Текст книги "Правовое обеспечение интеграционных процессов в рамках Евразийского экономического союза"

2.2. Генезис международного права и его сочетание с национальным

Необходимость международного права. Сегодня никто не ставит вопрос о допустимости и полезности существования «международного права»: данное словосочетание прочно вошло в политический и юридический лексикон, с этим названием выпускаются монографии и учебные пособия, правозащитники апеллируют к космополитическим стандартам и принципам, разрастается наднациональная инфраструктура управленческих учреждений. Давно минули те времена, когда международное право объявлялось «неправом» на том основании, что оно получает жизнь лишь с помощью внутригосударственного юридического источника<sup>[159]159
  Lukic R. D. Uvod u pravo. – Beograd, 1966. S. 353.


[Закрыть]</sup>; когда повсеместно звучали мысли, что «источники международного права образуют свою собственную систему, автономную по отношению к системе источников национального права», «о двух разнопорядковых системах источников»<sup>[160]160
  Зивс С. Л. Источники права. – М.: Наука, 1981. С. 225.


[Закрыть]</sup>. Кажется, человечество согласилось и даже смирилось с циничной немецкой мудростью: die Weltgeschichte ist das Weltgericht<sup>[161]161
  Всемирная история – всемирное судилище.


[Закрыть]</sup>.

Всё так. Да только процесс интернационализации юриспруденции идёт с трудом и неравномерно в силу того, что государственно-организованные элиты ведут себя на планете как эгоистические жильцы перенаселённой коммунальной квартиры. Сохранению диспропорций внешнего и внутреннего права способствуют многие обстоятельства объективного и субъективного порядка: односторонность самого международного права (по преимуществу выражающего интересы стран «золотого миллиарда» и США как самого могущественного гегемона); продукция внерегиональных и потому фактически конкурирующих с ООН под флагом исключительности саммитов больших «восьмерок», «двадцаток» и пр. собраний «элитных» стран, продолжающих традиции «европейского Концерта» XIX века)<sup>[162]162
  В 1818 г. во время Венского конгресса, завершившего передел Европы после наполеоновских войн, Австрия, Великобритания, Пруссия, Россия и Франция образовали коалицию, получившую название «Концерта великих держав». Эта организация не имела официального статуса, а работала «по множеству неписаных законов и молчаливых соглашений… Концерт опирался на постулат об исходном неравенстве государств. Считалось, что существуют державы великие и малые: первые призваны вершить историю, а вторые – подчиняться законам и нормам, которые устанавливают доминирующие государства… Европейский Концерт служил эффективным инструментом международного управления примерно 35 лет». Сегодняшняя «большая восьмерка», в которую входит и Россия, сильно напоминает «европейский Концерт»; она – «организация действительно нестандартная. У неё нет ни постоянной повестки, ни устава, ни секретариата, ни даже своего сайта в Интернете. Раз в несколько лет встаёт вопрос о том, насколько оправдано её существование. И тем не менее самые влиятельные мировые лидеры из года в год собираются на саммиты». – Ристо Пенттиля. Большая тройка в «большой восьмёрке» // Россия в глобальной политике. Т. 1. № 3, июль-сентябрь 2003. С. 29, 31,28.


[Закрыть]</sup>; неискренность национальных правящих слоёв (несмотря на клятвы в приверженности идеалам демократии, они погрязли в избирательных фальсификациях, преступной приватизации и расхищении бюджетных средств, склонны к непотизму и режиму личной власти); социально-экономическое неравенство между регионами и странами; искусственное и часто насильственное изменение внутренних устоев отдельных государств (концепция «гуманитарной интервенции», «цветные революции»), опережающее скорость естественной эволюции стран, внутренняя жизнь которых издавна программируется на традиционализм. Препятствия есть, будут и новые, но их преодоление, в том числе посредством согласования (конвергенции, адаптации и пр.) международного и внутригосударственного права неизбежно – интернационализация жизни землян диктует такую необходимость.

Главное ныне – определиться с оптимальным соотношением международного и национального права, а равно с механизмом пропуска космополитических нормативов на суверенную территорию отдельных государств. Умственные и политико-дипломатические усилия на данном направлении, в свою очередь, явно разделяются на два самостоятельных направления: соотношение юридической силы внутригосударственного и международного права вообще<sup>[163]163
  «Вопрос о соотношении международного и национального уголовного законодательства, – подчёркивает А. Г. Безверхов, – является составной частью более общей проблемы взаимодействия международного и внутригосударственного права». – О принципах взаимодействия международного и национального уголовного законодательства // Международное и национальное уголовное законодательство: проблемы юридической техники. Материалы III Междунар. науч. – практ. конф., состоявшейся на юрид. фак. МГУ им. М. В. Ломоносова, 29–30 мая 2003 г. – М.: ЛексЭст, 2004. С. 324.


