Текст книги "Правовое обеспечение интеграционных процессов в рамках Евразийского экономического союза"
Автор книги: Н. Лазарева
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Иногда можно слышать и читать приятные мысли, будто «механизм имплементации норм международного права в национальном законодательстве достаточно хорошо изучен российскими специалистами в области международного права»[202]202
Ольга Ведерникова. Международное уголовное право: проблемы имплементации // Уголовное право. 2003. № 3. С. 12.
[Закрыть]. Позволим себе усомниться в достоверности таких оценок, хотя бы по причине терминологического хаоса. Вот какими эпитетами награждаются в отечественной науке контакты международного и внутригосударственного права: интеграция, санкционирование, применение, гармонизация, реализация, адаптация, конвергенция, влияние, отсылка, рецепция, унификация, взаимодействие, согласование, сближение, заимствование, трансформация, инкорпорация, ратификация, исполнение… Ученый мир пытается разобраться со смысловыми оттенками терминов и сделать свой выбор, ибо правило nomen est notamen[203]203
Имя говорит само за себя – лат.
[Закрыть] действует не всегда.
Вот как писал об этом более 30 лет назад Р. А. Мюллерсон: «Для обозначения процесса исполнения норм международного права внутри страны при помощи норм национального права используются различные термины. Наиболее часто в литературе по международному праву встречается термин «трансформация». При этом одни авторы толкуют этот термин буквально, как превращение норм международного права в нормы национального права (Н. В. Миронов), другие же считают этот термин условным (В. Г. Буткевич, Е. Т. Усенко) и рассматривают его как способ исполнения норм международного права внутри страны. Кроме того, некоторые ученые полагают, что этим термином охватываются все способы осуществления норм международного права внутри страны (В. Г. Буткевич, Е. Т. Усенко), другие же рассматривают «трансформацию» как один из способов (Д. Б. Левин, Н. В. Миронов) наряду с рецепцией, отсылкой и т. д. Всё это указывает на неточность термина. Широко, особенно в буржуазной литературе, распространен термин «имплементация», что буквально означает исполнение, осуществление… несмотря на его некоторую громоздкость, мы будем употреблять для обозначения процесса исполнения (осуществления) норм международного права внутри страны… термин «национально-правовая имплементация»[204]204
Мюллерсон Р. А. Конституция СССР и вопросы соотношения международного и национального права. – М.: МГУ, 1980. С. 37–38.
[Закрыть].
Е. Т. Усенко и Я. Броунли синхронно пришли к выводу об особой важности «трансформации»[205]205
См.: Усенко Е. Т. Соотношение категорий международного и национального (внутригосударственного) права // Советское государство и право. 1983. № 10. С. 53; Я. Броунли. Международное право (в двух книгах). Книга первая. – М.: Прогресс, 1977. С. 87.
[Закрыть], Б. Л. Зимненко из 3-х наиболее распространённых вариантов (трансформация, национально-правовая имплементация, просто имплементация) отдаёт предпочтению второму[206]206
Зимненко Б. Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации: Пособие для судей. – М.: РАП, 2003. С. 11.
[Закрыть], В. Г. Буткевич ратует за термин «согласование» и посвящает этому приёму перемещения международно-правовых договоренностей внутрь государственных границ целый раздел своей книги[207]207
Буткевич В. Г. Соотношение внутригосударственного и международного права. – Киев: Вища школа, 1981. С. 210–218, 258, 262–268.
[Закрыть]. Наконец, В. Ю. Калугин[208]208
Калугин В. Ю. Механизм имплементации международного гуманитарного права. – Минск, Светоч, 2003. С. 73, 79, 99, 101–106, 111, 113.
[Закрыть] и А. С. Гавердовский выступают за «имплементацию», причём последний учёный видит у этого термина лишь одного «соперника» – переводное, равнозначное слово «осуществление». Вот его аргументы: иностранное для нашего языка слово давно получило распространение в многочисленных резолюциях ГА ООН и её органов; этому термину отдаёт предпочтение огромный отряд отечественных правоведов; в юридическом контексте он выгодно отличается от «обывательского» слова «осуществление»[209]209
Гавердовский А. С. Имплементация норм международного права. – Киев: Вища школа, 1980. С. 49–51.
