Текст книги "Угольная крошка"

Глава 8. Бессонная ночь

Четверг 22 февраля 21.30

Кнут и начальник Красного Креста Харальд Энебакк заехали на снегоходах во фьорд в районе между аэропортом и углепогрузочным причалом, чтобы отогнать от города белую медведицу с медвежатами. Лунный свет заливал ледяную поверхность фьорда, высвечивая мельчайшие неровности на их пути. И все же они ехали медленно. Мороз проникал даже сквозь толстые снегоходные комбинезоны. Кнут был рад подогреву руля и теплу машины, согревавшему его ноги. Многочисленные обморожения, которые он получил в начале зимы, еще болели.

Как-то совершенно естественно получилось, что руководство операцией взял на себя начальник Красного Креста. План состоял в том, чтобы отогнать медведей к мысу Ревенесет, чтобы те продолжили свой путь в направлении Билле-фьорда. Но Харальд Энебакк не спешил приближаться к медведям, после того как они их нашли. Он остановил снегоход, не выключая мотор, и знаками велел Кнуту сделать то же самое.

– Смотри, – Харальд указал на несколько черных точек позади трех желтых силуэтов, медленно шагавших по льду.

Кнут приподнял щиток шлема, стянул с лица шерстяной шарф и прищурился. Из-за холода он не стал надевать очки. Они лежали в одном из внутренних карманов его комбинезона.

– Там люди?

– Похоже на то, – Харальд не спешил слезать со снегохода.

Кнут задумался.

– И что будем делать? Получается, с этой стороны медведицу гнать нельзя. Иначе она побежит прямо на них.

Пар от дыхания маленькими белыми облачками поднимался над их головами. Они стояли неподвижно всего несколько минут, но Кнут уже чувствовал, как мороз обжигает щеки.

– Ну, надо либо обгонять и объезжать медведей спереди, либо поворачивать и ехать вдоль берега.

Шеф Красного Креста опустил щиток шлема и выжал рукоятку газа.

Он предпочел поехать вперед, несмотря на то что этот путь был длиннее и вынуждал их приблизиться к кромке ледового покрова. Вскоре Кнут заметил, что снегоход Харальда, ехавшего впереди, стал вилять из стороны в сторону. Большие волны со стороны открытого моря разламывали лед на льдины, и те терлись боками. То, что издалека казалось надежной целостной плоскостью, в реальности было сборищем множества мелких льдин, возможно, не больше нескольких метров в диаметре. И эти льдины медленно двигались относительно друг друга.

У Кнута по спине пробежал холодок. Он попробовал двигаться строго по следу Харальда. Это получалось невыносимо медленно. Но спустя несколько мучительных минут они подъехали к трем фигурам, стоявшим посреди фьорда каждый у своего снегохода. Самый высокий из троих снял шлем. Это оказался Хуго Халворсен, шестнадцатилетний сын одного из боссов «Стуре Ношке». Начальник Красного Креста кивнул ему, не говоря ни слова. Они стояли и смотрели на медведей, которые, не обращая внимания на гул моторов, продолжали свое движение вверх по фьорду.

Кнут уже встречал Хуго Халворсена, и он с любопытством взглянул на двух других подростков. Он узнал пятнадцатилетнюю девушку, которую сотрудникам администрации в течение зимы не раз приходилось отвозить домой из городских пабов. Второй, белокурый невысокий паренек, был товарищем Хуго и тоже не избежал общения со стражами порядка. Когда Кнут перевел глаза обратно на Хуго, то столкнулся с ироничным, почти презрительным взглядом.

Девушка заметила Кнута и узнала в нем полицейского.

– Мы же не делаем ничего такого, – с вызовом воскликнула она.

Кнут улыбнулся.

– Ну, я не уверен, что все мои коллеги согласились бы с вами. Вы наверняка знаете, что согласно новому природоохранному закону запрещено пугать или провоцировать белых медведей.

– Но мы же ничего не сделали. Мари никогда раньше не видела белых медведей и хотела только… – белокурый паренек повернулся к нему со злым огоньком в глазах.

