Текст книги "Неистовая звезда"

Ох, не собиралась я все это Марси говорить.

– Да, трудный это вопрос, – вздыхает она. – Хорошо ли людей убивать?

Я только собираюсь спросить, когда ее в рабство захватили, как Марси продолжает:

– Однажды тонтоны к Кривому ручью заявились. Может, прогнать хотели или убить, а землю отобрать. Меня плетьми отстегали, а потом узнали, что я лекарь, и нашли мне занятие в доме детства. Я роженицам помогала. Только детишек в чистое поле выносить отказывалась. Не по мне это. Знаешь, хворых малышей там оставляют на ночь, вот они и замерзают. Или дикие звери их прибирают.

Я киваю.

– Насущная необходимость, говорят, – вздыхает Марси. – Вынесут голенького младенчика на всю ночь… Если не замерзнет, значит, крепкий, жить будет. Только я не припомню, чтоб кто из детишек выжил. Я по ночам украдкой к ним бегала, спасти хотела. Чего только не придумывала. Тонтоны меня всегда ловили, били до полусмерти, а потом им надоело со мной возиться, вот и отправили дороги строить. Нас к новому месту везли, а тут вы как раз мост и взорвали.

– Слушай, а чего это они затеяли? – спрашиваю я. – Новые дороги в Рези, поселенцы тоже. Тут же жить нельзя, мертвое место, пустынное.

– Не знаю, – говорит Марси. – Но вот что тебе скажу. Эти псы здоровенные, что по лесу бегали…

– Ага, я по ручью от них ушла.

– Так вот этих псов какой-то тонтон привел. Мы уж долго ехали, а тут вдруг он появился, встал в конец каравана, будто так и надо. Никто из тонтонов и слова не сказал, но все знали, кто это. Сразу приосанились. Такого важного человека не зря к ним послали. Наверное, дорога эта им для чего-то очень нужна.

– Похоже, ты права, – говорю я.

– Я тебе вот еще что скажу – на этой дороге я бы и померла. Сил у меня уж не осталось.

– Ничего, мы тебя подкормим, силы вернем.

Марси задумчиво жует сосновый орешек, морщится, поправляет железный ошейник.

– Тяжело? – спрашиваю я.

– Самое страшное, что к нему быстро привыкаешь.

Марси запрокидывает голову и закрывает глаза. На руках и плечах, расцарапанных Нероном, запеклась кровь. Я достаю из котомки кошель с целебными травами, смачиваю водой кончик шимы и осторожно обтираю царапины. Марси улыбается.

– Рано радуешься. Лекарь из меня никудышный, – говорю я и показываю ей правую ладонь. – Помнишь, как ты мне простреленную руку лечила? Вот, все прекрасно зажило. Только с тех пор шрамов у меня прибавилось. Вот, тут мазь из зверобоя, поможет.

– Спасибо, – вздыхает Марси.

Я смазываю царапины, а она разглядывает Сердечный камень у меня на шее. Я краснею и отвожу глаза.

– А кажется, я тебе его давным-давно отдала, – говорит Марси.

– Что это? Ух ты, красивый! – говорит Эмми.

Розовый камешек, гладкий. По форме как птичье яйцо, величиной с большой палец. Солнце тускло просвечивает камешек насквозь.

– Это Сердечный камень, – объясняет Марси. – Подсказывает, как распознать сокровенное желание. Чем ближе то, чем сердце успокоится, тем сильнее он нагревается.

Сердечный камень нагревается, когда Джек рядом. И когда Демало рядом. Предсказывает не только сокровенное желание, но и предупреждает об опасности. О предательстве. Вот куда меня Сердечный камень завел.

– Я хорошо помню то утро, когда тонтоны ко мне заявились. В долине у Кривого ручья так красиво было! – вздыхает Марси. – А спали мы в сарае. Ну, рабы. Нас всех вместе в цепи заковали, и мужчин, и женщин, и загнали в сарай. Тогда, ночью, я лежала без сна, все тихо, только на душе неспокойно, и люди кругом стонут. Я тогда и зашептала: «Меня Марси зовут. Я жила у Кривого ручья, в зеленой долине, под ясным солнцем». Они сначала притихли, а потом один и говорит: «Меня зовут Кейд. Дом мой – дорога, а вместо крыши – небо». И так все друг за другом начали рассказывать, кого как звать и откуда они родом. Мы каждую ночь это повторяли, перед сном. Напоминали себе, кто мы, чтобы не забыть.

