слова. Было время рассвета, но сказать точно было трудно из-за облака пыли, закрывавшего горизонт. Улицы были пустые. Когда появлялась возможность, я осматривался, вопреки приказу, но едва мог что-либо узнать.

Дорога была короткой, около 10 минут до здания Министерства безопасности. Мы вылезли из машины и зашли в здание министерства, где нас ждал очередной охранник. Обстановка была идеальной для комаров, люди в этом месте – незваные гости. Отвратительная уборная, грязные полы и стены, соединяющие все комнаты дыры, муравьи, пауки, мухи.

– Обыщите его тщательно, – сказал инспектор охраннику, которого звали Якоб.

– Отдайте мне все, что у вас есть, – вежливо попросил Якоб, чтобы не обыскивать меня.

Я отдал ему все, что у меня было, кроме карманного Корана. Должно быть, инспектор знал, что у меня он будет, поэтому он вновь отправил ко мне Якоба, и тот сказал:

– У вас есть Коран?

– Да.

– Отдайте его мне! Я же попросил отдать все, что есть.

Теперь охранник боялся, что его отправят обратно еще раз, поэтому он аккуратно осмотрел меня, но не нашел ничего, кроме карманного Корана. Я был так расстроен и напуган, так устал, что не мог сидеть прямо. Я накинул куртку себе на лицо и свалился на столетний, изношенный матрас толщиной в дюйм. Кроме этого матраса, в комнате ничего не было. Я хотел уснуть, потерять сознание и не просыпаться до тех пор, пока все плохое не закончится. Сколько боли я могу выдержать? Может ли моя семья вмешаться и спасти меня? Они используют электричество для пыток? Я слышал истории о том, как людей пытают до смерти. Как они могли вынести это? Я читал о героях-мусульманах, которые встречали смерть с достоинством, с гордо поднятой головой. Как они сделали это? Я не знал. Я знал только, что чувствовал себя таким маленьким по сравнению с большими известными личностями, и был до смерти напуган.

Хоть комары и разрывали меня на части, я смог уснуть. Порой я просыпался и задавался вопросом: «Почему они не допрашивают меня прямо сейчас и не делают со мной что хотят, чтобы все поскорее закончилось?» Ненавижу ждать пытки. Арабская мудрость гласит: «Ожидание пытки хуже самой пытки». Я могу только подтвердить это. Мне удалось помолиться, не знаю как.

Где-то около полуночи я проснулся от звука шагов и от того, что кто-то открывает и закрывает двери каким-то необычным образом. Когда охранник открыл дверь в мою комнату, я мельком увидел лицо мавританского друга, который оказался рядом со мной много лет назад, когда я был в Афганистане в 1992 году, во время борьбы с коммунизмом. Он выглядел очень измученным и грустным, должно быть, он подвергся многим пыткам. Я почти потерял рассудок от мысли, что мне предстоит пройти как минимум то же самое, что прошел он. А нужно принимать во внимание, что он был в хороших отношениях с президентом Мавритании, а его семья была очень влиятельной – преимущества, которых у меня не было. Я подумал, что он, вероятно, рассказал им обо мне, и именно поэтому его привезли сюда.

– Вставай! – сказали охранники. – Надевай тюрбан.

Я надел грязный тюрбан, собрался с силами и пошел за охранниками в комнату для допросов, как овечка, которую ведут к своей судьбе, на скотобойню.

Когда мы прошли мимо того парня, которого я увидел, то понял, что это был просто охранник, который не смог сохранить свою форму в надлежащем состоянии. Он выглядел очень сонным, должны быть, его вызвали, когда он спал, и он еще даже не умылся. Это был не мой друг, как мне показалось сначала. Боль, ужас и страх взяли верх над моим разумом. Боже помилуй! Я совершил преступление? Нет. Мой друг совершил преступление? Нет. Мы сговорились, чтобы совершить преступление? Нет. Единственное, что мы сделали вместе, это поехали в феврале 1992 года в Афганистан, чтобы сражаться с коммунизмом. И насколько мне известно, это было не преступление, по крайней мере в Мавритании.