[Закрыть].
Автор присоединяется к последней позиции, ибо родное слово «осуществление» выглядит родовым понятием для иноземного термина. Проигрывают имплементации и другие варианты: слова «влияние» и «сближение» более подходят для составления протокола о намерениях, чем для выражения чётких обязательств по правовой диффузии; конвергенция, гармонизация, интеграция – тяготеют к областям политики и социологии; реализация, применение, исполнение – как бы исключают идейное влияние мирового права; адаптация и согласование – выглядят беззубо; трансформация, напротив, – обозначает лишь радикальный вариант восприятия международного права, связанный хотя бы с частичным изменением отечественного закона; рецепция (синоним – заимствование), унификация, ратификация, отсылка – заметно уступают имплементации по степени общности и полноте отражения явления. Сделав окончательный выбор в пользу имплементации, всё-таки уточнимся: вспомогательное, переводное слово «осуществление» должно иметь оттенок внедрения, пропуска, перемещения, переадресовки норм одной правовой системы на исконно суверенную территорию другой правовой системы. Упоминание вектора движения находим очень важным: имплементация есть комплекс мер по преобразованию чужого нормативного материала во вспомогательное, частичное средство решения юридических задач на государственной территории. Как подмечает А. С. Гавердовский, имплементация более нужна для национального, чем для международного права, и предназначена в большей степени для практики, чем для теории[210]210
Гавердовский А. С. Имплементация норм международного права, С. 7, 8.
[Закрыть].
Конечно, выбором наиболее точного термина дело не ограничивается, а только предваряется. Посему переходим к изложению технологии перевода космополитических стандартов в национальное право.
Теория и техника имплементации. Теория и сама жизнь свидетельствуют, что важных или обязательных для обсуждения, трудоёмких в разрешении, узловых проблем учения об имплементации несколько. Во-первых, двум взаимодействующим правовым системам адресуются и две сферы имплементации – международная и внутригосударственная. Первая призвана работать по принципу обратной связи и в ипостаси контролёра; а национально-правовая имплементация принимает на себя основную рабочую нагрузку и находится сегодня в зависимом положении – в её рамках внутренние стандарты государств видоизменяются в свете международных правил. При этом, в мировой практике давно существует «правило, в соответствии с которым международное право возлагает на государства обязательства, а порядок их реализации внутри страны определяется внутренним правом»[211]211
Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России, С. 10.
[Закрыть]. Данная максима объясняется многими причинами: у Сообщества Наций нет постоянно действующих контрольных и принудительных органов; само международное право не столь совершенно, чтобы исполнительное производство выглядело отменно; создателями конвенций и резолюций по большому счёту выступают сами государства в лице их официальных представителей – почему же отказывать им в доверии и нанимать за казённые деньги дополнительную (надгосударственную) инспекционную сеть. Мир страхуется от государств-нарушителей международного права и от преступного бездействия национальных властей в части имплементации щадящими мерами. Самая известная из них блокирует, объявляет негодными и юридическими ничтожными попытки государств оправдывать расхождение международного и внутреннего права ссылками на национальное законодательство (ст. 27 Венской конвенции 1969 года). Мощным фактором, содействующим правовому единообразию на планете (и его гуманному исполнению), выступают многочисленные международные, неправительственные и правозащитные организации.
Внутригосударственная система имплементации имеет достаточно сложный характер. Она предполагает прежде всего идейно-теоретические подготовку и обеспечение согласовательных мер (заключение МИД, позиция Совета безопасности, общественное мнение), охватывающих общую государственную линию (национальный интерес) от вопроса целесообразности заключения международного договора – до его пропагандистского сопровождения и даже постановки вопроса об ответственности виновных в нарушении международных обязательств. Большая политическая ответственность и творческая нагрузка по учёту мировых стандартов в национальном праве падает на парламенты. Но самая обильная работа ждёт исполнительную власть, правоохранительные органы и суды. В целом же, «комплекс национальных правовых средств, обеспечивающих имплементацию норм международного права во внутригосударственной сфере… образует внутригосударственный организационно-правовой механизм имплементации»[212]212
Гавердовский А. С. Имплементация норм международного права, С. 95.
