Текст книги "Власть королев"

Глава седьмая

На носу маленькой лодки сидел Тор. Ноги его были скрещены, спина выпрямлена, а ладони расслабленно лежали на бёдрах. Он сидел спиной ко всем остальным и вглядывался в холодное жестокое море. Его глаза были красными от слёз, и он не хотел, чтобы его видели таким. Слёзы уже высохли, но следы рыданий были ещё слишком явными, и он продолжал сидеть и в оцепенении смотреть на море, размышляя о странности бытия.

Возможно ли, что судьба послала ему сына только затем, чтобы потом отнять? Возможно ли, что тот, кого он так любил, исчез бесследно, без предупреждения и без единого шанса на возвращение?

Жизнь, казалось Тору, была чересчур жестока, ведь если бы в ней была хоть какая-то справедливость, он получил бы сына обратно.

Тор отдал бы что-угодно – что-угодно – самому пройти сквозь огонь и умереть миллионом смертей, только бы вернуть Гувейна.

Тор закрыл глаза и встряхнул головой, пытаясь отогнать от себя видение кипящего вулкана, и языков пламени вокруг пустой колыбельки. Он избегал мысли о том, что его сын умер такой страшной смертью. Его сердце обжигала ярость, но ещё сильнее душила тоска. И стыд за то, что не добрался до своего малыша немногим раньше.

К тому же, Тор чувствовал, как внутри него разверзается пропасть, как только он пытался вообразить себе будущую встречу с Гвендолин и то, как он сообщит ей такую новость. Вряд ли она когда-нибудь снова захочет посмотреть ему в глаза. И прежней она после этого тоже уже никогда не будет. У Торгрина будто разом отобрали всю его жизнь. Он не знал, как её восстановить, как собрать по обломкам. Он не представлял, как люди в подобной ситуации находили новую причину жить.

Тор услышал шаги и почувствовал, как лодка накренилась под весом того, кто сел с ним рядом. Он обернулся и с удивлением обнаружил Конвена, занявшего соседнее место и глядящего в морскую даль. Тору казалось, что он целую вечность не говорил с Конвеном, с самой смерти его близнеца. Тор был рад ему. Когда Тор внимательней всмотрелся в скорбное выражение его лица, он впервые его понял. По-настоящему понял.

Конвен не произнёс ни слова. Это было ненужно. Его присутствия было достаточно. Он выражал сочувствие своему брату по несчастью.

Они долго сидели в тишине, нарушаемой только свистом ветра и плеском волн, нежно касавшихся бортов лодки, маленькой лодки, бесцельно дрейфующей в бескрайнем море, потому что главную задачу – спасти Гувейна – им выполнить не удалось.

Наконец, Конвен заговорил.

«Не бывает такого дня, чтобы я не вспоминал Конвала», – сказал он с грустью в голосе.

Снова последовала долгая пауза. Тор хотел ответить, но не мог, из-за кома, подступившего к горлу.

Затем Конвен добавил: «Я горюю по Гувейну вместе с тобой. Хотел бы я посмотреть, как он станет великим воином, как его отец. Он бы им стал, я точно знаю. Жизнь бывает трагичной и жестокой. Даёт что-то, а потом отнимает. Я бы и рад сказать тебе, что от своего горя уже излечился, но это не так».

Тор посмотрел на него. Резкая откровенность Конвена странным образом дала ему умиротворение.

«Что заставляет тебя продолжать жить?», – спросил Тор.

Конвен долго смотрел на воду, и, вздохнув, наконец ответил:

«Мне кажется, Конвал бы этого хотел. Он хотел бы, что бы я не сдавался. И я живу. Для него, не для себя. Иногда мы живем для других. Иногда нам самим уже слишком всё равно, чтобы жить для себя, и мы делаем это для кого-то. И я начинаю понимать, что иногда этого достаточно».

Тор задумался о Гувейне, теперь уже мёртвом, и о том, какого сына ему хотелось бы иметь. Конечно, он хотел бы, чтобы Торгрин жил и заботился о своей матери, Гвендолин. Тор понимал это умом. Но принять это душой ему было сложно.

Конвен откашлялся.

