Текст книги "Торжествующий дух"

Хоть и долго это пишется на бумаге, но еще раз напомним, что бывают минуты, когда и еще больше событий из прошедшей жизни проносится в голове чуть ли не в секунды, – особенно в такие мгновения, какие переживали алапаевские узники перед смертью. Может, в сжатом виде мелькнула в сознании Константиновичей счастливая, освещенная солнцем картина лета 1901 года, когда они жили всей семьей близ Оптиной пустыни в селе Нижние Прыски… А как протекала эта жизнь?

Еще в мае 1887 года К. Р. посетил Оптину пустынь. Он остановился в покоях настоятеля, архимандрита Исаакия. Посещал службы, беседовал в скиту со старцем Амвросием. Но второй раз он выбрался туда не скоро – в 1901 году.

К этому времени у К. Р. было уже шестеро детей. Отроки учились в кадетских корпусах, дочь Татьяна воспитывалась дома. Летнее время семья проводила чаще всего в Павловске. Прогулки дети совершали в обширном парке у реки Славянки, некогда воспетой великим русским поэтом Василием Андреевичем Жуковским в знаменитой элегии, которая так и называется – «Славянка». Среди разных предметов, которые изучались детьми под руководством педагогов, было природоведение, и они очень его любили. Учителем у них был знаменитый натуралист профессор Дмитрий Никифорович Кайгородов, автор увлекательных книг о лесах, цветах, птицах. Летом он проводил свои уроки прямо среди природы.

Вот К. Р., да и дети его, давно мечтавшие пожить не во дворце, а в русской деревне, погулять не в парке, а в настоящем лесу, получили возможность свою мечту исполнить. Осташево еще не было куплено. Было имение в Крыму (Ореанда), но туда никому не хотелось. Однажды представился случай нанять удобный барский дом близ Оптиной, в Нижних Прысках. Дом был приведен в порядок. В начале лета выехали. Дети не уставали смотреть в окна поезда, за которыми пробегали поля и леса, деревни, села с церквями, речки… Из Козельска в Прыски ехали в конном экипаже.

Там началась жизнь, которой раньше они не видели. Им сшили ситцевые рубашки и штаны и позволили ходить босиком. Начались прогулки в лес, где они собирали грибы, разжигали костры. Они плавали на лодках по Жиздре, купались на песчаных отмелях, – вода была прозрачная… А еще катались верхом на лошадях. Почти везде детей сопровождали крестьянские отроки, с которыми они совершенно искренне подружились. Константиновичи бывали в деревенских избах, где их встречали очень радушно. Они впервые видели крестьянский быт. Тут узнали они, что сельские дети с родителями по праздникам бывают в монастырях – в Оптиной пустыни и в Шамординской обители.

Им рассказали, что в скиту при Оптиной живет прозорливый старец Иосиф, ученик старца Амвросия, а в Шамордине настоятельница – слепая игуменья Евфросиния, прозорливая старица.

Таких высоких гостей, как члены царской семьи, в монастырях принято было встречать с большой торжественностью, но К. Р. попросил настоятеля Оптиной пустыни игумена Ксенофонта не делать такой встречи, чтобы не смущать детей, которые желают здесь быть как простые паломники. Настоятель согласился, но все-таки встретил их колокольным звоном. В первый же раз побывали они в скиту, и их принял старец Иосиф, который внимательно и ласково побеседовал с ними.

Князь Иоанн увидел в скитском храме икону Усекновения главы святого Иоанна Крестителя, точно такую же, что находилась у него дома в Петербурге. К. Р. обратил его внимание на лампаду, горевшую перед этим образом. «Вот огонек, – сказал он, – не угасающий никогда, соединяющий нас, русских богомольцев, с молитвенниками этого сурового и благодатного скита… Тебе был всего год возраста, когда я прислал эту лампаду старцам Амвросию и Анатолию, а они благословили тебя вот такой иконой Усекновения главы Предтечи».

В скитском храме Князь Иоанн внимательно прислушивался к оптинскому напеву, – а у него был хороший слух. Он любил церковное пение, сам всегда старался попасть на клирос и попеть, а потом стал и регентовать. Оптинский напев он воспроизводил со своим хором позже на службах в дворцовом храме.