[Закрыть]</sup> плюс техника импорта (перемещения) надгосударственных правил в национальную практику юридического регулирования. Причина разделения усилий одна, но важная: изначальная сложность выработки и применения единых стандартов для стран и регионов с различным уровнем развития (экономики, права, культуры) и различными ценностными системами. Отсюда накопленный здесь опыт может быть использован при строительстве правовой базы ЕАЭС.

Надо прямо сказать, что отечественной<sup>[164]164
  Первая специальная работа в Европе по обсуждаемому нами вопросу вышла в 1899 году и принадлежала перу немецкого учёного Г. Трипеля – «Международное и внутригосударственное право». Автора можно считать прародителем будущего дуалистического направления в науке: «международное и внутригосударственное право суть не только различные отрасли права, но и различные правопорядки. Это два круга, которые тесно соприкасаются, но никогда не пересекаются» (Triepel H. Völkerrecht und Landrecht. – Leipzig, 1899. S. 19). Через четверть века цитируемый авторитет отошёл от теории «простого соприкосновения» двух систем, а увидел их взаимообусловленность: «для того, чтобы международное право смогло выполнить свою задачу, оно постоянно должно обращаться за помощью к внутреннему праву. Без него оно во многих отношениях является совсем бессильным. Оно подобно маршалу, дающему приказы только генералам и могущему достичь своих целей только в том случае, если последние, согласно его указаниям, дают новые приказы своим подчинённым» (Triepel H. Les rapports entre le droit intern et le droit international // Recueil des cours de l׳Academie de droit international, t.1. – Paris, 1925. P. 92).


[Закрыть]</sup> правовой доктрине есть чем гордиться в обсуждаемом плане. Так, ещё на заре международного правопонимания А. М. Горовцев искал ключ к решению общих юридических вопросов за узкими национальными пределами, в международном праве<sup>[165]165
  Горовцев А. М. Некоторые основные спорные вопросы учения о праве в связи с международным правом. – Пг., 1916–17 гг., XXXVI. С. 14.


[Закрыть]</sup>. Его современник А. Ященко объявлял международное право высшей формой юриспруденции, которая возвышается одновременно над управляющими и управляемыми людьми внутри государства, над индивидами и государствами<sup>[166]166
  Ященко А. Международный федерализм. – М., 1908. С. 42.


[Закрыть]</sup>. В XX веке Г. И. Тункин прямо заявлял, что нормы международных договоров «затрагивают внутренние отношения в государствах»<sup>[167]167
  Тункин Г. И. Функционирование международного права // Тезисы докладов Всесоюзной конференции «Задачи дальнейшего развития юридической науки в свете новой Конституции СССР, конституций союзных и автономных республик» от 3–6 октября 1978 г. – М., 1978. С. 56.


[Закрыть]</sup>. Если имеются заключённые и ратифицированные конвенции, – дополнял его мысль И. И. Карпец, – государство обязано преследовать на их основе виновных в преступлениях лиц, если же согласованных на международном уровне норм нет, обязанность трансформируется (всего лишь – А.Б.) в усмотрение, в правомочие<sup>[168]168
  Карпец И. И. Преступления международного характера. – М.: Юрид. литература, 1979. С. 50.


[Закрыть]</sup>.

И. И. Лукашук сразу объявил международное право «сложной крупномасштабной системой»<sup>[169]169
  Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. – М.: Спарк, 1997. С. 9.


[Закрыть]</sup>, а чуть позже (с. 25) и «сверхсложной системой», в рамках которой нужно оптимально разместить национальное право (§§ 2 и 3 раздела I). Е. Т. Усенко попрекал теоретиков отечественной юриспруденции в узости их метода, в ограниченной ориентации только на внутреннее право, призывал их «опираться на научные дисциплины обеих правовых систем», приглашал к учреждению особой дисциплины – «общего учения о праве», соединив в ней достижения международников и отраслевиков. Он же предупредил, что «международное право не может «ломать» национальное право, ибо оно суть межгосударственное право. Поэтому воздействие международного права на национальное осуществляется путем трансформации международных обязательств государства в акты национального права»<sup>[170]170
  Усенко Е. Т. Соотношение категорий международного и национального (внутригосударственного) права // Советское государство и право. 1983. № 10. С. 45, 46, 54, 53.


[Закрыть]</sup>.

В нашей литературе наиболее часто и по достоинству упоминается капитальный (из 2-х книг) труд по международному праву англичанина Яна Броунли<sup>[171]171
  Я. Броунли. Международное право (в двух книгах). Книга первая. – М.: Прогресс, 1977.


