Текст книги "Характер-судьба и жизнь лафа. Том 2"

– А вы меня не обманываете? – не поверила девушка и начала допытываться: – Ведь завтра не работаете? Придется ожидать до понедельника…

Крутоворотов уткнулся в свои бумаги. Даже не повернул головы. Вера не уходит. Через некоторое время вскинул удивленно глаза.

– Вам некуда деться? – Понял. – Тогда ждите. Предупреждаю: освобожусь после двух часов. – Надолго уткнулся в бумаги. Листает, делает какие-то пометки, выписки, пишет… И в юридическом справочнике рылся. Не нашел. Нужна консультация – это ему не понравится. Махнул рукой. Спросил у сослуживца: «Что мне грозит, если…» Вера ничего не поняла из их разговора. Сидит тихо. Сказал ясно: «Проваливай к черту! До двух часов…» Ее нигде не ждут. Некуда податься. Осталась. Крутоворотов все еще пишет. Перекладывает бумаги. Несколько раз отлучался. Мимоходом бросает на Веру быстрые взгляды. Углубляется в бумаги. Вот уже почти два часа… Давно трудится без перерыва. Только курит. Вера часто смотрит на часы. Время медленно течет… Собралась напомнить… Крутоворотов прочитал ее мысль. Поднял глаза. У него они тусклые, усталые…

– Чего хотите? Дело Николая Ковалева? Кем приходится?

Вновь почти час выясняет личность, родство, сущность отношений… Вера спокойно отвечает на все вопросы. Отбивается… Старается не замечать грубости. Не реагирует на колкости. Крутоворотов пересел за соседний стол. Молча ищет какую-то папку. Все перерыл. Заперт шкафчик стола. Нет ключей!

– Ну что, я стану подбирать ключи? – разозлился Крутоворотов. Взламывать замок? Мне больше нечего делать!

– Который час? – Вера потеряла всякое терпение. Поинтересовалась: – Моим делом когда-нибудь займетесь?

– Ну, невеста, уморила! – вскричал Крутоворотов. – Твоим делом? А чем все это время занят? Непременно тобой займусь. После шести! Где папка? В ящике стола? Даже в сейфе? Где еще прикажете искать? Мог сдать в архив. Подожди Колдунова! – Все зациклились на Колдунове. Молчит Вера. Не прощает себе оплошность. Разве знала? С места не поднимается. Крутоворотов куда-то исчез. Думала: сбежал! Сотрудники уже начали ее подкалывать соответствующим способом. С полчаса прошло. Вернулся Крутоворотов! Со связкой ключей! Начал пробовать. Подбирает. Открыл! Из вставного отделения повылазили коричневые прусаки с длиннющими усами-антеннами.

– Фу, гадость! – отплевывается Крутоворотов. – Пусто! Зачем Колдунов запер стол? Краюха черствого хлеба. Вот что привлекло тараканов. Пустая бутылка. Кажется, все? Нет, что-то есть… Точно: папка. Пустая. Еще: справка. О Ковалеве. Освидетельствование трупа. Еще какие-то бумаги… Не по делу. Колдунов оставил все в таком беспорядке. Спешил. Вот записка. Как тебя зовут? Возможно, записка тебе адресована: «Дорогая Вера! Я ушел из…» Не дописано, не подписано… Все!

– Покажите, – потянулась Вера. Крутоворотов отстранился с запиской. Она взорвалась: – Покажите!

– Вот! – Крутоворотов некоторое время раздумывает. Протянул бумаги. Девушка напряженно всматривается в листки. Отложила протокол. Перечитывает листок из школьной тетради. Ее губы дрожат, глаза слезятся…

– Да-да, его почерк! – произнесла. – Но… что бы это значило?

– Все ясно! – ответил категорически молодой лейтенант. – Кончил жизнь самоубийством. Написал предсмертную записку. Не дописал слово. Недостает слово «жизни». Так следует понимать? Застрелился из двухстволки. Записан ее номер. Прочее… – Он безразлично листает папку нашедшегося дела.

