Текст книги "В джунглях мозга. Как работает метод Фельденкрайза на практике"

Глава 2. Выход из Лабиринта

Я вернулся в Израиль. В ожидании приезда Норы я много размышлял, как это бывало в случае с каждым моим учеником или пациентом. У меня нет какой-то стереотипной техники, которую я мог бы просто применить в готовом виде к любому человеку; это противоречит принципам моей теории. На каждом сеансе я стараюсь выявить основную сложность, которая, если над ней поработать, смягчится и частично устранится. Я каждый день меняю положение пациента или обучающую ситуацию для него. Как вы могли догадаться по моим первоначальным исследованиям, я не повторяю механически те манипуляции, которые делал прежде; вместо этого я медленно и последовательно прохожу через каждую функцию тела. Структура и функция связаны настолько тесно, что их невозможно легко разделить или рассматривать одно, не затрагивая при этом другое. Опираясь на тот опыт, который у меня уже был с Норой, я в очень общих чертах разработал некоторую программу. Кроме того, я приготовился менять свое видение в зависимости от результатов последующих исследований затронутых функций, позволяя новым выводам направлять меня в моем суждении и каждодневных действиях в отношении данного случая.

С самого начала я был готов к тому, что найду больше повреждений, чем те, что я обнаружил при предварительном осмотре. Не существует двух пациентов, пораженных одинаковым образом. Однако в случае Норы было довольно необычным, что при совсем небольшом двигательном поражении и при кажущемся вполне сохраненном интеллекте так сильно страдает функция письма и чтения. На основании того, что она испытывала трудности с поиском пути ночью и натыкалась на мебель, я полагал, что, скорее всего, затронуты и некоторые другие основные функции.

Когда Нору привели ко мне, я решил в мельчайших подробностях выяснить, какие еще возможности у нее были ограничены. Она предпочитала говорить по-немецки, на своем родном языке, поэтому, хотя мой немецкий не очень хорош, я тоже говорил по-немецки. Когда я попросил ее лечь на кушетку на спину, она снова начала серию маневров, которую я уже наблюдал, когда осматривал ее у нее дома.

На момент работы с этим случаем я занимался обучением группы своих ассистентов. Я в полной мере знакомил их с каждым интересным случаем, который мог дать им представление о моем методе; таким образом, лечение Норы, которое должно было длиться несколько месяцев, часто проводилось в присутствии слушателей моего семинара. Следует понимать, что я никогда не навязываю ученику[2]2
  Учеником Фельденкрайз называет того, кому оказывает помощь, своих пациентов. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] присутствие даже приглашенного профессора без согласия на это самого ученика. На свой семинар я принимал пациентов, которые соглашались на присутствие зрителей и за это освобождались от оплаты гонорара. Но даже с такими «бесплатными» пациентами я, в том числе, проводил и сеансы без зрителей. Часто ученик, избавившись от беспокойства и мышечной скованности, внезапно вспоминает и говорит о себе то, чего он никогда бы не сделал в присутствии других. Поэтому у меня есть обычай проводить несколько частных уроков, даже если у ученика нет возражений против присутствия зрителей.

Мои помощники наблюдали за тем, как Нора неловко ложилась на спину, пытаясь сначала поставить на кушетку одно колено, потом другое, и в конце концов у нее ничего не получилось. Они полагали, что она была застенчивой и поэтому неуклюжей, поскольку застенчивость может усугубить неспособность реагировать на вербальные команды и поскольку она не испытывала затруднений при совершении того же действия по собственной воле. В конце концов мне пришлось помочь ей лечь на спину. Снимая с нее туфли, я вдруг понял, что должен очень отчетливо показать своим помощникам, что дело не в стеснительности, а в болезни. Мои помощники, казалось, считали, что я чрезмерно теоретизирую.

