Текст книги "Шнырлики-Охотники за Мечтой"

ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

НЕМНОГО О ШНЫРЛИКАХ

Нормвилль настолько ничем не примечателен, что сперва может показаться, что и живут в нём ничем не примечательные люди. Возможно, для кого-то это и так. Но и в этом потерянном во времени городке с его вязаной спицами зеленью, покатыми крышами и свеженькими старушками у фонтанов иногда случаются странные вещи..

К слову сказать, по-соседству с непрозрачными жителями Нормвилля (то есть, с нами, людьми) живут волшебные прозрачные существа – ШНЫРЛИКИ. Правда-правда! Ведь ходит же за каждым из нас тень, и ничего, не надоедает. Также и невидимые человеческому глазу шнырлики шныряют туда-сюда по чердакам и мансардам; ждут-пождут, когда мы идеей какой-нибудь загоримся, желание заветное загадаем. Куда мы – туда и они…

Многие семьи шнырликов так и мыкаются по свету со всем своим скарбом, пока не найдут подходящий для проживания дом. Конечно, в таком доме обязательно должен быть большущий чердак: со скрипучими, заросшими паутиной, дверями, хлопающими (даже в безветренную погоду) ставнями; пахнущим средневековьем подполом и старинным кованым сундуком! Сундук этот по счастливой случайности может оказаться битком набитым неисчислимыми сокровищами, о которых и не догадываются нынешние хозяева дома! Но самое главное, в этом доме непременно должны быть такие маленькие, крикливые и смешливые отпрыски непрозрачных, то есть нас– ДЕТИ! Редко случается, когда шнырлик вселяется в дом, где ими ещё не обзавелись. Нет малышей, нет и изводящих родителей ЖЕЛАНИЙ: всех этих бесчисленных «ХОЧУ» и умопомрачительных «ДАЙ»! Ведь каждый уважающий себя шнырлик караулит любое мало-мальски значимое для человека ЖЕЛАНИЕ, а лучше МЕЧТУ, выпасая их как заправский охотник, добычу!

Там, где разливается ароматное облачно желаний. всегда будут виться прозрачные шнырлики…

Глава 1

ЛОВЦЫ за МЕЧТАМИ

На чердаке – мансарде с одним окном – много интересного хлама. Посередине возвышается кованый сундук. Из сундука выглядывают рождественская гирлянда и какой-то зверь с оторванной лапой. На стене висит велосипед с покорёженным колесом; к замутнённому зеркалу притулился старенький контрабас, футляр которого живёт своей жизнью в противоположном углу. На подоконнике стоит магнитофон – «мыльница», а рядом большая жёлтая, оставшаяся от Хеллоуина тыква.

Обитателям чердака, невидимым нашему глазу шнырликам нравится лёгкое запустение, запахи потрескавшейся древесины и сухих, словно бы древних трав.

Не боясь быть обнаруженными, эти прозрачные существа цепляются за что угодно, прикрепляются к самой скользкой стене! Сейчас они рядом с вами, а уже через мгновенье болтаются на люстре вниз головами.

Хозяева дома, Марк и Розалия Глэд, то ли ленивы, то ли просто не жалуют верхние этажи. Их старшая дочь Николь панически боится мышей, а Тим ещё слишком мал, чтобы его пускали наверх. Хотя, прозрачные и непрозрачные считают чердак своим, и я даже не представляю, что будет, если люди узнают о своих необычных соседях.

Был мрачный дождливый вечер: с качающимися деревьями, жалящим холодом ветром и клонящимися к земле ивами – обычный для любого нормвилльца.

– Папа Нуч, скажи, а откуда мы появились? – спросил, приподнимаясь на локте в кровати человечек, одетый в уютную плазменную пижамку. Кроваткой ему служила коробка из-под попкорна, одна из тех, какие оставляем мы, люди, в кинотеатрах. Тонкие прозрачные ручки человечка теребили одеяло – большой носовой платок.

– Все думают, что мы, шнырлики…, – начал Тянуч, – духи или привидения. – Тянуч был уже не молод, и в его синих разбросанных по плечам волосах блестели сединки. Он продолжил. – Да, так почему-то считают те, кто хоть однажды с нами встречался, хотя мы толком никого никогда не пугали. – Он немного помолчал, и словно оправдываясь, добавил. – Как-то не приходилось.

– Просто не наводилось, да? – полюбопытствовал Скрипыш.

– О, да! К тому же наводить страхи и ужасы нам, шнырликам, строго запрещено. И с кем нас только не сравнивают!