Профессор Кайгородов, живший в Нижних Прысках с семьей К. Р., совершавший с детьми увлекательные походы в лес и поле, когда-то учился в военной гимназии. И вот здесь, в Оптинском скиту, он вдруг встретил одного из своих гимназических друзей – Павла Плиханкова, рясофорного инока. Они беседовали в келье отца Павла, и Кайгородову очень понравилась та обстановка, которая окружала друга-инока. Строгая, чистая, ничего лишнего. Только иконы, книги, лампада…

Отец Павел (а это будущий оптинский преподобный старец Варсонофий) вел тогда скитскую летопись. Среди других событий отмечал он и все посещения монастыря семьей К. Р. Так, 10 июня в Казанском соборе происходил постриг в мантию трех иноков, и летописец отметил: «При постриге присутствовали Августейшие дети Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Константиновича».

Братья Константиновичи ездили в Оптину и Шамордино верхом, а дочь Татьяна с матерью – в экипаже. Иногда на службе в Оптиной бывало не только семейство К. Р., но и учителя детей. Много благодатных впечатлений почерпнули здесь дети К. Р., в том числе трое мучеников Константиновичей и Князь Олег.

Вскоре К. Р. купил имение Осташево в Волоколамском уезде. Как прекрасна была там жизнь – не только летняя, но часто и зимняя! Неужели все это навеки улетело и погасло с последним вздохом мучеников? Да нет – доброе не пропадает, а копится в небесной сокровищнице, – зло же низвергается в огонь неугасимый.

Тать выходит на свой промысел ночью. Во тьме уральского леса, скрываясь от глаз простого народа, от людей, успевших полюбить царственных узников, совершили подручники чекистов свое черное дело. Но от народа не скроешься. Господь привел в этот лес одного крестьянина, шедшего издалека домой, и именно благочестивого. Он припозднился и решил заночевать в лесу близ Синячихинской дороги, у старых шахт. Помолившись, крестьянин лег на кучу ветвей, спрятав голову в сооруженный из них шалашик. Закрыв лицо от мошкары, он задремал, но вдруг услышал стук колес и голоса. Две или три повозки – он сразу не разглядел – свернули с дороги к шахте и остановились не более чем в ста метрах от него.

Осенив себя крестным знамением, крестьянин затаился, так как понял, что попал в опасное положение, и едва ли не смертельное. Вскоре он догадался, что большевики готовятся совершить тайный расстрел каких-то узников. Если его обнаружат, то убьют как нежелательного свидетеля.

Засветились огоньки цигарок, раздался гомон убийц, не скупившихся на матерное и черное слово. Вон и жертвы: плотной кучкой стоят, ожидая расправы. «Господи, прими дух их с миром!» – мысленно взмолился мужик, ожидая выстрелов. Но выстрелов не последовало – кроме одного. Произошло то, что могли сотворить лишь исчадия ада.

Порыв ветра пронесся по верхушкам деревьев, сухие сучья посыпались на землю. Гром прокатился по небесам, и упали крупные капли дождя… «Рябов! – истошно крикнул кто-то. – Ну, давай, давай!» Крестьянин приподнялся немного. Что это? Что они, изверги, делают?! Он услышал крики, стоны, глухие удары, потом одиночный выстрел…

Палачи били узников прикладами, кулаками, сапогами – по чему попало… Великий Князь Сергей Михайлович бросился на защиту Елисаветы Феодоровны, схватил одного из бандитов за горло и до хруста сжал его, – тот упал… Но другой выстрелил Князю в затылок из револьвера. Елисавете Феодоровне завязали глаза, заломили руки назад. Она стала громко молиться: «Господи! Прости им, не ведают, что творят!» Ее ударили без пощады несколько раз, приподняли и с размаху бросили в темную пасть шахтной ямы. За ней стали бросать и других, избитых до полусмерти, с разбитыми головами.

Крестьянин, скрывавшийся за кустами, схватился за голову, хотел было крикнуть что-то, но вовремя зажал себе рот. Он упал лицом в колючие ветки и сотрясся в беззвучных рыданиях.

