Текст книги "Дневник Гуантанамо"

В это время меня перевели в блок «Лима», где я познакомился с парнем алжирско-боснийского происхождения по имени Мустафа Айт Идир. Он был знаменитым арестантом. Мустафа слышал обо мне и, как и любой другой любопытный человек, хотел узнать больше. Я же, в свою очередь, хотел пообщаться с культурными людьми. Как мне казалось, Мустафа был отличным парнем, мне было очень трудно представить, что он преступник[34]34
  Мустафа Айт Идир выиграл слушание по пересмотру причастности к террористам в федеральном суде США и был освобожден из Гуантанамо 16 декабря 2008 года.


[Закрыть].

В блоке «Лима» в основном содержались заключенные из Европы и Северной Африки. Впервые я познакомился с алжирцами, марокканцами, тунисцами, а также датчанами, шведами, французами и боснийцами. Я был счастлив познакомиться с заключенными из Магриба, потому что я из этого региона, я понимал их шутки лучше и схватывал их гораздо быстрее, чем шутки арабов. Я пытался познакомиться с другим мавританцем, но нам не разрешали. Единственный раз, когда мы пересеклись, был по дороге в госпиталь, когда нам одновременно стало плохо. По пути он вступил в разгоряченный спор с нашим сирийским переводчиком о работе переводчиков в Гуантанамо, и я воспользовался моментом, чтобы выглянуть наружу из неряшливо залепленного окна. Я увидел девушку на пробежке и несколько водяных труб. Тогда я вспомнил, что за пределами Гуантанамо есть жизнь, и мне внезапно стало очень страшно. Я с тяжелым сердцем признал, что чувствовал себя спокойнее в грузовике, в цепях, в окружении охранников, которым выдали огнестрельное оружие, как только мы покинули лагерь.

Настал день проходить тест на детекторе лжи, и команда сопровождающих в тишине провела меня в «Золотой дом». Я всегда хотел знать, куда меня ведут и зачем. Я помню, однажды команда сопровождающих отказалась говорить мне, куда мы идем. Тогда я подумал, что меня ведут на казнь[35]35
  В 2005 году на слушании Административной комиссии, описывая свои допросы с ФБР в течение зимы 2002 года, Моххамед ульд Слахи рассказал: «Тогда я прошел тест на детекторе лжи, а [Рамзи бен аль-Схиб] отказался проходить его по целому ряду причин. Как выяснилось, он крайне противоречив и много лжет. Они сами сказали мне это. И добавили, что мой кредит доверия довольно высок, так как я не отказался проходить тест». После своего задержания 11 сентября 2002 года Рамзи бен аль-Схиба удерживали и допрашивали в нескольких секретных тюрьмах ЦРУ. В новостях предположили, что аль-Схиб допрашивался в учреждении, принадлежащем ЦРУ, неподалеку от Рабата, в Марокко, с позднего сентября и в течение всей осени 2002 года. В 2010 году правительство США признало, что обладает видеозаписями допросов аль-Схиба, проводимых в Марокко в 2002 году. Подробнее на: http://www.nytimes.com/2010/08/18/world/18tapes.html; и http://hosted.ap.org/specials/interactives/wdc/binalshibh/content.swf.


[Закрыть].

Входя в комнату, где я должен был проходить тест, я ожидал увидеть огромную машину. Я рассказал своим соседям, что меня ожидает тест на детекторе лжи, и Джабир Жубран аль-Файфи[36]36
  Джабир Журбан аль-Файфи был освобожден из Гуантанамо и возвращен в Саудовскую Аравию в декабре 2006 года.


[Закрыть], который когда-то был служащим в саудовской армии, сказал, что однажды проходил такой тест. Его описание теста было не очень обнадеживающим. Помимо этого за несколько дней до теста мне в руки попал египетский роман о двойном агенте из Египта, который подвергся проверке на детекторе лжи. Если бы я верил в теории заговоров, я бы сказал, что следователи специально направили ко мне библиотекаря с именно этой книгой. Но я даже не мог понять, зачем им бы это понадобилось. Напугать или воодушевить меня? В романе после долгих часов мучений египтянин одержал победу. Как мне показалось, мораль в том, что ты можешь лгать и пройти тест успешно, а можешь говорить только правду и все равно провалиться.