– С монст’рами, да? – с обидой обронил сын, глядя распахнутыми глазёнками на одутловатую фигуру отца.

Малыш не выговаривал букву «Р», поэтому его речь состояла из забавной смеси картавости и «гундосости».

– Так думают непрозрачные, люди, но это совсем не так, – возразил Тянуч. – К тому же мы, милый мой Скрипышок, были всегда, – не совсем уверенно выговорил он.

– Всегда? – переспросил Скрипыш. – Как ты и мама Крутёна?

– Ну да, да ну тебя, – смутился папаша Нуч. – А произошли мы от Мечты, от Большой Голубой Мечты!

– Как от мечты? – удивился Скрипыш.

– А вот так…, – многозначно ответил отец. -Ведь раньше нас называли мечтариками! А потом…, потом это слово почему-то забылось…

От радости Скрипыш подскочил на месте, правда, ударился головой о потолок – перегородку футляра от старого контрабаса, домика, в котором все они жили.

Ему совсем не было больно, зато было весело от того, что они, прозрачные мечтарики, были всегда! Были и будут, были и будут…. И он запел:

Шныряют шнырлики в липучей темноте,

Скитаясь вечно, словно п’р-ви-де…

Ни Я, ни ТЫ, ни ОН, ни даже ТЕ…

Не сп’росят у п’розрачных: «где вы, где?»

Кишмя кишащих не найдут нигде…

К слову сказать, папаша Тянуч (по-домашнему Нуч), мамаша Крутиция, (или просто Крутёна) и их дети, Скрипыш и Гудёна обожали свой домик-футляр, разделённый деревянными перегородками из книг на три этажа. На первом была небольшая кухнонька; на втором – детская Скрипыша и Гудёны; на внутренней полочке – коллекция скрипелок и гуделок детей; в углу – сачок Гудёны для сбора мечты, а на третьем «этаже» – спальня родителей шнырликов: с двуспальной кроватью из старых книг на ластиках-ножках.

Песенка быстро кончилась, но вопросы, переполнявшие всё существо Скрипыша, всё не кончались.

– А какие это «мечты», папа Нуч? – живо поинтересовался «почемучка».

– Мечты бывают простые, на каждый день, что ли…, – объяснил отец. Поправив одеялко, он ласково провёл огромной ладонью по жёлто-неоновым волосам сына.

– Такие, как «попить и поесть»? – озадаченно спросил малыш, усаживаясь на кроватке.

– Да, самые будничные, серенькие, обычные…. Это даже не мечты, а …желания. У наших соседей Глэдов остались только такие. Разве что малыш Тим, который всё ещё видит мечты. Раньше дети придумывали себе прекрасные сияющие миры, видели нас, мечтариков, играли с ними. – Тянуч призадумался. – А теперь… Кто-то в нас больше не верит, а кто-то думает, что ему всё только приснилось. Взрослея, дети скучнеют и обо всём забывают.

– Только не Тим, – горячо зашептал Скрипыш.

Четырёхлетнему Тиму и, правда, нравились добрые прыгучие человечки, а ещё он радовался радужно-переливчатым пузырям, тем, что иногда парили над землей. Внутри каждого из них было что-то спрятано, только он никак не мог разглядеть, что. Редкие шарики мечтаний появлись тогда, когда его папа был счастлив или когда он играл на своём контрабасе. При этом лицо Марка Глэда становилось задумчивым и словно подсвечивалось изнутри.

– Эти непрозрачные вечно чего-то хотят…, – рассеянно продолжил папаша Нуч.

– А чего хотят неп’рики? – снова спросил Скрипыш, а старший шнырлик почесал темечко:

– Сначала обычную пустышку; потом – первую игрушку; затем, – игрушку последнюю. Взрослые, конечно, тоже желают: первый автомобиль, десятый автомобиль…, – вздохнул Тянуч.

– И так всю жизнь?! – не сразу поверил сын.

– О, да, Скрипыш! Запросы взрослых куда значительней и затратней! Порой они просто не знают границ. Но это ничто по сравнению с настойчивым хотеньем малыша заполучить шоколадку, или чужого, пусть облезлого мишку! Ты же знаешь, что мечта о технике у нас, мечтариков не в почете. Мы ведь сами из плазмы… и у нас…

– …Есть свои штучки, – с гордостью подхватил Скрипыш.

