Текст книги "Плененный любовью"

– Что?

Джон покачал головой и фыркнул.

– Сам увидишь.

Глава 5

Грегор слишком устал, чтобы обращать внимание на таинственные намеки брата. Он заснул сразу, как только его голова коснулась подушки.

Но вместо расслабленного и умиротворенного (а он точно был бы таким, если бы Мэри появилась в амбаре) его сон оказался тревожным и беспокойным. Ему снились пляшущие золотисто-карие глаза, тонкие темные брови, вздернутый нос и капризный рот. Капризный рот и нежные, темно-алые губы, обхватывающие его, ласкающие…

Ночь разорвал крик, пронзавший уши, словно ледяные стрелы. Грегор вскочил, все сладострастные видения, завладевшие его телом, мгновенно охладил шок.

Его первой мыслью было, что у Кейт случился очередной кошмар. Первые пару лет в Динлионе они часто ее преследовали, но со временем это случалось все реже. Но крики Кейт были криками ужаса, а не пронзительными завываниями банши[4]4
  Банши (англ. banshee, от ирл. bean sídhe – женщина из Ши) – персонаж ирландского фольклора, женщина-призрак, которая согласно поверьям является возле дома обреченного на смерть человека и своими ужасными стонами и рыданиями оповещает его о грядущей смерти.


[Закрыть], которые все продолжались и продолжались, пока он не почувствовал, что череп сейчас взорвется.

Это не Кейт, понял он. Тогда что это, черт возьми, такое?

К тому времени как первый вопль сменился вторым, на этот раз более долгим и, если такое возможно, пронзительным, Стрела уже выбрался из постели и натягивал штаны. Он распахнул дверь и как раз собирался постучать в дверь спальни брата, когда та внезапно распахнулась. Из темноты появилась призрачная фигура в белом и двинулась в его сторону.

Инстинктивно, чтобы не быть растоптанным, он схватил приближавшееся привидение. Прикосновение его потрясло. Его обдало волной напряжения, словно по венам потекла расплавленная лава, горячая и густая. Нервные окончания вспыхнули, чувства обострились, а жар… жар просто захлестнул его.

Это был не призрак. Вполне реальное тело, прижавшееся – нет, вдавившееся в него, – оказалось женским. Может, необычно твердым и удивительно крепким для девушки, но все же, несомненно, гладким и нежным.

«Кейт».

Ее вздох удивления смешался с его стоном чего-то гораздо более примитивного. Желания. Неприкрытого, физического, примитивного желания, охватившего его и никак не отпускавшего.

Она подняла голову, и их взгляды встретились в полутьме. Грегор увидел ее смущение, ее невинность и ее страсть. Ее очень женскую страсть.

На мгновение он видел только это. Связь была такой сильной, такой инстинктивной, что, казалось, все остальное исчезло. Пронзительный визг. Время. Место. Голос рассудка. Его мысли превратились в темную воронку желания, ведущую только к женщине в его руках.

Он хотел утонуть в ней. Прижать ее к стене, накрыть ее губы своим ртом и отдаться бушующей внутри страсти. Он не понимал, что, черт подери, такое с ним происходит. Контроль, которым он всегда обладал, покинул его. Он спятил.

Рука, обнимавшая Кейт за талию, инстинктивно сжалась, притягивая ее еще ближе. Она распахнула глаза, без сомнения, почувствовав то же, что и Грегор. Слившиеся вместе тела, ее грудь, прижатая к его груди, ее живот, уткнувшийся в его чресла, их сплетенные вместе ноги. Каждая часть совпадала точно, идеально.

Черт, это было невероятно. Она была невероятной. Жар начал опускаться вниз, набухая в паху, заставляя его естество напрячься в возбуждении.

Каждый мускул закостенел от борьбы с бушевавшими внутри желаниями. Приступ похоти накатил так стремительно и сильно, что сдержать его казалось невозможным, особенно для человека, которому никогда раньше не приходилось сдерживаться. Грегору всегда все давалось легко, может, даже слишком легко. Если он хотел женщину, то просить никогда не приходилось.

