Текст книги "«Возвращение чудотворной» и другие рассказы"

А в это время торжествующий Борис Николаевич любовался на стоявшую перед ним на кресле «Владимирскую». Теперь он окончательно убедился – это она. Древняя чудотворная икона несметной ценности. У Жохова даже закружилась голова, когда он представил себе, сколько сможет за нее выручить. И он готов был хохотать над глупцом Ефимовским, который в свое время твердил ему, будто «на людскую хитрость есть Божия премудрость». Так где же она, эта хваленая премудрость? Зато чудотворная икона – здесь, в его руках…

Дело оставалось лишь за немногим: отреставрировать чудотворный образ, вернув ему первозданный облик. Как же тогда он будет выглядеть? Надо сказать, что Борис Семенович никогда не видел древних византийских икон. Разве что на репродукциях… Но одно дело – фотография. И совсем другое – оригинал… Неудивительно, что Жохову очень хотелось увидеть чудотворную Владимирскую икону в ее первозданном виде. Так что он с нетерпением ждал звонка от знакомого реставратора, не раз выполнявшего заказы Бориса Семеновича, которому Жох лично доставил драгоценную икону.

* * *

Реставратор Петр Игоревич Кашин внимательно осмотрел потрескавшуюся доску, на которой под слоем грязи и копоти едва угадывалось изображение Богоматери с Младенцем, относившееся к иконографическому типу Умиления Пресвятой Богородицы. Икона несомненно, была древней. На это указывало, в частности, то, что ее обратная сторона была покрыта левкасом. Петр Игоревич положил икону на рабочий стол и медленно, почти благоговейно, приступил к работе. Вот он уже положил на нее первые тампоны… постепенно под его руками изображение становилось все отчетливее, все более яркими становились краски…

Успенский собор во Владимире. 1860 г. Худ. Василий Поленов

Однако, чем дальше продвигалась работа, тем больше реставратором овладевало смутное чувство тревоги: икона все меньше напоминала древний византийский образ. Да, она весьма напоминала Владимирскую икону Божией Матери. И все-таки это явно была работа некоего западного художника. Вот уже стал виден розовый румянец на щеках Богородицы и припавшего к Ней Богомладенца… Вот стали хорошо различимы темно-зеленое платье со шнуровкой на широких рукавах, в которое была одета Божия Матерь, и полосатый платок, повязанный на Ее голове на манер тюрбана… Теперь не оставалось сомнений: это было изображение Мадонны с Младенцем, написанное, по всем признакам, в Италии, не раньше середины XVIII века, неким весьма посредственным художником…

Петр Игоревич устало поднялся из-за стола, на котором лежала икона, и набрал номер телефона Жохова:

– Добрый вечер, Борис Семенович. Я закончил. Нет, со мной все в порядке. Вы сами все поймете, когда увидите. До встречи.

* * *

…Да, история чудотворной Владимирской иконы и впрямь терялась во тьме веков. Впрочем, можно сказать иначе: подлинной ее истории не знал никто. А была она такова:

Году этак в 1767, при императрице-матушке Екатерине Великой, Н-ский князь Борис Андреевич Наволоцкий, будучи в Неаполе, приобрел у одного тамошнего торговца, промышлявшего всевозможными эллинскими и римскими редкостями и древностями местного изготовления, образ Пресвятой Богородицы с Богомладенцем. Ушлый антиквар клятвенно уверял «синьоро руссо», что икона сия первоначально находилась в Византии, во дворце самого тамошнего императора. Когда же вывезена была в Италию доблестными крестоносными рыцарями, то принадлежала многим знатным и именитым господам, включая знаменитого синьора Родриго Борджиа, бывшего во оны годы римским папой Александром Шестым, пока, наконец, не попала к нему в лавку… При этом торговец так бурно жестикулировал, закатывал глаза и восклицал «грандиозо» и «белиссимо», не забывая при этом набавлять цену, что князь втридорога купил редкостную икону, не догадываясь, что написал ее вовсе не древний византийский изограф, а художник Паоло с соседней улицы. Правда, судя по тому, что она и впрямь напоминала образ Умиления Пресвятой Богородицы, оный Паоло имел некоторое представление о том, как выглядят православные иконы. Однако под кистью пылкого южанина на щеках Богоматери и Богомладенца заиграл розовый румянец, а голову Пречистой украсили не строгие византийские чепец и мафорий, а повязанный на манер тюрбана полосатый платок, какие в ту пору носили прекрасные неаполитанки… Князь ушел с покупкой, довольный, что так недорого смог приобрести столь древнюю икону. В свою очередь, удачливый торговец древностями поспешил в остерию, дабы пропустить стаканчик, а заодно и порассказать, как ловко ему удалось объегорить глупого богача-иностранца.