[Закрыть]</sup>. В главе II части I первой же книги, именуемой «Соотношение внутригосударственного и международного права», он последовательно утверждает: а) монистические доктрины низводят «внутригосударственное право до положения пенсионера международного права» (с. 67); б) внешний и внутренний правопорядки подчинены некоему третьему правопорядку (естественное право или «общие принципы права»), «который стоит над обоими и может определять их соответственные сферы» (с. 68); в) «всё большее число юристов… стремится избавиться от дихотомии монизма и дуализма», оспаривают наличие общего поля действия двух правовых систем, признают, что они не приходят в столкновение, поскольку действуют в различных сферах и каждая из них является высшей силой в своей собственной сфере (с. 69); д) в соперничестве внешних государственных обязательств и внутреннего права должно уступать второе (с. 70–71); е) международные суды изучают национальное право и ссылаются на него в своих решениях (с. 73), хотя внутригосударственные законы являются лишь обычными юридическими фактами, доказательством (мотивированного – А.Б.) поведения соответствующего государства на международной арене и не более того (с. 77); ж) «в последнее время правительства и юристы в большей степени осознают потребность в установлении конструктивных взаимосвязей между внутригосударственным правом и системой международного права» (с. 92), а не в пропаганде противоречий, ибо «основной задачей остаётся … установление между ними согласованности, а не формальной «гармонии» или «примата» международного права. Эти проблемы лишь затемняются, если их ставить в контексте конфликта между монистами и дуалистами» (с. 93); и) «решение Международного суда ООН, хотя бы оно и касалось в основном тех же вопросов, какие находятся на рассмотрении национального суда, само по себе не создает res judicata для последнего» (с. 98); 8) «каждой из двух систем – внутригосударственному праву и международному праву – принадлежит верховенство в её собственной области, и ни одна из них не обладает гегемонией над другой» (с. 101).

В 1981 году в Киеве вышла большим тиражом солидная монография В. Г. Буткевича<sup>[172]172
  Буткевич В. Г. Соотношение внутригосударственного и международного права. – Киев: Вища школа, 1981. – 311 с.


[Закрыть]</sup>. Автору удалось создать и представить на суд специалистов удивительно цельную книгу (сопоставление международного и внутреннего права через категорию «отношение» – историческая справка – структурно-функциональные связи двух правовых систем – процесс согласования международного и внутригосударственного права), покоящуюся на великолепной базе из произведений предшественников. Отточенные и выверенные сентенции рассыпаны по тексту, легко обнаруживаются и легко запоминаются, сформулированы чётко и кратко: а) абсолютной автономности двух правовых систем (международной и внутригосударственной – А.Б.) нет и быть не может (с. 33, 37–38); б) базовые источники международного (договор и обычай) и внутреннего (закон и подзаконный акт) права имеют единую корневую основу – материальные условия жизни людей; в) фактическим «отношениям сообществ (людей, соотечественников и иностранцев – А.Б.) обязательно соответствуют, согласно принципу «ubi societas, ubi jus» отношения между нормами права, управляющими этими отношениями (с. 52–53); г) зарубежный взгляд, в соответствии с которым «отношения субординации провозглашаются как истинно правовые отношения, а отношения координации относятся к сфере морали, политики и т. д.», признаётся неверным (с. 53); д) «вертикальные связи более характерны для внутрисистемно-правовых отношений», а в отношениях внешнего уровня вертикальных связей почти нет. Потому «в отношениях между системами права намного больше дисгармонии, чем внутри каждой системы права», а «сцеплённые только горизонтальными связями две правовые системы не могут слиться в одно целое» (с. 62–63); е) для внутригосударственного права более характерна субординация, а «связи координации присущи международному праву» (с. 69); ж) «абсолютная иерархия в межсистемной сфере не приемлема… Это не юридический примат одних актов над другими, а иерархия соответствия, авторитета норм различных правовых систем» (с. 67); и) взаимодействие международного и национального права никогда не может быть односторонним, ибо «во всяком взаимодействии не бывает только активной или только пассивной стороны» (с. 71, 72), ибо «основная черта взаимодействия двух правовых систем – взаимное изменение друг друга» (с. 73); к) механизм реализации международного права может быть простым и сложным, но в любом случае реализация внутригосударственного права отличается от аналогичных процессов для мирового права (с. 205).

Общим, часто повторяемым местом научных работ по проблеме соотношения международного и внутреннего права давно стала дилемма концепций – дуалистической и монистической. Практически действует неписаное правило: любой исследователь обязан записать себя или своих оппонентов в соответствующий орден. Условия приёма давно известны: настаиваешь на единстве двух правовых систем – считай себя монистом; усматриваешь большие различия между внутренним и внешним правом – или запиши себя сам в лагерь дуалистов либо будешь приписан к нему принудительно, печатным мнением.