Очень часто в конце сеанса я беру на себя усилия по переводу пациента из положения, в котором мы работали, в положение стоя. Например, я могу помочь пациенту со значительными дефектами скелета или мышечными повреждениями принять положение стоя и прослежу, чтобы он не двигался и оставался пассивным до тех пор, пока давление на его стопы не активирует рефлекторный акт стояния.

Одна из причин, по которой я это делаю, состоит в том, чтобы изменения организации и мышечного тонуса, достигнутые в ходе лечения, не были потеряны из-за первоначальной попытки пациента встать, которую он не может не предпринять привычным для себя способом. Если урок был действительно хорош, он может даже почувствовать боль, когда будет использовать привычный для себя образ действий в уже изменившемся теле. Кроме того, я хочу, чтобы пациент осознал ту нередко поразительную разницу в ощущениях, которая возникает в положении стоя. Поскольку эта разница возникает в процессе лечения постепенно, она часто ускользает от внимания ученика. В итоге накопленный результат ощущается как увеличение роста, выпрямление, парящая легкость и т. п.

Так вы поймете, почему в конце сеанса с Норой я положил свое предплечье ей на шею, а руку – на дальнюю от меня лопатку. Затем я согнул ее колени, скользнул другим своим предплечьем поверх ее коленей и под ними таким образом, чтобы эта кисть руки оказалась ближе ко мне. Используя такую конструкцию, очень легко развернуть человека на ягодицах. Действительно, когда верхняя часть туловища и ноги находятся в воздухе, а тело согнуто, это похоже на то, как будто колесо вращается вокруг собственной оси. Мои помощницы могут поднять даже самых тяжелых пациентов в положение сидя с абсолютной легкостью и не задерживая при этом дыхание.

Я попросил Нору надеть туфли и пододвинул ее туфли ближе к ее стопам. Не выдавая своего намерения, я поставил туфли так, чтобы каблуки были как можно дальше от ее стоп. Она вопросительно посмотрела на меня и попыталась засунуть ноги в стоявшие на полу туфли, но, конечно же, не смогла этого сделать. Она также не могла правильно надеть обувь, то есть поставить левую стопу в левый ботинок, а правую стопу в правый. Она не понимала, каким образом и на какой ноге должен оказаться каждый ботинок. После того как она повозилась пять или шесть минут, я помог ей надеть их. Поскольку ее тревога не имела никакого терапевтического смысла, я прервал ее «поиск», чтобы не увеличивать ее смущение перед ассистентами. Перед нами была красивая дама с интеллигентным блеском в глазах, явно властная, но доброжелательная особа, которая была не способна обуться.

* * *

Большинство людей были бы поражены, наблюдая за тем, как Нора пытается надеть туфли, и увидев, как много есть способов ошибиться. Возможно, вам тоже стоит попробовать множество других невозможных вариантов и посмотреть, насколько же трудно вставить ноги в обувь случайным образом. Ориентация в пространстве и во времени обеспечивает направление и ловкость тому, что мы делаем. Поэтому весьма полезно увидеть ценность целенаправленной ориентации по сравнению со случайным успехом.

Позже я более полно осознал степень нарушения телесной осознанности и пространственной ориентации Норы. Родственники дома даже не могли предположить степень ее травмы – и они, и медсестры привыкли обувать ее за нее, поскольку самой ей было трудно это сделать. Ведь она была больна и нуждалась в помощи.

Здесь я обнаружил, что вся подготовленная мною программа требует переосмысления. Мне стало очевидно, что даже сидение на стуле не являлось тем действием, которое бы она выполняла целенаправленно. Вместо этого она пыталась сесть на край стула, не прямо, а подступаясь к стулу наискосок, надеясь, что за счет близости ее таз устроится на поверхности.