– Да, поэтому на эти ценнейшие в мире людей желания мы почти не обращаем внимания. Даже самое смешное желание вроде чупа-чупса у нас в большей «цене»!

– Я слышал, как неп’розрачные дети п’росят иг’рушки! Всё п’росят и п’росят!

– Для неприков, для людей, все вещи – игрушки. И все они нужны и важны, но мечты о них такие тусклые и серые… обычные, понимаешь? – Тянуч подошёл к круглому чердачному окну. – На улице целыми днями льёт дождь. У нас в Нормвилле всегда так тускло и серо как, наверное, нигде!

– И поэтому наш го’род самый скучный го’род в ми’ре?! – округлил глаза Скрипыш. Казалось, из них в такт дождю вот-вот закапают слёзки.

– Это всё потому, что коллекторы банка О. О. О. «Энерджи Мечт»…

– А кто такие эти коллекторы? – снова перебил неугомонный Скрипыш.

– Хм…. Такие же шнырлики как мы, только они отбирают у нас мечты, – Тянуч поёжился. За окном по проводам электропроводки, как по тросам фуникулёра, «катились» шнырлики-горожане. Тем временем дождь усилился. От дома к дому, раскрыв плазменные зонты, деловито перебегали прозрачные коллекторы и их агенты.– Видишь, там, на проводах… – Тянуч указал в сторону улицы. Скрипыш привстал. По верху, размахивая руками с папками и портфелями, неслась, подпрыгивая, группа шнырликов в чёрных очках и плащах. От них, балансируя, как канатоходцы на проволоке, удирала прозрачная парочка.

Тянуч вскочил, засуетился и крикнул в темноту чердака: – Срочно перепрячьте шары! Гудёна!

– Снова прятать? – откликнулся бодрый девичий голос.

– Как эти паразиты нас допекли! – буркнул Тянуч, с кряхтеньем прилепляясь к потолочной балке.

Отец семейства вспомнил о том, как ещё совсем недавно они, прозрачные человечки, конструировали свои миры из мечтаний и желаний неприков. Так же, как дети неприков конструировали свои миры из пазлов и Лего. Звучит несерьёзно, но у Тянуча было всё для строительства: даже ров с воротами и рыцарь в настоящем забрале. Было… до тех пор, пока наглый коллектор не украл у него «флюгер» – одну из немногих мечталок мистера Глэда, а без «флюгера» замок рассыпался прямо на глазах.

Но грустные размышления Тянуча прервал голосок наблюдающего за улицей Скрипыша:

– Ой! Тот, в чё’рном плаще… толкнул шны’рлёнка, и он повис на п’роводах!

– Коллекторы – наши самые главные враги, и все их боятся, Скрипелкин, – серьёзно сказал Тянуч.

– Потому, что они де’рутся? – наивно предположил Скрипыш.

– Да, то есть, нет. Если вовремя не сдать им мечту….

– Мы посинеем? Или у нас липучесть понизится?

– И это тоже. Вот раньше…

– «Расскажи, как было «раньше! Я уже во как могу! – перебил отца сынок, прыгая из кроватки на стену. Но, не успев прилепиться, сразу же съехал на пол. – П’ротивная скользкая стенка!

– Ну же, не хлюпай носом! Поздно уже, вот тебя в сон и клонит. Лучше ложись, закрывай глазки и слушай.

Скрипыш высморкался, и послушно вернувшись в свою кроватку, зажмурился.

– Когда-то наш прозрачный народ жил в гармонии, – тихо начал Тянуч. – Ведь мы, мечтарики, рождаемся для мечты людей! Мы всегда собирали и хранили мечту! Мы оберегали её даже в самые тяжёлые дни. Понимаешь, в этом призвание всей нашей жизни! – на одухотворённом лице Тянуча заиграли радужные всполохи.

– Соби'рали, даже если неп’рики забывали о ней, ну, о мечте? – быстро-быстро заморгал Скрипыш.

– Особенно тогда… Ночью мы клали под им подушку чудесные шарики, и каждый чердак светился от заключённой в нём Мечты, – внезапно грушеобразное лицо Тянуча исказилось, словно от боли. – А теперь они светятся лишь от ламп да от мигания телевизоров. Мелькание одних и тех же программ в одном и том же ритме, – он тяжело вздохнул.

– Но ведь это ужасно скучно! – зевнул Скрипыш, взбивая игольную подушечку.

