Текст книги "Чудо-нитка"

Белая верблюдица

Третий день суета в избе. Мамонька нашего Ванюши старается: штопает, латает, праздничную рубаху сына обновляет. Одну заплатку краше другой нашивает. И потому то рукав алыми розами на локтях полыхнёт, то бока развесёлым горохом пестреют. И в клеточку, и в полосочку лоскут хорош. Красота, да и только!

Старается матушка к базарному дню поспеть! Чтобы сыночек её ненаглядный, Ванюша, не хуже всех на базаре был. Парень он видный, но молодой ещё. И для пущей серьёзности кудри свои буйные перед зеркалом то так, то эдак расчёсывает. Всё прихорашивается Ванюша, в город на базар собирается. И уж сколько скопила мамонька, столько и спрятала в узелок, что собрала ему в дорогу, с уложенными туда же огурчиками да помидорчиками. Путь-то неблизкий.

Утром базарного дня благословила она сыночка и подала ему тот узелок, что припасла накануне. И, провожая его до порога, успела ещё раз вразумить его перед дальней дорогой:

– Ты, Ванюша, на пустяки деньги не трать! Воришек опасайся!

– Да не тревожься, мамонька! – целуя её на прощанье, ответил сын.

С тем и пошёл Ваня в город. А утро выдалось ясное. Денёк погожий. Идёт Ванюша, посвистывает. А как пришёл на базар, так глаза и разбежались. Народ толпится, суетится! Кто товар раскладывает, кто расхваливает, кто торгуется, а кто-то сразу покупает. Со всех сторон звучит:

– Налетай, раскупай! Балалайки! Лапти! Пряники! Калачи! Хватай, пока горячи! Будет с чем хлебать щи! Колотушки-погремушки – весёлые игрушки! Яблоки мочёные! Орехи калёные! Хомуты, топоры, бусы-мониста, расписные коромысла!

– И правда, хорош базар! Шумит, бурлит! – обрадовался Ваня.

И чего только не привезено было в тот базарный день! Дивился разному товару и Ваня, расхаживая по базару, на котором в тот день всё, чего душа пожелает, на возах привезено, на прилавках базарных выложено: и для объедения, и для утепления, и для увеселения – ну всё привезено, ничего не забыто! Ох! Кипит базар! Шумит торговый люд! Покупатели с продавцами торгуются. Зеваки зевают да глазеют. Базар – он и есть базар!

Но особенно поразило Ваню то, что продавали купцы заморские. Они были диковинно, не по-нашему одеты. В ярких шёлковых узорчатых халатах, перстни на их руках ярко сверкали. Даже среди всего базарного роскошества товары их, да и сами они, уж очень выделялись.

На их прилавке царила сплошная красота: кувшины да вазы, посуда чистого золота – всё сверкало искусной работой и драгоценными камнями. Толпа изумлённых зевак облепила их прилавок. Но наш Ванюша пробился сквозь эту толпу. И остолбенел от восхищения от того, как на солнце всё роскошество переливалось и сияло. Без счёта бусы, кольца да броши по прилавку горками свалены были! Отродясь Ваня такой красоты не видал. Сами купцы в шёлковых халатах, цветастых, причудливо расшитых. На головах тюрбаны лихо накручены и перьями да каменьями разноцветными украшены. Да! По-всему видать – богатые восточные купцы.

Но главное, от чего Ваня, как увидел, глаз отвести не мог, – это не богатства-диковинки, а белая-белая Верблюдица. Такая белая, точно первый снежок, только что выпавший. Стояла она в стороне у забора, неподалёку от прилавка тех восточных купцов. Сбруя её от сверкания золотых и серебряных украшений с обилием щедро рассыпанных по ней самоцветов ослепляла Ваню невиданным великолепием. Смотрит Ваня – богатейшая сбруя! Но нет, не сбруей залюбовался он! На Верблюдицу смотрит – и насмотреться не может… И в её карем взгляде верблюжьем очарованный Ваня отражается, точно в омуте бездонном. А в Ваниных ясных очах Верблюдица застыла, потому что уж больше ни на что другое глаза его не глядят! Кроме неё одной, ничего вокруг не видит Ваня. Её диковинная красота словно впечаталась в самую серёдку Ваниного сердца. И забилось оно часто-часто от умиления и томления неясного, словно в сладком сне.

