Текст книги "Нельсон"

Глава вторая
Пока не приехал дядя Морис

В Чатеме Горацио Нельсона никто не встретил. Да и не должен был. Людей здесь много. Шумные матросы около пабов, еще более громкие женщины с детьми рядом с многочисленными лавочками. Он спросил, где находятся доки, – и пошел.

А в доках никто толком не знал, где стоит «Ризонэбл». Горацио искал корабль до вечера, пока не встретил какого-то сжалившегося над ним офицера. Он отвел замерзшего мальчика (день холодный) на борт корабля его дяди. Только самого капитана Саклинга там не было, и никто не знал, когда он появится. Хуже всего то, что Саклинг никого не предупредил о приезде племянника. Справедливости ради отметим, что это единственный пример легкомысленного поведения дяди в отношении Горацио. В дальнейшем – только неустанная забота.

«Хотя я не особенно преуспел в науках, но приобрел ряд практических навыков и трепетное отношение к Королевскому флоту, а также взял на вооружение популярный тогда среди моряков девиз: “За славой вперед, отважный моряк!” На то, чтобы хотя бы в общих чертах приспособиться к жизни на военном корабле, у меня ушло много времени…»

Позволю себе предположить, однако, что вот эти «несколько дней без дяди Мориса» – едва ли не самые непростые в жизни Нельсона. Серьезное испытание для юного Горацио, а для нас – возможность посмотреть на мир, в котором он оказался. Не на то, что можно увидеть за несколько дней, а в перспективе. Все, что относится к повседневной жизни флота. Нельсон хоть и не начинал с низов, но в тонкости жизни этих «низов» вникал с самого начала карьеры. И первое, что заслужил, – уважение. А мы попробуем представить себе атмосферу, в которую попал 12-летний мальчик.

…Запах! Первое, что получал каждый, кто оказывался на корабле, не на палубе, а чуть ниже, – мощный удар в нос. Конечно, в те времена люди были менее чувствительны к неприятным ароматам, но даже для них «корабельная смесь» – серьезное испытание.

Иногда морякам, а офицерам чаще, давали свежее мясо. «Мясо» плавало на корабле. Козы, овцы, свиньи, даже коровы. Еще – птицы. Куры, гуси. Все на борту, в небольших отсеках. Забивали их «на месте».

Особая «нотка» – аромат отвариваемой в котлах солонины. Добавляем едкий запах пота, немытых тел, смолы, смазки… Когда в море орудийные порты были закрыты (таково правило), можно было дышать полной грудью. Всем этим.

Маленький Горацио вдохнул – и понял, что попал в совершенно новый мир. Люди вокруг него даже говорили на другом языке. Дело даже не в сугубо морских терминах, их ему еще предстояло освоить. Есть еще и корабельный жаргон.

Горацио уже знал, что корабельную кухню называют камбузом, только оказалось, что никто ее так не называет. «Чистилище», «царство скверны»… Как-то нехорошо. Без любви, прямо скажем. Впрочем, когда мы узнаем, чем и как кормили матросов, подобное отношение станет понятным.

Худшее из блюд – потаж. Когда припасы заканчивались, в котел бросали все, что осталось. Червивое мясо, испортившуюся солонину, галеты с личинками. Иногда даже крыс. Какое-никакое, а мясо. Отвратительное варево имело мерзкий цвет, а про вкус и говорить не стоит.

Потаж, впрочем, крайность. С давних времен адмиралы и капитаны усвоили простую истину – «голодный моряк – плохой моряк». В отношении британских моряков правило, можно сказать, системообразующее. Еще в XVII веке секретарь Адмиралтейства писал: «Всегда нужно помнить, что англичане, особенно моряки, более всего на свете любят свой живот и заботятся о нем».

Так что до наступления «времени потажа» кормили моряков хоть и не разнообразно, но – плотно. Существовал некий «примерный недельный рацион». Вот как он выглядел в 1800 году.