Вот все как будто стихло. Палачи стояли у ямы, запыхавшиеся, как после бега… Поработали… И вдруг послышалось явственно из-под земли: «Спаси, Господи, люди Твоя…»

– А-а-а! – взревел Рябов в ярости и страхе, схватил гранату и бросил ее вниз, выдернув чеку. Раздался глухой взрыв. Пение смолкло. Но мгновение спустя тихо и печально возобновилось: «Иже херувимы…»

Палач бросил вторую гранату. Снова ухнуло под ногами, но пение продолжалось. Было брошено еще несколько гранат, но они в глубине шахты уже не взрывались. Двое из палачей упали на землю и стали кататься и кричать, как безумные… Остальные с бешеной руганью начали валить в шахту сучья, еловые лапы; как шапкой, накрыли отверстие и подожгли. Взвился столб огня, опаляя ветви соседних деревьев. Затрещало пламя. Страшные отсветы заплясали во тьме. Но вот налетел ветер, прибил тучу едкого дыма к земле. Лошади в повозках стали чихать и рваться из оглобель… Наконец быстро застучали колеса: убийцы неслись прочь, изо всех сил нахлестывая лошадей.

Огонь потрещал немного и угас. Крестьянин вышел из своей засады и сделал несколько шагов, шатаясь как пьяный. Душа его была страшно потрясена. И вдруг он услышал явственное пение, доносившееся откуда-то из-под земли: «Иже херувимы…» И тогда, не помня себя, бросился он бежать во тьму, не разбирая дороги…

Никто из узников не упал на дно и не утонул, как надеялись палачи, в грязной воде – Господь не допустил этого. Все на разной высоте попали на выступы перекосившихся стен. Из них только Великий Князь Сергий Михайлович брошен был мертвым. Его секретарь Федор Ремез погиб от взрыва первой гранаты. Остальные умирали не один день – в мучениях боли от ран и ушибов, голода и жажды…

Великая Княгиня Елисавета Феодоровна и Князь Иоанн Константинович упали на один выступ в пятнадцати метрах от поверхности. Превозмогая свои страдания, во тьме, слыша стоны, наполнявшие мрак шахты, Елисавета Феодоровна оторвала от своей одежды лоскут и на ощупь перевязала разбитую голову князю Иоанну. Она и здесь продолжала свой христианский подвиг милосердия.

Когда Белая армия пришла в эти места, преступление большевиков было открыто. Нашли и шахту в лесу. В начале октября 1918 года начались работы по извлечению из нее тел мучеников. Восьмого числа найдено было тело Федора Ремеза; 9-го – инокини Варвары и Князя Владимира Палея; 10-го – Князей Константина и Игоря Константиновичей, а также Великого Князя Сергея Михайловича. 11-го подняли тело Князя Иоанна Константиновича и затем – Великой Княгини Елисаветы Феодоровны. У нее на груди была икона Христа Спасителя, которой в 1891 году Император Александр Третий благословил ее при переходе в Православие, а в одном из карманов – крошечная шкатулка, в которой хранились палец ее супруга и прядь волос Царевича Алексея. Пальцы правой ее руки были сложены троеперстно, как и пальцы инокини Варвары и Князя Иоанна Константиновича.

«Тела мучеников, – писал очевидец, которым был игумен Серафим (Кузнецов), – были обмыты и одеты в чистое, но убогое погребальное одеяние, как бедные рабы Христовы»; затем их положили в деревянные простые гробы, внутри с футлярами из кровельного железа, и поставили в кладбищенскую церковь, где стали совершаться панихиды и неусыпное чтение Псалтири.

18 октября отслужена была заупокойная Всенощная, а 19-го – Литургия, после которой совершено было отпевание. Храм не смог вместить всех желавших присутствовать на службе, площадь перед ним была запружена народом. Потом началось прощание, и долго-долго шли люди к гробам святых мучеников, и многие плакали.

Спустя год, когда красные начали наступление на Алапаевск, игумен Серафим получил от тогдашнего Верховного правителя России адмирала Колчака распоряжение вывезти гробы мучеников в Читу, куда тот и доставил их с огромными трудностями. Там с помощью русских офицеров он перенес их в женский Покровский монастырь, где поместил, как в тайнике, в одной келье под полом.

Шесть месяцев игумен жил в этой келье с гробами, а потом с еще большими трудностями по охваченной разрухой железной дороге перевез их в Китай, в Пекин. Там они были поставлены в склепе Свято-Серафимовского храма Русской Духовной миссии. Два из них – со святыми мощами преподобномучениц Елисаветы и Варвары – игумен Серафим на средства, присланные ему сестрой Великой Княгини принцессой Викторией, отвез в Иерусалим.