– Из какой двухстволки? – Вера не скрывает недоумения. – У Николая никогда не было оружия.

– Нашли в коридоре, – поясняет Крутоворотов, – экспертиза подтверждает: самоубийство. Хочешь познакомиться с материалами? Дело ясное. Никаких сомнительных вопросов. Вся документация… – закончил твердо, резко: – Знакомься. У меня неотложные дела! Больше не могу – с тобой.

Вера начала листать папку. Много – не по делу! Ничего дельного. Основа всего – экспертиза. На нее все опираются и указывают. Эксперт – какой-то Кольев. Решила: разыскать. Все узнать. Ее свели с тем Кольевым. Оказался старикашкой с дрожащими руками. Увидел девушку. Сразу испугался. Пока пришел в себя. Даже позже не смог спокойно разговаривать. Все оглядывается. Остерегается: могут подслушать.

– Вас боюсь! – признался. – Из глаз исходит магнетизм. – Кажется чудаком, придурковатым. Пришиблен людьми или судьбой. Нашли эксперта! Ковалева не помнит. – Не знаю такого! Не понимаю, чего от меня хотите.

Вера в присутствии следователя представила экспертизу. Он ее долго рассматривал. Изучал под лупой. Проверил по регистрации документов. Удостоверился – закивал головой.

– Я действительно освидетельствовал труп. Все, как и записано.

Вера спросила о ружье.

– Какое ружье? – эксперт вновь придуривается. – При чем тут ружье? – Что-то осенило. Вспомнил. – Была двустволка! Из двустволки и пальнул! Как смог сделать? Проще пареной репы. Приставил к… Куда в протоколе записано? К сердцу или виску? Все же к виску… С какой стороны? Наверное, удобнее с правой стороны. Можно – с левой… Если левша… Этот… как его? Он не левша?

– Как это можно? Ружье – к виску? – удивилась и возмутилась девушка.

– К виску! – подтвердил Кольев.

– Разве он мог? В таком неудобном положении дотянуться до… – Вера задает вполне профессиональные вопросы. – Как называется этот крючок? На самой двустволке остались его отпечатки пальцев? В протоколе ничего не записано о пуле, патроне… Или это дробь?

Трусоватый старик глубже нырнул в кресло. Приподнял кверху руки. Жест понятен: сдается, просит пощады. Отдает должное ее знаниям, сообразительности.

– Мы это не проверяли. – Похож на нашкодившего мальчишку. – Автосамокатов сказал: «Его письмо. Его ружье». Значит, его! У нас нет времени вникать во все детали. Вдаваться во все подробности, тонкости. Главная наша цель – дать цельную картину. Объединить все имеющееся в единую систему. Мы – люди подчиненные. Автосамокатов предупредил: «Убийства быть не может! Уже пять лет в районе нет убийств. Не позволю портить показатели!» Потому провели самоубийством. Так – спокойнее. Меньше ответственности, проверок, документов. Картину не портить из-за чепухи!

– У Николая Ковалева не было ружья! – настаивает Вера. Ее старик не убедил. Обострил упрямство. В голове рождаются новые вопросы. Еще имелись какие-то сомнения… Теперь появилась полная уверенность. Экспертиза, все остальное – липа, туфта, халтура… Нет в них правды! Совершил этот… начальник отделения. Подло. Руками старикана эксперта. Выжил он из ума. Но за деньги или другие прелести согласился подписать важный документ. Уверили, может, так и есть: не проверит никто!

Вера продолжает бомбить экспертизу:

– Можно легко проверить, что никакого ружья не было у Николая. Ружья регистрируют! Почему не проверили, кому принадлежит ружье? Лежал… труп… в передней. Почему? Как может быть? Сорван замок… Почему… труп… не осмотрел врач? Вы ведь не врач? Вы кто, непонятно?! Делаете заключение!

– Откуда все подробности? – старик бросился с кулаками.

– Как же иначе? – защищается Вера. – Я смотрела дело.

