Текст книги "Арина Родионовна"

Баба Надя и баба Люба и на следующий день не могли успокоиться, после того как увидели их соседушку, милую Аринушку, поздним вечером идущую по улочкам их летнего сонного городка в невероятно роскошной шубе и в тапочках. Народу не было никого вокруг. Только старушки, припоминая детали этого чуда, судачили второй день между собой, ломая голову, как лучше поступить: помалкивать или прямо в милицию бежать, тем более что не вернулась Арина домой. И ни слуху ни духу, как говорится.

– Говорила я тебе! Чудная наша Арника стала! Гляди-ка, летом в шубе по Ругачёво бегает! А ты мне не верила! – сетовала бабка Надя.

Пока они обсуждали это, к бабулькам подошла соседка, женщина под сорок, обратившись к ним:

– Слыхали? Что вчерась было? А?

– А чего слыхали? Что стряслось, соседушка? А ничего мы не слыхали!

А чё такое? – затараторили бабульки, думая, что услышат подробности об Аришке.

– Да домовой у меня завёлся! Вчерась ну всё вверх дном в доме переворачивал! Вот шубуршал! Жуть! Я думала, и вам спать не даёт!

Бабульки облегченно вздохнули, хитренько переглянувшись между собой:

– Вот чудеса! Домовой завёлся! И какой он из себя-то, домовой-то этот?

– Да такой! Росточка – вот такого! Ну или такого. Он всё время разный.

И светится, с искорками, – объясняла женщина, выразительно разводя руками для пояснения и уточная расчудесные детали: – По комнате так и летает! Так и летает! Ну прям ураган! Страшно было, когда явился. Как явился, так стулья сами собой двигаться стали. Туда-сюда, туда-сюда! Ну, меня бабы на работе научили, как с домовыми обращаться. Чтоб не приставал. Откупиться от него, значит. Нужно на подоконник чашку с чаем поставить, две конфеты положить. Откупиться от домового, значит! Чтоб переступить не мог, положить выкуп у домового. А главное – церковные свечи границей выложить вдоль подоконника. Вот так, чтобы переступить не смог! Уж нынче обязательно так сделаю!

Бабки, усиленно подавляя предательские улыбочки, нарочито горячо стали поддерживать соседку:

– Сделай, милая, сделай! От нечисти-напасти защищаться нужно!

Бабки хитро переглядывались меж собой, хихикая вслед соседке, натерпевшейся от домового. Когда та уже вошла в дом, уже осмелев, разоткровенничались друг с другом:

– Ну ты подумай! Надежда! Они что все думают? Что мы родились старухами? Домовой в окошко залез?! К ней, молодой разведёнке, а к нам старухам – ни-ни! Очень нравный домовой у неё завелся! Окошки-то не где старухи, а где молодуха проживает! Ха-ха! – сказала бабка Люба, и бабка Надя согласилась с нею:

– Любовь, а Любовь! Удивительные пошли домовые! Прикинь! К нам, старухам, не заходят домовые! Очэннно нравные домовые пошли! Тю-тю-тю! Хи-хи! Ну, ничего себе! А ты-то, Любань, своего домового помнишь? – спросила баба Надя.

– Да, как забудешь своего-то домового! Ведь так же лапшу соседкам на уши вешали, когда он ко мне в окошко среди ночи залезал. Да уж, все рюмочки-стаканчики в буфете так и звонили-перезванивались. И у меня всё-то в комнатке ходуном ходило от этакого домового. Хороша молодость, да только коротка! – ответила подружка.

– Поминаешь своего домового в церкви-то? – участливо спросила её старушка-подружка.

– А как же иначе? Обязательно поминание пишу среди всех своих родных и близких.

– И я тоже – своему домовому за упокой всегда в церкви пишу, и могилку честь по чести посещаю, и яичко крашеное в Пасху как привет оставляю на бугорке. А как же иначе! Они ж наша жизнь и последние лучики молодости.