Титулованные представители дуалистического направления (Г. Трипель, Д. Анцилотти, Л. Оппенгейм) настаивали на самостоятельности международного и национального права, оценивали их в качестве различных систем правопорядка, не находящихся в отношениях подчинённости (субординации). Смысл же монистических воззрений состоит в признании единства обеих правовых систем; единства, не исключающего приоритета. В связи с этим монисты делятся на два лагеря – сторонников превосходства национального (Г. Гегель, В. Даневский, братья Цорн, В. Кауфман и др.) или международного (Г. Кельзен, Ж. Ссель, Ф. Джессеп, Г. Лаутерпахт, Ш. Руссо и др.) права. Во внутренней борьбе как бы победил второй взгляд, однако обе группы учёных объединяет то обстоятельство, что они жёстко «противопоставляют международное право такой объективной реальности, как государственный суверенитет: или международное право, или государственный суверенитет»<sup>[173]173
  В данном случае автор приводит выдержки из (компьютерного варианта) статьи преподавателя Академии управления при Президенте Республики Беларусь А. И. Зыбайло. – К вопросу о соотношении международного и национального права // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 1998. № 3.


[Закрыть]</sup>. Всё остальное – вторично.

Монисты главным врагом общественного прогресса прямо объявляют идею суверенитета национальной власти<sup>[174]174
  См.: Jessup Ch. Transnational Law. – New Haven, 1956. P. 76 (данные приводятся по работе Р. А. Мюллерсона: Соотношение международного и национального права. – М.: Международные отношения, 1982. С. 14. – А.Б.); Tinbergen D. Reshaping the international order. – N-Y.: Dutton and Co. Inc., 1976. P. 83; Фердросс А. Международное право и внутреннее право // Журнал международного права и дипломатических и социальных знаний. 1954. № 3. С. 22 (на фр. языке); Falk R. World orders: Positive and negative // World order studies program, Occasional paper № 1. – Princeton, 1985. P. 18–24.


[Закрыть]</sup>. В подкрепление своей позиции монисты космополитического крыла обычно призывают на помощь человеческий фактор, присваивают физическим лицам статус субъекта международного права. Аргументы таковы<sup>[175]175
  Подробности см.: Броунли Я. Международное право, глава XXIV.


[Закрыть]</sup>: государство является простым элементом эволюции, всего лишь временной формой политико-юридической организации коллективной жизни; если она стесняет индивидуальную жизнь выше необходимости социальной гармонии, частник должен иметь возможность апелляции к арбитру, стоящему выше национальных правительств, и таковым спасителем может быть только международное право; многовековая история показала и доказала, что основной враг человеческой свободы – публичная администрация, окопавшаяся от нападок и критики под зонтиком суверенитета («зарезервированной области внутренней компетенции»); ничем не ограниченная свобода государственных действий, именуемая самостоятельностью и независимостью избираемых решений, негативно сказывается на правах и свободах граждан; потенциальная безответственность национальных правительств даже превращает граждан в «бесхозных» людей, изгоев общества, на что ООН отреагировала в 1961 году принятием Конвенции о сокращении безгражданства<sup>[176]176
  См.: II. – I.C.L.Q. (1962). P. 1090.


[Закрыть]</sup>; в условиях научно-технического прогресса народонаселение планеты стремится к более интенсивным и многообразным связям, в результате чего управляющая роль государства падает, а главными действующими субъектами на мировой арене становятся физические лица и неправительственные организации. Вывод этих рассуждений очевиден – государству пора сдавать полномочия наднациональным образованиям и международному праву, которые ориентированы на универсального человека Земли, а не на конкретных налогоплательщиков.

На попытки международного обобществления граждан из лагеря советских дуалистов последовала логичная отповедь: «отнесение всех лиц международного сообщества к субъектам международного права, во-первых, отождествляет международное и внутригосударственное право; во-вторых, понятие международной правосубъектности теряет свою особенность и даже смысл»<sup>[177]177
  Фельдман Д. И., Курдюков Г. И. Международная правосубъектность. Некоторые вопросы теории. – М.: Юрид. литература, 1971. С. 20.


[Закрыть]</sup>. Так называемые дуалисты апеллируют и к уставным положениям ООН, где зафиксирован в качестве непреложного правила принцип невмешательства во внутренние дела государств (п. 7 ст. 2). Однако, понимая невозможность герметического сосуществования двух правовых систем, они смягчают позицию, демонстрируют релятивизм, заговорили о «реалистическом дуализме». «Когда мы говорим о суверенитете государств, – указывает Г. И. Тункин, – мы имеем в виду не абсолютный суверенитет (абсолютный суверенитет не может существовать), а скорее суверенитет в рамках международного права»<sup>[178]178
  Tunkin G. I. The Problem of Sovereignty and Organisation of European Security // Revue belge de droit international. 1974. № 1. P. 3.


[Закрыть]</sup>. Ему вторит Р. А. Мюллерсон: «признание государства суверенным не означает, что оно не подчиняется нормам международного права. Это означает, что оно не подчиняется другим государствам»<sup>[179]179
  Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права, С. 12.