«Мы живём для своих родителей», – сказал он. «Для наших братьев и сестер. Для наших жён, сыновей и дочерей. Мы живём для других. И иногда, когда жизнь наносит тебе удар, от которого сложно оправиться и сам ты не хочешь продолжать дальше, этого должно быть достаточно».

«Я не согласен», – послышался голос.

Тор обернулся и увидел Матуса, который подошёл и сел по другую сторону от него. Матус направил взгляд в море, грозный и гордый.

«Я думаю, что мы живём для другого», – добавил он.

«И для чего же?», – поинтересовался Конвен.

«Вера». Матиус вздохнул. «Мой народ, жители Южных островов, молятся своим четверым богам скалистых берегов. Они поклоняются богам воды, ветра, неба и скал. Эти боги никогда не отвечали на мои молитвы. Я молюсь древнему богу Кольца».

Тор посмотрел на него удивлённо.

«Я не знал ни одного выходца с Верхних островов, который бы принадлежал к вере Кольца», – сказал Конвен.

Матус кивнул.

«Я исключение», – сказал он. «И всегда им был. В юности я хотел вступить в монашеский орден, но отец даже слышать об этом не захотел. Он настаивал, чтобы я взялся за оружие, как мои братья».

Он вздохнул.

«Я считаю, что мы живём ради веры, а не для других», – продолжил он. «Она нас ведёт. Если вера достаточно сильна, действительно сильна, всё может случиться. Даже чудо».

«А сына она мне может вернуть?», – спросил Тор.

Матус непоколебимо кивнул, и Тор увидел уверенность в его глазах.

«Да», – просто ответил Матус. «Всё, что угодно».

«Ты лжёшь», – сказал Конвен с негодованием. «Ты даёшь ему ложную надежду».

«Нет», – возразил Матус.

«Ты хочешь сказать, что вера вернёт мне погибшего брата?» – возмутился Конвен.

Матус снова вздохнул.

«Я хочу сказать, что всякая трагедия – это дар».

«Дар?» – спросил Тор, поражённый. «Ты считаешь, что потерять сына – это дар?»

Матус уверенно кивнул в ответ.

«Тебе достался дар, как бы трагично это ни звучало. Ты пока не знаешь, какой. Возможно, ещё долго не узнаешь. Но однажды ты в этом убедишься».

Тор развернулся к морю, растерянный и недоумённый. Неужели всё это – ещё одно испытание? Одно из тех, о которых говорила его мать? Можно ли было вернуть сына полагаясь на одну лишь веру? Он хотел верить. Правда, хотел. Но он не знал, достаточно ли его вера сильна. Когда его мать рассказывала об испытаниях, Тор был уверен, что сможет выдержать любое, какое получит. Сейчас, когда это случилось, он сомневался, что ему хватит сил продолжать.

Лодка закачалась на волнах, а затем приливы внезапно сменили направление, и Тор почувствовал, как маленькое судно развернулось и направилось в противоположную сторону. Он отвлёкся от своих размышлений, желая узнать, что происходит. Рис, Элден, Индра и О’Коннор по-прежнему гребли и пытались управлять парусом, который сейчас трепался под натиском дикого ветра. Они выглядели растерянными.

«Северные приливы», – сказал Матус. Он стоял, держа руки на бёдрах, и изучал поверхность моря. Затем он покачал головой: «Это не к добру».

«Что это?» – спросила Индра. «Лодка стала неуправляемой».

«Они иногда проходят мимо Верхних островов», – объяснил Матус. «Сам я их никогда не встречал, но слышал о них, особенно так далеко на севере. Они представляют собой разрывные течения. Стоит им поймать корабль, они унесут его, куда захотят. Сколько ни греби и ни ставь парусов».

Тор посмотрел вниз и заметил, что вода под ними движется с удвоенной скоростью. Он бросил взгляд вперёд и увидел, что их несёт к новому, пустому горизонту, туда, где небо закрывали лиловые и белые облака, красивые, но предвещающие опасность.

«Но теперь мы движемся на восток, – сказал Рис, – а нам нужно на запад. Все наши люди с запада. Империя на западе».