Они помещены были в храме святой равноапостольной Марии Магдалины на Елеонской горе, где настоятельницей была, по стечению удивительных событий, матушка Мария – дочь К. Р. Татьяна. Перед Первой мировой войной она вышла замуж за потомка грузинских царей князя Константина Багратион-Мухранского. У нее родился сын, который назван был Теймуразом. А в 1914 году она овдовела – князь был убит в бою. В 1916 году она вместе со своим дядей, Великим Князем Дмитрием Константиновичем (братом К. Р.), посетила Оптину пустынь. Это было спустя две недели после того, как здесь побывал ее брат, Князь Константин Константинович. Их встретили очень тепло. Потом они поехали в Capoв и в другие святые русские места, словно предчувствуя, что настанет пора с Россией расстаться.

Святые мощи преподобномучениц Елиса ве ты Феодоровны и инокини Варвары до сего дня покоятся в том же храме на Елеонской горе. Когда-то этот храм построен был в память покойной Царицы Марии Александровны, супруги Царя Александра Второго. Председателем Палестинского общества, занимавшегося обустройством русских владений в Святой Земле, был сын Александра Второго Великий Князь Сергей Александрович, которому деятельно помогала его супруга, Великая Княгиня Елисавета Феодоровна, будущая преподобномученица. Когда храм был построен, она выразила желание со временем, по своей кончине, упокоиться здесь… И Господь так чудесно исполнил ее желание.

А что же стало со святыми мощами братьев Константинови чей, Великого Князя Сергея Михайловича и его секретаря Федора Ремеза, а также Князя Владимира Палея? Они оставались в крипте Серафимовского храма в Пекине. В 1945 году на территории Китая, в Маньчжурии, шла война России с Японией, – как и во многих уголках Дальнего Востока. В Пекине все, что принадлежало Русской Духовной миссии, вместе с кладбищем и храмом, было передано советскому правительству под дипломатическое представительство. Все было уничтожено: и храм, и кладбище. Неизвестно, что стало со святыми мощами мучеников.

В службе Царственным страстотерпцам есть такая молитва: «О страстотерпице святая княгине Елисавето, егда тя живу во алапаевскую шахту ввергоша, купно со святыми мученики царския крове, яже беху князие Сергий, Иоанн, Константин, Игорь и Владимир, такожде мученица Варвара и святый мученик Феодор, изнемогающим же надолзе всем от ран, облегчала еси еле жива сущи страдания умирающих, воспевающе священные песнопения, яже слышаху мимоходящии. Сего ради молим тя, молися Христу Богу прегрешений оставление даровати празднующим любовию святую память твою».

Стихотворения
Князь Владимир Павлович Палей

 
О, Свете Тихий, Боже правый!
Ты ниспосли Свои лучи,
В покой таинственной оправы
Алмазы сердца заточи…
Измучен я немым страданьем,
Не знаю – чем душа полна?
Так пусть Тобой, Твоим сияньем
Навек исполнится она.
Во мне мерцает, догорая,
Недостижимая мечта, —
Возьми, возьми ее для рая,
Где все покой и красота!
И Ты, о, Пресвятая Дева!
Склонись над жизнью молодой,
И грусть чуть слышную напева
Возьми незримою рукой!
Храни ее! В ней все стремленья,
Все думы светлыя мои,
В ней дань земного умиленья,
В ней всех источников струи!
Храни ее над облаками,
В немой лазурной вышине,
И в час, когда беспечность с нами,
Отдай ее Ты снова мне!
И будет что-то неземное
Звучать с тех пор в стихе моем,
В нем все далекое, святое
Сольется с жизненным огнем.
В нем отзвук ангельской свирели
Скользнет как чистая слеза.
И буду знать я, что смотрели
Мне в сердца глубь Твои глаза.
 

Декабрь,1914

 
Как на сердце вдруг стало тихо
Среди наскучившего дня…
Наверно, кто-то помолился
Душою чистой за меня.
 
 
Наверно, кто-то незнакомый,
Далекий, старый и простой,
Мой образ вспомнил промелькнувший
Своею тихою мечтой.
 

Январь, 1915

 
Сестры милосердия, ангелы земные,
Добрые и кроткие, грустные немного,
Вы, бальзам пролившие на сердца больные,
Вы, подруги светлые, данные от Бога.
 
 
Вам – благословение, сестры душ усталых,
Розаны расветшие там, на поле битвы,
И в крестов сиянии ярко, ярко алых,
Тихо принимавшие раненых молитвы.
 

Крым. Июнь, 1915

 
О, если я порой томим негодованьем
И если я порой так желчно говорю, —
Прости мне, Господи! Но скован я призваньем,
И страстью искренней я к Родине горю.
Я не могу глядеть спокойно, равнодушно,
На то, как дерзостно злорадствуют враги —
Меня терзает злость, мне тягостно, мне душно,
И в эти мне часы, о Боже, помоги.
 