Уж месяц прошел, как поселилась Арина в мастерской Николая, находившейся на первом этаже в старинном доме с лепниной, украшенном колоннами, Николай привёз Арину. Они вместе выгрузили из его машины объемные баулы с одеждой из какой-то модной коллекцией одежды, которую он должен был отснять. Здесь он и поселил её в своей мастерской. Но он истинный джентльмен. Николай понимал, что хоть ему и посчастливилось спасти девушку от отчаянного шага, который мог закончиться для неё трагически, но ещё нужно много времени, чтобы её душевные раны зажили. Он был очень деликатен и корректен с нею. Никаких приставаний с его стороны. Утром он приходил. И начиналась их совместная работа. Отработали, сняли фотосессию. И после этого он уходил к себе домой, где он жил с мамой. Это, конечно, помогло ей и отойти от пережитого потрясения, и расслабиться, что способствовало появлению доброго доверительного отношения между ними. Успех презентаций, на которые он приходил с Ариной, изменил Арину, она вошла во вкус этой совершенно новой и незнакомой для неё жизни. Благодаря Арине, её красоте и артистизму, Николай решился создать новый образ современницы. Ваял, как Пигмалион свою Галатею. Но Арина словно в лифте застряла между пространствами-этажами двух новых для неё реальностей. Эта возникшая в её душе растерянность мешала ей, не позволяя смело шагнуть, выбрать реальность, свою новую, поэтому Арина оказалась не готова отдаться ещё только возникающему чувству. Ей казалось, что страх, что всё то хорошее, что случилось с нею, может так же оказаться иллюзией и рассыпаться в прах, едва она сделает решительный шаг, – этот страх был все ещё сильнее её самой.

Обо всём этом Арина по-девичьи доверительно поведала своей подружке Татьяне, пока, оставаясь одна в мастерской Николая, болтала с нею по телефону, когда Арина звонила в родное Ругачёво.

Как-то раз Арина с Николаем съездили в Ругачёво на денёк по совершенно неожиданной для Арины причине. Николай живо заинтересовался её лоскутным шитьём и моделированием одежды в стиле печворк. Он захотел посмотреть созданные Ариной вещи. Так в Ругачёво Арина познакомила Николая и с бабульками – Надеждой Александровной и Любовью Ивановной. С Татьяной и её женихом – Эдиком Огинским, конечно, тоже.

Стёганые ватники Арины и головные уборы – что-то среднее между стёгаными кокошниками и тюбетейками из шёлковых узорчатых платков, глубоко потрясли Николая своей самобытностью, восхитительны были и яркие, из павловских платков состёганные Ариной ушанки на зиму, и многое другое. Поэтому он отобрал несколько особо впечатливших его вещей. И они с Ариной вернулись в мастерскую, чтобы Николай мог создать новый проект «Русская женщина».

Над этим проектом они работали особенно увлечённо. Арина глубоко понимала суть и задачи манекенщицы в процессе создания образа русской женщины, не просто красавицы, гламурной «вешалки», как это принято в наши дни. Она раскрывала сокровенную тему образа женщины-берегини, создательницы прекрасного мира, и она, современница, не просто надела на себя красивые вещицы в фольклорном стиле, она – русская женщина, наследница всей красоты, заключённой в творческом, духовном наследии России, она продолжательница, несущая в современность эту красоту, делая её фактом-стилем современности. Они оба работали творчески, увлечённо.

Создал Николай и бесподобную серию рекламных постеров, и фотографии для каталога модной и респектабельной ювелирной фирмы с Ариной, как и задумал. Не пропала и идея, так вдохновившая Николая в момент знакомства с Ариной. И они великолепно отсняли рекламу одной известной ювелирной фирмы, для которой красавица Арина, сверкая бриллиантами, позировала то обнажённая в реке, то в туманах рассвета, то в ослепительно сверкающих лучах летнего солнца, то это были потрясающие ночные съёмки звёздными ночами, когда блеск звёзд отражался на чёрной глади воды, и эта сказочно-чувственная стилистика подчёркивала красоту ювелирных украшений, которые и должен был представить публике Николай. Обнажённая Арина в реке среди кувшинок, лилий и ряски в самых респектабельных и престижных украшениях, что позволило не отвлекать взгляд зрителя на стили и типы одежды и обуви. Всё внимание было полностью сфокусировано на самих украшениях и подлинной, чуждой пошлой гламурности красоте Арины. В основном это были ночные съёмки, благо, что вода в реке в то лето до конца августа оставалась тёплой. Генеральный директор ювелирной фирмы был в восторге от этой смелой новаторской находки, что придало чувственности и остроты восприятия этим фотографиям. Каталог получился великолепный.

