Текст книги "История науки доклассического периода. Философский анализ"

Данная методология, утверждающая зависимость и производность науки в ее истоках от социально-практической деятельности людей, хорошо знакома тем, кто прошел через советскую философию, поскольку многочисленные труды и исследования были посвящены разработке разных граней этой зависимости.

Второй фактор, повлиявший на возникновение науки, который рассматривается в концепции происхождения науки В. С. Степина (появление способности продуцировать идеализированные объекты и способы оперирования ими), также основательно разрабатывался видными представителями неклассической философии.

Э. Гуссерль обращается к истокам возникновения европейской науки (а для него она тождественна науке вообще), а в качестве примера выбирает близкую ему по базовому образованию математику (область геометрии); результаты своего исследования он публикует в работе с характерным названием «Начало геометрии». В ней он показывает, что возникшая в ответ на потребности практики землемерия геодезия, вырабатывая стандарты, меры и механизмы измерения, постепенно трансформируется в совершенный мир геометрии: «эмпирическая геодезия… по мере преобразования практических интересов в чисто теоретические интересы стала идеализированной геометрией и вместе с этим оказалась пронизанной чисто геометрическим способом мысли»1414
  Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск: Агентство Сагуна, 1994. С. 70.


[Закрыть]. Царство геометрической мысли наполнено чистыми, идеальными сущностями, предельными формами – прямыми линиями, отрезками и окружностями, углами и треугольниками, многоугольниками и многогранниками, которые строго и однозначно связаны между собой, а все их изменения и трансформации производятся согласно определенным правилам и теоремам. Э. Гуссерль весьма убедительно показывает, что математика, с одной стороны, возникала из философского устремления древнегреческой культуры на постижение подлинного бытия, когда реальное воспринималось как отблеск, как копия идеального, а с другой стороны – математика появляется как ответ на запросы практической жизни.

Э. Гуссерль постоянно подчеркивает, что в своих истоках наука и философия (как поиск истинно сущего) неотрывны, значит, возникновение науки надо исследовать вместе с вопросом о происхождении философии и все специальные науки являются ответвлениями философии. А главное отличие научной (идеальной) практики от реальной он видит в том, что она способна сознательно и систематически достигать объективности (= подлинности) в знаниях о мире. Он считает, что «в математической практике мы достигаем того, что недостижимо в эмпирической практике, – “точности”; ведь для идеальных форм существует возможность определения их в абсолютной идентичности… Идеализация может создавать чистые идеальные сущности… обладающие объективной и однозначной определенностью»1515
  Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. С. 69.


[Закрыть]. Объективность, однозначность и точность, свойственные идеальным сущностям и всему тому, что создано из них, позволяют преодолеть субъективность и релятивизм непосредственного опыта. Будучи закрепленными в языке, истины геометрии приобретают интерсубъективный характер, что позволяет не только передавать их от геометра к геометру в текущем времени, но и транслировать от одного поколения к другому. Но при этом каждому данному поколению нет нужды воспроизводить заново весь путь, пройденный геометрией: полагаясь на своих предшественников, можно конструктивно использовать их достижения в собственной деятельности, одновременно прибавляя к ним новые идеальные формы и предметности (подобно тому, как в материальной практике никто не создает каждый раз заново сверла, клещи и т. п., когда возникают ситуации, вызывающие необходимость воспользоваться данными инструментами). Но, кроме того, транслируется и сама установка на то, что можно, оперируя чистыми идеальными объектами, прилагать результаты подобных операций к сфере реальной практики и при этом получать желаемое и ожидаемое.

Итак, что можно извлечь из различных методологических подходов, в числе которых есть оппонирующие друг друга по сути своей:

1. Начало науки, время ее возникновения, достаточно неопределенно: разрыв охватывает период от неолитической революции (так называемое архаическое первобытное общество) (В. И. Вернадский, К. Леви-Стросс) до начала античной культуры VII–VI вв. до н. э. (К. Маркс, Э. Гуссерль). 2. В прямой или косвенной форме все исследователи признают влияние практической жизнедеятельности на рождение науки, но для одних это решающий фактор (К. Маркс, В. С. Степин), тогда как другие рассматривают ее в числе других (К. Леви-Стросс). 3. Критериальным признаком появления науки является формирование такого вида мыслительной деятельности, когда она (мысль) оказывается способной функционировать в рамках самой себя, т. е. в сфере «чистой» мысли.