Мое упорство в описании подробностей того, как Нора выполняла те или иные действия, позволит вам осознать, насколько же чудесно и сложно на самом деле то, как мы обычно функционируем. Какую значительную роль в красоте, полезности, сложности и простоте этого функционирования играет наше обучение! Удовольствие от чтения детективов заключается не в сюжете, о котором мы обычно забываем, а в нашем сознательном или бессознательном любопытстве на пути к разгадке того, кто же на самом деле это сделал и как. Дело Норы – это своего рода такая же детективная история, которую невозможно разгадать без подробностей.

Поскольку я обучал своих учеников, я пытался донести до них всю необходимость оценки травмы: до какого возраста регрессируют исследуемые функции? Предположение о возрасте, до которого регрессировал пациент, имеет важное значение для планирования способов последующего восстановления. Развитие происходит в определенном порядке. Этот естественный порядок нельзя ни изменить, ни пренебречь им. Мы не можем научить ребенка кататься на коньках, пока он не научился ходить. Этот порядок уже установлен, и мы должны подчиниться ему – или же потерпим неудачу. Мы так привыкли к некоторым явлениям, что порядок их развития кажется нам абсолютно естественным, и мы не задумываемся о том, что в основе этого лежит необходимость. Теперь мы знаем, что у Норы проблемы с ориентацией в пространстве. Но как исправить этот дефект, с чего начать и что делать?

* * *

В конце сеанса, на котором произошел инцидент с туфлями, я сказал Норе, что теперь она может идти домой. В комнате было три двери: одна была постоянно заперта на засов, видневшийся сквозь стеклянные панели; вторая вела в другую комнату; через третью моя пациентка вошла из холла. У этой двери была матовая стеклянная панель почти такого же размера, как и сама дверь, через которую можно было видеть свет в холле. Тем не менее Нора направилась к двери, ведущей в соседнюю комнату, а не к двери в холл. После того как она обнаружила за дверью незнакомую комнату, она уже попробовала выйти в правильную выходную дверь. Она ощупывала правой рукой боковую часть двери без ручки; потом обнаружила ручку слева, открыла дверь левой рукой и ударила ею себе по голове. Она смущенно закрыла дверь, покраснела и воскликнула: «Я не могу!» Ей было явно стыдно за себя. Как я уже говорил вам, она была умна, беседы с Норой не оставляли сомнений в ее умственных способностях. Ее основная трудность заключалась в ориентации в пространстве, которая внезапно оказалась связана с понятиями «право» и «лево».

Ориентация в пространстве является абстрактным понятием, и ее сложно рассматривать в чистом виде. Я не знаю, как подобрать лучшие слова или функцию для понятия «ориентация в пространстве», но я знаю, как помочь человеку различать «право» и «лево», как улучшить его ловкость и точность поворота, ведь когда он эффективно и точно выполняет свои движения, у него, по сути, улучшается ориентация в пространстве.

Возможно, вы думаете, что понятие «ориентация в пространстве» не более абстрактно, чем осознавание тела, и что в этом смысле «два сапога – пара». Осознавание тела – это более конкретное понятие, обозначающее кинестетическое ощущение тела, то есть ощущение движения. Мышечно-пространственно-временное ощущение содержит в себе ориентацию и является важным вспомогательным средством для движения. Движение разумного и здорового тела должно помочь выживанию. Тело человека и его «я» – или его сущность – неразделимы. И в то же время, тело – материальная опора личности – это далеко не полная история. Осознаванию можно научиться. Мы должны усвоить, что существует ощущение правого и левого, которое мы носим в себе. Осознавание тела у Норы было нарушено, что вызвало ее регресс к более ранним этапам развития.

Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему двухлетний ребенок не может сам обуться? Или о том, в каком возрасте он должен быть в состоянии сделать это? Разве количество лет здесь не имеет никакого значения, кроме того, что в определенном возрасте это могут сделать многие дети, в то время как в более раннем возрасте – практически никто? Что такого в действительности происходит в предшествующие годы, что позволяет ребенку в определенный момент обуться без посторонней помощи? Чтобы помочь кому-то восстановить утраченную функцию, нужно серьезно и правильно ответить на эти вопросы.