– Да, ведь в нашем городе почти ничего не происходит… Ничего, кроме стычек, драк или пустой траты времени. Но и драки в Нормвилле какие-то скучные. Вот и сейчас… Погляди-ка туда! – Скрипыш снова привстал и посмотрел в окно. Из подворотни выскочила банда шнырликов и стала отчаянно лупасить по рекламному монитору! – Похоже, у подростков сдали от скуки нервы. А всё реклама. Запомни, рекламщики – наши самые главные враги, – снова вздохнул Тянуч.

– Но ты сказал, что наши главные в’раги – коллекто’ры, – удивился Скрипыш.

– Врагов много не бывает, – невесело усмехнулся Тянуч.– И эти рекламщики, да что там рекламщики, целые рекламные корпорации отнимают у нас Мечту, вовсю торгуя ею. И вот она потускнела, посерела и обмельчала, как и наш мир. К счастью, ещё остались другие, радужные мечты.

– Маленький Тим мечтает вылечить своего иг’рушечного одноухого зайца. Это ведь не обычная мечталка, да? –оживился Скрипыш.

– Ты прав, сынок. Это очень добрая радужная мечта. Малыш думает, что его зайчик заболел и мечтает о новом ушке для него. Но…, но почему ты не спишь?

– Мама с сест’рой готовы скупить для него весь магазин! – не унимался шнырлик.

– А Тим только хочет, чтобы зайцу пришили новое ухо, – продолжил Тянуч, поправляя сыну подушечку. – Он, конечно, увидит своё желание не наяву, а во сне, но всё равно когда-нибудь вспомнит о нём.

Дом Глэдов снова погрузился во мрак и тишину. Тянуч было задремал, когда его разбудил голосок Скрипыша:

– Папа Нуч, скажи, а у нас всё совсем-совсем плохо?

– С чего ты это взял? – деланно удивился отец, однако отчего-то сразу поник. – Ну, если быть плазменно-честным, то мы, шнырлики, болеем, скучаем, оттого и мечты в Магической Супнице еле светятся.

– Ведь у наших хозяев Глэдов их почти не осталось, – тяжело выдохнул он.

– А чем мы можем помочь нашим неп’рикам? – тихо-хихо спросил Скрипыш, укладываясь поудобней, на что отец лишь растерянно пожал плечами.

Как только Скрипыш заснул, Тянуч снова окликнул дочку:

– Глянь, где там у нас была мечта «о заячьем ушке»?

– Тимкина радужка, что ли? – бодро откликнулась шнырлочка.

– Его, шалуна. Дай-ка мне её, Гудёнок, – ласково попросил он. – Надо же напоминать им о мечтах.

Маленький черноволосый мальчик досматривал третий сон, когда длинная чёрная тень возникла в окне первого этажа.

– А это, чтоб у твоего зайца отросло новое ушко, – шепнул Тянуч младшему Глэду, загибая краешек его одеяла, как только что это делал своему сыну. – Даже если ты уйдёшь гулять, твоя детская мечта всегда-всегда будет ждать тебя здесь.

И Тим увидел сквозь сон, как прозрачный человечек с волосами как у Мальвины положил ему под подушку радужно-переливчатый, похожий на мыльный пузырь, шарик. Внутри шарика сидел его выздоровевший зайчик – зайчик с двумя ушами.

Но вернёмся в не самое давнее прошлое…

Молодыми Крутёна и Тянуч были заправскими Ловцами. Тогда весь Нормвилль буквально светился от радужной мечты, и мечтарики полагали, что так будет всегда. Но времена изменились. По городу поползли странные слухи об эпидемии, или ещё невесть о чём. Однако все сходились в одном – непрозрачные совсем отбились от рук и практически перестали мечтать! И куда только подевался их азарт? Куда исчезли романтика, дух приключений, соревновательность, жажда успеха, в конце концов? Сначала в это никто не верил, но постепенно слухам нашлось подтверждение.

Был ясный и тёплый день, каких раньше было много в запасе у лета, когда казалось, что и вечер будет не хуже.

Этим вечером незваный гость и ввалился в окно чердака. Трясущийся от страха шнырлик перелетел на сундук, сходу засучив рукава рубашки.

– Ты что, синеешь? – расширил глаза Тянуч, разглядывая пятнышки, лужами и озерками расползающиеся по рукам приятеля.

– Да, Нучик, именно, я синею, – пробормотал Дурнеус, так звали гостя. – Мой хозяин-аптекарь по ходу мечтой обнищал. – Ходит целыми днями, слоняется, спит себе да жрёт свои порошки. – Дурни сплюнул сквозь зубы. – За две недели ни тебе Заявмы, ни Повторёнки, я уж не говорю о Воплощёнке! Ну, чё за непры?!