Я помню, как в Городе Надежды каждую ночь делала то же самое. В темном бараке, в своей клетушке. Напоминала себе, кто я и зачем живу на земле. А утром меня отправляли в Клетку драться не на жизнь, а на смерть. И так каждый день. И все равно я едва себя не потеряла.

– Ну что, пора в путь, – говорю я и собираю вещи в котомку.

Марси натягивает ботинки. Я помогаю ей подняться.

– У Слима есть приятель, который враз с тебя ошейник снимет, – говорю я. – И языком трепать не будет.

– Да я и сама язык распускать не привыкла, – вздыхает Марси и сжимает мне руку. – А еще я слушать умею.

– Ага, спасибо, – говорю я. – Нечего мне рассказывать.

Она гладит меня по щеке.

– Ты так на Виллема похожа, – шепчет она. – Он такой красавец был.

Имя Па она произносит так, будто оно яркое и горячее, как солнце в небе. И тут меня осеняет: Марси моего Па любила. По-настоящему.

В голове роятся вопросы – как? почему? когда? А он ее любил? И зачем она его любила, если знала, что ему, кроме Ма, никого на свете не надо? Ох, как же ей было больно, наверное, на их любовь глядеть. И все-таки Марси была маминой лучшей подругой. Принимала у нее роды. Эмми спасла и выходила.

Но спросить я не успеваю. Марси глядит на меня, понимает, что выдала свою тайну, и тут же отворачивается, уходит к рыжей лошадке.

– Назову ее Тэм, – задумчиво говорит она и забирается на спину кобылы. – Далеко нам еще?

– До сумерек доберемся, – обещаю я.

* * *

Я шагаю быстро, Марси трусит следом на лошади. Из головы у меня не выходят мрачные мысли о жизни. Похоже, мне выпала незавидная доля. Так уж судьба предназначила, еще до моего рождения. И ничего с этим не поделаешь. А еще – случай.

Вот мы с Марси снова встретились. В это время, в этом месте. Наверняка это неспроста, только почему и зачем – мне пока неведомо. Время покажет. Я привыкла держаться настороже всякий раз, когда происходит что-то случайное.

Иногда я слышу голос Па. Он звучит у меня в ушах, бормочет что-то в крови. Как только возник мир, звезды все предопределили. Всю нашу жизнь. И нельзя изменить предначертанное. Это судьба. Так верил мой Па. И я тоже так верила. А потом стала задумываться. А Па перед смертью сказал мне, что его звезды предупредили. Может быть, единственный раз в его жизни правду сказали.

Ты им нужна, Саба. Нужна Лу и Эмми. И другим людям тоже. Не бойся. Будь сильной. И никогда не сдавайся, слышишь? Никогда. Что бы ни случилось.

Эти его слова меня потом всегда поддерживали, придавали силы. Странно, что Марси моего Па любила. Она с землей связана, крепко за нее держится, и мудрость у нее земная. А Па всю жизнь в небо глядел, среди звезд ответы искал.

Интересно, сошлась бы Марси с Ауриэль, если б они встретились? С ними обеими поговорить я б не отказалась.

Ауриэль. Ауриэль Тай. Говорящая с небом. Девушка с волчьими глазами. Внучка шамана-воина, Намида, Звездного танцора. Это он сделал лук из белого дуба. Ауриэль – не притвора, она умеет читать по звездам по-настоящему, не так, как мой Па. Она обитает на тонкой грани между землей и звездами. В месте, где живут и сны, и свет, и дух. Невозможно объяснить, что ей известно и откуда она это все знает.