Так почему я был напуган? Потому что преступления относительны. Правительства их определяют и переопределяют, как им удобно. Большинство людей даже не знают грань, которая разделяет нарушение закона от его соблюдения. Если тебя арестовывают, ситуация ухудшается, потому что большинство людей верят, что правительство всегда имеет веские основания для ареста. Вдобавок ко всему этому, если мне предстояло страдать, я не хотел, чтобы кто-то страдал со мной. Я думал, что они арестовали моего друга из-за подозрения в причастности к заговору «Миллениум» только потому, что он однажды был в Афганистане.

Я вошел в комнату для допросов, которая оказалась кабинетом ДСР. Комната была большой и хорошо обставленной: кожаный диван, два двухместных кресла, журнальный столик, большой стол, кожаный стул, еще пара простых стульев для неважных гостей и, конечно, портрет президента, выражающий всю слабость законов и всю силу правительства. Жаль, что меня не передали США, по крайней мере, там я мог бы обратиться хоть к чему-то, хотя бы к закону. Конечно, правительство США и политики делают успехи в последнее время за счет законов. В правительстве очень умные люди, они взывают к страху людей, чтобы те отказались от своей свободы и личной жизни. Тем не менее у правительства уйдет еще какое-то время, чтобы начать полностью пренебрегать законом, как в странах третьего мира и коммунистических странах. Но в реальности это меня не касалось, и, слава богу, у моего правительства нет технологий, которые позволили бы им следить за бедуинами в необъятной пустыне.

В допросной было три человека: ДСР, его помощник и протоколист. ДСР попросил их принести все мои вещи. Они тщательно все изучили, не упустив ничего. Они не говорили со мной, только перешептывались между собой, чтобы взбесить меня. В конце поисков они отсортировали мои бумаги и отложили те, которые считали наиболее интересными. Позже они спросили меня о каждом написанном в этих бумагах слове.

– Я собираюсь допросить тебя. Просто хочу предупредить, что будет лучше, если ты расскажешь всю правду, – сказал ДСР уверенно, продолжая курить трубку, которую он никогда не вынимал изо рта.

– Уверен, что расскажу, – ответил я.

– Отведите его назад… – сухо скомандовал он охране.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне все о своей жизни и как ты вступил в Исламское движение, – сказал ДСР после того, как охранники вытащили мое тело из лап москитов и вернули в комнату для допросов.

Если тебя арестовывают в первый раз, то велики шансы, что ты не будешь особо откровенен, и это нормально. Даже если ты не совершал никаких преступлений, это разумно. Ты в замешательстве, ты хочешь показаться как можно более невинным. Ты понимаешь, что тебя арестовывают из-за достаточно серьезных подозрений, и ты не хочешь их раздувать. Более того, допрос включает в себя то, о чем никто не хочет говорить, например, о друзьях или о личной жизни. А когда тебя подозревают в терроризме, правительство поступает с тобой особенно грубо. Во время допроса ты всегда стараешься не отвечать на вопросы о друзьях и близких. И наконец, ты очень расстроен из-за своего ареста, и ты ничего не должен своим следователям. Наоборот, они должны тебе объяснить причину твоего задержания, и только ты решаешь, отвечать на вопросы или нет. Если этой причины достаточно, чтобы удерживать тебя, ты можешь просить профессиональных представителей. А если нет, то тебя и задерживать не должны были. Вот как работает цивилизованный мир, а все остальное – диктатура. Диктатурой правит хаос.

Если честно, я вел себя, как среднестатистический человек, я пытался показаться невинным как ребенок. Я старался сохранить в тайне имена всех знакомых мне людей, кроме тех, о которых полиция и так прекрасно знала. Следователи продолжили допрос, но, когда они открыли канадскую папку, все решительно испортилось.

Правительство Соединенных Штатов видело в моем аресте и переводе в Мавританию прекрасную возможность раскрыть план Ахмеда Рессама, который в те времена отказывался сотрудничать с властями. Более того, США хотели узнать более подробно о моих друзьях в Канаде и Германии и даже за пределами этих стран. В конце концов, за моего брата Махфуза ульд аль-Валида уже объявляли награду – пять миллионов долларов[49]49
  Брат Мохаммеда ульд Слахи Махфуз ульд аль-Валид, также известный как Абу Хафс аль-Мавритани, был объявлен в розыск из-за причастности к атакам «Аль-Каиды» в 1990-х годах. По программе ФБР «Награды за правосудие» за его поимку назначили награду пять миллионов долларов. Награда за поимку главных членов «Аль-Каиды» увеличилась до 25 миллионов долларов после 11 сентября 2001 года. Подробнее на: Госдепартамент США, «Patterns of Global Terrorism», Приложение D, 21 мая 2002 года, http://www.state.gov/documents/organization/20121.pdf.