Наскучив жить в чужих краях, вернулся князь Наволоцкий в родное имение. А привезенную из Италии икону повесил у себя в спальне. Не для того, чтобы молиться перед ней, а просто так, как заморскую редкость.

Потому что, по примеру Вольтера и Дидерота, считал себя достаточно просвещенным человеком, чтобы не веровать в Бога. Однако Господь, не хотящий погибели грешника, чудесным образом призвал князя-вольтерьянца к покаянию.

Как-то ночью, когда князь мирно почивал в своей спальне, забрался к нему в окно с топором кузнец Демид, бывший жених недавно взятой барином в свой дом крестьянской девки Акульки. Да ненароком задел он плечом висевшую на стене икону, так что та упала на пол. На шум сбежались слуги с дубьем и так отходили Демида, что уже на другой день пели бедняге-кузнецу «вечную память»…

С тех пор князя словно подменили. То ли совесть в нем Господь пробудил, то ли пережитый смертный страх не давал покоя… только вместо безбожных да фривольных французских книжонок принялся он читать книги душеполезные, а заместо заморских картин с нимфами и купидонами увешал комнаты святыми образами да лампадами. А для иконы, что ему жизнь спасла, построил в своем имении каменный храм. И завещал после его смерти основать при нем святую обитель.

Много лет с тех пор прошло. И прославилась икона в народе многочисленными чудесами. Тем более, что была она похожа на столь любимый и почитаемый на Руси образ Владимирской Божией Матери, о Котором Сама Владычица некогда благоволила изречь: «благодать Родившегося от Меня и Моя с сею иконою да будет». Со временем серебряный оклад скрыл от людских глаз итальянскую живопись, а лики Пресвятой Богородицы и Богомладенца покрылись копотью от свечей и лампад. Да и монастырские иконописцы, несколько раз поновлявшие чудотворный образ, тоже приложили руку к тому, что никто уже не смог бы догадаться, как выглядела икона в ту пору, когда князь Наволоцкий привез ее из Италии.

Тем временем настала богоборная година. И во Владимирско-Богородицкую обитель, аки стая лютых волков, нагрянули большевики во главе с самим комиссаром Евграфом Зверевым, которого в народе за глаза зверем величали. Сорвали они с чудотворной иконы и драгоценную ризу, и цепочки, и привески, и архиерейскую панагию, которыми она была украшена. А саму ее порешили сжечь. Тут-то и явился к товарищу Звереву иерей-обновленец Григорий Талалаев, который в свое время вместе с ним учился в Н-ской семинарии, и упросил комиссара по старой дружбе передать чудотворный образ в Свято-Лазаревскую церковь, где он был настоятелем. Не ради того, чтобы сберечь святыню, а для того, чтобы ему, «прогрессивному священнику», было на что житькормиться. Ибо с тех пор, как подался отец Григорий в обновленцы, да принялся возглашать с амвона многолетия «красным орлам, выклевавшим глаза самодержавию», люди в его храм ходить перестали. А поп, как известно, от алтаря кормится…

Получил «епископ Григорий» чудотворную икону. Да только и после этого прихожан в Свято-Лазаревской церкви не прибавилось. Уж слишком ненавистен был народу хитрый и честолюбивый священник, по чьим доносам погибли и епископ Агафодор, и многие Н-ские пастыри и миряне, не покорившиеся богоборной власти. И, как ни трубил он по городу, что чудотворная Владимирская икона в его храме находится, так ему никто и не поверил. И стоял СвятоЛазаревский храм пустым, а его настоятель, «епископ Григорий», с хлеба на квас перебивался. Не помогла Григорию Талалаеву вся его хитрость… как позже, в 1937 г., не спасла она его от расстрела. Ведь не зря сказано: «будь хитер-горазд, летай хоть птицей – все ж суда ты Божия не минешь»[6]6
  Цитата из «Слова о полку Игореве» в переводе Аполлона Майкова.