– Кто позволил?! – продолжает кричать эксперт. – Я тоже смотрел дело. Даже изучал! Сделал другое заключение. Так часто случается. Разошлись во мнении. Пусть нас рассудят: кто больше прав?! – придумал экспромтом новую форму защиты. – Вовсе я не сделал вывод: это – самоубийство. Написал в заключении – прочитайте: «причиной смерти могло явиться самоубийство». Я не утверждаю – предполагаю. Знающим и ответственным людям предстоит во всем разобраться. И наказать виновного!

– Как это наказать? Ведь дело поспешили закрыть!

– Как закрыли – так и откроют… – старик бросил двусмысленный намек. Он топит былых покровителей. Спасает собственную шкуру. Ох как он страшится ответственности! Хочет пожить спокойно.

Вера поняла: больше ничего не добьется. У этого перестраховщика. Дело ясно – дело темное! Вера чувствует: убили! Попытались спрятать «концы» в воду. Не пожелали распутывать это дело об убийстве. Удастся ли растормошить тихую заводь? Чувствует: взвалила на себя огромную ношу. Сама не знает, с какой целью жертвует временем, нервами, здоровьем. Такой она человек – должна докопаться до истины. Не может находиться рядом с неопределенностью, тайной. Ее жизненный принцип – ясность и светлый путь.

* * *

Крутоворотову постоянно достается. Разрывается – в делах. Тут неведомо откуда появилась эта девица. Дамочка! Морочит голову, яйца. Такая настырная! Гадюка, разыскала эксперта. Случился с ним сердечный приступ. Вызывали скорую! Он все маневрирует. Такой старикан! Загодя укрепляет тылы. Надеется прожить вечно. Оказаться полезным родной советской власти. И… эта девица. Ничего собой. Приударить? Развлечься? Только… Не стоит! Такая на все готова. Даст и… объявит об изнасиловании! Такой ничто не стоит скомпрометировать. Не отмоешься! Жаль. Свежий товар! Как той лисе. Рядом спелый виноград – не полакомишься. Загорелся зуб – придется поостудить. Не зарываться. Колдунов непременно воспользуется возможностью. Он авантюрист! Вечно человеку везет! Как посчитать… В каком состоянии подойдет к среднему возрасту. Жизнь состоит не только из детства и молодости.

Крутоворотов отбросил прочь отвлекающие мысли. Занялся непосредственным делом. Он честолюбив. Тысячу лет мечтает о грандиозном. Социально будоражащем. Установка партии свойства противоположного: сохранять стабильность. Гасить страсти. Не выпирать опасные симптомы. Ведь сыщутся толпы последователей. Начнут насиловать всех подряд. Девушек, женщин. Может такое статься?! Не хватит милиции. Не приставишь к каждой охрану. Сами милиционеры – живые люди. Не против даровым поживиться. В интересах следователя раскопать детали-подробности. Представить дельце в привлекательном виде. Прокуратура полюбуется дотошно проделанной работой. Займутся проверкой фактов. Напишут заключение. Суду останется допросить свидетелей. Назначить наказание – по требованию обвинителя. Но давят со всех сторон! Звонили из райкома партии. Пригласили на беседу к секретарю. Крутоворотов хорошо знает, о чем беседуют. Что тут поделаешь? Все заинтересованы втихаря прикрыть дело об изнасиловании. Словно ничего такого вовсе не было! Как это сделать? Самому остаться вне подозрения. Могут обвинить. Поломают карьеру. С милицией связывают судьбу на всю жизнь! Не прыгают по веткам в поисках вкусной пищи.

Глава 22. Зайя противостоит следователю

Следователь Крутоворотов вызвал арестованного. Охранник привел небритого, несломленного, озлобленного Зайю. Исподлобья смотрит. Его взгляд жесткий, неуступчивый. Следователь давно понял: придется повозиться с этим неведомо откуда явившимся цыганом. Это точно! Косоворотов не хочет просто его отпускать. Подержит! Попытается дожать! Никаких улик. Ну и что? Одни сомнительные подозрения. Из них тоже создают обвинительные приговоры. В этом ведомстве не выпускают без наказания. Хоть какого-то… Непременное требование: обязательно собрать улики. Дать пищу прокуратуре. Помочь суду – пусть «накручивают срок». Нельзя обойтись без предварительной продуктивной работы. Иначе непременно обвинят: не исполняешь беспрекословно распоряжения и долг. Не проявляешь патриотизм… Не соответствуешь должности. Зря получаешь зарплату. Разговоры в таком случае однотипны. Вывод один! Боже, хотя тебя нет по материалистической теории, не наказывай атеиста!