Какими бы объективными и беспристрастными мы ни старались быть, понятно, что наш интерес направлен прежде всего на современную нам науку. В движении к ней на базе существующей литературы разумно выделить две формы (а возможно, и два сменяющих друг друга этапа возникновения) – зародыш науки, протонауку или пранауку (пранаука в том же смысле, когда говорят о праотцах) и преднауку, о которых пойдет речь в последующих двух параграфах. В связи с различением данных форм дадим одно пояснение. Когда мы говорим о протонауке, то имеем в виду появление таких факторов, без которых были бы невозможны ни одна из последующих разновидностей науки или ее составляющие. Причем уже в пранауке эти составляющие находятся в таком «живом» состоянии, которое позволяет данному феномену (пранауке) получать информацию о реальности (пусть самым неожиданным и причудливым способом), ведь именно в этом заключается предназначение науки. Тогда как преднаука – это то, что непосредственно предшествует по времени появлению собственно науки.

2. Протонаука и мифо-религиозный синкретизм

А. Рассмотрим хронологические и географические рамки существования протонауки.

В литературе достаточно редко встречаются исследования именно под таким углом зрения – обращенные к пранауке. Ведь в данном случае речь должна идти о самых ранних этапах существования человечества, по сути дела о первых его шагах. Эти события и времена поэтому и называют «первобытное общество», «первобытные представления» и т. п. Вместе с тем предпринимаются попытки научного описания данного периода. Так, например, В. Н. Топоров в исследовании, непосредственно посвященном этой теме, – «Первобытные представления о мире (общий взгляд)» – пишет: «Под первобытными представлениями здесь будут иметься в виду прежде всего те модели мира, которые возникли как целое после неолитической революции, т. е. после начала усиленных контактов человека с природой, приведших к одомашниванию животных, появлению земледелия, гончарного производства, ткачества… Верхней границей понятия “первобытный” является эпоха, непосредственно предшествующая созданию великих цивилизаций Ближнего Востока, Средиземноморья, Индии и Китая, применительно к которым уже можно говорить не только о появлении письменности, но и о началах науки, генетически связанной с современной наукой»1616
  Топоров В. Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд) // Очерки истории естественно-научных знаний в древности. М.: Наука, 1982. С. 8.


[Закрыть].

Специалист (археолог, палеонтолог и др.) переведет понятия нижней и верхней границы первобытного мира в сравнительно строгие цифры. Отметим только, что подобная периодизация (нижняя граница – неолитическая революция, а верхняя – возникновение указанных древних цивилизаций) достаточно распространена. Сошлюсь на мнение известного историка науки Д. Я. Стройка, который с нижней границей связывает кардинальное изменение отношения человека к миру: «Лишь с наступлением… фундаментального перелома, переворота, когда пассивное отношение человека к природе сменилось активным, мы вступаем в новый каменный век, в неолит»1717
  Стройк Д. Я. Краткий очерк истории математики. М.: Наука, 1984. С. 21.


[Закрыть]. Мы не собираемся оспаривать устоявшуюся периодизацию, только кратко обозначим сложности в признании подобной хронологии. Так, в философско-натуралистическом подходе В. И. Вернадского учитывается субстрат человеческой мысли, мозг, как такая важнейшая составляющая, появление которой и делает возможной пранауку, но тогда нижняя граница существенно отодвигается: «Длившийся более двух миллиардов лет… эволюционный процесс неизбежно привел к созданию мозга человека рода Homo, примерно больше полмиллиона лет назад. Без образования мозга человека не было бы его научной мысли в биосфере, а без научной мысли не было бы геологического эффекта – перестройки биосферы человечеством»1818
  Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. С. 59.


[Закрыть].