[Закрыть]. Еще США хотели узнать больше о джихаде в Афганистане, Боснии и Чечне. Бесплатная консультация. Из-за вышеперечисленного и по другим причинам, которые мне неизвестны, США увели мое дело как можно дальше. Они назвали меня «организатором заговора». Они попросили все страны обеспечить их хоть какой-то информацией обо мне, особенно Канаду и Германию. И так как я уже «плохой» парень, по отношению ко мне должны применить силу.

К разочарованию правительства США, все было не совсем так, как они надеялись, и они не добились того, чего хотели. Не важно, какой гениальный у кого-то план, план Бога работает всегда. Я чувствовал себя как в «Me Against the World» 2Pac'a. И вот почему.

Все, что могли сказать канадцы, было: «Мы видели его с А и Б, и они плохие люди». «Мы видели его в такой-то и такой-то мечети». «Мы прослушали его телефонные разговоры, но в них ничего интересного!» Американцы попросили канадцев предоставить им записи моих разговоров, но после их обработки. Конечно, не имеет смысла выбирать разные отрывки из разговоров и пытаться придать им какой-то смысл. Я думаю, что канадцам нужно было сделать одно из двух: либо отказать американцам в предоставлении доступа к частным разговорам на территории их страны, либо отдать полные записи разговоров в оригинальном виде, даже без перевода.

Канадцы передали своим американским коллегам записи разговоров, но из всех слов американские следователи решили сосредоточиться только на двух словах на более чем четыре года: чай и сахар.

– Что ты имеешь в виду под чаем и сахаром?

– Я имею в виду чай и сахар.

Не могу сказать, сколько раз США уже задавали мне этот вопрос и сколько раз просили других людей делать это. Еще одна мавританская народная сказка повествует о человеке, который родился слепым. И у него была только одна возможность познать мир вокруг себя. Однажды он увидел крысу и после этого, когда кто-то пытался что-то описать этому человеку, всегда просил: «Сравни это с крысой. Она больше? Она меньше?»

Канадская разведка хотела бы, чтобы я был преступником, чтобы исправиться после того своего провала, когда Ахмед Рессам с огромным количеством взрывчатки ускользнул от них в Соединенные Штаты. Америка обвинила Канаду в том, что террористические атаки на США подготавливались именно на ее территории, поэтому разведка Канады сходила с ума. Она полностью потеряла самообладание, пытаясь успокоить своего большого брата, США. Она начала наблюдать за людьми, которых считали плохими, в том числе и за мной. Я помню, как после неудавшегося заговора канадцы попытались установить две камеры, одну в моей комнате, другую у моего соседа. Я всегда очень крепко спал. Я слышал голоса, но не мог сказать, чьи это голоса. Или лучше будет сказать, что я слишком ленив, чтобы просыпаться и идти проверять. Мой сосед Мурад был совсем не такой. Он проснулся и пошел на шум. Он сохранял молчание и наблюдал, пока в стене не появилась маленькая дырка. Парень из другой комнаты дунул в нее и, посмотрев, столкнулся взглядом с Мурадом.

Мой сосед разбудил меня и рассказал о случившемся.

– Мурад, я слышал эти же голоса в моей комнате, – сказал я ему.

– Давай проверим!

Наше короткое расследование было успешным. В моей комнате мы нашли маленькое отверстие.

– Что будем делать? – спросил Мурад.

– Позвоним в полицию, – сказал я.

– Так звони же! – сказал он.

Я намеренно не использовал наш телефон. Вместо этого я вышел и воспользовался телефонной будкой, набрав 911. Прибыли двое полицейских, и я объяснил, что наш сосед втайне от нас просверлил две дырки в нашем доме. Мы хотели, чтобы его задержали за незаконные действия по отношению к нам. В общем, мы просто просили о помощи.

– Заполните отверстия с помощью герметика, и проблема решена, – сказал один из полицейских.