Это какой-то абсурд! Нацмен полакомился малолеткой. Наколол! Нельзя наказать! В райкоме отвергают факт изнасилования. Не позволяют развернуть преступление во всей социальной опасности. По статьям. Дожили до такого состояния. Поощряем преступников безнаказанностью. Страшимся: официальное признание самого факта преступления вызывает ответную реакцию. Где искать улики? Пострадавшая пацанка подобна истеричке. Молчит, плачет. Надрывается в рыданиях. Надоела! Еще – иностранка бабка. От ее сравнений-нравоучений можно родить! Ничего толком не понимает в происходящем. Клевещет на советскую действительность. Достаточно веских оснований нет наказать ее – за измену родины. (У них принято подобно выражаться. Вместо «измены родине». В этом заключен глубокий смысл. Родина изменила своему народу. От ее имени руками самозваных правителей народные массы изнуряли непосильным трудом. Морили голодом. Заключали в тюрьмы, лагеря. Посылали на «стройки коммунизма». В труднейший период войны оставили народ на произвол судьбы. Достаточно многочисленные военнопленные, переселенцы укрепляли мощь врага. С оружием в руках и своим трудом. Пусть даже не всегда добровольным.) Отца пострадавшей – колупнуть. Трухануть его – расколется. Может мало знать. Дети не открывают родителям сердечных тайн. Обвинительные улики легко и просто не достаются. Их придется обнаружить, создать. Редко подследственные, свидетели добросовестно сотрудничают со следствием. Чаще пытаются запутать следствие. Часто попадаются по природной глупости. Иногда руководствуются правовым невежеством. Крутоворотов непременно их дожмет. Докажет факт изнасилования. Придется повозиться. Помешает руководящая партийно-советская установка. Зайя не знает, что замыслил следователь. Он спортивного типа.

Сверлит острым взглядом немигающих стального цвета глаз. Пульсирует кадык. Зайя подумал о психологическом партнере-мучителе: «Пусть побесится!» Сам сел без приглашения. Не дождешься от этого! Несладко находиться в КПЗ. Лежит на нарах. Тело покрывается пролежнями. Хуже другое. Уступает в противоборстве с… клопами. Вывели, выкормили грандиозных ненасытных кровопийц. Раздавишь, притронешься – одуреешь от смрада. Трудно, плохо. Зайя не собирается уступать следователю. Не расколется! Важнейшее обстоятельство – за душой нет вины! Хорошо знает: наши могут! Без повода и вины присобачат срок! Легко делают – по шаблону. В стране бесправия даже не ночевала справедливость. При вездесущей партийно-административной системе лишены смысла закон и мораль. Испытания последнего времени подобны наваждению. Из глубины подсознания вырываются неведомые прежде черты и качества. Чувствует: повторяет чужой опыт или прошлый – собственной души. Сохраняется безрассудство. Бесконтрольность бурлящих инстинктов. Он чрезмерно осторожничает. Решил выкрутиться. По-умному! Не пострадать! Надоела параша. Это еще не срок. Кому охота контачить или тянуть. Искать «пятый угол». Отлично информирован: и сейчас бьют. Смертным боем! Не верьте, будто бьют не так жестоко. Разве чем выбьешь жестокость из сознания костоломов? Эта кодла способна покалечить. Ни за что ни про что. На всю оставшуюся жизнь превратят в инвалида. Или – в придурка. Это ничем не лучше. Благодарим – за инвалидную пенсию! Не нужны социальные льготы, благотворительность. Сейчас ничем не лучше сталинских времен. Точно такое творится! Не в тех масштабах! «Выбивают признание»! Разница в малом: не забивают до смерти. Не ставят к стенке без следствия и суда. Как во времена ленинского «военного коммунизма», сталинского «социализма». Партийное руководство Брежнева установило режим «реального социализма». Внесло коррективы в «революционное православие». Нигде долго не разбираются.

