Текст книги "Листья. Стихи"

«Я появлюсь то тут, то там…»

 
Я появлюсь то тут, то там.
одна зима – какая малость.
За мною ходит по пятам
невероятная усталость.
 
 
за мной волочится, как шлейф,
тяжелый, мокрый запах снега,
я за весенний бы напев
полвека б отдала, полнеба.
 
 
Словами разве передать,
как с неба, радуги приветом,
невидимая благодать
на душу спустится опять
лучами смысла и ответа.
 

1992г.

***

1.

 
Из серого оконного мостка,
из падающих сумерек осенних
вдруг вступит в душу тонкая тоска
фатального людского невезенья.
 
 
И странные какие-то слова
сама себе я бормочу под вечер.
Да в чем вопрос? Душа всегда права,
хотя ей вечно оправдаться нечем.
 
 
Не приходи ко мне издалека,
калейдоскоп из слов. Изгнать, как встарь, его.
Молчи, моя противная тоска,
ну не хочу с тобой я разговаривать.
 

2.

 
И, не сказав ни слова никому,
я в пламя листопадного парада
шагну из дома. Но не потому,
что мне идти сейчас куда-то надо.
 
 
Из городской бредовой тесноты
бежит прохожий – вечный местный житель.
Он возопит: «Мне так нужны цветы!
Где их найти, пожалуйста, скажите!»
 
 
Окину взглядом этот Божий мир.
В бесцветном небе сумерки растают.
Как он далек, неясен, чужд и сыр.
– Цветы? – скажу. – Простите, я не знаю.
 

1992г.

«Твоя любовь и нелюбовь похожи…»

 
Твоя любовь и нелюбовь похожи,
Слова мои – не нужные, не новые.
Из прошлого, остались, книги, может,
И странная мелодия. Суровая.
 
 
Я так привыкла больше не надеяться,
что маску не снимаю – в одиночестве.
Я от тебя слыхала – перемелется,
и я сильнее стала, чем в отрочестве.
 
 
И так привыкла я спасаться бегством,
что и не дозовешься, не услышу.
Любовью часто называем детство,
все, чего нет. Там дождь взорвался. Тише.
 

1992г.

«За дверью – дверь, стена за спиной…»

 
За дверью – дверь, стена за спиной.
Шумно взлетела стая.
Выхожу из подъезда ночью зимой.
Дальше куда – не знаю.
 
 
Снежный балет, фонарный свет…
и – тишина неземная!
Мне не он сказал… Нет, мне Бог сказал «нет».
Дальше куда – не знаю.
 

1993г.

«Листая белые листы…»

 
Листая белые листы,
никак не подведу черты,
и бредит свечка на столе
о буридановом осле:
 
 
Сегодня мы простились, но
билет я выброшу в окно,
и, глядя на него, опять
об этом буду вспоминать.
 
 
Из прошлых жизней, может быть,
нам в этой выпало любить.
И допекаю, теребя:
– Да где я видела тебя?
 
 
И села логика на мель,
и сумасшедший мой апрель
дождался часа своего —
я призрак, только и всего.
 
 
Но в зеркале мой внешний вид
о чем-то давнем говорит,
Он тоже – только ничего.
Но где я видела его?
 
 
И пламя за моей спиной
тоскует будто бы за мной.
смеется светом божьих глаз:
– Я так давно встречаю вас.
 

1994г.

«Да что ж такое? Это вечер, сумерки…»

 
Да что ж такое? Это вечер, сумерки,
в галактики открывшаяся дверь.
И стали только лучше видны кубики
рассыпанного здания «теперь».
 
 
Я буду безмятежно спать, как в детстве,
(пусть снится старой песни перезвон),
спокойно помня о своем соседстве
со всем на свете с четырех сторон.
 
 
Забуду, как вчера, войти не в силах,
стояла у распахнутой двери
стихотворенья, что меня просило:
«из зазеркалья рифму сотвори».
 
 
Как после, в зазеркалье, точка зрения
в словах пыталась что-нибудь понять,
и обернулось каждое мгновение
зеркальным отражением меня.
 
 
И обернутся сумерки рассветом,
ночь незаметно в утро прорастет.
Рассыпанные кубики в куплеты
мое стихотворенье соберет.
 