Матус пожал плечами.

«Мы движемся туда, куда несёт нас прилив».

Тор раздражённо оглядывался, понимая, что с каждой секундой они отдаляются от Гвендолин, от своего народа.

«И где он закончится?», – спросил О’Коннор.

Матиус снова пожал плечами.

«Я знаю только Верхние острова», – сказал он. «Так далеко на севере я раньше не бывал. Я не знаю, что там находится».

«Конец есть», – мрачно подал голос Рис, и все обернулись к нему.

Рис серьёзно посмотрел на них.

«Я изучал приливы давным-давно, в юности. В древней Книге королей у нас была вставка с картами, на которых был каждый уголок земли. Северные приливы несут прямо к восточному краю света».

«Восточному краю?» – переспросил Элден обеспокоенно. «Мы же окажемся по другой конец мира от дома».

Рис покачал головой.

«Книги были древними, а я – молодым. Всё что я помню точно, это то, что приливы – это портал в Страну духов».

Тор посмотрел на Риса с любопытством.

«Бабушкины сказки», – сказал О’Коннор. «Не существует портала в Страну духов. Его запечатали много веков назад, до рождения наших отцов».

Рис пожал плечами и все замолчали, уставившись на море. Тор следил за быстро движущейся водой и спрашивал себя, куда же их несло.

* * *

Тор стоял один на корме, в одиночестве глядя на воду уже не первый час, и брызги летели ему в лицо. Он весь онемел и едва замечал мир вокруг. Тору хотелось действовать – поднимать паруса, грести – не важно, но делать им сейчас было нечего. Северные приливы несли их по своей воле, и всё, что оставалось экипажу, – это праздно сидеть, наблюдать за течением, пока их лодка качается на длинных волнах, и гадать, где они в итоге окажутся. Сейчас они были в руках судьбы.

Пока Тор сидел там, вглядываясь в горизонт, ожидая, когда закончится море, он чувствовал, что проваливается в небытие, оцепенев от холода и ветра, и растворяется в бесконечной монотонной тишине, нависшей над ними. Морские птицы, которые поначалу их сопровождали, давно исчезли, и чем больше углублялась тишина и темнее становилось небо, тем яснее Тор ощущал, что они плывут в пустоту, на самый край света.

Много часов спустя, на закате дня, Тор, сидя на своём прежнем месте, заметил что-то на горизонте. Сначала он был уверен, что это всего лишь иллюзия, но течение усилилось, и вскоре очертания стали чётче. Он был настоящим.

Тор выпрямился и, впервые за день, поднялся на ноги. Лодка качалась, а он стоял и смотрел в даль.

«Он настоящий?» – спросил голос.

Тор увидел Риса, подходившего к нему. Элден, Индра и остальные скоро к ним присоединились, и все вместе они стояли и строили догадки.

«Это остров?» – предположил вслух О’Коннор.

«Выглядит как пещера», – сказал Матус.

Они приближались, и Тор и впрямь стал различать очертания пещеры. Это была огромная пещера, открывавшаяся в обломке скалы, торчавшей из воды посреди бескрайнего жестокого океана на сотни футов вверх. Вход в пещеру имел форму большой арки. Он выглядел как гигантский рот, готовый проглотить мир.

Течение несло лодку прямо туда.

Тор стоял поражённый, и у него появилась единственно верная догадка: это был вход в Страну духов.

Глава восьмая

Дариус медленно шёл по тропинке в грязи, а Лоти следовала за ним в напряжённом молчании. Никто из них не проронил ни единого слова после столкновения с надзирателем и его людьми, и пока они возвращались в деревню, в голове Дариуса роились тысячи мыслей. Дариусу хотелось обнять её, чтобы показать, насколько он был счастлив, что она жива, и благодарен за своё спасение, и насколько твёрдо он решил никогда больше с ней не расставаться. Ему хотелось заглянуть ей в глаза и увидеть там радость и облегчение, услышать, что риск, на который он пошёл ради неё, много для неё значит, или, хотя бы, что её приятно увидеться с ним снова.

