Текст книги "Мятежная весна"

Магнус
Оранос

Принцесса Клео стояла бледнее смерти, ее по-настоящему трясло от страха перед гневом короля.

А Магнус-то думал, что в этом золотом королевстве и позабавиться нечем будет…

Его мать с самого начала молча сидела рядом с мужем, и по ее лицу невозможно было прочесть, имела ли она собственное мнение по поводу отрезанных языков, утраченной невинности и так далее. Конечно же, за этой маской присутствовало вполне определенное суждение о том, что королю следовало сделать. И с кем. Только королева давным-давно усвоила, что вслух такие мысли высказывать не стоило.

Король подался вперед, внимательно разглядывая опозоренную принцессу.

– Знал ли твой отец о столь постыдной утрате тобой девственности?

– Нет, ваше величество, – задыхаясь, выговорила она.

Это была самая настоящая пытка. Принцессе, будь она даже дочерью побежденной страны, открыто признать, что ее осквернили до брачной ночи…

Правду сказать, и проступок был не рядовой. Уж точно не из тех, о которых стоило говорить вслух.

Король медленно покачал головой:

– Ну и что нам теперь с тобой делать?

Магнус про себя отметил, что Клео сжимает кулаки. Ей явно было страшно до одури – но вот поди ж ты, глаза у девчонки оставались сухими, а голова – поднятой. Она не расплакалась и не бросилась на колени, моля о прощении.

А король Гай так любил, когда у него вымаливали прощение. Это редко помогало, но удовольствие он получал.

«Доведет тебя, принцесса, до беды такая вот гордость», – подумал принц.

– Магнус, – обратился к сыну король, – как, по-твоему, нам следует поступить в свете вскрывшихся обстоятельств? Получается, я тебе шлюху просватал?

Магнус не удержал короткого смешка. Клео покосилась на него, точно пырнула острым куском битого стекла, но смеялся принц отнюдь не над ней.

– Шлюху? – переспросил он. Отец в кои-то веки поинтересовался его мнением, и этой возможностью грешно было не воспользоваться. – Как по мне, девушка всего лишь созналась, что единожды обнималась с государем Эроном, юношей, которого прочили ей в мужья. Возможно, с тех пор они осознали, что напрасно поддались порыву, продиктованному страстью. Откровенно говоря, я не склонен, подобно тебе, видеть в этом такое уж преступление. На всякий случай, если ты вдруг не знаешь, могу сообщить, что и сам я не девственник…

Такая откровенность могла повлечь за собой самые разные последствия – как добрые, так и дурные. В животе забурчало. Магнус привычно удерживал на лице самое безмятежное выражение, ожидая, чем кончится дело.

Король откинулся на троне, хладнокровно созерцая своего отпрыска.

– А что ты скажешь по поводу ее признания в попытке солгать мне?

– Я бы на ее месте не задумываясь сделал то же, лишь бы сохранить свою добрую славу.

– И ты полагаешь, я должен простить ей подобную опрометчивость?

– Решать, конечно же, тебе.

Краем глаза Магнус заметил недоуменный взгляд Клео. Она смотрела на него, явно не веря, что он возьмется ее защищать.

А он на самом деле не защищал ее. Он просто воспользовался случаем проверить, насколько терпим король к своему сыну и наследнику, уже достигшему восемнадцати лет. Теперь Магнус был мужчиной, а мужчине не пристало ежиться и шарахаться, страшась возможного гнева отца.

– Нет, – настаивал король. – Я желаю знать твое мнение. Скажи, что, по-твоему, мне следует делать. Очень хочу услышать это от тебя!

В голосе Гая звучало явное предостережение – так гремит трещотка на хвосте у змеи, готовой напасть.

Магнус пропустил его мимо ушей. После того как с балкона прозвучало неожиданное объявление, сделавшее его женихом Клео, ему как-то вдруг стало наплевать на всякие там последствия. Помнится, в тот момент Магнус бросил на отца ошарашенный взгляд – и ответный взгляд короля был тверже стали. Сразу стало понятно: возьмешься спорить – и весьма, весьма пожалеешь!

Принц был далек от того, чтобы недооценивать своего отца. Шрам на лице служил ему постоянным напоминанием о том, что бывает, если хоть в чем-то ослушаешься. Король без колебаний мог причинить боль тем, кого он якобы любил. Даже мальчику семи лет от роду, залюбовавшемуся красивым кинжалом.

