Текст книги "Мухаммед. Жизненный путь и духовные искания основателя ислама. 571—632"

В этот первый период Мухаммед еще чувствовал тесную связь с иудаизмом и христианством. Поэтому при молитве верующий должен был обращаться в сторону Иерусалима, святого города, родины этих двух великих религий.

Пост в месяц Рамадан – еще один дисциплинирующий акт. В течение месяца не позволено принимать пищу с восхода до наступления сумерек. Потому что, после сексуального влечения, желание обильно питаться составляет высшее наслаждение для примитивного существа. В знак внутренней дисциплины человек должен принести в жертву Богу это наслаждение один раз в год.

В целом соблюдение всех прочих обрядов ислама является с религиозной точки зрения второстепенным. «Бог, – говорится в Коране, – прощает все, исключая действия, заключающегося в том, что рядом с ним ставят другое существо». Ислам непреклонно требует веры в единого Бога, в пророков, передающих его слова, в посмертную жизнь и в воздаяние за дела, совершенные на земле. На этих сведенных до минимума догмах Мухаммед построил мир и этическую концепцию, способную, что подтвердила история, удовлетворить и примитивного негра, и утонченного философа.

Вся мусульманская доктрина воплощена в единственном грандиозном видении, полученном на горе Хира. Все, что происходило дальше, было лишь развитием первоначальной фундаментальной идеи. Но все же это остается невероятным трудом Мухаммеда. Самыми простыми, самыми примитивными средствами он вывел из религиозного небытия четко скоордированную и очерченную этическую доктрину, которая покажет способность на протяжении веков обеспечивать позитивное руководство значительной частью человечества. Первоначальный ислам – это главное его свойство – был не только религией, но и формой общественной жизни. Он создал новые, неизвестные социальные формы, породил юридические и политические теории, и по сей день не потерявшие своей привлекательности, и заменил социальную, религиозную и политическую анархию, свирепствовавшую на Востоке в 600 году, государством, ставшим культурным центром мира той эпохи.

«Ищите мудрость, даже если для этого придется дойти до Китая», – сказал однажды Мухаммед, продолжавший практиковать терпимость торговца-аристократа. Но он не отказывался и от строгости торговца-аристократа. Он знал, что ему предстоит выдержать трудный экзамен, и хотел устранить все, «что клонит человека к земле». Он запрещал роскошь, дурманящие средства, а также танцы и музыку, потому что человек, знающий опьянение словом, знал и магическую силу танца, звука, движения, языческую власть, демонический экстаз, покоряющий всеми средствами слабого человека. Сам он не нуждался ни в каком искусственном опьянении, ни в каком фальшивом экстазе; он знал прямой путь. Его учение было ясным; оно, подобно песку и воздуху пустыни, пьянило душу, но не отрывая ее от холодной реальности.

На четвертом году своей миссии Мухаммед, необразованный купец, предстал перед народом Мекки. Внешне спокойный, но горя внутренним возбуждением, тщательно взвешивая свои слова, он произнес одну фразу, которая перевернула мир:

– Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его.

Пророк поднимается

 
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
 

М.Ю. Лермонтов

Что произойдет, если уважаемый коммерсант, чьи дела идут успешно, известный как человек, заслуживающий доверия, спокойный по характеру, вдруг уверяется в том, что является посланцем Бога, начинает собирать ассамблеи, на которых благочестиво проповедует, одновременно пренебрегая профессиональными обязанностями? Во всяком обществе с нормальной экономикой над ним начнут насмехаться, потом станут жалеть, попытаются вразумить, а уж в последнюю очередь сочтут сумасшедшим. В Мекке не могло быть иначе. Пророк долго колебался, прежде чем решиться открыто провозгласить новое вероучение.

Прошел месяц между откровением, повелевшим ему действовать так, и его первой публичной речью. Однажды увидели, как посыльные бегут по Мекке, крича: «Мухаммед, сын Абдаллаха, Хашимит, приглашает всех сограждан отправиться на гору Кубейс, ибо он должен сообщить народу нечто важное». Естественно, в городе и раньше слышали о странностях в поведении славного мужа Хадиджи. Его тайные собрания вызывали определенный интерес. Поэтому изрядное число прежних партнеров пророка по торговым делам, друзей и давних знакомых, много лет мирно ведших с ним беседы во дворе Каабы, отправились на Кубейс, расположенную недалеко от Мекки; им было любопытно послушать его речь.