Из книги и рассказов Джабира я представлял детектор лжи как большую машину, похожую на тренажер, на которую я залезу, и ко мне подсоединят кучу проводов. Затем меня заставят бежать и потеть, в то время как следователи рядом со мной начнут забрасывать меня вопросами и следить за моими жизненными показателями, которые покажут, говорю я правду или вру. Я ожидал много криков и угроз, как в египетском романе. Но когда я вошел в комнату, то увидел большой стол с портативным компьютером, прибором для измерения давления, большой ремень, маленький принтер, много разных проводов и всяких приборов, о которых я ничего не знаю. Мне стало легче, потому что оборудование оказалось не таким устрашающим, каким я его себе представлял. Американский гений никогда не перестанет удивлять меня: с помощью такого маленького устройства они могут решить, врешь ты или нет!

Охранники усадили меня на стул напротив пустого стола и оставили меня одного. Наблюдатель смотрел за моим поведением из соседней комнаты. Когда он решил прервать свою самоизоляцию за стеклом и вошел в комнату, с ним был переводчик, который очень плохо говорил на арабском. Было забавно наблюдать, как они взаимодействуют и как переводчик пытается успеть за своим наставником.

Он начал с историй о своих достижениях, называя многих известных подозреваемых в жестоких преступлениях, которых он спас и отправил домой. Рассказы из «Тысячи и одной ночи» меркли по сравнению с воображением этого парня. Он вкратце объяснил мне технический принцип работы детектора, в основном, чтобы запугать меня и убедить говорить только правду. Скорее всего, Абу Зубайда и другие выслушали то же самое. Он обернул мой живот и грудную клетку ремнями, чтобы измерить частоту дыхания. Затем он закрепил датчик артериального давления на моей руке, а еще один датчик поместил на кончик указательного пальца, объясняя это тем, что я начну потеть, если солгу, и температура моего пальца уменьшится. Затем он начал сложный и тщательный допрос[37]37
  Абу Зубайда (настоящее имя Заин аль-Абидин Мохаммад Хусейн) – первый человек, которого держали в заключении в секретной тюрьме ЦРУ и на котором использовали «Усовершенствованные техники допроса». Его ранили и схватили в перестрелке в Фейсалабаде, Пакистан, 28 марта 2002 года, а затем доставили в секретную тюрьму ЦРУ в Таиланде. Там агенты ФБР и ЦРУ спорили о том, как его следует допрашивать. ЦРУ получило поддержку администрации Буша и допрашивало Абу Зубайду с помощью десяти специальных техник, включая содержание в маленьких камерах и пытки водой. В декабре 2002 года ЦРУ закрыли тюрьму в Таиланде и перевели его в другое учреждение в Польше. Его держали там и в других секретных тюрьмах вместе с 13 другими, так называемыми заключенными повышенной важности, до 6 сентября 2006 года, когда его перевели в Гуантанамо. Ознакомиться с полным перечнем пыток, применяемых к Абу Зубайде в плену у ЦРУ можно в «Исследовании программы задержания и допроса ЦРУ», выпущенном Комитетом Сената по разведке в 2014 году. См.: http://fas.org/irp/congress/2014_rpt/ssci-rdi.pdf. Он остается в Гуантанамо по сей день.


[Закрыть].

Он разложил фотографии подозреваемых угонщиков и организаторов теракта 11 сентября и спросил, знаю ли я кого-нибудь из них. Я не понимал его логику, потому что он показывал мне больше, чем одну фотографию, и спрашивал о них всех, как будто они были связаны между собой и работали вместе. Почему он не показывал их по очереди? Я сказал, что никогда не видел и не разговаривал с ними, несмотря на то что один раз я видел Рамзи бен аль-Схиба. Я не мог вспомнить, где его видел, и решил не упоминать этого, потому что был напуган, особенно из-за того, что ФБР и наблюдатель, очевидно, подозревали его в причастности к теракту 11 сентября.