– Серьезно? А я и не знал. Вы случайно не плотник? – спросил я. – Слушайте, я вызвал вас не для того, чтобы вы дали мне совет, как починить мой дом. За всем этим, очевидно, стоит преступник, который незаконно посягает на нашу собственность. Если вы нам не поможете, мы сами о себе позаботимся. И, кстати, можно увидеть ваши удостоверения?

Они молча показали свои удостоверения с именами и контактами на задней стороне. Очевидно, эти полицейские просто выполнили чьи-то идиотские приказы, чтобы обмануть нас, но для канадской разведки было уже поздно. Целыми днями мы просто сидели и смеялись над всем этим.

Ирония в том, что я прожил в Германии 12 лет, и Германия ни разу не предоставила никакой информации, касающейся моих преступлений, потому что их не было. В Канаде же я пробыл около двух месяцев, и американцы утверждают, что канадцы предоставили им тонны информации обо мне. Канадцы даже не знают меня! Но так как вся работа службы разведки основана на «что, если», Мавритания и США начали интерпретировать информацию так, как им это было удобно, чтобы подтвердить теорию о том, что я организатор заговора.

Допрос, казалось, не двигался с места. Я продолжал повторять свой рассказ о джихаде в Афганистане 1991–1992 годов, что, кажется, не впечатляло мавританского следователя. Мавритании плевать на поездку в Афганистан, они все прекрасно понимают. Но, если ты пытаешься создать проблемы внутри страны, тебя арестуют независимо от того, был ты в Афганистане или нет. С другой стороны, для американского правительства простой визит в Афганистан, Боснию или Чечню может стать отличным поводом начать следить за тобой до конца твоих дней или отправить тебя за решетку. У всех арабских стран, кроме коммунистических, подход такой же, как у Мавритании. Я думаю, что коммунистические страны по крайней мере честнее, чем правительство США, потому что они вообще запрещают своим гражданам совершать джихад. Тем временем США преследуют людей, основываясь на неписаных законах.

Мавританский следователь интересовался моей деятельностью в Канаде, которая не имеет никакого отношения к криминалу, но никто даже и не думал верить мне. Все мои ответы на вопросы «Ты сделал это и то, пока находился в Канаде?» были: «Нет, нет, нет, нет». И так мы совсем застряли. Я думаю, что я показался им виновным, потому что не полностью рассказал свою историю об Афганистане, и я понял, что мне нужно заполнить эти пропуски, чтобы попытаться хоть как-то оправдать себя. В тот день следователь принес оборудование для съемки. Как только я увидел его, меня начало трясти. Я знал, что меня заставят признаться и что меня будут транслировать в прямом эфире по национальному телевидению, прямо как в октябре 1994 года, когда правительство Мавритании арестовало исламистов, заставило их дать признательные показания и транслировало эту съемку на всю страну[50]50
  Президент Мавритании Маауйя ульд Сиди Ахмед Тайя возглавил военный переворот в 1984 году и стал президентом в 1992 году. В течение своего длительного правления ульд Тайя провел несколько серий задержаний политических оппонентов и исламистов, в результате которых более 90 человек, включая бывшего министра и 10 религиозных лидеров, были арестованы и затем амнистированы после публичного признания в том, что они состояли в незаконных организациях. Подавление исламистов в армии и системе образования привело к неудачному перевороту в 2003 году, и только в 2005 году ульд Тайя был окончательно свержен. К тому времени, частично из-за тесного сотрудничества с антитеррористической политикой США, которая включала в себя, помимо прочего, разрешение на передачу Мохаммеда ульд Слахи, и агрессивную кампанию против исламистов в Мавритании, ульд Тайя потерял поддержку большей части народа. Подробнее можно ознакомиться по ссылкам: http://www.csmonitor.com/2005/0809/p07s02-woaf.html; http://www.ft.com/cms/s/0/23ab7cfc-0e0f-11da-aa67-00000e2511c8. html#axzz2vwtOwdNb.


[Закрыть]. Я был так напуган, что почти не мог держаться на ногах. Было понятно, что на мое государство оказывают большое давление.

– Я был очень терпелив с тобой, мальчик, – сказал следователь. – Ты должен сознаться, или я передам тебя специальной команде.

Я знал, что он имеет в виду пыточную команду.