Историки науки не могут не принять всерьез это положение мыслителя. Но и для В. И. Вернадского приблизительность цифр идет в пределах десятков тысячелетий: «…заметное влияние человека на изменение поверхности планеты может считаться со времени открытия им огня и земледелия – едва ли не менее 80–100 тыс. лет назад. От этого времени, когда влияние человека на окружающую его природу уже неизбежно проявлялось, но наука и организованные научные исследования были еще далеки, прошли новые десятитысячелетия, прежде чем создались научная мысль и неизбежно связанная с ней известная организованность… Вероятнее всего, эти первые формы организованности науки были долго эфемерны, и прошли многие века, вернее тысячелетия, пока они установились»1919
  Там же. С. 61.


[Закрыть]. Понятно, чем вызвана неопределенность, – сложностью научных исследований, которые зависят от антропологических, археологических, этнографических и других открытий.

Подобная неопределенность присуща и трактовке географии появления пранауки. Ряд авторов вообще не стремятся хоть как-то прояснить данный вопрос, создавая тем самым стойкое ощущение, что мы можем довольствоваться признанием того, что все эти события происходят в условиях Земли; другие концентрируются на обнаружении территорий возникновения уже того, что обозначено как преднаука. Строгость мышления естествоиспытателя не позволила В. И. Вернадскому обойти стороной данный вопрос, и, конечно, в своих оценках он полагался на достижения современной ему мировой науки. Вот его соображения на сей счет: «…перед нами только вскрываются в их материальных памятниках древние культуры, неуклонно, без перерывов существовавшие не только в Европе, но и в индийском и китайском конгломератах человечества, на Американском и Африканском континентах. <…>Через несколько лет наши представления коренным образом изменятся, т. к. ясно, что открывающиеся древние цивилизации Китая и Индии имели существование в течение тысяч лет, пока они достигли уровня культуры, открытого находками. Эти культуры явно не являются самыми древними. На фоне этих культур, в отдаленных друг от друга центрах – в Средиземноморье, в Месопотамии, в Северной Индии, в Южном и Среднем Китае, в Южной и Центральной Америке, вероятно и в других местах, – шло стихийно, т. е. с силой и характером естественного процесса биосферы, зарождение геологической работы научной мысли»2020
  Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. С. 64–65.


[Закрыть].

В. От характеристики времени и места существования протонауки обратимся к рассмотрению тех жизненных реалий, в которых она создавалась.

Пранаука была слита с многообразием отношений первобытного человека к миру. Как бы терминологически по-разному исследователи не обозначали составляющие этой синкретической целостности, в ней выделяют религиозную, ритуально-обрядовую, магическо-символическую, мифопоэтическую и прагматическую составляющие. Выделенные составляющие не имеют даже относительно самостоятельного характера – все они взаимопроникают друг в друга и как таковые не существуют. Вот как реконструирует образ жизни древнего человека В. Н. Топоров: «…смысл жизни и ее цель человек космологического периода видел именно в ритуале, основной общественной и экономической деятельности человеческого коллектива. В этом смысле нужно понимать и т. н. прагматизм первобытного человека… Прагматичность ритуала объясняется… тем, что он является главной операцией по сохранению “своего” космоса… Только в ритуале достигается высший уровень сакральности и одновременно… собственной укорененности в данном универсуме» (курсив мой. – Н. Б.)2121
  Топоров В. Н. Указ. соч. С. 17–18.


[Закрыть]. Ритуал – это основа религиозного отношения к миру древнего человека; в нем всякий раз воспроизводится акт творения мира и с помощью обрядов символизируется вхождение в него человека. В этом смысле ритуал – священнодействие: «существенно, реально лишь то, что сакрализовано (сакрально отмечено), а сакрализовано лишь то, что составляет часть космоса, выводимо из него, причастно к нему»2222
  Там же. С. 14.


[Закрыть].

В интересном исследовании А. П. Огурцова, где генезис науки – главная тема рассмотрения, ритуально-религиозная составляющая жизни первобытных обществ оценивается так: «постоянная сакрализация бытия… свидетельствует прежде всего о стремлении человека архаического общества повысить онтологическую ценность своей жизни, включить в высшую, сакральную систему ценностей… Ритуал и есть способ опосредования между сакральным и профанным, божественным и человеческим мирами, путь трансформации и перехода одного в другое»2323
  Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки: Ее генезис и обоснование. М.: Наука, 1988. С. 14.


