Текст книги "Туз червей"

На этот раз Левий тихонько усмехается. Он ставит на стол свой стакан, опускает взгляд на мою руку и загадочно мне улыбается.

– Да уж, такая невероятная у нас жизнь.

Я пожимаю плечами, сдерживая желание опустить взгляд на его непристойный рот.

– Это да. Даже верится с трудом.

Он пристально и с интересом смотрит на меня, накрывая мою руку своей. В ответ я лишь спокойно улыбаюсь, наслаждаясь своей маленькой игрой. Кто сказал, что я не могу немного повеселиться? Я обещала быть его фальшивой невестой, а не идеально себя вести.

Наконец он очень медленно убирает мою руку со своего бедра. Лаки спрашивает, продолжаю ли я танцевать стриптиз и во время беременности, и этот вопрос злит Ли Мей. Пользуясь заминкой, Левий наклоняется и холодно шепчет мне на ухо:

– Что за игру ты затеяла?

– Не понимаю, о чем ты, – говорю я, словно воплощение невинности.

Я сдерживаю дрожь, что пробегает по моей спине, когда его горячее дыхание касается моей шеи:

– Ну, допустим, о твоей руке у меня на бедре.

– А что, тебе не нравится?

Не знаю, что на меня нашло. Правда в том, что мне скучно и меня ужасно влечет к Левию. Мы оба взрослые и оба не против. Что плохого в небольшом флирте?

Мой фальшивый жених довольно долго не шевелится, а затем отклоняется назад и улыбается мне. Сначала я думаю, что он собирается меня поцеловать, прямо у всех на глазах, но мое тело в унижении застывает, когда он легко касается губами моего виска и говорит:

– Прости, lyubimaya. Но ты не в моем вкусе.

Глава 8. Июнь. Лас-Вегас, США. ЛЕВИЙ

Все идет просто идеально.

Мы с Томасом по-прежнему в игре. Роза продолжает меня тренировать в мое свободное время. По вечерам я практикуюсь самостоятельно, сидя в своей комнате с включенной музыкой, тогда как она тем временем исчезает неизвестно куда. Наверное, растрачивать свою первую месячную зарплату.

Всякий раз, видя Тито, я вживаюсь в роль, которую начал играть с самого начала турнира. Как правило, в такие моменты я оказываюсь в компании Розы. Я так часто стал брать ее за руку, что это уже вошло в привычку. Мы притворяемся идеальной парой, одновременно и до тошноты миленькой, и слишком непристойной для того, чтобы выходить в люди. Если вначале Тито сомневался, то с каждым днем я все больше замечаю, что его взгляд меняется. Он начинает верить.

В его защиту скажу, что наша актерская игра столь хороша, что умудрилась посеять сомнения во мне самом. Это о чем-то да говорит.

Вряд ли по ночам Тито удается заснуть раньше чем в три часа утра, когда автоматически отключается моя звуковая система. Мои наушники с шумоподавлением – это настоящее спасение. Я купил такую же пару Розе, пусть даже ее комната находится в другом конце номера. Томасу же плевать: он засыпает уже через три минуты.

По ежедневным темным кругам Тито я понимаю, что это дает свои плоды. Я также слежу за тем, чтобы всякий раз, когда я оказываюсь рядом с ним, в моей руке был стакан с алкоголем. Он презрительно косится на меня, но я его игнорирую, внутренне злорадствуя. Меня чертовски это веселит.

– Осторожнее! – вскрикнула вчера Роза, подхватывая меня, когда я, пошатываясь, шел по лестнице. – Amore mio[16]16
  Любовь моя (итал.).


[Закрыть], тебе пора завязывать с выпивкой…

– Все под контролем.

– Пожалуй, тебе стоит прислушаться к своей жене, – вмешался Тито, злобно скривившись.

Роза окинула его таким мрачным взглядом, что я едва не засмеялся. Вместо этого я выпрямился, покачнувшись на пятках, и обхватил ее за плечи рукой.

– Я справлюсь.

Роза помогла мне дойти до лифта, и все это время я чувствовал между своих лопаток прожигающий взгляд Тито. Когда двери лифта закрылись, я с максимальным достоинством, на которое был способен, выпрямился, и мои губы изогнулись в усмешке.

– Ну как я?

Роза закатила глаза, плохо скрывая свое веселье.

