Текст книги "Атилла"

XI

Из истории: «В 371 году между Римом и Ираном вспыхнула новая война. Она длилась пять лет». «В иранской империи в IV веке начались резкие перемены. Наиболее значимые перемены совпали со временем правления династии Сасанидов. Известно, что с 399 года по 420 год на троне Иранской империи сидел шахиншах Едигер. Делая ставку на сына его, Бахрама-шахзаду, который был отправлен отцом к сарматам, жрецы убили шахиншаха в городе Фаруз. После смерти Едигера I среди жрецов возникло разногласие в вопросе, кого из сыновей убитого посадить на его место – шахзаду Бахрама, или брата его, выросшего при дворе. Привезти Бахрама в Иран было поручено надёжнейшему жрецу Шахраю. В конце концов решение судьбы иранского трона жрецы договорились предоставить… львам».

В 421 году шахзада Бахрам отправился к себе на родину. А в начале V века племя унуков перебралось за реку Итиль и, слившись с племенем сарматов, образовало государство гуннов. Оно вовсе не состояло из одних только кочевников, как пишут многие историки Европы и России. Многие из этих народов, особенно Волжские булгары, вели оседлую жизнь – то есть летом они пасли в степи скот, а зимой возвращались на постоянное место обитания. Поселения некоторых родственных оседлых народов, входивших в состав гуннского государства, историки называют Биармией. Именно этот народ – гунны, основную часть которого составляли тюрки с угрофиннами, под предводительством тюрков, прежних унуков, проникли в Европу и угрожали Риму. Если в областях, где жили иранцы с аланами, угрофинны научили людей строить бревенчатые дома и крыть их древесной корой, то кочевые тюрки, то есть гунны-унуки, учили воевать верхом, пользоваться лошадьми при земледелии, а самое главное – делать из дерева колёса. До прихода гуннов угры вынуждены были летом и зимой таскать тяжести, впрягшись в сани. Гунны-тюрки научили их использовать лошадей как тягловую силу. Искусные в обработке древесины угры, слившись с тюрками, большими умельцами по части кузнечного дела, в течение полувека создали сильное государство, получившее название Гуннстан (Хуннстан). Позже объединённый угро-тюркский народ европейские историки стали называть «болгарами».

XII

Ближе к границе Ирана, отряд шахзады догнал караван, который вёз от сарматов в Иран муку. Вот уже три года персы страдали от засухи, за которой следовал голод. Езбаш Артак, зорко следивший за своими воинами, стал приглядывать и за караваном. Люди шахзады Бахрама в пище не нуждались, были у них и казылык, и творог, и армянские орехи, и сухофрукты. Во время стоянок, приводя в порядок оружие, брали в рот солёный творог, что помогало спасаться от жажды. Беречь свою невесту шахзада Бахрам поручил телохранителям. Путники вышли на дорогу, которая тянулась вдоль отрогов гор. Знакомые места. Бахрам помнил их с тех самых пор, как проезжал здесь, держа путь к сарматам. Отсюда начинается его родная земля. Он ехал к сарматам без всякого желания, понимая, что ехать надо. Послы отца заранее договорились обо всём с ханом. Слышал он и о прекрасной дочери хана Сафуре. Поехал, увидел и неожиданно влюбился. Сафура стала его женой. Он отправил тогда отцу радостную весть: «Сарматы – наши!» Но он поторопился. Жена, воспитанная отцом-ханом, привыкшая повелевать, оказалась строптивой и непослушной. Она пренебрегала мужем, всё время будто ждала кого-то, всё ей чего-то не хватало. Теперь понятно, кого она ждала – хана унуков Мангука. А ведь Бахрам-шахзада искренне любил её и успел привязаться…

В караване на двух верблюдах ехали девушки, человек десять. От сарматов персы никогда не возвращались с пустыми руками – всегда везли светловолосых сарматок, угорок и даже готок. Торговцы собирались продать их на Туранском базаре иранской столицы. Прекрасных зеленоглазых и голубоглазых девушек персы покупали с великим удовольствием. Бахрам с нежностью поглядывал на свою юную красавицу, которая ехала с девушками на верблюде. Скоро она станет его женой и будет жить во дворце.