Изложение нового учения перед этой толпой, перед коллегами по делам, требовало от Мухаммеда немалого усилия, которое он сделал над собой; ему было трудно на это пойти. Перед публичным выступлением его одолевали тревожные предчувствия. За последние годы он крайне редко появлялся в Каабе. Известно, что он не обладал с рождения даром красноречия; ему удалось развить его в себе при помощи длительных упражнений.

Когда Курайшиты собрались, Мухаммед очень просто объяснил им, что Бог повелел ему проповедовать народу древнее учение Авраама и всех пророков. Он продекламировал Коран. Мало-помалу проявилось его сильное воодушевление. Он в ярких красках описал гибель великих древних народов из-за отречения от истинной веры. Затем нарисовал прекрасную картину прелестей рая. Он изложил требования Бога: не убивать, не воровать, не лгать. Курайшиты слушали с сочувствием. Так вот, значит, из-за каких мечтаний Мухаммед забросил дела, потревожил почтенных купцов и уходит в одиночестве в пустыню! Его редкие последователи, юный фанатик Али в особенности, казались им смешными. Настоящие дети, кто их примет всерьез? Курайшиты разошлись, качая головами. Ни один из них не перешел в новую веру.

Неудача нисколько не огорчила Мухаммеда. Другие пророки поначалу сталкивались с таким же недоверием. Грех пустил слишком глубокие корни в душах его сограждан. Он стал ежедневно появляться в Каабе, среди торговцев и магов; опираясь на колонну, он мягким и мелодичным голосом принимался декламировать стихи Корана. Его слушали; эта поэзия встречала одобрение знатоков, которые вскоре причислили Мухаммеда к талантливым поэтам.

Торговцы, сочиняющие стихи, были не редки в Мекке. Но никогда еще поэт не требовал принимать его произведения за божественное откровение. Мухаммеду говорили: «Твои стихи замечательно прекрасны», или специалист заявлял: «Техника твоих рифм открывает новую эпоху в нашей литературе», его лицо омрачалось, и он хмуро отвечал: «Я не поэт, а это не мое сочинение. Это слова Бога, произносимые моими губами». Тогда, естественно, дискуссия прекращалась; собеседник пожимал плечами и отходил. Но уважение к поэтическому искусству в Мекке было не настолько велико, чтобы Мухаммедом продолжали интересоваться и беспокоиться, как у него дела и чем он занимается. В конце концов, его постоянное пребывание в Каабе, его предсказания перед не желающей ему внимать аудиторией привели к тому, что над ним стали смеяться. На него, уже не стесняясь, показывали пальцем со словами: «Погляди-ка на внука Абд аль-Мутталиба; он теперь знает, что творится на небесах». Иногда Мухаммед оборачивался и отвечал: «Вы подобны тем, кто из страха перед молниями и громом закрывают глаза и затыкают уши».

Тогда окружающие начинали хвалить этот стих, принимались декламировать непристойные сочинения либо исполнять шумную музыку, заглушавшую голос пророка. Мухаммед старался описать страшные кары, которые Бог обрушит на грешников. И что же? На следующий день какой-то молодой рифмоплет исполнял пародию на речь пророка, и весь город хохотал над ней. Странная превратность судьбы: самый способный из этих авторов-сатириков, Амр ибн аль-Ас, сын гетеры, позднее станет завоевателем Египта и одним из величайших военачальников армии ислама.

Мухаммед не препятствовал. Когда над ним насмехались, когда молодой мекканский повеса пачкал его одежду, он говорил, что народы Ад и Тамуд действовали так же, что не спасло их от гибели. Впрочем, хватало и голосов, осуждавших дурное обращение с ним. Например, молодой и могущественный вождь Ясриба заявил, что «когда почтенный человек принимает новую религию, нет оснований его преследовать». В целом согражданам пророка было больно смотреть, как один из них ходит по улицам, сопровождаемый насмешками простонародья. Его речи были составлены в превосходных выражениях, за исключением безобидных описаний ада и рая (он желал пощадить слушателей), но все равно было бы неподобающим, чтобы он публично, во дворе Каабы, славил неизвестного бога, видимо, очень древнего, при этом презирая все прочие божества, признаваемые в Мекке.