Но сон этот вмиг развеяли галдящие над самым Ваниным ухом те самые купцы заморские. Они, похлопывая Ваню по плечу, подмигивая ему, стали ему предлагать:

– Эй! Вань! Коль приглянулась тебе Белая Верблюдица – бери ее себе! Вместе со сбруей отдадим. Видишь, как камни драгоценные так и блистают! Мы, восточные купцы, щедрые! Бери, а в обмен – твой узелок всего и возьмем. С огурчиками, с помидорчиками да и с пятаком, что на дне твоего узелка лежит. Смотри! Смотри! Уздечка бесценная, чистым золотом украшена. Бери, а не то передумаем!

«Подумать только! Восточные купцы, нисколько не торгуясь, этакое чудо почти задаром отдают! Безо всякого сожаления, вместе со сбруей бесценной, целую верблюдицу. А я-то, когда на базар шёл, курицу всего-то сторговать мечтал!» – онемев от изумления, думал про себя Ваня.

Стоит, от счастья слова вымолвить не может. Только узелок протянул им. Один из купцов отошёл, чтобы подвести под уздцы Ване Верблюдицу, а остальные двое скорее развязали узелок, что Ване матушка собрала, и, очень довольные, за обе щеки стали огурчики-помидорчики уписывать.

Из опасения, как бы не передумали восточные купцы, Ваня, как только из рук купца уздечку принял, так сразу же поспешил увести Белую Верблюдицу подальше от их прилавка. Ведёт он её прочь с базара и сам с собою в глубоком изумлении рассуждает: «А ведь чудно всё это! За такую малость, за небогатые наши с мамонькой сбережения в один пятак – а такую красоту не торгуясь отдали. И, что того чуднее, так это то, как радостно набросились они на огурчики-помидорчики, что в узелке были! Словно не купцы богатые, а…»

Но не успел Ваня все это обдумать хорошенько, как услышал вдруг где-то рядом совсем тихий печальный вздох и нежный девичий голосок, который совершенно внятно произнёс:

– …А проходимцы-оборванцы!

Ваня оглянулся по сторонам, пытаясь понять, откуда дивный голос послышался в ответ на его мысли. И увидел, что эта самая Белая Верблюдица, вздохнув глубоко и печально, продолжила совершенно девичьим голосом, озадачив этим Ваню до крайности:

– Не купцы это вовсе, Ванечка! Не купцы, а обманщики!

– Свят! Свят! Это что же получается? Почудилось мне или вправду животное по-нашему изъясняется? А может быть, ворожба? – пробормотал Ваня, озираясь по сторонам.

А Верблюдица ему в ответ:

– Ворожба! Ворожба, Ванюша, самая настоящая и есть. И, знаешь, пойдём-ка побыстрее отсюда, Ваня! Уведи-ка ты меня с базара, а по дороге я тебе всё объясню. А пока прими сердечную мою благодарность за то, что выкупил ты меня у обманщиков – купцов-чародеев. И оттого, что вызволил ты меня, спали с меня на свободе чары окаянные – речь человеческая ко мне вернулась! – сказала она, стараясь говорить потише, чтобы только Ваня её мог слышать.

Но Ваня возразил ей:

– Да почему же это обманщиков? Я сам их товар видел. Товар отменный. Сам любовался, насмотреться не мог. Вон, оглянись! Сама увидишь, сколько народу и сейчас у их прилавка толпится, любуется! – возмутился Ваня, услыхав такую напраслину.

И тут Верблюдица возразила ему:

– Да чары все это! Чары, Ваня. А чары они наводить ох умельцы! И меня, честную девушку, околдовали и в верблюдицу превратили! – упорно возражала ему Белая Верблюдица, стараясь объяснить ему, что к чему.

– Да что ты? Для чего это?! – удивился Ваня.