Но они продолжали идти в глубокой неловкой тишине. Лоти не только ничего не сказала, но избегала даже смотреть на него. С того самого момента, как он вызвал лавину, – ни слова, ни взгляда. Сердце Дариуса громко стучало, когда он пытался угадать её мысли. Ей довелось увидеть, как он применил свою силу, как обрушил лавину. Тогда она испугалась, и с тех пор больше не встречалась с ним взглядом.

Дариус думал, что, возможно, по её мнению, прибегнув к магии он нарушил священный запрет её народа, ведь этот народ презирал магию. Возможно, она стала его бояться, или, что ещё хуже, – разлюбила. Возможно, в её глазах он теперь стал чудовищем.

Сердце его разрывалось, и он уже не знал, ради чего всё это затеял. Он только что рисковал жизнью за девушку, которая его больше не любит. Он готов был всё отдать, чтобы прочесть её мысли, но она хранила молчание. Может, всему виной был просто шок?

Дариус хотел сказать ей что-нибудь, чтобы разрядить атмосферу, но не знал, как начать. Раньше ему казалось, что он понимает её, а теперь он не был уверен С одной стороны, он был уязвлён и гордость не позволяла ему заговорить первым, учитывая такую её реакцию, с другой – ему было стыдно. Она знал, что его соплеменники думают об использовании магии. Неужели, то, что он к ней прибегнул, было настолько ужасно? Даже если он спас ей жизнь? Интересно, она расскажет остальным? Если в деревне узнают, то его, несомненно, изгонят.

Они всё шли и шли, и Дариус больше не мог этого выносить. Он должен был что-то сказать.

«Не сомневаюсь, твоя семья будет рада увидеть, что ты благополучно вернулась», – начал он.

Лоти, к его разочарованию, не воспользовалась возможностью повернуться к нему. Её лицо осталось непроницаемым и она продолжила идти молча. Наконец, после долгой паузы, она покачала головой.

«Возможно», – сказала она. «Но они очень встревожатся. Как и все в нашей деревне».

«Ты о чём?» – спросил Дариус.

«Ты убил надзирателя. Мы убили надзирателя. Теперь нас будут искать всей Империей. Они разрушат нашу деревню. Убьют людей. Мы поступили ужасно и эгоистично».

«Ужасно? Я спас тебе жизнь!» – рассерженно воскликнул Дариус.

Она пожала плечами.

«Моя жизнь не стоит жизней всего нашего народа».

Дариус весь кипел от злости, не зная, как ей ответить. Лоти, начал осознавать он, была непростой девушкой, которую трудно понять. Непоколебимые убеждения её семьи и народа слишком прочно засели у неё в голове.

«Значит, ты меня ненавидишь», – сказал он. «Ненавидишь за то, что я тебя спас».

Она так и не взглянула на него и не сбавила шаг.

«Я тоже тебя спасла», – заносчиво парировала она. «Ты забыл?»

Дариус покраснел. Он не мог её понять. Слишком уж она была гордой.

«Я не ненавижу тебя», – добавила она, в конце концов. «Но я видела, как ты это сделал. Видела, что ты сделал».

Дрожь пробрала Дариуса изнутри. Её слова его больно задели. Они прозвучали, как обвинение. Это было несправедливо, ведь она обязана ему жизнью.

«А это что, настолько ужасно?» – спросил он. «Какую бы силу я ни применил?»

Лоти не ответила.

«Я такой, какой есть», – сказал Дариус. «Таким родился. Я не просил об этом. И сам себя не до конца понимаю. Я не знаю, когда но приходит и когда уходит. Не знаю, смогу ли использовать это снова. Оно… Оно будто само меня использует».

Лоти смотрела вниз, не отвечая и не встречаясь с ним взглядом. Дариуса поглотили сожаления. Неужели, он совершил ошибку, когда спас её? Должен ли он стыдиться того, кем является?

«Ты бы предпочла умереть, лишь бы я не использовал… то, что использовал?» – спросил Дариус.

Лоти снова не ответила, и сожаления Дариуса усилились.

«Никому об этом не рассказывай», – сказала она. «Мы никогда никому не расскажем о том, что сегодня произошло. Мы оба станем изгнанниками».