Жан Пиаже добился мировой известности тем, что, среди прочего, выявил тот возраст, в котором мы можем делать определенные вещи. В каком возрасте ребенок может несколько раз подпрыгнуть на одной ноге? В каком возрасте ребенок способен оценить, что значит опоздать на четверть часа? Например, Пиаже наполнил стакан водой, перелил ее в длинную тонкую бутылку, затем снова наполнил тот же стакан и перелил в большую короткую бутылку. Он обнаружил, что, прежде чем научиться оценивать объем, дети должны научиться оценивать длину или ширину, и что они неизменно скажут, что в более высокой бутылке воды больше. Лишь позже они научатся соотносить размер стакана с объемом бутылок. Это означает, что прежде чем мы сможем различать форму и объем, должны произойти обучение и развитие, иначе форма будет восприниматься как разница в длине или размере.

Применительно к живому существу движение означает перемещение во внешнем по отношению к телу пространстве, а также огромную внутреннюю нервную и мышечную деятельность, предшествующую совершению такого действия. Вы, наверное, знаете, что области локализации простых или примитивных движений на моторной коре головного мозга, сливаясь воедино, образуют фигурку, или человечка, называемого гомункулом. Эта маленькая фигурка не является человеческим существом в явном виде. Размер отдельных его частей зависит от важности функции, выполняемой той частью тела, на которую он влияет. Нервная область, представляющая большой палец руки, намного больше, чем область бедра, поскольку большой палец руки участвует почти во всех выполняемых действиях. Бедро же, напротив, редко совершает что-то иное, чем движение колена вперед, его сгибание и разгибание. Область, связанная с губами и ртом, очень велика, ведь рот участвует в пробах, дегустации, жевании, разговоре, смехе, насвистывании, пении и т. д. Подводя итог, мы можем сказать, что размер области пропорционален тем навыкам, которые регулирует двигательная кора головного мозга, а не размеру конечности или элемента, которым она управляет.

Знаете ли вы, что локализация выученного функционирования у правшей обнаружена только в левом полушарии? Или что функции, которым практически не нужно обучаться, – те, для которых достаточно простого развития и созревания, – расположены симметрично в обоих полушариях? Функции, для которых необходимо длительное и тщательное обучение, у правшей сосредоточены исключительно в левом полушарии. Помните, что центр Брока, отвечающий за речь, находится в левом полушарии мозга у правшей и в другом полушарии – лишь у небольшого числа истинных левшей.

Когда я сталкиваюсь с нарушением функции, я прилагаю особые усилия, чтобы не думать словами. Я стараюсь не мыслить логически и правильно построенными предложениями. У меня вошло в привычку представлять в воображении соответствующие нервные структуры, как будто я вижу их мысленным взором. Я представляю ту часть, которая производит поток жидкости. Часть пути жидкость является электрической, затем становится химической и снова электрической. После множества трансформаций этот поток заканчивается мышечным сокращением, а игра мышц приведет к некоторому внешнему действию с участием тела или его частей, которое повлияет на окружающую среду и, может быть, даже преобразит ее. Иногда я застреваю в точке, где не могу себе представить структуру потока или возможные препятствия на его пути. Тогда я спрашиваю, является ли препятствие диффузией, затуханием, отклонением, потерей импульса, нарушением непрерывности или невозможностью одной из трансформаций?

Я обнаружил, что такой способ использования воображения настолько плодотворный, что я не могу без него обойтись. Он часто показывает мне, где моих знаний недостаточно, чтобы я точно знал, что мне нужно и, следовательно, в каких книгах я могу найти информацию. Я формирую некоторую рабочую теорию и изменяю ее в свете новых наблюдений, которые я должен добавить, чтобы эта теория заработала. Такой образ мышления часто оказывается успешным в случаях, при работе с которыми терпят неудачу специалисты, обладающие большими знаниями, чем я. Никто не обладает таким всеведением, чтобы мыслить механически. Я начинаю исследование каждого случая так, как если бы это был первый случай в моей практике, и задаю себе больше вопросов, чем любой из моих помощников или критиков.