Николай возвратился в мастерскую окрылённый и счастливый, словно сессию сдал в студенческие годы. Николай закончил работу и сдал работу – пьянящее счастье свободы нахлынуло на него со всей бравадой бесшабашности! И он захотел отпраздновать – устроить маленькую вечеринку для узкого круга друзей.

Когда он вернулся в мастерскую, рассказал об этой творческой победе Арине. Они радовались и сидели, пили чай. Арина встала, чтобы разобрать листы, прежде чем убрать их в папку. Но ей и самой так нравились фотографии с её фото, на которых она позировала в красивых и остро-актуальных моделях для полных. Николай, залюбовавшись ею с фотографиями в руках, сказал:

– Я так рад этой теме «Иван Купала», да и с погодой повезло! Отлично мы с тобой отсняли эту тему! Я доволен. Пора мне расплатиться с тобой.

Вот, я приготовил. Пересчитай, пожалуйста. Ну не жеманься! Это твой гонорар, честно заработанный! – сказал он, положив на стол стопку купюр.

– Ну спасибо! Ого! Какая куча денег! Я тоже с удовольствием работала.

И накупалась! С детства столько на речке не была! А давай развесим фото по мастерской. Они такие красивые. Будут как картины во дворце. Я видела такое в музее Архангельское, в Кусково в Москве, на экскурсию ездила – нас со всем классом автобусом возили. Школа организовала с учительницей по русскому и литературе.

– Давай развесим! Мне и самому со стороны взглянуть нелишне. Но я так доволен работой, словно на какой-то новый уровень вырулил. Чувствую приближение новых задач! Понимаешь, какой-то драйв, предчувствие новых задач. Такое шампанское внутри, душу щекочет, – признался ей Николай. И немного подумав, предложил:

– А… хорошо! Хочу праздника! Так! Сейчас по сусекам поскребём! Не буду дожидаться выплаты и публикации! – сказал Пушкин, собирая по мастерской деньги, залезая в карманы висящих в коридоре своих курток, плащей и пальто. Все находки кучкой сгребал и ссыпал на стол. – Придут друзья-художники, выпьем и закусим. А? Арина, а почему ты на меня так смотришь? Хм… ты против друзей-художников?

В этот момент вдруг Арина Родионовна отчётливо вспомнила, что он – «Танюша». Покраснев, Арина напомнила Пушкину об этом и он, разумеется, обиделся. Чтобы загладить неловкость, Арина, смеясь, напомнила ему:

– Ой! Обиделся. А ведь ты обещал, что мы будем подружками-веселушками!

Ведь ты – Танюююша!

И только теперь сообразив, что оказалось причиной такой настороженности Арины, Николай, смеясь, вспоминая свою придумку с «Танюшей» ради того, чтобы вытащить эту без пяти минут утопленницу, напустив смешной и нарочитой мрачности, грозно пояснил Арине:

– Я такой же «Танюша», как ты – «Пушкин»! А, так вот почему ты напряглась!

Ха-ха-ха! Успокойся! Среди друзей-художников предостаточно творцов женского пола. Вот и полюбуешься результатом «место женщины в искусстве»! Порой это не слабое зрелище. Но, ей-богу! Наши девчонки; художницы и поэтессы в трудную минуту настоящие Ш.П.! Как говорили у нас в художке.

То есть в художественной школе! Да был у нас такой титул для наших прекрасных дам в школьных платьицах.

– Ш. П., – удивилась Арина, повторяя. – Что такое Ш. П.? Шипы? Розы – шипы, наверное? – пыталась угадать Арина.