Наблюдатель сказал, что результаты теста были «неокончательными». Должно быть, он понял, что напрасно не разделил фотографии парней и не спрашивал о них по отдельности. Его попытки убедить меня пройти тест еще раз прошли мимо моих ушей. Я устал, как никогда раньше не уставал, и сказал ему, что мне не очень-то и нужна свобода. Весь процесс был долгим и утомительным. «Comme un jour sans pain»[38]38
  «Как день без булки хлеба» (фр.).


[Закрыть], – как говорят французы, к тому же это на самом деле был день без хлеба. Меня отправили обратно в камеру, я был уверен, что они хотят оставить меня там еще очень надолго.

Спустя пару дней меня забрали для допроса.

– Как ты? – спросил Джон.

Я уже очень давно его не видел.

– Хорошо!

Джон со своими коллегами обсуждали детектор лжи и пытались убедить меня пройти тест снова. Но я отказался. Я на самом деле не мог понять, почему это может быть для меня выгодно. Еще они пытались узнать у меня что-нибудь о других заключенных. Единая оперативная группа стала жестче обращаться с заключенными, допросы становились все хуже и хуже, а внезапные визиты так называемой «бригады IRF», вытаскивающей «непослушных заключенных», стали в порядке вещей. Однажды целый отряд отправили на обыск нескольких заключенных одновременно. Была глубокая ночь, когда охранники вытащили меня из камеры и начали обыск с наставленной на меня телекамерой и под присмотром контрактников. Я был не один такой, обыскивали весь блок из 48 заключенных. Отношения между арестантами и Единой надзирательной группой стали очень напряженными. Мы никак не могли изменить эту ситуацию, у ЕНГ были все карты[39]39
  В ноябре 2002 года две военные Единые оперативные группы, ЕОГ-160, которая проводила все операции на территории Гуантанамо, и ЕОГ-170, которая проводила допросы, были объединены в Единую оперативную группу Гуантанамо (ЕОГ-Гуантанамо), под командованием генерала Джеффри Миллера. Единая надзирательная группа (ЕНГ) входит в состав ЕОГ-Гуантанамо и отвечает за охрану заключенных и поддержание безопасности лагеря. Группы быстрого реагирования Гуантанамо (ГБР) описываются как отряды из пяти человек, носящих защитную экипировку и «специализирующихся на изъятии заключенных из камеры содержания в случае, если они проявляют сопротивление или если есть угроза того, что в камере заключенного спрятано оружие».


[Закрыть].

Во времена командования генерал-майора Данлеви было много проблем, в основном связанных с отчаянием заключенных. Бесконечные допросы. Неуважение к святому Корану со стороны некоторых охранников. Пытка заключенных в холодильных камерах по ночам (хотя этот метод использовался не так часто, как он будет использоваться во время командования генерала Джеффри Миллера). Так что мы решили объявить голодовку. Многие заключенные приняли в ней участие, включая меня. Но я смог продержаться всего четыре дня, после чего стал жалкой тенью самого себя[40]40
  Далее в рукописи Мохаммед ульд Слахи пишет, что он участвовал в голодовке в сентябре 2002 года, и в новостях упоминается задокументированная голодовка в сентябре и октябре того года (См., например, статью http://america.aljazeera.com/articles/multimedia/guantanamo– hungerstriketimeline.html, в которой цитируется документ ФБР, связывающий этот протест с недовольством отношением охраны к заключенным и неопределенным положением заключенных, не имеющих доступа к суду и следствию). Эта голодовка произошла перед уходом генерал-майора Майкла И. Данлеви, который командовал ЕОГ-170, разведывательными операциями в Гуантанамо, с февраля до октября 2002 года. Его сменил генерал-майор Джеффри Д. Миллер, который стал командиром ЕОГ-Гуантанамо, проводящей все операции в Гуантанамо, в ноябре 2002 года. Комитет вооруженных сил задокументировал ужесточение допросов в период с октября по ноябрь 2002 года, что впервые в истории Вооруженных сил США привело к появлению «Особого плана допросов», созданного для Мохаммеда аль-Кахтани. 2 декабря 2002 года министр обороны Дональд Рамсфелд подписал документ, разрешающий такие методы, как обнажение, долгое стояние, позиции, приводящие к стрессу и 20-часовые допросы. Комитет вооруженных сил США, «Исследование отношения к задержанным властями США», 20 ноября 2008 года. См.: http://www.armed-services.senate.gov/imo/media/doc/Detainee-Report-Final_April-22-2009.pdf (далее цитируется как SASC).