Не страшатся «судебных ошибок». Правосудие превратили в фарс. Судебно-административная система развернула чудовищный конвейер. Бесперебойно работает. Продолжают заполнять тюрьмы, трудовые лагеря и колонии для малолетних преступников. В дополнение к ним повсеместно развернули психушки. Огромная страна партийными идеологами, практиками превращена в сплошной ДУРДОМ. Огромные массы народа разместили в разных палатах-лечебницах. Всех «обслуживают» самозваные правители. Они (по их собственному признанию) – «слуги народа». «Лечат» палачи по политическому учебнику врачевания. Практикуют единый метод. Используют коммунистическое зелье. Оно идеологическо-наркотического свойства. Не бывать здоровым!

Начался их «разговор». Следователь решил одним кавалерийским наскоком сломать сопротивление. Утвердить следственный взгляд. Одновременно хитрит. Обещает снисхождение.

– Признайся! Добровольное признание является смягчающим вину обстоятельством. Учитывается судом при вынесении приговора. Я непременно доведу расследование до суда!

– В чем конкретно я должен признаться? – спросил Зайя с искренним недоумением. Пронзил следователя взглядом. Подумал: «Чего он рисуется? Что собирается доказать-предпринять? Сам молодой, наивный. Заносится, рисуется. Меня считает дурачком? Как бы не так!» Зайя за собой ничего не знает. Присыкался. Чего добивается?

– Признайся! – настаивает следователь. Не уточняет деталей. – Совершил преступление. – Следователь выработал собственную версию. Все происшедшее видит ясным, определенным. Одного понять не может. Его ясность подследственного ставит в недоумение. Почему? Известна банальная хитрость любого преступника. От всего отказывается. Придется сунуть носом в факты. Но… каковы факты? Где они?

– Скажи: какое конкретно я совершил преступление? – со свойственной ему наивностью Зайя задает ребяческий вопрос. За собой знает массу дел. Его принцип: обходить закон стороной. Не высовываться. Совершать преступления чужими руками. В этом смысле он человек достаточно осторожный. С детства не нарушает статей Уголовного кодекса. Другие нарушения оправдывает неосторожностью, незнанием. Старается никогда и нигде не оставлять зацепки.

– Ты мне голову не морочь! – запальчиво произнес следователь. Надоела игра в кошки-мышки. В любой словесной дуэли плетет нить версий. Вплетает улики, доказательства… Расставляет ловушки. Зря корчит потревоженную невинность! Выводит из себя. Попугайничает. Повторяет автоматически заученное: – Признавайся! Отпереться не удастся! – Угрожает: – Сам не признаешься добром – заставлю! Выведу на чистую воду. Под гнетом неопровержимых улик признаешься!

Зайя не терпит угроз, давления. Отвергает любое насилие. Чуть не выдал: «Чего треплешься, болван! Те улики нужно иметь. Собрать! А уже потом насиловать. Давить их гнетом! Подавишься!» Пусть следователь не пытается. Ничем не вынудит Зайю сделать, сказать противное выгоде. У него имеются понятия о чести. Наличествуют убеждения. Сохраняется совесть. Его совесть – не простое понятие. Это очень чувствительный контролер. Безразмерного объема. Его совесть – продукт не только инстинктов, но и жизнедеятельности. Ею пользуется только для собственных нужд. Ничью жизнь не собирается облегчать. Сговориться со следователем? Не на того напал! Слабака пусть поищет в другом месте!

Следователь надеется: тот согласится сотрудничать. Возьмет на себя несовершенное преступление. Изредка встречаются меценаты! Еще их называют альтруистами. Вовсе не люди – ангелоподобные существа. Собственные личности растворяют в массе чужих дел, обязанностей.

Благотворительствуют. Даже не имеют для того свободных средств.