Чтобы покончить с его смехотворными речами, хозяева Каабы решили использовать проверенный временем рецепт. Они послали за Мухаммедом и сказали ему: «Ты веришь в иного Бога, отличного от наших; пусть так. Мы будем терпимы. Поставь в Каабе статую твоего Бога, как делают все племена, и поклоняйся ему, сколько пожелаешь, а мы не станем тебе мешать. Но, со своей стороны, оставь в покое наших богов». Курайшиты считали свое предложение абсолютно честным и приемлемым. Но Мухаммед решительно отверг его, несмотря на всю любезность, с которой оно было сделано. Тогда Курайшиты начали беспокоиться. Оказывается, они имели дело или с заблудшим, или с субъектом, который мог стать опасен.

Тогда старые друзья, знатные Курайшиты, которые, в принципе, желали ему добра, однажды пришли к нему и с сочувствием сказали:

– Мухаммед, все мы знаем тебя как человека почтенного, заслуживающего доверия. Поэтому твое нынешнее состояние беспокоит нас. Нам кажется, что ты болен; хочешь, мы позовем лучших докторов, чтобы они вылечили тебя?

– Я здоров, – ответил Мухаммед.

– Тогда, может быть, ты надеешься, поступая так, как ты поступаешь, заработать деньги, стать еще богаче? Нет ничего невозможного. Если хочешь, мы дадим тебе в управлении городом должность, которая принесет много выгоды тебе и твоим последователям.

Когда же Курайшиты увидели, что Мухаммед отверг и это предложение, они перестали что-либо понимать. Человек в здравом уме отказывался заработать денег! Подобное не укладывалось в умах господ негоциантов. Случай становился поистине темным. Они решили всерьез заняться таким беспокойным субъектом.

В принципе, жители Мекки легко верили в пророков, ангелов и богов разных видов. Но все пророки давным-давно умерли. Ангелы, конечно, существовали, но было известно, что обитают они в других уголках света. А вот чего они принять не могли, так это того, что их согражданин, мекканский купец, может иметь что бы то ни было общее со столь высокими предметами. Они его слишком хорошо знали. Он был таким же, как любой из них: ходил на базары, покупал и продавал, управлял своим имуществом и преумножал его. И вдруг стал пророком? Посмешище, да и только! Однако, чтобы все окончательно выяснить раз и навсегда, сограждане Мухаммеда захотели получить от него очень простое доказательство его божественной миссии: пусть он совершит чудо, не важно какое.

– Мухаммед, – сказали Курайшиты, – наша долина узка и засушлива; расширь ее, пусти по ней реку. Или же сделай так, чтобы твой Бог послал тебе огромные богатства. Или, наконец, покажи нам какое-нибудь чудо.

Пророк ненавидел чудеса. Мир вокруг него был полон ими. И неизвестно, какие чудеса шли от Бога, а какие от черной магии. Мухаммед никогда не утверждал, что может их совершать.

– Бог послал меня не затем, чтобы творить чудеса, – ответил он Курайшитам. – Я здесь для того, чтобы объявить вам истину. Я никогда не говорил, что сокровища Аллаха находятся в моих руках, что я магистр оккультных искусств, что я ангел. Я не смог бы помочь самому себе, не знал бы, как верить, если бы не воля Божья. Я всего лишь такой же человек, как остальные.

– Если ты не совершишь никакого чуда, мы не сможем поверить твоим словам.

– Иисус творил чудеса, однако ему не захотели поверить.

В этот момент Курайшиты, казалось, заколебались; их мнения относительно оценки личности Мухаммеда разделились. Они слишком хорошо знали его в прошлом, чтобы всерьез приписывать ему дурные намерения. Его поведение, его манера держаться скорее побуждали видеть в нем безумца. Но, если присмотреться поближе, в его речах не было ничего безумного. Он говорил о вещах, знакомых Курайшитам, хотя они и не любили разговоры на подобные темы. Он обличал излишества богатых купцов, требовал равенства прав для всех. Он осуждал роскошь, ложь, десятину и многие другие вещи, очень любимые Курайшитами. Наконец, он выступал против всех богов Каабы, потрясая тем самым основы курайшитского богатства, даже угрожая самому существованию Мекки. Его слова были не просто неприятны – они таили в себе реальную угрозу.