[Закрыть].
Второй важный вопрос – о сугубо нормативной стороне деятельности по согласованию международного и внутреннего права. Здесь следует различать законы как юридическую основу имплементации и как её нормативные итоги. На втором направлении усилия более и результаты выглядят намного основательнее. На этой основе международники предлагают различать два понятия: «система права данного государства и применяемое в данном государстве право. Второе понятие шире первого»[213]213
Мюллерсон Р. А. Конституция СССР и вопросы соотношения международного и национального права, С. 40.
[Закрыть]. Так сказать, есть свои и есть приёмные дети. Кто-то может сказать, что такой взгляд устарел, в соответствии с п. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ провозглашены составной частью её правовой системы. Но вот контрдовод: «став частью правовой системы страны, нормы международного права занимают в ней особое положение. Их следует рассматривать как особую разновидность внутренних норм – как инкорпорированные нормы»[214]214
Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России, С. 13–14.
[Закрыть]; «законодатель избрал достаточно удачную формулировку п. 4 ст. 15 Конституции РФ, предусмотрев, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются частью именно правовой системы государства, а не его права»[215]215
Зимненко Б. Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации, С. 20. Этой фразой учёный хотел сказать, что Российская Федерация в контексте Конституции вообще и ст. 15, в частности, означает именно государство, а не страну; что правовая система государства может иметь и иноземные вкрапления, а ещё есть и право государства, в производстве которого оно принимает самое непосредственное участие.
[Закрыть]. В этих утверждениях есть резон: мировые правила, по включении в нормативный массив отдельно взятой страны, своего международного характера от этого не утрачивают; они изменяются и упраздняются в ином режиме, чем внутреннее право.
Ранее уже отмечалось, что единого специализированного акта, международного или национального, посвящённого порядку, условиям, частным правилам перемещения мировых стандартов на национальную почву; акта, содержащего упоминание ответственных и контролирующих имплементацию инстанций, нет. Тем не менее, выстраиваются две параллельные системы источников: обе они трехзвенны и одинаково структурированы (см. Таблицу 6).
Таблица 6. Источники права, регулирующие основы перемещения международных стандартов на национальную почву
Мы видим две закономерности, существующие в обеих правовых системах: а) выделяются базовые акты, которые мы нарекли уставным законодательством (с ними согласуется содержание менее значимых источников права); б) на международном и внутригосударственном уровнях удалось унифицировать регламенты лишь в отношении одного, но очень важного и самого распространённого источника мирового права – международных договоров. Начали с главного, остальное приложится, скоро последуют аналогизационные решения и в отношении согласования общих принципов права, обычных норм, права справедливости и пр.
Третьим узловым вопросом имплементации мы бы обозначили «глубину» или полноту сближения национального права с международным. Эта проблема, безусловно, связана с выбором форм имплементации. Не предвосхищая будущий разговор о них, укрупним взгляд на формы имплементации. Как бы они ни назывались и сколько бы их ни было задействовано в реальной практике, изначально ясны крайние пределы: государство может ограничиться простым признанием (оговоркой) обязательности для себя того или иного международного обязательства либо принципа, а на другом полюсе – масштабная переработка национального законодательства. В идеале соперничают так называемые «поверхностная» и «глубинная» имплементации. Что предпочтительнее и почему?
Специалисты международного (в том отраслевого)права в один голос призывают культивировать сложные варианты имплементации – они затратны, но надёжны. Вот их доводы: а) «обязательную силу для суда» имеют «лишь ратифицированные договоры», которые «могут устанавливать правила, пользующиеся приоритетом перед правилами закона»; «ратифицированные договоры могут отменять или устанавливать любую правовую норму за исключением конституционных»[216]216
Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России, С. 44.
[Закрыть]; б) лишь «принятые и ратифицированные законодательные акты международного уголовно-правового характера… имеют преимущественное значение перед национальным уголовным правом»[217]217
Карпец И. И. Преступления международного характера. – М.: Юрид. литература, 1979. С. 30.