[Закрыть].

– Не смей сломаться, ты подведешь всю группу, – сказал мой саудовский сосед.

– Я говорил вам, парни, я соглашаюсь на голодовку, но не на суицид. Я сломаюсь, – ответил я.

Все стало только хуже, когда командование взял генерал Миллер. Он был трудолюбивым человеком. Такого точно выберут для самой грязной работы, от которой многие другие откажутся. Генерал Миллер был радикальным человеконенавистником. Он полностью изменил условия содержания в Гуантанамо. Он беспрерывно ходил по блокам и давал охранникам и следователям указания, как поступать с нами. Я не знаю, что он говорил им, но так как я был из тех, на кого направлены эти указания, я определенно чувствовал боль.

Генерал Миллер ввел некое подобие классового общества в лагере. Блоки делились на уровни. Всего их было пять. Самым лучшим был первый уровень, к которому приписывались заключенные, сотрудничающие наиболее охотно. Четвертый уровень был для изоляции как меры наказания. Пятый уровень был для людей, которые представляли большую ценность для разведки. Заключенные на этом уровне были полностью отданы на милость своих следователей, что, конечно, для самих следователей было очень удобно. Система была разработана так, чтобы постоянно держать нас на взводе. Один день в раю, следующий в аду.

Сначала, когда нам сообщили о новой системе, я был абсолютно уверен, что меня отправят на первый уровень. Но, к моему отчаянию, меня поместили в блок изгоев; это было худшее, что только могло случиться. Я не понимал, что происходит, ведь у меня никогда не было проблем с охранниками, и я всегда отвечал на вопросы своих следователей и сотрудничал с ними. Но я забыл, что сотрудничать значит говорить именно то, что хотят услышать следователи.

К концу 2002 года меня снова поместили в блок «Оскар». Команда сопровождающих появилась перед моей камерой.

– 760, резервация! – сказали они.

– Хорошо, только дайте мне пару секунд!

Я оделся, умыл лицо. Сердце начало колотиться. Я ненавидел допросы, я устал от того, что меня постоянно запугивают, я устал жить в постоянном страхе на протяжении 13 месяцев.

– Аллах с тобой! Выше голову! Они работают на Сатану! – кричал мой друг-заключенный, чтобы поддержать меня. Мы всегда это делали, когда кого-то из нас забирали на допрос.

Меня раздражал звон тяжелых цепей, я еле-еле тащил их. Людей постоянно забирали для допроса, и каждый раз, когда я слышал звон цепей, то думал, что за мной идут. Ты никогда не знаешь, что будет происходить на допросе, порой люди даже не возвращаются в блок, они просто исчезают. Это случилось с моим марокканским товарищем, и это случится со мной, как вы позже, дай Бог, узнаете.

Войдя в комнату в «Коричневом доме», я увидел новую команду во главе с агентами ФБР. Уильям познакомил меня с агентом ФБР по имени Роберт и с кем-то из Полицейского департамента Нью-Йорка, кого он назвал Томом. Вместе с ними были служащий военной разведки и молодой марокканский парень, который был не арабским, а французским переводчиком[41]41
  В отчете Генерального инспектора Министерства юстиции от 2008 года говорится о двух агентах ФБР, которые допрашивали Мохаммеда ульд Слахи с того дня и до тех пор, пока его не передали Единой оперативной группе Гуантанамо в мае 2003 года. Агенты носили псевдонимы Поулсон и Сантьяго. Согласно отчету, в команду также входил детектив из Полицейского департамента Нью-Йорка по борьбе с терроризмом, который допрашивал Слахи вместе с Поулсоном в январе 2003 года.