– Завираешь?! – усомнился Тянуч, а его крупные уши нервно задёргались.

– Не пристать мне к этому месту! – поклялся Дурни, прикладывая пятку ко лбу, как это принято у шнырликов.

– Может, всё не так уж и плохо? – спросила Крутёна, заваривая ему чай, но её мелодичный голос прозвучал печальней и неувереннее, чем всегда. – Если быть плазменно-честной, у меня тоже есть некоторые небольшие… проблемки. – Она отвела глаза.

– Что с тобой, Крутя? – заволновался Тянуч. – Ты устала, присядь, отдохни.

– Да нет, не устала. Просто мне стало труднее прыгать, понимаешь? – Крутиция загадочно взглянула на мужа.

– У нас будет маа-ааленький шнырлик? – наивно предположил супруг, со свадьбы грезивший о потомстве.

– Будет, Нучик, обязательно будет, но не сейчас, – улыбнулась Крутёна. Вот, смотри. – Она протянула Нучу «Большую Книгу Мечтариков» и прочла: «Признаки недомечтаний: уменьшение прыгучести вплоть до её полной потери, посинение сначала пятнами…».

– Милая, читай дальше! – заторопил Нуч.

– А мне прочитай про пятна! – потребовал Дурни.

– Про пятна уж сам читай, с ними и так всё ясно, – оборвала гостя Крутёна. – Так, на чём я остановилась? А…, вот: «но главное, потеря липучести».

– Тягучести или тянучести? – пояснил Нуч и густо так покраснел, но она, погружённая в чтение, ничего не заметила, а только водила пальцем по тексту.

– Липучести, я говорю о липучести, – громко повторила мечтарочка, и прочитала дальше: «…делающая любого Ловца профнепригодным, с последующим его выходом на пенсию без содержания».

– Кстати, как у тебя с липучестью? – поинтересовался Дурни у друга.

– С чем? Ах, с этим? Да всё в порядке, – торопливо ответил Нуч, изобразив жалкое подобие улыбки.– Даже слишком в порядке. Часами могу летучей мышью висеть. – Он прилепился к стене, повис вниз головой и стал закручиваться, как кобра, выжимающая сама себя. – Мы же с тобой Ловцы.

Миссис Глэд просила мистера Глэда закрывать чердачное окно на задвижку. Только это окно потом каким-то непостижимым образом распахивалось как бы само собой. Был поздний беззвёздный вечер. Деревья загадочно подмигивали светлячками. На улице моросил дождь, и порывы нестрашного ветра сменяли друг друга. Иными словами, стояла шикарная для Нормвилля погода. Наши шнырлики любили такие вечера и оставляли окно раскрытым, чтобы не пропустить долгожданный сигнал ловли.

Скрипыш сладко спал в своей коробке из-под попкорна, а Гудёна с фиолетово-розовыми волосами, стянутыми в тугой боковой хвост, несла вахту на потолочной балке.

Неожиданно с первого этажа донёсся гнусавый голос.

– ХОЧУ! ХОЧУ!

Шнырлочка прислушалась и, играя сачком как нун-чакой, подкрутила датчик энергий.

– Николь-кап’ризуля! – прыснул Скрипыш, резво выпрыгивая из постели. Даже сквозь сон он сразу узнал голос старшей дочери Глэдов.

– Чем больше капризов, тем круче улов! – обрадовалась Гудёна.

Она сделала Скрипышу охотничий камуфляж, застёгнула пуговицы на лямках его жёлтых штанишек. Карманы шнырлика распирали скрипелки и прочая всячина, а в помытых с утра ушах красовались плазменные «подслушники». И всё-таки он был ещё маловат для такой работы.

– Щас увидишь, как я голыми «руками возьму и выловлю её мечталки! – пообещал Скрипыш.

– Не сглазь, братишка! – притворно испугалась Гудёна. – Да ладно, там обычные хотелки, а то и вовсе никчёмные пустышки…

– Смот’ри, не нака’ркай! – предупредил Скрипыш, но тут к чердачному окну серым дымком потянулись мутноватые шарики.

– Ко мне! Нет, ко мне! – наперебой закричали оба.

– ХОЧУ-ХОЧУ-ХОЧУ, – продолжало дразниться эхо.

Гудёна надела суперочки, настроила лузы. Скрипыш направил рюкзачный раструб навстречу шарикам.