Они завернул за угол, и показалась их деревня. Они спускались по главной дороге, и их сразу заметили жители. Они приветствовали их криками радости.

За несколько секунд вся древня пришла в оживление, потому что сотни жителей вышли их встречать и окружили их, толпясь в очереди, чтобы обнять Лоти и Дариуса. Сквозь толпу к ним пробивалась мать Лоти, вместе с отцом и двумя братьями – высокими широкоплечими мужчинами, с короткими стрижками и широкими скулами. Они все оценивающе смотрели на Дариуса сверху вниз. Чуть поодаль стоял третий брат Лоти – он был меньше остальных и хромал на одну ногу.

«Любовь моя», – сказала мать Лоти, торопясь заключить дочь в крепкие объятия.

Дариус держался позади, не зная, что делать.

«Что с тобой случилось?» – спросила её мать. «Я думала, имперцы тебя забрали. Как ты вырвалась?»

Селяне мрачно умолкли, и взгляды их обернулись к Дариусу. Он стоял, не зная, что сказать. Он думал, что это должен быть момент радости и ликования, поздравлений с тем, что он совершил. Момент его гордости, признания, в качестве героя. В конце концов, только ему хватило смелости последовать за Лоти.

Вместо этого, наступил момент замешательства. И даже стыда. Лоти многозначительно на него посмотрела, напоминая, чтобы он не раскрывал их секрет.

«Ничего не случилось, мама», – ответила Лоти. «В Империи передумали. Они сами меня отпустили».

«Отпустили?», – пронеслось по толпе недоверчивое эхо.

Лоти кивнула.

«Меня отпустили далеко отсюда. Я заблудилась в лесу, а Дариус меня нашёл. Он привёл меня назад».

Жители молчали, скептически глядя то на Дариуса, то на Лоти. Дариус чувствовал, что им не верят.

«А что это за след у тебя на лице?» – спросил её отец, подойдя ближе, и потер пальцем её щеку, поворачивая ей голову, чтобы рассмотреть получше.

Дариус вытянулся и разглядел большой тёмный синяк.

Лоти посмотрела на отца, замешкавшись с ответом.

«Я…споткнулась», – сказала она. «О корень. Ничего страшного».

Все теперь уставились на Дариуса, а Бокбу, деревенский старшина, вышел вперёд.

«Дариус, это правда?» – спросил он серьёзным тоном. «Ты мирно привёл её назад? У вас не было стычки с Империей?»

Дариус стоял под сотнями взглядов, и его сердце выпрыгивало из груди. Он знал, что если расскажет об их столкновении, о том, что сделал, то все они станут бояться возмездия. И он не сможет им объяснить, как он всех одолел, не упоминая магию. Он станет изгнанником, как и Лоти, а ему не хотелось сеять панику среди людей.

Дариус не хотел врать. Но он не придумал, как поступить иначе.

Поэтому он просто кивнул старшим, не открыв рта. Пусть сами догадываются, подумал он.

Постепенно люди успокоились и повернулись назад, к Лоти. Наконец, один из её братьев приблизился к ней и обхватил за плечи.

«Она спасена!» – крикнул он, сняв напряжение. «Остальное неважно!»

Родные бросились обнимать Лоти, а деревня огласилась радостными криками.

Дариус стоял и наблюдал, и кто-то пару раз без особого энтузиазма похлопал его по спине в знак одобрения. Семья увела Лоти в деревню. Он смотрел, как она уходит, в надежде, что она хоть раз на него оглянется.

Но, когда она просто исчезла в толпе, сердце его охладело.

Глава девятая

Волусия гордо возвышалась на своей золотой колеснице, которая, в свою очередь, стояла на палубе её золотого, сверкавшего на солнце, судна. Оно медленно несло её вниз по каналу, пока Волусия стояла раскрыв руки, принимая обожание своего народа. Тысячи людей выходили на улицы и спешили к берегам канала, выкрикивая со всех сторон её имя.

Плывя по узким каналам, пересекающим весь город, Волусия практически могла протянуть руку и дотронуться до своих подданных, громко восхвалявших её, выкрикивавших ей приветствия, и бросавших в воздух разноцветный серпантин, усыпая её путь. Это было самым большим проявлением уважения, на который был способен её народ. Таким образом они принимали возвратившегося героя.

