Текст книги "Шнырлики-Охотники за Мечтой"

Ещё малышкой Николь поджидала мать возле примерочных, где её пичкали леденцами из красивых стеклянных баночек.

«Пусик, как тебе это платье в горошек? – вскидывала брови Розалия. – Лучше чёрный на белом или белый на чёрном? Меня не полнят крупные горошинки? Не отлынивай, я серьёзно!» «Ч-ч-чудесно, м-м-мусичек…» – лепетал Марк, а миссис Глэд хватала длиннющие чеки, обвешивала коробками мистера Глэда, а дома он зарывался в чертежи или бежал на чердак к контрабасу.

Николь была ненадолго счастлива, а хотелки с желанками как по волшебству перекочёвывали в проворный сачок Гудёны. Это было то чудесное время, когда капризная дочь Глэдов дня на два на три оставляла родных в покое. И эти дни становились выходными для её шнырлочки.

Магическая Супница была не резиновой, поэтому очень скоро все её полки и полочки оказались заставлены серым. Мастерская-тыква изнутри стала похожа на кегельбан или моментальную лотерею. На шариках только номеров не хватало… Даже на полу футлярного домика стояли коробочки, шкатулки и пудреницы Николь, набитые серым уловом. А потому всё чаще и чаще кошельки и сачки шнырликов переполняли невзрачные сферки желаний миссис Глэд и её дочери. Крохотные как бусины, и большие, как воздушные шары; слипшиеся в неразличимые, похожие на ртутные, образования, переливающиеся всеми оттенками СЕРОГО, – нет, они не были приятны или красивы, но без них не было бы вообще ничего! И прозрачные постепенно привыкли к серому цвету и к окружающей их серости…

Иногда обычку так распирало, что Гудёна или Крутиция не могли втиснуться в высокие окна дома. Случалось, приходилось звать на помощь Тянуча, и он, оправдывая своё имя, тянул, тянул и вытягивал. Желания росли и пухли, как радиоактивные поганки после дождя. И всей этой серенькой массе не хватало лишь одного – тихого радужного свечения настоящей Мечты!

А Глэды тем временем меняли машины, ужинали в дорогих ресторанах и обновляли свой причудливый дом. И им казалось, что жизнь вполне себе удалась.

Но вернёмся на улицы Нормвилля. Сейчас семейство людей прогуливается по Старой площади мимо рынка, где уже выползают занимающие места торговцы и где всегда одинаково пахнет смесью из несвежих овощей, залежалой рыбы и протухшей воды в фонтане. Раньше его вода, подсвечиваемая всеми цветами радуги, вырывалась из ручек и ртов забавных существ, сидящих на кованом дереве. С тех пор одни из них висят вниз головами, прилепившись к веткам, другие «застыли в прыжке», держась над землёй с помощью тонких креплений. Сейчас фигурки заржавели и позеленели, став похожими на лесных троллей. Везде разливается еле различимый сероватый туман, туман нормвилльской скуки.

А вот и Ловцы, целый отряд. У них такие же скучные лица и сильно потёртая экипировка. В ход идёт всё, подсмотренное у людей (охотничьЕ снаряжение всех эпох и народов).

Было бы что ловить… Но как всегда, вокруг одни лишь серенькие желания. Скука прячется в углах офисов и домов, пронизывая воздух и даже ветер. Скука застаивается в лужах и фонтанах, скатывается с крыш вместе с дождём.

Глэды проходят мимо кофейни.

На первых этажах непрозрачные с безразличными лицами попивают свой кофе. На каждом выступе и карнизе прямо над ними прозрачные с такими же лицами пьют кофе свой. А тот юный шнырлик скачет с охапкой газет по козырькам кофеен. Похоже, ему тоже всё надоело, и потому он так невнимателен: Один порыв ветра – и газеты разлетелись по всей округе. Но и люди-газетчики больше не рады своей работе. Ску-чно-то как!

Но вот в стороне мелькнул какой-то всполох. ГОЛУБАЯ МЕЧТА?! Не может быть! Это известный в городе музыкант. Он несёт в заплечном футляре скрипку и что-то напевает себе под нос. Наверное, сочинил новую симфонию или просто хорошую мелодию, вот и получилась мечта.