Но в этот раз все было по-другому. Он не помнил, когда в последний раз хотел женщину так сильно. Должно быть, какое-то извращенное чувство заставляет хотеть Кейт именно потому, что ее он не может получить.

Он не может ее получить. Голос рассудка пронзил охвативший его туман.

Но Грегору все равно не хотелось ее отпускать. Как может что-то настолько приятное оказаться настолько неправильным?

Кейт хотела, чтобы его поразило молнией, но вместо этого сама почувствовала, словно весь ее мир перевернулся с ног на голову.

Все, что она знала о любви, было почерпнуто из романтических историй и рыцарских романов. Ее сердце тихо трепетало от мысли о сладком и нежном прикосновении губ, первом чистом целомудренном поцелуе. Поцелуе, который рыцарь дарит своей даме после того, как выигрывает турнир в ее честь. Именно так она себе все и представляла. Только это она знала.

Но когда Грегор обхватил ее и прижал к себе, эта картина растаяла навсегда. В том, что она почувствовала, не нашлось места ничему романтичному или целомудренному. Желания ее тела были не осторожным трепетом, а мучительной бурей, горячей, мощной и, может, немного, а может, и очень жестокой.

Вспыхнувшие в голове видения были не о галантных рыцарях, склонившихся над рукой прекрасной дамы и заявлявших о вечной любви, а о темных душных комнатах и обнаженных конечностях, сплетенных вместе под одеялами.

Господи боже, он голый. Ну или скорее полуголый. И учитывая, что на ней была только тонкая льняная ночная сорочка, ощущение его мощной груди, прижавшейся к ней, оказалось ни с чем не сравнимым. Кейт чувствовала жар и слабость по всему телу.

Когда Грегор схватил ее, она инстинктивно положила руки ему на плечи, где они и остались, слившись с гладкой обнаженной кожей и твердыми выпуклыми мышцами. Он был такой теплый. Ей хотелось утонуть в нем и никогда его не отпускать.

Кейт знала, что он сильный и мощный, но видеть собственными глазами это совсем не то, что знать. Такого рода знания никогда не смогут быть забыты.

Грегор был выкован, как боевое орудие, весь – длинные твердые мускулы и крепкие жилы, ни грамма плоти не оставалось свободным. Плечи были прямыми и широкими, руки – большими, с округлыми мышцами, талия – узкой, а живот – изборожден линией за линией тугих тросов. Он был твердым как гранит и при этом невозможно теплым, почти горячим. Особенно там, где соприкасались их тела.

Ей тоже стало горячо, кожа нагрелась и обрела странную чувственность. Кейт ничего подобного раньше не испытывала. Ощущения – собственные мысли и желания – поразили ее. Смутили ее. Заставили почувствовать, словно она видит его в первый раз.

Она не могла себе представить, что с ней могут сделать вид и прикосновение обнаженной мужской груди. Не могла представить поток тепла, охвативший ее тело. Тяжесть в груди. Безошибочный трепет между ног и странную влажность. Она не представляла себе желания провести руками по чьему-то телу, желания почувствовать крепкие ребра и выступающие мышцы, натягивающиеся под ее пальцами.

Но обнаженная грудь Грегора влияла на нее именно так.

Она была такой же идеальной, как и все остальное в нем, отливавшая теплом и золотом от единственного факела, освещавшего коридор. Как кому-то может так повезти? Словно Господь решил произвести мужчину, способного поставить на колени любую женщину.

Кейт хотела Грегора Макгрегора с того самого момента, как увидела его смотрящим в колодец. Но теперь это было желание совсем другого рода, гораздо более сильное. Это было желание женщины обладать мужчиной, шедшее не от сердца, но откуда-то глубоко изнутри, непреодолимое желание. Такое желание могло заставить женщину потерять рассудок и гордость.

До этого момента Кейт никогда не понимала, что могло заставить ее мать – безупречную леди во всех отношениях – сделать то, что она сделала. Сейчас ей стало ясно, как легко можно потеряться в мужских руках.

Грегор тоже это почувствовал?

Когда их взгляды встретились, Кейт увидела мириад чувств, промелькнувших по его лицу, ни одно из которых она не могла расшифровать.