 
Себе я не молю ни мира, ни блаженства —
Что бедный мой удел пред честью всей страны!
Я для нее хочу святого совершенства,
Покоя светлого и мощной тишины.
Мне не нужны теперь ни счастье,
 ни отрада…
Пусть будет лишь у нас, Всевидящий Творец,
И пастырь ввек един, и ввек едино стадо —
По слову Твоему да станет наконец!
 

Крым. Июль, 1915

 
Ночь воистину эта – библейская ночь.
Не Енгедские ль дремлют здесь лозы?
Распростерлась вдали не Сиона ли дочь?
Кто принес мне Саронские розы?
 
 
Да! Воскресло былое воистину вновь,
В полумгле голубого тумана,
В моем сердце не та, не простая любовь,
Различаю хребты я Ливана…
 
 
Наконец из житейских я вырвался уз
И я знаю: сейчас предо мною
Средь немых кипарисов пройдет Иисус,
Окруженный несметной толпою.
 
 
И навек прекратятся страданья мои,
Возвратится души упованье —
Да польются небесные речи Твои,
Мой Учитель. Я весь – ожиданье.
 
 
И рыдать и томиться мне доле невмочь,
Преклонил я колени в молитве —
Если ночь эта вправду – библейская ночь,
Раввуни! приготовь меня к битве!
 

Крым. Август, 1915

(Князь Владимир Палей в сентябре 1915 года отправился на фронт, где храбро воевал.)

 
Огради меня, Боже, от вражеской пули
И дай мне быть сильным душой…
В моем сердце порывы добра не заснули,
Я так молод еще, что хочу, не хочу ли —
Но всюду, во всем я с Тобой…
 
 
И спаси меня, Боже, от раны смертельной,
Как спас от житейского зла,
Чтобы шел я дорогой смиренной и дельной,
Чтоб пленялась душа красотой беспредельной
И творческой силой жила.
 
 
Но, коль Родины верным и преданным сыном
Паду я в жестоком бою —
Дай рабу Твоему умереть христианином,
И пускай, уже чуждый страстям и кручинам,
Прославит он волю Твою…
 

Действующая армия, cентябрь, 1915

 
Мягко разостланы дёрна квадратики
Набожной чьей-то рукой…
Спите, соколики, спите, солдатики,
Вам здесь простор и покой.
 
 
Небо над вами сияет безбрежностью,
Тихо мечтают поля,
Приняла вас с материнскою нежностью
Эта сырая земля.
 
 
Русь защищая, ребята бывалые,
Долго дрались вы с врагом…
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.
 
 
Жертвы борьбы с лицемерной державою
Вы – не покинутый прах!
Вечною памятью, вечною славою
В русских вы живы сердцах!
 

Действующая армия, деревня Речки, сентябрь, 1915

Часть третья
Житие Царевича-мученика Алексея Николаевича в документах
Составители: монах Лазарь (Афанасьев) и Сергей Лизунов