– Чего уставились? – огрызается сидящий на его футляре шнырлик. Тянуч с ним знаком. На ногах человечка шикарные охотничьи ботфорты, на голове яркая шляпа с пером, а через плечо перекинут плащ матадора. На боку – почти целая ковбойская верёвка-лассо, а в руках игрушечный – старенький, но всё ещё рабочий сачок для бабочек. – В вашем захолустье не видали такой необычной радужки, да?! – хвастается везунчик. Мечта, подвешенная как брелок на его кисти, качается, сияя нежным голубым светом. И манит, и манит… Он и сам немного светится изнутри, будто бы проглотил северное сияние.

На площади останавливается движение. Все пытаются разглядеть мечту, протиснуться к ней поближе. Повсюду слышен завистливый шёпот: «вот у меня была необычка, так та в три раза больше этой была». «А я тут такую радужку отхватил! А внутри ещё десять…, нет, сто таких, как эта»!

– А твой-то всё пилит на кротабасе? – бросает шнырлик Тянучу.

– На контрабасе, – поправляет его тот.

– Неважно, это же прошлый век, – человечек презрительно сплёвывает. – А у меня в заначке мечталка на енту тему… Электрокротобас, во как! Да ладно, покедова…, я побежал. – кричит он. – Но ты подумай о кротобасе, могли б махнуться мечтами.

– Серая безликая скука заражает не только взрослых, – сетует Тянуч. – Привет, Тим, – он подмигивает малышу.

– Пьивет, сныйлик! – восклицает Тим.

Тем временем Глэды проходят через сквер. Кажется, что над деревьями и цветами расстилался не туман, а та же серая нормвилльская скука.

Старушки на лавочках больше не вяжут и не болтают, а молча сидят, уставясь в рекламные щиты. Не отстают от них и их старушки прозрачные.

Впереди опять полыхает радужным.

Отвлёкшись на Тима, миссис Глэд столкнулась со странной бабкой в вывернутой наизнанку шляпе и мотоциклетных очках. Вблизи бабка оказалась вовсе не старой, да и приплясывала она совсем как девчонка.

Миссис Глэд фыркнула, а мистер Глэд пробормотал что-то типа: «п-ппростите-из-ззвините», но та, не переставая плясать, обронила в их сторону:

– Хоть обтолкайся! Кругом – море асфальта! – и понизив голос, процедила сквозь зубы. — Всё равно я доберусь до клада…

Прозрачное семейство, а больше всего Гудёну удивила не столько странная бабка, сколько её шнырлик, одетый в пиратскую треуголку, шаровары с мушкетом и зелёные ботильоны. «Флибустьер» выписывал ногами кренделя на полях хозяйкиной шляпы.

– Привет, прозрики, как улов? Сам вижу, что никак. А у нас с Дориком всё по кайфу! – похвастался человечек, когда они поравнялись, хотя его никто ни о чём не спрашивал. При этом Трак (так звали этого чудика) ловко жонглировал дивными розовато-голубыми шариками. И они засветились мягким манящим светом, какой мог исходить лишь от настоящей заветной мечты. Потому что бывшая учительница географии Дора Зельц всё ещё грезила жаждой приключений, неизведанными землями и пиратскими кладами.

А Гудёна подумала.., даже не подумала, а крикнула про себя:

«Чем мы хуже этой танцующей бабки? И почему у нас не осталось такой мечты? Может, коллекторы виноваты, или …неприки, или …мы? Неужели эта убогая серая серость и есть весь наш удел?! И что нужно сделать, чтобы Глэды снова смогли замечтать?»

Глава 3

КАРТА СО СВАЛКИ

Когда-то их уютный городок буквально купался в желаниях и мечтах. В эпоху мореплаваний многие человеческие смельчаки МЕЧТАЛИ открыть свою сказочную страну, свою Terra Incognita. Но в истории города и его дальнего побратима «Акульего Острова», расположенного в восточной части Тихого Океана, милях в шестистах от Галапагоссов, происходили вещи, замалчиваемые даже «самой правдивой» нормвильской летописью. Поговаривали, что когда-то бывший вице-губернатор города (со временем превратившийся в Генри Моргана – грозу морей и океанов) сделал остров своей резиденцией, запрятав в его тайниках свои клады. Но и прозрачные флибустьеры, вместо сундуков, набитых золотыми пиастрами и галионами, грабили необычные радужные Мечты. И негодяев в плазменных банданах стали замуровывать в башнях Пиратского форта (БАШНЕ СТРАХА и БАШНЕ УЖАСА), открывающимся путешественникам прошлого, подплывающим к восточной оконечности Острова.