Начнем с главного, спиртного. 1 галлон пива (примерно 4,5 литра), или пинта (около 600 грамм) вина, разбавленного в пропорции 7 к 1, или рома в пропорции 15 к 1. Килограмм говядины (с вариациями с салом или солониной), полкило хлеба. Все – в неделю. Разные комбинации бобовых, муки, круп, масла. Уже мелочи.

Конечно, в походе «пропорции» соблюдать было сложно, потому отметим то, что в рационе имелось практически всегда. Знаменитые сухари, их называли «твердым галсом», в отличие от «мягкого», хлеба. И, разумеется, солонина.

Стандартное блюдо – нечто среднее между супом и кашей. Похлебка из солонины и какой-то крупы. С добавлением гороха, бобов. Корабельные повара, коки, люди неуважаемой на корабле профессии, иногда проявляли фантазию. Знаете, что называли «собачьим пирожным»? Смесь из толченых сухарей, сала и сахара, разбавленную водой. Невкусно? А шло на ура.

Любимый напиток? Грог, разумеется. Чистый ром, разбавленный кипятком, с добавлением сахара и лимона. Считается, что грог изобрел в середине XVIII века адмирал Эдвард Вернон. Его корабль возвращался из плавания, плыть было еще долго, запасы рома заканчивались, вот Вернон и предложил разбавлять его оригинальным способом. Матросы поначалу роптали, а потом – понравилось. «Лишняя порция» грога стала самой распространенной наградой отличившемуся матросу.

Особо следует отметить один из компонентов легендарного напитка, лимон. Цинга – настоящий бич для моряков, ведь свежих фруктов и овощей в их рационе не было. Также в середине XVIII столетия флотский врач Джеймс Линд придумал отличный рецепт от цинги. Лимоны! Очень скоро их стали солить – и хранились долго, и помогали прекрасно. Не только в борьбе с цингой. Впоследствии Нельсон, всегда внимательно следивший за здоровьем своих матросов, станет ярым приверженцем лимонов. В августе 1796 года он напишет адмиралу Джервису несколько жалоб по поводу качества лимонов. И добьется своего.

С плохой едой жить еще как-то можно, куда сложнее – с плохой водой. Проблема питьевой воды – едва ли не основная в эпоху парусных судов. Вода хранилась в деревянных бочках и за пару месяцев плавания превращалась в какую-то жижу, а сами бочки становились рассадниками грибка и бактерий. «Битва за воду» была очень продолжительной, и лишь к середине XIX века, с появлением оцинкованных железных баков, она закончилась. А до того… Что только не делали!

Офицеры, например, воду в чистом виде практически не употребляли. Почти всегда – разбавленную алкоголем. Матросы себе подобной роскоши позволить не могли. В воду добавляли уксус, что не сильно помогало, а лимоны оказались более эффективными, да и на вкус приятнее. В целом, впрочем, с водой ситуация во времена Нельсона была непростой, потому все так сильно радовались дождю.

Дождь – возможность и водички хорошей попить, и помыться естественным образом. С гигиеной дела обстояли так себе, хотя гораздо лучше, чем на французских кораблях. Наполеон, «путешествовавший» на Святую Елену на британских судах, был просто поражен «порядком и чистотой». А все дело в том, что англичане не просто морская нация, но еще и люди, которые хорошо учились на собственных ошибках.

Корабль – это большое количество людей в ограниченном, замкнутом пространстве. Чем он чище, тем меньше люди болеют. Палубы мыли ежедневно, тщательно. Дважды в день, в 8.30 и 12.30. Скребли «от души», за этим строго следили. Борьба за чистоту отвлекала и от безделья, и от ненужных стычек. Полезно во всех отношениях! Маленькому Горацио драить палубу тоже пришлось.

Одежду – в обязательном порядке – стирали дважды в неделю. Стирали, правда, не мылом, а обычно с помощью… своеобразного раствора, состоявшего из выпаренной мочи (для получения аммиака) и морской воды. Подручные средства с хорошей эффективностью. Впрочем, чаще всего обходились одной водой.