– Чего, Николь? – этот резкий тембр мог принадлежать лишь Розалии Гдэд.

«Ну, где же вы, где? Она должна сказать, чего хочет, иначе ловле конец!» – подумала Гудёна, грациозно перелетая на край карниза. Там она прошлась колесом, не переставая махать сачком, как крылышками колибри. Вот уже в нём затрепетали бледные серые шарики, и шнырлочка бросила их в свой поясной кошелёк.

– Так не п’роз’рачно! Ты поймала, то есть, ты их сво’ровала! – Это были мои желанки! – моська Скрипыша изобразила жёстокое возмущение.

– Какая разница, кто их поймал? Пока это непонятное нечто, – повела плечами Гудёна, но Скрипыш уже надулся как шар. – Да возьми, ты, возьми, только не хнычь! – Девочка сунула свой трофей брату, подумав про Николь: «Хочет чего-то…, сама не знает чего». И вдруг они услыхали:

– Ты чего-то хотела? – это снова был голос миссис Глэд.

Тем временем на улице колотил дождь и усисливался ветер. Скрипыш встрепенулся, не заметив, как с его уха слетело подслушивающее устройство. А когда Николь ответила матери: «Да так, уже ничего…», он метнулся к захлопывающемуся окну и …ничего не услышал! Хлопок, и прозрачный прилип «лизуном» к стеклу. Гудёна нежно отклеила братишку от окна, вернув ему прежний вид. Именно тогда из кошелька Скрипыша и вылетели серые шарики, растворившиеся в тёплом осеннем воздухе. Гудёна как в воду глядела – все «ХОЧУ» Николь оказались пустышками, ведь за ними не последовало ни мечты, ни даже самого заурядненького желания. «Лучше ему об утере «желанок» пока не знать», – мелькнуло в голове девочки.

Так же неожиданно ветер стих, и юные ловцы распахнули окно. Дождь прошёл, а на небе зажглась первая звёздочка – яркая, как шарик заветной мечты! Скрипыш собрал все свои плазменные силёнки, и когда золотое облачко замерло рядом, прицелился, продавив кнопку пуска.

– Мои к’руче всех мечта’риковских на свете, не се’рые, п’ростые, а «радужные, золотые! – воскликнул он. Не успел Скрипыш договорить, как и это облачко рассыпалось в воздухе. Раскрыв полыхнувшие золотым ладошки, малыш увидел, как светлячки упорхнули к яркой звезде.

– Год-другой и, обещаю, ты станешь отличным крутым Ловцом! – твёрдо сказала Гудёна, провожая их взглядом. Она обняла брата, взъерошив его смешные, цыплячье-неоновые волосы. – Ну, спок но…, мой плазмик, а я ещё внизу половлю… насекомых, – прыснула шнырочка, легко выпрыгивая за окно.

И тут он, кажется, догадался, и полез в свой пустой кошелёк:

– А как же мои мечталки? А где же мои желанки?!

– Скрипышок! Где ты там залип? Быстро прыгай в кровать! – позвал сына Тянуч.

«Везёт Гудёнше, ей все как всегда сходит с «рук! И когда же я только вы’расту?» – с болью в голосе крикнул Скрипыш. Подумав немного, он утёр слёзки и забрался в свою кроватку.

Глава 2

НОРМВИЛЛЬ

Каждый день в шесть часов утра по улицам Нормвилля разносится жидкий звон единственного на всю округу колокольчика. Остальные давно заржавели от постоянной сырости. Это глухой молочник сквозь рассветный туман катит по Кленовой улице. Кстати, туман для Нормвилля, дело обычное. Городок просыпается. Закутанные в шарфы мечтарики спешат на работу. Одни едут на плечах людей, другие – на спинах собак. В их руках, сумках и рюкзачках – серые шарики желаний. Сквозь нормвильский туман они еле просвечивают, как закопчённые газовые фонари.

Но вот молочник заскрипел на велосипеде в сторону Старой Площади. На крыльце дома с высокими красивыми окнами появилась фигуристая дамочка в бигудях, между которыми пристроилась мать семейства прозрачных – Крутиция.

Фыркнув, Розалия забрала бутылочки и, хлопнув дверью, вернулась в дом. Её шнырлочка тоже вернулась, только на свой чердак.

– И когда уже ты станешь начальником? – неприятный голос миссис Глэд разнесся по всему дому: с дорогой аляповатой обивкой; заставленному мебелью и увешанному постерами «живописцев», и оттого больше похожему на декорацию, чем на дом.