– Чтобы была бессловесной прислугой. Чтобы ту рухлядь, рвань, осколки да обломки, что они перед народом на прилавок выкладывают, огромными тюками покорно перетаскивала с базара на базар. И ни словечком возразить не могла, – горестно вздохнув, объяснила Белая Верблюдица.

– Так ты что же? Не Верблюдица вовсе? – в ужасе переспросил Ваня.

– Да нет же! Ваня! Не знала я, чем они промышляют, вот и пошла на свою беду к ним в прислуги. А как узнала, что они обманщики-чародеи, бежать хотела да обличить их, бессовестных. Да не успела я. Околдовали. Кого хочешь – всех околдовать могут! В услужении у них и мухи-чаровницы. Вьются, жужжат перед носом покупателя. Чары наводят. Так от этих чар вся та рвань да обломки то коврами роскошными узорчатыми мастерской работы, то бесценной золотой и серебряной посудой кажутся, – объясняла она, позвякивая драгоценной уздечкой.

Но крайне озадаченный Ваня ей возразил:

– Да ну! Право слово… Что такое говоришь? Зачем эта напраслина?

– А ты не спорь, Ванюша! А лучше посмотри на мою уздечку, что так крепко в кулаке сжимаешь! – сказала Верблюдица, опуская голову поближе к Ване.

– А вот и посмотрю-у-у! О! Это что же такое делается?! Это что же такое! Люди добрые! – воскликнул Ваня в крайнем изумлении, глядя то по сторонам, то на потёртую, кое-где в узелках уздечку. Видимо, она так износилась, что не раз рвалась, и кому-то приходилось её связывать. Но за разговором базар был далеко позади. А эта рвань вместо той, сверкающей золотом и драгоценными камнями, уздечки лежала на его ладони.

– А ты мне не верил! Говорю же тебе, Ваня, чары. Чары всё это! Так и покупателей своих они обманывают, мерещится людям на рынке, что лежит на их прилавке роскошь невиданная. Всё сверкает-сияет; что посуда золотая, украшенная драгоценными каменьями, что ковры восточные с узорами невиданными, что халаты шёлковые, что украшения красоты неописуемой, но это всё только кажется людям. А лежит на прилавке тех купцов разложенная ими рухлядь, рвань. Да осколки-обломки – словом, мусор разный. Не хотела я в обманах этих участвовать! Потому и отдали меня в обмен на твой узелок. Понимали: кто верблюдице поверит? У-у-у! Бедная я! Бедная! – пролепетала она, роняя сверкающие не хуже самоцветов крупные слёзы.

– Ну… ты… того, ну не плачь. Сердце мне не рви! Да шут с ней, с уздечкой этой. Да не на сбрую же я польстился. Да и негоже честную девушку на поводке водить! А вот сейчас же и сниму! Зачем мне эта старая веревка! Никакая это не уздечка! – И с этими словами Ваня решительно снял с Белой Верблюдицы потёртую уздечку. Белая Верблюдица обрадовалась этим словам и освобождению:

– Ох! Спасибо тебе. Спасибо! Сердечный ты человек! – обрадовалась Верблюдица, прыгая от радости по траве в каком-то диковинном танце, глядя на который Ваня залюбовался.

Но тут вдруг Ванино внимание стала отвлекать жужжащая муха. Она вертелась так и эдак, словно хотела Ване всю свою красоту показать и затмить пляску Белой Верблюдицы. Словом, мешала смотреть. И всё пыталась на нос ему сесть. Как будто отдохнуть. Но Ваня решительно отгонял эту назойливую муху, размахивая обеими руками. Белая Верблюдица встревожилась:

– Ой! Ваня, осторожно! Это ж подарок! Не задень её, подруженьку мою верную, Жужжалку! – сказала ему Верблюдица, увидев, как он отмахивается от мухи.

Ваня удивился:

– Подарок? Муха? Мне??? К чему так тратиться, барышня?! У нас этого добра у самих в избытке имеется. Чего-чего, а мух у нас хватает. Спасибочко! – гордо отказался он.

Но Верблюдица, подставив ухо своей подружке, пояснила Ване:

– Ха! Ха! Ой! Ваня, да ты не так понял. Я же тебе не Жужжалку дарю. Друзей кто же дарит? Просто она от себя захотела поблагодарить тебя за моё освобождение! – объяснила она ему, заливаясь смехом.