Вопли закончились так же внезапно, как и начались. Но одно долгое мгновение ни один из них не шевелился.

– Грегор, я…

Кейт не знала, что говорить. Ее эмоции были слишком сильными, чтобы выразить их словами.

Грегор отпустил ее так неожиданно, что ее ногам едва хватило времени, чтобы прийти в себя.

– Что это за звук?

Кейт моргнула. Вопрос был таким приземленным, его выражение – таким безразличным, что если бы она тут не стояла, то никогда бы не догадалась, что минуту назад он держал ее так, словно никогда не отпустит.

Ей показалось, что ее ударили стенобитным тараном. Ее тело все еще горело от возбуждения – кожу покалывало, грудь напряглась, живот трепетал – а Грегор был спокоен и безмятежен, как всегда. Даже без одежды!

Он что, ничего не почувствовал? Это яростное притяжение было полностью односторонним? Только с ее стороны? Его ничто не задело?

Кейт уставилась на него, стараясь рассмотреть в темноте выражение его лица. Но этот раз она заметила сжатый рот, стиснутые кулаки и напряженные плечи. Его мышцы тоже, каждая идеально сложенная, казались слегка окостеневшими и неподатливыми. Как у человека, пытающегося себя контролировать. Держать себя в руках.

Она прищурилась. Может, Грегор не такой уж невозмутимый, каким хочет казаться?

Словно прочитав ее мысли, он нахмурился:

– Иди в свою комнату, Катерина. Я выясню, что это за крики.

Она прикусила губу и примирительно улыбнулась.

– В этом нет необходимости. Это Мадди. У нее болят уши, и иногда она просыпается.

Он выгнул бровь.

– Иногда?

Примирительная улыбка скривилась.

– Иногда – каждую ночь.

Грегор застонал и вцепился пальцами в волосы. На его предплечье была какая-то отметина, но не это заставило Кейт с силой втянуть воздух. Всемилостивый боже! То, как сгибались мышцы его руки…

Ее сердце замерло и ушло в пятки.

– И ничего нельзя сделать? – спросил он.

Она оторвала взгляд от огромного бицепса и постаралась ухватиться за связную мысль в голове.

– Ну, лекарь дал нам припарки. И теплое одеяло, кажется, помогает. Но, судя по звукам, у Лиззи все уже под контролем. Она спит в комнате с ней.

Грегор бросил на нее резкий взгляд. Очевидно, что-то из сказанного ему не понравилось.

– А с кем спишь ты, Катерина? Почему ты вышла из спальни Джона?

Кейт понадобилось время понять, что он имеет в виду. Когда она догадалась, то смогла только уставиться на него, разинув рот. Грегор решил, что они с Джоном?..

Она выпрямилась. Да как он смеет! В отличие от некоторых личностей в этом коридоре она не ложилась в постель с первым, кто попадется под руку. Это не она весь вечер кормила Мэри чуть не с ложки. Причем едой, которую Кейт так старательно выбирала, включая особые сахарные бисквиты с корицей, которые испекла сама. Все, что нравится ему. Приготовлено идеально. Не то что бы он, черт его дери, заметил. Как же, когда его лицо весь вечер было у Мэри в декольте!

Обычно Грегор не демонстрировал так свои связи, но на этот раз все было по-другому. Словно он хотел, чтобы все заметили.

Теперь настала очередь Кейт сжать кулаки. Больше всего на свете ей хотелось сказать ему, что именно она думает о его обвинениях, но слова матери (и леди Марион) снова всплыли у нее в сознании:

«Леди не устраивают скандалов, Кэти. Сварливые женщины никому не нравятся».

Очевидно, мужчинам нравятся хихикающие дурочки с большой грудью! Но Кейт сохранила недобрые мысли по поводу вдовы при себе.

Улыбка Кейт была такой натянутой и кривой, что она боялась, как бы не лопнуло лицо.

– Я перебралась сюда, чтобы освободить комнату для детей. Джон спал в твоей спальне, пока Мадди не заболела, а теперь решил, что предпочитает барак.

– Значит, ты спишь в…

– В комнате рядом с твоей, да, – закончила она. Чего он так разозлился? – Что-то не так?