Поэтому Курайшиты решили победить внезапно объявившегося пророка. Он же, со своей стороны, решил посвятить всю свою энергию проповеди новой веры. Не добившись успеха у Курайшитов, он обратился к другим аравийским народам. Он воспользовался праздничным месяцем, чтобы обойти лагеря бесчисленных бедуинских племен, разбитые вокруг Мекки. Он проповедовал им истинную веру, читал Коран и приобретал то там, то тут новых последователей из их числа. Он беседовал преимущественно с иудеями и христианами, которые часто в большом количестве посещали церемонии священного города. В то время он не видел никакой разницы между своей и их верами. Он часто повторял: «Мой Бог также Бог евреев и христиан, людей Писания».

Приезжавшие в Мекку христиане и иудеи охотно вступали в религиозные дискуссии. Со своей стороны, они поначалу принимали этого примечательного человека за своего. Это уже был прогресс для языческой Аравии. Бедные бедуины тоже прислушивались к словам пророка. Они с восторгом внимали прекрасным строкам Корана. Их наивные сердца волновали описания кар, которые может обрушить Бог. Но большего от этих простодушных детей пустыни ждать не приходилось. Случалось так, что в Мекке целые племена принимали ислам, но, вернувшись в свои степи, возвращались и к старым богам.

Учение Мухаммеда нашло отклик у городских бедняков, рабов и местных уроженцев. Он проповедовал, что «никто не имеет права убивать раба, что надо раздавать милостыню, что не следует собирать никакую десятину». Для париев мекканской аристократической республики эти слова были как манна небесная, тем более что произносивший их сам принадлежал к правящему классу.

Курайшитам все это очень не нравилось. Им казалось, что опасность, которую представляет этот безумный фантазер, декламирующий красивые стихи, хоть и медленно, но усиливается. Очевидно, они быстро известили другие племена, что в их городе появился ненормальный, скоморох, чьим словам не следует придавать никакого значения. Однако результат получился обратный ожидаемому: даже те племена, которые до сих пор не знали о существовании Мухаммеда, принялись повторять его имя и проявлять к нему определенный интерес.

Тогда началось открытое преследование. Дети бегали за пророком и швыряли в него камнями. Знатная дама, Умми Джемель, жена его дяди Абу Ляхаба, давно уже ненавидевшая Мухаммеда, разбрасывала колючки в тех местах, где он имел обыкновение молиться. Когда он входил в Каабу, его осыпали оскорблениями. Курайшиты убедились, что один из них изменил своей касте.

Но мекканцы не могли ничего предпринять против Мухаммеда. В городе не было общественной тюрьмы. В нем не было ни общих законов, ни судей. Пророка не могли бросить в темницу. Его жизнь, его благополучие, его богатство находились под могущественным покровительством кланов Хашим и Мутталиб, вождем которых был дядя Мухаммеда, Абу Талиб. Именно он должен был выдать пророка Курайшитам.

Абу Талиб был стариком, настоящим арабом. Он не верил в миссию племянника. Однажды он увидел его распростершимся на полу в молитве, касающимся лбом пола, и Мухаммед захотел обратить его в свою веру. Он насмешливо ответил:

– Не думаю, что почтение к Богу должно выражать, задирая зад и опуская голову. Но ты вполне можешь поместить свою голову ниже задницы, не вижу к этому никаких препятствий.

Итак, этот дядя пророка был стар. Кроме того, его род не принадлежал к числу первых в Мекке. Но, будучи арабом, он почитал кровную месть священной. Он заявил Курайшитам, давившим на него, чтобы он выдал им Мухаммеда:

– Я и мой род будем защищать Мухаммеда до последнего человека.

Собеседники, уходя, пригрозили ему, и старик крепко задумался. Вступая в открытую борьбу с Курайшитами, он мог много потерять; на нем лежала ответственность за судьбу Хашимитов. Он позвал к себе Мухаммеда и сказал ему:

– Сын моего брата, должны ли мы брать на себя ношу, превышающую наши силы? Подумай о том, что ты делаешь!

И пророк ответил:

– Если б мне дали в правую руку Солнце, а в левую Луну, то и тогда я не отвернулся бы от истины. Пусть Бог наставит меня на истинный путь или пошлет мне смерть.

Абу Талиб промолчал. Из этого Мухаммед сделал вывод, что дядя отказывается защищать его и думает о том, как его исключить из клана Хашим. Для араба такая вероятность была страшнее всего на свете. На глазах пророка выступили слезы. Плача, он поднялся и хотел выйти из комнаты.

Но старый Абу Талиб услышал заговоривший в нем голос крови Хашимитов. Он не мог вынести горе племянника. Прежде чем Мухаммед достиг порога, он воскликнул:

– О, сын моего брата! Иди куда хочешь и говори что хочешь. Я никогда не выдам тебя твоим врагам.