«Да здравствует Волусия! Да здравствует Волусия!» – скандировала толпа на каждой улице, где она проплывала по пути в свой роскошный город с золочёными домами и мостовыми.

Волусия откинулась назад и наслаждалась, взбудораженная тем, что она одолела Ромулуса, расправилась с Верховным правителем Империи и уничтожила его личное войско. Она чувствовала единение со своим народом, ведь ему передалось её воодушевление. Никогда она ещё не испытывала таких сильных чувств, за исключением того дня, когда убила свою мать.

Волусия подняла взгляд на свой великолепный город, вход в который обрамляли две величественные колонны, отливавшие золотым и зелёным в солнечных лучах. Она любовалась бесконечной вереницей зданий, воздвигнутых во времена её предков, на которых запечатлелись следы прошедших столетий. Сверкающие безукоризненной чистотой улицы заполняли тысячи людей и многочисленная охрана, занявшая посты на каждом углу идеально прорубленного канала, соединявшего все важные точки города. На пешеходных мостиках били копытами запряжённые в золотые колесницы лошади, на людях в колесницах были надеты их лучшие шелка и украшения. Во всём городе объявили праздник и все вышли поприветствовать её, прокричать её имя в этот священный день. Она для них была больше, чем лидер. Она была богиней.

Ещё более знаменательным было то, что этот день совпал с народным празднованием Дня Огней, в который поклоняются семи богам солнца. Волусия, как глава города, торжественно открывала праздничные мероприятия, и сейчас, когда она плыла, за её спиной, затмевая день, полыхали два огромных золотых факела, готовых зажечь Большой фонтан.

Люди следовали за ней, бежали по улицам наперегонки с её лодкой. Она знала, что они будут сопровождать её до самого центрального из семи кругов города, где она сойдёт на землю и зажжёт фонтаны, что послужит знаком к началу празднества и жертвоприношений. Это был славный день, для её города и её народа, день восхваления четырнадцати богов, которые, по преданию, окружили город, чтобы охранять четырнадцать входов в него от нежданных гостей. Её люди молились им, и сегодня, как и в другие дни, их благодарность была заслуженной.

В этом году её подданных ожидал сюрприз: Волусия добавила к сонму пятнадцатое божество впервые за все века со дня основания города. И этим божеством была она сама. Волусия водрузила величественную золотую статую самой себя в центре семи кругов и переименовала это день своим именем, объявила его своим праздником. Когда со статуи снимут покрывало и весь её народ впервые её увидит, они поймут, что Волусия была больше, чем её мать, больше, чем лидер, больше, чем смертный человек. Она была богиней, и заслуживала ежедневного поклонения. Они станут молиться ей и кланяться ей также, как и остальным – или так, или заплатят своей кровью.

Волусия улыбнулась сама себе, когда её лодка подплыла ближе к центру города. Она не могла дождаться, чтобы посмотреть на выражения их лиц, когда она заставит их поклоняться ей наравне с четырнадцатью богами. Они ещё не знали этого, но однажды она низвергнет всех остальных богов, одного за другим, пока не останется единственной.

Волусия возбужденно оглянулась через плечо и увидела за собой бесконечную череду судов, следовавших за ней с живыми быками, козами и баранами, шумными и беспокойными от яркого солнца, приготовленными к принесению в жертву богам. Она зарежет лучшего и самого крупного из них у своей статуи.

Лодка Волусии наконец-то вошла в канал, ведущий к семи золотым кругам, каждый больше другого, которые представляли собой золотые площадки, опоясанные водой. Её лодка подплывала всё ближе и ближе к центру мимо каждого из четырнадцати богов, и сердце Волусии билось в предвкушении. Каждая статуя бога возвышалась над ними на двадцать футов, каждая сверкала золотом. В самом центре, на площадке, которая всегда оставалась пустой для жертвоприношений и конгрегаций, теперь стоял новый золотой пьедестал, на котором стояла пятидесятифутовая конструкция, накрытая куском белого шёлка. Волусия улыбалась: она одна из всех знала, что скрывалось под тканью.