Морис Саклинг как-то написал юному Нельсону письмо со специальными наставлениями относительно «порядка и чистоты». Вот один из пунктов: «Недопустимо, чтобы на снастях корабля находились личные вещи или чтобы во время стоянки в порту на швартовочных канатах было что-либо развешано. Исключение составляют постирочные дни и случаи дождливой погоды. Так, в первый солнечный день после ненастья может быть сделано исключение как из первой, так и второй части правила – белье может быть высушено на нижних палубах. При этом офицер должен проследить, чтобы у каждого матроса был комплект сухого белья, а помещения корабля после сушки должны быть окурены. Окуривание корабля также надлежит производить после шторма».

Это ведь не «пожелание», правила выполнялись всегда, за исключением экстренных ситуаций. А письмо Саклинга еще и отличный пример того, что дядя Морис не просто способствовал продвижению племянника по служебной лестнице, он его еще и учил, наставлял. Причем постоянно.

Еще немного о чистоте. «Специальной обработке» подвергали новичков. Они проходили медицинский осмотр, их брили, проверяли одежду. Спали матросы на всех кораблях того времени в невероятной тесноте, в гамаках, называвшихся «подвесными койками». Однако французам на двоих полагалась одна койка (спали ведь посменно), а у англичан была своя у каждого.

В теме гигиены не обойтись и без деликатного вопроса. Туалеты. Или, на морском жаргоне, гальюны. Все мы по фильмам помним, что нос парусного корабля украшала резная фигура. Иногда – настоящее произведение искусства. Но мало кто знает, что практически рядом с этой красотой находились туалеты для экипажа и пассажиров.

Места не очень комфортные и весьма небезопасные. Во время сильной качки легко можно было оказаться за бортом. Желающих нарушить предписанные правила всегда хватало. Но на английских кораблях нарушителей карали жесточайшим образом, так что и здесь наблюдался относительный порядок.

Туалеты для офицеров располагались в кормовой части и были вполне комфортными. Завидовать можно, посещать – нельзя ни в коем случае.

А за соблюдением правил гигиены строго следили корабельные врачи. Сильно отличавшиеся от тех медиков, что служили в армии. Врачи в армии – это, как правило, хирурги, причем разной квалификации. Военно-морской врач должен был знать и уметь все.

Именно поэтому кандидаты на должность проходили специальную подготовку. Три года. Курсы по фармакологии, анатомии. Уход за больными в госпиталях. Строжайший экзамен, включавший «практические задания». После его сдачи врачу выдавали список обязательных хирургических инструментов и обязательных лекарств. Покупать приходилось за свой счет.

На корабле врач – фигура наиважнейшая, ему полагалась отдельная каюта. Врачи, по распоряжению Адмиралтейства, вели специальные медицинские дневники. По сути – ценнейший материал, которым впоследствии пользовались не только медики, но и историки.

Некоторые из врачей шли на небольшую хитрость. Брали из дневников наиболее интересные материалы, разбавляли их собственными воспоминаниями и издавали в виде мемуаров. Так поступит Уильям Битти, корабельный врач флагмана «Виктори», свидетель смерти Нельсона. Его книга пользовалась необыкновенной популярностью и принесла автору солидный доход.

Лечить врачам приходилось не только больных и раненых, но и тех, кто получил «телесное наказание». Юный Горацио Нельсон до приезда капитана Саклинга успел дважды побыть свидетелем этой процедуры. Из чего мы можем сделать простой вывод – телесные наказания на флоте тех времен нечто совершенно обыденное. Так и есть.

Французы называли попавших к ним в плен английских матросов «тиграми». Не за какую-то там свирепость, а потому, что спины у большинства из них «украшали полосы» в виде шрамов и рубцов. Следы от ударов плетьми! Вообще-то система наказаний была довольно разнообразной, но мы остановимся на самом распространенном.