Глава 1
О рождении наследника и о первых годах его жизни

Пасхальные торжества 1903 года в Москве надолго остались в памяти жителей города. В этом году вторую столицу, которая по праву могла называться первой в числе святынь Русской Земли, посетил с паломничеством ее Державный Хозяин – Государь Император Николай Александрович вместе со своей супругой, Императрицей Александрой Феодоровной, детьми – Великими Княжнами Ольгой Николаевной, Татьяной Николаевной, Марией Николаевной и Анастасией Николаевной. С умилением молилась Царская Семья в кремлевских соборах, перед мощами святых угодников Божиих, – московских первосвятителей и благоверных князей, своих предков, испрашивая благословение на труды во благо России. Оторвавшись от забот петербургской жизни, Государь и Государыня приехали в Москву, чтобы спокойно поговеть, приготовиться к Светлому Празднику. Они привезли своих детей, желая напитать их души благочестием, познакомить с русской древностью, которую сами так любили. Москвичи устроили Их Величествам восторженную встречу. В те времена среди простого народа держалось почитание Помазанника Божия, и вот, когда Он пожаловал в столицу, толпы людей с радостью вышли встречать Его. Шел последний год перед японской войной, спокойствие страны еще не было поколеблено революциями и Государственной Думой, и царская власть крепко стояла на ногах. Россия уже девять лет ждала Наследника Престола, но у Царственной четы рождались только девочки, и титул Наследника Цесаревича по-прежнему сохранялся за братом Императора, Великим Князем Михаилом Александровичем. Отличавшийся простотой и детской верой Государь не хотел, чтобы рождение Его сына произошло без молитвенных трудов и особого благословения Божия. Давно уже Царская Семья просила об этом Бога – и вот теперь Император приехал в Москву поклониться вместе со своим народом мощам святителя Алексия, митрополита Московского, почивающим в кремлевском Чудовом монастыре, попросить у печальника за Русь, каким, как и его современник, преподобный Сергий Радонежский, был митрополит Алексий, помолиться перед престолом Божиим о даровании своей Родине и Церкви Христовой будущего заступника и покровителя. По-монашески смирялась Государыня, несла послушание в Вознесенском монастыре, – на кладбище этой обители погребали в старину Великих Княгинь. Жизнь Императорской Семьи в Кремле на Страстной седмице напоминала говение русских Царей XVII века, Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича, – то же ежедневное хождение к вечерне и утрене с литургией, с обязательной исповедью у духовника и причащением в Великий четверг, скромные трапезы, в промежутках между службами поездки по храмам и монастырям. Словно в воздухе разлито было в эти дни единство Царя со своим народом, то, которое позже, в Сарове, на прославлении преподобного Серафима потрясет Его, и Он напишет об этом в своем дневнике. Сокровенные желания своего Государя услышал народ, народ воистину Божий, ибо он тогда тоже молился о рождении Наследника. В книге А. Ильменского «Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Алексей Николаевич» приведено множество примеров благого рвения русских людей, вымоливших России Цесаревича. С особенной силой эта ревность о благе своего Монарха показала себя в первопрестольной столице на Страстной и на Светлой седмице 1903 года. В дневнике за 1902–1903 годы Государь так рассказывает о пребывании в Москве:

28-го Марта. Пятница. […] В 7 час. сели в поезд и отправились через Питер на Николаевскую линию. […]

29-го Марта. Суббота. Встали рано. В 10.20 приехали в Москву. Дядя Сергей[11]11
  Дядя Сергей – Великий Князь Сергей Александрович (1857–1905). С 1891 г. генерал-губернатор г. Москвы. Принял мученическую кончину – разорван бомбой, брошенной эсером-террористом.


[Закрыть] и Элла[12]12
  Элла – преподобномученица Великая Княгиня Елисавета Феодоровна (1864–1918), сестра Императрицы Александры Феодоровны, супруга Великого Князя Сергея Александровича.


[Закрыть] с высшим начальством встретили на станции. Москва приветствовала нас тепло и таковою же погодою. Примерно стоял народ на улицах. На внутреннем дворе Большого дворца стоял почетный караул 12-го грен[адерского] Астраханского полка. Расположились в комнатах Папá и Мамá – все так напоминает пребывание в 1900 г. Завтракали восьмером, Мария Павловна и Дмитрий[13]13
  Мария Павловна и Дмитрий – Великая Княгиня Мария Павловна (младшая) (1890–1958), дочь Великого Князя Павла Александровича и Александры Георгиевны (королевны греческой, дочери королевы эллинов Ольги Константиновны, сестры великого князя Константина Константиновича Романова) и ее брат Великий Князь Дмитрий Павлович (1891–1942), воспитывавшийся в Царской Семье.


[Закрыть]. Поехали в Александрию, где долго гуляли. Погода была дивная, 13° в тени. Находили голубые цветы. Москва-река прошла, и весь снег стаял. Пили чай дома. В 7 час. поехали к д. Сергею, были в их церкви у всенощной, обедали и провели вечер с ними и Эллой. Ночь стояла тоже чудная и лунная.

30-го Марта. Воскресение. Проснулись в 8 ½ дивным теплым утром; просто удивительная погода для конца марта! Съезд к выходу начался очень рано. В 10.40 тронулись через залы – взяли Ольгу[14]14
  Речь идет о Великой Княжне Ольге Николаевне (1895–1918).


[Закрыть] с собою.

Выход на Красное Крыльцо произвел, как всегда, на меня потрясающее впечатление. Теплота была летняя. Митрополит служил обедню в Успенском соборе. Поклонившись мощам, пошли в Чудов монастырь, откуда вернулись в коляске к себе к часу. Завтракали восьмером. Принял Плеве, и в 3 часа отправились в Александрию. Погуляли на славу и даже тешились игрою в мячи с детьми д. Павла. Чай пили и обедали дома. Вечером погуляли на террасе, наслаждаясь воздухом и лунным освещением.