– Ннне з-знаю, м-ммусик, – отозвался сонный голос её супруга.

– Я сама пойду к твоему начальнику и всё разрулю! – взвизгнула, выглянув из своего будуара, миссис Глэд, после чего дом снова погрузился в тишину.

«А ведь она пойдёт! – подумал Тянуч, как и остальные мечтарики, слышавший разговор супругов. – Пробивная, как слон!»

– Хосю уско зае! – заканючил Тим, перед глазами которого встала картинка из недавнего сна.

– Какое уско? Почему уско? – недоумевала Розалия.

– У мелкого неп’рика необычная мечталка, наша…, подподушечная, – обрадовался Скрипыш, приникая к полу. – Заявленная мечта о зайце!

– Не называй неприков неприками! – пожурила брата Гудёна, и оба мечтарика прыснули со смеху.

– Хочу новое уско зайтику! – затопал ногами Глэд младший. – Плисейте ему уско!

– У тебя и правда мечта! – улыбнулась брату Гудёна.

– Впе’рвые! П’ричём настоящая, «радужная! – обрадовался Скрипыш, наводя на мальчика раструб своего рюкзачка, но стайка золотистых пузыриков вспорхнула в дрожащий воздух.

Тут разговор людей заглушил гул пылесоса, сквозь который прорвался яростный крик Николь.

– Ну всё, предки, вы меня разбудили! – пузырьки вздрогнули и разлетелись, а Скрипыш закусил губу. – Хочу круассаны! – орала Николь из своей комнаты.

А Гудёна подумала: «Снова серенькая желанка. Эх, и давно мы не прятали под её подушкой добрые, радужные мечты!»

И снова голос Николь. – Что значит, нет круассанов? Позор тебе, папыч! Пулей лети к кондитеру! – И уже вместе с Розалией: – Сроооочно!!!

На улицу, сломя голову, выскочил мистер Глэд – небольшой человек с прилизанными волосинками на плоской лысине. В рюкзачке его мечтарика что-то слабо блеснуло. Это желание Марка, в котором, как в замутнённом магическом шаре, качнулась его собственная фигурка – в кресле начальника.

Марк с Тянучем на плече побежал к кондитеру.

Раньше семье шнырликов не приходилось особенно напрягаться, чтобы собрать отличный улов, и всё за счёт старшего Глэда.

В юности Марк Глэд мечтал стать музыкантом, день и ночь и изводя близких диким скрипом бедного инструмента.

Так уж получалось, что …когда круглое подслеповатое лицо мистера Глэда заглядывало внутрь футляра его контрабаса, всегда происходило что-нибудь необычное: то на лысину Марка плюхнулся огромный паук; в другой раз футляр оказался затянутым отвратительной лиловою паутиной; а однажды он подскочил и захлопнулся сам собой, прищемив мистеру Глэду нос! С тех пор контрабас и стоял в противоположном углу чердака, закрытый скатертью. Так у шнырликов и появился их новый домик.

Эта первая радужная мечта хозяина, мечта «стать музыкантом», долго хранилась то в Магической Супнице, то под пуховой подушкой Марка.

Она была самой ценной мечтой, оттого и оберегалась прозрачными с особой заботой, многократно перепрятываясь от коллекторов. Так продолжалось до тех пор, пока она не потускнела и не обмельчала, истончившись в обычное хобби, потому что мальчик вырос, став строительным инженером.

Второй мечтой мистера Глэда была мечта о путешествиях, но к моменту, когда он смог бы её воплотить, от неё ничего не осталось… Марк перехотел свою мечту, перемечтал что ли… И чудесные города стали очередными галочками в его блокноте, а непостижимые края и страны – чёрными штампами скучного загранпаспорта.

Была у мистера Глэда и третья, (вытекающая из второй), заветная, тайная мечта о собственном острове. Вслух он, конечно, об этом никогда никому не говорил, (поэтому она и не засчитывалась шнырликами как Заявленная). На стене кабинета Марка всегда обновлялись вырезки из газет с похожими на выкройки клочками суши: от природных тропических островов – Сейшелов, Багам и Гаваев, до искусственно насыпных, таких, как белый архипелаг в бирюзовых водах Джумейры.

А этим утром глава человечьего семейства захотел купить себе чертёжную доску и новый смычок, поэтому в Магическую Супницу опустилась пара шариков цвета асфальта: один потусклее, другой – чуть поярче.