[Закрыть]</sup>. А ещё раньше защищал официальную (национальную) точку зрения Е. А. Коровин: «приписывать советской науке международного права какую-то склонность к теории «абсолютного суверенитета» – значит утверждать заведомую и абсолютную неправду»<sup>[180]180
  Коровин Е. А. Абсолютный суверенитет или абсолютная неправда // Новое время. 1947. № 41. С. 15, 16, 19.


[Закрыть]</sup>.

Отвергая идею примата мирового права, представители дуалистического крыла не могут минуть естественно-правовые доводы оппонентов, согласно которым над эгоистическими интересами отдельных государств должны возвышаться некие абсолютные ценности и силы, призванные их защищать, а они консолидированы именно в международном праве. Да, отвечают сторонники параллельного существования двух правовых систем, это правильно; но весь вопрос в том, кто и как формирует мировой правопорядок. И приводят многочисленные негативные примеры того, как международные нормы заказываются странами-гегемонами и ими же контролируются. Существование сильного внутригосударственного права тем самым есть гарантия независимого развития этносов и защита от вмешательства в дела слабых государств со стороны могущественных стран, использующих для этого международно-правовые конструкции. А ведь есть ещё огромные региональные и этнические различия, которые практически невозможно полностью учесть и консолидировать во вселенских юридических схемах. Как следствие, планетарно мыслящие специалисты заявляют о скором кризисе международного публичного права, которое по преимуществу основано на традициях иудейско-христианской цивилизации и в недостаточном объёме учитывает особенности и тенденции других субкультур мира (китайской, японской, мусульманской, индийской)<sup>[181]181
  Рогожин С. Л. Международное право как диалог и столкновение цивилизаций // Социально-гуманитарные знания. 2000. № 4. С. 120.


[Закрыть]</sup>. А в их основе – ставка на общинный интерес и коллективизм, учёт особой роли семьи, признание превосходства тонкой нравственности над прагматичным правом. Эти обстоятельства, а также одностороннее применение принудительных мер под флагом либо даже без санкции ООН бьют по монистическим настроениям и дают дополнительные аргументы дуалистам, порождают пессимистические, возвратные с точки зрения прогресса, мысли: «международное публичное право, – пишет А. Г. Чернявский, – субстанция своеобразная, весьма отдалённая от национальных юридических систем и – что особенно существенно – явление многослойное, несущее в своём содержании противоречивые тенденции, элементы различной социальной и правовой значимости»<sup>[182]182
  Чернявский А. Г. Перспективы интеграции и гармонизации российской и европейской правовых систем // Российская и европейская правозащитные системы: соотношение и проблемы гармонизации: Сборник статей / Под ред. проф. В. М. Баранова. – Нижний Новгород, 2003. С. 214.


[Закрыть]</sup>.

Автор не думает, что многолетний спор между сторонниками монистического и дуалистического взглядов на возможности правового регулирования исчерпал себя и прекратится. По крайней мере, государственному суверенитету жить ещё долго, а его проповедники имеют прочную защиту в лице самой ООН. Ведь на мировом уровне приняты и действуют в дополнение к ст. 2 Устава ООН две Декларации: о недопустимости вмешательства во внутренние дела государств и об ограждении их независимости и суверенитета и о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств<sup>[183]183
  Приняты резолюциями ГА ООН: соответственно № 2131 (XX) и № 36/103 (XXXVI).


[Закрыть]</sup>, а также Меморандум о развитии международного права, где прописаны те же идеи<sup>[184]184
  См.: Советское государство и право. 1987. № 4. С. 65–66.


[Закрыть]</sup>. Посему главное – в другом: время лобовых столкновений двух концепций по правилу «или-или» уходит; в равной мере ущербны концепции «о двух юридических порядках, иерархически подчинённых один другому», и автономного, независимого друг от друга сосуществования правовых систем – международного и внутригосударственного уровня.

Посоветуем релятивизма сторонникам обоих подходов – пусть победят не ортодоксы, а глашатаи «умеренного монизма» и «реалистического дуализма». Это значит, что разговора о соотносительной силе двух правовых систем, о правилах разрешения возможных и настоящих коллизий между ними не избежать. Своего рода страусиная позиция: признать примат международного права в так называемых международных делах и превосходство внутригосударственного права сугубо в национальных вопросах<sup>[185]185
  Ладыженский А. М. К вопросу о взаимоотношении внутригосударственных и международно-правовых норм // Учен. записки Ростовского гос. ун-та, том LXVIII, вып. 4. – Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1957. С. 53–68.


[Закрыть]</sup> – не спасает, это очень простое решение. И ООН, и национальные правительства действуют не в вакууме, а запасная юрисдикция мирового сообщества наций рассчитана не на околоземное пространство; и территориально, и в плане обслуживаемого населения управленческие акции ООН непременно конкурирует с внутригосударственными учреждениями.