Мышцы под челюстью начали дергаться, но Грегор покачал головой.

– Нет.

Кейт нахмурилась.

– Ты в порядке? Ты говоришь так, словно у тебя что-то с горлом. О господи, надеюсь ты не подцепил…

– Я в порядке, – прорычал он, ухватив за запястье руку, потянувшуюся к его лбу.

Грегор отвел ее руку назад и отпустил, но Кейт по-прежнему чувствовала на запястье отпечаток его руки, словно оковы.

– Ты не в порядке, ты злишься. Если это из-за спален или из-за того, что ты меня обнимал…

– Я тебя не обнимал, черт возьми!

Кейт старалась не улыбаться, но его реакция так ее обрадовала, что она не сдержалась. Если он ничего не почувствовал, то не стал бы так злиться.

Значит, он все же заметил! Может, ему это и не понравилось, но он заметил!

– Не обнимал? – невинно спросила она. – Я могла бы поклясться, что твои руки были у меня на талии, а моя грудь прижималась к тебе добрых три минуты…

У него потемнело лицо.

– Кейт…

Вняв предупреждению, она ухмыльнулась и скользнула назад в свою спальню. Кейт своего добилась.

– Спокойной ночи, Грегор. Сладких снов, – не удержавшись, добавила она, захлопнув дверь перед его носом.

Дверь была толстой и крепкой, но Кейт все же услышала, как он выругался и ушел.

Она плюхнулась на кровать и с широкой улыбкой уставилась на деревянные балки и перекрытия потолка, освещенные лунным светом.

В конце концов, Кейт не собирается ждать удара молнии. Нет, она собирается устроить небольшую собственную грозу. Она может позволить себе быть терпеливой, а дети не могут. Грегор им нужен. Он это поймет… скоро.

Глава 6

Зимой дни короткие, и солнце еще не встало, когда Грегор проснулся от звуков, доносившихся из зала внизу. Хотя «проснулся» предполагало, что он спал, а за последние несколько дней это было редкой драгоценностью.

Дело было не в плаче Мадди (который значительно утих с тех пор, как Грегор устроил так, чтобы с ней оставался лекарь), а в беспокоивших его собственных снах. Непристойных снах. Порочных снах. Снах, от которых он просыпался, горячий и возбужденный, балансируя на краю реальности. Черт, он столько раз за эту неделю играл с собой, что снова почувствовал себя шестнадцатилетним подростком!

С той самой ночи, как Кейт оказалась в его руках, его неконтролируемая страсть к ней стала только хуже. Намного хуже. Девчонка, казалось, делала все возможное, чтобы довести его до ручки. Полностью свести с ума. Дразнила его. Искушала. Мучила его влечением, которое даже не пыталась скрывать. Но возвращение домой должно было дать Грегору покой, вернуть концентрацию, а не полностью ее разрушить!

Он делал все возможное, чтобы избегать ее, но при небольших размерах Динлиона это было практически невозможно. Кейт беспокоила его по пустякам, запирался ли он в своем кабинете, прятался в конюшне или тренировался во дворе с мужчинами. Единственный раз он побыл в покое, когда выехал со своими людьми повидать отдаленных членов клана.

Грегор, конечно, не впервые стал мишенью не слишком скрываемых притязаний юной девицы, угождающей всем его желаниям, очаровывающей улыбками, случайно к нему прикасавшейся при любой возможности. Он был объектом этих игр и ухищрений с подростковых лет. Он видел их насквозь и знал, что с ними делать.

Обычно. Но с Кейт все было по-другому. С ней он, может, все и видел насквозь, но от этого не переставал ее хотеть. Она была единственной, кому ему когда-либо приходилось сопротивляться, и это оказалось значительно сложнее, чем Грегор мог себе представить.

Дважды он пытался организовать другие развлечения, и дважды они срывались. Один раз несколько людей неожиданно возвратились в бараки, и один раз слуги решили разобраться в кладовой (вечером, что было странным временем для работы по дому).