– Заявления продолжают приходить каждый день отовсюду, – сказал он. Несколько дней до этого разговора я не мог спать. Двери все время открывали и закрывали. Каждое движение рядом со мной пугало меня. Моя комната была поблизости от архива, и через щель в стене я мог увидеть несколько папок и их названия. У меня начались галлюцинации, и я читал документы о себе, которых никогда не существовало. Это было невыносимо. А теперь еще пытки? Только не это.

– Слушайте, директор, я не до конца был честен с вами, и я бы хотел рассказать всю свою историю, – сказал я ему. – Тем не менее я не хочу, чтобы вы рассказали все это американским властям, потому что они вообще не понимают, что такое джихад, а я не хочу подливать масло в огонь.

– Я им ничего не скажу, – сказал ДСР.

Следователи всегда врут людям, вся их работа заключается в том, чтобы обмануть и перехитрить.

– Если хочешь, я даже могу попросить своих помощников выйти, – продолжил он.

– Нет, они мне не мешают.

ДСР позвал своего водителя и отправил его купить еды. Он принес куриный салат, который мне понравился. Это был мой первый прием пищи с момента, когда я покинул Сенегал. Это было 12 февраля 2000 года.

– Ты больше ничего не съешь? – поинтересовался ДСР.

– Нет, я сыт.

– Ты почти не ешь.

– Я так привык.

Я начал рассказывать всю свою историю о джихаде в самых мельчайших подробностях.

– А что касается Канады и атак на США, я с этим никак не связан, – закончил я.

В последующие дни ко мне лучше относились и лучше кормили. Все вопросы, которые мне задавали, так же, как и мои ответы, были содержательны. Вопросы основывались на информации, полученной из разных источников. Когда ДСР узнал, что я говорю ему правду, он перестал верить, что сообщения США истинны, и, скорее всего, отложил их в сторону, если вообще не выбросил.

14 февраля 2000 года команда ФБР из Соединенных Штатов прибыла, чтобы допросить меня. Их было трое: два агента – Джек и Майкл – и кто-то из Министерства юстиции. Очевидно, власти Мавритании поделились записями моих допросов с ФБР, поэтому агенты США и мавританцы владели одинаково полной информацией[51]51
  Мохаммед ульд Слахи на комиссии по пересмотру в 2005 году рассказал, что американская команда, состоящая из двух агентов ФБР и представителя Министерства юстиции, допрашивала его на протяжении двух дней в конце его содержания в Мавритании. Его задержание для допроса по просьбе США в начале 2000-х годов было широко освещено в местной и международной прессе. По сообщениям BBC, власти Мавритании подтвердили, что ФБР допрашивало его в середине февраля 2000 года. New York Times сообщает, что Мохаммед ульд Слахи был освобожден из тюрьмы в Мавритании 19 февраля 2000 года. Подробности можно узнать по ссылкам: http://news.bbc.co.Uk/2/hi/africa/649672.stm; http://www.nytimes.com/2000/02/21/world/terroristsuspect-is-released-by-mauritania.html.


[Закрыть].

Когда команда прибыла, их поселили в отеле «Халима», где, как оказалось, их заметила местная пресса. Деддахи ульд Абдаллахи, ДСР, дал мне наставление за день до их приезда.

– Мохаммед, у нас на тебя ничего нет. Как только у нас появится возможность, мы освободим тебя, – сказал он. – Тем не менее эти люди хотят допросить тебя. Я хочу, чтобы ты был сильным и говорил только правду.

– Как вы можете позволить иностранцам допрашивать меня?

– Это решение принял не я, это просто формальность, – сказал он.

Мне было очень страшно, потому что раньше я никогда не сталкивался с американскими следователями, хотя предполагал, что они не будут использовать пытки, чтобы выбить из меня информацию. Но вообще-то я очень скептично относился к честности и гуманности американских следователей. Это было похоже на «Мы лично не будем избивать тебя, но ты знаешь, где сейчас находишься!» Так что я знал, что ФБР хочет допрашивать меня под давлением и угрозой недемократической страны.

Атмосфера была подготовлена. Мне сказали, что надеть и что говорить. У меня ни разу за все время не было возможности принять душ или постирать одежду, поэтому я надел что-то из своих грязных вещей. Должно быть, от меня исходил ужасный запах. Я был таким тощим, что одежда на мне совсем не сидела, я выглядел как подросток в мешковатых штанах. Но, несмотря на то что я был недоволен, я пытался выглядеть как можно более дружелюбным и нормальным.