Если бы не она, я б уже померла. Я сходила с ума от горя, видела мертвых и ночью, и днем, а Следопыт меня привел к Змеиной реке. К Ауриэль Тай. Она мне помогла, вылечила, вернула надежду и любовь к жизни. Объяснила, что со мной происходит. К какой цели ведет меня судьба. Нет, не судьба. Предназначение.

Есть люди, Саба… их немного, но они способны изменять сущее. Своими поступками они могут повернуть вспять течение людских судеб.

Мое предназначение – свергнуть Демало. Повернуть его волю вспять. Вот что говорила мне Ауриэль. Что все мои дороги ведут к нему. Чистую правду сказала.

Повернуть Демало вспять. Я думала, что знаю, как это сделать. Все было ясно и просто. Нанести удар побольнее, в уязвимое место. И бить, и бить не переставая. Чтобы он хватку ослабил. Только теперь придется все менять. Как жаль, что Ауриэль не с нами. Она бы точно знала, что мне делать, и думать бы не пришлось. Ей все известно, потому что она умеет читать по звездам.

Что ж, ничего не поделаешь. Значит, мне нужен Джек. И чем скорее, тем лучше. Придется до ночи потерпеть, пока не встречусь с ним под Железным деревом. Вдвоем мы уж как-нибудь сообразим, как поступать дальше.

Только ему нельзя говорить про Демало. Про Кровавую луну. Про то, что это конец. Что правила игры изменились.

* * *

Расписная скала высится над лесом. Это не одна скала, а три. Скучились, будто огромные буйволы из песчаника выгнули спины горбами к небу. Золотистые обветренные бока розовеют в лучах полуденного солнца. Вокруг тихо. Нерон летит вперед, объявляет о нашем приближении, громко хлопает крыльями.

Марси принюхивается. Пахнет жареным мясом.

– Ух ты, вкуснота, – говорит она.

– Ага, повезло нам. Точно не Молли стряпает, от ее варева тошнит, – замечаю я.

Прикладываю ладони ко рту, подаю дневной сигнал – тройной посвист сойки. Выжидаю на два счета и повторяю. С вершины скалы раздается ответный свист, появляется крошечная фигурка.

– Это Эмми, – говорю я.

Стеклышко ее дальнозора посверкивает на солнце. Я машу сестре рукой, Марси тоже машет. В тишине слышится восторженное восклицание, и фигурка исчезает.

– Ну вот, она тебя узнала, – вздыхаю я. – Приготовься, Марси.

Лагерь разбили среди здоровенных валунов. Мы протискиваемся в расщелину, выходим на круглую площадку под открытым небом. Место древнее, памятное, им издавна пользуются. Плиты площадки вытерты до блеска бесчисленным множеством ног, отвесные скалы покрыты изображениями и надписями. Неведомые мечтатели и бездельники, художники и недоумки – все здесь свои следы оставили.

На площадке стоит колымага Слима. Космический Компендиляриум, шарабан четвертого поколения, как называет ее Слим. Короб телеги раскрашен в веселенький ярко-желтый цвет, разрисован солнышками, лунами и звездами, битком набит всевозможными целебными зельями и снадобьями. Неподалеку жуют сено Моллина лошадка по имени Прю, послушный мул Бин, Слимов тяжеловоз, мой Гермес… Всего у нас восемь лошадей.

Как только мы выходим из расщелины, к нам все поворачиваются – и люди, и кони. Слим возится у костра, накладывает Эш жаркое в жестяную плошку. Молли сидит на валуне, уминает свою долю. Нерон прыгает вокруг нее, ищет, чем бы поживиться. Нет Лу. Нет Крида. Нет Томмо. У меня екает в животе.

– А где остальные? – спрашиваю у Эш.

– Пока не появлялись, – отвечает она. – Ты как в свисток дунула, так я и сдернула. А чего случилось-то? Я только слышала, как рвануло, а потом дым повалил. Эх, жаль, самое интересное пропустила.

– За нами тонтоны погнались, – объясняю я. – Нашим давно пора вернуться.

– Ты ж сама только-только добралась, – замечает Слим. – А откуда здесь тонтоны взялись? Говорил же твой лазутчик, что они сюда нос не суют, ничего не охраняют.