– Ну насмешила! Ш. П. – значит «ШВОЙ ПАРЕНЬ»! Детское название, намек на то, что так была титулована девочка с того возраста, когда молочные зубы выпадают, шепелявое название. Вот ты, Арина, настоящая Ш. П., хотя и красавица. Ей-богу! Ведь не подвела в трудную минуту! Спасла, да что там – подарила великолепную тему! Конечно, это нужно отпраздновать!

Арина, улыбнулась и с удовольствием отметила про себя, что Ш. П. – это лучший комплимент в её жизни. И она собралась и стал обсуждать с Николаем, что приготовить к приходу гостей:

– Я приготовлю кулебяку! Конечно, и салат оливье! Селедку под шубой и… Слушай! А ведь здесь на друзей-художников не хватит! Я добавлю!

Но Николая эта идея несколько покоробила, что он возразил:

– Да брось! Нет! Ну не надо! – отказался Николай.

– Но ведь это наш общий успех! – возразила Арина, протягивая ему всю пачку денег. И, подумав, Николай согласился:

– Но только в долг! Как художник у художника! – сказал он, взяв пачку и вынул из неё несколько купюр. И предложил ей, учитывая, что в ближайшее время в мастерской появится большое число людей, с которыми он, возможно, даже незнаком, остальное убрать в сейф, который он обустроил в мастерской для фотосессий с драгоценностями, украшениями. Так они и сделали. Николай собрался идти в магазин, но увидел гитару. Плюхнулся в кресло и скорее забренчал под гитару, чем заиграл что-то внятное. Но вдруг спел какую-то забавную песенку:

 
Ах! Если б мне однажды вернули все долги!
Мне стали бы завидовали даже короли!
И в долг тогда охотно я дал бы всем деньжат!
Рокфеллеру и Ротшильду немного мелочевки —
дворцы их содержать!
И братикам-пиратикам досталось бы на старость
по сундуку богатства, бутылка портвеша.
Не нужно было б грабить
и в море хулиганить,
скитаясь по волнам!
 
 
Ах! Если б мне однажды
Вернули все долги,
Я сразу одолжил бы, поверьте мне все вы!
И к братикам-пиратикам ушел бы опять в море,
 

скитаться по волнам на радость должникам!

Арина очень смеялась, слушая эту незатейливую песенку. Потом они продолжили обсуждать, что бы эдакое приготовить для гостей, так, словно готовили для гостей увлекательную игру. Обсуждали, смеялись. Он, Николай, собирал рассованные по карманам деньги, собирал даже мелочь, чтобы купить еды к празднику. Арина в это время развешивала по мастерской наиболее удачные фотографии большого размера – её портреты, где она позировала и демонстрировала модели для полных. То есть декорировала мастерскую Пушкина из последней фотосессии. Чувствовалось, что ей и самой нравилась его работа. Да и в целом ощущалось, что совместная работа очень сблизила их, и между ними возникли очень тёплые и непринуждённо-уважительные отношения. Арина хотела всё приготовить сама и послала его за покупками. Пушкин достал большую спортивную сумку. Ушёл с нею к двери, помахав на прощанье Арине, потом захлопнул за собой дверь.

В его отсутствие Арина прибиралась в мастерской к приходу гостей. И только успела надеть нарядное платье из той самой коллекции «Rubens style» и распустить свои великолепные светло-русые волосы, как вдруг раздался звонок в дверь. Она открыла дверь, не спросив, кто там, подумав, что это вернулся Николай, что-то забыв. Но увидела, что на пороге возникла его мама Марго. Сходство с Николаем не оставляло ни малейшего сомнения в том, что эта дама в годах – его мать. В прошлом она художник-модельер, а теперь – пенсионерка, но дама артистически респектабельная, элегантная и несколько экзальтированная. Понятно, что это не тихая пенсионерка! Она пришла разведать и узнать, «кто это там поселился в мастерской её сына». Её сына, такого романтично-доверчивого, наивного и непрактичного, как считает большинство матерей. На протяжении всего следующего диалога она откровенно критически осматривала Арину, даже обошла её, как колонну или новогоднюю ёлку, рассматривая её, как предмет в интерьере. Болтая при этом, как пулеметная очередь, сбивая попытки Арины вставить хоть слово:

– Вижу! Вы – Арина! Мой Николаша столько о вас рассказывал. Дайте-ка рассмотрю вас получше! Ведь мой Николашенька – это настоящий Пигмалион, ваяющий своих Галатей. И всякий раз мой милый дурашка сам же влюбляется в них. Он действительно создаёт их, как режиссёр своих героинь. И ведь находит ничем непримечательных девиц, никаких и ниоткуда. Умеет же мой сынуля, что-то подчеркнуть, что-то усилить, а что-то и погасить в облике новой и пока таинственной незнакомки в мире искусства моды. А? Что же мы стоим в коридоре? Милочка! Чашечку чая вашей гостье! А впрочем, нет! Лучше кофе.

Арина! Вы умеете молоть кофе? А готовить кофе вам приходилось?

Что бы это был настоящий кофе, а не столовское кофЭ! Ну? Что же вы не предложите мне устроиться поудобнее? А, вижу, что вы растерялись! Смутились? Ха-ха! Понимаю! Вы, наверное, сразу не догадались, что я мама Николая Пушкина! Неудивительно, ведь я же выгляжу гораздо моложе своих лет! Да! Я – Маргарита Андреевна! Или просто Марго! Меня все так зовут. И Николенькины друзья, и мои! Да! Быть женщиной – это подлинное искусство! Это, ну, как бы вам это объяснить? Впрочем, это врожденное чутьё. Словами тут не поможешь! Да. Это или есть – или нет. И никакие Николенькины ухищрения не помогут! Они помогают только на время создания фотосессии. А это так – короткая сказка. С не всегда счастливым концом. Бедный мой мальчик! Мой Коленька так доверчив!

И пока Марго трамбовала Арину, параллельно с её монологом под окнами мастерской развивались бурные события. Здесь происходил сбор топ-моделей рядом с домом, где находится фотомастерская Николая.

Манекенщицы, как пионеры, играющие в Зарницу, прятались за углом дома. И пристально следили за ним из своего укрытия. Они смотрели вслед Николаю, заглядывавшему в овощные палатки на улице. Он, выбирая, покупал овощи и фрукты и шёл дальше. Вскоре он скрылся из вида.

Тогда манекенщицы вышли из укрытия, обсуждая свои дальнейшие действия.

Монолог Марго отвлёк внимание Арины. И Арина за это время ни разу не взглянула в распахнутое окно. Но теперь монолог Марго был окончен. И щебет манекенщиц, и их бурное обсуждение, и споры-разговоры у подъезда дома, теперь были отлично слышны. Они обсуждали между собой слух о вечеринке, и о живущей в его мастерской никому неизвестной девушке, заменившей их всех разом в работе над новой коллекцией, в которой они отказались работать, о чём потом очень пожалели. Этот слух подогрел любопытство, его предыдущей пассии, также топ-модели, которая и привела эту толпу красавиц в тихий московский дворик. Она собрала прежде работавших с Николаем Пушкиным манекенщиц. Тех самых, которые подняли «бунт на корабле», отказавшись работать с ним на проекте «Одежда Рубенс стайл» для полных. Тех самых манекенщиц, которые до того чуть не сорвали работу. Они выследили, когда Николай ушёл за покупками. И, убедившись, что его нет в мастерской, решили нагрянуть и «познакомиться» с новой Галатеей Пигмалиона-Николая. Но Марго их опередила.

Все манекенщицы вошли в подъезд дома, где находилась мастерская Николая. И позвонили в дверь. Арина отправилась открыть дверь, мысленно порадовавшись, что у каждого человека обычно бывает только одна мать. Открыла и посторонилась в изумлении, увидев столько невероятных красавиц сразу. Каждая из пришедших манекенщиц была ярким явлением, каждая представляла различные направления моды. И, хотя они и явились все вместе, но это была отнюдь не сплоченная стайка подруг. Яркая разномастность и внутренняя враждебность между ними ощущалась с первого взгляда. Арина ещё в себя не пришла от экзамена, устроенного его мамочкой, вполне обжившей его холостяцкую жизнь и явно не готовой отдать сына без боя, а тут явно готовилась ещё новая волна баталии за простое человеческое счастье. И было ясно, что без боя тут никто сдаваться не собирается. Модели рассматривали развешанные по мастерской всего полчаса тому назад фото Арины из последней фотосессии Николая. И они искренно сожалели, что не стали участвовать в его проекте.