– Я видел, – продолжил Кнут спокойно, – что вы не гнали медведей. Насколько я вижу ситуацию, вы вели себя примерно. Заглушили двигатели, чтобы не напугать животных. Все как по правилам.

Шеф Красного Креста кивнул, не отводя глаз от трех фигур вдалеке.

– Мы просто наблюдаем, – мягко, едва слышно произнес Халворсен.

– Как думаешь, куда они направляются? – Харальд Энебакк обратился к подросткам впервые с тех пор, как они подъехали. Он спрашивал Хуго как равного.

– На север, – Халворсен взмахнул рукой. – Они идут вверх по фьорду и еды там, скорее всего, не найдут. Но, может, им известно больше нашего? Что если лед на севере скоро расколется? Они наверняка на пути к Вейде-фьорду. Весной, когда кольчатые нерпы рожают детенышей, там всегда много медведей.

Пока они беседовали, медведи подошли ближе. Медведица наконец заметила их. Она подняла голову и принюхалась. Хуго осторожно наклонился вперед и снял снегоход с тормоза. Медведица застыла на какое-то время, соединив лапы, – силуэт, растиражированный во множестве скульптур из стекла и фарфора. Медвежата зашагали дальше, обогнав мать.

– Это не к добру, – тихо произнес Харальд. – Она нервничает, когда детеныши отходят далеко. Я думаю, нам нужно немного отойти.

Но было слишком поздно. Медведица внезапно пришла в движение: начала с нескольких медленных шагов, но постепенно разогналась и побежала в их сторону.

– Хуго! Хуго-о, что мне делать? – девушка запрыгнула на снегоход и нажала рукоять газа. Но забыла сняться с тормоза. Мотор взревел, закашлял и остановился.

– Черт, – Хуго Халворсен взглянул на Кнута с Харальдом. – Медведица, кажись, немного не в настроении. Наверное, не помешало бы вам достать винтовки.

Шеф Красного Креста уже открыл оружейную сумку, прикрепленную позади снегохода. Но медведица быстро приближалась и была уже на расстоянии не больше пятидесяти метров от них. Кнут нащупал оружие и снял его с предохранителя.

– Не стреляйте! – Хуго Халворсен нажал на газ, раздался рев двигателя. Его черный «тандеркэт» рванул вперед. Прямо на медведицу.

– Что он творит? – закричал Кнут начальнику Красного Креста. – Он что, хочет ее задавить?

Снегоход Хуго обогнул медведицу и проехал всего в нескольких метрах от нее. Медведица рванулась к машине и встала на задние лапы. Но Халворсен не стал тормозить. Он поехал, все прибавляя скорость, в направлении медвежат. Маленькие белые комочки неуклюже бросились бежать, все дальше от матери. Только почти настигнув их, Хуго сбавил скорость и продолжил гнать их перед собой в более спокойном темпе.

Медведица замерла и некоторое время стояла неподвижно, принюхиваясь. Но уже через мгновение она припустила вслед за «тандеркэтом» и медвежатами.

– Фигасе скорость! Да она так сейчас догонит Хуго, – воскликнул второй подросток. – Поедем за ними?

Но Харальд Энебакк покачал головой. Он опустил ружье. Медведи были уже недосягаемы.

В последний момент, когда медведица уже готова была броситься на снегоход, Хуго Халворсен резко свернул в сторону и по длинной дуге вернулся к остальным. Медведица еще несколько метров бежала вместе с детенышами. Но, не слыша больше пугающего рева мотора, животные постепенно успокоились и двинулись неспешной трусцой к противоположному берегу фьорда.

Кнут кивнул Халворсену.

– Вот это уж точно было незаконно. И мне совсем не улыбалось вернуть тебя отцу в черном пластиковом мешке.

– Да уж. И теперь медведи двинулись прямо в Лонгиер.

Но шеф Красного Креста сказал это с улыбкой. Все могло кончиться гораздо хуже.

– Что будем делать? Сейчас нет особого смысла снова пытаться их отогнать. Разгоряченным белым медведям непросто бывает остыть. Поэтому они обычно двигаются медленно, хоть и считаются одними из самых быстрых хищников на планете.

