Текст книги "Игры Богов, или Порхание бабочки. Мир, ты весь как на ладони"

Анри еле дождалась утра и сразу же запросила данные на следователя Шмякова, свидетеля Хрякина и пропавшего без вести Анофриева. Каково же было ее удивление, когда пришел факс с ответом

Шмяков Борис Иванович являлся старшим следователем Управления МВД России по г. Владивосток. Женившись, взял фамилию жены – Прошин. В настоящее время подполковник Прошин является начальником следственного изолятора….

Хрякин Василий Петрович по кличке «Кабан» – отбывал срок наказания по статье… та-та-та-та-та-та, – быстро пропустила Анри написанное, ища совершенно другую запись. Ага, вот… – пальчик уткнулся в нужную строчку. В 2014 году был освобожден по УДО. Ныне является рабочим на верфи «Звезда» в качестве газосварщика.

Данных о пропавшем без вести Анофриеве Константине Олеговиче не обнаружено. И этот ответ ошеломил больше всего. Запрос в органы ФСБ тоже ничего не дал. Информация о сотрудниках не разглашалась, и простым смертным, в лице следователя прокуратуры, не могла быть предоставлена. Набрав в легкие воздуха, Анри медленно выдохнула, чувствуя, как внутри шевельнулся неприятный червячок досады. Значит Костя обманул меня, что влюблен, что тайно наблюдал, не решаясь подойти Он прекрасно был осведомлен о моей жизни и просто ждал, когда я приду домой. Наверное, в тот день я оказалась единственной, кому он мог доверить свои бумаги.

«Господи! Костя, ну зачем надо было придумывать всякие небылицы о несбыточной любви и ожидании. Рассказал бы все как есть. Столько времени упущено!»

На этом сожаления о любви, теплившиеся где-то глубоко внутри, закончились. Анри вдруг поняла, что, отодвинув личное, ухватила что-то очень важное, связывающее все эти события воедино, но эта ниточка была настолько тонкая, что она боялась потерять ее. Сев на диван и прикрыв веки, она постаралась расслабиться. Через четверть часа капитан Динавер набрала номер телефона своего подчиненного.

– Проскурин, это я. Тебе удалось что-нибудь разузнать о Лемешеве?

– Да, товарищ капитан. Хотел утром передать…

– Давай сейчас, – перебила Анна-Мария, мельком взглянув на часы. Было 5.10 утра. – Только самое главное. Прости, что разбудила, – спохватилась она, зная, что сон у оперов и так короток. Включив диктофон для записи, она вслушивалась в слова.

– Лемешев Константин Олегович, год рождения…

– Давай дальше, – перебила Динавер. – Я знаю даты его рождения.

– Хорошо, – в трубке кашлянули и продолжили. Родители: мать-Анофриева Ольга Александровна, проживает в Каменском Оренбургской области. Адрес местожительства передам по факсу. Константин не женат, работал в Московском Департаменте полиции УСБ в звании майора. Был направлен в командировку на Дальний Восток. Без вести пропал. Но… – на конце трубки закряхтели, прочищая горло. Источник передал, что дело закрыли и сдали в архив как несчастный случай со смертельным исходом. Так что, Лемешева-Анофриева искать больше никто не будет.

– Это все?

– Нет. Если только для общей справки…

– Говори, мне нужна любая информация, даже на твой взгляд незначительная.

– Я узнал через своих… В общем, в 2016 году Лемешев расследовал дело, связанное с убийством майора таможенной службы Старостина, которого обвиняли во взяточничестве. Итог – самоубийство. Но майор, якобы, успел передать Лемешеву некую информацию о хорошо налаженной челночной перевозке живого товара из Азиатских стран в Россию и обратно. Для этого случая могли использоваться суда, входящие в порт и стоящие на ремонте. Но эта информация может быть недостоверна. Просто предположение. Поэтому Лемешев и устроился на работу в…

– Живого товара? – перебила Динавер, не сразу сообразив, о чем речь.