[Закрыть]; в) государственные суды расположены работать лишь с национальными источниками, инкорпорировавшими мировые стандарты, и этот факт давно признан как данность Комиссией международного права ООН[218]218
Yearbook of the International Law Commission. 1950, Vol. II. P. 370 (заимствовано у И. И. Лукашука).
[Закрыть].
Мнения понятны, но аргументы отсутствуют. Кажется, их (аргументы) легко сформулировать: переработка внутреннего права по причине принятия международных обязательств или для приведения его в соответствие с общими принципами права и международными обычаями, всегда свидетельствует об одном – государственное руководство страны понимает всю полноту ответственности за своевременную и качественную имплементацию и демонстрирует это. Наверняка в такой стране режим международной законности будет высоким, чиновничество – почтительным к всемирным установкам по управлению, а наука и правоприменение – будут быстрее прогрессировать.
Четвертый общий вопрос выражается в пределах и правовых последствиях имплементации. О. Н. Ведерникова одной из первых усмотрела пограничный рубеж для заимствования государством международных норм в конституционных текстах и принципе верховенства Основного закона. Этот принцип «ограничивает имплементацию норм международного права одним важным условием – необходимостью соответствия нормам Конституции. Поэтому нормы международного права, противоречащие Конституции РФ, имплементации не подлежат. Во избежание противоречий международного права Конституции РФ наша страна не должна брать на себя международные обязательства, противоречащие положениям Конституции»[219]219
Ольга Ведерникова. Международное уголовное право: проблемы имплементации, С. 13.
[Закрыть]. Но не все специалисты разделяют подобные взгляды. Вообще-то, подход к вопросу о соотношении Конституции (и ФКЗ) с международным правом должен быть очень выдержанным. В Основном законе страны, принимаемом на референдуме и относящемся к категории жёстких по условиям внесения в него поправок и изменений, выражен не просто высший административный интерес правящей элиты; она есть продукт народного, а не государственного суверенитета, самим своим существованием выражает принцип народовластия, закреплённый в ст. 3 Основного закона. Рождённая на референдуме как «высшее непосредственное выражение власти народа» (ч. 3 ст. 3), Конституция получает в силу этого ряд свойств, отсутствующих у отраслевых законов: она обладает наивысшей юридической силой в правовой системе страны, выступает как её ядро, является базой для текущего законодательствования, «находится под особой юридической охраной, что выражается в более «жёстком», затруднённом по сравнению с другими законами порядке её изменения» и наличии защитной инстанции – Конституционного Суда[220]220
Основы государства и права России: Учеб. пособие / Под ред. Б. П. Смагоринского, Н. И. Пикурова. – Волгоград: ВЮИ МВД России, 1995. С. 53–54.
[Закрыть].
В особом статусе Конституции суверенность власти и правовой системы государства приобретает свою высшую точку. «Всё это, однако, – разъясняет И. И. Лукашук, – относится к статусу Конституции в правовой системе страны (подчёркнуто нами – А.Б.). В международных (же – А.Б.) отношениях верховенство принадлежит международному праву. Государство не вправе ссылаться на свое внутреннее право, включая конституцию, в качестве оправдания для невыполнения своих международных обязательств (ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров)»[221]221
Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России, С. 37.
[Закрыть]. Здесь трудно что-либо возразить, кроме одного: если юридический спор затрагивает противоречия между конституцией отдельного государства и внешним правом (например, международным договором), мировой арбитраж присудит победу на основании космополитического стандарта, а национальный суд отдаст предпочтение конституции своей страны. И будет прав. Отечественные суды выносят свои вердикты именем Российской Федерации и профессиональную клятву приносят Основному закону страны.