– Не понимаю, зачем ты так сильно из-за этого паришься. Это по-идиотски.

– Немного веселья мне не помешает.

Чем больше Тито будет верить, что я ушел в разгул, начал пить, трахаться и развлекаться, тем больше он ослабит бдительность. Затем Роза спросила, правда ли мне все это нужно ради победы.

– Я думала, ты человек чести.

Ее слова задели меня за живое. Моя улыбка испарилась, и я коротко ответил:

– Честь – штука двусторонняя.

Я не собираюсь относиться к подобному психу с уважением. К человеку, который сперва предал мою семью, а затем уничтожил ее и бросил на произвол судьбы, глумясь, что он выше их. Мое благородство заключается в том, что я отказываюсь победить его жульничеством, хотя бы ради того, чтобы доказать моему покойному отцу, что я лучше их обоих, но на все остальное… мне плевать.

Сегодня утром у меня запланирована фотосессия. Ненавижу фотосессии. Мне не нравится позировать под пристальными взглядами двадцати глаз. Фотограф несколько раз просит меня улыбнуться, но безрезультатно. Через полтора часа вмешивается Томас, держа в руке мой телефон.

– Тебе лучше ответить на звонок.

– Я занят.

– Это Березники.

В то же мгновение я застываю. Томас не говорит этого прямо, но я тут же понимаю: это звонок из тюрьмы.

Ни секунды не колеблясь, я подхожу к нему и, схватив телефон, пытаюсь улизнуть. Фотограф пробует меня задержать, но я его не слушаю. Я выхожу на улицу и нахожу тихое место у бассейна. Делаю глубокий, полный ужаса вдох и подношу телефон к своему уху.

– Алло.

– Здравствуй, сынок, – по-русски здоровается мама. – Я тебя не отвлекаю?

Не плакать, не плакать, не плакать.

Прошло уже десять лет, но до сих пор это – худшее из того, что мне когда-либо пришлось пережить. Не проходит ни дня, ни ночи, чтобы я не задавался вопросом, что она делает, как у нее дела и жива ли она. Каждый раз, когда звонит мой телефон, я боюсь, что мне объявят, что она умерла в результате несчастного случая.

Надеясь, что в моем голосе слышится улыбка, я продолжаю, радуясь возможности поговорить с кем-то на родном языке:

– Вовсе нет. Рад тебя слышать. Как дела?

Отец всегда говорил мне, что я «маменькин сынок», и это был вовсе не комплимент. Он знал, что я любил ее больше, чем его. Он терпеть этого не мог… и почему-то я уверен, что за это маме доставалось от него больше, чем за что-либо еще.

– У меня все хорошо. Не выхожу за рамки, – слабо шутит она, и я понимаю, что, как и всегда, она пытается меня успокоить. – Не терпится выйти отсюда.

– И мне. Всего два месяца…

Я считаю дни. Я считаю их уже десять лет.

– Ты хорошо питаешься? – спрашиваю я, обеспокоенный слабостью ее голоса. – Тебя ведь никто не достает, правда?

Она коротко смеется, но этого недостаточно, чтобы меня убедить. Я знаю, что она все спускает на тормозах, что она предпочла бы все от меня скрыть, чтобы я смог спокойно спать по ночам… И это сводит меня с ума.

– И снова все те же вопросы. Не беспокойся! Твоя мама – крепкий орешек. Я так долго держалась, что последние два месяца ни за что меня не испугают.

И все же у меня есть право беспокоиться. Она кормит меня сказками о том, что к ней все хорошо относятся, что она ест досыта и что она завела друзей. Но я знаю, что это все ложь. Мне уже не семнадцать. Я навел справки.

Условия содержания в российских тюрьмах просто отвратительны. В камерах очень мало солнечного света и свежего воздуха, и в одну камеру, рассчитанную на шесть человек, запросто могут впихнуть тридцать заключенных, которым придется пользоваться одним туалетом. Им разрешается принимать душ лишь раз в неделю, не используя при этом шампунь. Предпочту даже не говорить о качестве их еды и о мышах и тараканах, которыми кишат камеры.

Но самое страшное – это тюремные охранники, которые не гнушаются налево и направо размахивать своими дубинками и даже натравливать собак на так называемых буйных заключенных. Если бы я узнал, что они тронули мою мать, я вполне мог бы прикончить одного из них своими руками.