– Они и не охраняли, – вздыхаю я. – Караван с переселенцами шел в Резь. И рабов гнали дорогу строить. А у нас все наперекосяк пошло… божемой, куда ж наши все подевались? Почему никто до сих пор не вернулся?

– Успокойся, – говорит Слим. – Они, наверное, кругом припустили. Вот как вернутся, мы их подробно расспросим. И кстати, где твои манеры, дикарка?

Он вперевалочку направляется к Марси. Мы к Слиму привыкли, а для нее он наверняка выглядит странно – пузатый толстяк в заплатанном женском наряде, лохматые бакенбарды, волосы всклокочены, тройной подбородок, грязная повязка на глазу. С пояса на цепочке свисает облезлая заячья лапка.

– Ох уж мне эта молодежь, – бормочет он. – Никаких понятий о вежливости и правильном воспитании. Отвратительные манеры. Постыдились бы. Позвольте представиться, доктор Сальмо Слим, передвижной терапевт-хирург. Ах, какой шарман-мадам!

– Меня Марси зовут.

– Ее в рабство изловили, – объясняю я. – Только она в суматохе освободилась и сбежала. Мы с ней давние приятели. Марси, это Эш, а вот там Молли.

– Рада познакомиться, – устало улыбается Марси.

Мы со Слимом помогаем ей спешиться.

– Марси тоже лекарь, – говорю я Слиму.

– А, коллега? В таком случае вдвойне польщен нежданной встречей, миз Марси. – Он осторожно берет ее за руку, склоняется в глубоком поклоне, окидывает внимательным взглядом. – Если желаете, могу проконсультировать по поводу вашей лодыжки.

– Спасибо, – отвечает Марси. – Но лучше, если ошейник с меня снимете.

– Тут специалист нужен, – заявляет Слим, присмотревшись к ошейнику. – С резаком по металлу. Есть у меня приятель, снимет, не беспокойтесь.

– И кстати, насчет Слимова платья не удивляйся, – вмешивается Эш. – Это от его покойной матушки осталось.

– Но ты не волнуйся, – ухмыляется Молли. – Он лекарь первоклассный.

– Матушка-покойница оставила мне в наследство три платья, деревянную ногу и две левые туфли. Как-то встретился мне парень, что солью промышляет, купил у меня ногу и туфлю. А платья матушкины мне впору пришлись, хотя размерчик у меня нестандартный, сами видите. Так что кругом экономия вышла. Вдобавок я сам себе законодатель мод.

– Марси! – восторженно вопит Эмми. Следопыт радостно бежит за ней. – Ты нашлась! А мы думали, ты померла!

Волкодав бросается к Марси.

– Следопыт! – удивляется она. – Ты здесь откуда?

Пес заливисто лает, скачет вокруг, лижет руки длинным слюнявым языком. Эмми подпрыгивает, лезет обниматься. Поднимается веселая суматоха.

– Как ты его нашла? – спрашивает меня Марси. – Почему раньше молчала?

– Ох, я и забыла, – говорю я. – Потом расскажу.

У Марси голова идет кругом. Эмми так и льнет к ней, тараторит без умолку, объясняет, как Следопыт нас отыскал.

– Хватит тебе, дай покою, – говорю я и оттаскиваю Эмми от Марси.

Слим ведет Марси к костру, усаживает ее рядом с Эш и Молли, суетится, наполняет плошку едой, что-то приговаривает.

– А ты чего так долго не возвращалась? – Эмми прыгает мне в объятия, виснет на шее, обхватывает ногами за пояс. – А Лу где? И ребята? Я все глаза проглядела!

– Эй, ты меня задушишь, – говорю я. – Слезь! Ты такая тяжелая стала, сил нет.

Эмми еще сильнее прижимается ко мне, хватает за щеки грязными ладошками. Синие глаза полны тревоги.

– Я так боялась, так боялась. А вдруг с вами что-то неладное приключилось? – вздыхает она. – Ну, оно и приключилось. Эш говорит, вы на тонтонов натолкнулись. Чего там было-то, расскажи? И где Лу с Томмо?