– А вы не могли бы провести их мимо города? – предложил Хуго. – Вам же наверняка больше нечем заняться в такую прекрасную морозную ночь? Или что вы там все ищете?

Несколько часов спустя, когда Кнут и Харальд вернулись в Лонгиер, поиски все еще продолжались. Они свернули на улицу, что вела к строениям на причале. Поиски в этом районе почти закончились, но дело продвигалось медленно. Одно из тамошних зданий осматривать не стали, поскольку туда явно никто не заходил уже много дней. Его со всех сторон завалило снегом, и вокруг не было видно ни единого следа. Но остальные складские помещения, которые активно использовались днем, были под завязку заполнены ящиками, всяческим оборудованием и хламом и так велики, что их осмотр занял бы не один день. Поисковый отряд ограничился тем, что прошел вдоль рядов, выкрикивая имя девочки и высматривая возможные признаки жизни. Всякий раз, когда люди выходили обратно на улицу, морозный воздух хлесткой пощечиной обжигал их лица. Под конец они совсем вымотались и отчаялись.

Начальник Красного Креста подошел к маленькой кучке людей, чтобы приободрить их и уговорить продолжить поиски до утра. Кнут остался сидеть за рулем снегохода, с мотором на холостом ходу. Ему совсем не хотелось возвращаться в администрацию. К тому же было уже так поздно, что сотрудники полиции наверняка разошлись по домам. Ему бы и самому не помешали пару часов сна. Но он дежурил и в эту ночь.

Он сидел и смотрел на спящий город. Ему подумалось, что Лонгиер похож на наклейку, прилепленную поверх черно-синего пейзажа. Но потом он вспомнил, что где-то там, за этими темными стенами и большими сугробами, есть ребенок, разлученный с матерью. Он надеялся, что ей тепло. Что она спит, и кто-то присматривает за ней.

Вдруг ему пришла в голову еще одна идея. А не заглянуть ли ему снова в детский сад? Ключи заведующей по-прежнему лежали у него в кармане.

Отблескивая серебром и сталью, высоко в ночном небе висел, подобно начищенному ятагану, месяц. Лунный свет лаком заливал снежный пейзаж, отчего мороз казался еще крепче. Снег хрустел даже под самым острожным шагом, и звук разносился в ясном воздухе вдаль по просторам долины и безлюдным дорогам. Было почти три часа ночи. Кнут где-то читал, что это самое опасное время, как для охотника, так и для жертвы. Хищник уже измотан долгой ночной охотой, а добыча устала бодрствовать в ожидании опасностей.

Детский сад укрывали глубокие тени, только игровая площадка лежала в резком, пугающе-белом сиянии луны. Следы детских ног, полозьев санок, игр и потасовок чернели на ее заснеженной поверхности, как руны, которые невозможно расшифровать. Кнут подошел к входной двери и отпер замок. Как и за несколько часов до того, он ощутил себя чуждым этому месту, с его мирным запахом детской присыпки и мыла, фруктов, ванильных крекеров, молока и какао. Только сейчас это чувство было еще сильнее.

Он не стал включать верхний свет, просто стоял и смотрел в глубь коридора. Свет фонарей с улицы Хилмара Рекстена сочился сквозь тонкие занавески и оставлял на стене причудливые рисунки. Вторая стена была темной, но он различил несколько ящиков и офисный стул. Он прислушался. Ни звука. Почему он не зажег свет? Что он вообще ищет?

Ему пришло в голову, что в администрации губернатора даже и не подумали подозревать в исчезновении Эллы кого-либо из персонала садика. Ни у кого и мысли такой не возникло. Вот только у Кнута сейчас. Он попытался построить какую-либо целостную картину, продумать порядок действий.

Но это казалось слишком невероятным, так что он отбросил эту идею. И все же внутрь ему закрался мохнатым зверем какой-то непонятный страх. Нежданно-негаданно Кнута настигли воспоминания из собственного детства. Внезапно он услышал какой-то звук. Что-то вроде осторожного сопения. Приглушенное дыхание кого-то, кто прячется во тьме и не желает быть найденным.