Пройдя узкую тропу вдоль гор, снова вышли на большую дорогу. Караванный путь то прижимался к горе, то тянулся вдоль горного потока, то опускался в ложбину, то снова поднимался ввысь, то резко сворачивал, пересекая звенящий ручей, и неожиданно приводил в какое-нибудь селение.

Если верны сообщения гонцов, в одном из городов, лежащих на этой дороге, их должны встретить. В родной стране Бахрам не чувствовал себя в безопасности. Прежде чем войти в показавшийся вдали город, он посылал туда на разведку езбаша Артака. Лишь после того, как выяснялось, что впереди всё спокойно, шли дальше. Езбашу и самому важно было убедиться, что им ничего не угрожает, потому что перед Шахраем он головой отвечал за шахзаду, а перед шахзадой – за дочку Германариха. Вот почему езбаш был очень осторожен и на разведку ходил сам, никому не доверяя это дело.

После разведки в очередной город стало известно, что там ждёт их Шахрай-атакай. У шахзады Бахрама отлегло наконец от сердца.

– Значит, мы пришли, езбаш! – сказал он, с трудом сдерживая радость.

Но до столицы было ещё далеко.

В маленьком городке Шахрай радушно встретил шахзаду. Он подробно описал обстановку в стране, не упустил ничего. Стало известно, что сторонники шахиншаха до сих пор сражаются в Фарузе. Они опираются на дехкан, тогда как большинство народа на стороне мятежных жрецов.

Шахзада Бахрам не представлял себе, что ждёт его впереди. Доверять людям, которые не едят мяса и избегают женщин, он не мог. Он боялся их, понимая, что если откажется быть с ними, не будет выполнять их приказов, они церемониться с ним не станут. Родной брат Хосров, возможно, тоже мечтает о власти, и во дворце есть люди, которые хотят видеть его на троне. Если враждебные силы схлестнутся в борьбе за власть, тут уж и езбаш со своими храбрецами не спасёт его.

На другой день двинулись в столицу, путь до которой был неблизок. Через несколько дней шахзада подозвал к себе езбаша Артака.

– Слушаю вас, шахзада, – сказал тот, придерживая коня.

– Вон, видишь, езбаш, впереди столицу Ирана? Видишь, как раскинулась она перед нами, словно изнеженная ханбике на диване?

– Да, большой город, – согласился езбаш.

– Так вот, скачи туда, езбаш Артак, доставь главному жрецу радостную весть: Бахрам-шахзада, мол, скоро будет.

– Слушаюсь, шахзада!

Издали Бахрам заметил, что из ворот города выехал отряд всадников и направился к ним. Кто такие? Неизвестность пугала шахзаду. Кто знает, что у этих людей на уме – то ли встречают его, то ли задумали что-то плохое…

Всадники проехали мимо Артака, не стали его останавливать. Это немного успокоило Бахрама-шахзаду. Когда отряд подъехал близко, выяснилось, что людей этих послал Великий жрец. У переднего всадника в руке флаг. Он подъехал к шахзаде, трижды поклонился и протянул ему флаг.

– Шахзада Бахрам, отец твой шахиншах Едигер убит, – сказал он. – Эту печальную весть приказал сообщить тебе Великий жрец. Как ты собираешься поступить? Поедешь ли во дворец или вернёшься к сарматам?

Вопрос застал шахзаду врасплох. Он ещё не успел прийти в себя после скорбной вести. Бахрам посмотрел по сторонам, отыскивая глазами Шахрая-атакая. Тот кивнул ему.

– Еду во дворец, – сказал Бахрам-шахзада.

Всадник, передавший флаг, вскочил в седло, и отряд уехал в город. Шахрай-атакай подъехал к Бахраму, взял флаг из его рук, и все двинулись дальше. Шахзада вспомнил слова из последнего письма отца. «Сынок, поезжай в столицу, а я отправлюсь в Фаруз, где жрецы учинили смуту против меня…» А теперь те же жрецы встречают сына убитого ими Едигера-шахиншаха с флагом… Ясно было одно: трон свободен и ждёт своего хозяина.