Когда они достигли центральной площадки, лодка остановилась, и слуги поспешили помочь Волусии спуститься с неё. Она смотрела, как рядом пришвартовалось ещё одно судно, и двенадцать мужчин сняли оттуда самого большого быка, которого она когда-либо видела, и подвели к Волусии. У каждого из мужчин в руках было по крепкой верёвке, и они вели зверя очень осторожно. Это был особенный бык, выращенный в Нижних провинциях: ярко-красного окраса, пятнадцати футов в высоту. Сгусток силы и ярости. Он сопротивлялся, но мужчины усмиряли его и продолжали вести к статуе.

Волусия услышала звук вынимаемого из ножен меча и, обернувшись, увидела Аксана, её личного наёмного убийцу, который стоял рядом с ней, держа церемониальный меч в руках. Аксан был самым преданным из всех её людей, готовым убить кого угодна по кивку её головы. Помимо этого, у него были садистские наклонности, за что он ей и нравился, и чем много раз заслуживал её уважение. Он был одним из немногих людей, кому она позволяла держаться к себе так близко.

Аксан смотрел ей в ответ. У него было впалое, изрытое оспой лицо, а из-под густых чёрных волос виднелись рожки.

Волусия приняла у него длинный церемониальный меч с шестифутовым лезвием, и крепко сжала рукоять обеими руками. Люди притихли, когда она высоко замахнулась и изо всех сил обрушила меч на шею быка.

Лезвие, невероятно острое и тонкое, как пергамент, прошло насквозь, и Волусия удовлетворённо усмехнулась услышав звук металла, вонзающегося в плоть, почувствовала, как он пробивает себе путь, и ощутила брызги крови на своём лице. Кровь лилась во все стороны, стекаясь в лужу у её ног. Обезглавленный бык несколько раз дёрнулся и упал к подножию всё ещё укрытой статуи. Брызжущая кровь покрывала пятнами и шёлк, и золото, и в толпе прокатился крик ликования.

«Прекрасный знак, моя госпожа», – сказал, наклонившись к ней, Аксан.

Начались церемонии. Повсюду затрубили трубы и сотни животных начали резать со всех сторон от Волусии. Это будет долгий день резни, насилия, чревоугодия и пьянства – а за ним ещё несколько таких же. Волусия непременно ко всем присоединится, возьмет себе вина, и перережет горло паре горожан, принеся их в жертву своим идолам. Она предвкушала долгий день жестокости и садизма.

Оставалось сделать всего одну вещь.

Толпа замолчала, когда Волусия поднялась на пьедестал к подножию своей статуи и повернулась лицом к своему народу. С другой стороны туда карабкался Кулиан – другой доверенный советник – тёмный колдун, одетый в черную мантию с капюшоном, с сияющими зелёными глазами на бородавчатом лице. Это он помог ей устроить убийство собственной матери. И это Кулиан посоветовал ей построить монумент самой себе.

Люди не отрывали от неё глаз в мёртвой тишине. Она ждала, нагнетая драматичность момента.

«Великий народ Волусии!» – громогласно произнесла она. «Я дарю вам статую вашего новейшего и величайшего бога!»

Изящным жестом она сорвала шёлковую простыню, и толпа ахнула.

«Ваша новая богиня, пятнадцатая богиня, Волусия!» – провозгласил Кулиан.

Люди смотрели на статую с удивлением и ужасом. Волусия, запрокинув голову, рассматривала сияющую золотом статую вдвое выше всех прочих, совершенную копию себя. Она нервничала в ожидании реакции людей. Столетиями никто не решался добавить нового бога, и сейчас она делала ставку на то, что их любовь к ней достаточно сильна, чтобы это принять. Ей нужна была не просто их любовь, но поклонение.

К её огромному удовлетворению её подданные вдруг, все как один, опустили головы, кланяясь новому идолу.

«Волусия», – нараспев говорили они снова и снова. «Волусия. Волусия».

Волусия стояла, раскинув руки, глубоко вдыхая, наслаждаясь моментом. Такого преклонения было бы достаточно любому человеку. Любому вождю. Любому богу.