Что это был за звук? Едва слышные шаги по коридору. Тень на стене. Нет, ему не кажется. Кто-то зашел в здание и движется к нему. Кнут в отчаянии огляделся. Ружье осталось в сумке на снегоходе. Он и подумать не мог, что ему может понадобиться оружие в детском саду.

Осторожное шарканье по полу. Вскоре он покажется в проеме приоткрытой двери. Кнут лихорадочно шарил глазами по стенам. Прямо перед ним, за дверью, висел пестрый вязаный шарф. Он прокрался так тихо, как мог, и стащил шарф с крючка. Кнут набросил шарф на шею темной фигуре, возникшей в дверном проеме. Сжал изо всех сил. Но незнакомец неожиданно оказался сильнее. И выше. Они сцепились друг с другом. Кнут ударился локтем о стену и чуть не выпустил шарф из рук. Но он не сдавался.

Один из них, видимо, зацепил выключатель. Внезапно в коридоре стало светло как днем. Кнут выронил шарф.

– Том? Какого черта вы тут делаете?

Том Андреассен закашлялся, жадно хватая ртом воздух.

– Кнут? У меня к вам тот же вопрос. Чем вы здесь занимаетесь? Хотели задушить меня детским шарфиком?

Они стояли и удивленно таращились друг на друга. Андреассен потирал красные отметины на шее.

– Неплохой способ получить повышение! Придушить своего начальника!

Оба расхохотались.

– Но если серьезно, что вы тут делали? Появились новые соображения?

– Да нет вообще-то. Мы с шефом Красного Креста ездили отгонять от города выводок медведей. Вернулись, и я уже ехал домой спать. И тут мне пришло в голову, что мы могли чего-то здесь не заметить. Ну а вы? Зачем сюда пожаловали?

– Да та же история. Мне покоя не дает мысль, что девочку, возможно, где-то держат взаперти.

Андреассен взял у Кнута ключи и запер за ними садик.

– Слушайте, но почему вы на меня накинулись? Почему просто не спросили «кто там?» или типа того?

Кнут попытался объяснить. Рассказал про жуткие, похожие на сон детские воспоминания. Что-то вроде страха темноты. Но только совсем другое. Что-то страшное, что никак не удается вспомнить. Том Андреассен покачал головой и зашагал в сторону парковки.

– Ну и детство у вас было, – кинул он через плечо. – Бояться детского сада…

Но Кнут все стоял возле снегохода и смотрел на серое здание с разноцветными рисунками на окнах.

Глава 9. Браконьеры

Пятница 13 января 14.30

Кровь и остатки разделанной туши лежали у края длинной открытой площадки, упиравшейся в крутую скальную стену. Над ними возвышалась гора, с виду совершенно непроходимая. Ночь стояла безлунная, и темное небо черной бархатной перчаткой укрывало пейзаж. Они не выключали двигатели снегоходов, поставив их треугольником рулями вовнутрь. Из-за света фонарей звезд было не различить. А значит, беззаконные дела происходили под покровом тьмы.

Убитый олень был из небольшого стада, состоявшего из двух самцов, одной самки и годовалого олененка. Вообще-то они планировали застрелить их всех. Но первый выстрел прозвучал слишком рано. Животные бросились в гору, и только этот самец остался лежать. Не самый крупный, довольно тощий для середины зимы. Когда они срезали все сало, от туши едва осталась сотня кило.

Трое мужчин привычными движениями разделали убитого зверя и, разделив мясо на равные куски, упаковали их в целлофан. Они не заботились о том, чтобы убрать за собой, так как знали, что люди редко захаживают в эти места. «Не пройдет и недели, как песцы все здесь подчистят», – пробормотал один из браконьеров. Голос приглушал шерстяной шарф, закрывавший от холода нижнюю часть его лица. Двое других ничего не ответили на это очевидное утверждение. Погода не располагала к праздной болтовне. Ветер усилился после того, как они выехали из Лонгиера. Недостаточно сильный, чтобы называться штормом, он, однако, обжигал кожу лица подобно лезвию опасной бритвы.