[Закрыть]…

А в 1945 г., когда обновленчество уже сходило на нет, преемник «епископа Григория», отец Стефан Шиловский, с покаянием вернулся под омофор своего законного Владыки, епископа Леонида. И поведал ему, что Промыслом Божиим в их храме сохранился чудотворный образ Богоматери из Владимирско-Богородицкого монастыря, который доселе считался сожженным. Тогда благословил епископ Леонид перенести эту икону в Спасо-Преображенский собор. Когда же в Праздник Крещения Господня был устроен крестный ход на иордань, то в нем, среди прочих икон, несли и чудотворный образ. А народ плакал, видя свою святыню без драгоценной ризы и украшений, в простом сосновом киоте. И ликовал оттого, что Царица Небесная чудесным образом сохранила и вернула в Н-ск Свой святой образ. И многие люди, рожденные уже при советской власти, с изумлением провожали глазами крестный ход. А иные и присоединялись к нему…

Не по нраву пришлось это городским властям. И епископу Леониду было велено впредь прекратить крестные ходы. А Владимирскую икону перенесли в отдаленный Успенский храм, чтобы не было о ней, как говорится, ни слуху, ни духу. Долгие годы пребывала там всеми забытая святыня. Пока ее не обнаружил Борис Семенович Жохов.

* * *

Разъяренный Жохов гнал машину по улицам ночного Н-ска, пару раз лишь чудом не сбив запоздалых пешеходов. Как же он проклинал тот день и час, когда ему взбрело в голову рыться в бумагах того забулдыги… Лучше бы он их в глаза не видел! Так нет же, он, как последний идиот, решил заняться поисками чудотворной иконы… И что же? Да, он добился своего: нашел и выкрал ее. Вот только все оказалось бесполезным: продать ее не удастся. Кто поверит, что эта итальянская Мадонна XVIII века – и есть та самая древняя чудотворная Владимирская икона, перед которой, согласно преданию, во оны времена молились и византийские императоры, и многие славные и родовитые латиняне, включая папу Александра Шестого из рода Борджиа? А он-то радовался, что перехитрил всех! На самом же деле оказался в дураках. Выходит, на его хитрость нашлась чья-то мудрость… Но кто же перемудрил его? Кто?

И тут в мозгу Жоха пронеслась смутная догадка… После чего, резко развернув машину на ближайшем перекрестке, он поехал к Успенскому храму.

* * *

На другое утро свечница Тамара, придя открывать храм, обнаружила на его крыльце черный пластиковый пакет, из которого торчал край какой-то темной доски. Она подошла поближе, заглянула внутрь, и обомлела: в пакете лежала странная икона, одновременно похожая и на образ Пресвятой Богородицы Владимирской, и на католическое изображение Мадонны с Младенцем. А еще – на пропавшую несколько дней назад из притвора их храма старую ветхую икону.

Разумеется, она сообщила о находке настоятелю, отцу Глебу. Тот, в свою очередь, тоже заинтересовался загадочной иконой, неким чудесным образом вернувшейся в их храм. И, поскольку сам он не был знатоком старины, то счел за лучшее обратиться к знакомому сотруднику местного краеведческого музея. Между прочим, ученику покойного Якова Ефимовского.

Сотрудник музея пообещал помочь. Однако отец Глеб не ожидал, что тот позвонит ему уже на следующий день.