– Да. Это секс-рабыни и люди – доноры. В эту категорию входят даже дети. Говорят, Лемешев очень зацепился за это дело. Но об этом нигде не упоминается, даже в СМИ, – на конце провода замялись. – Товарищ капитан, вы же знаете, что эта информация не может быть нигде использована, я обещал.

– За это можешь не волноваться. Говори все, что знаешь. – Анна-Мария добавила в голос требовательности.

– Ну… – это не достоверно, но слух все же просочился, что в этом деле замешаны несколько высокопоставленных чинов. Один из сутенеров дал показания, но до суда не дожил, он умер от раскаяния, покончив жизнь самоубийством. Это все, больше ничего раскопать не удалось.

Измотанная бессонницей, Анна-Мария просмотрела массу материала по делу пропавших людей, и все же фамилия Баркалова всплыла. Он выступал в качестве свидетеля одного очень громкого дела, когда выяснилось, что частная клиника онкологии занималась торговлей живыми органами. Ставя ложные диагнозы о смертельной болезни, они внушением и обманом заставляли родственников подписывать документы на донорство. Именно Баркалов дал свидетельские показания, и главврача клиники освободили из зала суда за недостаточностью улик. Анри закусила губу и зажала ее до боли.

«Так вот что расследовал Костя! Торговлю людьми и „органами“, и это дело было на контроле Департамента полиции. Только почему он не передал все эти данные в Москву, почему оставил мне?» Анри обхватила голову руками, чувствуя, что что-то не додумывает, и это «что-то» постоянно ускользает из ее мозга, словно живой организм.

Через месяц рутинной работы, разместив на рабочей доске всю информацию, которой владела, Динавер была в шоке и полном замешательстве. Все нити в расследовании исчезновения людей тянулись в Московский Департамент полиции, к Ф. Б. Р. – Фирсову Брониславу Романовичу. Это была «бомба», которую она, простой сотрудник прокуратуры, держала в руках и не знала, что делать: и выбросить нельзя и оставить у себя невозможно.

«Надо пойти к шефу, – решила Анри. – Протасов умный офицер, он поможет».

Глава 10

«Надо только выжить»

Динавер, дергая головой, старалась стянуть с лица провонявшую машинным маслом повязку. Место, куда ее бросили, было из неотесанных досок и, почувствовав щекой выпирающую зазубрину, извиваясь ужом и раня щеку занозами, она попыталась зацепить за нее край ткани, плотно прикрывавшей глаза. Когда это удалось, на мгновение показалось, что стремительно надвинулись сумерки. Взгляд успел выхватить лежащее рядом тело и нависшую металлическую балку, когда тусклый свет, резко исчезнув, погрузил все в кромешную тьму. Она так и не поняла, где находится. Всунутый в рот кляп нещадно драл опухшее горло. Отвратительный зловонный запах вызвал приступ тошноты, и ей стоило огромного труда подавить рвущийся наружу спазм. Динавер попыталась сесть, чтобы хоть немного расслабить онемевшее тело, но, ударившись лицом о перекладину, откинулась назад и заскулила от боли. Опять навалился страх, который неотвратимо мерзко лип к ней с тех пор, как она, очнувшись от удушья и страшной боли в затылке, пыталась понять, что происходит. Чтобы не поддаться панике, Динавер постаралась абстрагироваться от пугающих мыслей, и вдруг поняла, что память ускользает и она не может вспомнить кто она.

«Я Анри. Нет, Анри только для близких… Я Динавер Анна-Мария – следователь прокуратуры. – четко сформулировала она мысль, и облегченно вздохнула, как будто решила трудную задачу и почувствовала гордость, словно имя дало силу, а профессия – отвагу. Очень осторожно она постаралась сменить позу, но ощутив неприятное, влажное копошение у ног, машинально подтянула колени, чувствуя, как зашевелились волосы на голове, толкая в провал мгновенно сковывающей жути и потери сознания. Крыс и мышей Анри боялась панически. Когда возник образ дедушки, она улыбнулась, хотелось прижаться к нему как в детстве, но он сурово смотрел на нее через какое-то серое марево и беззвучно шевелил губами:

«Не спи. Из любого тупика есть выход, надо только пораскинуть мозгами и найти этот выход. Не спи, – повторял он. – Не спи! – вдруг заорал он, с силой толкая ее в бок». Анри резко дернулась и очнулась.