– Скоро вернутся, – говорю я. – Ну пусти меня уже!

Эмми неохотно разжимает руки. Ладони грязные, но личико так и светится. Похоже, недавно умывалась. Да и вообще она вся чистенькая и аккуратная. Непослушные русые пряди заплетены в косу, рубаха заправлена в штаны, застегнута на все пуговицы, шнурки на ботинках завязаны. Ясное дело, Молли постаралась. Самой Эмми вечно некогда за собой следить. Сестренка скрещивает руки на груди, недовольно морщит губы, упрямо выставляет подбородок.

– А чего я такого сделала? – говорит она.

– Ты рожицу не криви, – предупреждаю я. – Слушай, ты же теперь Вольный Ястреб, тебе не пристало визжать и пищать, как дитя малое. Я же тебе говорила.

– Но я…

– А на сторожевом посту кто?

– Я…

– И что ты тогда здесь делаешь? – спрашиваю я.

– Ну вот, уже нельзя и порадоваться, что сестра вернулась, – обиженно вздыхает она.

– Марш на пост, – велю я.

– Саба? – окликает меня Слим. – Я тут жаркое из летучих мышей сварил.

– А я-то думаю, что так вкусно пахнет, – раздается чей-то голос из расщелины.

Я оборачиваюсь. Лу! Целый и невредимый, улыбка от уха до уха. Он широко разводит руки в стороны.

– Кто тут по мне соскучился, а?

– Я, я соскучилась! – визжит Эмми и бегом бросается к нему.

Он подхватывает ее и кружит.

– Недоумок! – верещит она. – Я так перепугалась. А Томмо где? И Крид?

– Они что, не вернулись еще? Мне подзадержаться пришлось, – объясняет он. – Тонтоны следом увязались, вот я круг и заложил.

– Я же говорил, – ворчит Слим.

– Смотри, кого Саба встретила! – тараторит Эмми. – Марси нашлась!

– Надо же! – удивляется Лу, жмет Марси руку, говорит: – Обязательно расскажи, как все вышло. Долго же мы не виделись!

– Ох, у тебя живот с голоду подвело, – суетится Слим. – Ну-ка давайте все к костру!

Теперь Эмми точно ни на какой пост не уйдет, если только ее туда за косу не оттащить. Ну да ладно, все равно светло. Мы усаживаемся у костра. Слим наполняет наши плошки варевом, а Следопыту с Нероном швыряет тушку белки. Они принимаются ее раздирать, с опаской косятся на Слима – в прошлый раз его кровью забрызгало, так он их к костру две ночи не подпускал. Мы едим жадно, Марси расспрашиваем, рассказываем ей про нашу жизнь, и тут появляется Томмо. Так же как и Лу, ему пришлось кружить, еле оторвался от тонтонов. Он набрасывается на еду, как голодный шакал.

Чуть погодя приходит Крид. Голый до пояса. Драгоценный плащ с фалдами под мышкой зажат. Вся рука в засохшей крови. Из плеча стрела торчит.

* * *

Крид прислоняется к валуну, а Молли зашивает ему плечо ниткой из кишок, продетой в тонкую костяную иглу. Крид похож на лесного духа – всклокоченные кудри торчат во все стороны, серебряные кольца в ушах сверкают, от шеи до пояса татуировки вьются, лозы и змеи.

Молли склоняется над ним. Длинные белокурые волосы повязаны шарфом, надвинутым на самый лоб. Шарф скрывает клеймо, букву «Ш». Молли тонтоны заклеймили нарочно. «Ш» значит «шлюха». Но красоту Молли ничто не порушит. У нее лицо как у ангела. Айк ее прекрасной дамой называл. Много мужчин сворачивали в «Гиблое дело», чтобы улыбку Молли увидеть.