– Батюшка, Вы верите в чудеса? – спросил он изумленного священника. И, не дождавшись ответа, произнес:

– Дело в том, что в Ваш храм вернулась не просто украденная, но еще и чудотворная икона. Да-да, именно так. Кстати, Вам ничего не говорит, что она очень похожа на Владимирскую икону Божией Матери? Нет? Вы не местный… Тогда не мудрено, что Вы можете об этом не знать. Видите ли, батюшка, у нас в епархии до революции был чудотворный образ Пресвятой Богородицы Владимирской. Он считался уничтоженным в двадцатые годы. Хотя мне доводилось слышать рассказы старых горожан, будто бы в 1946 г. в крестном ходе носили старинную чудотворную икону Богородицы… Правда, тогда я не придавал им значения, ведь все наши историки утверждали обратное. Я сопоставил размеры Вашей иконы с размерами чудотворного образа Владимирской Божией Матери. Они в точности совпали. Кстати, я сравнил изображение на Вашей иконе с дореволюционными фотографиями чудотворного образа из нашего музея. И окончательно убедился – это она. К Вам в храм вернулась чудотворная икона…

– А я-то хотел ее… – начал было отец Глеб. И осекся… А потом поспешно добавил:

– Я хотел ее отреставрировать…

Спустя более полугода после этого разговора, а именно 6 июля 200… г., в день празднования Владимирской иконе Божией Матери, к Успенской церкви валом валил народ. Надо сказать, что с тех пор, как чудотворная Владимирская икона вернулась в этот храм, он изменился до неузнаваемости. Стены его были побелены, а на свежевыкрашенном в голубой цвет куполе сверкал в солнечных лучах новехонький крест. Росписи в храме были поновлены, стены сияли чистотой, а починенный иконостас заново вызолочен. А возле правого клироса, осиянная светом множества разноцветных лампад, украшенная пышной гирляндой из гвоздик и лилий, в дубовом резном киоте находилась главная святыня Успенского храма – чудотворная икона Владимирской Божией Матери из Владимирско-Богородицкого монастыря, украшенная несколькими рядами цепочек разной длины и толщины, на которых висели золотые и серебряные кольца, крестики, подвески и даже массивный мужской золотой браслет – дары многочисленных христолюбцев нашего времени, получивших помощь от Царицы Небесной.

Н-ская земля вновь обрела свою утраченную святыню.

Архиерейский дар

Этот день обещал стать одной из важнейших вех в более чем двухсотлетней истории кладбищенского Свято-Лазаревского храма, стоявшего на окраине города Н-ска. Потому что сегодня его впервые почтил своим визитом Владыка Михаил, который незадолго до Рождества прибыл в Н-скую епархию на смену скоропостижно скончавшемуся епископу Иринарху, и теперь на Святках по очереди служил в городских храмах. Надо сказать, что до этого новый архиерей уже успел побывать и в Преображенской, и в Никольской, и в Свято-Троицкой церквях… и вот теперь «свято-лазаревцам», в свой черед, предстояло принимать у себя важного гостя.

Архиерей. 1921 г. Худ. Борис Кустодиев

По рассказам тех, кому уже довелось встречаться с епископом Михаилом, он был очень строг. Мало того – на редкость наблюдателен. Так что сразу подмечал малейший непорядок в храме и подвергал виновников оного строгим прещениям. Как произошло, например, с настоятелем Преображенского храма, протоиереем Анатолием, который тщательно подготовился к встрече Владыки, украсив свою церковь, несмотря на январские морозы, множеством живых цветов, в том числе, белыми лилиями, по слухам – любимыми цветами нового епископа. Однако архиерей не восхотел «смотрети крин сельных»[7]7
  Церковнославянизм, заимствованный из Мф. 6, 28, в русском переводе означающий: «посмотреть на полевые лилии».