Если вы видели прекрасный фильм «Хозяин морей» с Расселом Кроу в главной роли, то наверняка вспомните сцену наказания плетью. 12 ударов по приговору. Это стандартное наказание. С 1806 года – максимум, к которому мог «приговорить» капитан. Правило совсем не из тех, что строго соблюдались. Здесь многое зависело как раз от капитана. Среди них было немало «жестких поборников дисциплины», а то и просто жестоких людей.

Наказывал ли матросов Нельсон? Разумеется. После того как французы, почти в самом начале революции, отменили телесные наказания на флоте, и в Англии стали звучать призывы к установлению «демократических порядков» в армии и на флоте. Нельсон, как, кстати, и Веллингтон, был противником отмены веками складывавшейся системы.

Однако Нельсон старался наказывать только «по делу», и этого оказалось достаточно для того, чтобы считаться справедливым. Но поддерживать дисциплину без помощи печально знаменитой «девятихвостой кошки» Нельсон, как и все капитаны, считал невозможным. Заметим, что удар «кошкой», некой конструкции из веревок с узлами, совсем не то, что обычной розгой в армии. Некоторые эксперты считают, что 12 ударов «кошкой» на море практически равны сотне на суше.

Ограничимся тем, что признаем – наказание жестокое и действительно широко распространенное. Всегда – наглядное. Чтобы знали, чтобы помнили. Про мелочи вроде кулаков боцманов, частенько пускавшихся в ход, даже упоминать не стоит.

«Тигры»… Снова вспомним фильмы. Выглядели английские матросы просто как какой-то сброд. На голове – платки, рваные шляпы. Одеты – кто во что. Трудно в это поверить, но до середины XIX века у них не было униформы. У офицеров-то она появилась только в 1748 году!

Матросы начинали службу в своей одежде. Постепенно она заменялась покупной. Единообразие? Если капитан делал централизованную закупку, то что-то похожее могло быть. Но такое происходило крайне редко. Некоторые капитаны пытались вводить хотя бы стандартную форму головного убора. В виде шляпы, на которой даже писалось название корабля. Тоже редкость.

Большинство матросов, на службе или в бою, предпочитало повязывать платок. Чаще всего красного цвета. Многие обзаводились короткой курткой «без хвостов», обычно синего цвета с двумя рядами латунных пуговиц. Рубашки белые, штаны или белые, или полосатые. Повторю – никакого единообразия не было.

…В необычный мир попал 12-летний Горацио Нельсон. «Никак не мог я взять в толк, где я оказался… Может, среди духов и демонов?» Капитана Саклинга все нет и нет. Сколько дней провел на борту «Ризонэбла» Горацио без своего дяди? Пять? Семь?

До него никому нет дела. Спал он в мичманской каюте, а кем был днем? Наверное, кем-то вроде юнги. Делал все. Паруса поднимал, учился тушить пожар, взбирался на реи. Что это такое? Узнаем со временем.

О, про время нужно сказать отдельно. На корабле оно измеряется не в часах, а в вахтах. В каждой по четыре часа, за исключением двух полувахт – с четырех пополудни (16.00) до шести и с шести до восьми. В песочных часах – песка на полчаса. Называются они склянка. Как только вахтенный матрос переворачивает ее, звучит удар корабельного колокола. Восемь ударов – и вахта закончилась. Особое наказание для офицера – двухвахтное дежурство. Так называемые ходовые вахты отличаются от стояночных, но в подобные тонкости мы уже вникать не будем.

…Наступил день, и за Нельсоном пришел дежурный офицер. Морис Саклинг прибыл на корабль. Горацио отвели в светлую и просторную капитанскую каюту.

Глава третья
Мичман

На кораблях Королевского флота служило много мальчишек. Существовало утвержденное Адмиралтейством ограничение по возрасту, с 13 лет. Нельсону было 12, но он попадал под исключение из правил. С 11 на флот брали тех, кто происходил из «морской» семьи. Саклинг решил вопрос просто – раз я его дядя, кто может утверждать, что он не из морской семьи?