Арине нелегко было в этой ситуации. Сначала наезд на неё Марго. А тут ещё агрессивный наезд от целой толпы топ-моделей. На неё смотрели крайне враждебно. Она предприняла последнюю попытку «вписаться», тем более что у неё как раз готова кулебяка и пироги. Она, надела фартук поверх длинного, в пол, нарядного и довольно экстравагантного платья. И подала всё приготовленное к столу. И накрыла к чаю, чай-кофе, не из любви к ближнему, а просто потому, что она и сама вдруг ощутила, что она и есть настоящая хозяйка в этом пространстве – только она. Да и надо же чем-то занять этих мегер, как определила для себя с самого начала Арина, тем более что никто и не попытался ей помочь, все словно играли заученную роль посетительниц вернисажа с подачей напитков и закусок. Они рассматривали и обсуждали новую линию, то, как великолепно отразил Николай новые тенденции развития образа в своих талантливых и поразительно выразительных фотографиях. Сначала они мелко пикировались с Ариной по поводу её веса, потом началась откровенная драка между самими моделями за работу у Николая.

Одна из красавиц топ-моделей неожиданно для всех присутствующих оказалась на столе. Высоко подняв полный бокал шампанского, она обрела сходство со статуей Свободы в Америке. И, замерев в этой позе, она торжественно произнесла:

– А когда Николенька делал со мной фотосессию… ой, девочки! Это было незабываемо. Ведь я-то всегда была как балеринка! Он так восхищался мною!

Марго, аплодируя ей, высоко задрав голову, выкрикнула:

– Да! Рада тебя видеть, дорогая! Ах! Девочки, милые! Какие вы красавицы!

Жаль, что у Николаши, что-то вдруг стряслось со вкусом! А ведь я его в детстве не роняла! Потянуло моего малыша на экзотику! – И с этими словами она опустилась в кресло, но там оказалась гитара, оставленная Николаем в кресле. От неожиданности Марго вскрикнула, но, повернувшись, тотчас улыбнулась, увидев, что это гитара помешала ей. И она, взяв в руки гитару, настраивая её, сказала:

– О, гитара! А знаете ли, ведь я неплохо пела когда-то!

Но её перебила одна из красавиц-манекенщиц, искренно заметившая:

– А фотосессия отличная! Зря отказались мы у него работать! Всё, я начинаю новую жизнь! И начну я её с этой кулебяки! И этих пирожков! Время собирать камни или разбрасывать, но главное, не опоздать, когда пора толстеть!

Быстро переместившаяся поближе к столу другая топ-модель, с ярко-красными волосами, воскликнула:

– Хорошее начало! Я толстушкой быть хочу! Пусть меня научат!

Довольные манекенщицы и Марго чокались «за новую жизнь толстушек», которыми они собираются стать в ближайшее время. Арина за столом не сидела вместе со всеми, а всё время подавала к столу, когда Марго разоткровенничалась:

– Моему третьему мужу, композитору, нравилось, как я пою. Он, когда уводил меня от предыдущего мужа, известного поэта, секретаря Союза Писателей, хм… или наоборот? А, неважно! Так вот, он сочинил для меня забавный романс, – сказала Марго, у которой так назрело желание попеть, что терпеть она уж не могла, и она надеялась на возникновение паузы, тишины для её пения. Но одна из манекенщиц, не почувствовав, в чем суть этих воспоминаний, бестактно продолжила беседу:

– Марго! А сколько у вас было мужей?

– Детка! Мужья не деньги! Что ж их считать! – с интонацией легкого раздражения ответила Марго, и Арина, услыхав это высказывание, отметила про себя, что уже слышала эту шутку.

– А Николай? Он сын поэта, композитора или того знаменитого физика-лирика? – продолжала бестактности топ-модель.