1994г.

«Я сегодня тебе одну тайну выдам…»

 
Я сегодня тебе одну тайну выдам.
Я постараюсь, чтоб не было страшно:
в твою дверь стучится сама Изида,
притворившись старой сварливой монашкой.
 
 
Разговор наш идет нелепо и туго.
Гром и молния – рядом совсем она!
И ты жизнь свою прячешь под мебель, в угол,
высылая к двери своего демона.
 
 
А над домом твоим быстро время вертится,
И однажды наскучат любые темы нам.
Жалко только, что им никогда не встретиться
из-за ссоры монашки с каким-то демоном.
 

1994г.

«Если б эта стена была стеклянной…»

 
Если б эта стена была стеклянной,
я б ударила в нее кулаком,
чтобы посыпались осколки,
и навсегда
стена бы между нами обрушилась.
 
 
Если бы этот мир был стеклянным,
я бы ударила в него головой,
чтобы посыпались осколки,
чтоб видеть свет,
который освещает все.
 
 
Если б я сама была стеклянной,
граненой, как хрустальная люстра,
я отразила бы этот свет
своими осколками
на далекие расстояния.
 
 
Но эта стена не стеклянная,
но мир не стеклянный,
но я не стеклянная.
И все остается таким же,
как было вчера.
А стену разбить невозможно,
а себя разбивать жалко.
 

1995г.

«Люди – ангелы, что ли?..»

 
Люди – ангелы, что ли?
Все мы поймем не скоро,
как без обиды и боли
оставить глупые споры.
 
 
Вчера за окном – путь,
позавчера – новость,
мне не за что упрекнуть
вечную эту повесть.
 
 
Первый утренний луч.
Я без слов ему верю.
А вопрос, будто ключ
ищет ответ, как двери.
 
 
Знающий наперед
знает, хоть люди не боги:
вопрос лишь вопрос найдет,
меняясь сам по дороге.
 

1995г.

«Холодной осенней ночью…»

 
Холодной осенней ночью
мимо светящихся окон
закрытого гастронома
бродит голодная кошка.
 
 
Холодной осенней ночью
продолжаю расти в незнакомое небо.
Предчувствую: что-то закончено.
Прислушаюсь: так еще не было.
 
 
Бродит мой взгляд в незнакомых местах
кошкой возле каждого дома,
из-под земли поднимается страх,
единый всему живому.
 
 
Струится он по прозрачным улицам,
невидимый из окна.
В нем потерялась струна —
я знала, что это сбудется.
 

1995г.

«Ты давно в мой дом, будто ангел, зван…»

 
Ты давно в мой дом, будто ангел, зван,
в мир невидимый, в двери куба,
ты войдешь и увидишь – я все строю орган,
выводя через крышу трубы.
 
 
А когда на душе вдруг – темнота, пустота,
кто-нибудь да не испугается,
и войдет, и увидит – я без чувств и креста,
и орган мой, треща, рассыпается.
 
 
Мне не нужно воды, мне не нужно врача,
мне бы звук в уцелевшем регистре —
и орган свой отстрою я сначала опять,
и распустятся новые листья.
 
 
Так все строю орган среди граней цветных,
Звук все в небо – иначе не надо!
Мне ж достаточно звука шагов твоих
и педаль придавившего взгляда.
 

1996г.

Неевклидовы дебри

 
«Не знаю»… и тишина.
Я себе не найду ответа
на вопросы без дна,
на вопросы из бездны
невключенного света.
 
 
Не могу отказать
вместо Лика Личине,
Лик Личиной душу.
Я спешу и грешу,
но грешу я по той же причине,
По которой спешу.
 
 
Тишина.
Да ну что что вы, я вовсе не злая.
Я не злая, я просто не знаю —
я лесная
страна.
 
 
В этих дебрях ничто не подскажет,
отчего так завязаны больно
узлы на душе, вместо лета.
Разрубить? Да материя та же —
до утра в небе – бездна
невключенного света.
 
 
И лесной этот бред
Не судите словами лишними,
дам ответ
Я чужими четверостишьями.
Но еще до ответа
я не знаю,
он будет ли тот
или, может, уйдет
в ту же бездну
невключенного света.
 

1996г.