– Не понял я! Так какой такой подарок? – присматриваясь к жужжащей мухе, усевшейся на левом ухе Верблюдицы, переспросил ко всему готовый Ваня.

– Сказки её – вот подарок! Муха Жужжалка – большая мастерица сказки сказывать, – радостно пояснила ему Верблюдица.

– А! Спасибочко, конечно! Но, кажется, не до сказок нам сейчас, – немного разочарованно ответил ей Ваня.

– Сказки всегда нужны! Как же без них? Пусть не сейчас, но поверь – чудесные сказки. Уж очень рада за меня моя подруга, что освободил ты меня. Она тоже не хотела в обманах купцов-чародеев участвовать, улетела вместе со мной.

– Так я согласен! С тобой, с нами. Я не против сказок, просто тут такое делается, точно сам в сказку попал: чем дальше, тем страшней. Так что давай рассказывай: как тебя окончательно расколдовать? Что делать нужно, чтобы прежнее девичье обличье тебе вернуть? Может быть, мы с Жужжалкой с этим справимся. А? Как, Жужжалочка? – подмигнул Ваня мухе Жужжалке, уже совершенно освоившись в сказочных чудесах-неожиданностях. И муха Жужжалка ответила ему:

– Ж-ж-ж-ж-ж!!!

– Расколдовать меня… Ох, трудно это сделать! – сказала, вздыхая, Верблюдица.

Но Ваня возразил ей:

– Трудно – значит, всё же возможно! Говори! Как тебя расколдовать?

– Для этого нужно перед всем обманутым ими народом, накупившим днём у них обманного товара, обличить их, чародеев этаких!

– Но как же они чары-то наводят, что в такое заблуждение вводят покупателей? – изумился Ваня.

– А чары наводить, чтобы покупателям вместо разложенного на базарном прилавке мусора и рухляди роскошь мерещилась, помогают купцам мухи-чародейки. Они у тех купцов в услужении. Мухи вьются над товаром, и всё преображается в глазах покупателей. А уж если сядет на нос муха-чародейка и зажужжит – уж тогда такие чудеса несказанные увидит человек, что, пока чары не спадут, сам не увидит, что обломков накупил, рухляди да рванины всякой. Вместо хорошего товара! Среди тех мух-чародеек была и подруженька моя – муха Жужжалка. Но не хотела обманом заниматься. Жужжалочка любит чудеса и сказки людям показывать, а не дурачить. Но купцы хитры: больше одного дня на одном и том же базаре не торгуют. Вечером того же дня уплывают. Есть у них в услужении такой корабль, с матросами у них там всё давно сговорено. На нём и уплывают обратно.

Потому что намять бока купцам-обманщикам вечером этого же базарного дня охотников много. Да и как иначе? Люди щедро платят за ту роскошь, что благодаря чарам видится им на базаре. Купленный народом товар купцы старательно заворачивают, и довольные покупкой покупатели уходят с базара домой. А придя домой, развернут покупку – а домашние их на смех поднимают. Да и как не посмеяться: за обломки да осколки, а сколько плачено! Пока разберутся что к чему, – лиходеев и след простыл. Торгуют-то только с утра, а потом – ищи-свищи! Плывут себе купцы-обманщики под весёлыми парусами в другой город, где базар есть. Других там обманывать!

– Понятно! Значит, других обманывать! – вздохнул, выслушав её рассказ, Ваня.

– Ж-ж-ж-ж! – тревожно заметалась и зажужжала муха Жужжалка. Она металась, быстро кружась перед глазами Вани и Белой Верблюдицы, словно пытаясь на что-то показать им обоим. Белая Верблюдица посмотрела вдаль. Туда, на то, на что пыталась обратить внимание её верная подруга Жужжалка.

– Да, Жужжалочка, теперь я и сама вижу. Вот те паруса показались вдалеке. Это тот самый корабль, смотри, Ваня, туда!