– А мой Николенька – чудо природы! Он сугубо мое дитя! – ответила Марго и, уж больше не дожидаясь долгожданно-почтительной паузы, резко начала петь:

 
Ваш взгляд говорил:
– Позвольте!
Позвольте, я стану
собакой, беззвучно ступающей рядом.
Вздыхающей тенью,
причудой и вашей ленью.
 
 
Но мне не нужна собака!
И есть кому идти рядом!
Но опять прорастут летом,
неподвластные всем запретам,
О вашем печальном взгляде
мои воспоминания,
на задворках цветущего сада
буйным чертополохом!
 

Пока Марго пела, Арина в кухонном закутке с досадой чуть не начала, как в детстве, грызть ногти. Но вовремя одёрнула сама себя. Тихонько прошла по коридору и, не захлопнув дверь, чтобы не привлекать ничьего внимания, убежала из мастерской «в растрёпанных чувствах», как говаривали в старину.

Арина, оскорблённая поведением Марго и топ-моделей, убежала из мастерской Николая Пушкина прямо в тапочках, в роскошном вечернем платье, с фартуком поверх этого великолепия. Не захватив ничего, не взяв гонорар, она решила вернуться в родное Ругачёво. Перебирая досадные и обидные эпизоды этого злополучного дня, она успокоилась только в электричке. Она опустила голову, почувствовав, что предательские слезы полились по щекам, и тут она увидела, на своих ногах смешные тапочки с улыбающимся мышиными мордочками. И нечто весьма экзотическое что-то из последней коллекции для полных, наспех перевязанное простым кухонным фартуком. И тут она почувствовала, что уже не в силах сдерживать слёзы.

А в это время в мастерскую вернулся Николай с цветами и вместе с водителем притащил продукты. Он пытался расспросить мать о том, куда исчезла Арина. Мать, всё переворачивая, не дала ясного ответа. Тогда Николай позвонил по сотовому Арине, но громко зазвенел в ответ веселой мелодией сотовый Арины, лежащий на кухонном столе, забытый ею в суматохе вихря событий. Тем более трудно было разобраться Николаю во всем произошедшем, потому что одновременно ему приходилось отбиваться от оголтелых манекенщиц, которые в знак запоздалого согласия, как голодная саранча, поедали всё принесённое им. Тут ещё появились и приглашённые им ранее гости, которых ждало изумление при виде того, что всё съедено, кругом остались одни объедки. Кто-то швырнул кожуру от банана, кто-то уронил бутерброд с красной икрой, и следа не осталось от той кулебяки, вкусить которую их пригласил Николай, описывая то, какая красавица приготовит её специально для их встречи. Николай, извиняясь перед гостями, рвался догонять Арину, отбиваясь от манекенщиц, но упал, взвыв от боли. Но преодолевая боль, встал хромая, но опять поскользнулся на брошенном на пол недоеденном бутерброде с красной икрой. Упал. Над ним склонились и стали хлопотать мать и манекенщицы. В это время в мастерскую вошли и другие его гости. Это несколько человек: экзальтированные художники и поэтически мрачные и драматически восторженные художницы, поэты и композиторы. Кто-то под мышкой непринужденно нёс мольберт с приколоченным к нему зимним пейзажем и цветущей яблоней на первом плане недописанной картины, кто-то с палитрой и кистями и прочими специфическими странностями в облике. Два поэта, каждый не слушая другого, читал вслух стихи, стараясь перекричать собеседника. При этом ещё и перебивали друг друга нахлынувшей критикой. Время от времени один всё же слушал другого. Но тогда делал замечания:

– Мало! Мало экспрессии, брат! – сморщившись, покритиковал друга-поэта брат-поэт. Но потерпевший от натиска критики возразил ему:

– И мне в твоей последней поэме не хватает… знаешь, пота и крови!

Сочной плоти искусства! Не хватает! За душу не хватает! Брат! Да! Нужно работать! Пойдём выпьем! Надо же и отдохнуть, не всё же работать!

И все одновременно, стихийно направились к столу в поисках остатков как питья, так и закуски. Тем более что манекенщицы, вполне насытившись диетой для полных, уже танцевали, соревнуясь между собой в красоте грации и пластики. И, если не быть в курсе любовных перипетий хозяина мастерской, то можно было решить, что эта частная вечеринка удалась на все сто.