[Закрыть].

– Здравствуйте!

– Здравствуй! – сказали они почти хором.

– Я выбрал Роберта и Тома, потому что уверен в их опыте и зрелости, – сказал Уильям. – С этого момента они будут вести твое дело. В нем еще есть несколько упущенных деталей. В частности, ты не все рассказал нам о Рауфе Ханначи. Он очень важный парень![42]42
  Рауф Ханначи – житель Канады, уроженец Туниса, который жил в Монреале в 2000 году.


[Закрыть]

– Во-первых, я рассказал вам все, что знаю о Рауфе Ханначи, даже несмотря на то что я не обязан давать вам информацию о ком-либо. Здесь мы говорим обо мне. Во-вторых, если вы хотите, чтобы я продолжил сотрудничать с вами, я хочу, чтобы вы ответили на один мой вопрос: почему я здесь? Если вы не ответите мне, считайте, что меня не существует.

Позже я узнал у своих адвокатов Нэнси Холлендер, Сильвии Ройс и Терезы Дункан, что волшебная формулировка моей просьбы – это петиция с положением «Хабеас Корпус». Очевидно, эта фраза ни о чем не говорит большинству смертных людей вроде меня. Обычный человек просто сказал бы: «Какого черта вы держите меня взаперти?» Я не юрист, но здравый смысл подсказал мне, что после трех лет допросов и содержания меня в неволе, правительство должно мне хотя бы объяснить причины всего этого. В чем именно заключается мое преступление?

– Это не имеет смысла. Это как если бы кто-то закончил дистанцию в десять миль, пройдя всего девять, – сказал Уильям.

Было бы более точно, если бы он сказал «дистанцию в миллион миль, пройдя всего одну милю».

– Слушайте, это просто, как абв – ответьте на мои вопросы, и я буду сотрудничать с вами!

– Мне нечего тебе ответить! – сказал Уильям.

– Мне тоже! – ответил я.

– В Коране говорится, что, если кто-то убил одну душу, считается, что он убил все человечество, – сказал переводчик, пытаясь достичь перемирия.

Я неодобрительно посмотрел на него.

– Я не тот, кого вы ищете! – сказал я на французском и повторил на простом английском.

Том, офицер нью-йоркской полиции, начал говорить:

– Я уверен, ты против убийства людей. Мы ищем не тебя. Мы пытаемся найти парней снаружи, которые хотят навредить невинным людям.

Он говорил это, показывая фотографии, на которые я отказывался смотреть: каждый раз, когда он пытался подсунуть их мне, я отворачивался. Я не хотел, чтобы он получил удовольствие от того, что я хотя бы посмотрел на них.

– Слушай, Ахмед Рессам сотрудничает с нами, и у него большие шансы уменьшить свой срок до 27 лет, а он очень плохой человек. Кому-то вроде тебя нужно поговорить всего около пяти минут, и ты будешь свободен, – сказал Роберт.