Все потому, что я не смог ее защитить. Я всю жизнь буду винить себя за свою беспомощность и трусость.

– А ты как? Чем занимаешься? Ты разве не на работе?

В России сейчас около пяти вечера. Я, как обычно, лгу и рассказываю ей о том, как проходят мои дни в «Распутине».

Моя мама почти ничего не знает о моей жизни. Я сделал все, чтобы скрыть это от нее. Она даже не знает, что я играю в покер: она думает, что татуировки на моих щеках – это результат пари, заключенного во время ночной пьянки. По правде говоря, ей бы очень не понравилось, если бы она узнала, что я трачу время на подобную ерунду. Она бы решила, что я становлюсь похожим на своего отца.

У меня не было другого выбора. Помимо моей личной мести как Тито, так и Иакову, с того самого момента, как у меня забрали мать, меня не покидает еще одна мысль: сделать все возможное, чтобы, когда она выйдет на свободу, у нее была та жизнь, которой она заслуживает, но от которой отказалась, сдавшись полиции.

Все деньги, которыми я на сегодняшний день владею и которые я с таким трудом собрал, предназначены для нее. Они надежно спрятаны в банковской ячейке. Это последний год моего участия в WSOP просто потому, что мать наконец-то выйдет из тюрьмы.

И тогда всему: махинациям, покеру, болезненным воспоминаниям – придет конец. Обещаю.

– Береги себя, ладно? – добавляет мама, когда я уже собираюсь отключаться. – Я тебя знаю. Ты сын своего отца.

Ай. Я знаю, что она не пыталась меня задеть, но от этих слов у меня сдавливает сердце.

– Пожалуйста, не говори так.

Похоже, она понимает свою ошибку, потому что тихо извиняется. Я обещаю, что вскоре мы увидимся, и кладу трубку.

Мне требуется несколько минут, чтобы заглушить слезы, выступившие в уголках глаз, и, словно ни в чем не бывало, вернуться к Томасу. Тот, как и всегда, собачится с Розой. Последняя замечает меня и, скрестив руки на груди, раздраженно выдыхает, взметая челку.

Не знаю, из-за разговора ли с мамой, но я вдруг чувствую, как на сердце становится легче. Я останавливаюсь рядом с ней, не отрывая глаз от ее струящейся рубашки из темного шелка – не черного, но, думаю, синего или красного? – и брюк с высокой талией. Совершенно очевидно, что на ней нет лифчика.

Я вспоминаю сладкое прикосновение ее руки к моему бедру и почти сожалею о том, что тогда отказал ей.

– Левий, скажи своему шоферу, что он…

– Ты сегодня очень красивая.

Не знаю, что на меня нашло. Мне просто захотелось сказать ей это, ничего более. Потому что это правда. Она всегда красива, но, видимо, я злюсь сам на себя – за то, что вел себя как последний засранец в тот вечер.

Она с каменным лицом смотрит на меня, несколько растерявшись из-за моего признания. Ее рот закрывается, и она несколько раз моргает, а затем прочищает горло. Томас измученно вздыхает.

– Какой ужас! Ты что, покраснела или мне это снится?

Я удивленно поднимаю бровь, возвращая все свое внимание к лицу моей фальшивой невесты. Ее смущенный вид забавляет.

– Она покраснела?

И все же я не замечаю на ее лице ничего нового. Оно такое же ясное, как и всегда. При мысли о том, что я не способен увидеть того, что посчастливилось увидеть в этот самый момент Томасу, меня наполняет тоска и чувство сожаления, которое, как мне казалось, исчезло уже очень давно.

– Я не покраснела, – категорически отрицает она.

– Она врет.

Моя улыбка становится еще шире. Интересно, почему женщина вроде нее краснеет от такого простого комплимента? Уверен, ей кто-нибудь да говорит это как минимум раз в день, если не больше.

– Любопытно… В будущем… можешь говорить мне каждый раз, когда краснеешь?

Роза хмурится, будто я спятил.

– У тебя что, глаз нет?

– Боюсь, они слишком плохо функционируют.

Должно быть, она думает, что я шучу, поскольку заверяет, что этого в любом случае больше не повторится, и, прикрывшись тем, что якобы голодна, уходит. Не в силах сдержаться, я тихо посмеиваюсь. Не отрывая глаз от ее спины, я спрашиваю Томаса:

– Какого цвета была ее блузка? А брюки?