* * *

Сестра Норы присутствовала на том сеансе, где Нора не могла найти выход из комнаты. Было забавно, если бы не было так грустно, что она лишь тогда поняла всю серьезность ситуации. В течение трех лет болезни Норы она считала, что что-то не так лишь с «этим чтением и письмом», а в остальном ее сестра была совершенно нормальной. Сама же Нора чувствовала себя очень глупо из-за своей несостоятельности и стыдливо улыбалась, извиняясь за свои неудачи. Она также считала себя нормальной во всем, за исключением чтения и письма, и думала, что должна быть в состоянии делать все то, что мы от нее ожидали.

Мне и ассистентам, присутствовавшим на этом сеансе, было ясно, что это не тот случай, когда успеха можно достичь посредством тренировки или выполнения упражнений – просто многократного повторения желаемого действия. Для того чтобы Нора могла восстановить свои утраченные функции, требовалось более глубокое понимание процесса обучения и возраста, до которого произошла регрессия.

Инцидент с дверями подтвердил мне, что у Норы было нарушено осознавание тела, и в этот момент я вспомнил открытие Поля Брока о том, что речь локализуется в одном полушарии. Я попытался угадать, где может располагаться телесное осознавание. Могли ли чтение и письмо локализоваться в обоих полушариях или же только в одном? И, если в одном, то будут ли они локализованы там же, где и речь – в левом полушарии у правшей? Или же они будут на стороне, противоположной области речи? Здесь мне требовалась работающая теория, без которой у меня не было бы ни малейшего представления о том, какой именно опыт или какую деталь мне нужно было искать. Но как создать теорию?

Возьмите заданные мной вопросы о локализации функций чтения и письма и угадайте ответы. Вы можете начать с того, что скажете, что область чтения в коре головного мозга находится там, куда ее поместил Всемогущий, а центр письма может быть где угодно. Однако с такой теорией вы остаетесь столь же беспомощны, как и прежде, что приводит вас к поиску кого-то, кто знает, где находится область, отвечающая за чтение. И когда вы уже знаете, где она находится, вы можете начать утверждать, что знаете, где она находится.

На заре своей работы я действительно выполнял такие упражнения и всегда проверял результат тем, приводил ли он к действию, которое было задумано выполнить. Если это не приводило ни к каким действиям, я отвергал первоначальную основу или аксиому.

Вы можете попробовать рассмотреть теорию эволюции, которая также является хорошим вариантом самообмана в попытке избежать отсылки к Творцу. Эволюция имеет дело только с каким-то образом возникшими, развившимися и приведшими к выживанию законами. Почему выживание? Просто потому, что без него ничего бы не выжило. Несмотря на легкость, с которой можно высмеять любое словесное утверждение, эволюция – хороший ориентир для исторического развития, но плохой для предсказания. Никто не может утверждать, что выживает мощь, а не слабость, основное большинство, а не единицы, и никому не дано увидеть цель или направление эволюции. Создается впечатление, будто она имеет тенденцию к увеличению сложности, при этом никогда не отрезая пути отступления к ранее протестированной организации. Настоящая трудность в поиске рабочих теорий действия в эволюции заключается в том, что должно пройти огромное количество времени, прежде чем вы сможете сделать даже самое простое предсказание. Вы никогда не можете сказать, кто или что является наиболее приспособленным для выживания до того момента, пока это выживание не произойдет.