В этой фразе не было ни толики здравого смысла. Когда я обдумал его слова, то подумал: «Боже, парень, который сотрудничает, будет в заключении еще 27 лет, после которых он не сможет насладиться никакой жизнью. Какая же жестокая страна!» Мне жаль, но слова Роберта не заслуживали никакого ответа. На пару с Уильямом он попытался договориться со мной о чем-то, привлекая к разговору агента из военной разведки, но меня уже ничто не могло убедить[43]43
  Ахмед Рессам был арестован во время попытки проникновения на территорию Соединенных Штатов на машине, наполненной взрывчаткой 14 декабря 2000 года. В следующем году он был осужден за планирование атаки на аэропорт Лос-Анджелеса в новогоднюю ночь 2001 года в рамках того, что впоследствии стало известно как заговор «Миллениум». В мае 2001 года, когда на него завели дело, но приговор еще не был оглашен, Рессам начал сотрудничать с правительством США в обмен на сокращение срока. Апелляционный суд США позже сообщил, что «Рессам продолжал сотрудничать до начала 2003 года. За два года сотрудничества он предоставил 65 часов слушаний и свидетельских показаний и 205 часов обсуждений и опросов. Рессам обеспечил информацией правительства семи стран, также давал показания в двух судебных разбирательствах, которые завершились обвинительными приговорами. Он назвал как минимум 150 имен людей, связанных с террористами, и описал многих других. Он также предоставил информацию о взрывных устройствах, которая потенциально спасла жизни многих агентов. Помимо этого он рассказал о механизме работы многих глобальных террористических операций». Как указывает здесь Мохаммед ульд Слахи, Рессам ни разу не упоминает его имени во время допросов. Позднее Рессам отрекся от части своих признаний, инкриминирующих другим людям участие в заговоре. Изначально он был приговорен к 22 годам лишения свободы с пятью дополнительными годами под надзором после выхода из-под стражи. В 2010 году Апелляционный суд девятого округа США постановил, что ранее вынесенный приговор был слишком мягок и нарушил ряд обязательных принципов постановления судебных решений. Суд затем вернул дело Рессама федеральному судье на пересмотр. Решение суда доступно по ссылке: http:// cdn.ca9.uscourts.gov/datastore/opinions/2010/02/09–30000.pdf.


[Закрыть].

Было понятно, что следователи привыкли к тому, что заключенные переставали сотрудничать через некоторое время. Так же как я учился у других заключенных не сотрудничать, следователи учились друг у друга обращаться с теми, кто отказывается помогать им. Допрос подошел к концу, и меня отправили обратно в камеру. Я был доволен собой, ведь теперь я относился к большинству заключенных: к тем, кто не сотрудничал. Теперь меня не очень волновало, что я могу находиться в тюрьме до конца жизни. Меня больше бесило, что от меня ожидают сотрудничества. Вы запираете меня в клетку, я не даю вам информации. На том и порешим.

Допросы продолжились с новой командой. Уильям редко посещал их.

– Я не буду приходить до тех пор, пока ты не выдашь нам всю имеющуюся у тебя информацию, – сказал он однажды. – Тем не менее так как мы американцы, мы обращаемся с вами по самым высоким стандартам. Посмотри на заключенного 207, мы предлагаем ему медицинское лечение по самым современным технологиям.

Заключенный, которого он упомянул, был молодым арабом по имени Мишаль Алхабири, во время заключения он был серьезно ранен, а парни из ЕОГ сказали, что он пытался покончить с собой. Следователи несколько раз использовали эту историю, чтобы показать, что США гуманно относятся к заключенным[44]44
  Мишаль Авад Саиф Алхабири получил серьезную травму головного мозга в Гуантанамо. Правительство Соединенных Штатов сообщает, что травма стала результатом кислородного голодания при попытке суицида. Заключенные свидетельствуют, что травма была получена во время избиения, которое проводила Группа быстрого реагирования (ГЕР). Алхабири был возвращен в Саудовскую Аравию 20 июля 2005 года.


[Закрыть].

– Вы просто хотите, чтобы он оставался живым, потому что у него может быть нужная вам информация, и, если он умрет, информация умрет вместе с ним! – ответил я. Американские следователи всегда упоминали бесплатную еду и медицинские препараты для всех заключенных. На самом деле я вообще не понимаю, какие у них еще есть альтернативы! Лично меня держали в заключении в недемократических странах, и медицинское обслуживание было высшим приоритетом. Если заключенный сильно заболеет, он не выдаст нужные данные и, скорее всего, умрет. Это здравый смысл.

Еще два месяца мы спорили.

– Отведите меня в суд, и я отвечу на все вопросы, – говорил я команде.

– Суда не будет, – отвечали они.

– Вы мафия? Вы крадете людей, запираете их и шантажируете, – сказал я.

– Вы, парни, настоящая проблема для закона. Мы не можем применить к вам обычный свод законов. Нам хватит только косвенных доказательств, чтобы уничтожить тебя, – сказал Том.

– Я же ничего не совершал против вашей страны, не так ли?

– Ты – часть большого заговора против США! – сказал Том.

– Вы можете сказать это кому угодно! Что я сделал?

– Я не знаю, ты мне скажи!