– Сине-зеленого. А штаны бежевые, – бесцветным голосом отвечает мой друг. – Она носит много бежевого.

Я возвращаю к нему свое внимание и прочитываю намек на подозрение в его взгляде. Я прошу его поделиться своими мыслями, хотя и без того знаю, о чем пойдет речь. Он выжидает достаточно долго, чтобы дать мне понять, что разговор будет серьезным.

– Ты следишь за ней взглядом, Левий.

– И?

– И это меня беспокоит. Ты ведь не сверхчеловек. Хоть я и считаю ее совершенно невыносимой… но у меня есть глаза, и они в отличие от твоих работают просто прекрасно. Она очень привлекательна. И чтобы понимать это, необязательно видеть цвета.

Я не виню его. Томас просто следит за тем, чтобы я не натворил глупостей.

– Если ты поддашься своим сексуальным жела…

– Все не так, как ты думаешь, – успокаиваю его я, тепло улыбаясь. – Она, конечно, очень красива, но она не первая красивая женщина в моей жизни. Но я выше этого.

Он смотрит на меня, явно неубежденный, и спрашивает, в чем тогда причина. Честно говоря, я и сам не уверен. Роза нравится мне в том смысле, который я не могу объяснить. И она, судя по всему, знает об этом, поскольку при всяком удобном случае флиртует со мной, несмотря на мою весьма скудную реакцию.

Я сказал ей, что она не в моем вкусе, но она с таким достоинством приняла мой отказ, что я даже почувствовал себя виноватым.

– Пока не знаю… Но скоро выясню.

* * *

Вечером я возвращаюсь в наш уютный номер совершенно обессиленный. Я обрадовал Розу тем, что сегодня ей не нужно было приходить – в этом не было необходимости. Тито по-прежнему как будто вне зоны моей досягаемости, и это начинает выводить из себя.

Я одерживаю победу за победой, но этого все еще недостаточно.

Но меж тем я точно заслужил горячий душ. Я прохожу через гостиную и длинный коридор к своей комнате, расстегивая рубашку. Когда я прохожу мимо ванной, то вдруг слышу какие-то звуки, что доносятся из того самого места, где я провожу каждую ночь.

И не просто звуки.

Стоны.

Я резко застываю. Это женские стоны. Такое случается очень редко, но, должен признаться, я теряюсь.

Мне уйти? Но это ведь моя комната!

– Роза! – громко зову я.

Мне никто не отвечает. Я с любопытством прохожу вперед и невероятно осторожно открываю дверь, боясь узнать, что за ней происходит.

О.

Я удивленно хмурюсь, когда мне открывается вид на Розу, которая в халате сидит на моей постели, спиной прислонившись к ее изголовью и скрестив ноги, с журналом в одной руке и бокалом вина в другой… И громко стонет.

Я озадаченно смотрю на нее. Затем я скрещиваю на груди руки и, облокотившись на дверной косяк, добрую минуту просто разглядываю ее, ничего не говоря.

– Могу я узнать, что ты делаешь? – наконец спрашиваю я. Она поднимает на меня взгляд, наконец-то замечая, что я здесь, и на несколько секунд замолкает, чтобы совершенно спокойным голосом сказать:

– А, ты тут? Как сегодняшний турнир?

В ожидании моего ответа она вновь начинает стонать, прибавляя многочисленные: «Oh, si… Oh, Levi, si… per favore…»[17]17
  «О, да… О, Левий, да… пожалуйста…» (итал.)


[Закрыть] Мне хочется засмеяться от абсурдности этой ситуации, но мое имя, звучащее из ее уст, совершенно неожиданно оказывает на мое тело гораздо более непристойный эффект. Я сглатываю слюну, пряча свое замешательство.

Роза снова отрывает взгляд от журнала, заметив отсутствие какой-либо реакции с моей стороны. По всей видимости, она вдруг понимает, что я первым задал вопрос, потому что говорит:

– Ах да. Ничего такого, просто читаю журнал и сохну после душа.

– На моей кровати?

– Я видела, как Тито зашел в свою комнату незадолго до меня. Поэтому я подумала, что, пока тебя нет, кто-то должен тебя подменить, – небрежно бросает она, пожимая плечами.