Но ей всё ещё было мало.

* * *

Волусия прошла под увенчанными аркой воротами к своему замку, пересекла галерею со стофутовыми мраморными колоннами, и направилась дальше через украшенные цветами залы, где выстроились вытянутые по струнке солдаты Империи с золотыми копьями в руках. Их шеренгам не было видно конца. Волусия шла медленно, постукивая золотыми каблуками своих ботинок по мраморному полу, сопровождаемая колдуном Кулианом, наёмным убийцей Аксаном и главнокомандующим армии Соку.

«Моя госпожа, мне необходимо с вами поговорить», – сказал Соку. Он весь день пытался пробиться к ней для разговора, но она игнорировала его, не проявляя интереса к его опасениям и чрезмерной, как ей казалось, зацикленности на реальности. Она жила в собственной реальности, и собиралась поговорить с ним в удобное для себя время.

Волусия не сбавила шаг и направилась ко в ходу в другой коридор, который был отгорожен занавесом из длинных нитей изумрудных бус. В мгновение ока солдаты подбежали и раздвинули бусы в стороны, позволяя ей пройти.

Чем дальше она шла, тем тише становились доносившиеся снаружи звуки гуляний и священных церемоний. У неё был длинный день, за который она успела вдоволь выпить, попировать и дать выход своей жестокости, и теперь Волусии нужно было время, чтобы прийти в себя. Она восстановит силы и вернётся на ещё один круг.

Волусия вошла в свои помпезные покои, тёмные гнетущие о того, что их освещало всего несколько факелов. Больше всего света давал одинокий луч зелёного света, бравший начало из отверстия в стофутовой высоты потолке, и выхватывавший из мрака один-единственный предмет в центре комнаты.

Изумрудное копьё.

Волусия приблизилась к нему с благоговейным трепетом. Сотни лет оно находилось на эом самом месте, указывая точно на источник света. И древко, и наконечник были сделаны из изумруда, и сверкали, нацеленные прямо в небо, будто бросая вызов богам. Это была священная реликвия её народа, которая, как они верили, обеспечивала существование всего города. Волусия завороженно стояла перед ней, глядя как пылинки кружатся в луче зелёного света.

«Моя госпожа», – мягко обратился к ней Соку, и его слова разнеслись эхом в царившей тишине. «Разрешите мне сказать».

«Разрешаю», – ответила она.

«Моя госпожа, вы убили правителя Империи. Естественно, слух об этом уже распространился. Армии прямо сейчас готовятся выступить на Волусию. Огромные армии, от которых нам ни за что не защититься. Нам стоит подготовиться. Какова ваша стратегия?»

«Стратегия?», – переспросила Волусия, по-прежнему не глядя на него, раздражённая разговором.

«Как вы собираетесь заключить мир?», – настаивал он. «На каких условиях сдадитесь?»

Она повернулась к нему и смерила холодным взглядом.

«Мира не будет, – сказала она, – до тех пор, пока они сами не сдадутся и не присягнут мне на верность».

Соку смотрел на неё в страхе.

«Но, госпожа, на каждого нашего солдата приходится сотня врагов», – сказал он. «Нам не выдержать оборону».

Она повернулась обратно к копью, а он, в отчаянии, сделал к ней ещё один шаг.

«Моя Императрица», – не прекращал он. «Вы одержали выдающуюся победу, когда захватили материнский трон. Народ её не любил, а вас – напротив. Они вам поклоняются. Никто не будет с вами откровенен. Но мне придётся. Вы окружаете себя людьми, которые говорят вам то, что вы хотите услышать. Которые вас боятся. Но я скажу вам правду, опишу реальное положение дел. Империя окружит нас. И нам не выстоять. Ни от нас, ни от города, не останется ничего. Вам нужно действовать. Вы должны заключить перемирие. Заплатите любую цену, которую они попросят. Пока нас всех не убили».

Волусия улыбнулась, изучая копьё.

«Ты знаешь, что они говорили о моей матери?» – спросила она.

Соку беспомощно посмотрел на неё и покачал головой.