– Смотрите, вы похитили меня из моего собственного дома в Мавритании, не на поле боя в Афганистане, потому что вы подозревали меня в причастности к заговору «Миллениум», к которому, как вы знаете сейчас, я не причастен. Так что дальше? Для меня это выглядит так, будто вы хотите повесить на меня что-то.

– Я не хочу ничего вешать на тебя. Просто мне жаль, что ты не видел документы, к которым у меня есть доступ, – сказал Роберт.

– Мне неважно, что написано в документах. Я просто хочу, чтобы вы посмотрели на сообщения от января 2000 года, связывающие меня с заговором «Миллениум». И теперь, после сотрудничества с Ахмедом Рессамом, вы знаете, что я не причастен к нему.

– Не думаю, что ты причастен к нему, и также не верю, что ты знаком с Ахмедом Рессамом, – сказал Роберт. – Но я знаю, что ты знаешь людей, которые знают Рессама.

– Я не знаю, но не вижу проблемы, если все дело в этом, – ответил я. – Знать кого-то – это не преступление, кто бы этот человек ни был.

Молодой египтянин, который в тот день был переводчиком, пытался убедить меня сотрудничать. Почти как и все остальные переводчики в Гуантанамо, он называл себя Мохаммед.

– Слушайте, я пришел сюда, жертвуя своим свободным временем, чтобы помочь вам, парни. Единственный способ помочь себе – говорить, – сказал он.

– Тебе не стыдно работать на этих злых людей, которые арестовывают твоих братьев по вере без какой-либо причины, кроме того, что они мусульмане? – спросил я его. – Мохаммед, я старше тебя, я знаю больше языков, у меня лучше образование, и я был в гораздо большем количестве стран, чем ты. Я понимаю, что ты здесь, чтобы помочь самому себе и заработать денег. Если ты и пытаешься обмануть кого-то, то только самого себя!

Я так взбесился, потому что он говорил так, будто я ребенок. Роберт и Том просто смотрели.

Подобные разговоры случались раз за разом во время допросов. Я продолжал говорить: «Вы говорите мне, почему я здесь, я буду сотрудничать. Вы не говорите мне, я не буду сотрудничать. Но мы всегда можем поговорить о чем угодно, кроме допроса».

Роберту понравилась эта идея. Он уверил меня, что попросит своего начальника предоставить ему причины моего ареста, потому что сам он их не знал. Тем временем он много рассказал мне о культуре и истории Америки, США и Исламе, США и арабском мире. Мне начали показывать фильмы. Я посмотрел «Гражданскую войну», «Мусульман в США» и несколько других передач о терроризме с «Линии фронта». «Все это дерьмо случается из-за ненависти, – говорил он. – Ненависть – причина всех бед».

– Я буду показывать тебе доказательства одно за другим, – сказал однажды Роберт. – Есть один важный парень из «Аль-Каиды», который говорит, что ты вовлечен.

– Полагаю, вам не нужно меня спрашивать о чем-либо, если у вас есть свидетель. Просто отведите меня в суд и уничтожьте меня, – сказал я. – Согласно вашему свидетелю, что я сделал?

– Он сказал, что ты – часть заговора.

Я уже очень устал от слов «Большой заговор против Соединенных Штатов». Сколько бы я с ним ни спорил, Роберт не давал мне ни за что зацепиться.

Что насчет Тома из нью-йоркской полиции, он не особо любил спорить.

– Если правительство считает, что ты причастен к чему-то, они отправят тебя в Ирак или обратно в Афганистан, – сказал он[45]45
  В отчете Генерального инспектора Министерства юстиции сообщается, что агент, фигурирующий в отчетах под псевдонимом Сантьяго, которого Мохаммед ульд Слахи называл «приятным парнем», «сказал Слахи, что тот будет отправлен в Ирак или Афганистан, если подозрения против него окажутся верными». Минюст, ГИ, 296.


[Закрыть].

– Так что, если вы будете пытать меня, я расскажу вам все?

– Нет, смотри. Если мама спрашивает ребенка, сделал ли он что-то плохое, он может соврать. Но, если она ударит его, он во всем сознается, – ответил Том.