Не спеша въехали в ворота города. Улицу с двух сторон обступила толпа, протягивая к Бахраму-шахзаде руки. Он вынул из-за пояса кошелёк и бросил в толпу, налево и направо, горсти серебряных дирхемов. Люди кинулись собирать монеты, а путники тем временем ходко устремились по узким улочкам к дворцу. Шахрай-атакай поскакал вперёд. Стража скрестила перед ним копья. Из дворца показался Великий жрец. Он приказал пропустить шахзаду и его спутников. Сойдя с коней, все направились к Храму Огня. Великий жрец Тахамтан поджидал их на крыльце храма. Пока они шли, Шахрай сказал шахзаде, не глядя на него:

– Поклонись Великому в ноги.

Шахзада послушно склонился перед Тахамтаном до земли. Великий жрец тронул его за плечи, позволяя встать.

– Добро пожаловать! Мы ждали тебя, шахзада, – жрец говорил, глядя Бахраму прямо в глаза. – Отец твой шахиншах Едигер погиб в Фарузе. Трон страны свободен. Жрецы рассчитывают на тебя. Некоторые из благородных тоже на твоей стороне. Правда, есть и такие, кто предпочитает брата твоего Хосрова. Спор мы разрешим по чести…

Сказав это, Великий жрец повернулся спиной и вошёл в храм. Шахрай-атакай с шахзадой последовали за ним. Посреди храма в большом шандале горел священный огонь. Вокруг сидели жрецы в белых и чёрных одеждах. Они даже не взглянули на шахзаду. Великий жрец Тахамтан, а за ним Шахрай и шахзада Бахрам встали перед огнём на колени.

Великий жрец прервал тишину:

– У персов должны быть только храмы Огня, – заявил он.

– Так, так, так! – вторили ему жрецы.

– Не с оружием в руках следует искать истину. Она – в Огне, – изрёк Великий жрец Тахамтан. – Едигер-шахиншах искал её с помощью оружия и погиб. Мы победили! Истина восторжествовала! Теперь все мы равны!

– Кто с мечом к нам пришёл, от меча и погиб. Мы победили! Победила истина! – хором прокричали сидевшие у огня.

Один из тех, кто был в чёрном, встал.

– О, Великий, – сказал он, – человека оберегают на свете три добродетели: благая Мысль, благое Слово и благое Дело. А сущность Света – это Мысль! Для чего нам жечь огонь в храме, если трон страны пуст?!

Великий терпеливо начал отвечать вопрошавшему:

– Мы стремимся к Свету, сегодня нам не хватает истинной и светлой, как огонь, Мысли. Мы собрались в храме, чтобы вместе со священным Огнём в сердцах наших зажёгся светоч святой Истины. Сегодня мы нуждаемся в Свете и Добре – в справедливом шахиншахе, – голос Великого жреца зазвенел. – Священный светлый Огонь нужен нам, чтобы очистить людей от грехов. А истина перед нами. Это – шахзада Бахрам. Слава Огню! Слава, слава!

– Слава Огню! Слава, слава! – повторили за ним жрецы.

Великий жрец приоткрыл своё ало-коричневое облачение.

– У нас одна задача – возвести на трон шахзаду Бахрама. И мы это сделаем.

Он перевёл взгляд с чёрных шаманов на белых.

– Что скажете, белые?

– Природа одинаково возлюбила каждое дитя человеческое, – сказал, поднявшись, один из белых. – Но среди людей есть и богатые, и бедные. Хочу сказать, о Великий жрец, что у шахиншаха Едигера два сына, оба могут быть на троне.

– Но природа не всем своим детям даёт одинаковый ум.

– С умом поможет наш священный Огонь, лишь бы человек умел думать и, главное, стремился к истинной вере. Одним умом землю не вспашешь, о Великий!

– Однако ум помогает воспитать в себе достойное поведение, решать трудности, которые встречаются в жизни. От кого зависит поведение ребёнка, жрец?

– От отца с матерью, о Великий, и ещё от рода-племени.

– А я думаю, поведение человеческого отпрыска всё же от матери зависит.