«Не голубые зеркала …»

 
Не голубые зеркала —
иные файлы.
Звезда над крышами была,
она растаяла.
 
 
Звезда другая, или свет
в конце туннеля?
Надо ж зачем-то – столько лет
и дней летели.
 
 
Они ведь тоже иногда
приходят в точку.
У нас у всех одна беда —
что в одиночку.
 
 
Я песню пела – и тебе,
и просто к чаю.
Я образцовой быть судьбе
не обещаю.
 
 
И ты на собственный портрет
похож немножко.
Да будет свет! Сперва куплет,
потом обложка.
 

1996г.

«Все по местам расставила…»

 
Все по местам расставила.
Смотрю на жизнь свою – где она?
Без этого падшего ангела,
без этого даже демона.
 
 
Музыки сфер не нарушу,
из Вселенной, я вижу,
Небо послало мне душу —
редко есть души ближе.
 
 
Я на грозу с гневом,
бывает, машу руками.
А раньше спорила – с Небом,
и забывала, как камень.
 
 
А между нашими окнами
Вселенная расширяется,
Я остаюсь со строками,
Смысл которых теряется.
 
 
Старше мы стали, что ли,
сказки там же, где санки:
Вот вам теория поля:
Падший в земное, но ангел.
 

1996г.

«Осень. Облетают потолки…»

 
Осень. Облетают потолки.
Штукатурка опадает в кофе.
Грустно. Вроде мы не дураки,
А тупеем на своей Голгофе.
 
 
Но приходит Слово иногда
В виде указующего жеста.
В нем искать что пользы, что вреда.
Разве только перемену места.
 
 
А бывает – стоит сделать шаг,
(или, может, сдвинуться по фазе)…
А красиво вдруг бывает как,
если с новым шагом не погаснет.
 
 
И от пониманья далеки,
и уже, как раньше, не поется.
Осень. Облетают потолки.
Что-то все же в мире остается.
 

1996г.

«Я от себя устаа слишком рано…»

 
Я от себя устаа слишком рано
даже сама.
И сил нет встать. Но если я не встану,
Придет Зима.
 
 
И нечего с обрывками носиться —
Пора бы спеть.
Хоть песня, как покой, нам только снится.
Но хоть согреть,
 
 
Хоть лежа встать. Так много старых песен,
Но все не те.
И мир опять мне станет неизвестен
в их тесноте.
 
 
И даже петь, наверно, слишком рано.
Мы не в Раю.
Найдите мне хоть ноту – хоть и странно,
и я встаю.
 

1996г.

«По улицам без выраженной цели…»

 
По улицам без выраженной цели
бродить, молчать до глубины души,
и, когда боль свихнется от веселья,
не сбавя шаг, не пряча взгляд, не жить.
 
 
Опять сказать тебе: ну сделай чудо,
мне руку положи на лоб чуть-чуть,
чтобы теплее стало на минуту.
Но, как всегда, ответишь «не хочу».
 
 
А после, гостем в чьей-нибудь квартире,
когда сорвется боль через пальто,
ты скажешь, что мы все в каком-то мире,
который не спасет уже ничто.
 

1996г.

«Они ушли. Куда они ушли?..»

 
Они ушли. Куда они ушли?
Случайно перепутали ошибки?
А мне пришел привет с краев земли,
Где поселились золотые рыбки!..
 
 
Куда они ушли? Придет Зима.
Смотреть на снег так вредно в одиночку!
А может, это я ушла сама,
И превратилась в маленькую точку.
 
 
Вчера – так холодно, что негде было сесть.
И чай остыл, и мысли все остыли.
Меня не приняли такой, как есть.
Не приняли – а значит, отпустили!
 

1996г.

Песня Шута Горохового

 
Я – Гороховый Шут.
Гороховый Шут.
Но они не поймут,
что я Гороховый Шут.
 
 
Может быть, они скажут,
что я просто дурак,
что не знаю я даже,
что здесь делать и как.
 
 
Промолчу я в ответ,
они просто уйдут,
только разве секрет,
что я Гороховый Шут?
 
 
Я давно при дворе,
что хочу, то пою.
упражняясь в игре.
я встречаю зарю,
 
 
Нет обид на Шута
у вельмож и царя,
но уходит и та,
для которой заря.
 