31-го Марта. Понедельник. Такой же чудный день, но с теплым ветром. Утром читал бумаги. Погулял на террасе. В 11 ½ пошли с детьми к преждеосвященной обедне в церковь Рождества Богородицы. Завтракали одни. Смотрели вещи из Строгановского училища, сделанные учениками. Затем отправились пешком в Архангельский собор, который подробно осмотрели, обойдя все гробницы Великих Князей. Вернулись обратно чрез Благовещенский собор, заходили в его ризницу, кот. осматривали еще три года назад, и поднялись на террасу. Погуляв там немного, спустились к себе. В 7 час. пошли к вечерне в маленькую церковь Воздвижения Креста. Обедали и провели вечер вчетвером.

1-го Апреля. Вторник. Утро было полуясное, но очень теплое. Днем пошел дождь. Принимал до 11 час. Ходили к обедне с детьми. В 2 ½ ч. поехали за Чудов монастырь, где осмотрели церковь во имя «чуда Архистратига Михаила» и спускались под нее. В подземелье видны еще следы двух существовавших церквей. После этого с интересом рассматривали богатую ризницу Чудова мон. Митрополит водил нас по своим помещениям. Поехали в Нескучное. Погулял под проливным дождем. Вернувшись домой, усиленно занялся бумагами, привезенными фельдъегерем. Ходили в ту же маленькую церковь (шитый Спас) и обедали вчетвером.

2-го Апреля. Среда. Погода стояла хорошая, в 5 час. начался дождь. Утром дочитывал дела и окончил все. В 11 ½ пошли к обедне со всеми детьми, чтобы приучить маленьких к обстановке и виду причастия. Завтракали одни. В 3 ¼ отправились с Эллой, Марией и Дмитрием по Кремлевской стене и обошли всю кругом. Прогулка вышла хорошая в 2 версты. Толпа народа все время сопровождала нас снаружи вдоль стены. Пришли домой к чаю. В 7 час. были у вечерни с Ольгой; до того она исповедалась в первый раз. Обедал в 8 час. и затем сами исповедовались в спальне. Пили чай с Янышевым[15]15
  О. Иоанн Янышев (1826–1910) – протопресвитер, протоиерей придворных соборов, духовник Императора Николая II.


[Закрыть].

3-го Апреля. Четверток Великий. Утром сподобились причаститься Св. Таин Христовых в церкви Рождества Богородицы – все наличное семейство и многие из господ. К сожалению, после не был свободен так, как хотелось. Принимал: Драгомирова, Фредерикса[16]16
  Драгомиров М. И. (1830–1905) – генерал-адъютант, начальник Николаевской академии Генерального штаба, член Государственного совета, писатель. Фредерикс В. Б. (1838–1927) – министр Императорского Двора.


[Закрыть] и после завтрака гр. Шувалова. Читал много бумаг из Питера.

Погода стояла дождливая и прохладная. Погуляли в саду под Кремлем и зашли в церкви: Благовещения (Нечаянной Радости) и св. Константина и Елены. Вернувшись наверх, осмотрели Спаса на Бору с двумя верхними его приделами и церковь Лазаря, под теремами.

В 7 ч. пошли к 12 Евангелиям в ц. Спаса за золотою решеткою.

4-го Апреля. Пяток Великий. Хороший теплый день. Как всегда, утром читал много. Полез на крышу дворца под штандарт и любовался необыкновенно красивым видом на всю Москву. В 12 ч. пошли к выносу плащаницы в ц. Рожд[ества] Богор[одицы]. После завтрака начал разбор фарфоровых яиц. Поехали в Нескучное, где отлично погуляли с детьми. В 7 час. в ту же церковь. Д. Сергей, Тесес, Олсуфьев и я несли плащаницу. Вечером Аликс и Элла вышивали вместе с монахинями Вознесенского монастыря.

5-го Апреля. Великая Суббота. Занимался до 2 ½. В 3 часа утра пошли с д. Сергеем и Эллой в Успенский собор – патриаршим ходом. Митрополит служил утреню.