Почётный гость в этой процессии, маленького роста, сухонький, но резвый итальянец Томазини, типа – Тото. Он смотрел на всё это с искренним восхищением и восклицал, искрометно жестикулируя:

– Инсталляция! Хеппиниг! Наконец я увидел настоящую богему!

Ради этого я приехал в Россию!

А в это время Арина ехала в электричке в родное Ругачёво. Ловила взгляды пассажиров на себе. И понимала, что такие мягкие и уютно-забавные тапочки на заплаканной пассажирке в электричке – это странно. Сняла фартук и подогнула ноги поглубже под скамейку, чтобы не видели её тапочек-зверюшек. Только теперь она поняла, что едет без билета. А на ней совершенно незнакомая ей одежда без карманов, и у неё нет ни копейки денег, то есть только бы контролёры не появились в вагоне. Тем более что и сотового телефона, чтобы попросить её выручить, – тоже нет. И позвонить она никому не сможет. Но контролёра, к счастью, пока нет. Тут, после того, как по вагону прошлась целая галерея образов, то призывающих на что-то жертвовать, то купить талисманы с гарантией, что принесут счастье и здоровье, что-то с вечным сроком пользования, ей пришла в голову отчаянная, но вынужденная мысль. И, проходя по вагону, она запела их с Танюшкой любимую песенку, тем более что её длинное платье напоминало нарядное концертное:

 
– Лодочка-скорлупка! Удержи двоих
на волнах ошибок и больших обид!
 
 
Лодочка-скорлупка! Скачет по волнам,
целый век закончился – не расстаться нам!
 
 
Лодочка-скорлупка!
Поздние раскаянья покаянных слёз:
Лодочка-скорлупка! Тонет среди грёз.
 

Сердобольные пассажиры, растроганные жалостливой песенкой о несчастной любви, охотно жертвовали ей на штраф в случае появления контролера. Но, к счастью, контролер так и не появился. И, увидев станцию Ругачёво за окнами вагона, обрадованная Арина буквально выпрыгнула на платформу, едва открылись двери вагона на её станции.

Вскоре она, достав из-под коврика ключ, открыла дверь и вошла в дом. Выдвинула ящики буфета. Высыпала «заработанную» мелочь. Но, глядя на этот «заработок» Арина поняла, что денег нет.

Немного отдохнув, попив чаю, Арина отправилась на прежнее место работы. Но там Арина узнала, что её рабочее место занято. Арина вернулась домой и почувствовала, что пора вселиться и принять жизнь такой, какова она есть. Просто любить свой дом, мир ее тихой провинциальной повседневности, словно не было невероятного вихря событий и всё по-прежнему. Вечер этого странного дня наступил. Она открыла книгу «Домоводство» и достала из книги маленькую заначку. Потом достала свои лоскутные одежды. Прикладывала к себе и, критически рассматривала, что-то откладывала в сторону, что-то отправила в стирку. А утром следующего дня с сожалением уложила постиранное в сумку. И пошла на Ругачёвский рынок. Она встала у входа, чтобы продать на рынке свои лоскутные одежды. Но… Никто не подходил. Не покупали ничего. Потеряв день, она пошла успокоиться к подруге, к Татьяне. Постучала в дверь комнаты Татьяны. Татьяна оказалась дома, она распахнула дверь. И Арина произнесла:

– Привет! Можно к тебе? Знаешь, кругом невезуха. У меня всё как-то не так. На душе муторно. Не хочу сейчас быть одна, – коротко, как можно только с близкими друзьями, объяснила Арина. И Татьяна, ни о чём не расспрашивая, пригласила её вовнутрь:

– Конечно, Аришка! Заходи! А что это с вещами? Может, от Толика прячешься?

– Да нет! И думать о нём забыла. Вот вещи хотела свои продать. Знаешь, совсем на мели. Ничего не продалось. Ходила в столовую, а место уже занято.

Ладно, «будем живы – не помрём!» Найду что-нибудь!

– Конечно, найдём! Не печалься! Я как раз картошку сварила, котлеты вчера делала! Поужинаем!