Динлион был чертовски мал, и мест для уединения имелось немного. Был, конечно, еще кабинет, но с комнатой Кейт прямо по соседству…

Он чувствовал себя неудобно. Осознавая ее нежные чувства, он всегда старался быть по возможности осмотрительным в своих отношениях с другими женщинами, пока оставался дома. Но он не знал, сколько сможет выдержать в таком состоянии. Вымотанный и на грани – это еще мягко сказано.

Если бы не воскресенье, Грегор натянул бы на голову подушку и снова заснул.

Воскресенье. Черт возьми, он должен был отправляться к мессе в деревню. Со смиренным стоном Грегор бестолково нашарил штаны. Он мог умыться и одеться практически во сне. Последние семь лет на войне научили его быть готовым в мгновение ока, и его движения были привычно механическими. Пригоршня холодной воды на лицо, быстро обтереть тело, паста из мяты и соли и полоскание из белого вина для зубов, гребень для волос (когда был под рукой), туника, чулки, штаны, накидка, плед, все аккуратно сложенное (чего он совершенно не помнил), и сапоги. Сапоги…

Грегор снова поглядел на подножие кровати. Проклятье, куда, черт возьми, подевались сапоги?

Распахнув дверь, он уже собирался позвать кого-нибудь из слуг, когда Шимус, сын местного вождя, за которым Джон согласился приглядеть и который иногда исполнял обязанности его оруженосца, поспешил вверх по лестнице с пропавшими сапогами в руках.

– Простите, милорд. Вы, вероятно, их ищите. Я должен был вернуть их до вашего пробуждения.

Грегор забрал сапоги у него из рук, заметив, что они больше не покрыты грязью.

– Ты их почистил?

– Да. Кейт подумала, что к мессе вы захотите отправиться в чистых.

– Да неужели? – Как чертовски предусмотрительно с ее стороны! То, как она предугадывала каждое его желание, совершенно сбивало его с толку.

Мальчишка отступил.

– Я сделал что-то не так? Мне следует в следующий раз спросить вашего брата?

Грегор стиснул зубы.

– Это не сапоги Джона, черт подери, они мои.

Это он лэрд!

Мальчишка вытаращился, и Грегор выругался, поняв, как это прозвучало. Вот до чего он дошел. До высокомерия! Он в жизни не был высокомерным – до этого дня. Но каждый раз, стоило ему обернуться, он слышал: «Кейт велела то», – или – «Джон это уже сделал», – или еще хуже: «Джон и Кейт этим займутся». Вместе!

В отсутствие Грегора Джон явно проявил себя надежным хозяином, а Кейт практически безошибочно управлялась с домашними обязанностями его матери. Сказать по правде, девчонка справлялась даже лучше: нигде не было ни пятнышка, еда улучшилась, запасы урожая увеличились. Согласно стольнику, Кейт могла выторговать сделку у самых прижимистых торговцев и поставщиков. Наверно, донимала их, пока они не сдавались – качество, с которым он был знаком не понаслышке. Она уподоблялась как осадному орудию, когда чего-нибудь хотела.

Грегор должен бы радоваться, что все сложилось так прекрасно. Он никогда не хотел становится лэрдом и не предназначался для этой работы. Он был доволен, что может сосредоточиться на войне, зная, что о клане кто-то заботится. Правда. Но нелегко оказалось привыкнуть быть лишним в собственном доме.

– Простите, – нервно повторил Шимус.

Грегор выругался. Он не должен был вымещать свое раздражение на парне.

– Нет, это ты прости меня, парень. Я сегодня в дурном настроении. Ты отлично справился, спасибо.

Мальчишка просиял и уже собирался убежать, когда соседняя дверь отворилась, и из нее показался источник дурного настроения Грегора, свежий и бодрый, и слишком, черт побери, очаровательный для его не слишком мирного рассудка в очередном плотно облегающем наряде – на этот раз темно-синем.

Она весело на него посмотрела. Ей обязательно быть такой бодрой?

– Что-то случилось? Я слышала крик.

– Ничего, – ответил Грегор, а Шимус продолжил:

– Я просто вернул лэрду сапоги.

Кейт улыбнулась. С каких пор у нее появились чертовы ямочки?

– Мы хотели тебя удивить.

– У вас получилось, – сказал Грегор. Он повернулся к Шимусу и добавил: – Можешь вернуться к своим обязанностям, парень. Передай моему брату, что мы скоро отправимся.