Образ Сергея Константиновича возникал всякий раз, когда Анна-Мария была напугана и, как ей казалось, находилась в безвыходном положении, но это было в прошлой, в меру спокойной жизни. Сейчас слова показались пафосными и вызвали злость, но почему-то стало легче. По крайней мере, это было лучше, чем распускать нюни и наматывать сопли на кулак.

«Выход, выход… – машинально думала она, елозя по настилу и пытаясь найти твердую опору для спины. Наткнувшись на что-то мягкое и холодное, глухо замычала, проглотив визг, который так и не вырвался из сдавленного кляпом горла. От страха Динавер даже не почувствовала, как саднят стертые в кровь руки, стянутые сзади шнуром. Когда голова уперлась в препятствие, эта маленькая победа сменилась полным опустошением и страшной усталостью. Перевалившись на бок и подтянув колени почти до подбородка, она замерла в позе эмбриона, чтобы хоть немного унять боль, которая пульсировала по всему телу, не давая малейшей передышки. Осторожно прислонив ноющий затылок к холодному, влажному перекрытию и почувствовав облегчение, Анри попыталась вспомнить и систематизировать хронологию событий, которые хоть и не четко, но еще держались в памяти.

«Завывания и женские стоны слышались всю дорогу, пока я тряслась в машине с вонючим мешком на голове, – подумала она, и напрягла слух, пытаясь уловить хоть намек на присутствие людей. Но по ушам била какофония других звуков, монотонного гула, скрежета металла, и едва уловимого хлюпанья. Может, это люди? То, что я видела фигуру человека не могло быть ошибкой, – заставляя свой мозг работать, подытожила Динавер. – Или это мертвец, и меня похоронили заживо! Ошеломляющая мысль заставила подскочить адреналин так, что узлом связало желудок. Нет, нет, – перебила себя Анри, заставив разум успокоиться. – Это не земельная яма, может… И тут в секундном затишье уловила звуки стонов и вполне человеческих всхлипов, и обрадовалась, что не одна, что рядом были люди. Захотелось заорать так, чтобы ее услышали, чтобы пришли на помощь, но крик захлебнулся болью в горле и, захрипев, она замолчала, сдерживая рвущийся наружу вопль. Неожиданно мелькнувшая мысль, что люди могут быть связаны и также с кляпами во рту, подействовала удручающе. И все же это было лучше, чем чувствовать себя заживо погребенной и совершенно одной. Пытаясь вновь уловить какой-либо шорох, Анна-Мария с надеждой вглядывалась во тьму, отвечающую гнетущей чернотой. «Господи! Как меня угораздило попасть в такой переплет. Лежу тут мешком и ничего не могу сделать, – отругала она себя, осязаемо чувствуя закипающую внутри злость. Но злость сменилась отчаянием, когда неожиданно все звуки потонули в хаотичном грохоте, и мелкая вибрация сменилась плавным движением. Опять машина? Куда везут? Да что, черт подери, происходит?! Инстинктивно дергаясь, словно это могло помочь освободиться от пут, Анри сильно ударилась о металлическую перемычку и только прибавив боли своему истерзанному телу, вновь замерла. Хватит паники, – велела она себе. – Ну-ка, возьми себя в руки, товарищ капитан. Ты же боец! Заткни свой страх подальше, как говорил дед, и начни работать головой, а не только задом. – Анри постаралась распрямить занемевшие плечи, словно приказ, который она отдавала не себе, а своему подчиненному прибавил сил и ответственности. На душе стало легче. Показалось, что она не одна, что кто-то стоит рядом, заставляя думать и главное, верить в себя.

Вернувшись мыслями к произошедшим событиям, Анри попыталась вновь систематизировать хаос в голове.