[Закрыть]. Проще говоря, не обратил внимания на любимые цветы. Зато заглянул за старую конторку на клиросе, где хранились Богослужебные книги. И узрел там вековую паутину, а также выцарапанную кем-то прямо на иконостасе с облезшей позолотой надпись «Светка». Мало того – открыв злополучную конторку, епископ обнаружил там лежащие прямо на Богослужебных Минеях стоптанные войлочные тапочки, в которые старый псаломщик Федор Степанович имел обыкновение переобуваться, приходя на службу, чтобы не застудить больные ноги. После сих находок псаломщик был уволен, а настоятель, отец Анатолий, отправлен за штат. Преемником же его стал приехавший с Владыкой молодой иерей Виктор, который немедленно приступил к ремонту Преображенского храма, во всеуслышание пообещав, что вскоре преобразит старую церковь до неузнаваемости…

А ведь Свято-Лазаревский храм в Н-ске слыл настоящим «музеем старины»! Потому что в нем служили по дореволюционным, клеенным-переклеенным книгам, пели по рассыпавшимся от ветхости нотным сборникам тех же времен, и пользовались разномастной церковной утварью «времен царя Гороха». Неудивительно, что тамошний настоятель, отец Стефан, ожидал визита Владыки со страхом и трепетом. И заранее принял меры предосторожности, лично осмотрев все укромные уголки, куда, по его расчетам, мог заглянуть архиерей, и проследив за тем, чтобы там все было начисто выметено и вымыто. Мало того: он даже успел приобрести новые семисвечник и напрестольное Евангелие, а также, вместо допотопных рефлекторов, поставить в алтаре современные электробатареи. Увы, разве предусмотрительный отец Стефан мог знать, откуда все-таки нагрянет беда? Ведь беды всегда являются оттуда, откуда их ждут меньше всего…

Впрочем, поначалу ничто не предвещало катастрофы. Хор почти без ошибок пропел все, что положено петь при встрече архиерея, и епископ торжественно вошел в алтарь. Надо сказать, что вместе с ним в Свято-Лазаревский храм пожаловали все настоятели городских церквей, несколько священников, приехавших вместе с Владыкой из той епархии, где он служил ранее, стайка шустрых иподьяконов, а также уже успевший стать Н-ской знаменитостью архиерейский протодьякон отец Иоанн, обладатель монументальной фигуры и могучего, громоподобного баса, прозванный за это «Иваном Великим». Пожалуй, за всю историю Свято-Лазаревского храма в его алтаре еще не бывало такого многолюдья. Неудивительно, что никто из находившихся там поначалу не обратил внимания на странное подрагивание огоньков лампад, что стояли на семисвечнике… Равно, как и на то, как предательски покачивается он сам, едва грузный протодьякон приближается к Престолу…

Литургия шла своим чередом. Вот уже отец Иоанн вышел из алтаря, чтобы вместе с народом пропеть «Верую…», как вдруг, немного не дойдя до амвона, пошатнулся и едва не упал. Увы, одна из старинных белокаменных плит, которыми были вымощены алтарь, амвон и солея, не выдержала веса грузного отца протодьякона и треснула пополам у него под ногами… Лишь каким-то чудом отцу Иоанну удалось удержать равновесие и не растянуться на солее во весь свой богатырский рост. Зато отец Стефан едва не провалился сквозь землю под строгим взглядом епископа Михаила. И со страхом ожидал неминуемой расправы.

Выход из церкви в Пскове. 1864 г. Худ. Александр Морозов

Однако, вопреки опасениям злосчастного настоятеля, архиерей не отправил о. Стефана за штат и даже не запретил в служении, а, подозвав его к себе после окончания Литургии, велел как можно скорее завершить начатый ремонт храма. И тот понял: Владыка не зря слывет крайне наблюдательным человеком. Как видно, он успел заметить и электробатареи, и новый семисвечник в алтаре. А потому решил, как говорится, дать шанс отцу Стефану. Так мог ли он отказаться от этого шанса?

Разумеется, несмотря на продолжающиеся Святки, уже назавтра отец Стефан нанял бригаду строителей для ремонта алтаря. А когда прихожане и городские священники спрашивали его мнения о новом Владыке, отвечал им так:

– Может, кому он кажется и строгим. А по мне – так он рассудителен и справедлив.