[Закрыть]. Неотъемлемой составляющей отношения к миру древнего человека является магия – предмет интереса многочисленных исследований. В контексте вопроса о протонауке смысл магии А. П. Огурцов раскрывает так: «Магическое отношение к природе исходит из того, что все, т. е. каждый элемент природы и природа в целом, может оказать воздействие на все, что “все находится во всем”, “все может быть отождествлено со всем”. Иными словами, его ядро составляет принцип всеобщей зависимости, а способом его реализации оказывается ритуал – центр всевозможных уподоблений и отождествлений»2424
  Там же. С. 20.


[Закрыть].

С. Что касается мифопоэтической составляющей жизни первобытных сообществ, то ее стоит выделить особо, поскольку именно через нее в первую очередь раскрываются особенности мышления древнего человека. Для понимания этого вопроса особое значение имеет до сих пор недооцененный в отечественной философии труд Я. Э. Голосовкера «Логика мифа». И хотя в центре его внимания преимущественно эллинские мифы, но выводы его, как нам представляется, имеют значение для изучения мифопоэтической мысли архаической ступени развития человечества в целом, ведь не случайно он называет эллинские мифы классическими.

Главной познавательной способностью, сотворившей миф, является, по Я. Э. Голосовкеру, воображение. Он считал, что «воображение искони обнаруживается как форма познания, имеющая наиболее древний познавательный опыт…»2525
  Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М.: Наука, 1987. С. 11.


[Закрыть]. Решающая роль воображения на ранней стадии развития человечества самых различных культурных регионов признается многими исследователями. Известные американские ученые Г. Франкфорт, Г. А. Франкфорт и др.2626
  См.: Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии: Духовные искания древнего человека. М.: Наука, 1984.


[Закрыть]пришли к выводу, что мысль древнего человека «окутана воображением», давая при этом такое разъяснение: на этой стадии человеческого развития мысль не работает автономно, и познание мира включает всю полноту человеческих способностей – эмоции и творческое воображение в не меньшей степени, чем мыслительные способности.

В голосовкеровской концепции воображение – главный отличительный признак мифологического мышления: «мифологическое мышление означает мышление под господством воображения»2727
  Голосовкер Я. Э. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть]. Но при этом «воображательная» природа мифологического мышления не делает мышление древних ущербным или примитивным. Голосовкер категорически против оценок, отождествляющих мифологическое мышление с детским или инфантильным; напротив, по его мнению, «мы до сих пор не сознаемся в том, что высшая познавательная и творческая способность “разума” есть работа воображения»2828
  Там же. С. 18.


[Закрыть], а раз так, то и мифологическое мышление должно оцениваться по этой шкале оценок.

В чем заключается эта особость? На данный вопрос мы находим такой ответ: воображение есть «деятельность одновременно и творческая, и познавательная»2929
  Там же. С. 12.


[Закрыть]. Это важная оценка. Творческая составляющая связана с созданием того, чего нет; она достигает в мифе самых высоких степеней. То новое, ни на что не похожее, что творится и созидается в мифах, дает основание для отождествления мифа со сказкой, чистым вымыслом, игрой, фантазией; и именно творческая составляющая высвечивает миф как эстетический феномен, сближающий его с искусством. Творческая сторона воображения, нарушая все запреты здравого смысла, созидает мир чудесного, в котором мертвое оживает, время останавливается или идет вспять, пространство сжимается в точку и все способно превращаться во все.

Но что все-таки не позволяет безоговорочно причислять мифы к сказкам или называть их чистой фантазией, сплошным вымыслом и пустой забавой?

Миф несет в себе и реальность. В каком смысле это возможно? Ведь для понимания протонауки эта характеристика, по сути, наиважнейшая, поскольку главное предназначение собственно самой науки – воспроизводить реальность; и этот признак должен был каким-то образом проявиться уже в форме пранауки. Прежде всего мифы сами по себе есть реальность, ведь мифы не просто рассказывали, их проживали. Мысль о том, что миф – это особая реальность, лейтмотивом проходит в работе А. Ф. Лосева «Диалектика мифа»3030
  См.: Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М.: Правда, 1990. С. 393–599.