«Меня точно вытащили из машины. Запах бензина и нагретой резины протектора ни с чем не спутать, но как я попала в эту самую машину и почему связанная? -недоумевала она. Поняв, что эта дверь наглухо закрыта, Анри зарычала и, припав к шершавым доскам, попыталась вновь избавиться от кляпа. Может, это похищение? – отстраненно подумала она, прощупывая щекой настил, словно это касалось не ее, а кого-то другого и, ужаснувшись собственному открытию, обомлела. – Меня что, правда, похитили?! Меня, следователя прокуратуры… Черт! Но этого не может быть! Пытаясь резко подняться, чтобы осознанно обдумать догадку, Анри почувствовала нарастающую боль в затылке, и вязкая, неокрепшая мысль, что ее похитили, исчезла, предоставив место другой. Неожиданно всплыл момент, когда, запыхавшись от быстрого бега по лестнице; возбужденная, от предчувствия узнать что-либо о Косте Лемешеве она распахнула дверь в квартиру и остолбенела, увидев подполковника Филатова. Этого упитанного офицера, часто посещавшего прокуратуру, дабы подчистить хвосты своих подчиненных, она всегда игнорировала, а тут… Точно! Именно это замешательство стоило пропущенного удара кулаком в лицо. Ударил Филатов. Вот сволочь! – запоздало ругнулась она, пытаясь вздернуть руку к скуле, но эта попытка только напомнила о связанных сзади руках. – Но почему он ударил? Я ведь была без оружия? А впрочем, что подполковник делал в этой квартире? Позвонивший, назвав адрес, сказал, что дело касается Лемешева. – Анри покопалась в голове, пытаясь вспомнить фамилию человека, но так и не вспомнила. – Кто он? Откуда узнал о Косте? В прокуратуре о моем расследовании никто даже не догадывался. Никто, кроме меня и еще Маши Никифоровой. Может быть, информация все же просочилась? Неужели в отделе завелась крыса? Лавров, Малыхин, или…? Но они ничего не знали о Костике и выполняли только разрозненные поручения, или все же знали? Господи, почему такая каша в голове? И почему, черт подери, это меня не насторожило! Почему, не проверив, рванула сразу на квартиру, даже Маньке не сказала. И тут же отказалась от своих сожалений, поняв, что правильно сделала, что не потянула за собой подругу. У той с Филатовым были давние драчки, и будь она с ней, обе сидели бы тут связанные, а так хоть есть надежда, что Никифорова… Подожди ка… – осадила она себя, скакнув к изначальным размышлениям о Филатове, боясь, что мысль о подруге может увести в другие дебри. Подполковник – офицер дорожной службы. И даже если является начальником Управления ДПС к прокуратуре никакого отношения не имеет. Тогда, как он узнал этот адрес, и, главное, про Костю? А телефон? Его знали только доверенные лица. И тут мысль просто ошарашила: Меня что, на квартире специально ждали? Неужели мое расследование разворошило этот гадюшник, и они решили таким образом избавиться от меня? Вот ублюдки! Гандоны штопанные…» – ругнулась она излюбленными словечками Никифоровой. Захотелось ущипнуть себя, чтобы наконец проснуться от этого кошмарного сна. От этих жутких и тревожных воспоминаний, в которых все казалось нереальным и в то же время реальным до безумия, где она была в центре этого безумия. Взбрыкнув ногами, будто это могло прибавить сил, Динавер по-волчьи завыла, стараясь унять панический ужас, сковавший тело мертвой хваткой и отключивший сознание. Она не помнила, сколько пролежала так, вжимаясь в доски, не веря в происходящее. Поворочавшись и сменив позу, чтобы дать хоть малую передышку затекшим рукам, она вновь осторожно приткнулась головой к холодной перемычке и заставила себя вернуться мыслями к моменту встречи с подполковником. Её что-то очень беспокоило: ни Филатов, ни Костя, даже не она сама, а что-то очень важное. И вдруг вспомнила: человек, ударивший ее по затылку, мельком отразился в застекленной дверной перегородке, и это было лицо хорошо знакомого человека.