Старожилы рассказывали, что раз в сто лет у его берегов появляется зловещий АКУЛИЙ ПРИЗРАК, не считающийся с законами прозрачного мира и «сеющий разруху и запустение». Но все эти байки лишь подогревали интерес к экзотическому курорту и приносили казне весомую прибыль.

Мисс Зельц – женщина с крупным мясистым носом и маленьким детским ртом жила в многоквартирном доме на окраине Нормвилля. Дом стоял прямо на пустыре – рядом с городской свалкой, и поблизости не росло ни одного деревца. Рядом с Дорой тоже никогда никого не было. Поэтому, как только она вышла на пенсию, то сразу же завела себе толстобрюхого рыжего Басю и худосочного серого Масю. Квартирка мисс Зельц ютилась на первом этаже, поэтому коты гуляли где хотели, сутками пропадая на свалке с её манящими запахами гнилья и приятным кошачьему уху шуршанием порхающих как птички, бумажек. Дора обожала котов, но ей не мог нравиться ни вид из окна, ни этот убогий дом. Однажды коты раскопали на свалке консервную банку с жёлтым клочком бумаги, оказавшимся мореходной картой, вырванной из старинной книги.

Дома Дора накапала себе и котам валерьянки и надев очки с толстыми линзами, пригляделась к карте. Один из островов в восточной части Тихого океана неподалёку от Галапагоссов был помечен жирным красным крестом. Как же затряслись руки пенсионерки, когда рядом с ним она разглядела каллиграфически прорисованное изображение двух башен и какого-то ящика на цепях.

– Да это же ТОТ САМЫЙ КЛАД! – лицо мисс Зельц помолодело, став пунцовей пиона, а седые пряди дерзко выбились из пучка.

Я бредила большим барьерным рифом,

Сейшелами, Там-та-рам, Тенерифом!

Всю жизнь недоедала и копила!

На кон я всё поставила, что было!

– запела Дора. – «Наверняка Акулы лучше детей, и я непременно найду свой клад, чего бы это ни стоило!» – решила она.

После случая со взорванной у доски петардой мисс Зельц на дух не переносила детей, ни днём ни ночью не расставаясь со слуховым аппаратом. Дора никогда не покидала Нормвилля, и, тем не менее, она живо представила себя в колониальной пробковой шляпе, светлых бриджах и ботинках а ля Индиана Джонс, раскапывающей раскалённый песок.

Но Доре повезло, и она переехала. Новое жилище на Кленовой улице было серым и морщинистым, как старый унылый слон. Внутренняя отделка дома оказалась под стать внешней – с дырами в стенах и колченогой потёртой мебелью. Но после клетушки с видом на свалку эта хибара показалась женщине заветным пристанищем. На всю свою пенсию Дора скупала карты: географические, климатические, мореходные и все существующие глобусы. И она закрыла дыры в стенах этими картами, водрузила глобусы на всех шкафах и столах, украсив ими свой серый дом, как дикие племена украшали жилища черепами побеждённых воинов, а самый маленький глобус вынесла котам на терраску. Полосато-рыжий толстяк тронул лапой Европу, а серый дохляк преданно лизнул Индию.

Но вернёмся немного назад.

После переезда на Кленовую улицу дорина мечта об Акульем острове стала сереть и гаснуть, пока не ушла на второй план. Ну, кому из прозрачных это могло понравиться? Вот и её шнырлик Трак всё чаще синел и кашлял, иными словами, жилось ему плохо, потому как ловить стало нечего!

Орали коты. Дора лежала на кровати со льдом на лбу. Трак бездельничал, сидя на люстре, которую по очереди раскачивали лапами то Бася, то Мася.

– Эх, совсем ничего не хочется. Может быть, посидеть? – вздохнула Дора, откладывая грелку в сторону.

– Ну, посиди, – угрюмо буркнул Трак, не переставая качаться на люстре.

– А может быть, походить? – вслух произнесла мисс Зельц.

– Ну, походи. – Трак не хотел спорить с непрозрачной, которая всё равно не могла его ни видеть, ни слышать.

Дора поднялась и стала ходить как зомби взад и вперёд по комнате. Так же внезапно она остановилась.

– Пойти что ль, котов покормить?

– Да покорми! – терял терпение шнырлик. – Нет, я её когда-нибудь вырублю….

– Мася, Бася! – мисс Зельц поспешила на кухню. Оба кота поплелись за ней, но даже не взглянули на предложенную им аппетитную рыбку. – Выходит, уже кормила! Нет, надо всё-таки полежать! – заключила Дора, снова засеменив в свою комнату.