ФБР прибыло около восьми вечера, и допросная уже была готова. Я вошел с улыбкой. После дипломатичного приветствия и знакомства я сел на жесткий стул.

Лидер команды – специальный агент Джек – начал разговор:

– Мы прибыли из США, чтобы задать тебе несколько вопросов. У тебя есть право хранить молчание. Также ты можешь отвечать на одни вопросы, а другие пропускать. Если бы мы были в США, мы бы предоставили тебе бесплатного адвоката.

Я уже хотел перебить его, чтобы не слушать эту чепуху, и сказать: «Хватит молоть чушь, задавайте уже свои вопросы!» В допросной были только следователи ФБР и арабский переводчик. Мавританские следователи вышли.

– Спасибо большое, мне не нужен адвокат, – сказал я.

– Но мы бы хотели, чтобы ты ответил на наши вопросы.

– Конечно, я отвечу, – сказал я.

Они начали спрашивать меня о моей поездке в Афганистан во время войны с коммунистами, показали мне несколько фотографий, задали вопросы о Канаде и почти не спрашивали о Германии. Что касалось фотографий и Германии, я был совершенно честен, но некоторых подробностей своих поездок в Афганистан в январе 1991 и феврале 1992 года я не осветил. Знаете почему? Потому что правительство США не должно волновать, что я делал, чтобы помочь своим афганским братьям в войне с коммунистами. Ради бога, США были на нашей стороне! Когда война закончилась, я вернулся к своей обычной жизни. Я не нарушил ни одного закона в Мавритании или Германии. Я законно отправился в Афганистан и вернулся обратно. Что касается США, я не гражданин США и никогда там не был. Так какой закон я тогда вообще мог нарушить? Я понимаю, что, если я оказываюсь на территории США и они арестовывают меня по обоснованным подозрениям, тогда я полностью должен объяснить им свою позицию. А Канада? Ну они раздули очень серьезное дело из моего пребывания там просто потому, что какой-то араб готовил атаку из Канады. Я объяснил со всеми возможными доказательствами, что не причастен к этому. Так что закройте рот и оставьте меня в покое.

Следователи ФБР сказали, что я не был с ними честен. – Нет, я честен, – соврал я.

Хорошо, что мне было совершенно все равно, что они думали. Специальный агент Майкл записывал мои все мои ответы, не отрывая от меня взгляда. Мне было интересно, как ему это удается. Позже я узнал, что следователи ФБР изучают язык тела, пока ты говоришь, что, конечно же, чушь собачья[52]52
  ФБР относит язык тела к списку возможных ложных методов. На эту тему высказывались некоторые бывшие сотрудники ФБР. Ознакомиться с их заявлениями можно по ссылкам: http://leb.fbi.gov/2011/june/evaluating-truthfulness-and-detecting-deception; http://cjonline.com/news/ local/2010–11–26/no_lie_ex_fbi_agent_spots_fibbers.


[Закрыть]. Многие факторы влияют на допрос, и они различаются в зависимости от культуры. Так как американцы знают все о моем деле, я предложил агенту Майклу вернуться и посмотреть, где он посчитал, что я лгу, просто чтобы проверить его компетентность. Еще американские следователи отклонились от своего приказа и делали то, что сделали бы любые другие следователи. Они пытались подловить меня, спрашивая о Судане, Найроби и Дар-эс-Саламе. Что я вообще мог знать об этих местах, если только у меня нет множества двойников?

Специальный агент Джек предложил мне работать на них. Я думаю, предложение было бессмысленным, только если они не были точно уверены, что я преступник. Я не полицейский, но я знаю, как преступники могут искупить свою вину, однако лично мне не за что искупать вину. На следующий день, примерно в то же время, ФБР снова прибыло, чтобы попытаться извлечь из меня хоть какую-то информацию, которой я поделился с мавританцами, но меня было не переубедить. В конце концов, власти Мавритании делились с ними всем, что знали сами. Команда ФБР никак не давила на меня, они были довольно дружелюбными. Глава команды сказал: «С нас хватит. Мы возвращаемся домой», – прямо как Умм Амра и ее ослик[53]53
  Это отсылка к древней доисламской поговорке о проклятой женщине, которую выгнали из ее племени. Фраза означает человека, которого никто не хочет видеть, который уходит и никогда больше не возвращается.