Темнота вдруг наполнилась другими звуками: к грохоту добавился новый, казалось, кто-то с силой зацарапал железом по стеклу, прибавив мурашек к знобящему телу. Ее качнуло так. Что она упала на бок. И вдруг амплитуда покачивания вверх-вниз стала нарастать. Это напомнило катание на лодочной карусели в парке. И паника иглой вонзилась в сердце:

«Меня что, везут на корабле?!» Анри вновь забилась в истерике, осознавая, что это конец! Море, которое она так любила, могло стать ее могилой. И тут злоба, накатившая волной, словно захлопнула дверь жалости к себе. Нет, я еще жива! – решительно подумала она. Дедушка всегда говорил: «пока человек жив, есть надежда все исправить, надо только верить». Я не имею права вот так просто сдаться. Надо отсюда выбраться, выбраться во что бы то ни стало! Дед, помоги мне!» -мысленно заорала она.

Первая попытка просунуть руки под ягодицы, не удалась. Анна-Мария вновь и вновь пробовала проделать этот трюк, которому научил ее Сергей Константинович еще в юности, выматывая тренировками до слез и не позволяя спать до полудня. Извиваясь, забыв о боли в мышцах и вывернутых наизнанку суставах, втянув живот, она кряхтела, стонала, и, последний рывок выдернуть руки из-под колен, удался. Избавившись от кляпа и развязав узел на запястьях, мокрая от напряжения, Анри несколько минут лежала навзничь, хватая ртом воздух и наполняя легкие тошнотворным запахом осязаемого людского страха.

– Есть кто живой? – сипло спросила она, стараясь принять удобную позу. Ей казалось, что в горле застрял ком какой-то дряни, который не отхаркивался и не растворялся, заставляя легкие все время прокашливаться. – Если есть, дайте знак, – едва выговорила она. Послышалось шевеление и тихий стук ног об пол сначала рядом, потом чуть дальше. И тут загромыхало все вокруг. Видимо, те, кто был в таком же отчаянии, пытались напомнить о себе, что живы.

– Тихо! – хрипло вскликнула Анри, не узнав своего голоса и испугавшись, что шум привлечет внимание. Сплюнув сгустки крови, она проговорила более внятно. – Я попробую вас развязать. Придвиньтесь ближе. Послышался тихий скулеж и звуки, напоминающие тявканье щенков. Кто-то толкнул ее в бок, приваливаясь к ногам и бедрам. От липких, вгоняющих в дрожь лобзаний, у Динавер на голове зашевелились волосы.

– Стойте! Не двигайтесь! – быстро проговорила она. – Я сама вас развяжу. Нащупав тело соседки, Анри поторопилась выдернуть ей кляп и, развязав руки, добавила. – Кто освободится, начните счет. Я – первая.

– Вторая, третья… девятая – прозвучало через некоторое время.

– Девять человек? – ужаснулась она. – Пошарьте вокруг себя, возможно, кто-то лежит без сознания.

– Здесь девушка. Голос говорившей показался надломленным и совершенно юным. – Ой, она, кажется, не дышит! Послышалось всхлипывание и завывание, которое грозило перейти во всеобщий рев.

– Заткнись! – грубо оборвала ее Динавер, дав понять, что сейчас не время для сентиментальности. Достаточно было малой толики жалости, чтобы завыли все. – Проверьте все еще раз. Только не вздумайте орать, нас могут услышать! Стараясь говорить твердо и уверенно, размазывая слезы по щекам, она всеми силами пыталась унять рвущиеся наружу рыдания.

Время растянулось. Никто ничего не спрашивал и не пытался узнать, где они и куда их везут. Притихшие, вымотанные неизвестностью и духовно сломленные, девчонки старались ближе придвинуться к Динавер, словно она была их предводителем, человеком, который мог подарить свободу. Анна-Мария не думала ни о чем. Откинувшись на вибрирующий под ногами пол и провалившись в темноту бездонного колодца, она падала и падала, и не было конца этому падению.