[Закрыть]. Самое главное для него в мифе заключается в том, что «миф… есть сама жизнь. Для мифического субъекта это есть подлинная жизнь… жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность»3131
  Там же. С. 400–401.


[Закрыть].

Замысловатый ответ на вопрос о той реальности, которую представляет собой миф, мы находим у ранее упомянутых американских исследователей. Г. и Г. А. Франкфорты в статье «Миф и реальность» дают ему такую любопытную трактовку: «Миф есть поэтическая форма, выходящая за рамки поэзии тем, что она провозглашает истину; форма рассуждения, выходящая за рамки рассуждения тем, что она хочет порождать ту истину, которую провозглашает; форма действия, ритуального поведения, которая не находит своего завершения в действии, но должна провозгласить и выработать поэтическую форму истины»3232
  Франкфорт Г., Франкфорт Г. А. Миф и реальность // Франкфорт Г., Франкфорт Г. А., Уилсон Дж., Якобсен Т. Указ. соч. С. 28–29.


[Закрыть]. Но в этой «накрученности» и замысловатости представлена парадоксально сложная, антиномичная реальность мифа. Здесь наслаиваются друг на друга разные признаки мифа (миф есть (и не есть) поэтическая форма; есть (и не есть) способ рассуждения-объяснения; есть (и не есть) ритуальное поведение), которые, взаимно отрицая друг друга, вместе с тем сохраняют свои следы друг в друге: миф – это все-таки и поэзия, и объяснение, и действие. Таким образом и создается синкретичная целостность мифа, которая фокусируется в каждом из перечисленных признаков. Скажем, поэтическая представленность мифа в то же время претендует на истину, на объяснение мира, но эти претензии осуществляются через особые действия ритуального поведения.

Задаваясь вопросом о том, как связана синкретичная целостность мифической реальности с реальностью окружающего мира, американские исследователи приходят к выводу, что все дело в фундаментальном отношении древнего человека к миру; именно от этих отношений зависит, какой предстает реальность в мифологическом мышлении: «фундаментальное различие в отношении современного и древнего человека к окружающему миру заключается в следующем: для современного человека мир явлений есть в первую очередь “Оно”, для древнего… он есть “Ты”»3333
  Франкфорт Г., Франкфорт Г. А. Указ. соч. С. 25.


[Закрыть], а отношение к «Ты» строится как отношение к живому существу. «Ты» всякий раз неповторимо и уникально, «Ты» непредсказуемо, «Ты» не только созерцаемо, но и вовлекаемо в жизнь другого, и эмоционально проживаемо. Раз познаваемая реальность в отношениях «Я – Ты» неотделима от реальности познающего, то мифологический тип знания является непосредственным, эмоциональным и синкретичным.

Интересные суждения по интересующему нас вопросу можно найти и у Я. Э. Голосовкера. По его мнению, именно наличие связи между мифом и реальностью позволяет говорить о познавательной составляющей мифа: «воображаемый объект “мифа” не есть только “выдумка”, а есть одновременно познанная тайна объективного мира и есть нечто предугаданное в нем» (курсив мой. – Н. Б.)3434
  Голосовкер Я. Э. Указ. соч. С. 13.


[Закрыть]. Мифическое воображение имеет отношение к реальности постольку, поскольку оно представляет реальность тайны окружающего мира. Таинственная сторона мира запредельна для здравого смысла, поэтому и отторгается им как чуждое Ничто. Мир как тайна и не может быть познан иначе как в воображении. Но при этом таинственно-чудесный мир не трансцендентен, в нем нет никакой потусторонности – все его существа (даже смерть и бессмертие) телесны и физичны, т. е. предельно реальны. Если в развитой науке присутствует сознательно поставленная цель – объяснить происходящее в мире и предсказать с помощью законов то, что должно произойти (именно это свидетельствует о подчинении науки принципу реальности), то в мифе этого нет – ни сознательно поставленной цели познать мир, ни объяснения сущности происходящего, ни строгих предсказаний.