Троица быстро погрузила добычу на сани позади одного из снегоходов. Двое других саней остались пустыми, если не считать канистр с бензином и нескольких ящиков с надписью «Спасательное снаряжение». Но они рассчитывали подстрелить еще оленей с обратной стороны горы. Впрочем, если не получится, не страшно. Мясо шло в довесок. Основную прибыль приносило содержимое ящиков.

В другое время года остатки оленьей туши и следы браконьерства увидали бы издалека. Но дело было в середине января, полярной ночью, которая длилась не один месяц. Так что обнаружить их могли, только подъехав вплотную к месту преступления. К тому же этот район лежал в стороне от проторенных путей. Снегоходная лыжня в направлении самых популярных точек острова проходила значительно южнее.

Треугольник снегоходов распался, и вскоре цепочка огней потянулась вдоль края крутого обрыва. Сказочно красивое зрелище, если бы не рев моторов. От оленя остались жалкие крохи, не способные рассказать ничего о браконьерах.

– Вы обязаны что-то предпринять!

Дверь кабинета Хьелля Лоде в глубине коридора, напротив зала для совещаний, резко распахнулась, и в комнату влетел известный исследователь северных оленей из Норвежского Полярного Института.

Хьелль Лоде ничего не ответил, только многозначительно посмотрел на огромные горные ботинки, которые ученый не потрудился оставить в гардеробе. Непростительная ошибка на Шпицбергене, где гласные и негласные правила предписывали разуваться, входя в большинство помещений.

– Я уже не один год уведомляю вас о том, что кто-то ведет масштабную браконьерскую охоту на оленей. И я не говорю о стаде в окрестностях Баренцбурга. Там они хотя бы следят за тем, чтобы не убивать больше животных, чем может вынести популяция. Вы и сами прекрасно знаете, что я имею в виду оленей на восточной стороне острова.

Ученый строго посмотрел на Хьелля Лоде, как будто тот собирался ему возразить, и уселся в одно из кресел у письменного стола. Второе кресло было забито штабелями документов и книг и чуть не перевернулось, когда он вытянул вперед свои длинные ноги.

– Кстати, а где начальник природоохранного отдела?

– Он уволился несколько месяцев назад. Я сообщал вам об этом в ваш прошлый визит.

– А что, нового нанимать не собираетесь? Защищать природу – наша основная задача на Шпицбергене. Что, губернатор так не считает?

Хьелль Лоде смотрел на исследователя, раскачиваясь на стуле. «Разве я за это отвечаю? – думал он про себя. – Нет, не я. Разве я не говорил об этом Анне Лизе много раз? Говорил».

– Но тогда, значит, вы заменяете шефа природоохраны? Кто-то же должен за это отвечать. Стадо стоит на грани выживания. По моим подсчетам, в последние годы оно уменьшилось почти наполовину. А браконьерство, судя по всему, только набирает обороты. Они становятся все наглее.

– Кто «они»? Вам удалось что-либо выяснить? – Хьелль перестал раскачиваться на стуле и с интересом подался вперед.

– Нет. Но голову даю на отсечение, что они занимаются этим прямо сейчас, в самые темные месяцы года. И они выбрали восточное стадо, потому что оно обитает в пустынной и неосвоенной местности и при этом достаточно близко от Лонгиера.

Консультант по культурному наследию медленно кивнул.

– Скорее всего, вы правы. Но вам не приходило в голову вот что: куда они девают мясо? Ни один из наших ресторанов не отважится подать незаконно добытую оленину гостям. Как вы сами сказали, русские справляются самостоятельно. А речь идет о больших объемах мяса. Согласно вашим собственным подсчетам, возможно, о двух-трех тоннах? Они не смогли бы реализовать столько в Лонгиере без лишнего шума. Так куда же они его девают?

Хьелль Лоде сидел и думал, что стареет. Ему бы следовало предложить, чтобы ученый и он сам отправились на восток острова на поиски остатков туш. Конечно, в это время года это работа не из простых. Но при должном терпении и удаче они бы могли что-нибудь найти. Возможно, даже следы снегоходов, которые могли бы вывести их на тех, кто всем этим занимается. Но в это время года? В темноте и в лютый мороз в почти непроходимых ущельях восточного берега? Нет, это ему не по силам. Увы.