Надо признать, что правила, вообще-то, соблюдались совсем не строго. На корабли мальчики попадали и в 10, и в 9 лет. На парусных судах тех времен это распространенная во всем мире практика. К примеру, на английском боевом корабле с экипажем в 500 человек мальчишек в возрасте от 9 до 14 лет могло быть до полусотни.

Прочитавший пару «морских романов» человек может предположить, что большинство из них – юнги. Хотя бы потому, что слово знакомое, но иерархия на флоте довольно сложная. Теоретически юнги – самая низшая ее ступень, однако даже у юнг – разный статус.

Английский флот тех времен не был столь сильно подвержен «социальным предрассудкам», как армия, однако без них тоже не обошлось. Довольно часто можно встретить утверждение, что на флоте существовало деление на «джентльменов», то есть выходцев из благородных семей, и «неджентльменов», тех, кто не мог похвастаться хорошей генеалогией. Вроде и правда, только уж слишком упрощенная.

В категории «джентльменов» в основном все же на флоте был представлен средний класс. Дети служащих, священников (как сам Нельсон), разумеется – морских офицеров, а также тех, кого именуют «сельской знатью». Людей не сильно благородных, но достигших определенного положения. Условно – как те же Саклинги. Так что происхождение свою роль играло, не такую сильную, как в армии, но некое «разделение» имело место.

Взять, например, тех же юнг. Юнги «безродные», то есть попавшие на флот либо случайно, либо просто по бедности, действительно оказывались в самом что ни на есть низу. Занимались тяжелой, грязной или бестолковой работой. Особая категория – так называемые «пороховые обезьянки» (powder monkey). Этих отбирали специально. Маленьких, худых, юрких. Они приносили пороховые заряды из крюйт-камеры, где они хранились, к пушкам. Идти (и быстро) приходилось по узким коридорам, требовалась особая ловкость. Вот для чего идеально подходили «пороховые обезьянки». Однако эволюционировать из «обезьянок» можно было разве что в матросы.

Другое дело – мальчики, попавшие в юнги из «хороших» семей. Они скорее ученики. Во время аврала и им приходится несладко, но в целом – жизнь достаточно комфортная. Выполняют функции вестовых, помощников мичмана. Их обучают работе с картами и навигационными приборами, словом – они уже одной ногой на первой ступеньке в карьерной лестнице.

По идее – Нельсон должен был оказаться в рядах таких юнг, только дядя Морис сразу записал его мичманом. Снова легкое отступление от правил, но Морис Саклинг мог себе его позволить. Срок службы на флоте – вещь наиважнейшая, и капитан Саклинг соответствующую запись датировал 1 января 1771 года. Задним числом, но отсчет – пошел.

Мичман… Первый, кому уже полагалось иметь униформу. Скромную. Однобортный камзол синего цвета, из украшений – только пуговицы да белая нашивка на воротнике. Белые брюки, белые чулки.

«Движение вверх» сопровождалось изменением количества и качества пуговиц, появлением галунов и эполет. Говорят, что Нельсон был противником эполет, считал их «ненужной роскошью», но устав есть устав. Форма становилась все более и более дорогой. Материал – обязательно высокого качества, шитье – ручное с большим количеством позолоты. Поиздержавшиеся офицеры в «трудные дни» относили мундиры в ломбард на время, их там с охотой принимали. Нельсон такого никогда не делал, хотя «трудные дни» случались и в его жизни.

Мичман… Правильнее всего сказать – это кандидат в офицеры. А в обиходе мичманами называли многих, включая капитанских слуг, но чаще всего – как раз молодых джентльменов, претендовавших со временем на звание лейтенанта. Для них имелись и особые прозвища – youngsters («младшенькие») или обидное snotty («сопляки»). Стать офицером мог далеко не каждый «сопляк». Некоторые оставались в мичманах лет до 50, а то и больше. Справедливости ради отметим, что такое случалось, как правило, с выходцами из низов.