Отец желал по-прежнему играть в игры, но Магнус больше не был его пешкой. Он был будущим королем Лимероса. Да что там, отныне – всей Митики. И он тоже мог поиграть. Особенно если видел шанс победить.

– Я думаю, – сказал принц, – что в этот единственный раз тебе следует даровать принцессе прощение. Равно как и извиниться перед государем Эроном за переживания, которые он перенес. Бедный мальчик едва чувств не лишился.

Трясущийся государь Эрон в самом деле успел взмокнуть так, словно его в озеро окунули.

Несколько очень долгих и тягостных мгновений король смотрел на Магнуса, словно не веря своим ушам. А потом… начал смеяться. Это был низкий, рокочущий смех, зарождавшийся глубоко в горле.

– Мой сын хочет, чтобы я забыл и простил… да притом еще извинился! – Это последнее слово он произнес точно впервые. Вполне возможно, что так оно и было. – А тебе как кажется, государь Эрон? Должен ли я перед тобой извиниться?

Эрон продолжал стоять на коленях, будто не имея сил подняться без посторонней помощи. От взгляда Магнуса не укрылось мокрое пятно на его штанах: королевский вассал обмочился.

– Нет… конечно же нет, ваше величество… – Молодой придворный с трудом шевелил едва не утраченным языком. – Это я должен принести извинения за попытку повлиять на ваши замыслы… Вы правы во всем, от начала и до конца…

«Вот речи, которые отцу приятно слышать», – подумалось Магнусу.

– Я решил, – проговорил король, – да, я решил сочетать моего сына браком с юной Клейоной. Но я принял его до того, как узнал всю правду о ней. Скажи, Магнус, как нам теперь с этим быть? Охота тебе замараться помолвкой с такой, как она?

Вот Магнус и оказался на распутье, и деваться было некуда. Очень подходящее сравнение, если вспомнить, что последнее время отец был дорогами прямо-таки одержим.

Одно слово принца могло сейчас положить конец этой нелепой истории и освободить его от принцессы, которая даже не пыталась скрывать свою безбрежную ненависть к нему. Глядя Клео в глаза, Магнус видел в них отражение того мгновения, которое навсегда его изменило.

И не в том дело, что Теон Ранус стал первым человеком, павшим от руки Магнуса. Молодой охранник должен был умереть, иначе сам без раздумий убил бы Магнуса, защищая свою возлюбленную принцессу. Ужас состоял в том, что принц нанес удар в спину, и с этим ему предстояло жить до конца своих дней. Это был поступок не принца, а труса.

– Итак, сын мой, что скажешь? – повторил король. – Хочешь разорвать помолвку? Решение за тобой.

До сегодняшнего дня Гай ценил Клео как символ власти над Ораносом, которую он получил, а она потеряла. При всей своей репутации жесткого и скорого на расправу правителя он желал, чтобы новые подданные не просто боялись его. Он хотел, чтобы его чтили, чтобы им восхищались. Поэтому и обольщал оранийцев сладкими речами, суля небывалое будущее. Подданными, которые чтут короля, управлять легче. Особенно теперь, когда лимерийскую армию пришлось распределить по всем трем королевствам. Гаю не нужно было всеобщее недовольство. А с кучкой назойливых, но разобщенных бунтовщиков он уж как-нибудь совладает.

Поэтому даже теперь, когда вскрылась правда о Клео, Магнус полагал, что в трудном процессе объединения Митики принцесса останется важным орудием в руках короля. Этакой золотой пешкой, способной освещать темный путь впереди.

Власть была очень важна для отца.

И для Магнуса.

Ему не следовало отмахиваться от возможности получить хоть немного власти. Больше всего принцу хотелось сесть на корабль и со всей возможной быстротой убраться в родной Лимерос, но он понимал, что это невозможно. Ибо отец желал остаться здесь, в этом золотом дворце. А значит, выбор нужно было делать осмотрительно. С мыслью как о немедленных выгодах, так и о дальних перспективах.

– Нелегкое это решение, отец, – наконец вымолвил Магнус. – Принцесса Клейона – девушка, мягко говоря, непростая… – (Да уж, весьма и весьма, кто бы мог подумать. Может, не одному только Магнусу приходилось каждый день маску носить.) – Итак, она созналась в плотском соитии с этим юношей. А другие были у тебя, принцесса?

Щеки Клео жарко вспыхнули, но, если судить по взгляду, скорее от ярости, нежели от стыда. Тем не менее вопрос казался ему не таким уж и праздным. Она ведь говорила, что была влюблена в погибшего стражника. Применительно к государю Эрону она таких слов не употребляла. Так сколько же мужчин согревало постель оранийской принцессы?