– Женщина для нас, жрецов, – существо запретное. И несмотря на это мы обязаны защищать её. Продолжение рода человеческого – от женщины, даже продолжение власти – от неё.

– Жизнь человечеству даёт Огонь. Не будь его, мы бы все давно превратились в лёд, – изрёк Великий жрец.

Тут все замолчали, соглашаясь.

– Перед нами два сына шахиншаха Едигера, о Великий…

Великий жрец глянул на говорившего, потом кому-то показал знак рукой. Стоявшие на коленях жрецы, белые и чёрные, встали и замерли, обратив взгляды на Великого жреца. Шахзада Бахрам, который старался всё в точности повторять за Шахраем, с удивлением огляделся. Слова и поведение этих странных людей было загадкой для него. Он вырос среди греков и арабов. В детстве отец отправил его на воспитание к арабам. Те поклонялись чёрному камню, каждое племя по-своему. Там он не видел людей, поклонявшихся огню. Не было ни пугающих действ, ни словопрений, подобных этим, каждое племя имело собственного божка, и в чужого идола никто насильно верить не заставлял. А эти во всём стараются быть одинаковыми.

Внезапно заиграла музыка. Завораживающая мелодия захватила всех и так же внезапно на высокой душераздирающей ноте оборвалась.

Оба сына шахиншаха достойны править страной, говорят жрецы. Но если один сын здесь, то должен быть и другой. Бахрам стал искать глазами Хосрова и не нашёл. Возможно, он просто не узнаёт его, потому что помнит брата ребёнком. К чему, однако, вся эта церемония? Кто из них скажет, наконец, последнее слово, которое решит его судьбу? Великий?.. Нет, похоже, он колеблется. И от этих чёрных и белых людей зависит его будущее?!.. Они убили отца, убьют и сыновей, если найдут нужным…

– Великий жрец, – снова встал и заговорил прежний человек в белом, – другой сын шахиншаха Едигера тоже из Сасанидов и достоин трона… Выходит…

– Потерпи, жрец, потерпи. Завтра решим всё. Завтра в храм придут также люди белой кости, высшая знать. Пусть каждый видит и слышит, что мы, жрецы, всё решаем по чести.

Все тихо поднялись и не спеша направились к выходу. Шахрай-атакай взял Бахрама-шахзаду под локоть и повёл. Всё это было странно и непонятно. Бахрам, которого не покидало напряжение, вдруг почувствовал, как сердце его сжалось: он вспомнил о своей девочке. Шахзада схватил Шахрая за руку:

– Где девушки, которые ехали с нами, атакай? Где дочка короля?!

– Она во дворце, в гареме шахиншаха. Не волнуйся, шахзада.

Но мог ли Бахрам быть спокойным, когда всё в стране оказалось в руках этих опасных людей?

Он ни в чём не мог согласиться с ними, хотя вынужден делать вид, что согласен. Пока что он был бессилен противостоять им. Остаётся одно – ждать и терпеть. Он понял, что завтра в храме увидит Хосрова. Кого из них эти люди сделают шахиншахом, – неизвестно. Сармат хан на его месте сказал бы: «Будущее своё доверяю тебе, Тангрэ».

Ночевали в маленьком домишке Шахрай-атакая. Костлявый, жилистый жрец поставил перед гостем блюдо с фруктами и овощами. Тут же на блюде лежали розы. Шахрай велел Бахраму съесть розу. Тот не стал возражать и, давясь, лепесток за лепестком съел весь цветок. Во рту было горько. Он потянулся за фруктами, но сколько ни ел их, неприятное ощущение не проходило. Шахрай, наблюдавший за ним, усмехнулся:

– Да, не всё то золото, что блестит, шахзада. Прекрасная снаружи роза оказалась невкусной, да? Твоя девочка, дочка короля Германариха, тоже нежна и изящна, всё при ней, нет ни одного изъяна, но она будет холодна к тебе. Это не Сафура, которая в объятиях мужчины пылает огнём. Да, та была прекрасна, но не без яда.

Шахзада Бахрам не собирался обсуждать с шаманом достоинства своих женщин. В его объятиях дочь сарматского хана вовсе не «пылала огнём», она так и не приняла его сердцем, он всегда чувствовал это. Напоминание о Сафуре погрузило Бахрама-шахзаду в задумчивость.