Вскоре после крестного хода с плащаницею вернулись к себе в 4 ¼. Ночь была тихая, теплая, заря только начиналась. Выпив чаю, легли в 5 ч. Встал в 9 ½. Погода начала хмуриться, и днем полил дождь. В 2 ½ поехали в Вознесенский женский монастырь поклониться плащанице. Осмотрели гробницы цариц и Великих Княгинь. Оттуда поехали к д. Сергею, где дети красили яйца. Читал внизу бумаги. Возвратились к себе в 5 ½ ч.

Д. Сергей и Элла обедали у нас. В 11 ¾ начался выход к Спасу за Золотою решеткою.

6-го Апреля. Светлое Христово Воскресение. Заутреня кончилась скоро. Там же, перед церковью, христосовался с генералами, военными и гражданскими чинами и дворцовыми гренадерами. Вернулись в Зеленую гостиную в 2 часа, где разгавливались.

Спали до 10 ч. Митрополит пришел с соборянами и викариями «славить». Затем наверху христосовались со всеми нашими людьми. Завтракали в час с детьми – приятно было не есть постного. Отвечал на телеграммы. В 3 ч. поехали в Александрию, где долго и хорошо прогуливались. Погода стояла дивная, при сильном южном ветре было 15° в тени. В 7 ½ поехали к д. Сергею и Элле к вечерне. После обеда вышли на балкон, громадная толпа занимала всю площадь перед домом. Она целый вечер стояла там и все время кричала ура! Трогательно. Приехали домой по Никитской, т. к. по Тверской проезда не было.

7-го Апреля. Понедельник. К удивлению, проснулись сырой дождливой погодой. В 10 час. пошли к обедне. После службы приехал Миша[17]17
  Миша – Михаил Александрович, Великий Князь, брат Императора Николая II (1878–1918).


[Закрыть]. В 11 ¼ час. началось христосование: с начальниками в Андреевской зале, с пажами и юнкерами воен. училищ в Александровской и с нижними чинами в Георгиевской зале. Обе мои роты Екатеринославского и Астраханского полков и пасхальные караулы Перловского и Сумского полков. Там же христосовался со старообрядцами, волостными старшинами Москов. губ. и рабочими – представителями касс взаимопомощи различных фабрик.

Завтракали в 12 ½. В Андреевской зале Аликс[18]18
  Аликс – так Император Николай II называл свою супругу, Императрицу Александру Феодоровну.


[Закрыть] принимала поздравление дам, при кот. мы все присутствовали. Погода поправилась. Посетили митрополита Владимира[19]19
  Владимир (Богоявленский) – митрополит Московский и Коломенский в 1898–1915 гг. Первый из новомучеников России (1918).


[Закрыть].

8-го Апреля. Вторник. Утро было очень дождливое. Читал. Ходили к Мише, осматривали его комнаты – бывшие мои. Принял кн. А. Н. Долгорукого и П. В. Жуковского[20]20
  Павел Васильевич Жуковский – сын поэта В. А. Жуковского, художник и скульптор.


[Закрыть]. Последний завтракал с нами. В 3 ч. поехали с Мишей в Александрию. Погода прояснилась и сделалась отличною. После чая принял Плеве и Фредерикса. Обедали в 7 час. все вместе. Поехали в Большой театр на сборный спектакль в пользу Иверской общины сестер милосердия. Давали акт из «Евг. Онег.», две картины из бал. «Конек-горбунок» и маленькую оперу Кюи «Сын мандарина». Вернулись домой в 11 ¾.

9-го Апреля. Среда. Погода стояла отличная. Аликс, Миша и я прогулялись на крыше дворца. Принимал представляющихся новых придворных. Читал. В час дня поехали в Благородное собрание на завтрак Московского дворянства. Вся обстановка напоминала такое же пиршество три года тому назад. По окончании завтрака слушали пение некоторых певиц и Собинова.

Вернулись домой в 4 часа.

10-го Апреля. Четверг. Стояла отличная теплая погода. Погулял на террасе. От 11 ч. до времени завтрака принимал доклад Куропаткина[21]21
  Куропаткин А. Н, (1848–1925) – генерал-адъютант, командующий русскими вооруженными силами в русско-японскую войну.


[Закрыть]. В 12 ½ предводители и депутаты Московского дворянства собрались, чтобы благодарить за посещение их собрания вчера.

В 3 ¼ отправились все в Алексеевский женский монастырь по направлению к Сокольникам. Заехали в приют детей, родители которых пострадали на Ходынке. Пили чай у Юсуповых в их красивом доме и вернулись к себе в 5 ¾.