У мичманов из «хороших» или «морских» семей перспективы, конечно, неплохие. В случае аврала и они могли поработать как матросы, но вообще – даже жили в отдельной, мичманской каюте. Что самое важное – проходили обучение.

Настоящий английский подход. Хотя в Англии еще с 1733 года существовала Королевская военно-морская академия, но обучение в ней считалось совсем не таким престижным, как реальная школа жизни на кораблях. Настоящая учеба – только там.

Мичман Горацио Нельсон очень хотел учиться, особенно – у своего дяди. «Ризонэбл» готовили к войне с Испанией, а война-то и не началась. Без корабля Морис Саклинг не остался, он получил под командование другое судно, 74-пушечный «Триумф», вот только задачи теперь были совсем не амбициозными. Ну что такое патрулирование устья Темзы?

Саклинг намеревался сделать из племянника настоящего моряка. Связей у него хватало, и он легко договорился со своим старым знакомым капитаном Ратборном о временном переходе на судно, принадлежавшее старинной торговой компании. В свое первое плавание Горацио Нельсон отправился не на военном, а на торговом корабле.

Дисциплина здесь не такая строгая, море – одинаковое для всех. Первый переход через Атлантику – и первый, жесточайший приступ морской болезни. Чтобы больше не возвращаться к этой теме, скажу – от приступов постыдной для моряка болезни Нельсон так и не избавится. Но! Он научится с ней более-менее справляться. Со временем страдать от нее Нельсон будет действительно только при «сильном ветре». И плохое самочувствие достаточно умело скрывать.

В любом случае юный Горацио побыл «моряком синей воды». То есть плавал в океане, хоть и на торговом судне. Капитан Ратборн относился к мальчику с большой симпатией и многому его научил, только Ратборн был ярым противником порядков, царивших в Королевском военно-морском флоте.

При любом удобном случае он рассказывал Нельсону о разного рода «несправедливостях». Много ли нужно для неокрепшего ума? В Англию, к дяде, Горацио вернулся «сомневающимся», но сомневался, к счастью, недолго.

Морис Саклинг был очень хорошим психологом. Перемену в настроениях он заметил, сплеча рубить не стал. Как же все-таки Нельсону повезло с дядей!

Саклинг увидел, что работа вестового не нравится Горацио, и вызвал его для разговора. Хочешь хорошо изучить навигацию? Поплавай на катерах и баркасах, еще и командовать будешь. Для мальчишки-мичмана звучит очень вдохновляюще.

«Со временем я стал неплохим штурманом подобных судов и, чувствуя себя как рыба в воде, среди скал и мелей, ходил от Чатема до лондонского Тауэра и вдоль побережья Кента, что в дальнейшем сослужило мне добрую службу». Все правильно делал дядя Морис. Капитан Саклинг знал, что в мальчишке обязательно должна жить мечта, и следующий его шаг эту мысль полностью подтверждает.

Войны нет, хочется хотя бы приключений. С осени 1772-го юных офицеров будоражат слухи о том, что готовится полярная экспедиция. Организует ее Королевское научное общество, задачи довольно простые. Можно ли в летнее время плавать за полярным кругом, есть ли новый «северный морской путь»?

Для экспедиции снарядили два небольших корабля, «Каркас» и «Рейсхорз», главой ее назначили 29-летнего капитана Константина Фиппса, старшего сына лорда Малгрейва. Человека очень влиятельного, в будущем – первого лорда Адмиралтейства и министра иностранных дел в правительстве Питта Младшего. Сам Фиппс благодаря поддержке отца уже был членом парламента, словом, к экспедиции относились очень серьезно.

Попасть в ее состав – дело крайне непростое, к тому же Адмиралтейство запретило брать на борт кораблей подростков. Горацио же буквально одержим идеей: «Хоть рулевым, хоть матросом!» Сам Нельсон утверждал впоследствии, что это он уговорил капитана Лютвиджа «сделать исключение». Полагаю, что и здесь без помощи Мориса Саклинга не обошлось. В любом случае летом 1773 года экспедиция отправилась в путь, с 14-летним Горацио Нельсоном на борту «Каркаса».