– Тебе надо, ты и лежи! – возмутился Трак.

– А можно и почитать, – Дора плюхнулась на диван и зарылась в газету, но тут же поднесла её к лицу. – Только я уж не та, глазы, как у крота.

– О! силы тьмы. На! Читай! – Трак превратился в огромную лупу, сквозь которую отчётливо проступила полоса газетного текста.

Какое везенье,

Случилось прозренье!

Если и дальше так будет везти,

Счастливый билетик смогу заг-рес-ти!

– обрадовалась пенсионерка, вглядываясь в снимки тропического рая. – О! Как же Я МЕЧТАЮ нарыть, отрыть, открыть тот самый КЛАД – КЛАД АКУЛЬЕГО ОСТРОВА! – И радужные пузырики необычной мечты стали виться, закручиваться, подтягиваться от Доры к Траку. – А вот с этого места, поподробней, – взмолился шнырлик.

Канары, Сейшелы,

Мальдивы, Багамы!

Копила на дело

И не-до-е-дала!

– промурлыкала Дора. Тут по радио объявили:

«Именно в эту минуту разыгрывается тур на Акулий Остров – Остров Вашей Мечты…»

– Моей мечты! – загорелась Дора. – Похоже, сегодня день «сбычи мечт»!

– Твоя мечта – моя мечта. А день «сбычи» – не сегодня, но очень скоро! Давай двигай булками, дуй покупать лотерейный… – скомандовал шнырлик.

– Пойти, что ль купить? – саму себя спросила мисс Зельц. – Болтают, что около этого Острова водится дикий и жуткий акулий призрак – а я его страшная фанатка! – Хромая, она доковыляла до зеркала, рассеянно в него посмотревшись.

– Что страшная, это точно. А не водился, так заведётся! – Трак примерил латексную маску Акульего Призрака, купленную по случаю на блошином рынке и тоже посмотрел в зеркало.

Да, его внешность, конечно, могла быть и поужасней! Ну, что это за ученическая сутулость? А эти глазки-бусинки, как у варёной креветки? «Надо поработать над образом, – решил он. – Пугать, так по-крупному! Недаром призраки прошлого пахали, как проклятые, не то, что нынешние лодыри! А ведь среди моих предков, говорят, были настоящие призраки! Жаль, что бряцать цепями и стонать в полнолуние нынче не модно!»

– Эх, была не была, тонула-плавала! А выкуплю-ка я все билеты, – воскликнула Дора. – Если у баушки хватит пензии!

– Не надо все! Купи один – подскажу какой, – урезонивал Дору призрак.

– Что-то мне подсказывает…

– И не что-то, а кто-то…

– Что именно сегодня я ухвачу удачу за хвост! – счастливая мисс Зельц приладила к уху пуговку слухового аппарата.

– Так хватай же!

– Кто это сказал? – обомлела пенсионерка, впервые услышав этот странный хрипловатый голос.

– Эхо!

– А, эхо… Как эхо?! – Дора присела, думая, что садится на табуретку, но рухнула на пол. Охая, она поднялась, осмотрелась, перекрестилась.

– Эхо, не эхо…, давай, бабуленция, выдвигайся из дома! – подгонял Трак, перепрыгивая на её плечо.

Географичку от этого так передёрнуло, что слуховой аппарат сначала отлетел и шлёпнулся в кошачью миску; потом поднялся над полом и плавно спланировал в карман дориного жилета.

– Это всё ты, гнусный призрак?! Ты?! – брови пенсионерки сомкнулись, пучок размотался. —

– Довольствуйся аудио-версией… – хмыкнул Призрак.

– Ась? Ну, ничего не слышу…, – географичка снова вставила в ухо чёрную пуговку.

– Да голосом же.

– Выходит, ты и есть тот самый ужасный Акулий Призрак?

– Да, и я, Дикий и ужасный Трак-Акулий Призрак, помогу тебе выиграть тур на Акулий Остров! – он произвёл какие-то странные магические пассы, и у ног Доры расстелилась красная ковровая дорожка. Затем, превратившись в джинна в изумрудном клобуке и плаще, Трак стал посыпать дорожку золотом с самоцветами. – И весь мир будет у наших ног!

– У моих! – уточнила Дора, сгребая драгоценности в одну кучу.

– У наших ног! – еле слышно проговорил коварный шнырлик, а самоцветы рассыпались рыбными костями и сухим кошачьим кормом. Эх, жаль-то как…

– Вот где спрятаны настоящие драгоценности! – Дора ткнула указкой в свой заветный остров.