Пока его жена и дочь застряли в бакалее, Марк встретил знакомого аптекаря и их шнырлики разговорились:

– Как ты? Больше не синеешь? – шлёпнул пяткой по пятке друга Тянуч.

– Да всё выкрутасненько! Выздоровел и ловлю удачу! – ответил Дурнеус, тряся пакетом с мечтами. – Ты-то как?

– Кхе-хм, прыгаю по-маленьку, шью, клепаю, давно не ловлю, правда, – вздохнул Тянуч.

Тянуч и правда всегда что-то починял в своей мастерской, которой служила большая (оставшаяся от хеллоуина) тыква с окошками глаз и ртом-дверцей. На внутренней окружности тыквы красовалась коллекция рюкзачков, втягивателей энергии, сачков и кошельков, а сбоку стоял стол с инструментами, проводками, колбочками, швейной машинкой и даже крохотным примусом.

– А я уж хотел было махнуться мечталками, – раздосадовался Дурни.

– А что не ловишь?

– Липучесть…, – голос Тянуча охрип.– Липучесть уже не та, только тсс об этом!

– Ошнырлеть можно! – выкатил глаза Дурни.

На самом деле Тянуч уже давно утратил свою липучесть, а то, что ему удавалось ловко приклеиваться к потолку или к стене – было всего лишь трюком. С появлением детей времени для ловли почти не осталось. Хотя о посинении и полной потере прыгучести не могло быть и речи, супруги всерьёз задумались о смене деятельности – из Ловцов – в обслугу других Ловцов. И если уж непрозрачным не суждено было как раньше мечтать, а прозрачным – как раньше ловить и собирать мечты, то с этим нужно было как-то смириться и просто жить дальше, что шнырлики и сделали.

– Чем спасаешься?! Колёсами? – в третий раз переспросил Дурнеус. Он тормошил Нуча за плечо, а тот всё не замечал, что его приятель прилепился к стеклу магазина и болтается вниз головой.

– Смотри, сам смастерил. Никто не знает, даже жена. – Тянуч показал товарищу закреплённые под манжетом присоски. – Настенные виды спорта теперь не для меня, – признался он, вытирая катящийся со лба пот.

Дурни хмыкнул, сделав сочувствующее лицо и вскочил на плечо раскланивающегося с Марком аптекаря.

Потом непрозрачный старичок заковылял по своим делам, а мистер Глэд хлопнул себя по лбу, вспомнив, что оставил пирожные у кондитера.

Шарик «с креслом…» выскочил из сумки Тянуча. Пока мечтарик его ловил, топчущийся на пороге Марк зашёл в дом, откуда через секунду донеслись: противный голос Розалии, визг Николь и оглушительный рёв Тима.

Через полчаса на улицу вывалилось семейство Глэдов в полном составе. Рядом с Марком вышагивала Розалия (с сидящей за воротничком кофты Крутицией). Весь вид миссис Глэд говорил о том, что за возвратом пирожных она проследит лично. За Розалией тащился сонный Тим, (в кармашке которого, как в капитанской рубке) стоял Скрипыш.

Шнырлик держался за пуговицу рубашки как за штурвал корабля. Впереди мелькал рыжий огонёк Николь, из клатча которой торчала фиолетово-розовая коса Гудёны. Николь держалась отдельно, ей ведь уже четырнадцать! На длинных ногах – ботинки на толстой подошве с гармошкой стильно съехавших полосатых гетров, зато юбка – короче некуда!

Девушка забежала в ювелирную лавку.

Она тряслась от брендов и цен с вереницей нулей, дрессируя вкус в «набегах» на блестящие бутики. Когда Николь примеряла украшения или одежду, в доме наступала особая звенящая тишина, ведь так не просто перемерить всё со всем в трёх раздутых от шмоток шкафах и двух комодах. Её шнырлочка Гудёна была и сама не прочь повертеться перед зеркалом, но лишь иногда… Как же Николь скандалила, выклянчивая себе обновку, или если вещь ей не подходила!

– Я их дико ХОЧУ! – воскликнула Николь, примеряя серёжки, которые так подходили к её рыжим кудрям. Не успела она произнести эти слова, как стайка серых слипшихся пузырьков устремилась в сачок Гудёны. Когда же серёжки опустились в клатчик Николь, к шнырлочке потекла и вторая порция новых, воплощённых желанок, набивая сумочку до отказа. – Мамсь, ты где? – позвала юная мисс Глэд.