Я наконец понимаю, что здесь происходит. Все еще не отделавшись от шока, я испускаю смешок. На самом деле это очень умно. Странно, что я не подумал об этом раньше. Если Тито не слетит с катушек и после этого, то возникает вопрос, что тогда в принципе способно довести его до этого состояния.

Роза продолжает стонать и делает это все интенсивнее и интенсивнее. Когда я окидываю ее вопросительным взглядом, она заговорщически шепчет:

– У нас уже пятнадцать минут как прелюдия, думаю, можно и ускориться.

Я в неверии качаю головой, а она тем временем бьет в стену позади себя, крича все громче. Несмотря на волну жара, что обуяла грудь, у меня вырывается полуулыбка.

– Я настолько хорош?

Это привлекает ее внимание. По какой-то совершенно идиотской причине мне становится интересно, не покраснела ли она вновь. И тот факт, что мне этого не узнать, разочаровывает больше, чем следовало бы.

– Признаться, я несколько расстроена.

– Чем?

– Жизнью будущей невесты, – кривясь, говорит она. – Я ожидала большего.

– Например?

– Ну, не знаю… Хотя бы завтрака в постель. Стихов о моих великолепных волосах или о чем угодно еще!

Я поднимаю бровь, забавляясь. Не могу понять, серьезно она говорит или, как обычно, шутит.

– Да уж, должно быть, ты ужасно разочарована.

Внезапно к нам заглядывает Томас, окидывая взглядом мою комнату, и спрашивает, что мы делаем. Заметив Розу в моей постели, он, ничего не понимая, поворачивается ко мне.

– Хочу ли я знать ответ?

Я качаю головой, но его окликает Роза:

– Мой жених мной пренебрегает. Предлагаю сходить к семейному психологу. Даже в сексуальной жизни все разладилось…

– Мы не женаты, Роза.

Она закатывает глаза. Томас вздыхает и уходит, бормоча себе под нос: «Я знал, что мне не стоило приходить». Я чертовски его понимаю.

– Мне бы не помешала помощь, – говорит Роза, подтягивая к себе ноги и освобождая мне место. – Не люблю молчаливых любовников.

– Ни за что.

На этой ноте я желаю ей хорошенько повеселиться и ухожу в душ. Вопреки своей воле я вновь вспоминаю слова Томми. Хотя то, что я ему сказал, правда, но ему действительно есть из-за чего беспокоиться. Потому что в тот вечер, на вечеринке у Ли Мей, я солгал Розе.

«Ты не в моем вкусе». Это неправда. Все совсем наоборот.

И именно поэтому она и опасна.

Глава 9. Июнь. Лас-Вегас, США. РОЗА

Когда Левий подходит к своему сегодняшнему столу, все остальные игроки уже на своих местах.

И Тито – среди них.

Я нервно окидываю взглядом Левия, который делает вид, будто его это ни разу не нервирует. Я стою у входа, одетая в форму официантки и рыжий колючий парик, а он тем временем садится, приветствуя игрока по правую руку от себя кивком головы.

Я узнаю в нем Лаки, сентиментального простачка, едва ли не влюбленного в Левия. На нем очередная узорчатая рубашка, на этот раз с розовыми фламинго, и панамка. Обычно я на дух не переношу таких парней, но по какой-то непонятной причине Лаки мне нравится.

– Не подходи слишком близко, – шепчет Томас, проходя мимо меня. – Тито может тебя узнать.

Я рассеянно киваю, и он с решительным видом проходит к собственному столу. Не знаю, почему я так волнуюсь, но у меня немного крутит живот. Не в силах отвести от Левия взгляд, я анализирую каждое его выражение.

Он, как и всегда, невозмутим, но я успела достаточно хорошо его узнать, чтобы понять, что он напряжен. Все его тело натянуто, а лодыжки под стулом скрещены. Он занял оборонительную позицию. Но при этом он смотрит Тито прямо в глаза.

Потрясающе.

Как только игра начинается, я с любопытством кружу вокруг их стола. В воздухе над ними чувствуется электричество. Тито, несмотря на свой усталый вид, кажется вполне уверенным, и это удивляет меня лишь отчасти. Лаки, в свою очередь, как будто бы совершенно не замечает разгорающейся рядом с ним вражды.