Только сейчас Молли не улыбается. Глядит на Крида сурово, мол, пусть только попробует снова при всех в любви признаться, с головой расстанется. А Крид в Молли влюблен до потери памяти, остановить его невозможно. У него система простая – отчаянное, безудержное ухаживание. Он решил, что когда-нибудь ей это надоест и она смилостивится. Можно подумать, красавица уделит ему внимание. Молли привыкла от назойливых ухажеров отбиваться в «Гиблом деле», но Крид надежды не теряет.

Я сажусь на корточки у валуна, отвлекаю Молли от приставаний Крида.

– Ух ты, как тебе видно, где зашивать? За этими татуировками ничего не разглядишь. А стрела глубоко вошла?

– Не очень, – отвечает Молли. – Он притворяется, ты же его знаешь.

– Я на все готов, лишь бы ты рядом со мной была, любимая, – заявляет Крид.

– Ага, размечтался, – ворчит Молли.

– Крид, прекрати, – говорю я.

Он склоняет голову набок, поближе к Молли, и шепчет:

– Я от тебя без ума. Выходи за меня замуж.

Молли отвешивает ему звонкую пощечину. Раскатистый хлопок заставляет всех обернуться. В карих глазах Молли полыхает гнев.

– Я тебе сколько раз говорила! – яростно шипит она. – А ты все понять не хочешь. Мне до смерти надоели твои ухаживания. Был бы ты настоящим мужчиной, я б тебя давно пристрелила. Божемой, Крид, оставь меня в покое! – Молли срывается на крик, встает и уходит к костру.

Никто с места не двигается. Все напряженно молчат, потом продолжают есть, но с опаской. Даже ложками не звякают, лишь бы ее не рассердить.

Эх, я сама виновата. Надо было раньше Крида остановить, объяснить ему, что негоже это. Мы со Слимом недавно про это говорили, но я все откладывала и откладывала беседу с Кридом. С ним надо осторожно.

Крид умоляюще глядит на меня. На щеке краснеет отпечаток пятерни. Рану Молли не зашила, игла торчит в коже, нитка болтается. Лекарь из меня плохой, но я сажусь рядом, вытаскиваю иглу. Руки сразу становятся липкими от пота. Начинаю шить.

– Перестань к ней приставать, – шепчу я сердито. – Ты не только Молли досаждаешь. Нам всем неловко от твоих ухаживаний. Она по Айку горюет. Ты же знаешь, всего полгода прошло, как он помер. А от тебя никакого уважения.

Крид молчит, недоуменно морщит лоб.

– Слышишь? – спрашиваю я.

– А как же еще ей объяснить? Что мне делать?

– Будь мужчиной, – говорю я. – Оставь ее в покое, не до тебя ей сейчас. И нам ссориться ни к чему. Надо друг за друга держаться, а не грызться. Ну вот, зашила я тебе рану. Эмми тебя перевяжет, у нее ловко получается.

– Я все равно не понимаю, – бормочет он.

Я хватаю его за колено, трясу.

– Не про тебя Молли, – говорю я. – Понял?

Он смотрит на меня, мотает головой.

– Но я же сразу знал… Как первый раз ее увидел, так сердце и екнуло. Вот она, моя родная, единственная. Чистая правда.

– Ага, сердце екнуло, – ворчу я. – В штанах тесно стало.

Я встаю, он поднимается на ноги следом. В серо-голубых глазах ворочается злость.

– Кто бы говорил, – вздыхает он. – Друг за друга держаться, не грызться… На себя посмотри.

У меня кровь стучит в ушах.

– В чем дело? – спрашиваю я. – Ты чем недоволен, говори!

– В чем дело? – Крид повышает голос так, чтобы все слышали. – Да в тебе и дело! Мы все так думаем, только они сказать боятся. А мне нипочем. Ты что на мосту устроила, Саба? Зачем за фитилем побежала? Мы его как подожгли, так и сразу должны были убраться восвояси, никто бы за нами не погнался. Из-за тебя нас всех чуть не поубивали.

– Ты и сам знаешь зачем, – говорю я. – Там же люди были, рабы. Вот как Марси. Жалко их, они ни в чем не виноваты.

– Ну и что? Ты вообще за кого? А нас тебе не жалко?