Параллельная же работа нескольких субъектов на одном участке всегда требует разграничения их компетенции или (что лучше) ликвидации лишних звеньев, а если это не удаётся (что имеет место в форме сосуществования на Земле двух правовых систем), есть только три выхода: а) либо отдать в управление ООН и её структурным подразделениям отдельные территории<sup>[186]186
  Такой вариант прямо противоречит назначению ООН в мировых делах, а потому нереален; отметим, к тому же, что управление опекаемыми и несамоуправляющимися территориями, как это предусмотрено по Уставу ООН, реализовывалось национальными властями (Новая Гвинея – Австралией, Тихоокеанские острова – США), но не мировым «правительством».


[Закрыть]</sup> – и там будет господствовать мировое право; б) либо ограничить полномочия ООН производством беззубых резолюций без права вмешательства в текущую управленческую практику государств – и тогда случится возврат в прошлое, вернётся безраздельное торжество национальных элит; в) либо условиться о частичных уступках суверенитета временного характера с перспективой медленного наращивания преимуществ космополитического права – мир как раз и движется в этом направлении.

Соотносительная сила мировых и государственных регламентов обсуждается в современной науке в формате превосходства (примат – приоритет) межгосударственного права над внутригосударственным. И только; о другой линии превосходства (национального права над мировым) заявлять не стоит. Не те времена и перспективы призрачные: «если влияние норм внутригосударственного права на международное можно назвать первичным, поскольку каждое государство, участвующее в создании международно-правовых норм, исходит из характера и возможностей своего внутреннего права, то в процессе взаимодействия уже существующих норм оно не может не признавать принцип преимущественного значения норм международного права»<sup>[187]187
  Зыбайло А. И. К вопросу о соотношении международного и национального права // Белорусский журнал международного права и международных отношений. 1998. № 3. См. о том же: Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права, С. 29; Тункин Г. И. Основы современного международного права. – М., 1956. С. 9.


[Закрыть]</sup>.

Сравнению юридической силы двух правовых систем посвящено немало публикаций, а приемлемого сводного результата нет. Нет консенсуса в науке, нет чётких правотворческих установок для правоприменителей. Посему трудно не согласиться с призывом Ю. А. Тихомирова установить «строгие национально-государственные критерии» для признания приоритетов международного права над внутренним<sup>[188]188
  Тихомиров Ю. А. Международно-правовые акты: природа и способы влияния // Журнал российского права. 2002. № 1. С. 101.


[Закрыть]</sup>. Таковых установок нет ни в мировом праве, ни в национальных кодексах. Попробуем восполнить этот пробел собственными пилотными мыслями. Для этого отвлечёмся от умозрительных конструкций, коими переполнена периодика и монографическая литература, а примем на вооружение упрощённый метод. Построим логическую профессиограмму в форме простейших вопросов и ответов на них.

Стоит ли опасаться самой мысли о зависимости отечественного права от зарубежных установок? Ответ: нет. Ничего унизительного в добровольном ограничении собственной компетенции – если за этим решением кроется желание продвинуть унификацию юриспруденции, если подобный приём синхронно применяют все государства, если общий международный норматив, под сень которого сдаются суверенные полномочия, учитывает планетарные тенденции и потребности, а не эгоистические интересы сильных государств, – нет<sup>[189]189
  Напомним, что даже в советское время, в так называемом закрытом тоталитарном государстве, признавался приоритет международного права. – См.: Галенская Л. Н. Правовые проблемы сотрудничества государств в борьбе с преступностью. – Л.: ЛГУ, 1978. С. 18.


[Закрыть]</sup>.

Можно ли вообще обойтись без разговоров и решений относительно юридической силы двух правовых систем? Ответ: если на одном поле конкурируют два субъекта (объекта), разговор об их возможностях (и сравнительной ценности) неизбежен. Главное же заключается в степени обоснованности выдвигаемых рецептов, в продуманности и управляемости этой деятельности. Без выполнения этого условия «взаимопроникновение в действующих юридических конструкциях и структурах публично-правовых и частноправовых начал» всё равно случится, но хаотично и с издержками; без этого «раскрытие, признание и восприятие в мире ценности права, его конструкций и механизмов»<sup>[190]190
  Чернявский А. Г. Перспективы интеграции и гармонизации российской и европейской правовых систем, С. 211.


[Закрыть]</sup> затянется на долгие годы.

Есть ли пригодные для копирования образцы по устройству нормативных преимуществ между государственно-правовыми системами? Ответ: конечно, есть. Теоретически их может поставить любое государство с федеративным устройством власти типа России. У нас наработаны почти идеальные схемы для аналогизации на уровне «международное – национальное право». В статьях 71–73 Конституции РФ, к примеру, чётко разрешен вопрос о разграничении компетенции центра и территорий. Специалисты-толкователи Основного закона утверждают, что дифференциация предметов ведения федерации и её субъектов предполагает использование 4-х типов компетенций: исключительная компетенция центральной власти; исключительная компетенция субъектов федерации; конкурирующая компетенция и совместная компетенция<sup>[191]191
  Конституция Российской Федерации: Проблемный комментарий / Отв. ред. В. А. Четвернин. – М., 1997. С. 319–320 (А. П. Любимов).