Кейт озабоченно изучала его лицо.

– Ты уверен, что все в порядке? Ты очень беспокойно вертелся и метался, когда я принесла тебе одежду…

– Когда ты что? – взорвался Грегор, сделав шаг к ней, прежде чем вспомнил, насколько это глупо.

Господи, как хорошо она пахла! Многие женщины использовали вереск, чтобы ароматизировать мыло, но ни одна из них не пахла так хорошо! Ни одна не вызывала желания уткнуться носом ей в шею и вдыхать ее аромат.

Вместо того чтобы испугаться его гнева, Кейт подняла голову и улыбнулась.

– Выстиранную, вычищенную и сложенную. – Она покивала. – Я вижу, ты по-прежнему раскидываешь все по полу.

То ли от того, что она столько знала о его привычках, то ли от того, что была в его комнате, пока он спал, но он почувствовал, как на него надвигаются стены. Нет, на него надвигается она, и ему это не нравится. Ему захотелось сорваться, как было каждый раз, когда женщина пыталась командовать им и загнать его в угол.

– Держись от моей спальни подальше, Кейт, особенно когда я сплю.

Она нахмурилась.

– Почему?

– Потому что так полагается, черт подери!

Кейт подняла бровь.

– Полагается? Я ведь тебе как дочь или сестра. Ведь так?

Черта с два! Она была…

«Умно». Грегор остановился, поняв, чего она добивается: заставить его признать что-то, чего он не желает признавать.

Он не может позволить Кейт продолжать эту игру. Пора разорвать узлы, которыми девчонка его связала. Она слишком разошлась после того, что он по недосмотру показал ей той ночью. Но он играет в эти игры намного дольше, чем она.

Грегор медленно улыбнулся.

– Да, ты права.

Она моргнула.

– Правда?

– Может, не отец – я не такой уж старый – но определенно старший брат. – Кейт выглядела шокированной. Он пожал плечами, словно тут больше не о чем говорить. – Я просто пытаюсь оградить тебя.

Она неуверенно сглотнула. Если бы ее близость не оголяла каждое нервное окончание его тела, он бы этому обрадовался.

– Оградить от чего?

Он одарил ее самой лучшей коварной улыбкой.

– От зрелища, которое может шокировать твой девичий взор, в случае если у меня будет компания.

Кейт потрясенно втянула воздух – эта мысль точно не приходила ей в голову. Но если Грегор думал, что ее так легко обескуражить, то он ее явно недооценил. Девчонка слишком упряма и самоуверенна. Напротив, как показало ее приключение у реки, она не бежала от драки, даже если шансы были не в ее пользу. А поставить на него было точно плохой затеей.

Потрясенный вид испарился, и державший его взгляд стал гораздо более понимающим и упрямым, чем ему хотелось бы.

– В замке очень мало мест для уединения, Грегор. Уверена, у тебя нет ничего, чего бы я ни видела раньше. – Взгляд, окинувший его торс и напомнивший, что именно она видела, был прищурен и, кажется, не слишком впечатлен. Хотя какого черта его это задевало, он не знал. Он не хотел, чтобы она восхищалась его строением. Но с кем она, черт подери, его сравнивает? За последние годы он, конечно, прибавил в весе, но это все мышцы и…

Он остановился. Господи, что она с ним делает?

– Хотя ради спокойствия детей… – прибавила Кейт. – Надеюсь, тебе удастся свести свою «компанию» к минимуму.

Она снова это сделала? Заставила его защищаться. Почувствовать себя полным болваном. Распутным болваном.

С кем он ложится в постель – это его дело. Грегор не обязан ей ничего объяснять. Он может привести женщину в свою спальню, если захочет.

Но, черт подери, это ее обидит, и что-то внутри него восставало против этой мысли.

Слова Кейт, однако, напомнили ему о другой проблеме. Каждый раз, когда он пытался поговорить с ней о «детях», она находила отговорки. Кажется, единственным способом избавиться от нее, было объявить, что он находился на смертном одре со стрелой в горле, в то время как был зачат Эдди, и патрулировал Западные острова, разыскивая Джона Лорна в те месяцы, когда была зачата Мадди.