Ваня посмотрел и, рассматривая приближающийся корабль, присвистнув от удивления, сказал:

– Да уж! Чудные, право слово, паруса. Пёстрые какие-то. Э! Да они в заплатках, что ли? Ну да, прямо как моя рубаха!

– Да, Ваня, тот самый корабль. Значит, скоро и купцы покажутся. Пойдём отсюда от греха подальше! – испуганно прошептала Верблюдица.

– Ха-ха! Пойдём! Да только не подальше, а на корабль! Опередим купцов, а обманщики пусть на берегу остаются. Ох, чую: жарко им тут придётся! Давай-ка, Жужжалка, расстарайся, без твоих чар нам сейчас не обойтись! Сделай так, чтоб у матросов этого корабля в глазах троилось, и я один им тремя купцами разом виделся. А я для пущей достоверности рубашку сниму и, как у них, скручу и на голову надену, – торопливо говорил Ваня, проворно стягивая рубаху.

– Это тюрбан называется. Ой! Как ловко у тебя получилось! Настоящий купец восточный получился! Если бы не глаза голубые и этот непокорный рыжий чуб. Он всё время выбивается из-под тюрбана! – рассмеялась Верблюдица, рассматривая Ваню.

– Ну, с этим ничего поделать не могу. Уж какой есть! Хорошо тебе – переодеваться не нужно! – ответил Иван, приглаживая чуб, засовывая его под тюрбан, свёрнутый из его же рубахи.

– Да! Они там на корабле не знают, что купцы меня сегодня продали на базаре. Так что всё как всегда! Три купца и Белая Верблюдица, – согласилась она.

– Ж-ж-ж-ж-ж-ж!!! – волновалась Жужжалка, кружась вокруг них, словно поторапливала обоих.

Ваня подумал и сказал ей:

– Да! Жужжалочка! Ты уж расстарайся, наведи чары и покажи матросам, что всё как и прежде – три купца, а не я один возвращаюсь на корабль. Поспешим подняться на корабль. За хорошее дело – девушку расколдовать да домой проводить – мамонька не заругает! Хотя, конечно, ждёт, волнуется! – вздохнул он, загрустив и о матушке, и о родном доме. Но встрепенулся и решительно зашагал к кораблю. За ним шла Белая Верблюдица. А муха Жужжалка летела перед ними и жужжала, наводя чары.

И вот все трое – на корабле. Жужжалка старалась как никогда, чтобы уж такие чары навести, кружась перед носом находящихся на корабле матросов, чтобы они ничего не заподозрили, принимая Ваню за трёх купцов сразу! Тех самых купцов! От её жужжания и мельтешения и безо всяких чар в глазах у них рябило и троилось в сгущающихся сумерках. Матросы, довольные тем, что не пришлось долго ждать купцов в промозглом речном тумане, не заметив подмены, проворно подняли якорь. И вскоре корабль отплыл под пёстрыми парусами. И плыл тот корабль, плыл по широкой реке в сторону моря. В те далёкие края, откуда и приплыла на этом же корабле Белая Верблюдица, заколдованная купцами-чародеями. А корабль этот был уж такой – эх! Словом, ветер удачи никогда не дул в его паруса. Купцы платили не щедро. И день-деньской в ожидании их возвращения матросы были заняты починкой и латанием ветхих парусов. Оттого и пестрели их паруса издали, и уж ни с каким другим судном их перепутать было невозможно. И Ваня, и Белая Верблюдица, и Жужжалка были очень рады тому, что им удалось проникнуть на корабль. И Ваня от души благодарил Жужжалку:

– Ну ты, право слово, чародейка! Расстаралась, Жужжалка! Такие чары навела, что я один сразу тремя купцами им привиделся!

Так Верблюдица с Ваней в цветастом тюрбане на кучерявой голове и верная их подруга Жужжалка, довольные тем, что всё прошло без сучка без задоринки, стояли на палубе и всматривались вдаль. Вскоре с берега раздались крики:

– Пустите! Ой! Ой! А-а-а! Ой-ой!!! Отпустите! Мы – это не мы!!! – доносились крики купцов с берега, откуда наши друзья как раз отплыли.