И ведь именно после этого разговора Траку стали лезть в голову мысли о небольшой провокации или даже мечтазаимствовании, а может, даже о небольшом сухопутном пиратстве. Эти понятия были давно подзабыты Нормвиллем и его скучными обитателями, и «освежить» их короткую память мог только он, Избранный – настоящий «АКУЛИЙ ПРИЗРАК»!

Глава 4

Скучный Сочельник

В тот вечер за окном, как и полагается, падал мягкий неслышный снег. В гостиной Глэдов было тепло, светло и уютно. Посередине красовалась огромная ёлка, до макушки увешанная сверкающими шарами и имбирным печеньем в фольге. Скрипыш с Гудёной нежились в креслицах (оставшихся от кукольного домика Николь) на разожжённом камине Глэдов, в то время как Крутёна в ярком плазменном фартучке то и дело просачивалась сквозь потолок, чтобы принести прозрачным новые вкусности.

Старшие Глэды сидели в гостиной вокруг большого стола с индюшкой и шампанским в предвкушении сюрпризов и волшебства. Под ёлкой, предоставленный самому себе, ползал Тим, пытаясь дотянуться до низко висящих сладостей и игрушек. Но вместо сладостей на его чёрный чубчик сыпалась колючая хвоя.

– А знаете, за что я так люблю Рождество? – загадочно начала миссис Глэд.

– З-з-за с-с-снег? – откликнулся мистер Глэд. – Вы только поглядите, какой с-с-с-егодня снег за окном!

– За подарки, конечно же, за подарки! – захлопала по столу Николь.

– За сбываемость мечт, вот за что, когда она, эта сбываемость повышается, и всё само собой разрешается! – хмыкнула миссис Глэд, а юные шнырлики хлопнули друг друга пяткой по пятке. – А давайте загадывать желания? – предложила Розалия, с чем все сразу же согласились, особенно сидящие на люстре шнырлики. – Начнём с самых незначительных желаний, то есть, с твоих! – сказала она, прожигая взглядом спруга. – Хотя, все твои желания: кофе, ящик, газета… «С другой стороны, о чем ещё можно мечтать, если рядом такая женщина?» – пронеслось в её голове. А мистер Глэд, воля которого сдалась ещё в конфетно-букетную фазу их отношений, пробурчал нечто невразумительное.

«Хоть с каких-нибудь, да начни!» – подумали Скрипыш и Гудёной, спешно готовясь к ловле.

Ну, папсь, скажи, о чём ты мечтаешь? – пытала отца Николь.

Ну, давай, гово’ри: «я мечтаю…», – подсказывал Марку Скрипыш.

«Я хочу…», – подбадривал Тянуч.

«Я желаю…», – настаивала Крутёна.

Но в лысеющей голове мистера Глэда не роилось ни одной мысли…

– Это диагноз, дети, – миссис Глэд всплеснула руками. – Ваш отец абсолютно не умеет мечтать!

– Не умеет! – согласилась Гудёна.

– Ну, масичек, это не совсем так, вернее, с-с-с-овсем не ттак! – заупрямился мистер Глэд.

– Колись, папыч! – загоготала Николь, и её веснушки чуть не осыпались в тарелку.

– Да всё вв-вроде бы уже есть, – пролепетал мистер Глэд.

– Может, пусик хочет купить что-нибудь Розалюсику или отправиться с муси-пусиками в какой-нибудь турюсик-отправлюсик? – продолжала атаковать миссис Глэд. – Да? Или нет?!

– Хоть се’рые со’беру! Да! Скажи «да»! Тебе что, так т’рудно? – заорал Скрипыш, перепрыгивая на плечо к Марку и приставляя к его лысине рюкзачный раструб.

– Пр-р-рости, лаппусик, чттто-то сегодня в голову ну н-ничего не лезет, а по поводу п-пут-тешествия, то ккак-нибудь в дрругой раз, – круглое лицо Марка сделалось обречённым, а длинное лицо миссис Глэд налилось гневом.

– Папик хочет открыть необитаемые земли?! – прыснула Николь, выуживая из салата самую большую креветку. Она фальшиво затянула:

Я так хочу иметь в той голубой дали

Кусочек моря и полоску дорогой земли.

А лучше островок, ну хоть Мадагас-кар,

А ещё лучше страну, пусть нет её на кар-

Те, те, те, те, те, те,

Где, где, где, где, где, где

Растут лохматые кокосы

И одна ор-хи-де-я….