– Других не было, – не выговорила, а прорычала Клео. И взгляд ее аквамариновых глаз вполне убедил Магнуса, что она не лгала.

Он помолчал еще немного, намеренно добиваясь, чтобы пауза сделалась тягостной.

– Раз так, – сказал он наконец, – полагаю, для расторжения помолвки нет разумных причин.

– Так ты принимаешь эту девицу? – спросил король.

– Да. И давайте надеяться, что моя будущая невеста не преподнесет нам новых сюрпризов.

Рот Клео приоткрылся от изумления. Она, кажется, так и не поняла, что речь шла вовсе не о браке, не нужном никому из них, а о положении самого Магнуса.

– Если я больше не могу быть полезен тебе сейчас, отец, – ровным голосом проговорил принц, – я сходил бы к сестре.

– Да, конечно, – кивнул король.

Сузив глаза, он проводил Магнуса оценивающим взглядом. Он тоже был удивлен, что сын не воспользовался возможностью избавиться от немилой невесты.

Магнус же быстрым шагом вышел из тронного зала, надеясь в тайне, что не сделал ошибки, которая в будущем выйдет ему боком.

Когда он резко распахнул двери в спальню сестры, сиделка так и подпрыгнула.

– Приношу извинения, принц Магнус… – Поспешно опустив глаза, она стала смущенно наматывать на палец прядь длинных темно-рыжих волос. – Вы так неожиданно…

Он едва заметил ее. Его внимание уже было приковано к девушке на забранной пологом кровати. Как же здесь все было не похоже на ее скудно обставленные покои в лимерийском замке! Мраморные полы, толстые меховые ковры… На стенах многоцветные шпалеры, изображавшие прекрасные луга и невиданных животных, – одно, например, выглядело как помесь льва с кроликом. Кроме того, здесь не было нужды постоянно топить очаги, чтобы не выстудился замок. В Ораносе климат был мягкий и ровный, особенно по сравнению с ледяной стужей Лимероса. Даже простыни на постели были роскошными, мягкого светлого шелка. Из-за них волосы Люции цвета воронова крыла казались еще темнее, а губы – краснее.

Красота сестры неизменно заставала его врасплох.

Его сестры! Именно так он всегда воспринимал Люцию. Он лишь недавно узнал, что она была приемышем. Ее украли из колыбели где-то в Пелсии, привезли в отцовский замок и вырастили как принцессу, а все из-за некоего пророчества. Оно гласило, что Люция станет волшебницей, которой будут подвластны все четыре элементали: магия воздуха, огня, воды и земли.

Смятение оттого, что по крови она оказалась ему совсем не сестрой, облегчение, поскольку его влечение к ней вовсе не было таким уж неестественным и греховным… Отвращение на ее лице, когда он, не сдержавшись, поцеловал ее… Все это заново проносилось перед его умственным взором, когда он стоял над Люцией и смотрел на нее.

Самые светлые его надежды были навеки омрачены болью.

Да, Люция любила его, но это была сестринская любовь к старшему брату. Однако ему было мало такой любви. И всегда будет мало.

А тут еще постоянная мысль, что она принесла себя в жертву, помогая отцу, и, возможно, никогда больше не проснется…

Нет. Она непременно проснется. Должна проснуться!

Магнус перевел взгляд на сиделку, оранийскую девушку, которую настоятельно рекомендовала принцесса Клео.

– Как тебя зовут?

Она была довольно пухленькая, но полнота шла ей. К тому же мягкие изгибы тела говорили, что жизненных тягот ей до сих пор перепадало не очень-то много, пусть это тело и было теперь упрятано в простое серое платье служанки.

– Мира Кассиан, ваша милость.

– Николо Кассиан твой брат? – Магнус прищурился.

– Верно, ваша милость.

– В Пелсии он запустил мне в голову камнем, а потом вышиб дух рукоятью меча. Он мог убить меня.

Девушка вздрогнула.

– Я рада, что брат не причинил вам никакого увечья, ваша милость. – Она моргнула, робко заглядывая принцу в глаза. – Я несколько недель не виделась с ним… Мой… мой брат еще жив?

– А тебе не кажется, что за содеянное он вполне заслуживает смерти?