Таким образом, пророку была гарантирована защита Хашимитов.

Зато ненависть Курайшитов продолжала усиливаться.

Пророк в Каабе

Вплоть до сегодняшнего дня не появилось ни одного человека, которого можно было бы поставить вровень с Мухаммедом.

Эльснер

Пророк ежедневно ходил в священную Каабу. Прислонившись к одной из колонн или стоя в тени святилища, он громко декламировал стихи Корана. Вокруг него собиралась небольшая группка его последователей или чужаков, для которых лицезрение пророка стало развлечением. Когда, одетый в шелковые одежды, он начинал проповедовать своим мелодичным голосом, от него исходило необыкновенное обаяние. Его сторонники, знавшие, сколько ему пришлось бороться и какими скромными были его успехи, клялись его именем. Даже посторонние не могли не подпасть под его влияние. Это было известное явление, объясняемое красотой его стихов.

К этому времени относятся многочисленные описания внешности пророка. Вид его был жалок, он исхудал. Борьба дорого ему стоила. Но даже тогда он сохранял приветливость в обхождении. Его раб Анас, служивший ему десять лет, рассказывал позднее, что никогда не получал ни единой взбучки и не заметил ни малейшего признака нетерпения. Пророк редко разговаривал с кем бы то ни было в неблагожелательных выражениях. Самым резким его ругательством было: «Пусть твой лоб покроется грязью». Когда кто-либо просил пророка проклясть его врага, тот отвечал: «Я прислан в мир не проклинать, но возвещать людям о мире и доброте». Он навещал больных и рабов; мало говорил и вел себя скромно. Во всей его манере держаться было что-то нежное, почти женское, странно сочетавшееся с его мужественными чертами. Полностью сознавая, кто он есть, и в то же время смиренно сдержанный, Мухаммед был энтузиастом, научившимся передавать другим людям свой внутренний огонь. Видя его, такого простого, лишь посвященный мог обнаружить хоть какой-то след горевшего в нем пламени. «Он был не слишком высок и не слишком низок, среднего роста; волосы его не были ни слишком курчавыми, ни слишком пышными; лицо не выделялось ни округлостью, ни худобой; на бледной коже там и тут появлялась некоторая краснота; глаза его были черными, с длинными ресницами; у него была крупная голова, мощные плечи, несколько тонких волосков на груди, костлявые кисти рук и ступни ноги. Походка его была так легка, что казалось, будто он плывет по воде; чтобы посмотреть в бок, он поворачивался всем телом. Печать пророчества легла между его плечами. Никогда у человека не было таких щедрых рук, такого доблестного сердца, такого правдивого языка. Ему не было равных в верности по отношению к своим последователям и в мягкости и приветливости на людях. Каждый, кто видел его впервые, чувствовал к нему уважение; узнав поближе, проникался к нему любовью. Говоря о нем, нечего было сказать, кроме как „До и после него я не видел никого, равного ему“». Вот какой портрет пророка рисует старый араб.

Итак, Мухаммед сидел на большом дворе Каабы, окруженный последователями, чужаками и Курайшитами. Звучала гармоничная мелодия стихов Корана, а пророк тем временем бросал испытующие взгляды на собравшихся; блеск этих взглядов и красота стихов очаровывали народ. Люди не переставали повторять: «Если ты пророк, покажи нам чудо, чтобы мы могли поверить в тебя». И посланец Бога неизменно отвечал: «О, арабский народ, какое еще чудо тебе нужно, если твой повседневный язык выбран для книги, один стих которой заставляет забывать все твои поэмы и все твои песни?» Рассказывают, что, услышав этот ответ, неверные решили призвать всех поэтов Аравии, чтобы они сочинили хотя бы один стих, способный сравниться по красоте со стихами Корана. Поэты приехали в Каабу и стали потеть под палящим солнцем. Не жалея сил, они старались сделать то, что от них просили. Но едва начали декламировать свои произведения, даже самые ожесточенные враги пророка вынуждены были признать, что ни один из этих стихов не может соперничать с текстом Корана. Поэзия имеет для арабов такое значение, что многие из находившихся тогда в Каабе прямо там опустились на колени и приняли ислам. Несравненная красота языка подтверждала им его небесное происхождение.