– Мне только что рассказали, что произошло, – вмешивается Слим и глядит на меня водянистым голубым глазом. – Крид прав, у нас был план. Подложить взрывчатку, разрушить мост и удрать подальше. Без всяких осложнений.

Все поворачиваются и смотрят на меня. Во взгляде Эмми плещется тревога.

– Убивать мы никого не собирались, – напоминаю я.

– Это называется сопутствующий ущерб, – говорит Слим. – Иначе убьют твоих товарищей. Главное – помнить о цели и сохранять дисциплину. И тебя это тоже касается.

– Иногда приходится тактику менять, – замечаю я.

– Верно, – отвечает он. – Но ты повела себя неправильно. Тактику меняют по двум причинам: если надо достичь намеченной цели и если надо спасти товарищей. Цели вы достигли, а ты навлекла опасность на друзей. Настоящий вожак так не поступает.

– Не понимаю я тебя, Саба, – говорит Эш. – Помнишь, в Темнолесье тонтоны перебили наших. Напали на спящих и сорок человек погубили. И Вольных Ястребов, и грабителей с Западной дороги. Ты что, забыла? А Эпону и Мейв? Айка и Брэма? Они погибли за наше дело. Ты уж не обижайся, но Крид прав. Кому ты верна?

– Я верна нашему делу, – вздыхаю я. – Никого я не забыла – ни тех, кто в Темнолесье полег, ни тех, кого ты назвала. Дело тут не в верности, а…

– А я считаю, что верность – главное, – говорит Томмо.

– Но сейчас же все иначе, – объясняю я. – Понимаете, тут, в Новом Эдеме, слишком много невинных людей. Они страдают от наших схваток с тонтонами.

– Нам слабый вожак ни к чему, – возражает Эш. – Мы с Кридом это на себе испытали. Мейв силы не хватило, и все закончилось поражением. И смертями. Да, конечно, ты сильная, уверенная. Безжалостная. А сегодня зачем-то разнюнилась. Божемой, ты же Ангел Смерти, про тебя легенды рассказывают. Мы поэтому за тобой пошли.

– Может, у тебя кишка тонка стала, – говорит Крид.

Внутри у меня все замирает.

– Ты мне вызов бросаешь? – спрашиваю.

– Ты или будь настоящим вожаком, или отступись и не мешай, – буркает он.

– Так, хватит разговоров! – вмешивается Лу и встает. – Я виноват в том, что у моста произошло.

Все удивленно глядят на него. Никто не понимает, в чем дело.

– Ты как до этого додумался? – спрашивает Крид.

– Я увидел первых двух тонтонов и испугался, – объясняет Лу. – Я под мостом был, только хотел взрывчатку подложить, а тут они… Саба мне велела не двигаться, а я ослушался. Оскользнулся, не удержался на ногах и упал. Если бы не она с Томмо, сорвался бы в пропасть. Я нарушил приказ командира. Из-за меня все вы оказались в опасности. Если Саба и сделала что-то неправильно, то это из-за меня. Потому что она не смогла на меня положиться. Так что я во всем виноват. И прошу прощения. У всех.

Лу говорит все это, а сам с меня глаз не сводит. У меня аж горло перехватило.

– Что ж, сегодня нам повезло, – заявляет Слим чуть погодя. – Никого не убили. Предлагаю простить Лу. И давайте на этом закончим. Урок усвоен, повторять не придется. Но ошибок больше допускать нельзя. Саба, твоего лазутчика это тоже касается. Он нам дал ненадежные сведения. Я понимаю, он это не нарочно сделал, но если все так быстро меняется, надо все проверять. От надежности сведений зависят наши жизни. Так что давайте вы с Кридом помиритесь, пожмите руки.

Все поворачиваются к костру, тихонько переговариваются. Я протягиваю руку Криду. Он глядит зло, будто нож к горлу приставил, а потом улыбается и приобнимает меня.

– Прости, – говорит он, – я веду себя, как недоумок. И спасибо за то, что рану зашила. И про Молли я все понимаю.

Может, мне просто показалось, что у него злоба во взгляде?