– А подари-ка ты нам какой-нибудь островок типа Мадагаскара! – предложила Николь, выкладывая креветочные хвостики в виде забавной рожицы.

– Жаль, спетое не считается, – вздохнула Гудёна.

Мистер Глэд пробубнил что-то типа:

– Да, мореплавание, хм, о-очччень даже ммморские карты, насыпные ост-т-трова, да уж, гм, только я н-нне умею пл-пл-плавать! – и потом вдруг как заверещит. – Ппрости, Розззалюсик, но я не ххочу ничего поккку-пать и не хочу ни-ку-да ехать, и нннастоятельнейше прошу оссставить меня в пппокое!

– Это полный облом! – сразу обмякли шнырлики.

После этих слов лицо Марка приобрело оттенок столь невыразимого страдания, что всем членам семьи Непрозрачных стало ясно – про радужную мечту о путешествиях можно забыть. А Розалия продолжила свой допрос, переключившись с мужа на дочь:

– Недавно ты хотела пойти к Смитам на свою первую вечеринку, – сказала она.

– У меня апатия от Смитов и от их пати, – скривила губки Николь.

– Странно, я же прекрасно помню, – удивилась миссис Глэд.

– Маа…

– Может, ш-шшоппинг?

– Неа…

– Твоя мечта о вечернем платье, как у Аннет? – вскинула бровь Розалия, а Гудёна нацелила свой сачок.

– Как у Аннет?! Ну, нет! А как у всех – не хочу!

– Странно! Похоже, и у тебя исчерпались все мечты! – подытожила миссис Глэд. – Теперь моя очередь мечтать. Я ХОЧУ, я МЕЧТАЮ… – Сидящие на люстре шнырлики снова приготовились к ловле. – Я щас такого намечтаю…, – начала Розалия, и еле различимый серый шарик отделился от её головы. «Обычка…. А чего ещё от неё ждать», – подумала Крутиция, на всякий случай запрыгивая на плечо к своей хозяйке. – Я как будто бы, хм, странно, ну, ни одной мысли, я буквально ничего не хочу и ни о чём не мечтаю! – удивилась Розалия.

– Мамсь, ты часом не заболела? – заволновалась Николь, а мистер Глэд уронил на скатерть приличный кусок индюшки.

– Я совершенно здорова! – в голосе миссис Глэд засквозили стальные нотки. Марк стал ковыряться в салате, Розалия щедро солить скатерть, или мужнины брюки, или и то, и другое, но зацепилась за привязанную Тимом к стулу иллюминацию. Потом все кричали и суетились, распутывая друг друга и поднимая ёлку, а мечтарики смотрели на них сверху вниз, покачивая прозрачными головами.

Именно в то чудесное время, когда каждый дом по Кленовой улице стал похожим на огромную сияющую шкатулку, а в каждом окне зажигалось по ёлочке, именно в эти волшебные дни наступили тревожные для мечтариков времена. Просто их хозяева, впрочем, как и многие нормвилльцы, совсем перестали мечтать. Семейный котелок мечты, то есть Магическая Супница прозрачных, был совершенно пуст, и рано или поздно это должно было случиться, и это случилось – самый младший из шнырликов заболел. Вечером слабый и посиневший Скрипыш лежал в своей картонной кроватке, а папаша Нуч в пижаме и тапочках читал ему перед сном: «Настанет день, когда все собранные мечты превратят нас в волшебных летающих существ!» — в этом-то, сынок, и состоит смысл всей нашей жизни!

– А ты говорил, что смысл нашей жизни, собирать и хранить мечты, – сонно пробормотал Скрипыш.

– Собирать и сберегать, – это да, я говорил, что это наше призвание. – Тянуч был слегка обескуражен прямотой и искренностью своего младшенького. – А летать, это, ну, как же тебе сказать? Это….

– Это – наша мечта? – взволнованно спросил Скрипыш, а отец чуть не подавился от неожиданности.

– Что ты??? О чем это ты??? Нам же нельзя ме…, ме…, – заблеял отец. С трудом нащупав закладку в конце книги, Тянуч начал читать, но буквы запрыгали перед его глазами. – А теперь давай, это само, повторим правила, основные правила. Каждый прозрикдолжен их знать, потому…, потому как это правила.

– Из «Большой Книги Мечта"риков»? – подсказал Скрипыш.