[Закрыть]</sup>. При этом общее регулирование коллизий оставлено за центральной властью (пункт «п» ст. 71 Конституции).

Достаточно ли одной, универсальной на все случаи жизни, формы зависимости национального права от международного? Ответ отрицательный. Генеральным предназначением права вообще, представляющего равную меру к заведомо неравным людям и обстоятельствам, является стремление к максимально возможной дифференциации ответственности. Отсюда превосходство международного права над национальными должно иметь несколько ступеней.

Сколько же ступеней превосходства международного права над внутригосударственным уже есть или должно быть, и что они собою представляют? Ответ: для нынешней стадии юридического развития нашей цивилизации, когда на планетарном уровне материальное право только распружинивается, а процессуальное и пенитенциарное (об исполнении санкций) практически отсутствуют, когда нет полноценной (правотворческой и правоприменительной) инфраструктуры для действенной организации вселенского юридического регулирования, когда операционное превосходство национального права над международным пока не вызывает сомнений и т. д., надеяться и призывать к учреждению целого каскада ступеней превосходства мирового права было бы утопией. Мы пока видим и предлагаем две реально действующих зависимости: абсолютное превосходство – примат и относительное превосходство – приоритет.

Обычно авторы не утруждают себя обязанностями по различению (двух) ступеней преимущества одной правовой системы по отношению к другой и поисками этимологических корней тех терминов, которые ими употребляются<sup>[192]192
  К примеру, в одной из торопливо написанных и небрежно отредактированных статей (в журнальном тексте даже сохранились два упоминания о «решении основных задач нашего диссертационного исследования») 14 раз употребляется термин «примат» и 26 – «приоритет», но нет ни малейшей попытки увидеть смысловое различие слов и оценить его (Трунцевский Ю. В. О соотношении международно-правовых норм и норм национального уголовного права (историко-правовой аспект) // История государства и права. 2002. № 5. С. 32–38).


[Закрыть]</sup>. Если же заглянуть в толковый словарь, то мы узнаем, что приоритет есть «преимущество перед кем-чем-н., в каком-н. отношении»; примат – «главенство, первичность, преобладающее значение», а приоритет – «первенствующее положение»<sup>[193]193
  Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. – М.: Азъ, 1993. С. 596, 612, 614.


[Закрыть]</sup>. Почти такое же толкование терминов предлагает и словарь иностранных слов<sup>[194]194
  Словарь иностранных слов. 18-е изд., стер. – М.: Русский язык, 1989. С. 409.


[Закрыть]</sup>, а в юридических словарях справочные данные на сей счёт отсутствуют вовсе.

Позволим себе думать и утверждать, что уже сегодня международное право может безоговорочно, но в очень ограниченных пределах, диктовать свою волю национальной юрисдикции (примат), однако большею частью его влияние пока осуществляется как приоритетное. Область абсолютного превосходства определяется мировым сообществом в императивном тоне, а относительное преимущество международных стандартов добровольно принимается национальными властями с обозначением во внутреннем праве критериев приоритетности и процедур её идентификации. Конечно, ступени превосходства международного права над внутригосударственным должны сообразовываться с несколькими обстоятельствами.

Каковы же эти обстоятельства? Ответ: с учетом ранее поставленных и обсужденных вопросов каждый вид преимущества сопрягается со сферой действия права. Например, абсолютное превосходство международных требований напрашивается для т. н. международных преступлений, а требование приоритета допустимо для преступлений т. н. международного характера. Ещё одна зависимость: свойство абсолютного превосходства должно быть закреплено за jus cogens, а приоритет более подходит для диспозитивных правил международного права. Разумеется, нормативные предписания уровня jus cogens подразумевают наличие верховного правотворца – ООН, а приоритетные диспозитивные указания сосредоточиваются в двух– или многосторонних конвенциях и им подобных международных договорённостях<sup>[195]195
  Кажется, ближе всех к пониманию многофакторной и разноуровневой зависимости двух систем права подошёл И. Н. Барциц, когда тезисно продиктовал целую программу исследования взаимодействия международного и внутригосударственного права. – См.: Международное право и правовая система России // Журнал российского права. 2001. № 2. С. 64.


[Закрыть]</sup>. В заключение добавим, что высшая ступень превосходства должна адресоваться самым важным источникам – универсальным конвенциям, общим принципам и международным обычаям; юридическая же сила других источников подлежит обсуждению и признанию в русле приоритета.