Но это не всё. В национальных дискуссиях спор о соотносительной силе Основного закона страны и международного права ведётся, по нашему мнению, по проторенному руслу, но не вполне корректно. Рассмотрим два характерных взгляда. Проф. О. И. Тиунов, между прочим представляющий по должности Конституционный Суд РФ, приоритет международных договоров обосновывает следующим образом: а) согласно Венской конвенции государство не вправе ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания при невыполнении им обязательств по международному договору; б) Конституция РФ является частью внутреннего права страны; в) в случае коллизии между положениями Конституции и внешними обязательствами страны должны побеждать последние, ибо «общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры России имеют преимущество перед национальными законами в случае противоречия международных норм и законов государства»[222]222
Тиунов О. И. Конституционный Суд Российской Федерации и международное право // Российский ежегодник международного права. 1995. С. 181.
[Закрыть] (ч. 4 ст. 15 – А.Б.). Здесь в ход рассуждений вкрались неточности, которые и помогают объявлять желаемое за действительное. Текст ст. 15 Конституции не даёт прямых оснований считать её частью внутреннего права, равнозначной с другими классическими источниками. Кроме того, коллизионная норма (ч. 4 ст. 15 Конституции), на которую ссылается автор обсуждаемой точки зрения, посвящена сопоставлению международных правил с законом, а не Конституцией РФ.
Аргументация противоположного взгляда также не безупречна, поскольку покоится всего на одном, формальном доводе: «Конституция РФ обладает в рамках правовой системы России высшей юридической силой», а посему «положение об абсолютном приоритете Конституции РФ полностью распространяется и на международно-правовые нормы, ставшие обязательными для Российской Федерации»[223]223
Зимненко Б. Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации, С. 37.
[Закрыть]. Здесь проигнорировано то обстоятельство, что в ч. 1 ст. 15 говорится о превосходстве Конституции над законами и иными правовыми актами, принимаемыми в Российской Федерации. Общепризнанные принципы и нормы международного права, а равно международные договоры явно принимаются не в Федеральном Собрании РФ.
В целом, несмотря на мотивированные мнения участников доктринального спора, ситуация сложная, а её разрешение может иметь далеко идущие последствия: если не удаётся однозначно разрешить коллизию международного права с одним, основополагающим и практически неизменяемым источником (Конституцией), то как можно ожидать и требовать подчинения разнообразного внутреннего права многочисленным источникам внешнего права? До принятия официальных решений пробел и проблему пытаются решить изящным толкованием учёные. И. И. Лукашук советует судам для сглаживания политико-юридической неловкости следовать «доктрине дружественного отношения к международному праву», согласно которой изначально отрицается намерение национального законодателя нарушать международно-правовые нормы[224]224
Лукашук И. И. Применение норм международного права в судах государств. – СПб., 1993. С. 145.
[Закрыть]. Совет-то хорош, но не для этой ситуации. Конституцию принял не законодатель, а народ, да и какой практический эффект даст благожелательная оценка правотворческих мотивов вообще, если коллизия уже налицо – будем исходить из дурных намерений авторов международно-правовых норм?
Выход нам видится лишь в том, что учредительный акт страны может быть поставлен в сравнение и зависимость только от уставного законодательства всей планеты. Отдельные положения Конституции могут быть признаны противоречащими лишь Уставу ООН и потому юридическими ничтожными. Следовательно, внутригосударственные имплементационные усилия должны пасовать перед конституционными положениями кроме случаев, когда Основной закон страны противоречит Уставу ООН. Вероятность такой комбинации близка к нулю, да и об имплементации как процессе в данном случае говорить затруднительно: одновременно имплементировать положения Устава ООН и исправить погрешности национального учредительного закона вправе только главный территориальный суверен – народ, корпус избирателей.
Но выяснением соотносительной силы конституции и международного права проблема пределов и итогов имплементации не исчерпывается. Есть ещё несколько важных аспектов проблемы. Первый – судьба международно-правовых и национальных норм, подвергаемых процедуре ассимиляции. Один вариант: какое-то положение государственного законодательства, посвящённое определённой типовой ситуации, вступает в коллизию с внешней нормой, которая признаётся приоритетной и применяется. Обязательно ли уничтожение неконкурентноспособной юридической единицы из национального массива? Нет, она временно (для данного и подобных коллизионных случаев) выходит из юридического оборота, она «спит»: «международный договор не может отменить или признать недействительной ту или иную норму внутригосударственного права. В случае возникновения коллизии с международным договором норма внутригосударственного права (только в данном случае – А.Б.) не подлежит применению правоохранительными органами Российской Федерации»[225]225
Зимненко Б. Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации, С. 17.