– Устал я, атакай, – признался он.

Жрец, будто ожидая эти слова, тотчас кивнул слуге, который пригласил гостя в соседнюю комнату.

– Будете спать здесь, господин, – сказал слуга и вышел.

Раздевшись, шахзада лёг, но сон не шёл к нему. Мыслями он снова унёсся к сарматам и заново прожил годы, проведённые там. Не напрасно ездил он туда, удача сопутствовала ему, он познал смысл жизни, а главное, там он был свободен. Здесь он пленник. Он помнит, как в юности за ним следила каждая дворцовая крыса, да и отец глаз не спускал. И теперь его, похоже, ждёт та же участь. Жрецы эти шага ему ступить не дадут, не говоря уже о Шахрае, который будто привязал его к себе. Старик, который у сарматов даже приблизиться к нему боялся, изменился до неузнаваемости. Вертит им как хочет.

Историю страны Бахрам-шахзада знал хорошо. До того, как предки его оказались у власти, страной пятьсот лет правили парфяне. После этого власть захватил жрец по имени Сасан и посадил на трон своего внука и сообщника – Арташира. Нелегко было закрепить власть за своим человеком. Сначала он переманил на свою сторону военных, потом землевладельцев дехкан, после выступил против сидевшего на троне Артабана. Без крови не обошлось. В последней схватке Арташир убил парфянского шахиншаха Артабана и впоследствии женился на его дочери. Это было в 224 году. С тех пор в Иране правит династия Сасанидов.

Жрецы испокон веков были наставниками правителей династии, власть их была безгранична. Но отец Бахрама стал проявлять независимость и своей политикой нажил себе многочисленных врагов среди жречества и знати.

Едигер был веротерпимым правителем. Он почему-то взял в жёны еврейку и принял к себе на воспитание мальчика Феодосия, сына Римского императора. Еврейская жена отца рано умерла, и отец женился на матери Бахрама, девушке из тюркского племени эфталитов, которое охраняло Великий шёлковый путь. Это была женщина редкой красоты. Художники рисовали её портреты. Юная красавица друг за другом родила двух сыновей. Старшего шахиншах Едигер отдал на воспитание в знатную арабскую семью, а младшего, Хосрова, почему-то держал при себе. Когда Бахрам подрос, его вернули во дворец, а потом отправили к сарматам. И вот он снова на родине. Брат Хосров тоже здесь. Кого же из них двоих жрецы признают достойным власти?..

Бахрам-шахзада встал и вышел в соседнюю комнату. Старый жрец неподвижно сидел у очага. Уснул, как видно. Нет, он не спал. Как только Бахрам подсел к огню, он поднял голову и сказал, словно обращаясь к кому-то другому:

– Спи, не волнуйся, шахзада, победа нашей будет. Да, да, не волнуйся. Дворец в руках воспитавших тебя благородных людей.

– А что я должен делать, атакай?

– Пока что спать, а дальше будешь делать, что я скажу.

– А если пройдёт Хосров?

– Придётся драться, шахзада. Придворные во дворце нас поддержат.

– А что будет с братом Хосровом?

– Никому в этом мире две жизни не прожить. Брата убьёшь ты сам.

– Нет, я не сделаю этого!

– Не убьёшь ты, так он убьёт тебя, шахзада!

– Это же злодейство! Не ты ли призывал меня не совершать злодейств!

– Шахзада, на свете существует священное зло, и есть зло дурное. То, что сделаешь ты, мы будем считать священным злом. Когда к трону тянутся двое, народ неизбежно раскалывается надвое. А это значит, что будет война. Чтобы такого не случилось, я привёз тебя, мой шахзада, от сарматов на родину. Я же видел, не слепой, у сарматов ты не прижился, с Сафурой-бике не поладил. Бике не любила тебя, хотя ты очень старался понравиться ей. Но ты не горюй, ты – настоящий мужчина, тебя сегодня ждёт трон Ирана. Нам с тобой, шахзада, надо хорошенько отдохнуть, выспаться. Завтра нас ждут важные дела, очень важные… Так что будь твёрд!..