– Слышите?! Слышите?! Это никак купцов наших бьют обиженные покупатели! – насторожился Ваня, и он не ошибся. Так оно и было. Досталось по заслугам обманщикам-купцам от обманутых и обиженных покупателей.

– Да! Вот и обличили их перед обманутым ими же народом, – задумчиво произнесла Верблюдица. Ваня внимательно посмотрел на неё. И удивлённо спросил:

– Э! А я что-то не понял. Обличить-то обличили купцов, но ты не обратилась и Верблюдицей как была, так и осталась. То есть в прежнее девичье своё обличье не вернулась. А я ждал… Или чего ещё недостает? Так ты скажи, не таись, что ещё сделать нужно?

– Ох! Последнее, Ваня, самое трудное. Уж и не знаю, стоит ли тебе, Ваня, это дело продолжать, – засомневалась Белая Верблюдица.

– Да говори же, не тяни! – уговаривал её Ваня.

И, немного подумав, Белая Верблюдица рассказала, что ещё нужно сделать, чтобы освободить её от постылых чар:

– Нужно оказаться в том же месте, где околдовали меня! В тот же день и в тот же час. Тогда, может быть, чары спадут. Так они сами говорили, обсуждая между собой, крепко ли они меня заколдовали, – вспоминала Верблюдица.

– И что ж они не таились? Прямо при тебе безобразия свои обсуждали? – удивился Ваня.

– Не таились, потому что думали: кто сироте в беде поможет? Да ещё и в обличье обыкновенной верблюдицы? – сквозь слёзы пояснила Белая Верблюдица.

– Не обыкновенной – Белой! А просчитались, потому как злыдни они и по себе судили. Так что плывём дальше, пока дело до конца не доделано – не отступлюсь. А долго ли до того дня, когда беда-то с тобой приключилась? – встревожился Ваня. А Белая Верблюдица призадумалась и, что-то про себя подсчитав, ответила:

– Уж не знаю, поспеем ли? Неделя всего и осталась.

– Неделю можно и потерпеть, чтоб человеку человеческое обличье вернуть. Мамонька, конечно, заждалась, волнуется. Но что делать? Раз взялся доброе дело делать, так нужно до конца довести! – снова вспомнив о матушке и доме, сказал со вздохом сердечной печали наш Ваня.

И они поплыли дальше. Жужжалка сказки жужжала. Какие? Эх! Нам бы свою закончить. Не до чужих сказок нам теперь! И вправду – удивительная мастерица сказки сказывать оказалась Жужжалка. А ещё бывало – пожужжит-пожужжит, перед носом крылышками помашет, и чары её чудесные позволяют видеть невидаль всякую. Всё то, что в тех сказках расчудесного делалось. Так что с её сказками время стрелой летело. Пригодились чары.

Так плыли они, пока однажды ночью не разыгралась страшная буря. Гром гремел! Паруса трещали, точно звери рычали, а потом и вовсе – порвались под ужасными порывами ветра. В кромешной тьме сверкали молнии, освещая огромные волны. Они поднимались над кораблём, точно злобные великаны, и смывали с палубы всё подряд. Одной из таких волн и Ваню швырнуло в бушующее море. Но Ваня не растерялся. Изо всех сил он старался и плыл. Куда – и сам не знал, но плыл, пытаясь рассмотреть: а не мелькнёт ли среди волн Белая Верблюдица, не послышится ли знакомое жужжание. И как только услышал он долгожданное «Ж-ж-ж-ж-ж!» – от радости, что все целы, живы-здоровы, у него словно новые силы появились, и он громко закричал:

– Жужжалка! Жужжалочка! Где ты? Я здесь!!! Здесь я! Белая Верблюдица, где ты?! – захлёбываясь среди волн, кричал Ваня.

Жужжалка подлетела ближе и села на тюрбан, который всё ещё красовался на Ваниной голове, чтобы пообсохнуть и набраться сил.

– Ваня! А-а-а! Ваня-я-я!!! – доносился едва различимый среди грохота волн голос Белой Верблюдицы.

– Да здесь я! Держись! Плыву на помощь! – отвечал ей Ваня.