А Тянуч выдохнул и продолжил:

– «Далеко не удаляться от своих чердаков, ни при каких обстоятельствах не проявляться в Мире Людей, не наводить ужасы и не магировать, и самое главное – ни за что самим не ме…, не ме…, не ме-чтать!» Ты слышал: «ни за что не ме-чтать!», – по слогам произнёс он.

– Не наводить, не маги’ровать, не п’роявляться, – ясень день, – закивал малыш. – Но, папулечка Нуч, почему нам нельзя мечтать? – недоумевал Скрипыш, моргая сонными глазёнками.

Отец закрыл его рот рукой и испуганно огляделся по сторонам. Коллекторов нигде не было видно. И вообще, кроме них двоих, на чердаке никого не было.

– Тсс!!! Скрипушка! Я же только что тебе говорил: нам, мечтарикам, нельзя мее…, мее…, ну, ты меня понял.

– Но почему??? – никак не унимался больной.

– Не знаю и знать не хочу, и тебе не позволю! Ишь, какой вопросительный: «почему»? – несколько смягчился отец. – Не мечтариковское это дело – мечтать!

– Ну, папочка Нучик, – заскулил малыш. – Я, честное плазменное, молчок!

Синие волосы Тянуча разметались, став похожими на морские водоросли. Отвернувшись от сына, он утёр со лба пот:

– Тут и секрета особого нет, – выдавил, наконец, Тянуч. – Ни секрета, ни ужаса, вот! – Вернее, нет ужаса в этом ужасе, вот ведь в чём ужас!

– Ну, пожаа-ааа-лста! – заканючил Скрипыш.

– Рановато, конечно, да ладно, – отец обречённо махнул рукой и уселся поудобней. – Когда-то прозрачные и непрозрачные жили в одном общем и добром мире! Вместе играли, учились, работали и отдыхали! Но однажды всё изменилось, и появились эти невидимые перегородки между мирами. Невидимые, ох-ох-ох, но непробиваемые.

– Но люди-то всегда «рядом! Смот’ри, па, они почти такие, как мы! Почему же я не могу под’ружиться хотя бы с ним? – Скрипыш сел на кровати и ткнул удлинившимся пальчиком на играющего с машинкой Тима. В этом не было ничего странного, потому что тела мечтариков и их конечности способны тянуться лучше любой жвачки.

– Или с ней? – человечек указал на Николь. – Или п’росто погово’рить?

Папаша Нуч провёл ладонью перед лицом девушки, но она, как ни в чём не бывало, продолжала заниматься своими делами.

– Нам нельзя говорить, нам нельзя подружиться. Сколько можно вбивать в твою прозрачную голову? – папаша Нуч шутливо постучал по жёлто-кислотной маковке своего сына. – Ведь они нас не видят!

– Не-е-е в-в-ви-дит, потому что нас не… ннне-су-ще-ству-ет?! – с трудом выговорил Скрипыш, так, словно на него обрушилось неподдельное горе.

Скрипыш открыл свои большие глаза, которые в полутьме казались ещё сиреневей, чем всегда.

А ты сам вот «разве никогда-никогда не п’роявлялся и не мечтал? – неожиданно спросил он.

– Я?! Да ты что?! – позеленел от страха Тянуч. – Сколько раз тебе говорил, что если кто-то из нас «проявится» в их непрозрачный мир, то, уж поверь своему отцу, что всё кончится очень плохо!

– У тебя всё «с’разу плохо кончается», – проворчал Скрипыш.

– Не мечтал, не проявлялся, не привлекался, и в планах не было, и в планах планов! И никто из нашего рода, из чужих, из своих, из знакомых, из знакомых знакомых, из соседей п-п-по дому, п-п-по п-парте не ме-е-е-е…, не меч…. Ну, ты меня понял. – Тянуч говорил и закручивался вокруг себя, закручивался и говорил. Наконец, он остановился, еле слышно добавив. – И ничего– живу. Спи, Скрипелкин!

– А я – МЕЧТАЮ! – признался малыш.– МЕЧТАЮ МЕЧТАТЬ, как люди! – Мечты…. А ещё я мечтаю ЛЕТАТЬ!

– Летать…, мм-ме… что?! Опять ты за своё? – возмутился папаша Нуч. – Это ж конкретная Запретка, и не непрозрачная, а наша, шнырликовская, а ты и так синий!

– А у тебя синие волосы…, – дрожащими губами прошептал Скрипыш.