[Закрыть].
Полярный случай – государство ратифицировало конвенцию, а национальный суд использует её вместо национального права: каков её статус впоследствии? Означает ли эти правотворческая и правоприменительная имплементация некое огосударствление импортного правила, поселение его на вечные времена в национальную правовую систему? Нет, говорим мы. Международные нормативы адресуются не одному государству, не могут считаться принадлежностью права какой-либо единственной страны, отменяются без согласия и участия национальных парламентов. Пределы имплементации условны: мировое сообщество или региональная организация сохраняют авторство и суверенитет над своим императивом, и он побеждает национальное право лишь в коллизионном состязании, оставляя побеждённому противнику жизнь и свободу действий в неконкурентной (с международным правом) среде.
Второй аспект – допустимость непосредственного действия международных норм на суверенной государственной территории. В советскую эпоху доктрина демонстрировала единогласно-отрицательное отношение к подобной возможности. Аргументы той поры, на наш взгляд и несмотря на обновившееся внутреннее законодательство, во многом сохраняют свою авторитетность и по сей день. Приведём их: а) Г. В. Игнатенко – «непосредственное действие норм международного права распространяется исключительно на область международных… отношений». Если же они затрагивают сферу внутригосударственной компетенции, нужно «издание определённых законодательных актов», требуется согласование «национального законодательства с положениями международных договоров», проведение «необходимых внутригосударственных мероприятий»[226]226
Игнатенко Г. В. Международное право и общественный прогресс. – М., 1972. С. 126.
[Закрыть]; б) И. И. Лукашук – широко распространённое выражение «непосредственное действие норм международного права» в правовой системе страны носит условный характер. Оно означает, что содержащиеся в этих нормах правила подлежат непосредственному применению после придания им юридической силы национальным правом»… в силу этого о прямом или непосредственном действии международного права говорить не приходится»[227]227
Лукашук И. И. Применение норм международного права в судах государств. – СПб.: СКФ «Россия-Нева», 1993. С. 11, 45. В другой, более ранней работе этот маститый учёный утверждал почти то же самое: «лишь в том случае, если предписания международного права будут тем или иным образом оформлены в виде норм внутреннего права, они смогут регулировать внутригосударственные отношения». – Соотношение внутригосударственного и международного права в свете новой Конституции СССР // Вестник Киевского ун-та (Международные отношения и международное право). 1979. вып. 8. С. 7.
[Закрыть]; в) А. С. Гавердовский – «концепция о возможности непосредственного действия международного договора на территории государства ни с теоретической, ни с практической точки зрения не может быть принята»[228]228
Гавердовский А. С. Имплементация норм международного права, С. 66.
[Закрыть].
С принятием в 1995 году № 101-ФЗ – «О международных договорах Российской Федерации» ситуация несколько изменилась, поскольку согласно ч. 3 ст. 5 данного акта «положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие издания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие правовые акты»[229]229
«Собрание законодательства РФ». 1995. № 29. Ст. 2757.
[Закрыть]. Однако Конституция устанавливает приоритет над национальным законом только со стороны международных договоров, ничем его не обременяет, но и не запрещает обременения (с помощью федеральных законов), то есть оставляет вопрос открытым. ФЗ и ввёл ограничения – не для действительности международного права, что никак невозможно, а для беспрепятственного его применения на российской территории. Таких ограничений два: а) международный договор должен быть опубликован; б) он относится к категории самоисполнимых, то есть «не требующих издания внутригосударственных актов для применения». Обременительный порядок – уже не абсолютная свобода, уже не прямая либо непосредственная реализация. Это обстоятельство верно оценено Б. Л. Зимненко: «можно говорить о непосредственном действии международно-правовой нормы условно, принимая во внимание, что такое действие опосредуется общей отсылочной нормой»[230]230
Зимненко Б. Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации, С. 32.
[Закрыть].