Шахзада снова лёг, но уснуть ему всё же не удалось. Его подняли рано. Умывшись и подкрепившись теми же фруктами и овощами, они пошли к дворцу. Пробирались узенькими улочками, вдоль дувалов, пока не вышли на широкую дорогу. По этой дороге ездили не только воины шахиншаха, по ней шли караваны из Туранских степей. Слева, недалеко от дворца, стоит караван-сарай туранцев. Если пойти направо от него, придёшь к еврейскому базару, пройдёшь дальше, окажешься на индийском базаре. А слева, чуть поодаль, – китайский базар, а ещё дальше торгуют арабы. В детстве Бахрам-шахзада больше всего любил бывать на туранском базаре. Там продавали красивых рабынь. Были среди них такие же, как Сафура-бике, светловолосые красавицы. Шахзада влюблялся в каждую, но покупать их ему не разрешалось. Для отца, шахиншаха Едигера, дворцовые слуги покупали самых красивых девушек. Бахрам не знает, как обращался отец со своими женщинами из гарема, но со служанками бывал груб, часто выходил из себя, мог даже побить. Но ударив, тут же раскаивался и бросал бедняжке серебряный дирхем. Служанки бывали счастливы, когда он поднимал на них руку.

Из узкого переулка показались жрецы.

– Слава шахзаде Бахраму! Слава! – закричали они.

Неожиданно, как из-под земли, появился Великий жрец Тахамтан.

– Женщина из Турана оставила нам двух сыновей. На трон Ирана должен воссесть один из них. Мы не станем встревать между ними, решим дело по справедливости. Пойдёмте, братья, во дворец, пусть шахиншаха для страны и народа выберут львы, – сказал он.

Что сказал жрец? Бахрам огляделся. Уж не ослышался ли он? На него никто не обращал внимания. Все ринулись вслед за Тахамтаном. Увидев, что шахзада растерянно озирается, Шахрай-атакай снова тронул его за локоть и зашептал:

– Успокойся, шахзада, успокойся, всё будет, как мы хотим.

Когда, войдя в тронный зал, Бахрам увидел вдоль стен львов, у него задрожало не только сердце, но и руки. Львы были очень страшные. Их держали на цепях голые по пояс эфиопы.

Среди жрецов в чёрном Бахрам разглядел брата Хосрова. Ему захотелось пойти к нему и обнять, но он передумал. Славное же испытание изобрёл для них хитрый жрец! В случае чего он всегда может сказать народу: «Это не мы, а львы так решили. Мы всё делали по справедливости». Шахрай объяснил условие состязания: кто из них двоих пройдёт мимо львов и сядет на трон, тот и будет шахиншахом. А если какой-нибудь из львов набросится и порвёт на части? – Что ж, выходит, такова участь бедняги. Вот как Великий жрец собирается решить их судьбу. Что делать?! Разве за этим ехал он сюда из далёкой степи? Лучше бы оставался с сарматами. В степи всё было так просто и понятно. Там важно лишь знать, любит народ будущего хана, или нет. А здесь судьбу страны решают звери! Невероятно! Сарматы с унуками определённо сочли бы это варварством и безумием. И персы смеют воображать себя просвещённым народом! Степняков называют дикарями! Шахзада Бахрам так не думает. Он жил в степи и убедился, что те народы намного превосходят персов нравом и обычаями.

Бахрам всё время поглядывал на Хосрова. Они братья. Дети одной матери, а эти люди воображают, что вправе распоряжаться их жизнями. Что это, как не дикость?! На брате красная рубашка из китайского шёлка, а Бахрама атакай одел в зелёную. Неужели это тоже неспроста? На ногах Хосрова также красные сапоги. На поясе зелёный кушак с кистями. Брат тоже часто смотрит на Бахрама. Ему наверняка известно, что львы эти – людоеды, могут наброситься на того, кто подойдёт к ним близко. Брат выглядит испуганным и печальным. Он всё время озирается по сторонам, словно ожидает помощи от кого-то. Сам шахзада Бахрам многое повидал на своём веку, но львы наводили ужас даже на него. Если такой зверь набросится, эфиоп удержать его не сможет. Правда, за эфиопами стоят крепкие мужчины с копьями. По сторонам зала по семь копьеносцев. Цифра «семь» у персов считается священной. Копьеносцы, конечно, могут заколоть львов, но надеяться на их проворство трудно…