 
И она не поймет,
Зачем этот труд.
На прощанье споет
ей что-нибудь Шут.
 
 
Улыбается царь,
вспыхнет ярче свеча.
Остается – как встарь.
Остается начать.
 
 
Никогда не понять,
шутовской ли тот труд.
– А зачем это знать? —
усмехается Шут.
 

1996г.

«В разгар зимы, когда вокруг ни зги…»

 
В разгар зимы, когда вокруг ни зги,
ответов не было, а только это:
– Спаси меня. От жизни, от тоски,
от дня, от ночи, от людей, от ветра!
 
 
И край Земли. И краешек руки,
протянутый над бездной недопетой.
Спасающей – от жизни, от тоски,
От дня, от ночи, от людей, от ветра.
 
 
И вот – весна. Зачем-то налегке
с руки слетаю – и теряюсь где-то.
Я здесь! Навстречу жизни и тоске,
и дню, и ночи… Городу и ветру!
 
 
Я здесь. Кругами – только до зимы,
до звездного большого океана!
Увижу там: мы будем спасены,
отогревая ледяные раны.
 
 
Прикрою от людей и от тоски,
и так до смерти – в это я поверю!
Спаси меня, когда вокруг ни зги,
от мира от всего – открытой дверью.
 

1997г.

Классикам и современникам

 
Качайся, качайся, в стакане вода!
стремись всей душой – то туда, то сюда,
бросайся на стенку – и снова назад.
Твой бес – тяготенье – во всем виноват.
 
 
Твой демон покоя тебе не дает.
Качнет – и вперед, будто рыбу об лед!
закон тяготенья сильней, чем приказ,
не будет прозренья и в следующий раз.
 
 
Качайся, качайся, в стакане вода.
Вот все, что ты можешь – сейчас и всегда.
Нет, можешь пролиться и паром взлететь,
да только решиться тебе не посметь.
 
 
От стенки до стенки – свободный полет!
и есть ощущенье, что что-то ведет.
Звезды отраженье поймать иногда…
Качайся, качайся, в стакане вода.
 
 
Звезды отраженье и лампочки свет,
и снова движенье – чужой силуэт.
Но светлые лучики детям в кровать
ты можешь, качаясь, еще посылать.
 

1998г.

Ненавидящим и обидящим мя посвящается

 
Не носите цветы на могилу мою,
и не ставьте креста – мы его не видали.
Расскажите о том, как мы с вами в бою
отличились – о, как мы друг в друга стреляли!
 
 
О, какой был огромный амфитеатр!
Как боксеры, как смертники, пробуем силы.
Вечный бой и Ваш выход! К барьеру! На старт!
Жалко, места на свете для всех не хватило.
 
 
И как стал гладиатором бывший артист,
как синхронно летели под музыку листья,
как сравнялись они – недописанный лист
и все те, что на ветках, темнея, повисли.
 
 
Как от осени бегством мы вместе спаслись,
мы – друзья по несчастью, враги по сюжету.
Как мы за руки вверх! В одиночестве вниз.
Не носите цветы – расскажите об этом.
 
 
О любви говорить – а до этого ль нам?
Нам бы день простоять, нам бы ночь продержаться.
А потом… Потом все мы окажемся «там».
Странно как-то здесь вазой с цветами остаться.
 
 
Как к могилам на «вы», а вначале – на «ты»,
как дрались мы – за веточку божьего Сада…
Потому это я подарю вам цветы:
– Заберите. Их любите вы. Мне не надо.
 

2000г.

Эзотерический спор (А.М.)

 
О значеньи важном каузала*
я тебе все время объясняла.
Этот спор едва не доказал,
что совсем не нужен каузал.
 
 
Много лет мне объясняла ты,
как нас всех преследуют чорты.
Я чортів не видела в упор,
в каузале роясь до сих пор.
 
 
вот, нашла там странное зверье.
Вроде, чёрт. Мое – или твое?
и подумала: иди ты в баню,
и живи в моем духовном плане!
 
 
Мы глотали слезы от обид,
до сих пор еще душа болит.
Все же, чтоб там черти не сказали,
лучше оставаться в каузале.
 

2001г.

* Каузал – событийный план бытия (термин А. Подводного)