В недавнем прошлом Зайе тоже пришивали дело. Аргументированно! И в том случае он отпирался. Отбился. С прямого пути увел в сторону. Следователь непонятно что «шьет». Ожидает признания. Хочет оправиться – чтобы подтерли! А ху-ху не хо-хо?! У Зайи хватит хитрости. Вырвется из любых обстоятельств. Пусть не блефует. На понт не берет! Даже не пытается запугивать, применять силовые приемы. Не на того нарвался!

– Ты не финти! – Еще раз поинтересовался: – Скажи ясно, в чем конкретно признаться?

– Сам-то ты не знаешь? – Следователь не теряет надежды произвести психологическое давление. Надеется надавить: повлечет неотвратимое признание. Чуть не выпалил в горячности: «Изнасиловал несовершеннолетнюю». Сдержался в последний момент. Заключил: – Напомнить? Или действовал ты не в здравом рассудке? Проверим!

– Ты мне не тыкай! – взорвался Зайя. Этот шантажист угрожает дурдомом! Может! Если не дать сразу отпор…

– Я тебя!.. – взъелся Крутоворотов. Угрожает.

– Веди себя прилично! – дико взревел Зайя. Арестованный оказался не из трусливого десятка. Не поддается обработке и запугиванию. Продолжает орать: – Я тебе не ванька! Пока не выпивали на брудершафт!

Глаза следователя налились кровью. Он вскочил с места. Сел. Опять вскочил. Нажал на кнопку. Явился охранник.

– Увести! – приказал.

Охранник положил тяжелую руку на плечо. Зайя поднялся. В камере не провел и часа – вновь повели к следователю на допрос. Крутоворотов решил прибегнуть к другой тактике. Выдержку собрал в комок. Даже улыбается. Разговаривает словно с другом.

– Ну чем тебя обидел? Ведь мы однолетки! Язык не поворачивается говорить официальное «вы». Все дело к тебе простое. Нарушил паспортный режим. Нарушил? Признавайся! Оштрафуем. Побольше заработаешь. На свободе. Слышал: ты фотограф? Стоящая профессия! Кум королю! К вам возьмут? Я – любитель! Даже цветное фото пробовал. Дохлое тут дело. Нет пленки, химикатов. Я не привык доставать. По-честному жить сейчас трудно. Приходится изворачиваться, хитрить. Идти на нарушения. Иначе не получается! Как ты устраиваешься? Как у друга спрашиваю. Стоит мне менять профессию? Советуешь? У нас все презирают ментов! Не платят! Работа зверская! Стукаческая! Палачом становись собственных родителей. Так требует долг!

– Зря ты взялся за это дело, – Зайя высказал свое мнение. Он сразу понял: следователь туманит. Пытается охмурить. Голову забить посторонними вещами. Выведать. Усыпляет бдительность. Подталкивает к откровенности. За нарушение паспортного режима не арестовывают. Не содержат в КПЗ. Начал с мелкого нарушения. Кружным путем подведет к изнасилованию. Словно духовник ищет пока подходы к душе. Мечтает развязать язык. Еще салага! Дело выбрал не по зубам. Не сможет он Зайю одурачить. Пусть побесится! Со злости лопнет. После паузы добавил безразличным тоном. Словно речь ведет о постороннем – не о себе: – Лавров не сорвешь. Благодарности не добьешься. Ничего не докажешь!

– Выходит, все же ты изнасиловал девчонку?! – Крутоворотов пытается ухватить свой шанс.

– Это какую девчонку? – Обвинение ввергло Зайю в ироничность. Не испугало! Напоило сладостными воспоминаниями. Пошутил: – Я даже боюсь женщин! Как увижу голую – раздеваюсь!

– Не советую шутить в твоем положении. – Следователь все еще пытается навязать свою линию. Верховодить. Придерживается он пока не выясненной позиции. Несколько загадочны методы его работы. Выпытывает – не только. Известное сохраняет в тайне. Он специально сбивает с толку. Настаивает на своем. Не скрывает обиду. – Зачем голову морочишь? Долго собираешься выкручиваться, дурить? Против тебя улики! Лучше признайся. В изнасиловании. Обещаю: суд непременно примет во внимание добровольное, чистосердечное признание.