Шахзада Бахрам пытается отвлечься, представить себе степь с волнующимся на ветру ковылём, ищет пути, чтобы избежать верной гибели. И вдруг его осенило! Да ведь он может отказаться от трона, предложить его Хосрову! И завтра же уехать в степь к сарматам!.. Объявить об этом надо до начала страшного судилища. Вот только изменит ли это что-либо? Он же видит, что жрецы не считаются ни с чем. Они давно решили участь братьев, как перед этим решили участь их отца. Бахрам почему-то вспомнил свой разговор с Даян-атакаем. Как уж он сказал? «Сарматы с унуками живут, опираясь на законы дедов, а персы не любят законов, изданных шахиншахом, только и делают, что нарушают их. Вот почему персидскому шахиншаху приходится быть жестоким, а жестокость ещё больше отдаляет его от народа, не позволяет заботиться о нём. И потом персидский шахиншах не хозяин себе, духовенство в Персии – главная сила». Да, он совершенно прав!.. Полюбуйся-ка на этих духовных отцов! Расселись, ждут зрелища. Будто на праздник сбежались! Верно сказал Даян-атакай: в Иране шахиншах бесправный человек. Его судьба в руках духовенства. Разве не они расправились с их отцом Едигером?! Нет, он не хочет умирать и брату Хосрову смерти не желает. Он должен теперь же отказаться от трона. Пусть Ираном правит Хосров.

Бахрам-шахзада сделал два шага вперёд и поднял руку.

– Великий жрец Тахамтан! – сказал он громко, чтобы привлечь к себе внимание. Все тотчас повернулись к нему. – Великий жрец, я отказываюсь от трона в пользу брата моего Хосрова. Пусть он правит страной. А судилище это прекратите немедленно!

На короткое, очень короткое время в тронном зале воцарилась тишина. Великий жрец тоже сидел молча, склонив голову. Наконец он выступил вперёд и резким голосом прокричал:

– Что бы ни говорил тут шахзада, реки вспять не текут. Мы уже всё решили, а вы решайте свою судьбу сами, пусть львы дадут вам добро.

– Я отказываюсь от трона, Великий жрец!

Народ зашумел, львы, будто понимая что-то, зарычали и зазвенели цепями. Приглядывавшие за ними эфиопы насторожились. И тут произошла другая неожиданность: теперь Хосров-шахзада выступил вперёд и, поклонившись Великому жрецу, сказал:

– Ваше святейшество, я тоже отказываюсь от трона в пользу старшего брата моего шахзады Бахрама. – Он приложил руку к сердцу и, кланяясь, отступил назад.

Тут Тахамтан слез на каменный пол и, подойдя ко льву, который был справа от него, опустился на пол между передними лапами зверя. Шахрай потянулся к уху шахзады и злобно прошипел что-то. Бахрам не понял его, но догадался: приказывает быть смелым. И шахзада Бахрам, не глядя ни на кого, пошёл к трону по узкому промежутку, оставленному львами. В эту минуту он ничего не боялся, ничего не чувствовал, шёл как во сне. Сердце, казалось, замерло в груди, и голова ничего не соображала. Он видел перед собой только золочёный трон с хищными зверями вместо подлокотников. Проходя мимо львов, он то ли видел, то ли ему показалось, как один из них оскалил зубы и зарычал. Только тут он смутно стал понимать, на что отважился, и начал считать про себя шаги: один, два, три… Четыре, пять, шесть, семь… Он успел всё же заметить, что эфиопы отступили назад и больше не сдерживают львов. Бахрам выхватил из ножен кинжал и бросил на трон…

Вдруг брат его Хосров тоже двинулся к трону. Люди не ожидали этого и затаили дыхание. Вот он подошёл ко львам и, оказавшись среди зверей, зачем-то потянулся к пристёгнутому к поясу кинжалу. Два хищника, будто этого только и ждали, разом прыгнули на него… Правда, и сами были тут же заколоты копьями. Трясущиеся от страха жрецы унесли окровавленное тело шахзады лишь после того, как звери успокоились.