– Кстати о детях, ты уже устроила, чтобы их забрали…

– А вот и они, – перебила Кейт. Он практически слышал облегчение, вызванное очередным избавлением от необходимости обсуждать этот вопрос при появлении Этти, Лиззи, черноволосого жулика, ребенка, обладавшего способностью писаться каждый раз, когда Грегор оказывался поблизости, и банши в обличие светловолосого младенца. – Нам стоит отправляться, если не хотим, чтобы отец Роланд сердился на нас за опоздание.

Она попыталась скрыться, но Грегор поймал ее за руку.

– Разговор еще не закончен, Кейт.

Она взглянула на него, и от чего-то в ее выражении, черт, от всего в ее выражении, ему захотелось ее поцеловать.

– Нет. – Ее глаза смотрели испытующе. – Нет, не закончен.

Грегор бы, может, и порадовался ее покладистости, если бы не знал, что она говорит не о детях.

Он не знал, что Кейт там себе напридумывала, но она ошибается. И с каждым днем становилось все понятнее, что так или иначе ему придется ей это доказать.

Компания. От одного этого слова уверенность Кейт пошла трещинами. Он же не притащит женщину в свою спальню… правда? Однако, учитывая, что Грегор с той ночи в коридоре отказывался признавать свое к ней влечение, Кейт начинала подозревать, что может и привести.

Кажется, ей придется приложить всю свою бдительность и изворотливость, пока Грегор не будет готов принять то, что между ними происходит.

Во время долгой «доступной» проповеди отца Роланда, звучавшей больше на гэльском, чем на латыни, Кейт полностью погрузилась в мысли, как уберечь его от самого себя. По какой-то иронии судьбы сегодня священник вел беседы о целомудрии и привел в пример монахиню, которая выколола себе глаза и послала их королю, чтобы только не быть предметом его страсти (Кейт полагала, что в этом было бы больше смысла, если бы король выколол глаза себе), до тошноты все тянул и тянул пассажи из Евангелия (на латыни), которых она не понимала.

Не приходилось удивляться, что Грегор решил усесться за несколько скамей от нее и детей. Он был непреклонен в стремлении избавиться от них, и Кейт все сложнее и сложнее убеждать себя, что он передумает. Но поскольку она тоже не собиралась менять своего мнения, они оказались в тупике.

Терпение – напомнила она себе. Но было тяжело. Во всех отношениях. Не только из-за детей, но и ждать, когда Грегор признает происходящее между ними – особенно со всеми этими женщинами, за которыми надо следить.

С тяжестью на сердце Кейт наблюдала, как после окончания мессы женщины тут же налетели на него как саранча. В прошлые три дня в Динлионе было то же самое, как только новости о прибытии красавца достигли маленькой деревушки и ее окрестностей. Приезд Грегора всегда вызывал ажиотаж, и женщины являлись в Динлион, чтобы увидеться с лэрдом под любыми, самыми нелепыми предлогами.

Он воспринимал внимание как должное. Улыбался, флиртовал и был очарователен с каждой из них. Со всеми, кроме Кейт, и в первый раз это ее задевало. Она ревновала. И не важно, сколько раз Кейт повторяла себе, что эти женщины для него ничего не значат – ей так и не удавалось заглушить тихий голосок, напевавший, что и она не более ценна для Грегора.

И все же Кейт вспоминала слова леди Марион: «Будь терпеливой, милая. Эти женщины ничего не стоят. Когда он найдет подходящую женщину, будет верен ей всегда». Но отношения Грегора с неподходящими женщинами и были проблемой. Его мать догадывалась о чувствах Кейт и, пытаясь ее подбодрить – ничто бы так не порадовало ее, как увидеть их вместе, – рассказала ей о том, что случилось с женой его брата. Как та женщина использовала Грегора, чтобы заставить старшего брата ревновать и сделать ей предложение.

Кейт вышла с Джоном наружу, где в церковном дворе собрались жители деревни, наслаждавшиеся солнечным зимним утром. Один из сыновей магистрата – Фаркуар, вспомнила она, – остановился поговорить с Джоном, и Кейт воспользовалась возможностью оглянуться на Грегора, который все еще оставался в церкви, пытаясь выбраться из толпы.