* * *

…Бригаде рабочих, нанятой отцом Стефаном для замены пола в храме, было строгонастрого запрещено прикасаться к Престолу. Однако, как известно, нет ничего заманчивее запретного плода. Вот и Витьке Одинцову, самому молодому и любопытному из всей бригады, никак не давал покоя вопрос: почему это им вдруг нельзя трогать странный… не то ящик, не то куб, стоящий посредине алтаря? Наверняка, это не случайный запрет. А что, если под ним спрятано что-то ценное? В пылком воображении Витьки мгновенно воскресли сцены из недавно виденного им фильма «Сокровища папского престола». Тем более, что неприкосновенное сооружение посреди алтаря тоже называлось Престолом… Неудивительно, что не прошло и пары дней после появления Витьки в СвятоЛазаревской церкви, как ему уже «не пилося, не елося, а поглядеть хотелося», какие такие сокровища скрыты под тамошним Престолом? Поэтому, когда церковные уборщицы в очередной раз позвали строителей пообедать на церковную кухню, Витька ухитрился улизнуть оттуда, якобы за нуждой, а сам незаметно прошмыгнул в алтарь. И, замирая от предчувствия тайны, приподнял белую ткань, покрывавшую Престол, и заглянул под него.

Каково же было разочарование новоявленного искателя сокровищ, когда его глазам открылись лишь вековые пыль да паутина! Впрочем, зоркий глаз Витьки разглядел под ними что-то блестящее… Он протянул руку – и извлек из-под Престола Крест из желтоватого, местами позеленевшего металла. Секунду-другую Витька раздумывал, что делать с обретенным сокровищем. А потом, воровато оглядевшись по сторонам, сунул его за пазуху.

В тот же вечер, придя домой, Витька очистил свою находку от пыли и паутины и внимательно осмотрел ее. С одной стороны Креста была вычеканена картинка, которую ему уже не раз приходилось видеть. Она называлась – «Распятие». Правда, по бокам от нее виднелись еще какие-то странные знаки: кошелек с высыпавшимися монетками, клещи, молоток, кувшин и даже маленький петушок, восседающий на колонне… С другой стороны были какие-то надписи на непонятном, явно старинном, языке. Увы, к великому разочарованию Витьки, Крест оказался сделан из того самого «золота», которое называют «самоварным». Иначе говоря – из меди. А он-то было счел его золотым…

Теперь следовало решить, как поступить с найденным Крестом? Оставить на память или продать? Разумеется, такой вопрос не следовало решать на трезвую голову. Витька достал из холодильника бутылку пива, отхлебнул из нее и потянулся за кусочком вяленого ерша, что со вчерашнего дня так и лежал недоеденным у него на столе. И тут заметил на рекламной газете, в которую была завернута рыба, объявление следующего содержания: «Куплю антиквариат и предметы старины. Дорого. Деньги сразу». Ниже был напечатан телефон антикварной лавки. Витька не спеша допил пиво и расправился с ершом, а потом с газетой в руках протопал в коридор, нашарил в кармане мобильник и позвонил по указанному в рекламе телефону.

На другой день (благо, это было воскресенье!) он уже нес свою находку антиквару, мысленно подсчитывая, сколько сможет выручить за нее. Потому что слово «дорого», напечатанное в объявлении, внушало надежду на немалую прибыль от продажи, пускай даже и медного, но наверняка очень старинного Креста.

Мог ли он знать, что «тот, кто многого желает – и малого не получает»?

* * *

Антиквар Борис Семенович Жохов, по прозвищу Жох, с нарочитым пренебрежением окинул взглядом принесенный Витькой Крест:

– Увы, молодой человек, – сочувственно произнес он, – это всего лишь посеребренная медь. Вдобавок, вещица не новая – начало двадцатого века, фабричная штамповка. И качество плохое – видите, вот тут вмятина, и вот тут… Да и металл весь окислился – в подвале, что ли, Вы его держали? Что тут написано? А это такая молитва: «Да воскреснет Бог…» Ее часто на крестах пишут… В общем, ничего ценного. Так что красная цена Вашему Кресту – полторы тысячи… Кстати, а где Вы его взяли? Что Вы говорите? Неужели от бабушки достался? М-да, молодой человек, похоже, Ваша покойная бабушка была не иначе, как настоятелем какого-то храма. Ведь это же, к Вашему сведению, напрестольный Крест, который хранится в алтаре, на Престоле. Позвольте полюбопытствовать, откуда он у Вас взялся на самом деле? Мне бы очень не хотелось иметь дело с милицией… Короче, могу дать Вам за него тысячу рублей. Не хотите? Что ж, тогда отнесите его в пункт приема цветного металла. Может, там Вам за него больше дадут… Что? Согласны на тысячу? Тогда, как говорится, по рукам…