Формы и технические приемы имплементации. Любой просвещённый человек знает о сближении российских юридических стандартов с европейским и мировым правом и догадывается об условиях пропуска международных нормативов в нашу внутреннюю жизнь. Эти условия достаточно просты. Во-первых, решение о перемещении и приёме внешнего права должно принимать только государство в лице уполномоченных органов (это нормально, поскольку именно государство является генеральным изготовителем и применителем юридических норм). Во-вторых, для успешного согласования требуется высокая степень стандартизации обеих правовых систем. В-третьих, государственная власть, принимающая на себя международные обязательства, не может ни помнить о своих юридических долгах перед другим, более близким для неё контрагентом, от которого она теоретически зависит – перед собственным народом. Третье условие пропуска во внутреннее право международных правил, тем самым, – их соответствие конституции страны. Наконец, в-четвертых, успешность согласования зависит от подбора наиболее оптимальных технических приёмов, с помощью которых властям предстоит решить вопросы имплементации – а нужны ли ратификация и инкорпорация, либо достаточно привычных дипломатических заверений?
На сегодняшний день следует признать устоявшимися следующие представления о процессе осуществления мирового права.
– На границе двух правовых систем работают два механизма имплементации – международный и внутригосударственный. Основное назначение первого состоит в поиске и оценке положительного юридического опыта отдельных стран с последующей консолидацией и обобщением его до уровня общемировых требований. Национальный механизм работает в противоположном направлении, он конкретизирует для применения на суверенных территориях уже существующие сводные (международные) и обязывающие отдельные страны регламенты.
– Внутригосударственный механизм в свою очередь также дифференцирован на два направления (слоя, вектора, уровня) имплементации: а) согласование своего поведения на мировой сцене с зарубежными контрагентами в рамках уже возникших международных и взаимных обязательств; б) техническая переработка внутреннего законодательства, подгонка его под внешние стандарты. Вот обоснование: «отсылка как способ национально-правовой имплементации международных договоров целесообразна при исполнении тех положений международных договоров, которые имеют целью достижение определённого урегулирования отношений между субъектами национального права из разных стран. Если же положения международного договора имеют целью достижение определённого урегулирования внутригосударственных отношений, то, как правило, наиболее подходящим способом является издание (изменение либо отмена) норм национального права с целью исполнения этих положений»[231]231
Мюллерсон Р. А. Международный договор и национальный закон: Автореферат дисс. канд. юрид. наук. – М.: МГУ, 1979. С. 4.
[Закрыть].
– Наконец, мы усматриваем два основных канала внутригосударственного механизма имплементации – идейный или мировоззренческий, материализирующийся по преимуществу в национальном правотворчестве (1) и реальный, олицетворяющий правоприменительную ступень согласования и осуществления международного права (2). Первый канал очень удачно обозначался в части IV Конституции Индии 1949 года, озаглавленной «Руководящие принципы политики государства»: «государство стремится поощрять уважение к международному праву и договорным обязательствам в отношениях между организованными народами» (ст. 51); положения, содержащиеся в IV части Конституции, не предполагают обязательного, в том числе судебного порядка осуществления, но «изложенные в ней принципы имеют тем не менее основополагающее значение для управления страной. Государство обязано исходить из этих принципов при издании законов» (ст. 37)[232]232
Конституция Индии. – М., 1956. С. 77–78.
[Закрыть]. Второй канал имплементации ещё более важен: «эффективность норм современного международного права, – указывал зам. председателя Верховного Суда РФ В. М. Жуйков, – зависит не только от того, как они соблюдаются на международном уровне, но и от того, как они реализуются во внутригосударственных отношениях»[233]233
Зимненко Б. Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации, С. 5.
[Закрыть].
– Теперь пришёл черед говорить о конкретных формах или приёмах внутригосударственного механизма имплементации. Изначально они могут сведены в два генеральных способа: первый означает безоговорочное, механическое принятие мировых стандартов и собирательно именуется отсылкой; второй способ связан с переделкой национального законодательства под диктатом международного права и потому должен быть назван трансформацией.