Глава 11

«Ничто не убивает так, как страх»

Маломерный рыболовный сейнер-траулер «Тристан» спешно уходил по фарватеру Дальневосточного порта в открытое море. Нервно похаживая по рубке, капитан Шульц готов был подтолкнуть судно, которое, как ему казалось, двигалось медленно и неуклюже. Единственная мысль, которая терзала его мозг, это как можно быстрее уйти подальше от границы России, которая не на шутку испугала «морского волка», и он еле сдерживался, чтобы не покрикивать на помощника. Его раздражало всё: и то, как Брайн медленно крутит штурвал, как медленно выполняет команды, как медленно жует жвачку, надувая дурацкий шарик и с шумом хлопая его, размазывая по губам как сопли. Бесил сам матрос с его нелепыми на английский манер бакенбардами, рыскающими жадными глазенками и лохматой, давно нечёсаной шевелюрой, в которой застряли рыбьи чешуйки. Брайн, искоса поглядывая на встревоженного капитана, старался втянуть шею в плечи, чтобы казаться более незаметным. Он тупо выполнял команды кэпа, боясь даже вступить с ним в полемику.

«Все же было нормально, – рассуждал он. – На верфи русские помогли с ремонтом без проволочек, даже на берег позволили сходить, но все это было хорошо до тех пор, пока капитан внезапно не исчез с корабля на несколько часов. А появившись на «Тристане» далеко за полночь, отдал приказ погрузить бочки и шепнул ему и «Лысому» быстро спустить в потайной карман девчонок. Закрывшись в кубрике, он вышел лишь тогда, когда им дали разрешение покинуть порт. Брайн, бросив взгляд на кэпа, поторопился спрятать улыбку, которая так некстати расплылась на его морщинистом обезьяньем лице. Новый груз, в виде рабынь, сулил прибавку к жалованию, и это приятно щекотало нервишки. Но тут внутри что-то гадливо зашевелилось. Жадность занозой залезла в душу, что капитан мог и не поделиться деньгами, а все присвоить себе.

«Вот чертов ублюдок! – мысленно окрысился он. – Если этот гад только посмеет не заплатить за девок, я ему башку оторву! Но, перехватив встревоженный взгляд капитана, перестал себя накручивать. – Может, кэп обдумывает варианты сбыта живого товара и как его быстрее сбагрить с борта? – решил порассуждать он. – „Тристан“ не приспособлен для перевозки людей и таким опасным грузом они еще не занимались. Одно дело распределить равномерно ящики по бортам корабля, чтобы пустоты, предназначенные для устойчивости остова, не давали крен, другое дело люди. Как бы там ни было, но это все же живые существа, а места в тайнике мало. Ну и плевать, – отсек он прилипшую тревожную мысль. – Меня это не должно касаться. Хорошо, что только „Лысый“ может спуститься в тайник из-за своего маленького роста. Плохо, что этот ленивый недомерок мог запихнуть девок в одно место и это может привести…»

– Лево руля! Лево руля! – заорал Шульц под ухо. – Брайн, сучий потрох, спишь что ли?!

От окрика матрос вздрогнул и напрочь забыл, о чем хотел предупредить взбесившегося капитана. Он всегда завидовал хватке Шульца вести дела с китайскими хунхузами и другими бандами, которым доставлялся груз контрабанды. Завидовал легкости и умению уходить от преследования погранохраны, когда набивали трюм запрещенным к ловле крабом. Но сейчас, наблюдая исподтишка за странным поведением капитана, он был в замешательстве. Всегда самоуверенный и надменный Шульц казался жалким и помятым, хоть и пытался сохранить остатки былого высокомерия. Его холеная бородка растрепалась, и он неосознанно с остервенением впивался в нее ногтями и терзал, как будто там завелись насекомые. Засаленные волосы, небрежно собранные в пучок на затылке, нелепой дулей торчали из-под фуражки, и сбоку казалось, что у того два носа: спереди и сзади. Раньше это вызвало бы шутки, сейчас все было таким гнетущим и мрачным, что было не до смеха. Такого капитана Брайн видел впервые и это еще больше вселило тревогу. Втихаря наблюдая за взбудораженным, как штормовое море, боссом, ему вдруг передался его страх, который осязаемо повис в воздухе и щекотал нервы предчувствием чего-то страшного и неотвратимого. От внутренних терзаний, Брайн не сразу среагировал на волну, которая стеной надвинулась с левого борта и даже не удивился, когда Шульц, резко оттолкнув его в сторону, сам стал за штурвал, как будто это могло прибавить ходу неустойчивому судну и уйти от шквалистого ветра.