В мире мифического знания в телесных, чувственно-конкретных образах (столь же зримо представляемых, как кино– или телевизионные образы на экране) воспроизводится необъяснимая таинственная для мифопоэтического мышления сущность мира, а многое из того, что позднее будет раскрыто уже современной наукой, попросту предугадывается. Видящие все насквозь глаза кормчего Линкея – прообраз рентгеновских лучей, открытых наукой в конце ХIХ в.; произвольная игра мифа со временем и пространством ассоциируется с идеей относительности Эйнштейна, способность всего превращаться во все предвосхищает морфологический закон метаморфозы и т. д. Воображение как предвосхищение, как предугадывание – это особый род знаний, знание-чутье: оно, не зная, знает о тайне существующего в мире. Таинственность и двусмысленность мифического мира знаний свидетельствуют о неисчерпаемости и богатстве его познавательного содержания, сохраняющегося тысячелетиями, а также о творческой мощи и живительной силе воображения народа – творца этих мифов.

И творческая, и познавательная составляющие мифа являют собой неразрывное целое, это только разные акценты одного и того же. И присутствуют они не в сознании исследователей мифов, а в самой мифологической реальности.

D. Что собой представляет мир, создаваемый мифопоэтическим мышлением?

Обратимся к описанию В. Н. Топорова. С мифопоэтическим способом мышления он связывает космолого-космогоническую модель мира. В этом двойном использовании термина «космос» присутствуют одновременно и различение, и тождество. Тождество заключается в том, что, какой бы аспект мира ни рассматривался в мифах, это были аспекты космоса, главные из которых давали ответ на вопросы: что есть космос (космологический аспект) и как он возникает (космогонический аспект)? В этих двух аспектах и заключено различение в едином, тождественном. Чтобы не путать с современными представлениями о космосе и космическом, отметим, что космос древнего человека – это весь его мир. Исследователь обнаруживает в мифах «схемы трех типов: 1. собственно космологические схемы; 2. схемы, описывающие систему родства и брачных отношений, и 3. схемы мифо-исторической традиции. Последние схемы состоят, как правило, из мифов и того, что условно можно назвать “историческими” преданиями»3535
  Топоров В. Н. Указ. соч. С. 11–12.


[Закрыть]. Следовательно, мир древнего человека космоподобен: «для первобытного сознания все космологизовано, поскольку входит в состав космоса, который образует высшую ценность внутри мифопоэтического универсума»3636
  Там же. С. 14.


[Закрыть]. Но одновременно в этом мире присутствует и обратная зависимость: первобытный мир человеко– и социоподобен, т. е. это антропоморфный и социоморфный мир. Взаимозависимости космического и человеческого миров и на этом, начальном этапе существования человечества В. Н. Топоров квалифицирует как тождество макрокосма и микрокосма.

Происхождение космоса (космогонический аспект) включает в себя, в интерпретации В. Н. Топорова, самые значимые процессы-события в истории рождения мира. Описывает он их так: «…основное содержание текстов (в семиотическом смысле) этого периода состоит в борьбе космического упорядочивающего начала с хаотическим деструктивным началом, в описании этапов последовательного сотворения мира… <…> Соответствующие тексты часто состоят из двух частей. Первая посвящена тому, что было “до начала” (до акта творения): описанию хаоса… “Тогда не было ни сущего, ни не-сущего; ни неба, ни земли; ни дня, ни ночи;

ни жизни, ни смерти”… Вторая часть схемы, напротив, состоит из серии положительных суждений о последовательном сотворении элементов мироздания в направлении от общего и космического к более частному и человеческому. Ср. обычные последовательности: отделение Хаоса от Космоса, неба от земли, вод от земли, возникновение Солнца и Месяца, светил, ветров; появление основных элементов ландшафта, камней и растений… животных; возникновение человека (первочеловека, первого культурного героя, основателя традиции) и т. д., социальной иерархии… социальных институций, культурной традиции и т. п.»3737
  Топоров В. Н. Указ. соч. С. 9–10.


[Закрыть].

Антропологическое содержание мифов, дающее ответ на вопрос, что собой представляет человек, органично вписано в космологокосмогоническую схему мира. По этому поводу в рассматриваемой статье говорится: «Существует класс многочисленных мифопоэтических текстов из самых разных традиций, в основе которых лежат отождествления космического (природного) и человеческого (плоть – земля, кровь – вода, волосы – растения, кости – камень, зрение (глаза) – солнце, слух (уши) – страны света, дыхание (душа) – ветер, голова – небо, разные члены тела – разные социальные группы и т. д.)»3838
  Там же. С. 14.