Изучая множество других альтернативных подходов к построению теории, я наткнулся на один, который показался мне хорошей идеей. Я сосредоточиваю свои мысли на функции, которую исследую: скажем, на походке парализованной ноги. Я представляю всю функцию ходьбы как с точки зрения индивидуума, так и с точки зрения вида. Я ограничиваюсь одной функцией. В ходе своей практики, имея дело со всевозможными дисфункциями, я постепенно узнал довольно много об эволюции нервной системы, сравнительной анатомии и других смежных дисциплинах. К счастью, за 30 лет работы физиком я успел постичь теорию структур, кибернетику, теоретическую механику и т. д. Кроме того, у меня за плечами были 20 лет преподавания дзюдо, так что я вполне мог себе представить, будто мне дали задание построить робота, который будет работать как идеальный человек, и был уверен, что смогу выполнить эту задачу. Но даже та незначительная степень «конструирования», которую я мог визуализировать, заставила меня пересмотреть самые основы – структуру и функцию, речь и мышление, осанку и действие – и прийти к выводам, опровергающим большую часть того, что я знал. Если бы в результате я не пришел к конструктивным выводам, меня бы считали если не сумасшедшим, то, по крайней мере, несколько ненормальным. Я и сам не раз так думал, а некоторые из моих бывших коллег-академиков начали сторониться меня еще в те годы, когда я отказался от должности физика, руководившего исследовательскими проектами в той или иной стране, и постепенно, мучительно и с трудом переходил к совершенствованию возможностей человека по самоуправлению.

Ограничив свое внимание одной функцией, я визуализировал информацию, которую необходимо собрать из окружающей среды, и механизмы, которые могут способствовать ее выполнению, затем структуру тела, заключающую в себе намерение двигаться, и инструменты, которые могут реализовать это намерение. Наконец, я рассмотрел интеграцию полученных извне данных с непрерывным изменением положения структур тела.

Я попытался прояснить для себя понятие телесного осознавания. В личной истории человека рот является первым органом, который им используется для установления значимого контакта с внешним миром – в данном случае, с сосками. Таким образом, вполне вероятно, что рот также участвует в эмоциях. Иначе почему же мы называем своих возлюбленных «сладкими»[3]3
  В английском языке к возлюбленным обращаются словами «honey» («мед»), «sugar» («сахар, сладкий»). – Прим пер.


[Закрыть]? В некоторых культурах для таких проявлений нежности используются термины, заимствованные из следующей стадии развития – анальной – вместо предшествующей ей оральной. Так, например, французы проявляют нежность словами «Ma petite crotte» – «мой птенчик[4]4
  При этом основное значение слова «crotte» – «кал, помет». – Прим пер.


[Закрыть]». Можно представить или реально наблюдать, как ребенку помогают (или же он сам справляется с этим) осознать свой нос, глаза и все остальные составляющие себя. Попробуйте осознать, что означает изменение положения для ориентации ребенка. Лично я считаю, что младенец, лежащий на руках у матери для кормления, не получает никакого другого опыта, кроме сенсорных изменений. Но эти изменения ощущений регистрируются в его нервной системе, интегрируются и запоминаются, тем самым определяя его способность действовать в будущем. Они формируют его осознавание.

Еще одним очень важным шагом в осознавании является различение правого и левого. Научиться различать их весьма трудно; многие взрослые испытывают трудности с этой дифференциацией и используют всевозможные мнемонические уловки, когда им нужно повернуть направо или налево. Как правило, ошибка возникает не из-за невнимательности или забывчивости; ведь это то, что повторяется слишком часто, чтобы просто быть ошибкой. Вы можете улыбнуться, думая, что я преувеличиваю значимость этих понятий и ошибочной ориентации, и обвинить меня в том, что я строю свою теорию на ненадежной основе. Но проверьте это сами. Лягте на спину и поднимите руки над головой. Прекратите читать. Просто идите и попробуйте.