Сама губернатор редко выезжала из города, и для главного начальника и представителя Министерства юстиции это было простительно. Она вряд ли бы с этим согласилась, но вообще полевая работа была не для нее. Выезжать с ней на снегоходах небезопасно для окружающих, шутил Эрик Хансейд. Сам он садился на снегоход при каждом удобном случае. Тот еще ковбой, этот новый полисмен. Но Том Андреассен был, несомненно, опытным начальником, принимавшим участие в большинстве дел за те почти пять лет, что он провел на архипелаге. И, наконец, Кнут Фьель. Удалой парень, смело державшийся за рулем снегохода в районах, куда отваживались заезжать немногие. Но сейчас он прихрамывал, потеряв из-за обморожения полтора пальца на левой ноге.

– По-моему, ветер усиливается.

Хьелль Лоде поднялся из-за стола и подошел к окну, выходившему на парковку перед администрацией губернатора. Он не заметил огорченного и в то же время сочувствующего взгляда ученого. На пороге незакрытого кабинета появилась губернатор Исаксен.

Поздним воскресным вечером Стейнар Ульсен с двумя приятелями вернулся с выезда в Сассендален, к которому они так много готовились. Они проехали, ревя моторами, прямо через город, не обращая особого внимания на выделенные для снегоходов дорожки. Кое-кто из жителей домов вдоль дороги на Бломюру недовольно ворочался в кровати и подумывал встать поглядеть, кто там так расшумелся. Но раздумал.

Трулте, что жила в таунхаусе напротив Ульсенов, еще не ложилась. Она прибиралась в гостиной и на кухне после заседания дружеского швейного клуба. Поправляла диванные подушки, смахивала крошки, убирала забытые чашки. Они называли свои встречи «швейным клубом», но, собираясь, не столько шили, сколько пили кофе и болтали. В тот день Трулте приготовила свой знаменитый перевернутый торт с кремом и орехами. Подружки смели его подчистую и не отказались бы от добавки. Только две из них принесли с собой рукоделие. Одна вязала шарф со множеством переплетений и сложных петель. Но бросила еще до того, как на стол подали кофе. А фру Хансейд вышивала чудесный узор для своего бюнада[2]2
  Бюнад – норвежский национальный костюм, надеваемый по торжественным случаям (прим. пер.).


[Закрыть]. Это был ее первый вечер в швейном клубе, и Трулте осталась довольна ее поведением. Фру Хансейд говорила не много, больше слушала, кивала и улыбалась в нужных местах беседы.

Фру Бергерюд не пригласили на собрание клуба, хотя она и жила всего в нескольких домах от Трулте.

– Она скоро переезжает, – объяснила Трулте. – Они с мужем получили дом в центре на улице Хилмара Рекстена. В обход очереди, просто потому, что он пилот «Эйрлифта».

Фру Хансейд подняла глаза от вышивки и согласно кивнула.

Но сейчас все разошлись по домам. Трулте в благодушном настроении бродила по комнатам и прибиралась после удачных посиделок – до тех пор, пока чуть не выронила чашку от внезапного рева снегохода, пронесшегося мимо ее окон. Она подошла к окну и выглянула из-за занавески. Ну конечно. Это Стейнар Ульсен так поздно вернулся домой. И, судя по всему, он не торопился зайти внутрь. А чуть дальше по улице Трулте заметила мужчину, сбегавшего с крыльца дома Бергерюдов. То был новый сотрудник полиции Эрик Хансейд. Разумеется, ничего такого. Сам Бергерюд вполне мог быть дома. Но не странно ли, что герр Хансейд был в гостях по соседству, но не присоединился к жене, когда она отправилась домой?