– Волосы, это дозволено! – возразил отец. Он снова огляделся по сторонам. Подскочил к окну, закрыл его на задвижку, опустил жалюзи. – Если мы станем ме-е-е-ечтать, – продолжил Тянуч. – То разверзнется непреодолимо-мерзкая, безотчётно-кошмарная, дикая этой, как её, особенной дикостью, вот, Копилка Вселенского Ужаса, – Тянуч захрапел на последнем слове.

Скрипышу показалось, что у отца выросли огромные, как у оборотня, клыки, а глаза налились кровью. Его ногти превратились в загнутые страшные когти, а сквозь прозрачную кожу проросла серая клочкастая шерсть. Но вдруг отец вздрогнул и проснулся:

– …И из этой Копилки хлынут монстры, вурдалаки, призраки, и другие буки и бяки всяки, и другие твари из разных мерностей…, – заплетающимся языком продолжил Тянуч. Прокрутившись вокруг своей оси, он завязал узлом руки на спине и улёгся на стуле.

Мечтарику померещилось, что большие отцовские руки превратились в туго скрученные канаты, которые безразмерно тянутся, тянутся.

– …Миры перемешаются, и наступит ужасный хаос…, – пробормотал Тянуч, с открытым ртом захрапев прямо на стуле.

Прозрачные отдыхали, когда на подоконник вскочил молодой шнырлик в фуражке с синей кокардой. – Как? Уже? Перемешались, хлынули? – вскочил Нуч, потирая ушибленное место.

– Я уполномочен банком ООО «Энерджи Мечт», – коллектор заглянул в документ.– Папаша Крут и мамаша Нучёна и их дети Гудиш и Скрипёна не врали сдобремя, не сдали вовремя меч… ту…

– Ту…, ту или эту? – протянул Нуч, делая тайные знаки Гудёне и Скрипышу, которые вытаскивали из сундука довольно большую коробку.

– Эту-эту. Кто сказал «эту»? – Тут Нуч с Крутёной снова замигали отвлекающей иллюминацией.

– Даю вам пять, нет, три минуты, чтобы собрать и сдать мечты! – взвился коллектор, легко обнаружив подмену. – Счётчик пошёл. В тюрьме Акульего Острова ещё есть вакантные места. – Офицер надменно взглянул на мечтариков. – Короче, тащите сюда немедленно. Или мне делать обыск?

– Не надо обыск. У нас обычка, много обычки! – заверила Крутёна.

– А банку ООО «Энерджи Мечт» нужна необычка! – рявкнул коллектор.

– Крутя, неси сюда мечталки старшего Глэда – «смычок», «ноты» и «за…» и «за…»! – глухо сказал Тянуч.

– И «заячье ушко»! – подсказал из кроватки Скрипыш. – Но оно невз’рачненькое, вам не пон’равится…

– Мышью покоцанное…, – добавила Гудёна.

– К тому же оно одно!

– Ну, зачем вам оно? – хором спросили все.

– Его-то мне и надо, – плотоядно осклабился слуга закона. – Тащите всё сюда! – потребовал он.

И они отдали всё, что имели.

Но и на следующий день Скрипышку, который всё синел и синел, не стало лучше.

– Прозрачные мои, надо что-то делать! – сказала Крутиция.

– Скрипышок ещё очень слаб, – развела руками Гудёна, – а в нашем котелке ни единого шарика!

– Ловля не ладится, да и Глэды совсем отбились от рук! – воскликнул Нуч. Таких ленивых к мечтаниям созданий мы ещё не встречали!

– Что же нам делать, Нуч?! – спросила Крутиция.

– Нам нужны мечты и желания – продукты сознанья? А это можно легко устроить! – сказала Гудёна.

– Наша девочка проявится в мир непрозрачных?! – завибрировал Нуч, добавив шёпотом. – Но это же так опасно, и вообще считается преступлением!

– Именно мы, шнырлики, должны заставить этих Глэдов мечтать! – Крутиция покраснела, – То есть, сделать всё, чтобы они снова стали МЕЧТАТЬ!

– Гудёнок, обещай папе, что не сделаешь ничего плохого! – расчувствовался Нуч. Мечтарочка чмокнула в щёку отца, пообещав прилично себя вести. При этом она скрестила свои ножки, как скрещивают пальцы, врущие в глаза непрозрачные.

– Вот немного под’расту и такое забабахаю! – пробормотал Скрипыш, засыпая.

– О! Только не это! – простонал Нуч, хватаясь за свою синюю голову.