О том случае принц рассказывал очень немногим. Николо Кассиан напал на Магнуса, чтобы отогнать его от Клео после гибели Теона. Магнусу было поручено привезти девушку в Лимерос, чтобы отец мог использовать принцессу во время переговоров с ее отцом. В итоге, потерпев полную неудачу, он позже пришел в себя, лежа в одиночестве среди мертвых тел.

Ник теперь трудился в конюшнях, по колено в лошадином навозе, и в замок ходить ему не дозволялось. Парень должен был каждый день благодарить судьбу уже за то, что Магнус не потребовал его казни.

Повернувшись к Мире спиной, принц устремил свое внимание на Люцию. Он даже не слышал, как открылась дверь, но вскоре на светлые простыни легла тень отца.

– Ты сердишься на меня за сегодняшнее объявление, – сказал король. И это не было вопросом.

Магнус скрипнул зубами. Прежде чем отвечать, пришлось сосредоточиться и хорошенько подумать.

– Я был… удивлен. Девчонка люто ненавидит меня. А я к ней вообще ничего не чувствую.

– Для свадьбы не требуется ни любви, ни даже привязанности. Такие союзы порождает необходимость. И политическая стратегия.

– Я знаю.

– Мы подберем тебе любовницу, чтобы восполнила все те удовольствия, которых ты будешь лишен в браке. Возможно, куртизанку…

– Возможно, – согласился Магнус.

– Или, может быть, ты предпочтешь, чтобы смазливая служаночка о тебе позаботилась? – Король без особого интереса покосился на Миру: та благоразумно держалась на другом конце комнаты, где не был слышен их разговор. – Кстати, о смазливых служаночках… Помнишь ту девушку с кухни, из-за которой дома поднялся шум? Как ее звали – Эмия, кажется?

Эмия была предметом легкого увлечения Магнуса. И обладательницей чутких ушей, впитывавшей все дворцовые слухи и пересуды. А еще она готова была ради принца на что угодно. Такая верность кончилась для нее пытками и кнутом, но даже тогда она не выдала мучителям своей с ним связи. С чего бы теперь отцу вспоминать ее имя?

– Припоминаю что-то такое, – нехотя выговорил Магнус. – А что?

– Она сбежала из замка. Быть может, сочла, что никто не заметит, но я заметил.

На самом деле она сбежала потому, что Магнус ее отослал, снабдив кошельком, достаточно толстым, чтобы начать новую жизнь где-нибудь подальше от королевских интриг.

– В самом деле?

Король протянул руку и отвел со лба Люции темную прядь.

– Я послал за ней людей. Они легко обнаружили и ее, и краденый кошелек с золотом. Конечно же, ее казнили на месте. – Тут он перевел взгляд на Магнуса, и на королевских губах заиграла легкая улыбка. – Я подумал, тебе будет интересно об этом узнать.

В груди кольнуло – резко и неожиданно больно. Не показав вида, Магнус тщательно взвесил каждое слово, прежде чем ответить:

– Ну что ж, если она воровка… по заслугам и награда.

– Рад, что в этом мы согласны.

Эмия была невинна и не блистала умом. И не обладала внутренним стержнем, без которого было невозможно вынести тяготы жизни в лимерийском дворце. Но уж смерти она никак не заслуживала! Магнус полагал, что скорбь накроет его, но нет – только пробрал легкий озноб. В глубине души именно этого он и ждал, ждал с того самого момента, когда телега, увозившая Эмию, миновала замковые ворота. И тем не менее в нем жила надежда на будущее. А зря. Он мог бы предугадать, чем все кончится. Чтобы отец позволил скрыться кому-то, владеющему опасными для него секретами?

Судьба девушки была предрешена с того мгновения, когда ее жизненный путь пересек дорогу одного из рода Дамора. Нынешнее известие было лишь тому подтверждением. И все равно Магнуса покоробило, как упомянул об этой смерти отец – вскользь, мимоходом, словно о пустяке. Король продолжал испытывать сына, все выискивал у наследника какую-нибудь слабость.

И это не прекращалось ни на миг.

Некоторое время оба молчали и смотрели на Люцию.

– Мне нужно, чтобы она очнулась, – сквозь сжатые зубы наконец выговорил король.

– Разве она еще недостаточно для тебя сделала?

– Ее магия – ключ к тому, чтобы отыскать Родичей.

– Кто тебе это сказал? – Магнуса бесконечно раздражали сегодняшние решения, принятые отцом, и оттого его голос прозвучал резче обычного. – Какая-нибудь захожая ведьма, надеявшаяся грош заработать? Или, может, ястреб, спустившийся на плечо, нашептал?