Когда же этой красоты не хватало, чтобы привлекать аудиторию, пророк начинал подробно и эмоционально излагать принципы новой веры. Его внутренний огонь соединялся с совершенно объективной внешней аргументацией, он умножал усилия, чтобы обратить в истинную веру своих богатых и влиятельных сограждан. Однажды он беседовал в Каабе с одним уважаемым в городе человеком, надеясь убедить его. Собеседник мало интересовался религиозными вопросами, но это только стимулировало пророка. В этот момент во дворе Каабы появился старый слепой бедуин, услышавший в пустыне об учении Мухаммеда и пришедший к нему искать спасения души. Он подошел к нему и задал вопрос. Мухаммед, увлеченный своими усилиями обратить богатого горожанина, не хотел, чтобы его отвлекали в такой момент.

– Не мешай мне, – резко сказал он слепому, – я занят более важными вещами.

В следующую ночь ему было видение. Ему явился Джабраил и энергично порицал его поведение. Встав рано утром, Мухаммед отправился в город на поиски слепого старика. Наконец найдя его, он бросился ему на шею и горько заплакал.

– Я такой же человек, как и все, – сказал он, – мои грехи мне не отпущены; но я, по крайней мере, надеюсь их искупать.

Он продолжал оказывать этому слепому нищему большие почести и позднее назначил губернатором Медины. Всякий раз, когда о нем заходил разговор, Мухаммед говорил:

– Он мне в три раза дороже остальных, потому что из-за него Бог меня наказал.

Это был единственный случай, когда пророк совершил несправедливость. Мудрые арабы рассказывают, что его многочисленные упущения происходили от того, что Бог желал показать, что пророк такой же человек, как все, что он совершает самые разные грехи, в которых повинно человечество.

Еще одна история, подчеркивающая сострадание пророка, относится к более поздним временам. Мухаммед достиг вершины славы. Одна страшная старуха принялась его донимать, ежедневно прося вымолить ей место в раю. В конце концов пророк потерял терпение и сказал ей:

– Старые уродины, вроде тебя, в рай не входят!

Старуха расплакалась, и тогда пророк поспешил добавить:

– …ибо на пороге рая все старые и некрасивые женщины превращаются в девственниц восхитительной красоты.

Великий персидский поэт Саади сделал эту историю сюжетом для своей знаменитой пьесы в стихах.

Пророк со всеми был в добрых отношениях. Его вежливость была равна его предупредительности. Но особую предрасположенность он демонстрировал по отношению к детям. Он, который годами являлся предметом ненависти своих земляков, не мог пройти мимо ребенка и не приласкать его, не проводить проникновенным взглядом. «Все дети рождены в исламе», – гласит мусульманская поговорка.

Однажды, когда Мухаммед, по обыкновению, сидел в Каабе, мимо него прошла маленькая девочка. Он подозвал ее и стал гладить по голове, говоря ласковые слова. Курайшиты, сидевшие вокруг, смотрели на пророка и ребенка, качая головами. Как известно, девочки считались существами низшего порядка. Как человек серьезный, более того, называющий себя избранником Бога, мог публично приласкать ребенка? Один старый Курайшит не мог долго выносить подобное зрелище; он подошел к Мухаммеду и сказал:

– Зачем ты ласкаешь эту девчонку? Разве ты не знаешь, что, когда девочек рождается слишком много, их по закону можно убивать?

Пророк встал, его большие глаза приняли серьезное выражение. Он вытянул руки и эмоционально произнес новый текст Корана:

– Не убивайте своих детей из боязни обеднения: Мы пропитаем их и вас.

Таков был случай, породивший основополагающий исламский закон, который отменил веками существовавшую в пустыне традицию.

Большинство других важных установлений ислама обязаны своим появлением обстоятельствам на первый взгляд незначительным. Малейшее событие, привлекавшее внимание пророка, могло побудить его сформулировать закон, призванный регламентировать жизнь миллионов людей на протяжении сотен лет. Например, запрет на алкоголь, придавший всему Востоку одну из важных его особенностей, был объявлен в тот день, когда многие правоверные пришли на молитву пьяными и своим поведением вызвали скандал.

Установления относительно развода, революционизировавшие существовавшие теории, также произошли вследствие некоторых инцидентов, вызванных болтовней в гареме Мухаммеда. Пророк любил действовать последовательно и объяснять свои слова, подкрепляя объяснения примерами; когда он принимал решение, то всегда ждал благоприятного момента, чтобы огласить его.