– Вау, я мог только мечтать о том, чтобы играть рядом с тобой! – улыбается он Левию. – Как насчет селфи?

– Нет. Дайкири, пожалуйста, – просит Левий, даже не взглянув на меня.

Дайкири? В одиннадцать утра? Посреди игры? Я колеблюсь, но он совершенно не обращает на меня внимания. Ему нужно сохранять холодную голову, а не отвлекаться на алкоголь. Что на него нашло?

Во фрустрации я разворачиваюсь и передаю заказ в баре. Бармен как будто бы кривится. Он спрашивает, кто его заказал.

– Левий Иванович.

Он кивает, словно именно так и думал, и на мгновение исчезает. Он возвращается с полным бокалом, который я ставлю на поднос. Уходя, я раздумываю над тем, чтобы соврать ему и сказать, что дайкири закончился.

Я морщу нос и принюхиваюсь к бокалу, но не чувствую никакого запаха. Убедившись, что на меня никто не смотрит, я подношу его к губам и делаю глоток.

Что за…

Это не ром. Это просто свежевыжатый фруктовый сок.

Первая моя мысль – вернуться к бару и устроить бармену скандал, но по итогу я трушу. В конце концов, это даже хорошо. Поэтому, протерев ободок бокала, я возвращаюсь к Левию и ставлю рядом с ним коктейль.

– Спасибо.

В этот же момент он пасует, и Тито усмехается себе под нос. Я держусь поблизости, стараясь не высовываться настолько, насколько это возможно.

– Раньше в тебе было больше воинственности, – комментирует Тито, и на его лице расцветает полное нахальства выражение.

Не заглотив наживки, Левий откидывается на спинку стула.

– Настоящий игрок знает, когда ему проиграть.

С этими словами он берет свой бокал и разом наполовину его опустошает. Я жду, что он обернется и окинет меня злобным взглядом, но он лишь слегка морщится, как если бы напиток обжег ему горло. Он не кажется удивленным. Наоборот, он так же опрокидывает вторую половину и властным жестом протягивает мне бокал.

– Еще один.

А. А, я поняла. Он с самого начала не собирался пить дайкири. Тито об этом не в курсе и потому смотрит на него с отвращением.

– Как низко ты пал… Видимо, яблочко от яблони недалеко падает.

– Что ты сказал?

– По той же причине пал и Иаков, – продолжает Тито, пока я забираю бокал у Левия, непроизвольно сжавшего вокруг него пальцы. – Он говорил, что это любовь. Деньги. Вечеринки. И, конечно же, бутылка – его истинная половинка. Толку из этого вышло так себе, ты так не думаешь?

В этот самый момент, когда Левий ослеплен молчаливой яростью, а остальные игроки обмениваются смущенными взглядами, я замечаю его жест.

Я замечаю, как Тито бросает быстрый взгляд куда-то слева от меня, где стоит журналист в очках, а затем как ни в чем не бывало возвращается к игре. Но на сей раз – с растянувшейся на губах победной улыбкой.

Мозг моментально проводит связь. Непосредственно под упомянутым журналистом сидит Лаки, слишком доверчивый для того, чтобы следить за своей игрой. Этот ублюдок шпионит за картами других игроков, а затем рассказывает о них Тито одним лишь взглядом!

– Я думаю, – отвечает Левий обманчиво равнодушно, – что ты слишком любишь болтать.

Тито пожимает плечами и делает большую ставку. Я с любопытством жду, как поступит Лаки. Снова взглянув на свои карты, он, широко улыбаясь, делает колл. Левий молчит, поджав губы.

Я не знаю карт ни Лаки, ни Тито, но, судя по выражению лица последнего, Лаки потребуется чудо, чтобы победить. Я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, когда крупье раскрывает последнюю карту.

Восьмерка треф.

Улыбка Тито моментально испаряется, а Лаки присвистывает, сгребая все фишки с центра стола. Эта простенькая карта принесла ему слабый флеш.

– Не принимайте на свой счет, – говорит Лаки Тито, сияя от радости. – Я просто жуть какой везучий. Думаю, это из-за моего имени; спасибо маме!

Улыбка Левия лишена всякой двусмысленности. Он поигрывает с фишками, насмешливо глядя на Тито.

– Понял? Лучше бы, вместо того чтобы болтать, ты сосредоточился на игре.