Радость их была неописуемой, когда все трое убедились в том, что все живы. Пока Ваня и Верблюдица барахтались в волнах, Жужжалка полетала над ними, чтобы понять, в какую сторону нужно плыть. И вскоре благодаря Жужжалке Ваня и Белая Верблюдица поплыли к берегу вслед за своей верной подругой, показывающей им, куда нужно плыть.

Спасительное «Ж-ж-ж-ж-ж!» неслось над стихией. К рассвету они пообсохли, сидя на песке, а под лучами жаркого утреннего солнца и согрелись. Ваня, разморённый на солнышке, быстро заснул. Вдруг Белая Верблюдица вместо того, чтобы отдыхать после пережитого в бурю, подпрыгнула и закружилась, завертелась на месте в какой-то невиданной диковинной пляске, непонятно чему радуясь.

– Эй! Да чего ты распрыгалась?! – изумился Ваня, протирая спросонок глаза.

– Ха! Ха! – только смеялась в ответ Верблюдица, выделывая немыслимые выкрутасы всеми четырьмя копытами разом.

– Да чего ты пляшешь? Чему радуешься? – начинал сердиться на неё Ваня.

– Да как же мне не плясать, как не веселиться?! Ха-ха! Выбросило-то нас в тех самых местах, куда нам и нужно было. Я как увидела на пригорке вот те дома и пальмы, сразу узнала – тот самый городок! – наконец толком объяснила она.

– Да ну, где? – спросил, привстав с горячего песка, Ваня, рассматривая городок, что виднелся вдали.

– Вот там. Да нет же, там, – пояснила она.

– А-а-а! Это ж подумать только, что бывает. Да… ладно всё складывается, – позёвывая, удивился Ваня, задремывая на тёплом песке морского берега. Но его разбудил голос Белой Верблюдицы:

– А и всего-то день остался до того срока заветного, – напомнила Белая Верблюдица, но Ваня возразил ей:

– Да какой день?! Со счета ты сбилась! Сегодня поспеть нужно. Всё – вперёд! – спохватился Иван, вскочив.

И они поспешили туда, куда так стремились сквозь столько трудностей и испытаний. Довольно долго метались по сонному городку, пока наконец Белая Верблюдица не воскликнула:

– Ваня! Ваня! Жужжалочка! Это здесь! Здесь!

– Ж-ж-ж-ж-ж!!! Ж-ж-ж-ж-ж!!! Ж-ж-ж-ж-ж!!! – зажужжала в ответ Жужжалка, подтверждая, что и она узнаёт места, где пришлось им пережить столько невзгод.

– Поторопиться нужно. Войдём внутрь! Я должна встать – вот там! В глубине двора, меж двух пальм, – поясняла по дороге Белая Верблюдица, приближаясь почти бегом к воротам какого-то восточного дома, сплошь изукрашенного затейливыми узорами. Потом Верблюдица подкопала копытом под чугунными воротами. И вдруг одним рывком выкинула прямо к Ваниным ногам сверкающий ключ.

Ваня поднял его и, не ожидая дальнейших пояснений, пошёл отпирать этим ключом ворота. Как только Ваня отпер ворота, Верблюдица вприпрыжку помчалась туда, прямо к пальмам. И едва приблизилась она к ним – ох! Тут такое сделалось! Среди утра ясного потемнело разом всё вокруг. Гром грянул!!! А уж как встала Белая Верблюдица меж двух пальм, у беседки с золотым куполом, так и вовсе такое началось!.. Хоть и стремились они сюда всею душой, но, когда затряслась земля, разверзаясь под ногами, как налетел вихрь ледяной, свистящий, как заблистали молнии немилосердные, рассыпаясь ослепительными звёздами, – так душа Ванина, что греха таить, в пятки от ужаса ушла.