Тревога не покидала Шульца ни на секунду. С каким-то каменным лицом он крутил штурвал, выравнивая ход судна, и казалось, был поглощен только этой работой, но мысли его были далеко. Прошлые походы за счастьем, когда деньги текли рекой, могли в одночасье рухнуть. Его до ужаса беспокоило дело, в которое он так небрежно и глупо вляпался. Если бы он только знал, чем закончится поломка корабля, когда они дрейфовали в нейтральных водах Японского моря, он бы, наверное, взял в руки весла, лишь бы не попасть в территориальные воды Российской Федерации. Но стоило ему пересечь границу, как его тут же захватили пограничники и, отбуксировав корабль в Дальневосточный порт, долго и дотошно допытывались, когда и при каких обстоятельствах произошла поломка, и что его «Тристан» делал в территориальных водах России. Он и сам не сразу понял, как там оказался, и когда именно появилась эта чертова пробоина на ватерлинии, где вообще не могла быть.

«Может, ночью столкнулись с маломерным судном и просто не заметили? – терзал он свои мысли, пытаясь привести в порядок. – Но ведь никто не подавал сигнала бедствия! Нет, нет, – Шульц нервно помотал головой. – Что-то здесь не клеилось. Пробоина образовалась тогда, когда корабль уже был пуст, и груз контрабанды перебазировался в маломерки китайских пиратов. А дальше? – попытался он выстроить мысль в нужном направлении. – А дальше, пока они занимались пробоиной, почему-то заклинила картушка в компасе, и он не сразу сообразил, что судно сбилось с намеченного курса и подводное течение несет его в территориальные воды России. – Точно, – наконец-то завершил он свою догадку, так сжав штурвал, что побелели костяшки пальцев. – Все это было подстроено, но кем? Хунхузы постарались или кто-то из своих? Сучьи дети! Все равно узнаю, кто это сделал!»

Стараясь держать нос корабля на волну, Шульц с раздражением отметил, что шторм усиливается. Казалось, что море попало в огромный миксер, в котором, раскручиваясь и сталкиваясь противоборством воды, взбивалась пена и оседала белыми барашками на гребнях волн, которые появились на всем водном пространстве. Ветер усилился, и волны, беспорядочно набрасываясь на борта траулера, заливали палубу, норовя смести с нее все, что попадалось на пути. Но не это сейчас беспокоило моряка. Он никак не мог понять, как, находясь под бдительным оком пограничников, которые не спускали с «Тристана» глаз, его выкрали с его же судна и притащили в какой-то гараж, где и показали почем фунт лиха. Вспомнив жутких здоровенных парней с безразличными глазами, капитан нервно потеребил бороду, Он думал, что они его прикончат, но эти головорезы, чуть не отбив внутренности, постоянно совали под нос фотографии Пауля.

«Как они узнали о сыне? Как узнали о его махинациях с замороженными тушами скота, которые давно надо было утилизировать, а не экспортировать в Россию. И эти контрабандные лекарства, и перевозка «живых органов»? Сукин сын! – прошипел он, ругая отпрыска. – Сколько раз говорил не связываться с русскими. Именно из-за этого дерьма все и произошло. Но они обещали его отпустить! – ухватился Шульц за спасительную мысль, до боли сжав челюсти. – Только отпустят ли или пожизненно затянут петлю на шее, шантажируя сыном? Ему показалось, что он просто взорвется от нагромождения липких, выматывающих душу мыслей, которые вперемешку с животным страхом раздирали его изнутри. Шульц вдруг уверился, что поломки не были случайны и Пауль, наверное, сыграл в этом не последнюю роль.