Отсылка есть норма для внутреннего права, с её помощью обеспечивается межотраслевая координация, она являет традиционный способ жизни бланкетных норм. Р. А. Мюллерсон предлагает различать 3 формы (мы бы сказали вида – А.Б.) отсылок: общая – идёт от всего национального права ко всему международному праву; частичная – от части норм внутреннего к части внешнего права; специальная – идёт к конкретной норме международного права[234]234
Мюллерсон Р. А. Конституция СССР и вопросы соотношения международного и национального права, С. 39.
[Закрыть]. Отсылка близка к оговоркам законодателя – по принадлежности к технической стороне правотворчества, по значимости заключённой в них правовой информации (оба законодательно-технических приёма дополняют основной норматив). Но между отсылкой и оговоркой есть заметное различие: первая – ориентирована на внешний для данного закона нормативный акт, вторая – упорядочивает материал только одного закона; отсылка как очевидное проявление бланкетных связей расширяет нормативную характеристику события, а оговорка по преимуществу (по крайней мере, в уголовном праве) ограничивает объём действия основной нормы[235]235
«Оговорка», по № 101-ФЗ от 15. 07. 1995 г., «означает одностороннее заявление, сделанное при подписании, ратификации, утверждении, принятии договора или присоединении к нему, посредством которого выражается желание исключить или изменить юридическое действие определённых положений договора в их применении к Российской Федерации».
[Закрыть].
Если отсылка обозначает техническую сторону имплементации, то трансформация олицетворяет ее содержательность, и чаще всего ассоциируется с инкорпорацией. Отсылка более подходит для регуляции чисто межгосударственных отношений и связей, а острие инкорпорации направлено на внутренние проблемы; отсылка предполагает совершенные международно-правовые нормы, которые не нуждаются в какой-либо адаптации к внутренней правоприменительной культуре; напротив, инкорпорация появляется в интересах российских пользователей мировых правил, которые без инкорпорации и промульгации соответствующего источника могут даже не знать о существовании международных юридических предписаний.
Так случилось, что наша правовая культура быстро приняла инкорпорацию в качестве основной формы имплементации; возможно, по той причине, что этот приём прочно освоен отечественной юриспруденцией в рамках учения о систематизации. Знания давно перешли в словари, учебные издания и многообразные компендиумы по праву. Инкорпорация понимается как форма имплементации, в процессе которой «нормативные акты объединяются в разного рода новые акты, собрания или сборники, причём в процессе объединения акты обрабатываются лишь внешне, без изменения их содержания. Простейшим видом инкорпорации является внесение в текст нормативного акта всех последующих офиц. изменений»[236]236
Юридический энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1984. С. 329. См. также: Коваленко А. И. Общая теория государства и права (в вопросах и ответах): Учебное пособие. – М.: Теис, 1996. С. 73; Хропанюк В. Н. Теория государства и права: Учебное пособие для вузов. – М.: «Дабахов, Ткачев, Димов», 1995. С. 249; Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В. В. Лазарева. – М.: Юрист, 1994. С. 133 (А. Г. Братко и Н. Л. Гранат).
[Закрыть]. В нашем понимании, традиционное представление об инкорпорации в разрезе согласования национального и международного права нуждается в корректировке. Этимологически обсуждаемая форма имплементации (внешняя акция) и одновременно систематизации закона (внутренняя акция) обозначается сложным словом, в котором имеется указание на процесс включения части в целое (in – в, предлог, лат.), а целое есть тело или корпус (corpus – тело, лат.)[237]237
Латинский словарь юридических терминов и выражений / Сост. В. А. Минасова, И. Ю. Губина. – Ростов н/Д: Изд-во «Феникс», 2000. С. 43, 115.
[Закрыть]. Но включение хотя бы одной нормы международного права в отдельный внутригосударственный нормативный акт не может ни задевать уже сложившееся единство национального закона, не может ни вызывать необходимости хотя бы в частичной переделке (обогащаемого извне) источника внутреннего права. Инкорпорация в международно-правовом смысле не сводима к внешней систематизации, т. е. к механическому объединению норм или простому хронологическому упорядочению; она всегда сопровождается нарушением системной стройности внутреннего права, порождая нужду в частичном изменении обновляемого (дополняемого или изменяемого) закона.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