Увидев, с кем он разговаривает, Кейт пожалела, что посмотрела. Она напряглась и стиснула зубы. Шинейд Макиан, обожаемая дочь богатейшего в округе вождя, подружилась с Кейт, когда та впервые появилась, но быстро бросила ее, когда стало понятно, что эта дружба не сблизит ее с Грегором.

Светловолосая, голубоглазая, с округлостями во всех нравящихся мужчинам местах, Шинейд была едва ли не самой красивой женщиной в Шотландии. И поэтому она полагала, что предназначена для Грегора. В том, что он сам был с этим не согласен, Шинейд винила Кейт, хотя та ни разу не сказала против нее ни слова (хотя слов у нее имелось предостаточно).

Отвернувшись от девицы, которая годами старалась сделать ее жизнь невыносимой, Кейт с радостью увидела, что Пип болтает с несколькими деревенскими ребятами. Включая Уилли. Этти держала Эдди под контролем, но Лиззи выглядела совершенно измотанной с извивающейся Мадди на руках, так что Кейт предложила ненадолго ее освободить. Найдя на задворках церкви небольшой свободный уголок, она отпустила малышку побегать, а потом подхватила ее и закружила, пока они обе не раскраснелись от смеха.

– Как мило.

При звуке насмешливого голоса Кейт замерла. Крепко прижав Мадди к груди, словно стараясь защитить от яда, она обернулась к Шинейд. Рядом с ней, как всегда, стояла пара подружек. Элис и Дирдре говорили редко, их задачей было просто поддакивать Шинейд.

– Что ты с собой сделала Катерина? – Большие голубые глаза Шинейд разглядывали ее наряд. – Тебе удалось найти приличное платье? После того что ты сотворила с Дугалом Макнабом, я ожидала увидеть тебя в доспехах и с мечом. – Она рассмеялась, но в презрительном тоне не было ничего забавного. Как по команде, Элис и Дирдре захихикали.

Шинейд всегда находила способ заставить Кейт чувствовать себя неловко и неженственно и знала это. Дорогие наряды Шинейд украшали ряды лент и вышивки, волосы были завиты и искусно уложены, кожа выглядела, словно она купалась в молоке, а под ногтями не нашлось бы ни пятнышка грязи. Она была мягкой и пышной, как аппетитное пирожное, тогда как Кейт выглядела твердой и жилистой, как кусок вяленого мяса.

Глядя на Шинейд, Кейт видела все, чем не была и не могла стать снаружи. Но под красивой внешностью Шинейд скрывалась самодовольная, избалованная и злая девица, и любой, кто этого не видел, был дураком. Мясо, может, и не так привлекательно, но от него больше проку.

Кейт надоело, что другая женщина заставляет ее чувствовать себя несчастной.

– Чего тебе надо, Шинейд? Ты же видишь, я занята.

При взгляде на Мадди губы Шинейд неприязненно скривились.

– С одним из ублюдков? Понять не могу, как ты пустила их под свою крышу. Если бы я была хозяйкой дома, то отправила бы их подальше.

При слове «ублюдок» и знакомом презрении Кейт вышла из себя. Презрении, которого она вдоволь навидалась в детстве.

– Но ты в доме не хозяйка, и, судя по всему, ею не станешь, так что это не твое дело.

Щеки Шинейд вспыхнули от злости, а выражение лица потеряло всю напускную невозмутимость.

– Ты так в этом уверена? Несколько минут назад у меня сложилось совсем другое впечатление. Я бы сказала, лэрд был весьма заинтересован в более близких отношениях.

От акцента Шинейда на слове «близких» у Кейт все сжалось внутри. «Он не станет!»

– Очень в этом сомневаюсь.

– Почему? Ты же не думаешь, что он предпочтет играющую в войну девчонку – в какое бы платье она не нарядилась – женщине вроде меня.

Кейт сжала кулаки. Ее умение пользоваться мечом и постоять за себя не делает ее мальчишкой. Но жало Шинейд попало в крошечный уголок ее женского тщеславия.