– Господи! Да что же это делается?! – воскликнул потрясенный Ваня, увидев, как неведомой силой Белую Верблюдицу вихрем над землей подняло и завертело в каком-то звездном сиянии. Он бросился к ней на помощь, но тут вдруг земля пуще прежнего содрогнулась. И вся разломами пошла. И так же внезапно всё стихло. А в разломах тех что-то заблистало. Присмотрелся Ваня, отчего сверкание это исходило, и ахнул. Потому понял:

– Да это же сундуки из земли показались! А что ж это в них? Никак золото?! Ух ты! Клады бесценные, а от сверкания камней драгоценных, от их ослепительного блеска аж в глазах рябит! Тьфу ты ну ты! Жужжалка! Твоя, что ль, работа?! Но не до чар купеческих нам сейчас! – прикрикнул в сердцах Ваня, раздосадованный тем, что нигде не видит Белую Верблюдицу. И тут вдруг он увидел девушку и обрадовался, что сможет расспросить её:

– Ой! Девушка, здрасьте! А вы тут откуда будете? Верблюдицу здесь, белую такую, красивую, не видали? А? – спросил Ваня у бог весть откуда появившейся здесь девушки-красавицы. – А что вы всё улыбаетесь? Ба!!! Да это ты и есть – девушка расколдованная??? И стоишь на том самом месте, где до этого светопреставления Белая Верблюдица встала. Славная девушка! Грех было бы такой красавице в верблюдицах век маяться! А хорошо, что мы тебя расколдовали!!! – обрадовался Ваня, любуясь этой красавицей.

– Узнал? Да?! Это я! А эти сундуки, богатством битком набитые, Ванюша, не чары мухи Жужжалки вовсе. Это богатство самое настоящее. Это купцы всё это для сохранности здесь в саду по ночам подальше от людских глаз закапывали. Но чары их злодейские с такой силой с меня спадали, что аж земля содрогнулась. Вот богатство их и открылось. Но ты, как я вижу, опечален чем-то? – с тревогой в голосе спросила красавица, глядя на Ивана.

– Да как же мне не печалиться? Я тебя от всего сердца расколдовывал-расколдовывал. Что таиться, душой к тебе прикипел. Думал и мечтал: вот станешь девушкой – и уж тогда я честь по чести посватаюсь к тебе. Повезу с мамонькой своей знакомить. Пусть ты и верблюдица с виду, а чувствую, нрава ты доброго, сердечного. А это ж дороже всех кладов потаённых! – попытался объяснить свое чувство Ваня.

Девушка опечалилась и задумалась над услышанным:

– Не понимаю я тебя, Ваня. Что же, я тебе верблюдицей милее была, что ли? Или передумал, не нравлюсь тебе? – печально поникнув головой, спросила девушка.

– Да нет же! Просто не ровня я теперь тебе, девушке богатой! У тебя вон какие богатства под ногами. Ты теперь завидная невеста. А я гол как сокол! Так что, чувствую, пора мне откланяться. Вот только помогу тебе собрать все это роскошество, – ответил Ваня, собирая с земли запылённые драгоценности.

– Брось. Зачем мне всё это? Чужое оно, – раздосадованно остановила его девушка.

– Как чужое?! А за все твои мытарства, пока в верблюдицах маялась, когда тяжести с базара на базар перетаскивала, кто заплатит? А слёзы горькие твои были? Аль чужие? – возразил ей Ваня. К счастью, тут в их спор вмешалась верная подруга Жужжалка и не дала ни Ване, ни красавице спор продолжить. И громко зажужжала: «Ж-ж-ж-ж!» Так что вскоре отправились они обратно, в Ванину деревню. Ваня с большущим тюком несметного богатства на плечах шёл впереди. А следом за ним избранница его, смотрящая на спасителя своего Ванюшу такими глазами – ох! Нежными, влюблёнными. Летящая над ними муха Жужжалка песенки и сказки всё жужжала.

Так скоро ли, долго ли, но вернулись они в родную Ванину деревню. Мамоньке невеста Ванюшина сразу по сердцу пришлась. А свадьба была!!! Весёлая! Сколько народу гуляло-веселилось! Многие годы потом вспоминали и внукам рассказывали. И муха Жужжалка при них неотлучно! Бывало, всей деревней заслушивались мы её сказками. Полюбились сказки Жужжалкины, прижились. Их и теперь у нас детям малым сказывают. Но давно это было, теперь разве вспомнишь, какие сказки – её, а какие – нет!