Во время проповедей Мухаммеда во дворе Каабы, в этом божественном месте, часто начинался теологический семинар. Там встречались священники различных арабских богов, иудеи, христиане, всевозможные сектанты; они задавали пророку тысячу вопросов о его новой вере. Мухаммед проводил целые часы за чтением Священного Писания в обществе христиан и иудеев. Тогда Курайшиты пустили слух, будто все новое вероучение не более чем копия иудаизма и христианства. Пророку приходилось отвечать на многочисленные вопросы, проводить многочисленные дискуссии. Так, рассматривая многочисленные и разнообразные сложности, противопоставляемые весьма простой теологической диалектике пустыни, он постепенно выстроил прочную, четко определенную систему ислама.

Хватало забавных эпизодов, широко использовалась казуистика, выражаемая иносказаниями, столь любимыми на Востоке, который любит обряжать свою мудрость в эти воображаемые формы. Например, однажды к пророку пришел скептик и задал такие вопросы:

– Говоришь, Аллах присутствует всюду? А я его не вижу; так где же он? Почему человек несет наказание за свои ошибки? Ведь они часть того, что пожелал Аллах? Как ад может быть наказанием для дьявола? Разве огонь не является частью дьявола? Как огонь может причинить вред огню?

Мухаммед некоторое время молчал, как будто эти трудные вопросы застигли его врасплох. Потом неожиданно подобрал ком земли и швырнул его в голову собеседнику. Тот, возмущенный, побежал в город искать членов своего клана, чтобы горько пожаловаться:

– Я хотел провести с ним ученую беседу, задал серьезные вопросы; вместо ответа он швырнул мне в лицо землю!

Родственники, тоже возмущенные, пошли вместе с ним в Каабу и потребовали у пророка объяснений его поведения.

– Я не сделал ему ничего дурного, – сказал Мухаммед, – я ответил на его вопросы.

И, поскольку собеседник обескураженно молчал, пояснил:

– Ты сомневаешься в существовании Бога, потому что не видишь его. Этот комок земли причинил тебе боль, но я не вижу твоей боли. Ты жалуешься на то, что я дурно обошелся с тобой; но ты сам сказал, что все, что делает человек, делается по воле Бога. Как земля может причинить тебе вред, если земля – часть тебя: ты вышел из нее и вернешься в нее?

Впрочем, Мухаммед не любил подобного рода шуток. Тот, кто довольствуется ими, очень скоро становится простым фокусником, магом или колдуном. Было бы слишком простым способом заработать популярность таким путем.

Во все времена Восток кишел пророками, считавшимися великими святыми за свое умение совершать несложные чудеса, которым в этих странах без труда может обучиться каждый. Мухаммед не желал подражать им. Он хотел победить чудесным действием слова, силой убеждения. Он использовал разъяснения и дискуссии. Религия, которую он возвещал народам, была не чем иным, как возвышенным позитивизмом. Он глубоко ненавидел все чудесное, все, чего не мог постичь разум. Как, например, объяснить воскресение человека, эту догму, в которую арабы долгое время не желали верить? Он, в отличие от других восточных святых, воздерживался от упоминаний духов и прочих аналогичных явлений, но всегда говорил о чуде природы, которая постоянно умирает и воскресает.

Эту позитивистскую веру пророк исповедовал, проповедуя примером. Все источники сходятся, изображая посланца Бога ведущим очень скромную жизнь. Он мало спал и ел; излишества за столом он даже причислял к грехам. Он окружал заботой бедняков, потому что на них указывал Бог. Когда он встречал их, то приглашал к себе и разделял с ними свою трапезу, чаще всего состоявшую из фиников и воды. Всякий раб мог прийти к нему за справедливостью. Никакое обстоятельство не казалось пророку слишком ничтожным, чтобы им не стоило заниматься. Он утешал того, кто в этом нуждался. Всегда и всюду он сознавал слабость и одновременно силу своей миссии. Никогда он не смотрел на себя иначе, чем на человека, призванного огласить слова Бога. «Не просите у меня ничего сверхчеловеческого, – говорил он своим сторонникам, – это подобает лишь ангелам. Когда Бог захочет, он присылает ангела. А я, я всего лишь человек».

Так жил и проповедовал в Мекке, городе трехсот шестидесяти идолов, Мухаммед, посланец Бога. И только ненависть Курайшитов изменила его миссию.