Рассеченную шрамом щеку внезапно обожгла боль от оплеухи. Принц прижал к лицу ладонь и недоуменно уставился на короля.

– Никогда не высмеивай меня, – прорычал тот. – И никогда впредь не пытайся выставить меня дураком, как ты сделал сегодня. Слышишь, что говорю?

– Слышу, – проскрежетал Магнус.

Последнее время отец редко поднимал на него руку, но в детстве затрещины доставались Магнусу то и дело. Король Гай очень напоминал кобру с герба Лимероса: стоило его хоть как-то раздразнить, и он бил точно так же – яростно и ядовито.

Очень хотелось немедленно выйти из комнаты, но Магнус сдержался, не желая показать слабость.

– Я узнал об этом от своего последнего советника в государственных делах, – проговорил наконец король. Перейдя на другую сторону постели, он вновь внимательно смотрел в безмятежное лицо Люции.

– Кто же это?

– Не твое дело.

– Позволь, угадаю? А не этот ли таинственный советник подкинул тебе мысль о дороге в Запретные горы?

В награду Магнусу достался взгляд, не чуждый некоторого уважения. Значит, вопрос задан был правильный.

– Да, это она.

Стало быть, у короля был не советник, а советница. Магнуса это не то чтобы особенно удивило. Последней доверенной советницей короля была его многолетняя любовница, столь же прекрасная, сколь вероломная. Ее звали Сабина.

– Значит, ты вправду веришь, что Родичи существуют?

– Да. Верю.

Родичи были легендой. По мнению Магнуса – всего лишь вымыслом. Рассказывали о четырех кристаллах, заключавших в себе самую сущность элементалей и утраченных тысячу лет назад. Тому, кто ими завладеет, они сулили высшую власть над миром, божественное всемогущество.

Магнус мог бы подумать, что отец сошел с ума, но в ровном взгляде короля не было ни малейшего признака безумия. Блеск его глаз, конечно, отдавал одержимостью, но в остальном король смотрел сосредоточенно и ясно. Он действительно верил в существование Родичей. И Хранителей. До недавнего времени Магнус отнюдь не разделял его веры. Но вот оно, доказательство бытия магии и самих элементалей, – в постели лежит. Он сам все видел, собственными глазами. А если реальна волшебница из пророчества, почему не существовать Родичам?

– Оставляю тебя с сестрой, – сказал король. – Если придет в себя, извести меня без промедления.

И король вышел из спальни, оставив Магнуса предаваться невеселым размышлениям наедине с бесчувственной принцессой.

Ее магия – это ключ…

Он долго молчал, глядя за окно на балкон, залитый ярким послеполуденным солнцем. Оливы в горшках шевелили листвой на теплом ветру. Он слышал пение птиц, обонял запах цветов…

Как же все здешнее было ненавистно ему!

Он предпочитал лед и снег, которыми славился Лимерос. Он любил стужу. Когда мороз, все так просто. Так чисто и совершенно…

Но его отец полагал, что не в Лимеросе, а именно здесь, в этой золотой стране, следовало начинать поиски Родичей. И если прекрасная девушка, лежавшая перед ним спящей, была ключом к его поискам, Магнус не имел права отмахнуться от этого знания.

Раздобыть Родичей – и они с Люцией станут ровней по всем статьям. Далее этого он не отваживался надеяться и мечтать. Даже о том, что, быть может, обладание Родичами заставит Люцию по-иному взглянуть на него. Вместо этого он сказал себе, что, разыскав потерянное сокровище, он в полной мере проявит себя в глазах отца и наконец-то заслужит его неувядающее уважение.

– Очнись, Люция, – с напором выговорил он. – Мы вместе отыщем Родичей, ты и я…

Тут что-то заставило его оглянуться, и он с удивлением обнаружил подле себя Миру с бокалом воды. Девушка заглянула принцу в глаза, и ледяная злоба в его взгляде была как удар.

– Ваше… высочество?

– Остерегайся, – негромко предупредил Магнус. – Слишком любопытные уши легко могут оказаться отрезаными.

Мира налилась малиновой краской и, повернувшись, быстренько убралась на другой конец комнаты. Судьба служанки решается помимо ее воли. Сын короля – совсем другое дело.

Король желал завладеть Родичами ради своего непреходящего всемогущества. А значит, его сыну и наследнику предстояло самое главное испытание.

Комкая в кулаке бархат одеяла Люции, Магнус понял: если они действительно существовали, именно он должен их найти.