Распятие Христово. XIX в., литье. Россия

В итоге незадачливый Витька вышел из антикварной лавки Жохова всего лишь с тысячей рублей в кармане, проклиная день и час, когда ему взбрело в голову нарушить запрет священника и заглянуть под Престол. Право слово, лучше бы он этого не делал! Ведь не зря говорят: любопытство до добра не доводит! И точно! Пусть бы этот Крест оставался там, где он лежал – в церкви, под Престолом. Впрочем, есть повод радоваться – проклятущий антиквар все-таки согласился купить его. Хотя наверняка на самом деле он стоит не тысячу рублей, а гораздо дороже. Этот жох просто объегорил его. Но как же он догадался, что Крест – краденый?

Простодушному Витьке было невдомек: Жохов просто-напросто прочел церковнославянскую надпись на обороте Креста. И УЗНАЛ его…

* * *

А в то самое время, как Витька радовался избавлению от своей злополучной находки, антиквар Борис Семенович Жохов переживал аналогичное чувство. Хотя по прямо противоположному поводу. Ведь ему удалось за бесценок приобрести реликвию, некогда известную на всю Н-скую епархию: Крест-мощевик, который местные историки и краеведы именовали «даром Владыки Нафанаила». Или просто «архиерейским даром».

Об этом Кресте Жохов впервые услышал от старого антиквара Якова Ефимовского, у которого работал несколько лет, до тех пор, пока не открыл собственную лавку по продаже предметов старины. Ефимовский, бывший сотрудник краеведческого музея и внук репрессированного священника, прекрасно знал все, что касалось церковной истории Н-ска. В том числе – и его святынь. А «дар Владыки Нафанаила» имел столь интересную историю, что она вполне могла бы лечь в основу сюжета, если не исторического романа, то, на худой конец – рассказа. И была она такова:

В конце сороковых годов XVIII столетия послушник местного Ионинского монастыря Николка Шаньгин, по примеру своего земляка Михаила Ломоносова, что в юные годы пешком ушел учиться в Москву, отправился искать счастья и доли в Северную Пальмиру – Санкт-Петербург. И там, по чьей-то протекции, был принят послушником в Александро-Невскую Лавру. А со временем пострижен с именем Нафанаила и рукоположен во иеромонаха. Вскоре он прославился, как красноречивый проповедник, лишь немногим уступавший знаменитому архимандриту Гедеону[8]8
  Архимандрит (впоследствии епископ Псковский) Гедеон (Криновский) – знаменитый придворный проповедник императрицы Елизаветы Петровны. По свидетельству его современника, митрополита Платона (Левшина), «он столь приятно и сладостно произносил слова свои, что слушатели бывали как бы вне себя и боялись, чтоб он не перестал говорить» (Е. Поселянин. «Русская Церковь и русские подвижники 18 века»).


[Закрыть]. Неудивительно, что впоследствии отец Нафанаил был назначен епископом в одну из окраинных епархий. Однако, возвысившись от простого послушника до Владыки, он не позабыл отдаленной северной обители, где положил начало своему иноческому житию.

Крест-мощевик. XIX в., литье. Россия

И послал ей в дар посеребренный медный Крест, который с тех пор стал главной святыней Ионинского монастыря. Ибо внутри его, как в некоем футляре, имелся другой, кипарисовый Крест, где в специальных углублениях находились частицы святых мощей Святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Алексия, Ионы, Филиппа Московских, Великомучеников Георгия, Димитрия и Пантелеимона, а также многих иных Святых угодников Божиих. А еще – часть Животворящего Крестного Древа, на коем некогда был распят Спаситель. На обороте Креста имелась надпись по-церковнославянски с перечислением имен Святых, частицы мощей которых находились в нем. А внизу было приписано: «построися сей Животворящий Крест по вере и по обещанию смиренного епископа Нафанаила в дар обители Преподобного Ионы». Бесценный архиерейский дар бережно хранился в ризнице Ионинского монастыря до тех пор, пока при императрице Екатерине Великой, обитель не лишилась своих земельных угодий и вскоре настолько обеднела и обезлюдела, что была преобразована в Ионинский приход. А Крест Владыки Нафанаила передали в Свято-Троицкий собор губернского города Н-ска.