Проблемы и трудности реализации международного права на территории РФ. Современный мир движется под интеграционными парусами и скорость этого движения всё время возрастает. Причина – в проблемах, трагедиях и катастрофах человечества, в том, что лодка на всех землян одна. Сводные дела и трудности породили международное право; конечно, оно сформировалось под воздействием моногосударственных юридических концепций и конструкций, продолжая запитываться ими поныне. Но нарастающее количество всегда переходит в новое качество. Пришло время некоего диктата международного права. Нынешние государственные власти обязаны считаться с этим, а если кто-то пытается уклониться от соблюдения мирового правопорядка, ему напомнят: хорошо – если по коллективному решению и под эгидой ООН; хуже – если «провинившегося» самостоятельно наказывает супердержава (Ирак – США).

Поклясться в верности идеалам современного мира ныне мало, ожидается и требуется подкрепление дипломатической риторики государств осязаемыми законодательными решениями и внутренними юридическими технологиями. Конечно, это сложная задача, в том числе по причине несовершенства мировых правил. Однако данное обстоятельство не может считаться доводом в пользу национальной автономности. Не надо искать бревна в чужих глазах. Международное право создаётся суверенными государствами, и потому странно, если оно ими не исполняется либо (в оправдание бездеятельности) критикуется за несовершенство. Нельзя прерывать технологический процесс двухуровневого управления<sup>[196]196
  Суворова В. Я. О механизме воздействия норм международного права на нормы внутригосударственного права // Политическая организация общества: Межвузовский сборник научных трудов. – Свердловск: СвЮИ, 1977, вып. 56. С. 98.


[Закрыть]</sup>.

Vulgo, должно действовать простоватое правило: или применяй ущербный (рамочный) международный акт, либо издавай свой – более приемлемый[197]197
  Как справедливо, и не только для своего времени, отмечал Г. Кельзен, «большинство его (международного права – А.Б.) норм являются неполными (incomplete) и требуют имплементации со стороны норм национального права». (Kelsen H. Principies of International Law. – N.-Y., 1967. P. 403).


[Закрыть]. Ещё проще: не доведёшь международное требование до национальных исполнителей – ничего не будет (с международным правом, о нём ведь никто и не узнает); промульгируешь, но без подгонки под схемы внутренней юриспруденции – плохо будет (для международного права, оно будет применяться с искажениями и даже во вред его смыслу). Ведь удел национального права есть конкретизация международных требований<sup>[198]198
  Мюллерсон Р. А. Конституция СССР и вопросы соотношения международного и национального права. – М.: МГУ, 1980. С. 36.


[Закрыть]</sup>. Как рефрен всех публикаций специалистов по теме звучит мысль: без использования государственных возможностей и содействия международное право – пустой звук. Процедура приведения национального закона в соответствие с международными стандартами и обязательствами суть не каприз, а реализация требования приоритетности<sup>[199]199
  Трунцевский Ю. В. О соотношении международно-правовых норм и норм национального уголовного права (историко-правовой аспект) // История государства и права. 2002. № 5. С. 34.


[Закрыть]</sup>. Да и вообще государствам, как членам ООН и участникам многочисленных региональных объединений, придётся жить по русской пословице: «назвался груздем – полезай в кузов». Россия вступила в Совет Европы, а в заключении ПАСЕ № 193 (1996) по её заявке записано буквально следующее: «Предложить проведение правовой реформы с тем, чтобы привести всё национальное законодательство в соответствие с принципами и стандартами Совета Европы»<sup>[200]200
  Право Совета Европы и Россия: Сборник документов и материалов. – Краснодар, 1996. С. 21.


[Закрыть]</sup>.

Alias, государство как заглавный субъект международного права приговорено к соблюдению миропорядка и обязано делать всё возможное (на подвластной ему территории в первую очередь), чтобы он функционировал. Вот как рисует главные моменты или принципы целенаправленного взаимодействия международного и внутригосударственного права Е. Ю. Малышева: «1. Международное взаимодействие основано на принципе правовой наднациональности. 2. Экономическое взаимодействие является приоритетным. 3. Цели взаимодействия расположены в сфере деятельности транснациональных корпораций. 4. Понятия унификации, гармонизации, инкорпорации, имплементации условны. 5. Коллизии норм, относящихся к разным правовым системам, заложены в идеях интеграции»<sup>[201]201
  Малышева Е. Ю. Взаимодействие международного и внутригосударственного права (системно-структурные и функционально-целевые аспекты) // Российская и европейская правозащитные системы: соотношение и проблемы гармонизации: Сборник статей / Под ред. проф. В. М. Баранова. – Нижний Новгород, 2003. С. 112–113.


[Закрыть]</sup>. Добавим, что пропуск мировых идей и решений на внутреннюю почву идёт по нескольким каналам (концептуальный или идейно-теоретический уровень – политика правящей элиты, правотворческие заимствования, внедрение в национальную юрисдикционную практику международных технологий) и с различной интенсивностью.