Стейнар Ульсен подъехал на снегоходе к самому верхнему коттеджу на улице и выключил зажигание. Благостная тишь опустилась на дома, и вскоре все, разбуженные шумом мотора, снова мирно уснули. Он снял шлем и повесил его на руль. Достал мешок, привязанный к саням. Отцепил сани и поставил их на место у небольшой пристройки. Стейнар тянул, как мог, с тем, чтобы зайти в дом к жене и дочери. Впрочем, Элла уже наверняка спала. А вот насчет Туны он не был так уверен.

Он обещал, что в воскресенье вернется не поздно и они смогут провести время вместе. Туна предложила посмотреть мультики на видео. Она могла бы испечь булочки и сварить какао. Супруги восстанавливали отношения после того, как семейный психолог в Тромсё почти отчаялась их помирить. Давно она не видела, чтобы люди так злились друг на друга. В конце концов она предложила им на время прекратить терапию. И предложение пришлось как нельзя кстати, поскольку они как раз переезжали на Шпицберген. Им стоило начать с чистого листа, восстановить прежде всего дружеские отношения, почти что уговаривала психолог. Все трое с облегчением выдохнули, решив, что это блестящая идея.

Но в первые же выходные после установленного перемирия Стейнар уехал за город со своими приятелями. Они уже давным-давно обо всем договорились, так что поздно было отказываться, объяснял он Туне. Все-таки у Кристиана день рождения, соврал он. Разве она не рада, что у него в Лонгиере появились друзья?

Стейнар стоял у крыльца дома. Все было бы намного проще, если бы Туна с дочкой остались в Тромсё. Ему нравилось на Шпицбергене, но он вынужден был признать, что хотел бы вести холостой образ жизни. В снегоходной сумке лежала наполовину пустая бутылка крепкого спиртного. Он достал ее, отошел в тень пристройки и сделал хороший глоток, прежде чем зайти в дом.

Туна уже спала, и дверь в спальню была закрыта. В комнате по соседству спала Элла в обнимку со своим мишкой. Стейнар поправил одеяло, которое она сбросила с себя во сне. Он чувствовал себя посторонним, как будто подглядывал за чьей-то чужой жизнью.

В доме было тихо, слышалось только спокойное дыхание спящих. Стейнар уселся в гостиной и стал смотреть телевизор с приглушенным звуком. Туна даже не оставила ему ничего на ужин. Он намазал себе пару бутербродов, достал из холодильника упаковку пивных банок и еще пару раз ходил проведывать снегоходную сумку. Наконец он достаточно вымотался, чтобы заснуть.

На следующее утро Стейнар проснулся с ужасной, жгучей головной болью, засевшей в глазницах. Он взглянул на часы. Было только начало шестого. Рядом с ним в кровати крепко спала Туне. Он выскользнул из-под одеяла и прокрался на кухню. Не глотнуть ли пива? Нет, лучше не стоит. Он прекрасно понимал, что горный мастер знал про его привычку лечиться после вчерашнего перед приходом на работу. Мастер не сказал ничего прямо, но намекнул более чем прозрачно.

– Выговор в личном деле еще никому не шел на пользу, – сказал он как бы невзначай несколько дней назад, когда они вдвоем со Стейнаром ехали на джипе в забой. – Такое обычно не забывается. Поэтому случись что, вся вина ляжет на вас.

Горный мастер бросил осторожный взгляд на Стейнара.

– Вы, я вижу, много времени проводите с шахтерами? С Кристианом и Ларсом Уве?

– Да, а что такого-то? Они что, рожей не вышли? – раздраженно откликнулся Стейнар. Он легко подхватил пролетарский жаргон горняков.

Горный мастер предпочел сменить тему.

– Слушайте, насчет вашего первого дня на шахте. Когда вы заехали в старый тоннель. Вы и правда кого-то там видели? Я имею в виду живого человека? А не всяких там привидений и прочую чушь.

Но Стейнар так и не признался, что они тогда заезжали в старую выработку. А потому ничего не ответил мастеру. Не найдя больше тем для разговора, остаток пути до забоя они проделали в молчании.

Там у них снова возникли проблемы. Начальник смены обнаружил превышение показателей метана. Добыча в штреке номер двенадцать была остановлена по причине возможных пустот в породе, и вот теперь все шло к тому, что и свежеоткрытый штрек номер тринадцать тоже придется покинуть, по крайней мере на время.