Впоследствии Жохову еще не раз приходилось слышать и читать о «даре Владыки Нафанаила». О нем упоминалось и в дореволюционном сборнике «Православные русские обители», и в «Н-ских Епархиальных Ведомостях», и в местных краеведческих сборниках. Однако никто из Н-ских историков и краеведов не сообщал о том, что произошло с этой святыней после того, как летом 1920 г. собор был закрыт, а вскоре и разрушен. Он не числился среди экспонатов местного краеведческого музея. И в то же время не имелось свидетельств о том, что Крест был уничтожен. Некоторые исследователи, ссылаясь на воспоминания старожилов Н-ска, утверждали, будто «дар Владыки Нафанаила» после закрытия собора был передан в Свято-Лазаревскую церковь, где в послереволюционные годы служил священник-обновленец Григорий Талалаев, печально известный своими славословиями в адрес богоборной советской власти и доносами, стоившими жизни многим из его собратьев по сану и даже самому епископу Н-скому Агафодору. А потому (до поры) пользовавшийся покровительством большевиков, которые вполне могли дозволить ему забрать «дар Владыки Нафанаила» в свой храм… Однако кто мог доказать, что это правда? Ведь все очевидцы закрытия собора уже давнымдавно умерли. Что до самого Григория Талалаева, обновленческого «епископа Н-ского», то, когда советская власть перестала нуждаться в его услугах, он разделил судьбу тех, кого когда-то обрек на смерть… А Крест Владыки Нафанаила бесследно канул в никуда.

Но теперь Жохов начинал догадываться, что могло с ним произойти. Парень, принесший Крест в антикварную лавку, судя по его виду, был рабочим. Возможно, он что-то ремонтировал в Свято-Лазаревской церкви. И случайно нашел там Крест, припрятанный в некоем укромном месте… или все-таки украл его? Впрочем, разве это так важно? Куда важнее другое – Крест Владыки Нафанаила теперь принадлежит ему, антиквару Борису Жохову.

В этот миг Жоху вдруг снова вспомнился покойный Яков Ефимовский. Интересно, что бы сказал старик, узнав об его удаче? Впрочем, он наверняка заявил бы что-нибудь вроде «неправдой жить – Бога гневить». Или – «с чистой совестью безмятежно спится». Да, сколько лет уже прошло, как совестливый Ефимовский безвременно опочил вечным сном… А те, кто его убил, до сих пор живут припеваючи и не терзаются пресловутыми угрызениями совести. Так что старые поговорки – это лишь красивые, но лживые слова. И глуп тот, кто верит, что должно жить по совести и Божьей правде. Как жил и верил старик Ефимовский.

Итак, Крест Владыки Нафанаила теперь в его руках. Сколько же он сможет за него выручить? Ведь наверняка найдется немало желающих заполучить в свои руки столь ценную реликвию. Например, нынешний настоятель Ионинского монастыря, игумен Георгий. Судя по тому, какими темпами он ведет реставрацию своей обители, у него имеются немалые денежки или богатые благотворители. Так неужели отец игумен не раскошелится, чтобы приобрести некогда главную святыню своей обители? А уж антиквар Борис Жохов своего не упустит. Недаром же он прозывается Жохом…

Жохов еще раз внимательно осмотрел Крест. И заметил, что в одном месте его половинки скреплены шурупом, а в другом – и вовсе сапожным гвоздем. Разумеется, шуруп и гвоздь следовало заменить на что-то менее подозрительное. Иначе сведущий человек сразу поймет, что Крест сохранился не в первозданной целости. Его уже вскрывали, причем весьма грубо. И потому мощей там может не оказаться. А ведь именно в них и заключалась главная ценность «архиерейского дара».