Неожиданно грянула музыка. Под звуки торжественного гимна Великий жрец возложил на голову Бахрама усыпанную жемчугами и кораллами корону.

Жрецы поздравляли новоявленного шахиншаха Ирана. Кровь у подножия трона смыли, пол устлали коврами. Погибшего шахзаду положили в стороне на ковёр.

Шахиншах Бахрам ощущал лишь тяжесть короны на голове и пока ещё был не в состоянии видеть и слышать что-либо. Всё представлялось ему сном. Он встал и направился туда, где лежало тело брата. Наклонившись, Бахрам взял Хосрова на руки и направился к выходу. Никто, кроме охраны с копьями, не пошёл за ним, никто не сказал ни слова. Когда шахиншах скрылся за дверью, один жрец сказал другому:

– Шахзаду погубили красная рубаха и красные сапоги. Львы не любят красного.

– Мне показалось, эфиопы нарочно спустили львов с цепей. Теперь их самих, наверное, бросят за это львам.

– И правильно сделают. Мало ли кто подмигнёт, так тебе уж и закон нипочём?

– А кто подмигнул-то?

– Шахрай-атакай подмигнул Великому, а тот – львам.

– И что же, львы поняли его?

– Выходит, да.

– Как же это?

– Львы-то обученные. Великий жрец с Шахрай-атакаем, видать, заранее обо всём сговорились. Ты что же, ничего не заметил?

– Нет, не заметил… А ты знаешь, что сыновья Едигера туранкой рождены? Так что нами теперь туранцы командовать будут. Сколько уж лет шахзада Бахрам провёл у тюрков?

– У тюрков или у сарматов?

– Эти народы на одном языке говорят. Если Шахрай-атакай не врёт, они будто бы объединяются теперь, чтобы вместе на Рим двинуться.

– От этих всего ждать можно. Знаешь, Шёлковый путь теперь тоже в их руках.

– А я слышал, китайцы разгромили этих тюрков, называвших себя унуками.

– Степняков этих даже сам Великий Кир одолеть не смог.

– А жаль, что шахиншах Бахрам Сафуру-бике свою не привёз, дочь сарматского хана. Так, кажется, Шахрай-атакай называл её? Говорит, что она уж очень хороша собой.

– Да она, вроде, за Мангук-хана вышла?

– Не горюй, шахиншах наш, небось, не с пустыми руками приехал. К собачьему хвосту какая-нибудь колючка обязательно прицепится. Я слышал, он к нам с дочкой варварского короля какого-то пожаловал. Люди видели: красота, каких свет не видывал.

– Выходит, свадьба у нас скоро. Новоиспечённый шахиншах наш женится.

Жрец, похоже, собирался на этом закончить разговор, но собеседник его не унимался:

– Ты только погляди на Шахрая-атакая, каким гоголем расхаживает вокруг шахиншаха! Можно подумать, сам шахиншахом заделался!

– Не иначе, как в духовные отцы к нему метит. А ведь Едигера, отца его, они с Великим и порешили.

– Много болтаешь, уйми язык-то! У тебя что же, две жизни?

– Две не две, а всё же правду в мешке не утаишь. Правда – стрела, да кому ж она мила? – Это ты хочешь сказать?

К сожалению, Бахрам-шахиншах не слышал их разговора, иначе жреца Шахрая и на порог к себе не пустил бы.

А Великий жрец Тахамтан в это время праздновал победу. Он был очень доволен собой и чувствовал себя всемогущим. Это он приказал убить строптивого шахиншаха Едигера, вздумавшего истребить его сторонников в Фарузе; он же посадил на иранский трон сына его – шахзаду Бахрама.

Не прошло и месяца, как молодой шахиншах выступил на майдане перед своим народом. Осудив политику отца, он сумел примириться с аристократией и придворными сановниками, пойдя им на уступки. Дехканам уменьшил налоги. Его речь быстро распространилась по всей стране, и шахиншах Иранской империи Бахрам вошёл в историю как заботливый и справедливый правитель.