– Никого не насиловал, – Зайя ведет себя непринужденно. Нервы его крепкие: позволяют отвечать спокойно. – Сам хорошо знаешь. Узнаешь!

Следователь привык к упрямству подследственных. Часто приходится преодолевать упорное сопротивление. Бесчестные люди любым способом пытаются сбежать от ответственности. Прячутся в кусты. Цель: непременно спастись от всевидящего ока следствия и карающей руки правосудия. Все преступники действуют по одному шаблону. Достаточно пообщаться с одним… узнаешь других. Всех!

– Кто насиловал? – переспросил с показным удивлением. – Ты отрицаешь факт изнасилования?

– Разве поймешь, узнаешь тех сучек? – произнес он с олимпийским спокойствием и достоинством: – Отвечаю за себя: не насиловал!

– Значит, сама отдалась? – приелся следователь. – Снижается категория наказания.

– Ничего не было… – утверждает подследственный. Уточняет спокойно: – Изнасилование не входит в мои принципы…

– Выходит, поступил не по принципам? – следователь не упускает последнего сообщения. Допытывается с большим ожесточением: – Ты нарушил закон! Еще поступил не по принципам?!

– Не понимаю… – Зайя не простак. Его нельзя сделать одним словом. Когда нужно и выгодно – прикинется непонятливым. Почти дурачком. – Конкретно о ком и о чем идет речь?

– Как?! – вспылил следователь. – О Галине Васильевой…

– А кто такая эта Галина? – продолжает игру подследственный. – Как ее? Васильевна?

– Ты что?! – возмутился следователь. – Не знаешь Галину?

– Никого – с таким именем! – подтвердил арестованный.

– Как не знаешь? – Следователь забарабанил кулаками по столу. Вскочил. – Ну и даешь! Думаешь выкрутиться? Отказываешься от всего подряд? – Выделил угрозу: – Не поможет!

– Я действительно не знаю никакую Галину. Еще Васильевну… – отвечает спокойно, вкрадчиво. Вдруг схватился за голову. Добавил доверительно, с показной искренностью: – Не Галка – еще малолетка? Странная. Не о ней ли спрашиваешь?

– Ну наконец-то! – обрадовался следователь. – Вспомнил? Знаешь Галину? О чем все время говорим?

– Галину не знаю! – продолжает выкручиваться подследственный. – Вот Галку! Чтобы она Галина… Васильевна. Нет, Галину Васильевну не знаю. Не знакомили!

– Знаешь, хватит дурачиться! – пресек Косоворотов. – То никого не знаешь. То вспомнил Галку. Напряги память! Обязательно вспомни: ты ее изнасиловал?!

– Ну и даешь! – Зайю взорвала беспочвенность обвинения. Хоть бы попробовал… – Ни Галку… никого… другую… не насиловал! Не собирался даже этого делать.

– Случаются такие состояния… – следователь подсказывает спасительный аргумент. Понизят вину и наказание. – В состоянии аффекта человек не владеет собой. Нечего терять – обследует психиатр. Предстоит отдых – вместо наказания.

– Знаем ваших психиатров! – Зайя настроен иронически. – Никакого состояния… аффекта не было!

– Как же тогда? – не упускает шанса Косоворотов. – Обдумал детали плана преступления? Совершил в здравом рассудке?

– Что «шьешь»?! – Зайя вскипел, чуть не выругался. Произнес: – На нашей великой родине слонов все возможно!

– Это утверждает ее бабка… – следователь подсказывает «оправдание»…

– Мало ли что – канадская бабка! – перебил Зайя.

– Да, ее бабка проживала в Канаде, – следователь подтверждает. Он вмиг воспрянул духом. – Ты даже это знаешь?! – Неожиданно перешел на официальный тон – на «вы». Спросил торжественно: – Признаете себя виновным в изнасиловании несовершеннолетней? Вопрос и ответ заношу в протокол.