…Закончилось все, выражаясь деликатно, неудачей. Что не сильно повлияло на карьеру Фиппса, а тем более Нельсона. Приключение есть приключение, и приятные воспоминания остались. Осталась и еще одна история из серии «Нельсон никогда и никого не боялся».

«…И тут я заметил юного Нельсона, на льду, довольно далеко. Он был вооружен лишь одним мушкетом и преследовал огромного медведя…» По словам другого очевидца, охотников было двое, причем напарник убеждал Горацио прекратить погоню. Как они смогли разглядеть «процесс убеждения» с довольно большого расстояния (это подтверждают все), непонятно.

В 1806 году популярный художник Ричард Уэстолл написал картину «Нельсон и медведь». Там юный мичман вообще собирается прикончить огромного белого медведя с помощью всего лишь мушкетного приклада.

Доподлинно известно, что капитан «Каркаса» Лютвидж строго отчитал мичмана Нельсона за безрассудство. На что Нельсон якобы ответил: «Я всего лишь хотел подарить шкуру своему отцу».

Оставим в стороне красочные детали. Лютвидж о какой-то «истории с медведем» говорил, а она кое-что говорит нам о Нельсоне. Даже дает повод порассуждать.

Эпоха Наполеоновских войн подарила Англии двух популярных национальных героев, Веллингтона и Нельсона. Возможно – самых популярных, до появления Черчилля – точно. Одно и то же время, два абсолютно разных человека. Встретятся они лишь раз в жизни, и об этой встрече мы еще поговорим. Очень показательное событие.

Сравнивать Нельсона и Веллингтона я не буду, но одно соображение мне представляется крайне важным.

Артур Уэлсли, будущий Железный герцог, решает связать свою судьбу с армией, и все, чего он хочет, – стать генералом. Горацио Нельсон выбирает карьеру морского офицера и мечтает стать героем. Веллингтона геройство раздражало. Храбрость, стойкость, решительность? Да, ценил. Но геройство ради геройства? Риск, не являющийся необходимым? Его мало что могло вывести из себя, но подвиги такого рода – гарантированно.

Нельсон – человек, для которого безрассудные поступки практически норма жизни. Героями, может, хотели быть многие, но Нельсон не только геройствовал, но и делал все для того, чтобы его воспринимали именно как героя.

Есть популярная история о некоем озарении. Снизошло оно на великого адмирала в 1776 году.

…Нельсон только вернулся из бесславной полярной экспедиции, а дядя Морис уже позаботился о новом назначении, на 20-пушечный фрегат «Сихорс», отправлявшийся в Индию. Поход продлится достаточно долго, много всего произойдет. И пороха Нельсон успеет понюхать, и навсегда заречься играть в карты. Нет, он не проигрался, а наоборот – выиграл, причем весьма значительную сумму. Только потом впечатлительный Горацио задумался, а если бы он все же проиграл эти 300 фунтов? Огромные по тем временам деньги, даже не для мичмана, для состоятельного человека. Мысль повергла Нельсона в ужас, с азартными играми он покончил.

Воля у него и впрямь была несокрушимая, а здоровье подводило. Нельсон впервые заболевает малярией, эта хворь еще не раз к нему прицепится. Болел Горацио тяжело, и его решили отправить домой, в Англию, на корабле «Дельфин». «Дельфин» попадал в один шторм за другим, к малярии добавились морская болезнь и депрессия.

«Однажды мне вдруг показалось, что я не преуспею в своей профессии. Мой разум пугали те трудности, которые мне предстояло преодолеть, а вера в собственные силы была еще слишком слаба. Я не видел пути, идя по которому сумел бы достичь цели и реализовать свои стремления. После долгих и безрадостных раздумий, когда я уже готов был броситься за борт, свет патриотизма молнией озарил все вокруг, и король и отечество предстали перед моим мысленным взором, обещая свое покровительство. Мой разум возликовал, и я воскликнул: “Тогда я стану героем и, доверившись Провидению, брошу вызов каким бы то ни было опасностям!”»