Но руководство «Стуре Ношке» считало, что у них имеется полный список всех старых тоннелей. И ни один из них не лежал так близко к выработке в Седьмой шахте. А геологи исключали возможность естественных трещин в горной породе. Потому никто не мог понять, что же происходит. Горный мастер приостановил добычу до тех пор, пока геологи и инженеры не найдут выход из ситуации.

Закончив в шахте, Стейнар Ульсен не поехал прямиком домой. Его вызвали на экстренное совещание тройки, как прозвал их Кристиан, чтобы усилить ощущение единства и общности экономических интересов. Они уселись в дальнем углу кафе «Горняк». Остальные столики пустовали, за исключением самого большого, круглого, с диваном у стены. Там, по замечанию Кристиана, обычно сидели одни бабы или туристы. И в самом деле – сегодня стол оккупировали трое напуганных южан. Сбросив с себя слои спортивной одежды, они громко болтали.

– Это консультанты, – сказал Кристиан, который знал толк в подобных вещах. – Они норвежцы, а ни один норвежский турист не попрется сюда добровольно в начале января. Если только не чудаки какие-нибудь. Зимние шаманские ритуалы и все такое.

Он по-прежнему бушевал из-за того, что одна из двух шпицбергенских турфирм наладила контакт с небольшой группой неформалов с острова Карсёй в окрестностях Тромсё. Но для этой троицы главное было, чтобы их не услышал кто-нибудь, кто понимал, о чем они толкуют.

Кристиан склонился над столом:

– Капитан «Исхавстрола» звонил вчера поздно вечером через Шпицбергенское радио. Ему нужен товар. Не то чтобы он боится, что губернатор что-то заподозрила. Но вот в Норвежском Полярном Институте могли почуять неладное. Этот чертов исследователь оленей.

– Так, может, отвезем только то, что пойдет на юг? И фиг с ним, с мясом? – Ларс Уве выглядел неуверенно. Все трое какое-то время сидели молча. Пили кофе и глядели по сторонам.

– Жалко бросать, – в беседах с этими двумя Стейнар обычно не торопился с выводами. Их легко было вывести из себя. Но на этот раз он попал в самую точку.

– Да, чертовски жаль, – откликнулся Кристиан. – Как-никак плюс пятьдесят – шестьдесят косарей на нос в сезон.

– Может, в этом году закончим на том, что есть? Отвезем все, что припрятали, прихватим с собой остатки контрабанды и…

Ларс Уве все еще выглядел обеспокоенным, но тут его перебил Кристиан:

– Никакой «контрабанды», мать вашу. Даже если ты думаешь, что тебя никто не услышит. Мы говорим просто «товар», сами знаете. Не «контрабанда», а «товар», который надо «отправить на юг».

«Сам еще два раза сказал», – ухмыльнулся про себя Стейнар. Кажется, Кристиан был не так умен, как сам о себе думал. Но кулаками помахать он был не дурак, так что Стейнар не стал говорить это вслух.

Кристиан жестом дал понять, что разговор окончен.

– Значит, договорились. Остаток груза везем в Сорг-фьорд в эти выходные.

– Но… но я не могу, – запинаясь произнес Стейнар. – Видишь ли, я обещал жене. Семейные дела, все такое.

– Семейные дела? – Кристиан чуть не сплюнул. – Се-мей-ные дела? Это что еще за хрень, мать вашу? Слиться хочешь? Я правильно понял? Охренеть! За что, по-твоему, мы тебе деньги платим? Не за то, чтоб ты сидел дома и держал свою бабу за ручку. Нет уж, старик. Ты поедешь с нами и будешь рисковать так же, как мы с Ларсом Уве. На кону куча бабла. Ты не можешь нас подвести, заруби себе на носу!

Стейнар наклонился и пробормотал что-то, что двое других приняли за согласие. Но сам он напряженно думал, как бы из всего этого выпутаться, не спугнув остальных. Угрозы Кристиана в последнее время участились. И Стейнар боялся гнева шахтера. Не факт, что тот позволит ему просто так выйти из дела.