* * *

Вы подняли руки над головой или направили их к потолку? В последнем случае ваши руки будут располагаться горизонтально, а не над головой. Следовательно, вы по-разному воспринимаете слова «над головой» в зависимости от положения головы и тела; в одном случае это вертикальное положение, а в другом – горизонтальное. Но с точки зрения различения «правого» от «левого» не имеет значения, лежите вы или стоите. Право – это право, а лево – это лево, даже если вы находитесь вверх ногами.

Это различие чрезвычайно важно – оно является одним из первых разграничений между осознаванием тела и его ориентацией. Хотя изменение положения головы от положения лежа лицом вниз к вертикальному положению происходит рано, различение правого и левого вначале очень размыто.

Лишь после того как мы научились ходить, нас учат, что у нас есть правая и левая стороны, а затем, еще позже, – тому, как поворачивать направо и налево. Если вы водите машину, вспомните, как трудно запомнить дорогу, если вам говорят повернуть направо… затем налево, снова налево и так далее.

Снова поднимите руки над головой, на этот раз в положении сидя или стоя. Вы помните, что вы сделали? Посмотрите, изменилось ли ваше спонтанное действие. Осталось ли положение ваших поднятых рук к телу таким же, каким оно было, когда вы лежали на спине? Достаточно ли вам одного такого опыта для обучения?

Чтобы сделать мой подход к переобучению Норы более понятным, я попрошу вас осознать, что младенцев не учат писать до тех пор, пока они не научатся правильно ходить. Как бы вы учили годовалого ребенка писать «б» и «д» или «м» и «ш»? Он должен уметь отличать правое от левого, верх от низа и овладеть другими, более тонкими степенями ориентации относительно самого себя, прежде чем сможет научиться писать. Могли бы вы придумать метод, с помощью которого можно было бы научить пятилетнего ребенка тому, что _____ – это горизонтальная линия?

Для того чтобы писать, нужно ощущать свои мельчайшие движения и уметь соотносить их с внешним предметом. Таким образом, локализация письма органическим образом переплетается с осознаванием тела и может быть вообще неотличима от осознавания; они должны быть как минимум тесно связаны. Младенец делает отметки на бумаге или других поверхностях цветным мелом или карандашом задолго до того, как он научится читать. Только когда эти отметки написаны как значки, мы можем считать это письмом. Рассуждая таким образом с самим собой, я пришел к выводу, что область локализации функции чтения в коре головного мозга не может быть далека от областей осознавания тела и письма.

Попробуйте представить положение гомункула на коре головного мозга и догадаться, где должны находиться области письма и чтения. Находится ли область письма выше или ниже, и где бы вы разместили область чтения, зная расположение двух других областей? Если вы обратитесь к атласу мозга, то сами увидите, что области локализации письма и чтения сгруппированы вокруг области телесного осознавания.

Дам вам в помощь подсказку: когда вы учитесь читать, вы обычно используете указательный палец руки для того, чтобы помочь себе определить местонахождение того, что нужно прочитать. Священные книги всегда читались серебряной рукой[5]5
  Серебряная указка в виде руки с вытянутым указательным пальцем, используемая для чтения Торы, священной книги иудаизма. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], указательный палец скользил по тексту, указывая на одно слово за другим. Вы обнаружите, что эта область находится между областью зрения коры головного мозга и областью указательного пальца. Посмотрите, сможете ли вы локализовать ее более точно.

Порассуждав с самим собой, где именно должна локализоваться функция, я всегда сверяю свое заключение с работами какого-то надежного ученого, чтобы, если вдруг мое заключение является неверным, я не только узнал о своей ошибке, но и определил, какой именно пробел в моих знаниях повел меня по неправильному пути. Я считаю практически невозможным забыть то, чему я научился таким образом. Более того, то, что я усвоил таким образом, – это не какая-то очередная запись в реестр мертвых знаний, а динамическая коррекция в самом процессе мышления. Это знание, которое непосредственно и моментально изменяет то, что я делаю. В результате меняется само мое действие, становясь более четким, более эффективным.