Мне нечего было ответить на эту аналогию. В общем, тем «важным парнем из «Аль-Каиды» оказался Рамзи бен аль-Схиб. Они сказали, что Рамзи сказал, будто я помог ему добраться до Чечни с двумя другими парнями, которые впоследствии оказались среди угонщиков самолетов, но я этого не делал. Хоть я и видел его один или два раза в Германии, я даже не знал, как его зовут. Если бы я и помог им добраться до Чечни, это не было бы преступлением. Но я не совершал и этого.

К тому времени я знал о всех пытках, которым подвергся Рамзи бен аль-Схиб после ареста в Карачи. Свидетели, которых также задержали вместе с ним, сказали: «Мы думали, что он мертв. Мы слышали его плач и крики день и ночь, пока его не забрали от нас». По лагерю ходили слухи, что он умер от пыток. Пытки от надзирателей были обычным делом и исполнялись профессионально. Я слышал много рассказов об этом от заключенных, которые даже не знали друг друга, так что это точно была правда. И, как вы позже увидите, я подвергся пыткам в Гуантанамо так же, как и многие другие заключенные. Да вознаградит нас всех Аллах.

– Я не верю в пытки, – сказал Роберт.

Я не рассказал ему, что знаю о том, что Рамзи пытали. Но то, что правительство отправило меня, Мамдуха Хабиба и Мохаммеда Саад Икбала в другую страну под стражу с применением пыток, означало, что правительство верит в пытки. То, во что верит Роберт, не имело особого значения по сравнению с правосудием США во времена войны[46]46
  Мамдух Хабиб – гражданин двух стран, Египта и Австралии, был арестован в Пакистане в октябре 2001 года, допрошен военной разведкой Пакистана и США, а затем был переведен в тюрьму особого назначения в Египте для допроса сотрудниками местной разведки. В 2002 году из Египта его перевели в Гуантанамо, где держали до освобождения 27 января 2005 года. Мохаммед Саад Икбал – пакистанец, которого задержали в январе 2002 года в Джакарте, Индонезия. Правительство Индонезии провело краткий допрос и затем перевело его в Египет, где его четыре месяца допрашивала египетская разведка. В апреле 2002 года его перевели в Баграм, где продержали до перевода в Гуантанамо в марте 2003 года. Его освободили из Гуантанамо 31 августа 2008 года.


[Закрыть].

Что касается Тома, ему нужно было получить из меня информацию как можно скорее, используя классические полицейские методы. Однажды он предложил мне еду из Макдональдса, но я отказал, потому что не хотел быть ему должным.

– Военные пытаются перевести тебя в очень плохое место, а мы не хотим этого допустить! – предупредил он меня.

– Дайте им сделать это. Я привыкну. Вы держите меня в тюрьме независимо от того, сотрудничаю я с вами или нет. Так почему я должен помогать вам? – сказал я, еще не зная, что американцы используют пытки, чтобы упростить допросы. Я устал от того, что каждый день меня допрашивают. Моя спина была явно настроена против меня. Я даже просил медицинскую помощь.

– Вам нельзя сидеть так долго, – сказала военная девушка-терапевт.

– Пожалуйста, скажите это моим следователям, потому что они заставляют меня сидеть часами каждый день.

– Я напишу им об этом, но не уверена, что это поможет, – ответила она.

Это не помогло. Напротив, в феврале 2003 года Том умыл руки[47]47
  В отчете Генерального инспектора Министерства юстиции говорится, что детектив полиции Нью-Йорка, который входил в состав допросной команды в январе 2003 года, «сказал Слахи, что если тот не объяснит некоторые телефонные звонки, его отправят в „очень плохое место“». Минюст, ГИ, 299.


[Закрыть].

– Я собираюсь покинуть тебя, но если ты готов поговорить о своих телефонных разговорах, дай мне знать, и я вернусь, – сказал он.

– Уверяю вас, я не буду говорить о чем-либо до тех пор, пока вы не ответите на мой вопрос: «Почему я здесь?».

РАНЕЕ