Остаток дня проходит в странной и напряженной атмосфере. Я вновь и вновь приношу Левию апельсиновый сок, и он вновь и вновь выпивает его, словно алкоголь. Должна сказать, он хороший актер. В конце концов Тито переходит за другой столик, и мой фальшивый жених прекращает ломать комедию.

Вернувшись в номер, он, не говоря ни слова, уходит в душ. Пользуясь возможностью, я переодеваюсь и решаю немножко пройтись. Для начала я убеждаюсь, что за мной не следит Томас. С некоторых пор я заметила, что он всегда наблюдает за мной, что бы я ни делала и куда бы ни шла. Это раздражает.

Напротив зала с игровыми автоматами я встречаюсь с Ли Мей.

– Ну как? – спрашиваю я.

Она улыбается, приподнимая свои солнцезащитные очки на белоснежные волосы, и достает из сумочки пачку наличных.

– Держи. Как ты и попросила, я поставила на 24.

Не в силах сдержаться, я улыбаюсь, а мое сердце колотится. Мы с Ли Мей стали… не скажу, что друзьями, но, скажем так, помимо Левия и Томаса она – единственный человек, с которым я общаюсь. Эта идея пришла мне в голову, когда однажды вечером мы выпивали в одном из баров отеля.

– Сработало?

– Первые три раза – нет. Но в четвертый все получилось!

Я благодарю ее и возвращаю ей деньги. Этот жест ее, кажется, удивляет.

– Завтра поставь все на 3.

Она хмурится и спрашивает, почему я не сделаю это сама.

– Ведь твой жених дни напролет торчит в покер-руме. Ты, наверное, со скуки помираешь, сидя в одиночестве!

Я выдумываю какое-то нелепое оправдание и умоляю ее сделать это за меня. Я стараюсь быть сильной и держаться подальше от игровых столов, но искушение слишком велико. Вот почему я решила отправить Ли Мей сыграть в рулетку за меня. Так сказать, сыграть через доверенное лицо.

Вот только эффект это оказывает обратный. Я целый день думаю о результатах. Всякий раз, когда мне удается выскользнуть из нашего номера, я отваживаюсь подойти к игровым автоматам и покерным столам. Вчера я едва не сломалась. Я чувствую, что начинаю сдавать.

– Ладно, хорошо. При одном условии, – улыбается Ли Мей, беря меня за руку. – На горизонте стервятники, и, если мне снова придется столкнуться с ними в одиночку, я умру.

– Чего?

Я не успеваю выяснить, что происходит. Она натягивает лицемерную улыбочку, когда к нам подплывает группа тепло настроенных женщин среднего возраста. Двух из них я узнаю: Элис и Лин, жены игроков.

– Ли Мей! Не знала, что вы дружите с будущей госпожой Иванович…

В ее голосе слышится особый интерес. Ли Мей извиняется и представляет меня. Я подыгрываю и вежливо улыбаюсь.

Они по очереди представляются, и я киваю, даже не запоминая их имен. Кажется, блондинку зовут Джудит, но я не уверена.

– Выпьете с нами чаю? Я видела, что ваш жених вернулся наверх, должно быть, отдохнуть.

Как-то мутновато, ну да ладно.

– Пожалуй, мне стоит к нему присоединиться и…

– Оставьте его! – перебивает она меня, беря за плечи. – Вы, кажется, еще так юны. Попейте с нами чаю, познакомимся друг с другом поближе.

Ли Мей искоса бросает на меня взгляд, как бы говоря: «С тебя должок».

Поэтому я вздыхаю и скрепя сердце иду за ними.

* * *

Я быстро понимаю: Джудит, Элис и Лин – настоящие королевы сплетен. Они рассказывают мне о том, что каждый год останавливаются здесь и два месяца наслаждаются роскошью Лас-Вегаса. Иногда к ним присоединяется и Ли Мей, но видится мне, что она им скорее заложница, нежели подруга.

Уже через несколько минут Джудит начинает закидывать меня вопросами о Левии. Достаточно было только увидеть, как они подаются вперед, слегка распахивая глаза и едва скрывая свою алчность, чтобы я поняла, какова цель этого маленького женского междусобойчика.