[Закрыть].

Что еще важно и с необходимостью должно быть отмечено: представление о мире в первобытных обществах уже структурировано в пространстве и времени, их понимание непривычно для здравого смысла современного человека. Но эти смыслы отвечают внутренней логике мифопоэтических представлений о мире. В. Н. Топоров отмечает, что «для мифопоэтического взгляда характерно признание негомогенности пространства и времени. Высшей ценностью (максимум сакральности) обладает та точка в пространстве и времени, где и когда совершился акт творения, т. е. центр мира»3939
  Там же.


[Закрыть]. Как видим, негомогенность пространственно-временного упорядочения мира имеет аксиологический, ценностный характер и находит свое воплощение в ритуально-обрядовой стороне жизни архаического общества. Целостное представление о космосе первобытного общества дается «Мировым деревом»: «мировое дерево… модель мира в мифологических традициях Старого и Нового Света. …Оно символизирует пространственную структуру мира. Тройное членение по вертикали (верх – середина – низ, соответственно ветви – ствол – корни… голова – туловище – ноги…) идеально отвечает представлению о динамической целостности… и может рассматриваться как модель-схема любого динамического процесса, предполагающего триаду: возникновение – развитие – упадок»4040
  Там же. С. 26.


[Закрыть].

По сути дела, присутствие в модели «мирового дерева» одновременно пространственных (рядоположенных) признаков и временных характеристик в динамически последовательной связи событий (возникновение – развитие – упадок) есть не что иное, как мифопоэтическое предвосхищение слитности, спаянности пространственно-временных свойств бытия.

И наконец, нельзя не обратить внимание еще на одну существенную составляющую архаического восприятия мира, отвечающего периоду протонауки. Ритуально-символические действа в таким образом созидаемом мире сопровождались и воплощались в словесном материале, в языке. Вот что по данному поводу пишет В. Н. Топоров: шла «выработка в недрах первобытного сознания системы бинарных (двоичных) различительных признаков, набор которых является наиболее универсальным средством описания семантики мира. <…> Обычно такие наборы… признаков… включают в себя 10–20 пар противопоставленных друг другу признаков, одному из которых приписывается положительное, а другому отрицательное значение. <…> Одна часть этих противопоставлений связана с характеристикой структуры пространства: верх – низ, небо – земля, земля – подземное царство, правый – левый, восток – запад, север – юг; другие – с временными координатами: день – ночь, весна (лето) – осень (зима); третьи – с цветовыми… пятые – отчетливо социального толка…»4141
  Топоров В. Н. Указ. соч. С. 24.


[Закрыть]Конечно, шла выработка понятий, а на данной стадии это были еще предпонятия (= протопонятия, прапонятия), которые находились «на пути между перцептами и концептами» (по выражению К. Леви-Стросса).

Как отмечает В. Н. Топоров, в творении первобытного мира оказываются задействованными и числовые характеристики, связанные с самой элементарной процедурой счета, но, будучи погруженными в сплав практически-ритуальных видов деятельности, они одновременно приобретали и сакрально-мифологический смысл. Специалист в области истории математики Д. Я. Стройк на этот счет пишет: «В религии каменного века… религиозные обряды были насквозь пронизаны магией, магический элемент входил в состав существовавших тогда числовых и геометрических представлений, проявляясь также в скульптуре, музыке, рисунке. Существовали магические числа, такие, как 3, 4, 7, и магические фигуры, как, например, пятиконечная звезда и свастика»4242
  Стройк Д. Я. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть].

Итак, протонаука (пранаука) – это особая стадия в происхождении науки, имеющая вполне определенное (хотя и до сих пор дискутируемое) время своего существования, вписанная в реалии мифорелигиозного, ритуально-сакрально-магического способа жизнедеятельности древнего человека, обладающего мифопоэтическим воображением, познавательная способность которого позволила создать особый космолого-космогонический мир.