[Закрыть]. ФБР покинули Нуакшот, и меня освободили 19 февраля 2000 года.

– У этих парней вообще нет никаких доказательств, – сказал ДСР с грустью. Он чувствовал, что им просто воспользовались.

Мавританцы изначально не хотели, чтобы меня доставили к ним, потому что это была безвыигрышная ситуация. Если бы они доказали мою вину и передали США, они испытали бы на себе гнев общественности. Если нет, то испытали бы гнев правительства США. В любом случае президент потерял свой пост.

В конечном итоге, должно быть, происходило что-то вроде этого:

– Мы на него ничего не откопали, а вы, ребята, не предоставили нам никаких доказательств, – сказали сенегальцы, вероятнее всего. – Из-за этого мы не можем далее удерживать его. Но, если хотите забрать его, забирайте.

– Нет, мы не можем забрать его, потому что сначала мы должны представить доказательства, – ответило правительство США.

– Ну, мы не хотим с ним уже иметь ничего общего, – сказали сенегальцы.

– Передайте его мавританцам, – предложило правительство США.

– Нет, он нам не нужен, просто заберите его! – закричало правительство Мавритании.

– Вам придется, – сказали США, не оставляя Мавритании никакого выбора.

Но правительство Мавритании всегда предпочитает сохранять спокойные отношения между народом и правительством. Они не хотят неприятностей.

– Ты свободен, – сказал ДСР.

– Мне отдать ему все его вещи? – спросил его напарник.

– Да, все, – ответил ДСР.

Он даже попросил меня проверить, все ли мои личные вещи на месте, но я был так восхищен, что ничего не проверил. Я чувствовал, будто монстр страха пропал из моей груди.

– Спасибо огромное, – сказал я.

ДСР приказал своим помощникам доставить меня домой. Было около двух часов дня, когда мы выехали и направились в сторону дома.

– Тебе лучше не общаться с журналистами, – сказал инспектор.

– Я не буду.

И на самом деле я никогда не раскрывал подробностей скандала, связанного с иностранными следователями, которые посягают на суверенитет моей страны. Мне так не нравилось лгать журналистам.

– Да ладно, мы видели парней из ФБР в отеле Халима, – сказал мне репортер после моего освобождения. Боже, эти журналисты просто волшебники.

– Может, они слушали мой допрос, – сказал я неуверенно.

Я пытался распознать дорогу до дома, но поверьте мне, я не узнавал ничего до того самого момента, когда полицейская машина остановилась прямо у моего дома и высадила меня. Прошло почти семь лет с того момента, когда я в последний раз видел свою семью[54]54
  Мохаммед ульд Слахи покинул Мавританию в 1988 году и отправился в Германию получать образование. На Комиссии по пересмотру статуса в Гуантанамо (CSRT) он рассказал, что в 1993 году приезжал к своей семье в Мавританию на две или три недели. Запись слушания Комиссии доступна по ссылке: http://online.wsj.com/public/resources/documents/couch-slahihearing-03312007.pdf.CSRT. Запись № 5.


[Закрыть].

Все сильно изменилось. Дети стали мужчинами и женщинами, молодые люди повзрослели. Моя сильная мама ослабела. Но в итоге все были счастливы. Моя сестра Неджах и моя бывшая жена почти не спали все эти ночи, молясь Богу, чтобы он облегчил мои страдания и боль. Да вознаградит Бог всех, кто был на моей стороне.

Все собрались вокруг меня, моя тетя, мои двоюродные братья и сестры, друзья. Моя семья щедро накормила всех гостей, некоторые из которых пришли просто поздравить меня, другие – взять интервью, кто-то – чтобы просто познакомиться с человеком, о котором в течение последнего месяца были все новости. Несколько дней спустя мы с семьей стали обсуждать планы на мое будущее. Если вкратце, то моя семья хотела, чтобы я остался на родине, чтобы они видели меня каждый день. Я сказал себе, что хочу найти работу и каждое утро наслаждаться прекрасным лицом своей матери. Но радость никогда не длится вечно.