Это не более чем допрос с целью узнать побольше о моем женихе. Они просто завидуют и любопытничают или же пытаются провести расследование для собственных мужей? В конце концов, Левий для многих как бельмо на глазу.

Мне такие методы не особо нравятся.

– Так откуда же вы именно родом?

– Из Италии.

Они по очереди тупо моргают, как если бы никогда не слышали такого названия.

– Это… в Европе, так ведь?

Серьезно? Я украдкой смотрю на сдерживающую смешок Ли Мей.

– Да, это в Европе.

– Hola! – восклицает одна из женщин с гордой улыбкой.

– Это испанский.

Ли Мей давится своим чаем, выдавая смех за невовремя напавший кашель. Я пользуюсь заминкой, чтобы втихую достать телефон и, печатая вслепую, отправить сообщение с сигналом SOS Левию. Мне нужно, чтобы он меня спас, и побыстрее!

– Не чересчур ли рано вы решили пожениться? – спрашивает Джудит. – Все-таки это так неожиданно.

– Это была любовь с первого взгляда, – улыбаясь, объясняю я.

– «Любовь с первого взгляда в «Распутине», – весело говорит Ли Мей. – Неплохое название для фильма, в стиле «Красотки». Уверена, Лаки бы понравилось.

Ах да. Я и забыла, что Ли Мей думает, будто я беременная стриптизерша.

– Что вам в нем нравится? Мне он кажется таким… жутким! Уверена, что ни разу не видела, чтобы он улыбался.

Я в странном возмущении хмурюсь. Согласна, он всегда выглядит так, будто не в духе, но он вовсе не кажется мне жутким. Он просто… напористый. И ужасно сексуальный.

– Я слышала, что русские не любят улыбаться.

– Чушь какая, – защищаясь, говорю я. – Они просто не улыбаются без причины. Для них такая улыбка неискренняя. И, между прочим, когда Левий улыбается, он очень красив.

Пусть даже я и не в его вкусе. Вау. Я думала, что смогла проглотить этот факт, но, видимо, мое эго все-таки серьезно пострадало. Что это вообще значит – «не в его вкусе»?

На протяжении следующего часа дамы бахвалятся мне о том, как богаты, красивы и влиятельны их мужья. Это выводит меня из себя. Чего они пытаются этим добиться? Вызвать у меня зависть? Готова поспорить, их супруги совершенно не уделяют им внимания. Нет ни единой причины, почему мой жених не был бы столь же хорош, как они, – каким бы фальшивым он ни был!

– Однако скажите… где же ваше кольцо?

Черт. Я сдерживаю желание коснуться безымянного пальца левой руки, чувствуя себя загнанной в угол. Я быстро задумываюсь над тем, как мне ответить. В конце концов, не стирая с лица улыбки, я говорю:

– Левий подарил мне старинное кольцо своей бабушки. К сожалению, оно оказалось мне несколько велико, поэтому мы отдали его в мастерскую уменьшить.

Они понимающе кивают, и я делаю вывод, что мое оправдание их устраивает. Я заглядываю в телефон, который завибрировал немногим ранее, чтобы прочитать сообщение от Левия, которое я не успела прочитать до этого.

Нет времени. Выкручивайся сама.

Неблагодарный! Уверена, он это специально. Он заслуживает того, чтобы в отместку я запятнала его репутацию. Но злобный взгляд Джудит моментально меня разубеждает так поступать. План В!

– В общем, – добавляю я, потягивая чай. – Мне повезло: Левий просто невероятен. Что правда, то правда: он усердно трудится, чтобы заработать все эти деньги. Но главным его приоритетом неизменно остаюсь я.

– Неужели? – сухо усмехается Джудит. – Рада за вас. Наслаждайтесь этим, пока можете.

Вот сучка.

– Все мужчины одинаковы, – невероятно драматично поддакивает Элис. – Стоит только фазе медового месяца закончиться, как он отдаст вам свою кредитку, чтобы вы замолчали, и станет безучастно улыбаться всякий раз, когда вы будете рассказывать о том, как прошел ваш день.

– Не вижу в этом ничего плохого… – бормочет Ли Мей.

Я даю ей пять, радуясь тому, что мы на одной волне. В свете этого дамы устремляют свое внимание на нее и спрашивают, когда она «наконец» выйдет замуж. А ведь всего пару минут назад они говорили, что я слишком молода для брака, змеюки!