– В селе нет человека… Да что я говорю?! Весь район знает. Эта бабка жила в Канаде. – Зайя продолжает «сотрудничать» со следователем. По-своему! Не упускает возможности проявить хитрость. Пытается оставить следователя в дураках. – Еще: вся семья по прихоти старухи живет на нетрудовые доходы. Перепродают вещи. Получают посылки! – Зайя спасается любыми способами. Топит других! Главное для него всегда (не только в данный момент) – вывернуться. Из сложного положения. Прибегает к такому спасению. Америку не открывает. Тайну полишинеля продаст воробью и каркающей вороне.

– Вы собирались жениться на пострадавшей? – Это допрос.

– Это на ком? – Зайя продолжает игру. – На бабушке?

– Нет, на ее внучке, – уточняет следователь.

– Но ведь она еще малолетка… – удивился Зайя.

– Правильно! – соглашается Крутоворотов. – Вы понимаете, с кем завели знакомство? С несовершеннолетней. Повторяю и подчеркиваю: с несовершеннолетней!

– Что тут такого?! – отозвался Зайя, прикинулся: удивляется. Понять хочет, не может. Зачем изощряется следователь? Чувствует себя правителем страны. Подвластный народ, людей считает идиотами. Нет ничего общего между полярными классами. Этого не поймут сердобольные либералы. И эмигранты потеряли связь с действительностью. Не отделяют страну от народа. Это единое кодло! Точнее: разрозненное. Дикое. В народе ненавистников больше, чем среди правителей. Славяне ничем не лучше фанатичных иранцев. Разве стоило бежать? Оттуда – сюда! Променяли шило на мыло. Остается малое – локти кусать. Сразу не ушли на Запад. В западную страну! Только не в Россию! Теперь приходится страдать… Кто знал?!

– Не могли на ней жениться? – Следователь торжествующе потирает руки. Углубляет вопрос: – Осознали: несовершеннолетняя! Задумали, решили, совершили преступление. Изнасиловали!

– Ни на что не решился, – отнекивается подследственный. – Не покушался. Никого не насиловал. – Решил пойти на провокацию. Призывает следователя выполнить прямую обязанность. Не выжимать признание. Самое простое – ограничить следствие признанием. Предлагает злорадно: – Ты докажи, что я изнасиловал! Собери доказательства! И!

– Да, я это докажу. Свидетельскими показаниями, медицинским заключением, документами, – бахвалится самоуверенный следователь. – Мне проще! А вот ты попробуй отбиться от обвинений. Доказать: не насиловал!

– Требуешь: должен доказать! – продолжает отшучиваться Зайя. – А ты что в это время будешь делать? Что доказывать? Сам не видишь? Являюсь человеком. Не верблюдом! – Он на равных со следователем.

– Итак, что имеем? – следователь готовит резюме. Юмор на него не производит благоприятного впечатления. Продолжает обвинять: – Изнасилована Галина Васильева. Кто еще мог совершить это гнусное преступление? Не вижу никого другого – достойного претендента. Сами должны признать. Теперь не отвертеться! Придется немного повозиться. Докажу!

– Таково заключение канадской бабки? – подследственный реагирует своеобразно. Обвинительная тирада не вывела его из равновесия. – Разве не правда?!

– Бабушка того же мнения, – соглашается следователь.

– Бездумно повторяешь бредни! – парирует Зайя. Он просвещен в принципах следствия, основе судопроизводства. – Все это только домыслы, умозаключения… Нужны факты!

– Факты будут! – заверил Крутоворотов. – Взялся за дело! Зайя усвоил намеренность следственной установки. С козлом! Он отказался отвечать на дальнейшие вопросы. Следователь вызвал охранника. Подследственного увели «подумать» в камеру предварительного заключения. Продержали недолго. Следователю не удалось добиться его признания. Не выманил, не испугал. Не смог собрать никаких стоящих улик. Ничем не может доказать обвинение в гнусном преступлении. По распоряжению прокуратуры следователь изменил меру пресечения свободы. Зайю освободили из заключения. Ограничились подпиской о невыезде. Во внимание приняли пользу следственного производства. Не нужды и желания подследственного.