– Точно! – глаза папаши сузились до размеров щелочки. – Я ведь так и не увидел сына, а только пачку фотографий с окровавленным телом, и это сразу создало панику. Но снимки можно подделать и, если здраво рассуждать, только Пауль знал местонахождение «Тристана». К тому же, он давно хотел прибрать судно к рукам и заняться собственным бизнесом. Как только связался с этой сволочью, О Ри Оном, этим долбанным торгашом людьми. Вот гаденыш! – разозлился Шульц. – Если это его рук дело, я сам с него шкуру спущу, не посмотрю, что сын! Но неужели Пауль мог провернуть такое дело? – Шульц, уже в который раз, поскреб бороденку. Да нет, конечно, нет! – опроверг он собственные мысли. – У парня не хватило бы на это ума и власти. Тогда, это что, русская мафия?! Но если они спланировали такую хитроумную ловушку, то мне уже из нее никогда не выбраться! Что же делать?!» Неожиданно в памяти всплыли другие воспоминания, когда он, доставив опиум и краденное золото хунхузам для покупки оружия, пережидая непогоду, веселился в кабаке со всей командой, вливая в себя штофы с ромом. В тот день главарь банды, не моргнув глазом, зарезал родственника лишь за то, что тот украл пару золотых безделушек. Размахивая длинным ножом-мачете перед носом всей команды, он злобно выплевывал слова:

«Лучше самому отсечь себе руку, чем потом потерять голову» Тогда захмелевший Шульц не понял ни смысла сказанного, ни зверской выходки бандита. Сейчас же ему стало не по себе от предчувствия полного краха. Его прошиб пот от мысли, что надо будет пожертвовать сыном, иначе, ему самому будет конец. Тревога нарастала, и эта тревога касалась не только сына, но и груза, который он сейчас тайно перевозил. Это был ужас, который жег его изнутри раскаленным железом. Капитану казалось, что русские пограничники уже во всем разобрались и выслали вслед катера перехвата, и «Тристан» вот-вот настигнут, не дав возможности уйти. Тяжело сглотнув вязкую слюну, он со злостью крутанул штурвал. Послушное судно, сделав неожиданный крен, заставило тех, кто находился на самом его дне, перекатиться, больно ударяясь о металлическую обшивку.

Волны дыбились, обрушивая на траулер тонны воды. Судно бросало из стороны в сторону, и, зарываясь носом в волну, мотор надсадно ревел, преодолевая нагрузку. Ввалившийся в рубку, штурман, затянутый непромокаемой плащ-палаткой с головы до пят, протянул капитану шифровку.

– Босс! По рации передали, надвигается тайфун. – тревожно и быстро говорил помощник. – Он движется со скоростью 15 км/ч. Довольно скоро мы окажемся в его эпицентре. Порты Владивостока и Находки открыты, они готовы принять суда, оказавшиеся в пределах Российской Федерации. Может, нам стоит вернуться?

Изобразив на лице ухмылку, Шульц недобро глянул на подчиненного. Этот лысый недомерок начинал его напрягать.

– Через четверть часа мы уже выйдем из территориальных вод России, и для пограничников будем недосягаемы. Все, что нам нужно, это встретиться с малазийцами и избавиться от товара. Окинув взглядом горизонт, где на воду ложились тяжелые черные тучи, он сухо добавил:

– Мы еще успеем спрятаться на любом из Японских островов. Так что, прибавь ходу.

– Но это невозможно, корабль и так идет полным ходом на износ. К тому же мы не закрепили тару, если ляжем на борт, можем перевернуться.

– Что ты имеешь ввиду? Глаза капитана округлились до размера пятаков

– Вы сами приказали срочно покинуть порт, как только хлам из бочек будет погружен на «Тристан». – поторопился отчеканить штурман, чтобы обуздать нрав Шульца быстрого на расправу. – Тара, которой не хватило места в трюме, просто остались на палубе. Потом мы с Брайном занялись бабами. Так что такелажем никто не занимался, да у нас и тросов нет, чтобы закрепить бочки. Штурман отступил на шаг, подальше от сжатой в кулак руки кэпа и быстро добавил. – Сейчас, при такой качке, закрепить груз практически невозможно! Нам надо найти тихую бухту и переждать шторм. Может, возьмем курс в порт Косон, пока он еще открыт?