До чего же высокопарно, да? Вполне в стиле Нельсона. Знаете, что удивительно? Он был едва ли не единственным в Англии человеком, который мог сказать нечто подобное и не стать предметом насмешек.

Не то чтобы все ему верили, но он не раздражал. Офицеров флота – точно. Серьезное достижение, на мой взгляд.

Случилось ли «озарение» на самом деле? Мы не знаем. Верить или не верить Нельсону? Для этого нужно знать или хотя бы понимать Горацио Нельсона.

Историю про «озарение» он рассказывал часто, какими-то «живописными деталями» она обрастала, но в «основных моментах» он никогда не путался. Наполеон вот придумал некую каноническую версию своего знакомства с Жозефиной и постоянно ее повторял. Он уже и сам в нее верил.

С Нельсоном все сложнее. Человек он романтического склада и очень эмоциональный. К тому же момент действительно был критическим, почти все на «Дельфине» считали, что до Англии мичман Нельсон не доплывет. Я вполне допускаю, что в горячечном бреду нечто подобное могло случиться.

Вопрос-то в другом. Точка отсчета не столь важна. Нельсон поверил в себя. В особую миссию. В то, что самим Провидением ему предназначено стать героем.

Вот во что готов поверить и я. Все, что случилось в дальнейшем, поведение Нельсона, его поступки дают немало оснований для этого. Есть и еще одна принципиально важная вещь. Знаменитый писатель Джозеф Конрад, который много лет провел на море, сказал: «Нельсон превратил героизм в долг».

Очень тонко и точно! Долг – не просто одно из любимых слов адмирала. В его понимании «долг» подразумевает, что геройство – нечто само собой разумеющееся. То, что Веллингтон бы посчитал «необдуманным», для Нельсона – совершенно естественно. Это действительно вызывает восхищение. Нельсон стал героем нации еще до Трафальгара. В годы войны Англия отчаянно нуждалась в героях, и Нельсон, надо признать, как никто другой, подходил к этой роли.

Он и был героем, и никогда не забывал напоминать об этом. О чем говорить, если Нельсон даже полученные им в боях увечья умело использовал для поддержания героического образа. Однажды его корабль задержали на Балтике, и во время проведения опознания Нельсон продемонстрировал пустой рукав: «Видите мою руку? Я – лорд Нельсон!»

Нельсон всегда находил время для участия в торжественных церемониях, любил давать интервью, про разного рода эффектные жесты и говорить нечего. Мастер! И никому не приходило в голову посмеиваться. Нет «разрыва между формой и содержанием»!

Нельсон был одержим славой. Сам признавался, и не раз. Он искал ее и легко бросался навстречу любой опасности. Что им руководило? Отчаянная храбрость или вера в Провидение? Да нам-то сейчас какая разница!

Нельсон – один из самых необычных героев в истории. Потому я и счел необходимым сделать отступление про «геройство». Дальше делать собственные выводы будет проще.

…Мичман Горацио Нельсон. Напрасно офицеры «Дельфина» сомневались в его жизнеспособности. Он доплыл до Англии. Узнал, что его дядя Морис Саклинг стал ни много ни мало главным инспектором Королевского флота. Одна из высших должностей!

Горацио Нельсон не имеет офицерского чина? Дядя Морис определяет его четвертым лейтенантом на линейный корабль «Вустер». Кому еще нарушать правила, если не тому, кто следит за их исполнением? В 18 лет Нельсон в качестве вахтенного офицера уже руководит кораблем. «Капитан Робинсон, характеризуя меня, отмечал: “Он чувствует себя в моем присутствии столь же свободно, как и любой другой офицер на корабле”».